Лед-15 Чайлд Линкольн
— Нисходящий поток холодного воздуха. Из инверсионного слоя.
Фарадей кивнул.
— Очень холодный арктический воздух.
— Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь. Поскольку, когда твой мамонт замерз, наверняка было лето, судя по лютикам. Но здесь, посреди зимы…
Маршалл не договорил.
Несколько мгновений все молчали, затем продолжил Чен:
— Мгновенное замерзание.
— Глубокая заморозка, — добавил Фарадей.
— И чем быстрее он замерз — скажем, на сильном ветру, — тем меньшего размера ледяные кристаллы образовались в его клетках. Если все произошло достаточно быстро, зверь вполне мог замерзнуть живым. — Маршалл посмотрел на остальных. — Как думаете, подобная глубокая заморозка может быть обратима?
Фарадей моргнул.
— В каком смысле обратима?
— Если летом образовался внезапный приток крайне холодного воздуха, не может ли точно так же случиться и приток очень теплого воздуха зимой?
Фарадей медленно кивнул.
— Теоретически.
— В таком случае что, если мы столкнулись с обратным явлением? С потоком очень теплого воздуха? Помнишь, как тепло было вечером накануне того дня, когда намечался прямой эфир?
Фарадей снова кивнул.
— Температура, вероятно, была близка к нулю Цельсия. — Маршалл снова начал расхаживать по лаборатории. — Не знаю, работала ли в хранилище холодильная установка, но, если в деле замешан твой лед-пятнадцать, это не имеет особенного значения. Вызвать массированное таяние могла и температура, близкая к точке замерзания обыкновенного льда. — Он поколебался. — Вовремя вашего похода за образцами вы заметили какие-либо признаки таяния вокруг ямы?
— Нет.
— Ну да, там, наверху, холодней из-за ледника… — Маршалл покачал головой. — Не знаю, Райт. Теория блестящая, но слишком уж притянута за уши.
Фарадей протянул ему фазовую диаграмму.
— Кристаллическая структура не лжет. Мы сами провели рентгеновское исследование льда.
Наступила тишина. Маршалл посмотрел на диаграмму, затем молча положил ее на стол.
— Если ты прав насчет обратимости явления, — медленно проговорил Фарадей, — насчет потока нагретого воздуха, то этим может объясняться кое-что еще.
— Что? — спросил Маршалл.
— То, что мы видели тогда ночью в небе.
— В смысле — странное северное сияние? Думаешь, это побочный эффект?
— Побочный эффект, — ответил Фарадей. — Или причинный фактор. А может, предвестье.
Все снова замолчали. Маршалл вспомнил слова старого шамана:
«Их гнев окрашивает небо кровью. Небеса кричат от боли».
— Что насчет крови? — спросил он. — Которую ты нашел на щепках в хранилище?
— Мы были слишком заняты анализом льда. Пока не проверяли.
Опять наступила тишина.
— Что ж, допустим, вы были заняты, — помолчав, задумчиво проговорил Маршалл. — Но все равно остаются два вопроса. Если для подобных необычных форм льда требуется большое давление или экстремальная температура, каким образом они вообще могли здесь возникнуть?
Фарадей снял очки, протер их галстуком и снова надел.
— Не знаю, — ответил он.
Несколько мгновений все трое смотрели друг на друга.
— Ты говорил, что у тебя два вопроса, — сказал Чен.
— Да. Если ваша теория верна и зверь действительно жив и на свободе, то где он сейчас?
Вопрос повис в воздухе. На этот раз никто не произнес ни слова.
29
По мере того как новость о гибели Питерса распространялась по базе «Фир», люди, почти сами того не осознавая, начали покидать свои комнаты, собираясь в более просторных помещениях уровня «В» и ища утешения в обществе себе подобных. Одни оккупировали столовую, негромко перемывая кости знакомым, припоминая всех, кто что-либо не так сделал, или возмутительно вел себя, или в чем-нибудь грубо ошибся. Другие образовали некое подобие клуба в зале оперативного центра, где пили остывший кофе, прикидывали, когда кончится вьюга, и мрачно планировали сколотить вооруженный отряд, чтобы разобраться с белым медведем, растерзавшим помощника режиссера. Унылая атмосфера этих собраний лишь усиливала ощущение безысходности в настроениях застрявших посреди ледяной пустыни людей, отрезанных от всех удобств и комфорта. Однако к вечеру, когда разговоры начали иссякать, никто все равно не хотел возвращаться в тишину своих комнат, боясь остаться наедине со своими не очень веселыми мыслями.
Эшли Дэвис подобных страхов не разделяла. Она с несчастным видом сидела за столиком в офицерской столовой, подпирая руками голову с тщательно уложенной прической и уставившись на настенные часы, забранные в металлическую решетку. Это истинный ад, решила она. Даже хуже, чем ад. Здесь воняет. Еда просто невыносима, а от ближайшего джакузи ее отделяет миллион миль. Невозможно получить даже чашку приличного кофе с бергамотом. И что хуже всего, тут тюрьма. Пока не закончится буря, она обречена торчать в этой глуши, не имея возможности делать свою блистательную карьеру. Уйти отсюда можно только пешком. «И если все это будет продолжаться и дальше, — мрачно подумала Эшли, — мне, вероятно, придется так и поступить. Уйти в снега и во тьму, как тот парень из антарктической экспедиции Скотта…» Она недавно озвучивала документальный фильм об этой потрясающей экспедиции, но не могла никак вспомнить имя того бедняги.
Как медленно идет время! День, кажется, тянется целую вечность. Она успела довести до изнеможения команду гримеров, заставив сделать ей импровизированный массаж лица, маникюр, педикюр, потом уложила прическу и загнала до полусмерти костюмершу, требуя принести то одно, то другое, то третье платье, чтобы решить, какое из них надеть к ужину. Ужин. Слишком сильно сказано. Скорее, «жратва» или «свиные помои». А общество за столами, и без того не слишком-то занимательное, сегодня вообще выглядит словно компания мертвецов. Лишь из-за того, что этот идиот Питерс по собственной глупости угодил в лапы медведю, все ведут себя так, будто наступил конец света. Все словно забыли о телезвезде, решившей от скуки разделить с ними трапезу. Душераздирающая картина. Она просто попусту тратит тут свой досуг.
Раздраженно вздохнув, Дэвис достала из сумочки от «Эрме» сигарету и щелкнула платиновой зажигалкой.
— На базе не курят, Эшли, — послышался голос Конти. — Военные правила.
Возмущенно фыркнув, Дэвис вынула изо рта сигарету, уставилась на нее, затем снова сунула в рот, глубоко затянулась и смяла длинный окурок в тарелке с застывшей кашей. Выпустив дым через нос, она посмотрела через стол на продюсера. Большую часть последнего часа она пыталась как-то воздействовать на него мольбами, угрозами, шантажом, требуя срочно отправить ее из этого ужасного места обратно в Нью-Йорк, но тщетно. «Это невозможно, — сказал Конти, — все полеты, как регулярные, так и частные, отменены на неопределенное время». Его не трогали никакие слова и посулы. Собственно, он почти не обращал на нее внимания, постоянно думая о чем-то другом. Обиженно надув губы, она откинулась на спинку стула. Даже Эмилио воспринимает ее как деталь обстановки. Невероятно.
Отодвинув стул, Дэвис встала.
— Пойду к себе в трейлер, — объявила она. — Спасибо за приятный вечер.
Конти, просматривавший свои записи, поднял взгляд.
— Если встретишь вдруг Кена Туссена, — сказал он, — пришли его ко мне. Я буду здесь или у себя.
Дэвис накинула шубу, не удостоив его ответом. Брианна, ее личная помощница, взяла свое пальто и поднялась из-за стола. В течение всего ужина она молчала, зная, что, когда Дэвис в дурном настроении, лучше ни во что не встревать.
— Ты уверена, что хочешь вернуться в свой трейлер? — спросил Конти. — Могу организовать тебе жилье здесь.
— Жилье? С общим туалетом и армейской койкой? Эмилио, дорогой, я надеюсь, ты шутишь.
Она повернулась, презрительно взмахнув полой норковой шубы.
— Но… — попытался возразить он.
— Увидимся утром. Надеюсь, к тому времени меня уже будет ждать вертолет.
Быстро шагая к двери, она заметила, что кто-то идет ей наперерез. Водитель грузовика, доставивший сюда ее трейлер. Она коротко глянула на него — довольно симпатичный, загорелый и стройный. Но цветастая гавайская рубашка его выглядела совершенно безвкусно. К тому же за щекой малого угадывался огромный ком жвачки.
— Добрый вечер, мэм, — улыбнулся он ей, кивнув Брианне. — Нас так и не представили друг другу.
«Шоферам меня и не представляют», — хмуро подумала она.
— Моя фамилия Каррадайн, если вы не слыхали. Я тоже возвращаюсь к себе в грузовик, так что пойду вместе с вами, дамы, если не возражаете.
Дэвис взглянула на помощницу, словно спрашивая: «За что это мне?»
— Знаете, мисс Дэвис, — продолжал, не смущаясь, водитель, пока они шли к главной лестнице, — я давно надеялся с вами поговорить. Когда я услышал, что мне предстоит буксировать сюда ваш трейлер, когда я понял, что мне, может, выпадет шанс пообщаться с такой особой, как вы… в общем, я сразу решил, что это счастливый случай вроде тех, о которых порой пишут в книгах. Наподобие встречи Орсона Уэллса[9] с Уильямом Рэндольфом Херстом.[10]
Дэвис посмотрела на него.
— Уильямом Рэндольфом Херстом?
— Я неверно выразился? В любом случае, надеюсь, вы не станете возражать, если я отниму у вас минуту вашего времени?
«Ты уже ее отнял», — подумала Дэвис.
— Понимаете, я не только водитель грузовика. Сезон короток — всего четыре месяца, и обычно я появляюсь здесь не так рано. Лед на озерах еще недостаточно прочен, и у меня вполне хватает времени на другие занятия. Нет, не то чтобы я постоянно в трудах, — жизнь в Кейп-Корале течет неспешно. Но одно занятие у меня определенно имеется.
Похоже, малый очень хотел, чтобы его спросили, в чем оно заключается. Дамы молча поднимались по лестнице.
— Я сценарист, — сказал он.
Дэвис уставилась на него, не в силах скрыть удивление.
— То есть я хотел сказать, что написал пока один лишь сценарий. Понимаете, я слушаю радиоспектакли, пока сижу за рулем… чтобы не думать про лед и все такое. И как-то вдруг само собой вышло, что меня увлекли пьесы Шекспира. Во всяком случае, его трагедии, с драками, с кровью. «Макбет» — моя любимая из его пьес. И я написал свою версию этой драмы. Сценарий. Только речь там не о короле, а о водителе большой машины.
Дэвис быстро шагала к выходу, стараясь убраться от Каррадайна подальше. Тот поспешно нагнал ее.
— Водитель тоже вроде король, но только он король трассы. И есть еще другой парень, такой же шофер, который завидует королю и его славе. А еще он хочет заполучить его девушку. И устраивает диверсию, ломает лед на пути соперника… понимаете, о чем я?
Они пересекли тамбур и вышли наружу. Чья-то гигантская невидимая рука тотчас же швырнула им в лица ветер и снег. Огни внешнего освещения базы едва пробивались сквозь снежные вихри, и в нескольких футах впереди почти невозможно было что-либо разглядеть. Дэвис заколебалась, вспомнив о белом медведе, убившем Питерса прямо за ограждением.
Увидев ее нерешительность, Каррадайн улыбнулся.
— Не беспокойтесь, — сказал он, поднимая рубашку и показывая огромный револьвер, заткнутый за широкий кожаный пояс. — Я никогда с ним не расстаюсь.
Вздрогнув, Дэвис плотнее запахнула шубу и пропустила Брианну вперед, предоставив ей играть роль щита, способного оградить ее от медведей и вьюги.
Они медленно пересекли каменный пятачок, временные строения вокруг которого казались призрачными в клубах снега. Дэвис опустила голову, с трудом переступая через извивы электрических кабелей, предательски прячущихся под белым покровом. Каррадайн шагал рядом, не обращая внимания на холод. Он даже не прихватил с собой парку из шкафчика в раздевалке.
— Как я уже сказал, машина короля проваливается под лед. И второй водитель становится новым королем снежных трасс.
— Хорошо-хорошо, — пробормотала Дэвис.
Господи, трейлер уже совсем рядом. Шагах, наверное, в десяти.
— Во всяком случае, это по-настоящему жестокая драма. У меня в кабине лежит ее копия. И мне хотелось бы знать, не могли бы вы взглянуть на нее, а потом со всеми вашими связями и всем таким прочим, может быть, даже порекомендовать…
Он вдруг умолк, и так внезапно, что Дэвис повернулась к нему. Потом и она услышала то же, что он, — приглушенный удар, похожий на тяжелый стук дерева по металлу, донесшийся из темноты впереди.
— Что это? — выдохнула Дэвис, бросив нервный взгляд на Брианну.
Та ответила ей таким же взглядом.
— Не знаю, — сказал Каррадайн. — Наверное то штука болтается на ветру.
Удар.
— Совсем как в сцене с привратником в «Макбете»! — воскликнул водитель. — Стук в ворота после того, как прикончили Дункана! В моем сценарии такое тоже имеется. Когда новый король трассы возвращается в Йеллоунайф, он слышит, как в его дверь стучится сын прежнего короля…
Удар.
Каррадайн рассмеялся.
— Ах, если бы Дункана мог пробудить этот стук! — процитировал он.
Удар.
Дэвис сделала еще шаг и нерешительно остановилась.
— Мне это не нравится.
— Ничего страшного. Давайте глянем.
Они снова двинулись вперед, увязая в снегу. Ветер угрюмо завывал среди построек, обжигая голые ноги красавицы и вздымая подол ее шубы. Споткнувшись о какой-то кабель, она пошатнулась, но удержалась на ногах.
Удар.
— Кажется, это позади вашего трейлера, — сказал Каррадайн.
— Тогда привяжите эту штуку как следует. При таком грохоте я не усну.
Перед ними в снежной мгле возникла громада передвижного прибежища телезвезды. Слышалось тихое гудение генератора. Каррадайн начал обходить дом на колесах с торца; распахнутая рубашка развевалась у него за спиной. В тени между трейлером и ограждением было еще темнее, и Дэвис вздрогнула, нервно облизав губы.
Удар.
И тут они увидели прямо перед собой тело, зацепленное ногами за балку, поддерживавшую балкончик. Одежда несчастного была разорвана в нескольких местах, руки безвольно свисали. Голова, находившаяся примерно на уровне их голов, под порывами ветра раз за разом ударялась о металлическую обшивку. Черты лица подвешенного скрывал толстый слой снега.
Удар.
Брианна с воплем отшатнулась.
— Он мертвый! — вскрикнула Дэвис.
Водитель быстро шагнул вперед и смахнул снег с болтавшейся перед ним головы.
— Господи! — закричала Дэвис. — Туссен!
Каррадайн вытянул руки, чтобы попробовать отцепить тело от балки, и тут глаза Туссена внезапно открылись. Он обвел всех непонимающим взглядом, затем неожиданно раскрыл рот и заорал.
Брианна без чувств осела на снег, глухо ударившись обо что-то затылком.
Туссен снова издал дикий, пронзительный вопль.
— Он играет с вами! — кричал он. — Он играет с вами! А когда закончит играть — убивает. Он убьет всех!
30
В оперативном центре стало еще многолюднее. «Последний раз, — мрачно подумал Маршалл, — здесь было столько народу лишь после того, как хранилище оказалось пустым». На том собрании царила атмосфера шока, смятения, недоверия. Сейчас же тут преобладал животный страх — настолько сильный, что Маршалл почти ощущал в воздухе его металлический привкус.
Едва он переступил порог, к нему подошли Вольф и Кари Экберг.
— Как там Туссен? — спросил Вольф.
— Сильно обморозился, у него сломана лодыжка и множество рваных ран на руках и ногах. Но жить будет. Он постоянно бредит — пришлось дать ему сильное успокоительное из военных запасов. Гонсалес соорудил нечто вроде смирительной рубашки… но, даже накачанный транквилизаторами, он пытается сопротивляться.
— Бредит? — переспросил Вольф. — О чем?
— Бормочет что-то бессвязное. Говорит, будто на него напали в лазарете, изрядно потрепали, а потом выволокли наружу.
— Кто мог на такое решиться? — выдохнула Экберг.
— Судя по словам Туссена, — ответил Маршалл, — это вообще не человек.
Вольф нахмурился.
— Чушь.
— Но кто-то ведь подвесил его, словно мясную тушу, футах в десяти над землей.
— Белый медведь вряд ли способен на что-то такое, — сказал Вольф. — К тому же такой большой зверь не мог незаметно проникнуть на базу, а потом беспрепятственно ее покинуть. Да еще с добычей. Туссен явно бредит. Кстати, что он делал в лазарете?
— Похоже, он пытался тайком снять на камеру труп Питерса.
Вольф вздрогнул, и лицо его помрачнело.
— И как, снял?
— Трудно сказать. В лазарете действительно нашли камеру, и Гонсалес со своими парнями сейчас ее обследует. Но она сильно повреждена, и запись не сохранилась. Слышен только звук. Туссен там раз за разом бормочет: «Нет, нет, нет».
— Он как-то описал нападавшего? — спросила Экберг.
— Да никак. — Маршалл помолчал, вспоминая поток бессвязных слов, вырывавшихся из горла Туссена, когда солдаты пытались его обездвижить. — Кричал, что на него накинулось что-то очень большое, размером с автомобиль.
Вольф скептически покачал головой.
— Еще он твердил, что у него очень много зубов. Небольших, но острых как бритва. И что эти зубы якобы шевелились.
Взгляд Вольфа стал еще более недоверчивым.
— Весьма сомнительно, а?
— Не знаю. Хотя раны на теле Питерса и впрямь напоминают бритвенные порезы. — Маршалл опять ненадолго умолк. — И глаза. Он все время упоминал о глазах.
Экберг содрогнулась.
— И утверждал, будто эта тварь ему что-то пела, — добавил Маршалл.
— Думаю, я услышал достаточно.
Вольф направился к двери.
— Есть кое-что еще, — крикнул вслед ему Маршалл.
Представитель телекомпании остановился, но не обернулся.
— Тело Питерса исчезло.
Маршалл и Экберг молча смотрели вслед уходящему Вольфу. Люди, разбившись на небольшие группки, о чем-то переговаривались — негромко, почти шепотом. Полную противоположность им составляла Дэвис, чьи вопли и причитания первыми взбудоражили обитателей базы и донесли до них страшную весть. Сейчас она, прячась в дальнем углу помещения, громко требовала выделить ей личную военизированную охрану.
Экберг кивнула в сторону Каррадайна, который сидел в одиночестве, потягивая из пластикового стаканчика какой-то напиток.
— Он предложил увезти всех отсюда, — сказала она.
— В смысле… в Йеллоунайф?
— Куда угодно. Подальше от базы. Он сказал, что в трейлере Эшли поместятся почти все.
— Возможно, это и неплохая мысль… если он будет смотреть на дорогу и не станет лихачить.
— Вольф не согласен. Сказал, что это слишком опасно.
— Ну… здесь пока что куда опаснее. — Маршалл внимательно оглядел собеседницу. — Вы бы уехали? Я имею в виду, если бы Каррадайну дали зеленый свет?
— Зависит от того, как поступил бы Эмилио.
— Вы ничем ему не обязаны. Кроме того, теперь мне известно, какого вы о нем мнения.
— И какого же?
— Утром вы не делали из этого тайны.
Экберг грустно улыбнулась.
— Не стану отрицать, что он та еще задница. Но таковы почти все режиссеры, с которыми мне доводилось работать. Нужно обладать непомерным тщеславием, чтобы затеять и довести до ума столь крупный и сложный проект, как документальный фильм, который способен приковать к себе внимание зрителей в лучшее телевизионное время. Кроме того, у меня контракт не просто с Конти, а со всем шоу. Так уж заведено в этом бизнесе. Я — координатор проекта и останусь им до конца.
Маршалл улыбнулся в ответ.
— Вы смелая женщина.
— Вряд ли. Просто очень честолюбивая.
Только сейчас Маршалл заметил, что рядом кто-то стоит. Подняв взгляд, он увидел наблюдавшего за ними Джереми Логана. «Может, он и ученый, — подумал Маршалл, кивая, — но никак не походит ни на одного из профессоров, которых я знал».
— Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, — сказал Логан, — однако мне хотелось бы перекинуться парой слов с доктором Маршаллом.
— Конечно. Попытаюсь пока сделать все возможное, чтобы хоть как-то успокоить людей. Увидимся позже, Эван.
Экберг ушла.
Маршалл повернулся к Логану.
— Что случилось?
— Похоже, дело серьезное. Давайте найдем какое-нибудь более уединенное место и там поговорим.
Логан кивнул в сторону выхода.
31
Чтобы попасть из оперативного центра в лабораторию Маршалла, нужно было миновать всего несколько дверей, но ему показалось, будто прошла целая вечность. Его не оставляли мысли о безвольно распростертом, растерзанном трупе Питерса и о диких бредовых стенаниях Туссена. Шагая по коридору, он с трудом сдерживался, чтобы не оглянуться через плечо.
Войдя в лабораторию, Маршалл убрал свою MIDI-клавиатуру со свободного стула и, предложив Логану сесть, тщательно закрыл дверь и сел на стол.
— Достаточно уединенное место для вас? — спросил он.
Логан огляделся вокруг.
— Сойдет. — Он немного помолчал. — Я слышал о том, что случилось. Как к этому отнеслись остальные?
— По-разному. Большинство напуганы до смерти. Некоторые на грани срыва. С одной из гримерш приключилась истерика, пришлось дать ей успокоительное. Если метель вскоре не утихнет… — Он покачал головой. — Люди не знают, чему можно верить, не понимают, что происходит… а это, наверное, тяжелее всего.
— Мне хотелось бы знать, чему верите вы. Я имею в виду — вы, ученые. У меня есть подозрение, что вы о чем-то догадываетесь… и мне нужно знать, о чем именно.
Маршалл задумчиво посмотрел на него.
— Я скажу вам, во что я не верю. Я не верю, что человек мог так растерзать Питерса. И не верю, что белый медведь мог подвесить Туссена вниз головой.
Логан закинул ногу на ногу.
— В итоге остается не так уж много версий, верно?
Маршалл заколебался. Логан уже доверился ему, рассказав о причинах своего появления здесь и о злополучной научной группе.
— У Фарадея есть теория… — сказал он.
После чего коротко описал, что говорил ему Фарадей. Об уникальных свойства льда-15, тающего при низких температурах, о возможности мгновенного замораживания зверя во льду, о том, что существует шанс, пусть и крайне малый, что зверь после этого не погиб, а лишь погрузился в некое подобие анабиоза.
Логан внимательно слушал, и Маршалл заметил, что на лице историка ни разу не промелькнуло недоверие. Когда он закончил, тот медленно кивнул.
— Все это очень интересно, — сказал он. — Но так и не дает ответа на самый важный вопрос.
— И на какой же?
Логан откинулся на спинку стула.
— Что это за существо?
— Об этом мы тоже говорили. Вы слышали что-либо об эффекте Каллисто?
Логан отрицательно мотнул головой.
— Это теория эволюционных возмущений. В соответствии с ней, когда некий биологический вид чересчур уютно себя чувствует в своей нише — когда он перестает развиваться или начинает слишком обременять экосферу, — возникает новое существо, машина убийства, цель которой состоит в том, чтобы сократить популяцию и подстегнуть эволюционные процессы. Выражаясь с точки зрения экологии — идеальное оружие, а?
— Еще одна занимательная гипотеза. Вот только как-то тяжело представить себе в этих краях взрыв популяции, который необходимо было бы ограничить.
— Не забывайте, мы говорим о местной экосфере в том виде, в каком она существовала тысячи лет назад, когда замерз этот зверь. И даже тогда, учитывая климатические условия, вряд ли требовалось слишком большое распространение вида, чтобы превысить возможности столь бесплодной среды обитания. Так или иначе, загвоздка состоит в том, что эффект Каллисто, по сути, является противоречащим себе отклонением, поскольку подобная машина убийства, разумеется, должна быть эффективной. В конце концов она неминуемо станет своим худшим врагом, ибо, убивая все сущее, оставит себя без еды.
Логан снова кивнул — еще медленнее, словно ставя на место фрагмент некоей мысленной головоломки.
— Идеальное оружие, вы сказали? Самое интересное, что я только что сам натолкнулся на точно такие же слова. Видите ли, сегодня утром я нашел блокнот одного из погибших ученых, спрятанный в комнате, где он проживал.
Слегка улыбнувшись, профессор похлопал себя по карману рубашки.
— Сегодня утром? И вы только сейчас мне об этом рассказываете?
— Я вообще не считаю, что должен вас о чем-либо извещать.
Маршалл молча махнул рукой, давая понять, что его больше ничто уже не интересует.
— Да ладно вам. На самом деле я не сразу поставил в известность вас потому, что записи эти почти так же трудно прочесть, как линейное письмо минойской эпохи. Они зашифрованы.
Маршалл нахмурился.