Дело шокированных наследников Гарднер Эрл
— Ну если это так важно, — сказал Трэгг, — я поверил ей.
— Почему же вы не сообщили мне, что она в тюрьме?
— Я сказал, что она может позвонить вам.
— И что она ответила?
— Она сказала, что это бесполезно, что она не понимает случившегося, что этот шофер Джордж Игэн является преступником, что она добровольно рассказывает нам об этих фактах для того, чтобы мы арестовали его.
— И вы это сделали?
— Не в тот вечер. На следующее утро.
— Что случилось дальше?
— В присутствии окружного прокурора Гамильтона Бергера и вас в комнате для консультаций окружной тюрьмы мы свели вместе обвиняемую и Джорджа Игэна. В ее присутствии Игэн заявил, что ранее никогда ее не видел. Обвиняемая сказала, что к ней приходил другой человек.
— Сделала ли обвиняемая еще какие-либо заявления?
— Она призналась, что приходивший к ней человек представился не Джорджем Игэном. Эта фамилия появилась в результате проверки номера автомашины, на которой он приезжал. Она пояснила, что тот человек назвался Джорджем Менэрдом.
— Вы заставили обвиняемую рассказать вам все это, заявив, что расследуете убийство, что вам нужно арестовать преступника. Вы также говорили ей, что не считаете ее виновной, что она слишком молода и порядочна для подобного преступления, что, по вашему мнению, кто-то ложно пытается обвинить ее в совершении преступления, что, если она сразу же расскажет все вам, не связываясь со мной, вы начнете расследование и все выясните. Вы сказали, что в этом случае освободите ее и она проведет ночь дома, в своей постели. Не так ли?
— Лично я этого не говорил, — улыбнулся лейтенант Трэгг, — но один из проводивших допрос полицейских в подобном плане высказывался.
— Это было в вашем присутствии и с вашего одобрения?
Поколебавшись немного, Трэгг сухо заявил:
— Это обычная практика допроса.
— Спасибо, — сказал Мейсон, — у меня все.
— Вызываю свидетеля Карсона Германа, — объявил Касвелл.
Герман оказался высоким худощавым мужчиной с побитым оспой носом, водянистыми голубыми глазами, плотно сжатыми губами и выступающими скулами. Этот человек отличался выразительной манерой ведения беседы. Он заявил, что ехал на машине по прибрежной автомагистрали в южном направлении. Находясь на отрезке дороги между Окснардом и Санта-Моникой, впереди он увидел две машины: светлого цвета «шевроле» и большой черный лимузин. Марку этого лимузина он распознать не смог.
— Заметили ли вы что-либо необычное? — спросил Касвелл.
— Когда мы приближались к повороту, черный лимузин резко подал вправо, очевидно, намереваясь…
— Не делайте своих выводов о том, что намеревался делать шофер, — перебил свидетеля Касвелл, — излагайте факты.
— Хорошо, сэр. Черный лимузин сдвинулся к правой обочине дороги.
— Что случилось дальше?
— Машина «шевроле» почти сравнялась с черной машиной, затем внезапно резко повернула и передней частью ударила в левое крыло первой машины. Шофер «шевроле» резко повернул руль влево, и теперь уже задней частью машина еще раз ударила черный лимузин.
— Вы видели, что произошло с ним?
— Нет, сэр. Я ехал близко от «шевроле». Все произошло так быстро, что я не успел посмотреть на черный лимузин. Я видел, как он завилял и сошел с дороги.
— Продолжайте. Что случилось потом?
— «Шевроле» резко свернула на боковую дорогу, которая вела в горы.
— Что сделали вы?
— Я посчитал, что за рулем пьяный водитель, и решил…
— Суд не интересует, что вы решили. Говорите о том, что вы сделали, — перебил свидетеля Касвелл.
— Я свернул за «шевроле», пытаясь догнать эту машину, чтобы зафиксировать ее номер.
— Вам это удалось?
— Я пытался, но дорога очень петляла. Я заметил две последние цифры номера — шестьдесят пять. Увидел, что дорога пустынна, я испугался. Решил развернуться при первой возможности и сообщить в полицию. Поскольку дорога была пустынна и извилиста, шофер впереди идущей машины, несомненно, понял, что я…
— Не нужно делать заключений, — прервал свидетеля судья Грейсон. — Мистер Герман, мы вас уже дважды предупреждали. Нас интересуют только факты. Что вы сделали?
— Я снизил скорость, остановился, дождался, пока не скроются огни той машины. Так как дорога петляла, свет иногда падал на ограждение дороги, и было видно, что работает одна фара.
— Что произошло дальше?
— Я ехал медленно и осторожно. Нашел место, где можно развернуться. В трехстах ярдах от поворота находится ресторан, специализирующийся на продуктах моря. Там я остановился, позвонил в дорожную патрульную полицию и сообщил об аварии. Мне сказали, что какой-то мотоциклист уже информировал о происшествии и что туда направлена специальная машина.
— Вы не вернулись на место происшествия и не посмотрели, насколько серьезно разбита машина и нет ли пострадавших?
— Нет, сэр. К сожалению, приходится признать, что я этого не сделал. Я считал, что прежде всего следует уведомить дорожную полицию. Думал, что, если кто-то серьезно ранен, из других машин заметят аварию, остановятся и окажут первую помощь.
— Можно приступать к перекрестному допросу, — заявил Касвелл.
— Вы видели впереди идущую машину достаточно хорошо, чтобы сказать, кто был за рулем — мужчина или женщина — и сколько человек находилось в ней? — спросил Мейсон.
— В машине был один человек. Мужчина или женщина — определить невозможно.
— Спасибо, — сказал Мейсон. — У меня все.
— Вызываю в качестве свидетеля Гордона Келвина, — объявил Касвелл.
Келвин неторопливо, с чувством собственного достоинства вышел вперед, принял присягу и заявил, что является мужем сестры покойной Лоретты Трент.
— Вы были в зале суда и слышали заявление обвиняемой о том, что ее убедили напечатать поддельную копию завещания?
— Да, сэр, слышал.
— Что вы можете сказать о состоянии Лоретты Трент?
— Я возражаю как против несущественного и не относящегося к делу вопроса, — заявил Мейсон.
— Если Высокий Суд позволит сказать, — мгновенно отреагировал Касвелл, — это важный имущественный вопрос. Я собираюсь показать, что история, рассказанная обвиняемой, является чистой выдумкой, потому что изготовление поддельного завещания было бесполезно. Из показаний этого свидетеля будет следовать, что покойная Лоретта Трент составила завещание много лет тому назад, передала его Гордону Келвину в запечатанном конверте, который подлежал вскрытию после ее смерти. Этот конверт был предъявлен Келвином и вскрыт в присутствии свидетелей. В конверте находилось последнее завещание Лоретты Трент. Каких-либо сомнений в этом не возникает. Поэтому любая копия завещания не будет иметь какого-либо воздействия.
— Возражение мистера Мейсона снимается, — постановил судья Грейсон.
— Я всегда был близок к сестре своей жены, — ответил свидетель. — Я старший из ее двух зятьев. Моя свояченица Лоретта Трент держала завещание в запечатанном конверте в ящике стола. Примерно четыре года назад она сказала мне об этом и попросила вскрыть конверт в случае своей смерти. После трагического случая, произошедшего в прошлую среду, понимая, что могут возникнуть вопросы о соблюдении определенной процедуры в этом деле, я связался с окружной прокуратурой и вскрыл конверт в присутствии адвоката, банкира и окружного прокурора.
— Что содержалось в конверте?
— Там находился документ, являющийся последним завещанием Лоретты Трент.
— У вас с собой этот документ?
— Да.
— Предъявите, пожалуйста.
Келвин вытащил из кармана сложенный документ.
— Вы как-нибудь обозначили документ, чтобы можно было провести его идентификацию? — спросил судья Грейсон.
— Каждая страница этого документа, — заявил Келвин, — помечена моими инициалами, а также инициалами окружного прокурора Гамильтона Бергера, банкира, который при этом присутствовал, и адвоката.
— Этого достаточно, — улыбнулся судья Грейсон. — Это, как я понимаю, ваши инициалы, написанные вами?
— Да, именно так.
Судья Грейсон внимательно рассмотрел документ, затем передал его Мейсону.
Мейсон внимательно изучил завещание.
— Я хочу, чтобы документ был приобщен к делу в качестве вещественного доказательства, — сказал Касвелл. — Поскольку это оригинал завещания, я предлагаю снять с него копию, заверить и затем использовать ее вместо оригинала в качестве вещественного доказательства.
— Возражений нет, — объявил Мейсон.
— Я хотел бы для протокола прочитать текст завещания, а затем приобщить его к делу, — сказал Касвелл. Напыщенно и торжественно он приступил к чтению:
«Я, Лоретта Трент, находясь в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что я бездетная вдова, из близких родственников у меня две сестры — Диана Бриггс и Максин Келвин, находящиеся соответственно замужем за Борингом Бриггсом и Гордоном Келвином.
Далее я заявляю, что в течение многих лет они живут вместе со мной в одном доме, что я очень привязана к своим зятьям, они мне, как родные братья. Я люблю и уважаю своих сестер.
Однако я понимаю, что женщины, особенно мои сестры, не обладают проницательным умом, необходимой деловой хваткой, что не позволяет им заниматься решением различных проблем, связанных с управлением моим хозяйством.
Поэтому я назначаю Гордона Келвина своим душеприказчиком.
За исключением упомянутых в завещании специальных распоряжений я прошу все оставшееся имущество, не подлежащее налогообложению наследство и недвижимость разделить в равных долях между Дианой и Борингом Бриггс, Максин и Гордоном Келвин».
Касвелл внушительно помолчал, оглядел притихшую публику, затем продолжил чтение:
«Кроме того, я завещаю своей сестре Диане Бриггс пятьдесят тысяч долларов, другой сестре, Максин Келвин, — такую же сумму.
Однако имеются несколько человек, которые проявили свою глубокую преданность мне.
Прежде всего я хочу назвать доктора Ферриса Элтона.
Поскольку Элтон специализируется по заболеваниям внутренних органов и не занимается хирургией, он практикует в такой области медицины, которая по сравнению с хирургией оплачивается недостаточно высоко…»
Вирджиния Бакстер вцепилась своими крепкими пальцами в колени Мейсона.
— О, да, да, — прошептала она. — Сейчас я вспоминаю это место. Помню, как печатала его. Я помню, как она высоко отзывалась о…
— Тише, — предупредил Вирджинию Мейсон.
Джерри Касвелл продолжал читать:
«Доктор Элтон преданно лечил меня, всегда работал очень много и тем не менее у него нет достаточных накоплений на обеспеченную старость. Поэтому я завещаю доктору Элтону сто тысяч долларов.
Есть еще два человека, привязанность и преданность которых всегда восхищали меня. Это Джордж Игэн, мой шофер, и Анна Фритч, ухаживавшая за мной при недомоганиях.
Я не хочу, чтобы моя смерть явилась для них событием, вознесшим их из бедности к богатству, но я в равной степени не хочу забывать их услуг.
Поэтому я завещаю моему шоферу Джорджу Игэну пятьдесят тысяч долларов в надежде, что с помощью этих средств он сумеет открыть собственное дело. Анне Фритч я также завещаю пятьдесят тысяч долларов».
Касвелл торопливо перевернул страницу, как это обычно делает человек, заканчивающий чтение важного документа.
«Если кто-то, конкретный человек или группа лиц, будет оспаривать данное завещание или будет утверждать, что он или она является моими наследниками, а я вольно или невольно забыла о нем, я завещаю такому лицу сто долларов».
— Кроме того, — заявил Касвелл, — в завещании имеется обычный заключительный параграф и дата. Оно подписано завещательницей и свидетелями — покойным Делано Банноком, адвокатом, и, — тут Касвелл сделал многозначительный жест в сторону обвиняемой, — Вирджинией Бакстер.
С открытым ртом Вирджиния смотрела на заместителя окружного прокурора. Мейсон сжал ее руку, чтобы она вернулась в реальный мир.
— Вы закончили допрос данного свидетеля? — спросил Касвелла судья Грейсон.
— Да, Ваша Честь.
— Будете ли вести перекрестный допрос, господин адвокат?
Мейсон встал.
— Это завещание было обнаружено вами в запечатанном конверте?
— Да. Запечатанный конверт лежал в ящике, именно на том месте, о котором говорила Лоретта Трент. Завещание находилось в запечатанном конверте.
— Что вы сделали с ним?
— Я положил его в сейф и позвонил окружному прокурору.
— Где находится сейф?
— В моей спальной комнате.
— Сейф уже имелся в этой комнате, когда вы начали использовать его?
— Нет, я его там поставил.
— Зачем?
— Дом большой, а у меня есть определенные ценные вещи. Репутация Лоретты Трент как очень богатой женщины широко известна. Поэтому я попросил поставить сейф, где моя жена могла бы хранить свои драгоценности, а я — деньги.
— Чем вы занимаетесь? — спросил Мейсон.
— Я занимаюсь многими делами, — с достоинством ответил Келвин.
— Например, чем?
— Я не думаю, что мне следует здесь перечислять их.
— Вопрос несущественнен и не относится к делу, — заявил Касвелл.
— Я полагаю, — сказал судья Грейсон, — что это характеризующие свидетеля сведения и адвокат имеет право знать их. Хотя я не вижу, как этот вопрос может повлиять на исход дела или на оценку Судом показаний данного свидетеля.
— Нет необходимости выяснять весь жизненный путь свидетеля, — проворчал Касвелл.
Судья Грейсон вопросительно посмотрел на Мейсона.
— У вас есть какие-то причины задавать этот вопрос? — спросил он.
— Я задам его по-другому, — ответил Мейсон, — чтобы можно было сделать определенные выводы. Все эти различные сферы вашей деятельности дохода вам не приносили, не так ли?
— Нет, сэр, это не так.
— Но результат таков, что вам пришлось жить с Лореттой Трент, не так ли?
— По ее приглашению.
— Вот именно, — сказал Мейсон. — Поскольку вы не могли обеспечивать себя?
— Нет, сэр. Я мог содержать себя, но у меня были определенные финансовые трудности, некоторый деловой спад.
— Другими словами, вы были фактически банкротом!
— Да, у меня были некоторые финансовые трудности.
— И ваша свояченица пригласила вас жить с ней?
— Да.
— По вашей подсказке?
— Ее другой деверь, мистер Боринг Бриггс, уже жил в доме Лоретты Трент. Это большой дом. Моя жена и я приехали навестить Лоретту и больше не уезжали.
— Такое же положение и у Боринга Бриггса, не так ли? — спросил Мейсон.
— Что вы имеете в виду?
— Он тоже столкнулся с финансовыми трудностями и переехал жить к Лоретте Трент?
— В его случае, — ответил Келвин, — некоторые обстоятельства вынудили его так действовать… Это была необходимость.
— Финансовые обстоятельства?
— В какой-то мере, да. Боринг Бриггс столкнулся с определенными трудностями и не мог обеспечить свою жену денежными средствами, которые она потом получила от своей щедрой сестры Лоретты Трент.
— Благодарю вас, — сказал Мейсон. — У меня все.
Келвин покинул свидетельское место.
— Ну что? — прошептал Мейсон Вирджинии Бакстер. — Расскажите мне о завещании.
— Это именно то завещание, — ответила она. — Я помню тот абзац, в котором Трент воздавала должное своему доктору.
— Я собираюсь взять завещание и внимательно рассмотреть его. Сделайте так, чтобы не было заметно ваше внимание к моим действиям. Незаметно, через мое плечо посмотрите на завещание, особенно на подписи. Убедитесь, что там стоит ваша подпись.
Мейсон подошел к столу секретаря Суда.
— Могу я ознакомиться с завещанием? Я хочу его внимательно рассмотреть.
Секретарь передал завещание Мейсону.
Касвелл объявил:
— Вызываю следующего свидетеля, офицера калифорнийской дорожной патрульной полиции Гарри Эйбурна.
Одетый в форму Эйбурн прошел к свидетельскому месту. Он заявил, что осматривал место столкновения машин в районе мотеля «Сант Рест».
Переворачивая страницы завещания и не проявляя особого интереса к свидетелю, Мейсон принялся изучать подписи.
— Это моя подпись, — сказала Вирджиния, — а это — мистера Баннока. О, мистер Мейсон, я теперь все отчетливо вспомнила. С этим завещанием все в порядке. Я помню несколько характерных вещей. Вот небольшое чернильное пятно внизу страницы. Я помню, как это случилось, когда мы подписывали завещание. Я хотела перепечатать последнюю страницу, но мистер Баннок велел оставить так, как есть.
— Кажется, там есть отпечаток пальца, — сказал Мейсон. — На чернильном пятне.
— Я не вижу.
— Вон там. Несколько извилин, но достаточно, чтобы провести идентификацию.
— Господи! — воскликнула Вирджиния. — Это, очевидно, мой или Лоретты Трент.
— Оставим это на усмотрение Касвелла, — сказал Мейсон. — Он выяснит.
Адвокат просмотрел последние страницы завещания, сложил их и вставил в конверт. Подошел к секретарю и бросил конверт на его стол, как будто он не представляет для него никакого интереса. Затем вернулся на свое место.
Когда Мейсон сел на свое место подле Вирджинии Бакстер, она прошептала:
— Но зачем нужно было кому-то подделывать те два завещания, когда есть подлинное? Очевидно, о его существовании не знали.
— Может быть, кто-то хотел выяснить это, — сказал Мейсон. — Поговорим об этом позднее, Вирджиния.
Гарри Эйбурн давал свои показания спокойно, без эмоций. Он рассказал, что случилось, стараясь быть беспристрастным и максимально точным.
Он заявил, что по радио ему дали указание прибыть в мотель «Сант Рест» для расследования автомобильного столкновения. По его словам, это задание носило обычный характер. Он прибыл в назначенное место и обнаружил, что столкнулись два автомобиля: один принадлежал обвиняемой, другой — Перри Мейсону. Пока он выяснял все факты, касавшиеся столкновения машин, он попросил по радио проверить их владельцев. Через некоторое время он получил ответ.
— Я не могу расспрашивать вас, что вам сказали по радио, — пояснил Касвелл, — поскольку это означало бы использование слухов. Но я могу спросить вас, что вы сделали, получив ответ на свой запрос.
— Я спросил у обвиняемой, пользовалась ли она машиной, не было ли ранее еще одного столкновения и где она находилась в течение последнего часа.
— И что она ответила?
— Она отрицала использование машины, сказала, что проехала лишь вокруг стоянки для машин. Заявила, что в течение двух последних часов находилась в домике мотеля. Она категорически отрицала, что ее машина явилась причиной еще одной аварии.
— Что случилось дальше?
— Я проверил номер ее машины. Обнаружил две совпадающих цифры. Далее проверил марку машины и нашел достаточно оснований для взятия ее под арест. Позднее я вернулся на место происшествия, где подобрал осколки разбитой фары ее машины. Затем я поехал на место аварии на прибрежном шоссе, где также нашел несколько осколков разбитой фары. После этого я снял с машины уцелевшую часть передней фары и сложил все найденные осколки.
— Эта фара у вас с собой?
— Да.
— Можете ли вы предъявить ее?
Эйбурн подошел к картонной коробке и вытащил из нее стекло фары, которое было склеено из кусочков.
— Не могли ли вы объяснить происхождение каждого кусочка?
— Конечно, сэр, могу. Этот маленький кусочек находился около ободка фары автомобиля обвиняемой. Этот и другой кусочек я обозначил номерами «один» и «два» и цифры написал на приклеенной к ним ленте. Вот эти кусочки стекла я нашел на месте столкновения машины около мотеля «Сант Рест». Я обозначил их номерами «три» и «четыре». А эти три кусочка, обозначенные номерами «пять»; «шесть» и «семь», я подобрал на месте аварии на прибрежной дороге. Все они подходят друг к другу.
— Вы можете задавать вопросы, — сказал Касвелл Мейсону.
— У меня нет вопросов, — улыбнулся ему Мейсон.
Судья Грейсон посмотрел на него.
— У вас нет вопросов, мистер Мейсон? — спросил он.
— Нет, Ваша Честь.
— Тогда, — объявил Касвелл, — я хотел бы вызвать Джорджа Игэна, чтобы он дал показания по другим, относящимся к делу, вопросам.
— Хорошо, — сказал судья Грейсон.
Игэн подошел к свидетельскому месту.
— Вы уже под присягой, — предупредил его Касвелл.
Игэн кивнул и сел.
— Приходили ли когда-либо вы к обвиняемой и просили ли ее рассказать о завещании?
— В первый раз я увидел обвиняемую здесь, в тюрьме. До этого я никогда не видел ее.
— Вы никогда не давали ей пятьсот долларов или какую-либо другую сумму, с тем чтобы она напечатала поддельные завещания?
— Нет, сэр.
— Короче говоря, никаких дел с ней вы никогда не имели?
— Совершенно верно.
— И никогда в своей жизни вы ее не видели?
— Нет, сэр.
— Можете приступать к перекрестному допросу, — объявил Касвелл.
Мейсон внимательно посмотрел на свидетеля.
— Знали ли вы, что ваша фамилия указана в завещании Лоретты Трент? — спросил он.
Свидетель колебался.
— Отвечайте на вопрос, — сказал Мейсон. — Знали ли вы об этом?
— Я знал, что мне завещается какая-то сумма, но размер ее не знал.
— Следовательно, вы знали, что после ее смерти вы будете довольно состоятельным человеком?
— Нет, сэр. Я не знал, сколько мне завещается.
— Откуда вам известно, что ваша фамилия указана в завещании?
— Она сама мне сказала.
— Когда?
— Три, четыре, а возможно, и пять месяцев назад.
— Вы много занимались кулинарным делом, приготавливая пищу для Лоретты Трент, не так ли?
— Да, сэр.