Приключение на миллион Мейл Питер
Беннетт подтер остатки соуса хлебной корочкой.
— То есть ты хочешь сказать, что этот парень — мечта каждой американки?
— Ну а ты что расскажешь своей маме?
— Не знаю, — сказал Беннетт, — для этого мне сначала придется изловить ее. Она сбежала в самоволку, когда мне было семь лет. С тех пор я числюсь неофициальным сиротой.
Он поведал ей о своих горе-родителях. Анна, может быть, и пожалела бы его, если бы он выказал хотя бы малую толику жалости к себе. Но его рассказ был полон юмористических, нелепых деталей, и временами она не могла удержаться от смеха. Все-таки чувство юмора — большое дело, подумала она, с ним и жить становится гораздо проще. Особенно оно ценно в мужчинах.
Разговор прервался с прибытием официанта, несущего на вытянутых руках горячее. Последующие десять минут Беннетт и Анна завороженно наблюдали, как официант, вооруженный лишь ложкой и специальной вилочкой, с точностью хирурга отделяет мясо рыбы от ее костей, не меняя при этом ее форму. Они принялись за еду, время от времени бросая друг на друга умиротворенные взгляды. Беннетт решил быть поосторожнее с вином, Анна чувствовала, что постепенно проникается атмосферой ресторана.
Покончив с рыбой, оба откинулись на спинки кресел. Беннетт взглянул на свой слюнявчик и, улыбаясь, покачал головой.
— У меня в Сен-Мартине есть дама, которая убирает в доме и следит, чтобы я не играл в грязи. Так вот, она обожает говорить мне, что англичане — самый нечистоплотный народ в мире и что, когда они едят, брызги и крошки летят у них во все стороны. Теперь я склонен поверить ей.
— Ты всегда веришь тому, что тебе говорят женщины?
— Абсолютно, вообще я — глина в руках женщины, так уж повелось с раннего детства. Когда-то я был влюблен в старшую воспитательницу школы-интерната, где я жил. — Он улыбнулся. — Однажды она зашла к нам в спальню, когда мы стелили постели, и заявила: «Беннетт, если ты не научишься правильно стелить постель, у нас с тобой ничего не получится». Потом сама сообразила, что сказала, и даже покраснела. Я целый семестр по ней с ума сходил.
— А сколько тебе тогда было лет?
— Тринадцать. А потом она окончательно разбила мне сердце, сбежав с учителем музыки. Я так и не оправился от этого удара. До сих пор чахну. Давай закажем лесную землянику, она прекрасно идет с сrте frache.[54]
Принесли землянику, и оказалось, что она действительно прекрасно сочетается со сметаной. Беннетт заказал гаванскую сигару и кофе. Они продолжали болтать, стараясь продлить этот миг беззаботного счастья и не думать о будущем. Обед растянулся на два с половиной часа, но им казалось, что прошли лишь минуты. Только очередное покашливание официанта спустило их с небес на землю.
Беннетт расплатился пятисотфранковыми купюрами и оглянулся — ресторан уже практически опустел. В мягком свете послеобеденного солнца ему показалось, что от Анны исходит сияние — от ее рук с шелковистой кожей, от чуть раскрасневшегося лица, от глаз, в которых плясали золотые искры. Беннетт наклонился вперед и взял ее за руку.
— Мы можем остаться здесь до ужина.
— Вот это мне в тебе и нравится: потехе время, а делу час — таков твой жизненный принцип. — Она наклонилась и стряхнула пепел сигары с лацкана его пиджака. — Но знаешь, иногда надо уйти, чтобы было куда вернуться.
Морское такси Туззи уже ждало их в каннском порту — два здоровенных детины в белых футболках и брюках. На груди у каждого красовалась надпись Ragazza di Napoli, а мускулы их, казалось, готовы были разорвать тонкую ткань обтягивающей одежды. Они быстро разместили скромный багаж гостей на корме. Сами Анна и Беннетт сели впереди. Детины развернули катер, картинно выстрелив струей воды, и, пустив мощную волну, на которой сразу же закачались стоящие рядом лодки, погнали его по водной глади к пришвартованному в полумиле от берега сооружению, чем-то напоминающему небольшой многоквартирный дом.
Вопреки опасениям, Ragazza не вызвала у Беннетта сильного ужаса. Несмотря на то что яхта была просто монументально уродливой, она также была огромной. Из крыши капитанской кабины, расположенной на верхней палубе, торчал целый лес антенн, радаров и спутниковых тарелок, придавая яхте вид современного города, застроенного небоскребами. Белые парусиновые зонтики закрывали средние палубы на носу и корме, а когда Беннетт и Анна поднялись по трапу, они оказались прямо на краю небольшого овального бассейна. Это же не яхта, а целый остров, с облегчением подумал Беннетт, причем прекрасно защищенный от любого нежелательного вторжения с моря.
Сбоку возник стюард в накрахмаленной белой форме, забрал их багаж и проводил до места будущего обитания. Туззи выделил им две смежные каюты на второй палубе. Сюда, пожалуйста, мистер Беннетт. Хотите, чтобы я помог вам распаковать багаж? Беннетт подумал о фальшивом кейсе, завернутом в два свитера и уложенном на дно его дорожной сумки, и о том, что бы сказал услужливый стюард, увидев его. Небрежным движением он извлек из кармана стофранковую купюру и слегка помахал ею в воздухе, прежде чем засунуть стюарду в нагрудный карман. Подождав, пока за стюардом закроется дверь, Беннетт произвел инспекцию своей каюты. Кровати, а не койки — прекрасно! Туалет небольшой, но, слава богу, воду не надо накачивать ногой, как это часто бывает на яхтах. В целом каюта настолько напоминала обычный гостиничный номер, что у него отлегло от сердца. Он открыл иллюминатор — единственную дань морскому стилю — и почувствовал на лице прохладное дыхание соленого бриза. Высунул голову и увидел мощный, слегка изогнутый бок яхты, уходящий вперед.
— Анна? У тебя все в порядке? Не тошнит?
Из ее иллюминатора появилась рука и пальчиком поманила в свой номер. Как только Беннетт переступил порог ее каюты, пальцы Анны крепко зажали ему рот, и она предупреждающе покачала головой. Затем прошла в туалет, принесла салфетку и помадой написала на ней: «Каюты могут прослушиваться».
Беннетт украдкой оглянулся и с раскаянием кивнул.
— Что же, мисс Херш, — сказал он голосом образцового бизнесмена. — Должен вам сказать, итальянцы умеют обустраивать свое жилище. Удобные комнаты, ничего не скажешь. Если вы готовы, думаю, мы можем пойти и поприветствовать нашего хозяина.
Анна одобрительно подмигнула и показала ему большой палец.
— Да, мистер Беннетт, я готова. Хотите, чтобы я взяла с собой блокнот?
— О, не думаю, что это необходимо. Впрочем, если я решу, что что-то надо записать, вы всегда можете сходить за ним, верно?
Анна улыбнулась ему сладкой улыбочкой, но в этот раз показала другой палец, средний.
По узкой лестнице Беннетт и Анна поднялись на палубу, где вокруг низкого столика уже сидела группа мужчин. Все они встали, чтобы поприветствовать вновь прибывших, а один вышел вперед, широко разводя руки в стороны.
— Ах, синьор Беннетт, как приятно видеть вас на борту моей маленькой Ragazza. Я — Туззи.
Цветом и фактурой его лицо напоминало выдубленную временем и иссушенную солнцем свиную кожу. Сейчас оно расплылось в улыбке, обнажив ряд белоснежных зубов под черной щеткой пышных усов. Глаза Туззи были странного, очень светлого серо-зеленого цвета. Портрет завершал крючковатый, слегка скошенный набок нос и сильно поредевшая шевелюра, которую Туззи носил собранной в «конский хвост», подставляя солнцу бронзовый от загара череп. Впрочем, волосы Туззи, похоже, поредели только на голове, по крайней мере в вырезе его рубашки виднелся густой лес курчавых завитков. Туззи с силой сжал руку Беннетта и несколько раз энергично потряс ее. Затем он перевел взгляд на Анну, драматично вздохнул, прикрыл глаза рукой и отступил на шаг.
— Простите. Должно быть, я умер и теперь в раю. Кто эта фея?
— Моя секретарша, мисс Херш, — представил Анну Беннетт.
— О, signorina. — Туззи склонился над рукой Анны, слегка пощекотав ее своими усами. — Non vero.[55] Секретарша? О нет, принцесса!
Анна улыбнулась ему и постаралась тактично высвободить руку.
— Очень приятно познакомиться, синьор Туззи.
— Энцо. Для вас я — Энцо — Он внезапно хлопнул себя рукой по лбу. — Но я забываю вежливость. Разрешите мне. Пожалуйста.
Он представил их своим гостям. Среди них был пожилой, иссушенный жизнью и солнцем корсиканец месье Поллюс из Кальви; маленький, чистенький и аккуратный мистер Касуга из Токио; смуглый мужчина средних лет, одетый в костюм для прогулок на яхте и обвешанный золотыми украшениями, Энтони Пенато из Калифорнии. Про него Туззи сказал так: «Правильный калифорниец этот Пенато, он пьет, он курит, не то что эти чертовы ублюдки, которые хотят умереть здоровыми». И наконец, последним руку Беннетту протянул англичанин с суховатым, умным лицом и пронизывающим взглядом — лорд Клеб, советник Туззи по всем делам, касающимся бизнеса.
— Ах, совсем запамятовал, — сказал вдруг Клеб, — мы не должны забывать и о моем маленьком друге Чингизе. — Он показал на карамельного цвета пекинеса, лежащего под столом на большой тарелке. — Кстати, поскольку я считаюсь единственным аристократом на этой яхте, то и у него должен быть титул, например «достопочтенный Чингиз». Это шутка, мистер Беннетт. Не обижайтесь.
— А, — сказал Беннетт. — Да, вижу, что вы шалун. Очень смешно. — Он присел на корточки и погладил шелковистую шерсть Чингиза. Песик открыл один глаз, изучил Беннетта и с неудовольствием фыркнул. — А почему он лежит на тарелке?
— Так ведь на тарелке прохладнее, старина, — сказал лорд Клеб. — К тому же это не простая тарелка. Восемнадцатый век, знаменитый ивовый узор. Я ее везде вожу с собой. Эти пекинесы все время маются от жары. Потеют, бедняги, особенно в причинных местах.
Закончились круговые рукопожатия, и гости опять расселись за столом. Невысокий крепыш в белой форме подошел к Туззи и что-то прошептал ему на ухо.
— Ah, si, si. Andiamo.[56] — Туззи повернулся к столу. — Надо сделать небольшой осмотр яхты до ужина. Signorina? Я заказал прекрасный закат специально для вас, но сначала надо погулять на экскурсию. Вы позволите? Идемте. Дирижерский тур специально для красавицы.
К удивлению Беннетта, Анна с энтузиазмом приняла приглашение, кокетливо улыбнулась Туззи и ухватилась за его мохнатую руку.
— Ах, мистер Туззи, я всю жизнь обожала лодки. А яхты — моя страсть. — Она искоса взглянула на итальянца. — А правда, что у вас непременно должна быть золотая заклепка в машинном отделении?
Они повернулись и, оживленно беседуя, проследовали в сторону кормы. В это время палуба чуть заметно покачнулась, турбины заработали, яхта вздрогнула, напряглась и стала плавно набирать ход.
Лорд Клеб обернулся к собравшимся вокруг стола:
— Что же, джентльмены, раз мы все уже здесь, давайте еще раз обсудим детали. Безусловно, наш мистер Туззи добавит что-нибудь от себя, но пока я объясню вам наши основные действия. — Он оглядел собравшихся поверх очков для чтения. — У мистера Туззи есть одна маленькая проблема — хотя он и пытается храбро говорить на английском языке, все же иногда выбирает для объяснений не совсем точные выражения. А мне не хотелось бы, чтобы среди нас возникло недопонимание. Вы согласны?
Он зажег небольшую манильскую сигару, затянулся и продолжил:
— Аукцион назначен на завтрашнее утро, конечно, после того как все вы ознакомитесь с содержимым кейса. Для меня оно является полной загадкой, но, наверное, вы знаете, что именно вам нужно. Так?
Беннетт вместе со всеми важно закивал.
— Прекрасно. Теперь прошу меня извинить, но я вынужден поднять вопрос об оплате. Завтра днем мы прибудем в Марсель и встанем на якорь в марсельском порту. Я уже предупредил банк относительно средств, которые будут перечислены на наш счет, — можете не сомневаться, все уже вымыли шеи, построились и ждут распоряжений. Надеюсь, что каждый из вас сделал соответствующие распоряжения своим банкам; если нет, вы можете связаться с ними с борта яхты. У этого парня, — он ткнул сигарой в сторону капитанского мостика, — чертова куча телекоммуникационного оборудования — все, что душа пожелает. Не то что в старые времена, когда и переносных телефонов-то не было. Прогресс, черт его дери! Ну что, вам все понятно? — За этим последовал еще один совиный взгляд. Все опять дружно закивали.
— Очень хорошо. Теперь следующее. Как только мы пришвартуемся в Марселе, мы с покупателем двинем в мой банк, удостоверимся, что платеж прошел, я передам ему чемоданчик — и дело в шляпе.
Поллюс, Касуга и Пенато обменялись недоуменными взглядами.
— А, — сказал Клеб, — прошу меня простить. Это просто идиома, означающая, что дело будет сделано. Шляпы у меня с собой нет. — Он улыбнулся. — Английский язык весьма забавен, правда? Нет более путаного языка. Неудивительно, что его так любят использовать дипломаты. Ну что? Есть еще вопросы?
Касуга поднял руку.
— Мы точно сходим на берег в Марселе?
Клеб кивнул.
— Тогда мне надо будет предупредить своих коллег, — пояснил Касуга.
— Разумеется, старина, разумеется. Я полагаю, вы все захотите поболтать со своими коллегами. Юный Бенито, или как его там, с удовольствием поможет вам с ними связаться. Он очень способный мальчик, знает, на какую кнопку надо нажимать и все такое. Так что, пожалуйста, звоните на здоровье вашим коллегам, секретаршам, телохранителям и любимым в любое время дня и ночи. — Он с улыбкой кивнул Беннетту. — Вам, мистер Беннетт, я полагаю, звонить не придется, поскольку вы додумались взять секретаршу с собой — она, кстати, чертовски хороша. Что, предоставляет услуги разного рода, да?
— Ничего подобного, — сказал Беннетт, — но работник она прекрасный.
Клеб понизил голос:
— Я бы на вашем месте не оставлял ее одну в компании старины Энцо. Он, конечно, ведет себя как принц, но готов трахать все, что шевелится. Не может пройти мимо юбки, чтобы не задрать ее. Вы понимаете, о чем я? Даже не знаю, откуда у него столько энергии. — Он наклонился ближе к Беннетту. — Кстати, хотел вас кое о чем спросить. Мне казалось, что я знаю все крупнейшие инвестиционные компании в Европе, а вот «Консолидированные инвестиции» что-то не припомню. Вы давно работаете на этом рынке?
Беннетт не успел придумать корпоративную легенду себе и Анне, поэтому несколько секунд лихорадочно соображал, как ему реагировать. Он неторопливо выбрал себе сигару, закурил ее и несколько раз затянулся.
— По правде говоря, лорд Клеб, и строго между нами, это мое прикрытие.
— А, — сказал Клеб, — я так и думал. На кого работаете? Бруней? Малайзия?
— Вообще-то на арабов, но я не хотел бы вдаваться в детали.
— Вы правы, не стоит. Деньги есть деньги, откуда бы они ни текли, верно? — Он взглянул на часы, потом повернулся к остальным. — Прошу простить меня, джентльмены, нам с Чингизом пора прогуляться по палубе. Коктейли в семь, ужин в восемь. — Он наклонился к спящему пекинесу. — Афф-афф, старина, пора вставать. Афф-Афф.
Чингиз сонно поднялся и поплелся вслед за хозяином, слегка чихая каждый раз, когда проходил сквозь клубы сигарного дыма.
Туззи отпер двойные двери, ведущие в его каюту, и картинным жестом распахнул их.
— А вот это, — сказал он, — мое маленькое бедное гнездо.
Анна окинула взглядом просторную каюту, кровать под балдахином, зеркальный потолок, камин, обрамленный двумя гигантскими слоновьими бивнями, шелковые занавеси винно-красного цвета, золоченую мебель с перламутровой инкрустацией — типичная обстановка богатого борделя. На широком столе мореного дуба, совершенно не соответствуя духу комнаты, стоял закрытый алюминиевый кейс.
Анна сделала несколько шагов внутрь и остановилась около голой статуи, которая одной рукой обнимала свою грудь, а в другой держала лампу.
— Боже мой, Энцо, какая прелестная комната!
Он тяжело и меланхолично вздохнул.
— Да, но она такая одинокая. Я имею короткий pisolino[57] после обеда, а потом опять прихожу сюда вечером. И всегда я сплю со своими подушками, со своей памятью. Только с ними. Это трагично! — Он посмотрел на Анну таким взглядом, как будто собирался разрыдаться, и взял ее за руку. — О нет, жизнь прожить — это не плевать в колодец. Это тяжело.
Она сочувственно погладила его по руке, потом как бы невзначай бросила взгляд на часы.
— Ах, Энцо, смотрите, как поздно! Мне пора переодеться к ужину.
— Si, si. Я вас провожу. — Он обнял ее за талию и повел к двери, и Анна почувствовала, что его пальцы скользнули по ее спине, потом опустились на десять сантиметров ниже и задержались там, легонько поглаживая ее ягодицы. В коридоре Анна постаралась идти рядом и всю дорогу болтала, не давая ему рта раскрыть. Перед ее каютой они наконец расстались после очередного тура целования рук, прижиманий и пожиманий. Оказавшись наконец в своей каюте одна, Анна села на постель, чувствуя себя совершенно «заглаженной».
Она услышала легкий стук в дверь. Нет, только не это, подумала она, закатив глаза, он уже вернулся за следующей порцией.
— Энцо, не сейчас, я собираюсь принять душ.
— Анна, это Беннетт. Ты можешь выйти? Нам надо поговорить.
Они нашли пустой участок палубы и свесились за перила, глядя на пенящуюся волну, бегущую рядом с яхтой. Беннетт заговорил первым, дав Анне полный отчет о том, как прошли переговоры, и о деталях будущего аукциона. Он уже полностью пришел в себя, успокоился и думал о возвращении на твердую землю. А люди По пусть позаботятся об остальном.
— Ну а ты как провела это время? Туззи хорошо себя вел? Я видел, как он скреб лапами землю.
— К сожалению, он любит лапать вовсе не землю. Причем такой шустрый! Мне показалось, что у него как минимум две пары рук… Но зато я нашла кейс. Он находится у него в каюте.
Брови Беннетта поползли вверх так интенсивно, что чуть не достигли линии волос.
— Что? Ты была у него в каюте? Анна, а ты не… я имею в виду?..
— Что ты имеешь в виду? Да, я его видела. Он стоит на столе, рядом с пресс-папье в виде Венеры Милосской.
— Ну так пусть он там и остается, — твердо заявил Беннетт. — Послушай, все очень просто. Все, что нам нужно, — это продержаться до завтра и проиграть на аукционе. И больше ничего, понятно? Никаких геройских поступков. Ты уже не в армии, детка, ты не забыла об этом? И к тому же тебе совершенно незачем играть в кувыркалки с этим престарелым толстяком. Клеб мне о нем все рассказал. Это же просто Казанова какой-то!
— Да нет, в основном он играет на публику. Он один из этих итальянских парней, которые принципиально не носят нижнее белье.
— То есть как не носит? — сказал Беннетт упавшим голосом. — Откуда ты знаешь?
— Это видно невооруженным глазом. По крайней мере девушкам. — Она усмехнулась, глядя на шокированное выражение его лица. — Беннетт, расслабься. Ты весь перекосился, а от этого на лбу появляются морщины. Перестань все время волноваться. И, кстати, иди уже, мне давно пора переодеться. Да не жди меня, я приду попозже.
Туззи велел украсить к ужину кормовую палубу Ragazza: по всему периметру огромного балдахина из небеленого холста, закрывающего круглый стол от вечернего зноя, были развешены разноцветные лампочки. Сам стол был накрыт по-царски: огромная цветочная композиция в центре, серебро и хрусталь, белоснежная скатерть и салфетки из тончайшего льна. Расставленные на палубе высокие корабельные лампы отбрасывали мягкий, неяркий, бледно-желтый свет. С одной стороны размещался небольшой бар, где в серебряных ведерках со льдом остывало шампанское. Они бросили якорь под углом к закату, и небо над яхтой постепенно меняло цвет, становясь багрово-красным. Беннетт подошел к остальным. Облаченный в голубой кафтан Туззи, яростно жестикулируя, рассказывал гостям очередную историю своих побед над врагами:
— И вот я ему говорю: друг мой, если ты думаешь, что тебе это пройдет с руки, ты очень сильно неправ. Ты такое сделал мне, Туззи? Да ты просто суешь свою голову в зад льву. Capisce?[58]
Лорд Клеб потихоньку объяснял изумленным гостям суть рассказа, но тут Туззи заметил Беннетта, который пошел за шампанским, и поспешил к нему навстречу.
— Ах, мистер Беннетт. Вы хотите попить? Вепе.[59] — Он дружески обнял Беннетта одной рукой за шею и отвел его в сторону от гостей. — Можно я задам неприличный вопрос? Как мужчина мужчине?
Беннетт как можно глубже погрузил нос в бокал с шампанским — от Туззи исходил невероятно сильный запах одеколона.
— Ну конечно, — сказал он. — О чем разговор? Спрашивайте.
— Эта bellissima[60] мисс Херш. Вы очень близки?
— Ну, как вам сказать. У нас хорошие рабочие отношения. Она превосходный секретарь, говорит на нескольких языках, в общем, вполне надежная девушка.
— Да нет же, я спрашиваю, если вы близки! — Туззи сгорбился, отвернулся от гостей и свободной рукой произвел несколько быстрых движений внизу живота, напоминающих работу насоса. Глаза его с надеждой впились в лицо Беннетта.
— А, это, — сказал Беннетт. — Вы имеете в виду, трахаемся ли мы?
— Si, si, — Туззи нетерпеливо закивал. — Ну конечно, я просто забыл. Трахаемся, точно.
Беннетт с достоинством пригладил свой итонский галстук.
— Упаси бог, дружище, — сказал он возмущенным голосом. — Ну конечно, нет. Правила «Консолидированных инвестиций» в этом отношении очень строги. Плохо для морали. Мы должны думать об инвестициях, черт побери, а не о всяких там глупостях.
Туззи расплылся в улыбке и опять яростно покивал.
— Bene, bene. Как я счастлив. — Он любовно потрепал Беннетта по плечу. — Понимаете, в Сицилии, если нравится подруга другого мужчины, — это очень pericoloso.[61] Вы играете со льдом. С очень тонким льдом, capisce?
— Да, я слышал, что в Сицилии жить непросто. — Беннетт сделал глоток шампанского и попытался подавить в себе растущую ненависть к итальянскому ублюдку, который тянул свои волосатые лапы к Анне. Сама идея того, что Анна может переспать с Туззи, вызывала у Беннетта чувство омерзения. Омерзения и — ревности, поскольку сам Беннетт был вовсе не прочь попробовать на ощупь те привлекательные выступы и изгибы, которые он подметил в ее фигуре. Благодарение Господу, что завтра они уже будут на берегу. Надо предупредить Анну, чтобы заперла дверь своей каюты.
— А, о! — вдруг взвыл Туззи, в последний раз потрепав Беннетта по плечу. — Смотрите, вот идет сама мисс Херш. Ай, ай, ай! — Он потряс рукой, как будто обжег пальцы. — Я не могу, не могу, это такое восхищение.
Беннетт с негодованием уставился на Анну. Она надела юбку, которая со времени покупки стала сантиметров на десять короче, и маленький черный топ, который практически ничего не закрывал. По крайней мере, живот ее был выставлен на всеобщее обозрение. Охваченный желанием Туззи, не в силах наблюдать такую красоту издалека, под предлогом очередного целования рук произвел подробный и тщательный осмотр верхней части тела Анны и, похоже, остался под впечатлением. Это до добра не доведет, подумал Беннетт. Он взял со стойки бокал шампанского, сунул его Анне в руку и оттащил ее в сторону.
— Ты что, с ума сошла? — прошипел он. — Этот сумасшедший бык вышибет дверь, чтобы тебя достать.
Анна картинно улыбнулась, как будто он отвесил ей лучший комплимент.
— Так тебе тоже нравится мой наряд? Замечательно, Беннетт, только не забывай, что это бизнес. Бизнес, и ничего больше. Понятно?
Беннетт не успел ничего ответить, потому что Туззи, как коршун, подхватил Анну под локоть и повел к столу. Он усадил ее между собой и лордом Клебом. Когда все гости расселись по местам, стюард торжественно внес на палубу тарелку с Чингизом и, встав на колени, осторожно поместил ее под стул хозяина. Клеб взглянул вниз и постучал стюарда пальцем по плечу.
— Дай ему немного паштета, Пьеро, — сказал он, — и одну галету, да не забудь ее мелко покрошить. И еще обычной воды, только без этого ужасного газа, а то у него начнутся ветры.
Калифорниец Пенато повернулся к Беннетту и пробормотал, качая головой:
— В жизни не встречал ничего подобного, а ведь думал, что видел в жизни все. Что, все англичане так носятся со своими собаками?
Беннетт в это время с тревогой наблюдал, как Анна, видимо неспособная сама разложить на коленях салфетку, позволяет Туззи под этим предлогом тщательно исследовать нижнюю часть ее тела.
— Что? А, простите — собаки! Да, англичане обычно обращаются с ними гораздо лучше, чем с женами.
Наконец Туззи закончил свои исследовательские изыскания и, разложив салфетку к собственному удовлетворению, постучал вилкой о бок хрустального бокала и торжественно оглядел собравшихся.
— Дорогие друзья, сегодня вечером — нет бизнеса. Сегодня — веселье в честь нашей прекрасной гостьи. После ужина будет фильм в маленьком зале, Ragazza остается на якоре всю ночь. Чтобы лучше есть и лучше спать. Виоп appetito!
Беннетт постарался вовлечь в разговор своих соседей по столу — Касугу и Поллюса, но ему это не удалось. Оба мужчины почти не разговаривали, не притрагивались к вину и в молчании наблюдали за остальными. После первой перемены Беннетт решил оставить их в покое и сосредоточиться на своем loup de mer,[62] приготовленном на пару в винном соусе. Время от времени он поглядывал в сторону Анны, все больше и больше возмущаясь ее поведением. Она отчаянно кокетничала — в самом вульгарном смысле этого слова — и с Тузи, и с лордом Клебом, а те из кожи вон лезли, чтобы перещеголять друг друга в ухаживаниях.
— Дорогая, позвольте мне преподнести вам нечто особенное, — лорд Клеб наклонился над своей рыбой и произвел ножом и вилкой таинственные махинации. — Так, минуточку — вот, пожалуйста! — Он осторожно протянул свою вилку Анне. — Скушайте щечку. Вкуснейшая рыба морской окунь, я вам доложу, а самое вкусное место у нее — это щечки.
Мужчины, сидящие вокруг стола, замолчали, глядя, как Анна наклонилась вперед, слегка ссутулив плечи для того, чтобы ложбинка под черным топом стала еще более заметной. Она медленно приоткрыла рот, облизала языком верхнюю губу и, не отрывая взгляда от лорда Клеба, слизнула с вилки крошечный кусочек белого мяса. Ну и представление, со смешанным чувством отвращения и восхищения подумал Беннетт. Настолько недвусмысленное, что даже неинтересно.
— М-м-м-м, — мечтательно пробормотала Анна. — Как это необыкновенно вкусно!
Мужчины разом выпустили воздух из легких. Они-то не сочли представление Анны неинтересным. Клеб широко улыбнулся и осторожно положил вилку на стол. Рука его слегка дрожала. Анна деликатно промокнула губы салфеткой и взглянула на Туззи. Итальянец не мог допустить, чтобы последнее слово осталось не за ним, и принялся ожесточенно ковырять ножом свою рыбу. Анна, деликатно улыбаясь, проводила собственные экскаваторные работы в тарелке. Беннетт глядел на нее со свирепым видом. Она беспечно смотрела мимо него. С другого конца стола Пенато окликнул Туззи:
— Эй, Энцо, хватит уже возиться с рыбой. Что за фильм ты нам сегодня покажешь?
— Момент! — Туззи скормил Анне свою порцию рыбьих щек и, удовлетворенный, откинулся на спинку стула, поглаживая Анну по руке. — Сегодня у нас гостит Феллини.
— О нет, — простонал лорд Клеб. — Почему опять Феллини?
— Друг мой, — покровительственно сказал ему Туззи, — Феллини маэстро. А твои помидоры зелены, потому что он не был англичанин.
Анна положила вилку и с восторгом на лице повернулась к Туззи.
— А я обожаю Феллини! — воскликнула она. — Он мой самый любимый режиссер.
Беннетт не знал, что и думать. Он был не в состоянии смотреть на Анну, но не мог не смотреть на нее. Что она делает?! — негодовал он. Неужели она не соображает, что Туззи только и ждет, чтобы уложить ее в постель? Совершенно точно вечер закончится слезами, и пусть не говорит потом, что он ее не предупреждал. Если только ему не удастся образумить ее во время показа фильма.
Однако когда ужин закончился и гости, забрав свой бренди, сигары и кофе, переместились в небольшой кинозал, Туззи опять настоял на том, чтобы самому всех рассадить, поэтому Беннетт оказался рядом с Клебом. Сам Туззи сел в заднем ряду вместе с Анной. Свет погас, и, когда раздались первые звуки музыки к «Амаркорду», Беннетт погрузился в мрачное, обиженное молчание, которое длилось на протяжении всего фильма. Лорд Клеб, сидевший рядом, немедленно заснул и тихонько, с присвистом, храпел, а из-под кресла, вторя ему, доносился храп Чингиза. Вдвоем они прекрасно дополняют саундтрек, морщась, думал Беннетт.
Наконец свет загорелся снова, и Беннетт потряс за плечо своего соседа.
— А? Что? А, конец. Ну и слава богу. Не выношу Феллини после обеда. Его надо смотреть на пустой желудок.
Беннетт встал, потянулся и обернулся. Да, надо было признать, что он этого ожидал. Два кресла в заднем ряду пустовали.
11
— Боже мой, — сказал лорд Клеб, заметив два пустых кресла, — похоже, мы потеряли нашего хозяина. — Он с легким раздражением оглядел комнату. — Ну что же. я полагаю, мне пора откланяться. Если вы, джентльмены, хотите выпить перед сном еще по одной рюмочке, идите в бар на палубе. Там молодой Пьеро вам нальет, чего попросите, если, конечно, вы не забудете сказать «пожалуйста». — Он нагнулся и поднял тарелку с Чингизом. — Все, мы отправляемся в страну богини Нод. Завтра у нас тяжелый день.
Беннетт пошел в свою каюту. Не надеясь на ответ, он все же постучал в дверь Анны, постоял пару секунд в коридоре, потом приложил глаз к замочной скважине. Никого. Он вошел в ее каюту, сел на пустую кровать. Вот паршивка! Что она задумала? Хоть Беннетт и понимал, что Анна никак не могла влюбиться в гротескного итальянца, от ее флирта у него остался неприятный осадок ревности и разочарования. Да, в такую ночь он точно не уснет. Беннетт опять поднялся на палубу.
На яхте царила абсолютная тишина. Сама морская громадина стояла на якоре и медленно и плавно поднималась и опускалась вместе с ленивыми волнами. Подсвеченная поверхность слегка переливалась то в одну сторону, то в другую. Воздух был мягким, теплым, соленым, на ясном небе сияли звезды.
Беннетт тихо выругался и посмотрел в сторону берега. Вдалеке виднелся небольшой порт, перед ним — освещенная лампами дуга залива, а за ними, возвышаясь за нагромождением домов, чернели холмы — они были даже темнее, чем, казалось бы, абсолютно черное небо. Что за прекрасная, но такая несчастливая ночь!
За спиной Беннетта раздался шорох, даже не звук, а намек на звук, но от неожиданности он вздрогнул и обернулся. Там, в одном из сгустков темноты за кругом света, падавшим от фонаря, что-то стояло. Наверное, пес Клеба вышел на ночную прогулку. Беннетт шагнул в сторону звука и застыл в оцепенении при виде фигуры, выступившей из темноты на свет.
Анна была совершенно обнажена, если не считать крохотного белого треугольника на бедрах. К груди они прижимала алюминиевый кейс. Ее глаза сверкали азартным блеском — не говоря ни слова, она взяла Беннетта за руку, кивком показала ему на нос яхты и повела своего опешившего спутника через всю яхту к трапу, который вел в море. Там она приставила губы к его уху и прошептала:
— Спускайся первым. Поплывешь на спине, будешь поддерживать меня сзади. Нельзя, чтобы в дипломат попала вода, — бумаги намокнут.
— Что случилось? Ты в порядке?
— Ну да, конечно я в порядке. Не дури, Беннетт, полезай в море.
Беннетт мягко опустился в теплую воду. Блейзер сразу же надулся парусом вокруг тела, а итонский галстук бодро расстелился по воде, как флаг. Беннетт осторожно принял Анну под мышки. Она легла на спину, а руки с кейсом держала над водой. Таким неловким тандемом они, гребя в основном ногами, медленно поплыли прочь от яхты. Постепенно их хаотичные толчки и пинки сменились более слаженными гребками, и они стали набирать скорость.
Минут через десять, выбившись из сил, они замедлили ход, чтобы немного перевести дух. На яхте царила темень и тишина, никто не включал сигнализацию, никто не бегал по палубе.
— Ну и что же в конец концов произошло? Куда ты дела Туззи?
— Я его вырубила, только не знаю, как долго он пробудет в отключке. Давай, поплыли дальше, времени совсем нет.
Они продолжали плыть, стараясь грести в такт, медленно, уставая все больше и больше. Намокшая одежда Беннетта, как камень, тянула его ко дну, вытянутые над водой руки Анны налились свинцом, но их глаза были неотрывно устремлены на Ragazza. Так прошел один из самых длинных часов в их жизни.
Вдруг плечо Беннетта уткнулось в острый нос стоящей на причале рыбацкой лодки. Он повернул голову и увидел огни порта совсем близко от себя. Спустя пять минут они уже стояли по пояс в грязной воде среди луж мазута и всяческого плавучего мусора. Еще пятьдесят метров, и они скорчились под фонарем на ступенях широкой лестницы, ведущей с пляжа к набережной. Свет лился на плечи Анны и на ее грудь, все еще вздымавшуюся от усилий.
— Беннетт, прекрати!
— Что?
— Хватит пялиться, сейчас слюни начнешь пускать. Лучше дай мне свою рубашку.
Беннетт снял блейзер, выжал рубашку и подал ее Анне, стараясь не смотреть на то, как мокрая ткань липнет к ее телу. Он так устал, что голова кружилась. Неужели они это сделали? И сбежали? Боже, люди По скорее всего находятся где-нибудь в порту, следят за яхтой. Надо найти их, отдать им чемодан, а потом домой, в горячую ванну. Он потрогал щеку Анны.
— Хорошая работа, сержант. Вам полагается медаль. Теперь надо найти горилл По и избавиться от чертова чемодана.
Анна покачала головой.
— Нам надо поговорить об этом, но не здесь. Сюда-то Туззи как раз и приедет нас искать в первую очередь. Нам надо убираться отсюда, да поскорее. — Она взглянула поверх плеча в сторону яхты. — Ну, Беннетт, пожалуйста, сделай усилие.
Беннетт снова напялил на себя намокший блейзер.
— Но отсюда пешком никуда и не дойдешь.
— А мы украдем машину.
— Что? А, конечно. Украдем машину, как это я сам не додумался? Какого цвета желаете?
— Черт, там надо просто соединить пару проводков, и можно завести двигатель. Я умею это делать. — Она посмотрела на него и внезапно улыбнулась. — Доверься мне.
Услышав самые зловещие слова, существующие в английском языке, Беннетт вздохнул и осторожно заглянул за стену, отделявшую пляж от улицы. Примерно в пятистах метрах располагался маленький отель и несколько магазинчиков, окна которых были наглухо закрыты ставнями. Рядом с ними — три ресторана, один прямо за другим. Дальше опять магазины, какие-то дома и дорога, ведущая к холмам. А где же машины? Беннетт ощутил прилив паники, поскольку на набережной не было ни одной машины. Но через мгновение ему показалось, что он видит что-то знакомое в этих трех стоящих рядом ресторанах. Еще мгновение — и он вспомнил. Он уже был здесь когда-то, несколько лет назад. Это же Кассис, а в Кассисе машины на набережную не допускаются. Теперь он отчетливо вспомнил, что ему тогда пришлось припарковать машину наверху, в холмах над деревней.
— Я никого не вижу, — шепнул он Анне. — Но лучше не будем рисковать. Давай двигаться как можно ближе к стене.
Они прошли вдоль стены к самому дальнему краю гавани, где уже не было огней. Ничто и нигде не шевелилось. Ничто не нарушало тишину, кроме скрипа цепей пришвартованных рыбачьих лодок да шуршания гальки под ногами. Беннетт подтянулся, взобрался на стену и помог Анне влезть следом. Спрыгнув с другой стороны, они пошли по дороге, ведущей к холмам.
В обшарпанной душной комнате маленького отеля в самой дальней стороне порта Жерар потер глаза и посмотрел на часы. Слава тебе господи! Его смена закончилась. Он встал со стула и начал трясти своего напарника.
— Давай, вставай, до рассвета осталось уже немного. Посиди у окна, развлекись.
Он с кряхтением растянулся на неудобной кровати. Ему было жарко и потно в полицейской форме. К тому же она ему жала. Напарник закурил, чтобы отогнать комаров, и уставился на далекие огни Ragazza, заранее скучая в предвкушении четырех часов бесцельного ожидания. Но что поделаешь, зато оплата была нескучная. Patron платил вполне сносно.
Анна и Беннетт медленно шли по парковке, выискивая машину без сигнализации, пробуя ручки дверей в надежде, что отыщется незапертая дверь. Они не хотели привлекать внимание шумом, поэтому предпочли бы не бить стекла. Беннетт остановился около запыленного «Пежо-205» с откидным верхом — он не видел ни наклеек, говорящих о том, что машина застрахована, ни мигающего красного огонька сигнализации. Он тихо окликнул Анну:
— Ты сможешь ее завести?
Анна подошла к машине.
— Попробую. Давай открывай ее, а я заведу.
Беннетт пошел ко входу на парковку — там стояли два огромных темно-зеленых мусорных контейнера для признающих цивилизацию водителей — и пошарил среди объедков, пока не нашел бутылку из-под пива. Она легко разбилась о стену, так что назад он пришел вооруженный острым стеклянным ножом, которым и проделал длинный разрез в брезентовой крыше. Он залез через него в машину и изнутри открыл дверь.
— Прошу вас, мадам.
— А ты делаешь успехи, — сказала Анна, нагнулась и стала шарить под приборной панелью.
Рубаха задралась аж до пояса, и у Беннетта дух захватило от вида мокрых белых трусиков, до предела натянутых на двух окружностях, о которых можно было только мечтать. Ему пришлось потрясти головой, чтобы выбросить из головы совершенно лишние мысли. Не время, сказал он себе строго, сосредоточься на работе.
Наконец маленькая машина чихнула, двигатель завелся. Беннетт зажег фары и проверил уровень бензина. Полбака есть.
— Бензина навалом, можем спокойно доехать до Монако.
— Беннетт, подумай. Какой еще Монако? Они наверняка следят за квартирой. Может быть, они уже в квартире. Нам надо поговорить.
— Поговорим по дороге. Они не следят за квартирой. Они думают, что мы на яхте.
— Нет, в Монако нам нельзя. Куда угодно, только не в Монако.
— Анна, посмотри на нас. Мы грязные, вымазанные в мазуте, мокрые, на тебе — только рубашка и трусы, мы едем в угнанной машине, и сейчас около двух часов утра. Куда ты хочешь ехать? Может быть, попробуем остановиться в «Хилтоне»? Мы что, выглядим как респектабельные туристы?
— Ну должно же найтись место, куда мы можем поехать.
— О, черт, придумал. Мы поедем в Сен-Мартин. — Беннетт захлопнул дверцу, развернул машину и погнал ее в сторону шоссе.
— Беннетт?
— Что теперь?
— Ты сердишься на меня?
— Да, представь себе, я вне себя от возмущения. Ты все сделала. Мы украли этот чертов кейс. Ты получишь свои деньги. Зачем все усложнять? Чего тебе теперь не хватает?
— Я скажу тебе, как только мы приедем в Сен-Мартин. — Анна откинулась на спинку пассажирского сиденья, зажав кейс между колен. — Рассказать тебе, как я это сделала?
— Не надо. — Он не отводил глаз от дороги, вжимая педаль газа в пол. — Ну ладно, расскажи. Только без скабрезных деталей.
— А не было деталей. Мы посмотрели фильм несколько минут, затем он сказал, что хочет мне кое-что показать.
— Давай я догадаюсь, что именно.
— Луну.
— Так не было никакой луны…
— Ну тогда звезды. Какая разница? Ну так вот, мы вышли, проверили звезды, все были на месте, а потом он спросил, а не хочу ли я выпить шампанского в каком-нибудь уютном местечке.
— Даже и представить себе не могу, где находилось ближайшее уютное местечко. Боже, я сам иногда, грешен, болтал что-то подобное, но чтобы унизиться до такой банальности…
— Я тоже в своей жизни слышала немало банальностей, поверь мне. Ну и конечно, вот так сюрприз, он ведет меня к себе в каюту, а там уже все готово к приему — свет притушен, негромкая музыка играет, но я нигде не вижу кейса! И я начинаю ходить вокруг да около, спрашиваю его, а где, типа, тот знаменитый чемодан, что снес крышу всем этим крепышам из большого бизнеса? А, говорит он, я его спрятал в сейф, позже на него посмотрим. А потом говорит: а не хочешь нюхнуть?
— Просто идеальный хозяин. Я надеюсь, ты чихнула.