Приключение на миллион Мейл Питер
— Нет, я не прикасаюсь к этой дряни. Но он «нюхнул», или как это называется, и как прыгнет на меня, ну мы и побежали вокруг кровати, несколько кругов сделали, только ему меня не догнать. Тогда он остановился и с таким хитрым видом мне говорит: «Давай играть! Я открываю сейф — ты снимаешь юбку, я открываю чемодан — ты снимаешь топ. Идет?»
Беннетт вздохнул.
— А еще говорят, что романтические отношения умерли. А потом что? Нет, не говори мне. Он хотел увезти тебя на Сицилию и познакомить с мамой.
— Нет. Он открыл сейф. Потом он открыл кейс — я хотела удостовериться, что внутри все так, как рассказывал По. Ну а затем уж я с ним поздоровалась по-свойски. — На секунду она замолчала. — Лягнула его по яйцам и вырубила при помощи прикроватной лампы. Потом я вставила ему кляп в рот и прикрутила к кровати шнуром от лампы. А под конец, по-моему, у меня сдали нервы, и я помчалась искать тебя.
Беннетт уже подъезжал к платной дороге и пошарил у себя в кармане в поисках мелочи. Он ничего не сказал, просто представил себе сцену в каюте Туззи, довольный, что дело у них не кончилось постелью. Наверняка Туззи сейчас рвет и мечет и сделает все, чтобы отомстить, как только его яйца и раненое итальянское эго немного оправятся от ударов.
— Да, — протянул он, — можно с уверенностью утверждать, что на яхту нас больше не пригласят. Ты сильно его ударила?
— Сильно.
— А по яйцам?
— Еще сильнее.
— Хорошо.
Они повернули на север. Два часа — и они будут в Сен-Мартине.
Анна задумчиво взглянула на лицо своего спутника, освещенное подсветкой приборной панели. А ведь он забыл пошутить, подумала она. Значит, действительно ревновал. Как приятно, сказала она себе, улыбаясь, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
Туззи страдал. Болела голова, болело причинное место, но больше всего страдало израненное самолюбие. Ему потребовалось около часа, чтобы прийти в себя, а потом еще тридцать чрезвычайно мучительных минут, чтобы освободить от пут одну рук, позвонить Клебу и приказать прочесать яхту. А теперь он с перевязанной головой полулежал в постели в компании своего советника. Пакет со льдом таял у него между ног. Клеб, в пижаме, рассматривал содержимое кейса, найденного в каюте Беннета.
Старый лорд нахмурился и покачал головой.
— Я должен был догадаться, что он не настоящий. Нормальные люди не ставят «достопочтенный» перед своим именем.
— Как так? — удивленно спросил Туззи. — Это же титул, нет?
— Что-то вроде. Вообще-то это означает, что молодой человек ждет, когда его папочка сыграет в ящик.
— Куда сыграет?
— Ну, умрет, другими словами. Не напрягайся, старик. Папаша умирает, титул переходит к сыну. — Клеб покачал головой и еще раз осмотрел поддельный кейс. — Да, — сказал он, — надо признать, что это очень чистая работа.
— Это По, больше некому. — Туззи хотел скрестить ноги, но весь сморщился от боли. — Этот маленький гаденыш. Только он знал, что есть внутри. Клянусь, я его урою, я выну его сердце, я заставлю его жалеть, что он вышел из робы своей матери…
Клеб поморщился:
— Утробы своей матери, старина, утробы, запомнил? Впрочем, другие же не знают, что это не настоящий кейс, а?
Туззи уставился на него. Повязка на голове придавала ему сходство с раненым пиратом.
— Ну, не знают. Так бумажки-то другие.
— Но ты знаешь, что они другие, только потому, что видел настоящие.
— Si.
— Ну а в таком случае, — медленно и раздумчиво сказал Клеб, — пусть все и остается как было. Мы проведем аукцион. Конечно, покупатель сразу обнаружит, что ему втюхали подделку. Он прибежит к нам. А мы будем, конечно, в шоке и все свалим на По, объединим наши силы и вместе всыплем ему по первое число. Ну а пока пошлем парней на поиски Беннетта и девчонки, а наличку со сделки пустим в оборот на валютном рынке, какой-никакой процент да набежит. Все лучше, чем ничего. Ну, что скажешь?
Туззи надул губы и несколько раз качнулся взад-вперед. Затем он улыбнулся, кивнул и нежно постучал указательным пальцем по щеке у себя под глазом.
— Вепе. Ты начинаешь думать как настоящий сицилиец, друг мой.
— Неужели?! — воскликнул Клеб. — Какой ужас. Должно быть, мне пора возвращаться на родину.
Беннетт пошарил рукой за каменной притолокой и нащупал ключ Жоржет. Он отпер парадную дверь, зажег свет и с наслаждением вдохнул знакомый запах лаванды, лака для мебели и льняного масла. Маленькая гостиная сияла чистотой, впрочем, как всегда.
Анна огляделась по сторонам и тихонько присвистнула.
— А ты точно уверен, что не женат?
— О нет, просто я обожаю хозяйничать по дому. — Беннетт пошел на кухню в поисках кофе. — Вообще-то, это Жоржет. Она — то, что называют сокровищем. — Он высунул голову из кухонной двери. — Душ расположен наверху. Я постараюсь найти тебе что-нибудь из одежды.
Пока заваривался кофе, Беннетт вывернул карманы в поисках денег. Он аккуратно расстелил размокшие купюры на дне сковородки и поставил ее на огонь. Паспорт? Остался на яхте. И паспорт Анны тоже. Значит, нечего и думать о том, чтобы сбежать из Европы.
Деньги зашипели. Он уменьшил газ и пошел посмотреть, осталась ли у него одежда, или Жоржет выкинула на помойку весь его гардероб. Все, что нашел, он разложил на кровати. Проходя мимо ванной, крикнул Анне, чтобы она выбрала, что ей больше подойдет.
Приятно, что она находится у него дома. На секунду он представил себе, что сейчас позвонит По и велит ему забирать кейс. Тогда все вернется на круги своя. Они поселятся в его доме, он покажет Анне Прованс, и они будут сидеть в кафе, есть в маленьких ресторанчиках и наслаждаться обществом друг друга. Без лишних свидетелей. Но нет, конечно, Туззи уже висит у них на хвосте, и сам он оттуда не слезет.
Он снял влажный блейзер и повесил его на спинку стула перед плитой. Несмотря на то что ночь была теплой, его бил озноб. Очень хотелось принять душ. Ну что она там застряла? Почему женщины сидят в душе по три часа? Что они так долго трут? Он нашел бутылку коньяка и плеснул немного себе в кофе. Держа кружку обеими руками, он смотрел на банкноты, которые начали наконец подсыхать на сковородке.
— Это что, наш завтрак? — Анна стояла в дверях, одетая в его футболку и шорты, босиком, с мокрыми волосами, чистая и улыбающаяся. Как милый, жизнерадостный эльф. Беннетт почувствовал, что его сердце подпрыгнуло и забилось сильнее обычного.
— Да, а как ты их любишь? Хорошо прожаренными или с кровью? Последи-ка за ними, пока я приму душ. Это все, что у нас есть.
— Что же, сержант, — сказал Беннетт десять минут спустя. — Пора поговорить. — Он провел Анну в гостиную и усадил на стул. — Что мы имеем? Одну украденную машину, несколько тысяч франков наличными, мои кредитки и команду озлобленных итальянских бандитов, которые, наверное, уже начали нас разыскивать, при условии что Туззи пришел в себя. А чего у нас нет? Во-первых, паспортов. Так что далеко уехать отсюда мы не сможем. Конечно, не будем также забывать о нашем друге месье По. Как только он узнает, что случилось, — а узнает он об этом завтра в Марселе, когда мы не сойдем с яхты, — он очень рассердится, так?
Анна кивнула, ее глаза сохраняли серьезное, почти торжественное выражение.
— Да.
Беннетт начал мерить шагами комнату.
— Но зато, — сказал он, — у нас есть злосчастный кейс. За этот кейс ты должна получить пятьдесят тысяч наличными, да и мне причитается небольшое вознаграждение. — Он остановился и взглянул на нее. — Так?
— Да.
— Прекрасно. Значит, план у нас таков: как только рассветет, мы заводим машину с помощью проводков, едем к По, вручаем ему чемодан, получаем деньги и — в бега. Так?
Анна помотала головой:
— Нет.
Беннетт вздохнул:
— У меня было неприятное предчувствие, что ты это скажешь. — Он достал бутылку коньяка и налил немного в пустую чашку из-под кофе. — Ты все время уходишь от ответа. С тех пор как мы сбежали с этой чертовой лодки. Что ты задумала? Мне всегда казалось, что со мной легко договориться — я чуток к голосу разума. — Он почувствовал, как коньяк приятно обжег ему горло. — Но, извини меня, в этом деле с чемоданчиком я замешан не меньше тебя. И поскольку под угрозой находится моя личная безопасность — или, если хочешь, моя задница, которая дорога мне как память, — я имею право знать, что ты собираешься делать. Ну, говори, что происходит в этой голове?
— Дай-ка мне тоже глотнуть. — Анна протянула свою чашку, и он щедро плеснул в нее коньяка. Она сделала глоток, содрогнулась и скривила губы. — Ужас, какой крепкий. Ладно, Беннетт, я расскажу тебе, что я задумала. — Она поставила чашку на стол и глубоко вздохнула. — Мы ведь оба знаем, что По — отпетый мошенник, верно? Но он к тому же богатый мошенник. У него денег куры не клюют. Опять же он такое человеческое барахло, что ты и представить себе не можешь. Он мне сломал жизнь настолько, что я с трудом оправилась. Правда. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом. Мне было совсем плохо, и очень долго. Он — ничтожество, его и человеком-то не назовешь.
— Ну да, а теперь ты жаждешь отмщения. Я, конечно, тебя понимаю…
— Да, я не прочь ему отомстить. Я ведь тоже человек. И мне нужны деньги на лечение матери. Пятьдесят тысяч — это очень мало, в Америке они улетят в один момент. Мне нужно больше. Это чемодан стоит больше. Гораздо больше.
— И о каких же суммах мы говорим?
Анна подняла указательный палец.
— Миллион долларов. За этот чемодан на аукционе меньше и не дадут.
— Миллион? Ты шутишь? А почему не два, не три? Почему не пять? — Беннетт упал на диван и закатил глаза. — Это смешно. Ты хочешь объявить войну заядлому преступнику. У него же на службе целая армия вооруженных громил. А ты хочешь, чтобы он заплатил тебе миллион долларов, а потом отпустил на волю? Да зачем ему это надо?
— Потому что ему нужен этот чертов чемодан.
— А что мешает ему просто забрать этот чертов чемодан в любое удобное для него время?
— Сначала он должен его найти. — Анна сурово посмотрела на Беннетта. Губы ее сжались в тонкую упрямую линию. — Слушай меня. Миллион для По — ерунда. Одна сделка с его дружками из Ирака или Саудовской Аравии. Он заплатит.
Беннетт посмотрел в ее глаза и понял, что она не отступится. Чертова баба всерьез решила воевать. Но ее план просто смехотворен! Да будь он проклят, если ввяжется в эту идиотскую авантюру. У него и так достаточно проблем с Туззи, но, слава богу, итальяшка хоть не знает, где его искать. А вот По прекрасно об этом знает, и он придет за ним или пришлет своего чертова японца. Нет, нет, даже подумать об этом страшно. Если Анна хочет заниматься опасными играми с опасными мужчинами — на здоровье, пусть делает, что хочет. Но без него, спасибо за честь, конечно, но, к сожалению, он вынужден отказаться. Да ни за что на свете!
Как бы подчиняясь негласной команде, оба одновременно встали и повернулись друг к другу. Анна подошла к Беннетту и взяла его лицо в свои ладони. Ее глаза, темные, огромные на осунувшемся лице, засветились сухим горячим блеском в сантиметре от его лица.
— Беннетт. Прошу тебя, помоги мне.
Он не мог отвернуться. Он почувствовал, что тонет. Однако какая-то часть его отделилась от тела и с высоты насмешливо наблюдала, как непоколебимая стена уверенности дрожит, слабеет и наконец рушится. Он вдруг осознал, что стоит, затаив дыхание, изо всех сил напрягая плечи и шею.
— Ах ты черт, — выдохнул он и затем опять: — Вот черт!
Лицо Анны озарилось улыбкой.
12
Темнота ночи за окном постепенно сменилась серыми, а потом розовыми тенями. Приближался рассвет, а Беннетт и Анна все обсуждали планы ближайшего будущего. Им нужна была легальная машина. Им также нужна была явка. И им нужен был стратегический план. На это у них оставалось лишь несколько часов временного пространства, пока все, кому они насолили, не объявили на них охоту.
Беннетт удивлялся сам себе. Сочетание коньяка, адреналина и благодарности, которая исходила от Анны, в один момент превратили его из дрейфующего по жизни беглеца от реальности в человека с высокой миссией. Вот уж он никогда от себя такого не ожидал! Теперь Беннетт жаждал перехитрить и По, и Туззи и получить миллион долларов. Ему отчаянно хотелось победить. Расхаживая по гостиной, он рассуждал вслух:
— Так, сначала машина. У нас есть машина! Правда, она находится в Монако, но я почти уверен, что никто за квартирой не следит. А зачем им следить за ней? По не узнает, что что-то не так, до тех пор, пока яхта не причалит в Марселе. У Туззи нет никаких причин связывать нас с квартирой в Монако. Мы можем пробраться на парковку и вывести машину без проблем. Но здесь возникает вопрос: а что дальше?
— А здесь мы не можем остаться?
Беннетт покачал головой.
— Нет, здесь слишком рискованно. Во-первых, слишком близко к По, а во-вторых, Симо знает этот дом. К тому же нам никак не спрятаться в деревне. Да о нас узнают еще до обеда. Можно, конечно, попытаться снять номер в гостинице где-нибудь на окрестных холмах, но что-то мне не хочется связываться с гостиницами. Наверняка люди По, переодетые полицейскими, будут шататься по отелям и просматривать регистрационные журналы. Нет, кажется, я придумал кое-что получше. — Беннетт остановился и, нахмурившись, уставился на кейс, который лежал на диване рядом с Анной. — Вот что, я не хочу таскать это за собой. Слишком большой риск. Мы оставим его Жоржет, пусть хорошенько его отполирует, а то дома ей уже нечего делать. — Он посмотрел за окно. Уже настолько рассвело, что стали видны очертания грубых камней, из которых был сложен стоящий через дорогу дом. Еще минут десять — и совсем рассветет.
— Беннетт? — Анна улыбалась. Она почувствовала произошедшую в нем перемену. Теперь вместо приятного, но пассивного компаньона рядом с ней был истинный сообщник, соучастник преступления. — Тебе вроде как нравится планировать наш побег?
— О да, что скрывать? Конечно, нет в мире ничего более приятного, чем убегать от банды вооруженных автоматами и револьверами головорезов по открытому полю. — Он поднял кейс и выключил свет. — Ладно, пошли, нам надо торопиться.
Быстрым шагом они прошли по все еще безлюдным улицам, которые хранили ночную сырость холодного камня, и свернули в тупичок к дому, где жила Жоржет. Беннетт позвонил в дверь и прислушался к переливам дверного колокольчика. Наверху скрипнула ставня, и в окно второго этажа выглянуло помятое от сна лицо под бирюзового цвета сеткой для волос.
— Eh, alors, — хрипловато сказала Жоржет, — наш англичанин возвратился из дальних странствий. А что случилось? Ключ потерял?
Беннетт приложил палец к губам и знаками показал Жоржет, чтобы она спустилась. Жоржет театрально вздохнула, закрыла ставню, а затем прогрохотала вниз по лестнице.
— А это Анна, — сказала Беннетт, когда Жоржет открыла дверь. — Она мой друг.
Глаза Жоржет скользнули по футболке и шортам вниз, к босым ногам, и неодобрительно расширились. Губы сжались.
— Жоржет, выслушайте меня. Я прошу вас об одной услуге. Пожалуйста, подержите у себя этот кейс, только спрячьте его хорошенько. Никому не говорите об этом, никому-никому, понятно? Это очень важно! Мы скоро вернемся и заберем его. Сейчас у меня нет времени объяснять.
Жоржет пренебрежительно взглянула на кейс и ткнула пальцем в его сторону.
— А что такого ценного в этом обтрепанном чемоданчике?
— Документы. Деловые бумаги. Ничего нелегального, я обещаю. Просто нам не хочется таскать его с собой. — Беннетт постарался изобразить на своем лице чарующую улыбку. — Доверьтесь мне.
— Все это дурно пахнет, я вам доложу. — Жоржет удовлетворенно кивнула, как будто только что разгадала невероятно сложную головоломку. — Нет никакого сомнения, тут явно пахнет какой-то аферой. Вы что, попали в беду?
Беннетт взглянул на Анну.
— Ну не то чтобы…
— Я так и знала, — сказала Жоржет. Она протянула руку. — Дайте его сюда. Я спрячу его в подвале под кучей гравия. Боже мой, теперь мне придется еще и об этом волноваться. У меня что, нет других забот?
— Жоржет, спасибо, я вам так благодарен. — Беннетт передал ей кейс и поцеловал в щеку. Она так и осталась стоять на пороге — одна рука уперта в крутой бок, в другой руке — кейс. Мрачное, подозрительное выражение ее лица как-то не вязалось с ярко-голубой сеткой на голове.
Беннетт и Анна торопливо шли по деревне, где уже обнаруживались первые признаки жизни: кошки бочком возвращались домой после ночных развлечений, где-то со пуком открывались ставни, из булочной повеяло теплым, ароматным запахом свежей выпечки, а из кафе донеслись звуки радио и виртуозный утренний кашель первого посетителя. За холмом чихнул и запыхтел старый трактор, который никак не хотел заводиться, и часы на здании церкви пробили шесть. Беннетт еще раз порадовался, что они запарковали машину в самом дальнем углу центральной площади за квадратным бетонным зданием общественного туалета Сен-Мартина.
Анна присела, чтобы соединить провода, а он скрестил пальцы, молясь, чтобы на площадь в этот момент никто не вышел. Ведь очень скоро престарелые дамы Сен-Мартина, чья жизненная миссия состоит в том, чтобы не оставить без внимания ни одного события, происходящего в родной деревне, выйдут на площадь и займут свои стратегические посты. Кто поскромнее сядет с чашкой кофе за кружевной занавеской у окна, а кто посмелее устроится на скамейках и стульчиках прямо на улице. И можно быть вполне уверенным, что вид босой молодой женщины в мужских трусах, угоняющей машину, не только не пройдет незамеченным, но даст им пищу для обсуждения на целое утро. Беннетт мельком подумал, а не одолжить ли ему у Жоржет юбку для Анны? Нет, времени на это уже не осталось.
Мотор наконец завелся, и Беннетт с облегчением выпустил из груди воздух. Они быстро въехали на холм, проследовали коротким путем к дороге N100 и устремились на запад, стараясь держаться подальше от шоссе в надежде, что жандармерия Прованса направит все силы на штрафование бедных отдыхающих, превышающих скорость на основных магистралях.
На борту Ragazza, которая теперь медленно дрейфовала в сторону Марселя, лорд Клеб совершал последние приготовления к аукциону. Забинтованную голову и неуверенную походку Туззи они решили объяснить неудачным падением после слишком большого количества выпитого шампанского. У Беннетта возникли непредвиденные проблемы с поручителями, объяснили они остальным участникам, и он в своей каюте проводит экстренное совещание. Скорее всего он выпадет из игры. Так что они решили, сказал всем лорд Клеб, не ждать у моря погоды, а начинать аукцион прямо сейчас, после того как все ознакомятся с содержимым кейса. Все они люди занятые и время свое ценят.
С видом фокусника, у которого в шляпе спрятано не меньше десятка белых кроликов, Клеб открыл кейс и положил его на стол на виду у трех участников.
— Конечно, ваши специалисты должны проверить содержимое склянок и журналов, но мне кажется, все должно быть в порядке — вот тут, смотрите, журнал учета дури, самогон в пробирках, советы начинающим садоводам и все такое прочее, хе-хе. А если серьезно, — он придал лицу выражение участливой искренности (оно всегда проходило «на ура» во время сонных обсуждений в палате лордов), — я должен вам напомнить, что вместе с кейсом покупатель получает контроль над всем рынком черных трюфелей.
Туззи истово перекрестился.
— Клянусь головой мамочки! — сказал он.
— Правильно, Энцо, да благословит Бог эту прелестную даму. Теперь вы понимаете, что тот, кто контролирует рынок черных трюфелей, может рассчитывать на прибыль, исчисляющуюся миллионами в год. Я уверен, что вы и сами уже успели подсчитать будущие барыши, так что я ожидаю от вас предложений, достойных этой инвестиции, — ведь возврат денег ожидается здесь получше, чем проценты, которые предлагал «Ллойдс банк», даже в былые деньки. Есть вопросы?
Три участника оглядели ряды пробирок и груду бумаг без особого интереса, только вежливости ради. Они ничего не смыслили в сельском хозяйстве, и задачей их было купить кейс, и только. Потом уже технари займутся изучением состава пробирок и записями в журнале. А если что-то пойдет не так, Туззи будет легко найти. Вопросов не было.
— Превосходно, — сказал лорд Клеб. — В таком случае, джентльмены, давайте начнем с суммы, кратной ста тысячам долларов. Кто предложит нам приятную круглую сумму в миллион долларов? Просто так, для разогрева?
Касуга поднял палец вверх. Пенато кивнул, затем кивнул и Поллюс. Касуга кивнул опять, последовала пауза.
— Я насчитал миллион триста тысяч, — сказал Клеб, — но это несерьезно. Сами понимаете, мы продаем не просто дипломат, это — будущая империя трюфелей. Давайте, джентльмены, взбодритесь. Вы можете предложить нам условия получше. Поверьте мне, сеньор Туззи и сам может воспользоваться содержимым кейса, так что цена должна его порадовать. — Он приложил руку к уху. — Что, неужели я слышу более реалистичное предложение? Два миллиона? Да? Да?
— О’кей, — сказал Пенато.
Касуга поднял палец.
Поллюс оглядел бесстрастные лица сидевших за столом. Как далеко они смогут пойти? Они-то были просто бизнесменами, их интересовала только коммерческая составляющая сделки. Но в отличие от них у Поллюса были другие, более высокие задачи: он хотел уесть мерзавцев французов. Его коллеги в Кальви поручили ему добыть формулу, несмотря ни на что. Он кивнул Клебу.
— Да здравствует Корсика! — сказал он и поднял вверх три пальца. — Три миллиона.
Клеб расплылся в улыбке.
— Браво, Корсика, — сказал он и потер руки. — Так-то лучше.
Жерар и его напарник сидели в ничем не примечательном черном «ситроене» напротив Морского клуба у входа в Старый порт, курили и ругали жару, скуку и свою неудобную, перекрахмаленную полицейскую униформу. Рано утром позвонил Симо и предупредил их, что яхта движется в Марсель. Они приехали на место раньше срока, но эта старая развалина еще явно не доплыла до порта, а температура в машине повышалась каждую минуту. Жерар обильно потел и ужасно хотел пить.
— Putain[63], — сказал он. — Убить готов за кружку пива.
Его напарник снял темные очки, чтобы вытереть вспотевшую переносицу, и, прищурившись, всмотрелся в морскую даль. Да, глотнуть пива было бы неплохо, а еще лучше пропустить рюмочку мятного ликерчика перед обедом, вот хотя бы в Морском клубе. Последние дни ему пришлось питаться только мерзкими пиццами да сэндвичами, и вот, пожалуйста, проблемы с пищеварением. Еще пара дней, и у него точно разовьется crise de transit intestinal,[64] он это нутром чувствует. Он поднес к глазам бинокль и начал изучать девицу в высоко обрезанных белых мини-шортах, которая отчаянно махала руками подплывающей лодке. Merde,[65] вы только посмотрите на эти ноги, подумал он. Растут прямо из-под мышек.
Жерар первым увидел Ragazza, она медленно появилась из-за поворота и бросила якорь посреди залива недалеко от острова Иф. Не успел он отнять бинокль у напарника, как с причала уже сорвалась моторка и на всех парах полетела к качающейся на волнах громадине. Ну наконец-то кончилось их томительное ожидание, сейчас что-то произойдет. Несколько минут он наблюдал за тем, как моторная лодка подошла к яхте, на корме которой уже столпилась группа фигур, потом поднял трубку установленного в машине телефона и набрал номер По.
— Ragazza прибыла. Катер забирает пассажиров на берег.
Голос Симо был едва слышен из-за помех на линии.
— Сколько их всего? Вы видите Беннетта?
— Подождите. — Жерар дождался, пока моторка развернется и, набирая скорость, понесется в обратную сторону. Странная фигура на борту яхты с белым тюрбаном или повязкой на голове махала на прощанье рукой. Жерар перевел бинокль на катер. — Так, здесь четыре пассажира. — По мере приближения расплывчатые изображения людей становились все более четкими. — Один седой. Один японец. Еще один старик, тощий, и один молодой человек с темными волосами.
— Это англичанин?
Жерар внимательно рассмотрел широкое лицо Пенато с грубыми, мясистыми чертами.
— Нет, это не англичанин.
— А девчонка?
— Девчонки вообще здесь нет.
Моторная лодка подошла к причалу. Три человека вышли из лодки и прошли к машинам, припаркованным на набережной около ступеней лестницы. Жерар продолжал комментировать увиденное:
— Высокий старик с седыми волосами несет кейс. Он и худой старикашка садятся в «мерседес». У двух остальных — «ситроены».
— Следуйте за кейсом. Преследуйте «мерседес». Докладывайте обстановку по ходу дела.
Симо снял наушники и закурил сигарету. Сидящий с другой стороны стола По кусал нижнюю губу и смотрел в окно, пытаясь проанализировать ситуацию. Какой из кейсов нес белоголовый старик? Удалось ли Беннетту и Анне подменить кейс? И где они сами? Скорее всего, их обнаружили. Вот проклятие! Интересно, Туззи все еще держит их на яхте или уже сбросил за борт на корм рыбам?
Измученный «пежо» медленно хромал по улицам Монако. Беннетт припарковал его в первом попавшемся свободном месте и с облегчением разъединил проводки. Им вообще повезло, что они доехали, ведь последние полчаса указатель уровня бензина показывал «минус ноль».
Они поднялись по склону холма к Плас дю Казино. Престарелая пара, выгуливающая своего завитого и выстриженного пуделя, остановилась и уставилась на них, неодобрительно качая головами и сурово поджимая губы.
— Что это с ними? — спросила Анна.
— Мне кажется, ты нарушила принятый в Монако неписаный закон о том, как принято одеваться. Здесь девушка, которая осмеливается выйти на улицу в мужских трусах, может легко пойти за это под суд. Дикий народ! Ладно, не обращай внимания, идем быстрее.
В квартире ничего не изменилось со времени их отъезда. Грязные чашки и тарелки с остатками завтрака лежали в раковине, постель была смята, а пустая бутылка из-под виски так и валялась на полу около дивана. Пока Анна забрасывала в сумку кое-какую одежду, Беннетт расстелил на столе карту побережья и провинции Воклюз, расположенной в глубине Франции. Где же было то место, на которое он случайно наткнулся в прошлом году? Нет, не здесь, значит, где-то еще выше, в районе Банона.
— Все, — сказала Анна, — я собралась.
Она переоделась в джинсы и футболку, надела сапоги, смочила водой и пригладила волосы и вообще выглядела свежей и отдохнувшей, как будто и не было этой бессонной ночи. Беннетт сложил карту и встал. Ну что же, пока они поедут на запад. Потом он вспомнит, где было то место, и найдет его.
Звонок телефона застал обоих врасплох. Они застыли с испуганным, виноватым выражением лиц, как будто одно движение или даже шорох одежды могли выдать их местонахождение. После четырех звонков телефон переключился на автоответчик. Последовала секундная пауза, пока Беннетт объявлял звонившему, что его нет дома, а затем послышался голос Симо, тонкий, четкий и суровый: «Доложите о происходящем мистеру По. Немедленно, вам понятно?»
Беннетт посмотрел на часы. Двенадцать тридцать. Значит, аукцион уже прошел.
— Ну вот, должно быть, они уже пронюхали, что что-то не так. Предлагаю уносить отсюда ноги, и побыстрее. Посуду мыть не будем.
Они гнали по шоссе так быстро, что приехали в Экс-ан-Прованс в середине дня, голодные и измученные до предела. Однако расслабляться было рано, так что они нашли столик в прохладе полутемного зала небольшого ресторанчика и заказали обед. Снаружи сияло солнце, по Кур-Мирабо двигались неспешные толпы туристов, кое-кто уже занял места в тени раскидистых платанов. Впрочем, сидеть на траве предпочитали в основном уставшие от бесконечных лекций студенты, которые смеялись, болтали, флиртовали и пересчитывали последнюю мелочь, чтобы коллективно заказать еще одну чашку кофе или еще одну бутылку мятной воды. Экс уже перешел на летний режим существования, ленивый, довольный собой и жизнью.
Официант принес пиво и steak pommes frites,[66] и они с жадностью набросились на еду. После обеда бросили на стол монетку, чтобы решить, кто из них будет заказывать кофе, а кто пойдет звонить По. Беннетт проиграл.
Он набрал ставший уже знакомым номер и услышал на другом конце голос Симо. Представившись, он попросил к телефону По.
— Я уже давно жду вашего звонка, мистер Беннетт, — прозвучал голос По. — Надеюсь, у вас для меня хорошие новости.
— И да и нет, — Беннетт набрал в грудь побольше воздуха. — Кейс у нас, но мы слегка изменили принятые ранее договоренности. Вам придется заплатить немного больше, чтобы вернуть чемодан.
Молчание.
— Мы решили, что нас устроит миллион долларов. Наличными.
Раздался смешок, низкий, самоуверенный и оскорбительный.
— Ну что же, мистер Беннетт, считайте, что ваша шутка удалась. Ха-ха-ха. Так где вы находитесь? Я пришлю за вами Симо.
— Я не шучу. Миллион долларов. Наличными.
— Ах вы не шутите, мистер Беннетт? Что же, это очень глупо с вашей стороны. Крайне глупо. Сейчас же перестаньте играть в эти недостойные игры. Где вы?
— Я позвоню вам опять через два дня. Приготовьте деньги, в противном случае кейс найдет себе другого хозяина.
Беннетт бросил трубку. Вот самодовольный ублюдок. Он надеялся, что голос его не дрожал во время разговора.
Анна оторвалась от изучения карты, которую она расстелила на столе, и с легким беспокойством взглянула на Беннетта.
— Как все прошло?
— Мне кажется, что это конец одной прекрасной дружбы.
По всегда гордился тем, что может держать свои эмоции под контролем, однако ему было нелегко сдержаться и не накричать на своего банкира в Монако, когда тот невинно спросил, почему его клиент хочет снять со счета миллион долларов. Ну ладно, думал он, если этот говнюк Беннетт считает, что все ему сойдет с рук, он горько ошибается. Так или иначе, он должен будет где-нибудь появиться, и тогда ему придет конец. Так какой же будет у него конец? По на секунду задумался. Может быть, сбросить его с вертолета на палубу яхты Туззи? Пусть итальянец расхлебывает ту кашу, что сам же и заварил. Да, пожалуй, такой конец был бы весьма изящным. От этой приятной картины По немного взбодрился и послал Симо в Сен-Мартин. Вряд ли Беннетт будет скрываться у себя дома, но новички и не такие ошибки совершают.
«Пежо» пересек реку Дюране и резво покатил на восток в сторону Маноска. По дороге Беннетт рассказывал Анне историю, которая приключилась с ним прошлой зимой, когда он выискивал подходящую для продажи недвижимость в гористой, слабо населенной местности От-Прованс. В тот день он колесил на машине до вечера, а когда за окнами стало совсем темно, несколько раз повернул не туда, а потом и вовсе остановился, поняв, что заблудился. Чтобы не стоять на месте, он свернул на первую попавшуюся дорогу. Сначала она становилась все уже, потом кончился асфальт и пошел гравий, но вдалеке он увидел слабый огонек.
— Ну, я и поехал дальше, — рассказывал он, — мне все равно ничего другого не оставалось. И вдруг оказался в этом удивительном месте, посреди виноградников, разбитых среди гор. А вокруг — абсолютно ничего. Вот идеальное убежище для нас, если, конечно, я смогу опять найти это место. Посмотри-ка на карту и найди мне Аргимо, это чуть к северу от Банона. Видишь его?
— А откуда ты знаешь, что мы сможем там остаться?
— Ну, в прошлый раз я там переночевал, и мы с аббатом сразу же подружились. Оказалось, что мы просто родственные души. Он приглашал меня заезжать в любое время.
— Вы с аббатом? Ты что, шутить? На религиозного фанатика ты явно не похож.
— Да и он тоже. Но тем не менее он главенствует над целым монастырем. Монастырь, понимаешь? Рясы, монахи, кельи и все такое. Он тебе понравится. Он законченный мошенник, считает себя реинкарнацией Дома Периньона, его нынешним воплощением, поэтому думает, что обязан хранить старые традиции.
Анна потрясла головой.
— Какие еще традиции?
— Ну как ты не понимаешь? На протяжении многих веков монахи бухали. Они и сейчас очень серьезно к этому относятся. Сами себя называют Братством Бахуса. Если нам повезет, мы еще успеем к коктейлям перед мессой.
13
После перенаселенного Экса с его заполненными туристами улицами От-Прованс показался Анне совершенно другим миром — пустынным, суровым и прекрасным. Эта страна не прощала ошибок фермерам: почвы были каменистыми, с тонким плодородным слоем, редко встречающиеся деревья были изогнуты ветром в причудливые петли. Они проезжали мимо полей, окаймленных рядами лаванды — пушистые, приземистые, с желтыми стеблями и сиреневыми цветами кусты прямыми рядами уходили вдаль. Они видели отары коз, тихо звеневших своими колокольчиками, ленивых пастухов и их поджарых пастушьих собак, выцветшие рекламные щиты давно забытых аперитивов и бесконечные виноградники, стелящиеся миля за милей до самого горизонта.
Движение редело все больше, а затем и вовсе прекратилось, только тракторы, тарахтя, возвращались домой после работы в поле. При виде движущейся машины редкие фигуры в рядах виноградников выпрямлялись и, приложив к глазам широкие ладони, провожали их медленными поворотами голов. В их движениях было что-то нарочитое и, как показалось Анне, даже враждебное. Она наугад помахала рукой одной из таких фигур, но та продолжала молча следить за их продвижением по дороге, никак не отреагировав на ее жест.
— Да что с ними такое? — не выдержала наконец Анна. — Они что, никогда в жизни машин не видели?
Беннетт пожал плечами:
— Так уж они устроены тут, в деревне. Они должны знать обо всем, что здесь происходит. И мышь не пробежит без их ведома. Еще хорошо, что мы не катим в «мерседесе» По. Тогда о нас сегодня вечером судачили бы во всех местных барах. Когда живешь в деревне, не успеешь почесаться, а уже с десяток кумушек кричат, что у тебя блохи.
— И что, тебе это нравится? Вот в Манхэттене человек человеку — незнакомец. Никому ни до кого нет дела. Я даже не знаю своих соседей по лестничной площадке.
Беннетт на минуту задумался, вспомнил Жоржет, Анни и Леона, и мелкие пакости месье Папина, и матримониальные устремления мадам Жу, которая на все готова ради дочки, и слухи, и сплетни, и бесконечное любопытство деревенских жителей.
— Да, мне это нравится. Мне кажется, что у меня появилась семья. Немного эксцентричная, но все же родная.
Анна легко прикоснулась к его руке.
— А я все испортила, да? Ты простишь меня?
Беннетт покачал головой.
— Не за что тут прощать. Ты дала мне возможность прикоснуться к другой жизни, полной опасностей и приключений. К тому же я познакомился с уймой интереснейших людей. Возможно, в эту самую минуту все они жаждут убить меня. — Они подъехали к развилке на дороге, и он затормозил. — По-моему, мы приближаемся к цели.
Щебенка на дороге сменилась укатанной землей. Они медленно въехали на небольшой холм, проехали сквозь сосновую рощу, потом между рядами стелющихся дубов, чьи стволы были навеки согнуты непрекращающимся ветром — мистралем. Машина шла прямо навстречу солнцу, поэтому их первым впечатлением о монастыре был низкий черный силуэт, внезапно появившийся в конце дороги. Беннетт запарковал машину около группы пыльных кипарисов. Тиканье остывающего двигателя заглушал негромкий, но непрерывный хор тысяч и тысяч невидимых вечерних цикад.
Монастырь был построен много сотен лет назад в форме буквы «Н».
— Вот там — внутренний двор, — объяснил Анне Беннетт. — Его окаймляют галереи, где расположены монашеские кельи. Ну а в центральном здании все остальное: кухня, столовая, комнаты для занятий, комната для дегустаций, перегонный цех и апартаменты аббата-настоятеля. Внизу — огромные подвалы. Замечательное место, правда?
Анна в недоумении посмотрела по сторонам, но увидела только длинные черепичные крыши без крестов и шпилей.
— А тут есть церковь или хотя бы часовня? Где же они молятся? Неужели просто так, где придется?
— Знаешь, вообще-то это не очень традиционный монастырь. Я же тебя предупреждал. Это скорее винный завод.
— Но они же называют себя монахами, так?
Беннетт улыбнулся.
— Да, потому что таким образом отец Жильбер может получать от властей то, что он называет «божественным освобождением». Подожди, он сам тебе все расскажет.
Они прошли по широкой, посыпанной гравием дорожке. По сторонам росли густые, высокие кусты лаванды, которые покрывали почти все пространство между двумя крыльями монастыря, образуя целое поле грязновато-лилового цвета. Перед ними возвышалась широкая лестница — за столетия шаркающие ноги протерли камень в середине ступеней. Лестница вела к массивной двери из мореного дуба, окованной железом. Над ней красовалась надпись, выдолбленная в камне: In Vino Felicitas[67] — лозунг и кредо монастыря.
Беннетт потянул на себя штуковину, которая висела на цепочке рядом с дверью, и услышал двойной удар колокольчика, приглушенный толстыми стенами.
— Ты когда-нибудь разговаривала с монахом?
Анна отрицательно покачала головой.
— А они похожи на раввинов?
— По-моему, не очень. По крайней мере эти.
Дверь со скрипом приоткрылась, и из-за нее показалось загорелое лицо под облаком курчавых седых волос. Монах медленно, подобно черепахе, высовывающейся из панциря, вытянул шею, оглядел их и спросил довольно приветливо:
— Вы сбились с пути, дети мои?
— Вообще-то нет, — сказал Беннетт. — Мы приехали повидать отца Жильбера.
— Да? — Лицо монаха так же медленно приобрело выражение удивления, как будто Беннетт открыл ему какую-то тайну. — Но отец Жильбер, да хранит его Господь, сейчас дегустирует. Он всегда дегустирует перед вечерней трапезой, иногда по многу часов подряд. Так велика его преданность нашему делу. Но вы, как я вижу, приехали издалека, чтобы повидать его, поэтому, прошу вас, входите. — Он распахнул дверь пошире и поманил их рукой.
Теперь они могли разглядеть, что он был одет в простую рясу из грубой темно-коричневой шерсти, подпоясанную бечевкой. На груди его на кожаном ремешке висела серебряная чашечка для дегустаций. Он пошаркал стертыми сандалиями по каменным плитам пола и провел их через высокую арку в длинную четырехугольную комнату. Анна и Беннетт остановились на пороге и с любопытством огляделись — лучи заходящего солнца проникали сквозь высокие стрельчатые окна и бросали причудливые тени на сидящих за столом монахов.
Их было около десяти — облаченные в темно-коричневые рясы фигуры, похожие на огромных, прикрытых колпачками соколов. Лиц под низко надвинутыми капюшонами совсем не было видно — все они склонились над своими вместительными, широкими стаканами. На столе были расставлены группы бутылок без наклеек и надписей. В комнате царила тишина, прерываемая только коллективным забором воздуха в десять пар ноздрей, совершаемым с регулярным интервалом.
Анна прошептала вопрос на ухо Беннетту, который прошептал его монаху:
— Что здесь происходит?
Монах приблизил к ней свое серьезное, строгое лицо.
— Отец Жильбер ведет братию свою по пути глубокого вдыхания.
Читать бесплатно другие книги:
