Миф о вечной любви Соболева Лариса
– Поймите, если я сейчас не свяжусь с ним…
– Его убили.
– Да, конечно, все бывает, – смысл сказанного не дошел до взволнованной Риммы Таировны. – Поймите, он потеряет много денег, страшно много, ни мне, ни вам Рудольф Тимофеевич этого не простит…
– Вы достали меня, – завизжала в трубку Олеся. – Услышьте, наконец! Руди убили! Пятнадцатого сентября. И его зама Ию тоже. Обоих длинной железной палкой… колом проткнули. Убили в доме, где жила Ия, в ее гараже. И не приставайте больше ко мне! Не звоните! Надоели!
Истерику завершили короткие гудки. Римма Таировна осторожно положила трубку на аппарат и с опаской произнесла:
– Нервная какая-то… Чего орать-то? Ну, убили, с кем не бывает… Убили… – И вдруг ее большое тело завибрировало, второй подбородок, лежавший почти на груди, мелко задрожал, она взвизгнула: – Как убили?!! Кто?!!
Она реально ощутила, как поползло вверх давление, отчего заломило в затылке, будто там пилили и ломали кость. Одной рукой бухгалтер сняла трубку, второй достала из ящика стола таблетки и терзала упаковку, которая не поддавалась, но Римма Таировна и не подумала на минутку отложить трубку, чтоб достать и выпить лекарство. Она вызвала трех первых замов Рудольфа, кроме Андрея, ведь его уволили, а зря. Сейчас Андрей пригодился бы больше других, он благоразумный, практичный, инициативный и умеет воплощать идеи в жизнь.
Шок был неописуемый, он вылился в длительную паузу, ведь новость надо осмыслить, никому не верилось, что шефа с Ией садистски проткнули «железным колом». В конце концов, не в романе живем, не в кино существуем, действительность проще и не столь беспощадна, как придуманный мир, решили мальчики единогласно и бурно.
Мелькала и такая мысль: над Риммой Таировной подшутили, жена шефа узнала об измене и выдала желаемое за действительное. Бухгалтерша с радостью простила бы эту злую шутку, лишь бы страшное слово «убийство» не оказалось правдой. А как это проверить? Один из управляющих позвонил в прокуратуру и…
Настала вторая пауза, тяжелая и безнадежная. Эту спонтанную минуту молчания тревожили, помимо скорби, и житейские вопросы, которые не произносились вслух, но волновали каждого: что с ними-то теперь будет, кто станет во главе фирмы и когда?
Бледный Борис, сидя на подоконнике, курил, часто затягиваясь. Римма Таировна плакала, ведь слезы привносят в душу относительное равновесие, оставшиеся двое управляющих сидели в креслах, низко опустив головы. И молчали, молчали… а офисные аппараты трезвонили как никогда, но их не слышали.
– А, вы в сборе… – тускло произнес невесть откуда взявшийся Андрей. Но и на его внезапное появление они никак не отреагировали, не бросили даже дежурного «здравствуй». – Я все знаю…
– Интересно, откуда? – пробубнил под нос Борис.
– Слухи, – мрачно объяснил Андрей. – Народ любит страшные истории, передает их из уст в уста…
Бог знает, что не понравилось Борису, Андрей не вложил двоякого смысла в эту фразу, а использовать устаревшие слова – привычка у него такая, любит он выделиться из общей массы. Вероятно, на Бориса повлияла давняя антипатия, и он завелся:
– Хочешь сказать, что ты расстроен?
– А ты полагаешь, я радуюсь? – кинул встречный вопрос без всякой враждебности Андрей.
– Полагаю, ты отомщен за увольнение, и, зная тебя, берусь предположить, что ты принял смерть шефа как возмездие.
– Придет же в башку такая дурь, – презрительно фыркнул Андрей, что подействовало на Бориса, как сухая ветка на пламя костра:
– Почему дурь? Почему только твоя точка зрения верна? Почему ты не даешь права другим иметь свою, отличную от твоей? Почему оскорбляешь всех высокомерием, ты кто? Ты кто такой?
Борис накачал себя достаточно, ему не сиделось на месте, он спрыгнул с подоконника и, уперев руки в бока, вздернул подбородок и вызывающе усмехнулся. У Андрея сжались кулаки и заиграли желваки на скулах.
– Мальчики! – запаниковала Римма Таировна, перестав плакать и переводя беспокойный взгляд с одного на другого. – Мальчики, не ссорьтесь, не время и не место…
– А ты никто, ноль. – Борис явно провоцировал Андрея на кулачный диалог. – Что и подтвердилось твоим увольнением. У тебя мания величия, как у всех, страдающих комплексом неполноценности…
– А в тебе говорит злоба, характерная для бездарей, – понесло и Андрея. – Я-то свой сектор содержал в идеальном состоянии, в отличие от тебя…
– Чего ты притащился сюда? Позлорадствовать?
Последняя капля переполнила чашу терпения. Андрей, несмотря на невысокий рост, бросился на высокого Бориса и умудрился повалить его на стол. Бухгалтерша завизжала, отскочив к стене с легкостью пушинки, два управляющих тоже взлетели со своих мест и замерли, не зная, что делать.
А Борис покраснел до оттенка свеклы, он не ожидал от Андрея ни ловкости, ни исполинской силы, и внезапность рождает растерянность. В первый момент он даже не сопротивлялся, а чуть позже, задыхаясь, услышал крик Риммы Таировны:
– Что вы стоите?! Они ж поубивают друг друга.
На драчунов навалились парни, и вдруг раздался спокойный мужской голос:
– Добрый день. Меня зовут Юрий Петрович Крайний, я следователь, вот мое удостоверение… А что это у вас тут, господа, происходит?
7
Вторгаться в чужой коллектив, где тебя совсем не ждут, нелегко, старожилами новое лицо воспринимается как угроза их положению и зарплате. Михайлов предупредил, что это самый неблагополучный парк, который надо кардинально обновлять, – имелись в виду не только машины.
Он показал ей три микроавтобуса, которые нуждались в диагностике, и, приказав технику принести набор инструментов, оставил Саньку одну. Обычно она переодевалась в рабочую одежду, но не здесь же, под обстрелом глаз. На ней были чистые джинсы, кожаную куртку она сняла и положила на сиденье, надела джинсовую, изрядно потертую и в застарелых пятнах, закрепила на талии льняное полотенце, услышала «Повариха» и смешок. Натянула перчатки… Ощущение было, будто она находится в непролазных джунглях, где каждый зверюга выжидает момент, когда она зазевается и ее можно будет слопать.
Санька обследовала первую машину, довольно быстро выяснила причину поломки, вторую маршрутку много дольше изучала. Когда же копалась в третьей, к ней подползли двое, наверняка подружившиеся с зеленым змием, если судить по их синюшным носам, но явно не конченые алкоголики, иначе не работали бы здесь. Длинноносый с маслеными глазками и худой, как швабра, сладко пропел:
– Это ж кто тут у нас такой?
Санька проигнорировала его, как и второго, демонстративно наклонившегося, чтоб рассмотреть ее. Но он настолько бесцеремонно это сделал, приблизив свою противную рожу, ко всему прочему, задышал черт-те чем прямо в ее лицо, что Санька вынужденно выпрямилась и сочувственно спросила:
– Тебе плохо? Вызвать врача?
– Не. Вот если б ты меня полечила…
И он выпрямился, улыбочку нацепил – типа он юморит. Санька их не боялась, конечно, они просто вызывали у нее жалость. Вот стоят два окурка, им лет – примерно как Глебу, а на них без слез смотреть нельзя. Но полагают, что оба хоть куда, смелые, остроумные.
– И меня полечи. – Длинноносый туда же. – Лаской…
– Уф… – Санька вздохнула, потом произнесла озадаченно: – Неужели я так плохо выгляжу, что вы ко мне пристаете?
Остатками мозгов «юмористы» силились понять, что она имеет в виду, посему на их физиономиях заморозились улыбки, а молчание означало: они в недоумении. Санька едва сдерживала смех. Окончательный перевод с русского на русский так и не был произведен, а свое реноме терять не хотелось, и длинноносый разрядил молчание смешком, разумеется, работая на тех, кто исподволь наблюдал за этой сценой:
– Хе-хе… Мы к тому, что такими нежными ручками не гайки закручивать надо, а другими игрушками баловаться… что ниже пояса…
Раздалось одобрительное ржание, Санька разозлилась, так бы и врезала хамам, но рукоприкладство она оставила на крайний случай, если совсем не поймут. Второй просек, что девушка зубами скрипит, и спросил:
– Че, не нравимся?
– Значит, так, господа усохшие мачо! – громко обратилась она ко всем, кто не участвовал в «знакомстве». – Пока не вижу, что в вас могло бы мне понравиться. Но если вы помоетесь, почистите зубы, побреетесь, наденете чистую одежду, то я, пожалуй, еще разок посмотрю на вас и, может быть, вылечу, если кто-то мне понравится. Но при этом неделю не пейте, иначе меня реально стошнит. И отъешьтесь, а то вдруг вы больные какие, сдохнете от счастья, что же я потом вашим женам скажу? Свободны.
После столь беспрецедентной наглости у обоих челюсти отвалились, а ржание раздалось уже в пользу Саньки – раунд она выиграла, приставалы вразвалочку отошли.
– И вот еще что! – крикнула Санька им вдогонку, те обернулись. – Эти ручки гайки закручивают крепко, ими же руководит трезвая голова. Они же умеют держать монтировку и махать ею при необходимости, так что близко подходить не советую, а то нечаянно… ну, вы поняли, да?
Дружный хохот резко оборвался, потому что к девушке шел Сам Самыч. Безусловно, она не пожаловалась на приставал, а поставила его в известность, что две машины дотянут до следующей осени, а с третьей пора распроститься.
– Сама и займись ремонтом, – сказал Михайлов.
– Ладно. С завтрашнего дня, хорошо? До свидания, Михал Михалыч… – Санька подхватила кожаную куртку и сумку, решив одеться на улице. – Спасибо вам.
– Я отвезу тебя.
– Вы?! – Его заявление смутило ее. – Я могу сама… Мне неудобно.
– В моей машине? – изумился он довольно естественно, давая понять, что принял ее «неудобно» в лоб. – Странно, мне казалось, она очень удобная. Держи ключи и подожди меня.
Когда Санька ушла, Михайлов, сунув руки в карманы брюк, оглядел гараж, там царила исключительно рабочая обстановка, его будто не видели. С трудом он налаживал работу в этом неблагополучном коллективе, а сектор ответственный, как-никак автобусы людей возят. Настоящие мастера в дефиците, имеют собственные мастерские и узкую специализацию – кто по ходовой части, кто с карбюраторами работает и так далее, Михайлову приходится брать людей по остаточному принципу, а это не дело. Но настроен он был жестко, пора с этим кончать. Он опустил голову и, не повышая тона, невыразительно сказал:
– А докажите, что вы мастера классом выше сопливой девчонки. Три автобуса стоят, пять на маршрутах, людей возите на честном слове. Зимой было три аварии, да, никто не виноват, кроме погоды, – немножко подморозило. Но вы и я знаем, почему водители не справились с управлением. Вы копались в моем вороном, но завела его она, так что не вздумайте ей вредить, я все равно узнаю.
Ответа он дожидаться не стал – еще чего, прошествовал прямо к выходу. В машине разговорился минут пять спустя, удостоив Саньку похвалы:
– Молодец, указала на место моим негодяям, я обхохотался.
– Вы умеете смеяться? – вытаращилась она.
– Конечно. Молча. Ну, говори, что тебе сказали в прокуратуре, ты же вернулась расстроенная и молчаливая.
– Мне показалось, вы сердиты…
– Конечно, я был зол. Прождал полчаса.
– Я же извинилась. И что значат полчаса по сравнению с жизнью Глеба, моей сестры и ребенка, который может не родиться? Дед… то есть следователь… не дает мне свидания с Глебом, я же не жена.
– Положим, свидание я тебе устрою, через знакомых. Что грозит Глебу, если его вину докажут?
Она тоже задала этот вопрос…
– Высшая мера, – грозно сказал дедушка следователь. – В нашем государстве она ограничивается пожизненным сроком. Нет, если адвокат постарается, то лет двадцать пять выбьет, но он должен хорошо постараться, внучка.
Как он выговорил «внучка»! Будто неприлично ругнулся. Следователю Санька не понравилась, а почему? Что она ему сделала? Когда б не тяжелейшая ситуация, пристала бы к нему, потребовала объяснить свою неприязнь. Но, услышав о сроке, который грозит Глебу, она покрылась испариной от ужаса. Если Глеб навсегда попадет в тюрьму, все равно что умрет. Жанна узнает правду, ведь скрыть не удастся, ребенка не будет, а сестре уже тридцать четыре. Может, у нее это последний шанс родить.
– Пожизненный? – повторила Санька, глядя на дедушку, отвернувшего от нее холеное лицо. – За что?
– За двойное убийство с особой жестокостью.
– Но Глеб этого не делал.
– Неужели? Откуда ты взяла?
– Глеб сказал, что он этого не делал. – Дед посмотрел на нее с жалостью. Чтоб рассеять его сомнения, Санька поднажала: – Не убивал Глеб. Он не мог, понимаете?
Ни черта он не понял! Усмехнулся, глядя на нее, как на дырявый валенок, потом, держа перед Санькой ладони, чтоб она видела их целиком и полностью, принялся загибать свои корявые пальцы с аккуратно подстриженными ногтями:
– В ночь убийства он как раз дежурил. Алиби на момент убийства у него нет. В гараже найдено полотенце с его потожировыми следами, стакан с отпечатками Нефедова, два его окурка. Недостаточно?
– Нет, – робко, но убежденно повторила Санька. А вот голос у нее срывался немножко. – Даже если вы тысячу предметов найдете и все они будут принадлежать Глебу, не он убил тех людей. Тем более женщину! Тем более так страшно!
– Женщину убийца убрал как свидетельницу, которая в ненужный час спустилась в гараж. Убрал тем, что держал в руках, то есть арматурой. Кстати, мотив у Глеба есть, он сам это признал.
– Мотив? Какой?!
– С Рудольфом Хоруженко он враждовал со школьной скамьи. Не спорю, Хоруженко с ним обошелся подло, из-за него Нефедов провел в колонии два года, Рудольф отнял у него невесту…
– Невесту? А… – вспомнила Санька. – Олеся, да? Жена этого… Хоруженко.
– Именно. Так что мотив убедительный.
– Недавно она пригласила Глеба на свидание в парк, они встречались в кафе… «Сосенки», кажется.
– Зачем пригласила?
Дед прищурил один глаз, как будто на мушку брал, а Санька опомнилась, ведь она не чаи гоняет с подружкой, поэтому решила почем зря не болтать:
– Не скажу. Вдруг вы используете мой рассказ против Глеба?
Сразу же пожалела о вылетевших словах, могла бы более корректно отказаться. Не следует торопиться, надо думать, как и что отвечать. Последствия не заставили себя ждать, дед просто надулся:
– Вон как… Тогда, внучка, прошу на выход, – и ладонью на дверь показал. – Больше нам говорить не о чем.
Раз выгоняют, надо слушаться, иначе следователь окончательно рассердится и в следующий раз в ее сторону даже не посмотрит, а Санька непременно вернется сюда. Она дошла до двери и вдруг! Санька отчетливо увидела отчаянное и растерянное лицо Глеба перед тем, как его затолкали в машину; увидела счастливое и капризное лицо сестры, придерживающей едва обозначившийся животик – как после этого уйдешь? Санька очень старалась, чтоб в ее речи не было оскорбительных нот:
– Я, конечно, для вас никто, вам на меня плевать, но за свою семью я постою. Больше некому. Вы не хотите слышать, что Глеб не виноват, значит, засадите его. И убьете сразу трех человек: Глеба, мою сестру и ребенка, которого ей сохраняют в больнице. Вам их не жалко, это же не ваша семья. А мне жалко. И я докажу, что вы не того арестовали, раз вам безразлично, что станет с нами всеми.
– И эта туда же, – вздохнул Юрий Петрович, правда, беззлобно, скорее изумленно. – Небось ни одной книжки не прочла, а указывать старшим научилась, или это от природы тебе дано?
Саньку обидели его слова. Если б она не читала, а в связи с этим не мечтала, то осталась бы дома, вышла б замуж за Сергуньку. И потекла бы серая бытовуха: Сергунька пил бы тещин самогон, изредка махал кулачками, а она не терпела б, как терпят подруги, давала бы сдачи. Не успели переспать, а он уже ее хозяином себя возомнил, покрикивал и командовал, демонстрировал свою власть над ней, которой и близко не было, но ему хотелось ее иметь. А как получить власть? Жениться. Мать с отцом его поощряли, а Санька взбунтовалась и поставила ультиматум: уезжаю, все вон с моей дороги. Книжки она читала, потому понимала, что не должно быть так паршиво, жизнь дана, чтоб радоваться, любить, работать. Но у дедушки-следователя сложилось ошибочное мнение, будто вся молодежь гнилая и тупая. Ну и пусть.
– От природы, – буркнула Санька, открывая дверь. – Извините, я вам спокойной жизни не дам. До свидания.
Михайлов, облокотившись о дверцу и подперев кулаком скулу, с интересом разглядывал заступницу, слегка завидуя ее вере, что с поставленной задачей она справится и какому-то дедушке что-то там докажет. В ее наивности чувствовалась канувшая безвозвратно в прошлое первозданность, когда люди были человечнее, с чистыми помыслами.
– Значит, убили Хоруженко, – произнес он задумчиво, для него это была новость, Наумыч не называл имена убитых.
– Не просто убили, – подхватила Санька, – его проткнули железным колом, он умирал мучительно. – Она вспомнила фото, которое показал следователь, и вздохнула: – И женщина с ним… Тело проткнули, а они жили, им было больно… Вы его знали? Этого Хоруженко?
– В той или иной степени те, кто занимается настоящим бизнесом, знают друг друга.
– А что такое настоящий бизнес?
– Крупные деньги, сделки, аферы, а то и настоящие войны. Рудольф был из породы аферистов с острыми когтями, но не клыками. Но стремился стать клыкастым. Его опасались, так как он был наглым, с ним предпочитали не иметь дел. Я не удивлен, что его убили.
– А женщину? – произнесла Санька. – Почему убийца не выбрал другой день, чтоб убить Рудольфа, когда он будет один? Почему он пришел туда, где жила женщина? Она очень красивая. Как кинозвезда.
– Рудольф в женщинах толк знал. А где их убили?
– В доме Ии, в гараже элитного дома в районе Соловушки, почему-то глубокой ночью.
– М-м! – одобрительно промычал Михайлов. – В том районе застройки элитные. Ия… Его правая рука, насколько я в курсе. Но ты верно поставила вопрос: почему убийца не подкараулил Рудольфа, когда тот был один? На него и следует искать ответ.
Въехали в автопарк, остановились под навесом, куда заезжают автомашины на перерыв, ведь погода не всегда балует, бывает, что и дождь идет, и снег, а железо нуждается в бережном отношении. Повернувшись к Михайлову, Санька робко спросила:
– Михал Михалыч, можно я буду по вечерам работать?
– А днем что собираешься делать?
По его интонации она уловила, что он не в восторге от ее просьбы, но у нее не тот случай, чтоб ретироваться назад, извиняясь за нахальную просьбу.
– Я должна помочь Глебу и сестре, для этого мне нужен день, когда все люди и службы работают. Пожалуйста, Михал Михалыч.
– А мне показалось, ты моих ощипанных орлов испугалась. Ну, ладно, я предупрежу сторожей. Это все?
Неловко было напоминать, но в общем-то он сам вызвался оказать ей помощь, и Санька опустила глаза и вымолвила:
– Вы обещали устроить свидание…
Михайлов достал из портмоне визитку, протянул ей:
– Завтра во второй половине дня позвони. – Когда она взяла карточку, не поднимая на него глаз, но и не уходя из машины, он догадался: – Что еще?
– Михал Михалыч, может, вы знаете, где живет жена Хоруженко? Не могли бы дать мне ее адрес?
– Адреса не знаю, но могу выяснить. Позвони через час.
– Спасибо, Михал Михалыч.
Так и не рискнула на него посмотреть – стыдно было: взвалила на незнакомого человека, работодателя, все свои проблемы, будто он обязан ей жизнью. А собственно, почему нет? Санька не выкинула его из машины в непогоду, разве она не заслуживает ответной благодарности?
Забравшись в машину Глеба, она сделала полукруг, разворачиваясь. Проезжая мимо иномарки Михайлова, послала ему улыбку, подумав, что он неплохой человек, недаром Глеб его уважает. Теперь у нее маршрут такой: магазин (купить фруктов), больница, дом.
За пределами таксопарка ее охватило беспокойство: пообещала следователю не давать покоя, а как осуществить сей коварный замысел? Каждое утро являться в прокуратуру и встречать его под дверью немым укором? Это не выход, еще засадит дня на три в КПЗ, доказывай потом, что не верблюд. Другая тактика нужна.
Михайлов полагает, что она верно поставила вопрос. Неверно! Есть загадки куда интереснее и значимее, например, откуда убийца знал, что в два часа ночи Рудольф будет в гараже? Но, может, он не знал вовсе? Может быть, он просто караулил его поблизости? Опять не сходится: зачем караулить в начале ночи, почему убийца не пришел на рассвете? Пока один ответ навязчиво буравит мозг: убийца пришел туда, куда нужно! Ему нужны были две жизни, а не одна.
Часть третья
ПО ПРИНЦИПУ ХАОСА
1
Майор Баталов отчитывался перед начальством, в сущности, можно было обойтись одной-единственной фразой, но краткость подобного рода не приветствуется. Поэтому он обстоятельно изложил, что сделано за последние дни, тем самым подготавливая к концовке:
– Итак, удалось выяснить, что автомобиль, на котором приехала Алевтина Малкина, простоял возле ее дома до момента взрыва, после чего сразу же уехал. Во всех таксопарках города автомобиль красно-коричневого цвета данной марки с пятеркой в номере и тонированными стеклами не числится. Есть цвет и цифра – нет тонировки, есть цвет и тонировка – нет цифры.
– Ну-ну? И что? – спросил начальник, вопрос-то решался важный. – Что следует из твоего доклада? Есть состав преступления или нет? Мы и так затянули.
Для себя Баталов все решил, а нужно, чтоб и начальнику стало ясно, в чем суть проблемы:
– Насчет состава пока ничего не могу сказать, но фонарь на крыше автомобиля меня насторожил. По логике, если есть опознавательный знак такси, то где-то машина с идентичными приметами должна числиться, а ее не существует. Отсюда простой вопрос: зачем хозяину интересующей нас машины понадобилось сделать из нее такси? Начнем с того, что ему нужно было, чтоб нечаянные свидетели утверждали: Малкова приехала на такси. До этого он приезжал к ней днем. Это наводит на мысль, что, возможно, было совершено преступление, которое тщательно спланировали.
– Все, заводим дело, – сказал начальник. – Да, а как насчет мотивов?
– Над мотивами пока не работали, – честно признался майор, – но есть уверенность, что их ни у кого не будет, как нет и такси. Предварительные опросы показали…
– Ой, – отмахнулся начальник. – Начинайте работать, и мотивы найдутся. Тряхни родственников, друзей, коллег, малознакомых… не мне тебя учить.
По пути из кабинета Баталов хлопнул лейтенанта по плечу:
– Ну, сбылась твоя мечта, тебе и флаг в руки. Но предупреждаю: дело глухое, нутром чую.
– Посмотрим, – самонадеянно заявил юноша. – Зачем же вы подводили к уголовному делу?
– Потому что все ведет именно туда. Начинаем работать.
– Какие будут задания?
– Автомобиль и его хозяин, – улыбнулся Баталов, задание-то осталось старое, просто произошел небольшой поворот в процессе работы.
Домик Хоруженко – загляденье, большой и в глубине участка, за высоченной каменной стеной, Санька видела его в щели между створками ворот и пришла в восторг. Она нашла кнопку звонка, однако к ней никто не вышел, а раздался женский голос, спросил, кто нужен. Конечно, Олеся Хоруженко. Предвидя, что сейчас начнутся расспросы: а ты кто такая, что тебе нужно, а зачем, почему? – Санька поспешно выпалила:
– Мне необходимо поговорить с ней, я по поводу ее мужа, которого убили… то есть по поводу убийства…. и Глеба Нефедова… я его родственница.
В ответ ну хоть бы что-нибудь сказала, мол, подождите или идите к черту – ничего. Санька подумала, что испортилась связь, она обнаружила динамик, постучала по нему пальцем, надавила на кнопку звонка – нет звука. Зря упомянула, что родственница Глеба, его здесь наверняка ненавидят лютой ненавистью.
– Ты от меня не отделаешься, – процедила она, расстегнув молнии карманов куртки и сунув туда руки.
Походив взад-вперед, Санька приготовилась минут пять спустя снова позвонить, потом снова, звонить будет хоть до вечера – делов-то! Вдруг что-то глухо щелкнуло, приоткрылась железная дверь в каменной ограде, голос произнес:
– Заходи.
М-да, красиво. Двор плиткой вымощен, в каменных горшках цветочки радуют глаз – петуньи и бархатцы, обалденный запах, елочки растут, травка зеленеет. И фонтан есть, и кресла стоят под навесом. Уютно. Девушка поднялась по ступенькам и открыла входную дверь.
В большой комнате, украшенной траурными лентами и бантами, Санька увидела двух женщин в черных платьях, поздоровалась. Одна отдаленно напоминала ту, что была с Глебом в парке, – черное платье и шарф стерли индивидуальные черты. Глаза у нее были заплаканы, значит, это и есть Олеся. Вторая – эффектная и холодная, но ярко выраженным негативом от нее не веяло, а интереса своего она не скрывала. Присесть Саньке не предложили, на приветствие кивнули, обе оценивали гостью, а Санька позволила им себя рассмотреть, хотя в другой раз она сделала б им замечание.
– Кем ты доводишься Глебу? – начала Олеся.
– Родная сестра его жены, – ответила Санька.
– Разве Глеб женат? – приподняла бровки Олеся.
– Да. – Кажется, вдова расстроилась, что настораживало, но Санька врать не стала: – У них гражданский брак, только это ничего не меняет. Моя сестра и Глеб ждут ребенка.
Нарочно сказала про ребенка, чтоб вдова ненароком не раскатала на чужого мужа (хоть и гражданского) свои тонкие губы. А то эти бывшие на все способны, ведь она зачем-то позвала Глеба на свидание в парк, он так и не сказал – зачем.
– Я очень рада за него, – тихо произнесла вдова.
Как будто и не рада вовсе! Санька тут же устыдилась, что плохо подумала о женщине – у нее же несчастье, а она вдове про чужое счастье долдонит. Девушка поспешно выпалила:
– Глеба подозревают в убийстве, но он не виноват.
– Я знаю.
– Знаете? – удивилась Санька.
– Да. И следователю я сказала, что Глеб не убивал, он не тот человек… он хороший, правда, Леля?
– Совершенно верно, – промурлыкала та.
Вот это другое дело! Обе сразу показались ей симпатичными, милыми. Санька, полагая, что встретит здесь понимание, осмелела и на несколько шагов приблизилась к Олесе, протарахтев взахлеб:
– Ему надо помочь, Глеб не должен сесть в тюрьму. Я была в прокуратуре, убийством вашего мужа занимается дед… Ну, что он может? Он же старый.
– Но другого не будет, – сказала Леля. – Лично мне Юрий Петрович понравился, правда, со второго взгляда.
– Тогда нужно заставить его найти убийцу, – разошлась Санька. – Он же ничего слышать не хочет. Вот если бы вы сходили и попросили… потребовали…
– Мы уже были у него, – сказала Леля ровным, бесстрастным, тоном, который наводил на мысль о том, что люди разочаровывают нас чаще, чем нам этого хотелось. – Мнение свое высказали. Что еще ты хочешь? Извини, у нас масса дел, завтра хороним Рудольфа.
Санька потопталась, не зная, с чего начать, чтоб ее не подняли на смех. Если никто не поможет, жребий влезть в убийство выпадает ей, а кто даст гарантию, что она потянет такой воз? И вдруг Санька придумала, как быть с дедом, – она заставит его работать, придумала это именно сейчас, потому не разозлилась на женщин за нежелание помочь Глебу. Да-да, им теперь не до него, он хотя бы жив и здоров, а красивого мужчины, портрет которого с траурной лентой на уголке висит на видном месте, нет и не будет уже никогда. Только живым поддержка нужна в тысячу раз больше.
– Завтра? – повторила Санька, нахмурив брови. – А женщина? Которую тогда тоже убили, ее кто хоронит?
– Муж, наверное, – пассивно сказала Олеся.
– А где он живет? – подхватила Санька.
– Не знаю, – вяло пожала плечами Олеся. – Полагаю, он жил с женой, а сейчас… Может быть, в офисе мужа знают, Рудольф собирал все сведения о подчиненных, вплоть до адресов родителей. Я принесу тебе карточку с адресом и номерами телефонов.
Олеся неторопливо, будто несла тяжесть на плечах, поднялась по лестнице и скрылась в одной из комнат, а Санька получила возможность осмотреться.
Подобные интерьеры она видела только в журналах и думала, что в жизни люди так не живут. Оказывается, живут. И наверняка привыкли к диванам и креслам, мягким подушкам на них с вышивкой, к огромным вазам и светильникам, гобеленам. Привыкли к шторам, лежащим на полу ворохом из разных по оттенкам тканей – непрактично и неразумная трата денег на лишние метры, но замысловатые драпировки здорово украсили комнату. Привыкли к люстре из граненых хрустальных шариков размером с теннисный мячик, которые беспорядочно свисали, отдаленно напоминая виноградную гроздь, а где там лампочки – попробуй найди. Должно быть, в этой красоте живется легко, здесь должны царить мир и лад, причем Олеся, без сомнения, и создала этот утонченный уют за большие деньги. При всем при том муж Олеси убегал к любовнице – почему? Что его не устраивало и в хорошенькой жене?
Наконец Санька взяла из руки Олеси карточку, вспомнив еще об одной важной детали:
– А враги? У вашего мужа должны быть враги, он же богатый.
Олеся шевельнула плечами и собралась сказать заветное слово «не знаю», тем самым отсекая дальнейшие расспросы. Однако неожиданно ее плечи замерли, глаза уставились в пустоту – она кого-то вспомнила, но вымолвила с сомнением:
– Не хотелось бы мне вредить кому бы то ни было…
– Я ж не следователь, – поспешила успокоить ее Санька. – Просто мне нужно выручить Глеба, поэтому я… мне… только не смейтесь… я хочу разобраться.
– Варгузов, – решилась произнести имя Олеся. – Полагаю, его можно отнести к врагам. Он очень зол на Руди, жаловался на него и говорил о нем гадости. Разве такой человек может быть другом? На какой почве они разошлись, мне неизвестно. В офисе ты выяснишь и его адрес. Разбирайся. Если возникнут трудности, приходи, я готова помогать, потому что не верю… правда, не верю в вину Глеба.
Санька поблагодарила и попрощалась с Олесей, по щекам которой потекли слезы, она запрокинула голову и закрыла лицо ладонями… У Саньки имелись еще вопросы, но разве сейчас время настаивать на длинной беседе?
– Я провожу тебя, – вызвалась Леля, заскользив к выходу мимо гостьи, оставляя за собой шлейф из терпких духов. Очутившись вдали от гостиной, она шепотом сказала: – Я боялась нервного срыва, когда Олеся запрокинула голову. На днях погибла наша подруга детства – в ее доме был взрыв газа, теперь вот Рудольф… Ты немножко не вовремя.
И улыбнулась. С чего бы ей, такой шикарной, одаривать своим вниманием и провожать к выходу какую-то девицу в джинсах и кожаной куртке, изрезанной молниями, будто шили ее из множества кусочков? Неловко идти в молчании, а светские беседы Санька не умеет вести, да и задача у нее другая.
– А вы знаете Глеба? – спросила она Лелю.
– Думаю, больше, чем ты.
– Значит, давно, – поняла Санька. – И как думаете, он мог?..
Рассчитывала на отрицательный ответ, который был ей необходим ввиду того, что сомнения, черт их возьми, закрадывались и в ее душу. Нет ничего хуже колебаний и неуверенности, они отравляюще действуют на сознание, приводят к отчаянию, за которым стоит глубокая безнадежность. И получила ответ:
– Глеб? Мог.
– Нет, – категорично бросила Санька.
– Да, – спокойно и со снисходительной улыбкой сказала Леля. – Если Рудольф еще раз вторгся в его жизнь и успел нагадить ему, то Глеб вполне мог рассчитаться за сегодняшние и прошлые обиды.
– А что было в прошлом?
Леля, что удивительно, охотно рассказала историю Глеба, Рудольфа и Олеси, правда, намного короче, чем Крайнему, закончив:
– Видишь ли, нельзя изводить человека бесконечно, когда-нибудь ему это надоест настолько, что он придет в неконтролируемое состояние и уничтожит недруга вместе с его подлостью.
– Короче, вы считаете, что между Глебом и Рудольфом произошел еще один конфликт, после чего Глеб подстерег…
– Да. – Леля перешла на шепот: – Мне так кажется. К тому же с годами пылкая любовь, не дойдя до точки завершения естественным путем, не проходит, она оставляет след…
– Ну уж не-ет, – протянула Санька, обрадовавшись. Суждение Лели о Глебе убивало ее, но последняя чушь про «пылкую любовь» отрезвила девушку. – Уверяю вас, Глеб любит мою сестру, только ее, я тому свидетель. И никто меня не переубедит.
– Буду рада, если ошиблась, – снова улыбнулась Леля. – Не переживай, следователю я говорила совсем другое.
Успокоила. Но кто знает, каковы на самом деле Леля, жена Рудольфа и все, с кем ей предстоит встретиться? Нужно быть осторожной, однажды произойдет встреча с убийцей, он не будет разбираться, что удалось выяснить Саньке, он просто избавится от нее.
А пока она, изучая Лелю, впилась глазами в ее лицо, вблизи оно не казалось таким красивым, как издалека. Во-первых, видны следы старения, тщательно замаскированные тональным кремом, дело не в морщинах, а в общем тонусе, в зажатых мышцах под кожей. Во-вторых, взгляд потухший, что старит дополнительно, не говоря о тонких складках, расположенных у губ со скорбно опущенными уголками. Не очень-то она счастлива при всем внешнем лоске. Но так плохо думать о Глебе… да как она посмела!
– Пора деда проведать, вдруг он соскучился, – сказала вслух Санька в машине, нажимая на педаль газа.
Подводили первый итог, разумеется, это делал Юрий Петрович, стоя перед следственной группой из трех человек:
– Итак, Хоруженко и его любовница, по совместительству старший менеджер, или его заместитель, решили уехать. Делами занимался Хоруженко лично, стало быть, основная работа Трипольской происходила в его постели. Кроме жены, об отъезде никто не знал, как я выяснил в их офисе. Этот факт дает нам право думать, что решение уехать было принято спонтанно…
– Извините, – подал голос оперативник Артур, – спонтанно – это когда поехали в чем были и бегом на поезд-самолет, а убитые нагрузились, как будто собирались в далекую тайгу на ПМЖ.
– Срочность, с какой они собрались, а также отъезд глубокой ночью наводят на мысль, что они сбегали потихоньку, – парировал Юрий Петрович. – Количество багажа и его разнообразие подсказывают: возвращаться в ближайшее время Хоруженко не планировал. Выходит, они были напуганы, значит, получили какие-то знаки, возможно, им угрожали. Но тут у нас полный вакуум. Прошу обратить внимание: ни один человек из окружения Хоруженко понятия не имеет, за что он поплатился.
– Или сознательно молчат, утаивая от следствия мотивы, – дополнил Сергиенко.
– Зачем вам мотивы, – недоуменно произнес Ванечка, тоже опер, но зелененький-презелененький, – когда есть улики, указывающие на убийцу?
Крайний смерил его отеческим взглядом, затем сел на скрипучий стул, ведь он почти все сказал, подумал с минуту, а после поделился сомнениями:
Читать бесплатно другие книги:
