Рассвет Гайворонская Елена

— Я делаю это потому, что в вашей группе уже есть двое мужчин, которые настроены категорически против Джозефа и пытаются настроить против него и других. Один из мужчин считает Джозефа тем, что называется «пидор», другому не нравится разрез его глаз. На самом деле и того и другого раздражает то, что он подружился с тобой. Им не нравится, что у тебя есть друзья. Они предпочли бы, чтобы ты осталась в одиночестве. Твоему другу необходимо получить умение защищаться, и я сделаю это сейчас же.

Лилит испуганно выслушивала тираду Никани. Джозеф говорил, что опасность угрожает ей. Знал ли он о том, что и его благополучие находится под угрозой?

Освободив Джозефа от крутки, Никани прилегло с ним рядом. Обернув одну чувственную руку вокруг шеи Джозефа, а другую вокруг его талии, оно притянуло его безвольное тело ближе к себе.

— Ты специально лишило его сознания, или он упал в обморок сам? — спросила она и сразу же задумалась, почему это так ее интересует.

— Взяв его за кисть, я ввело ему снотворное. Но на самом деле он был близок к нервному срыву и вполне мог потерять сознание и сам. Таким образом я дал ему возможность, очнувшись, излить раздражение за то, что я усыпило его, одновременно избавив от стыда за то, что он мог продемонстрировать свою слабость у тебя на глазах.

Лилит кивнула.

— Благодарю тебя.

— Кто такой «пидор»? — спросило оно.

Она объяснила ему.

— Но он не относится к числу таких людей, и они знают это. Они знают, что он спит с тобой.

— Да, это так. Но у них так же есть подобные сомнения и на мой счет, я слышала.

— Никто из них не верит своим словам.

— И тем не менее.

— Веди их за собой, Лилит — только так ты сможешь быть им полезной. Помоги нам, потому что мы так же, как и ты, хотим, чтобы как можно больше из их числа вернулось обратно на Землю.

Она смотрела на Никани целую минуту, чувствуя на душе только страх и пустоту. В его голосе слышалась откровенность, хотя и не в этом сейчас было дело. Как она может стать лидером людей, которые видят в ней сообщника своих тюремщиков? На определенной ступени лидеру приходится доверять им свою жизнь. Но все, что до сих пор она делала у них на глазах, лишь подтверждало правоту ее слов, ставило под сомнение не только вероятность того, что эти люди захотят идти за ней, но и вообще их веру в то, что она является таким же, как они, человеком.

Она уселась по-турецки на пол и первую минуту просто смотрела в пустоту, но постепенно ее взгляд сосредоточился на кровати, где Никани держал в объятиях Джозефа. И тот и другой не двигались с места, хотя ее слух улавливал отчетливое дыхание Джозефа. Потом он протяжно и глубоко вздохнул. Неужели он приходит в себя? Значит, он уже получил урок, который в конце концов преподают людям все взрослые оолой? Слишком многое ему пришлось испытать за один день.

— Лилит?

Она вскочила на ноги. Ее звали и Никани и Джозеф одновременно, хотя было ясно, что только Никани сохраняло достаточно ясного разума, чтобы сознательно обращаться к ней. Но Джозеф, усыпленный и нервные связи которого были в большой степени связаны с оолой, в результате чего все, что бы ни происходило вокруг него, было словно скрыто пеленой, в том числе и то, что говорило или делало Никани, тоже говорил. Никани не обращало на это никакого внимания.

— Я изменило его и немного увеличило его силу, поэтому ты должна будешь посоветовать ему налечь на гимнастику, чтобы быстрее развить свои возможности. Теперь труднее будет причинить ему вред, его раны будут быстрее заживать, у него появится больше шансов выжить, в том числе он сможет пережить теперь многие раны, от которых мог погибнуть раньше.

Сам не осознавая того, Джозеф повторял в унисон то, что говорило Никани.

— Прекрати это! — выкрикнула Лилит.

Никани разъединило нервные связи с Джозефом.

— Приляг сюда с нами, — сказало оно, и Джозеф уже не вторил ему. — Почему бы тебе не побыть с твоим другом?

Лилит подумала, что на свете не может быть ничего более соблазнительного, чем оолой, говорящее вот так, особым тоном, о вещах также особого рода. Четко осознавая свои действия и уже не управляя собой, она поднялась и шагнула к кровати. Потом остановилась, глядя на пару — человек и оолой. Дыхание Джозефа теперь напоминало тихое похрапывание и он, похоже, преспокойно спал, прижавшись к Никани, точно так же, как спал по утрам, когда Лилит просыпалась раньше и подолгу рассматривала его спящего. Она не могла противиться приглашению Никани — и не стала бы утверждать, что способна на это, ни перед самой собой, ни перед кем-то другим — да и не хотела противиться. Никани и Джозеф сейчас означали для нее такую высочайшую степень единения, на которую не был способен никто из людей. Никани тоже это знало и тоже желало этого. Быть может именно по этой причине с оанкали остался Поль Титус, подумала она. Блаженство заставило Поля забыть о покинутой Земле и погибших родственниках.

Сжав кулаки, она сделала шаг назад.

— Мне это не поможет, — ответила она. — Когда тебя не будет рядом, от этого будет только хуже.

Сняв одну из чувственных рук с талии Джозефа, Никани протянуло ее к Лилит.

Она стояла неподвижно еще несколько секунд, доказывая самой себе, что все еще может контролировать свои действия. Потом, сорвав с себя куртку, она обхватила этот уродливый хобот, орган, немедленно обвившийся вокруг ее талии и потянувший ее в кровать. Она послушно улеглась. Никани оказалось между ней и Джозефом, она плотно прижалась к нему, к первому оолой, лежащему между ней и другим человеком. В первое мгновение она испугалось этой мысли. Если подобное повторится, то она рискует забеременеть нечеловеческим ребенком. Этого не случится сегодня, когда Никани нужно, чтобы она закончила для него другую работу, но когда-нибудь в будущем, вполне возможно. Как только Никани возьмет ее нервную систему под контроль, оно сможет делать с ней все, что захочет.

Она почувствовала, как оолой рядом с ней задрожало, и поняла, что оно проникло в ее нервные связи.

Она не теряла сознания. Никани решило испытать все ощущения в самом что ни на есть чистом их виде. Оно не хотело обманываться. Джозеф тоже находился в сознании, хотя его тело полностью держало под своим контролем Никани, успокоившее его и нейтрализовавшее страх посредством прямого воздействия на сознание. Подняв свободную руку, Лилит протянула ее через тело Никани и дотронулась до холодной руки Джозефа, показавшейся ей безжизненной.

— Нет, — тихо проговорило Никани прямо в ее ухо или может быть оно напрямую стимулировало ее слуховой нерв — в состоянии подобной близости оно было вполне способно на такие вещи, могло стимулировать любые ее органы чувств, в любой их комбинации, вызывая желаемые галлюцинации, совершенно реалистические.

— Только через посредство меня, — настойчиво сказало оно ей.

Руку Лилит укололи десятки игл. Она отпустила руку Джозефа и немедленно ощутила его присутствие в виде легкого и теплого покрывала покоя и безопасности, полноты и надежности. Она понятия не имела, что ощущала в тот момент — то ли выражение чувств Джозефа, созданных Никани, то ли действительную передачу ощущений Джозефа, то ли мастерскую комбинацию того и другого, правды и аппроксимации, или просто чистой воды фикцию.

И что испытывал Джозеф от ее соседства?

Ее казалось, что она была с ним всегда. Ощущение было сплошным, отсутствовало впечатление переключающихся тумблеров, или «времени одиночества», противопоставимого «времени вместе». Он всегда был здесь, он был частью ее, неотъемлемой частью.

Никани сосредоточило свое внимание на их влечении друг к другу, на их соединении. Оно не оставило Лилит никаких других ощущений. Да и само оно, казалось, словно бы испарилось. Она чувствовала рядом с собой только Джозефа, отчетливо понимая, что тот осознает присутствие только ее одной.

Их удовольствие от соединения друг с другом внезапно воспламенилось и стало гореть ровным и устойчивым светом. Они двигались вместе, пребывая на невиданном уровне возбуждения, освобожденные от любых уз, абсолютно синхронизированные друг с другом, горящие, чувством, словно свечи, растворенные друг в друге. Их движение представлялось направленным вертикально вверх. Потом, через неопределенно долгое время, они принялись медленно опускаться вниз, медленно и постепенно, наслаждаясь каждым мгновением пребывания вместе.

Полдень, вечер, сумерки, тьма, ночь.

Горло саднило. Первым ощущением, после того как она поняла, что существует сама по себе, была боль — словно она долгое время без перерыва кричала, кого-то звала. Она с усилием сглотнула, поморщилась от боли и поднесла руку к горлу, но чувственная рука Никани была уже там, оно опять опередило ее и отстранило ее ладонь. Оолой положило чувственную руку на ее горло. Она почувствовала, как обнаженная чувственная рука Никани коснулась ее горла, как вытянулись чувственные пальцы. Потом скорее не почувствовала, а поняла, как субстанция пальцев Никани проникла в плоть ее горла и еще через мгновение неприятные ощущения из ее горла ушли.

— Ты вскрикнула несколько раз, отсюда и эти неприятные ощущения в горле, — сказало оно ей. — Кроме этого, все прошло хорошо.

— Зачем ты сделало это со мной? — спросила она у него.

— Ты поразила меня. До сих пор ты никогда не кричала при мне.

Она почувствовала, как рука Никани отпустила ее горло и принялась поглаживать ее.

— Какая часть из того, что я чувствовала, принадлежала Джозефу, а какая мне? — спросила она. — И сколько из этого ты создало само?

— Я ничего не создавало искусственно, — ответило оно. — И я почти ничего не брало от него. У вас обоих предостаточно своих собственных ощущений, сохраненных в вашей памяти.

— Но ничего подобного я раньше не испытывала.

— Это была новая комбинация. Ощущения Джозефа смешались с твоими. В свою очередь он испытывал переживания и свои и твои. Я лишь брало то, что кипело в тебе и Джозефе, это был превосходный материал, ничего другого не требовалось. Всего и без того было… более чем достаточно.

Она оглянулась:

— А Джозеф?

— Он спит. Его сон очень глубок. И не я погрузил его в сон. Он очень устал. И тем не менее с ним все в порядке.

— Он чувствовал все то же… что чувствовала я?

— На сенсорном уровне — да. В плане мыслительного, интеллектуального представления он создавал свою собственную интерпретацию, как и ты — свою.

— Не вижу тут ничего интеллектуального.

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Наверно.

Она положила руку на грудь Никани, испытывая странное, смешанное со страхом извращенное удовольствие от того, как сжались его щупальца и как потом они разгладились под ее ладонью.

— Зачем ты это делаешь? — спросило оно.

— Тебе неприятно? — спросила она, останавливая свою руку.

— Совсем нет.

— Тогда позволь мне делать так. Для меня это внове, так что уж позволь мне.

— Мне нужно идти. Ты прими душ, потом пойди покорми своих людей. Своего друга тебе лучше оставить здесь — запри его в этой комнате. Когда он проснется, будь рядом с ним, и пусть ты будешь первой, кого он увидит, открыв глаза.

На глазах у Лилит Никани перебралось через нее, изгибая члены под самыми невероятными углами, потом опустилось на пол. Прежде чем Никани направилось к стене, Лилит поймала его руку. Головные щупальца Никани, слабо приподнявшись, направились к ней в немом вопросе.

— Как тебе он? — спросила она оолой. — Он понравился тебе?

Фокус щупалец быстро переместился к Джозефу.

— Ахайясу и Дайчаан теряются в догадках, — ответило оно. — Им казалось, что ты предпочтешь одного из тех больших черных парней, поскольку они твоей расы. Я же с самого начала знал, что ты предпочтешь Джозефа, потому что он очень похож на тебя.

— Вот как?

— Результаты его тестирования были очень близки к твоим, и не только я, но и многие другие обратили внимание на это. Джозеф не похож на тебя внешне, но внутренне он чрезвычайно напоминает тебя.

— Если он… — она с трудом могла заставить себя воплотить свои мысли в слова. — Если он узнает, что то, что случилось с ним, произошло с моей помощью, он может больше не захочет иметь дело со мной.

— Он может быть раздражен, испуган и ждать с нетерпением следующей встречи с тобой и мной — при этом быть готовым на все, чтобы следующего раза не случилось. Я же говорило тебе, я отлично его знаю.

— И откуда ты его так хорошо узнало? Может быть ты уже проделывало это с ним раньше?

Щупальца на теле и голове Никани повисли и разгладились настолько, что даже со своими чувственными руками оно стало напоминать худощавого, безволосого человека неопределенного пола.

— Джозеф был предметом одного из моих первых действий в качестве взрослого оолой, — ответило оно. — К тому времени я уже очень хорошо тебя узнало и имело намерение подыскать кого-нибудь для тебя. Но не нового Поля Титуса, а кого-то, кто понравится тебе. Кого-то, кому понравишься ты. Я изучило памятные записи тысяч мужчин-землян. Джозеф мог бы сам стать отцом большой общины, его вполне можно было бы этому научить, и когда я спросило мнение других оолой, они согласились, что вы двое как нельзя лучше подойдете друг к другу.

— Значит это ты… ты выбрало его для меня?

— Я свело вас вместе, поставило друг перед другом. А выбор свой вы сделали сами.

Заставив стену открыться, Никани исчезло.

Когда Лилит вышла наружу и позвала всех есть, люди собирались вокруг медленно и враждебно, молчаливо и словно бы нехотя. Многие уже ждали ее появления возле обычного места раздачи пищи, голодные, раздраженные и насупленные, нетерпеливые. Лилит старалась не обращать внимания на их злобное ворчание.

— Время еды давно прошло, — со значением проговорил Питер Ван Верден, стоя у нее за спиной и наблюдая за тем, как она открывает кладовые, откуда люди немедленно стали доставать еду. Питер распускал сплетни о том, что она, Лилит, не человек, и она отлично знала это.

— Она там путалась со своим дружком, — поддала жару Джин Пелерин. — Конечно, ей было не до нас.

Обернувшись, Лилит внимательно посмотрела в лицо Джин, успев разглядеть ее синяки и разбитые губы, прежде чем та поспешила отвернуться.

От этих жди неприятностей. Сколько среди них еще недовольных, пока еще придерживающих язык, потенциальных недругов. Как скоро они проявят себя?

— Завтра я собираюсь Пробудить десять человек, — объявила она, прежде чем все успели разойтись. — Я хочу, чтобы вы все мне помогли, занялись с новичками, все равно, кто как хочет — можно парами, можно один на один, индивидуально.

Лилит двинулась вдоль кладовых с едой, автоматически проводя пальцами по стене, отдавая ей сигнал не закрываться, потому как не все еще выбрали все, что им хотелось. Все давно уже привыкли к этому, даже новички из последних Пробужденных. Ворчал только один Габриэль Ринальди:

— Зачем ты все время делаешь это, Лилит? Почему бы тебе не оставить кладовые открытыми на все время?

— Я не могу это сделать, — ответила она. — Кладовые так устроены, что сами собой закрываются через три минуты, и после этого, для того чтобы открыть их, я снова должна прикоснуться к стене.

Остановившись у последней кладовой, она взяла с полки глубокую тарелку с острой горячей бобовой похлебкой, после чего стена сразу же закрылась. До тех пор, пока стена не закроется, в кладовых не появится новой еды. Поставив бобы около стены, она решила, что съест их позже. Вокруг все уже закусывали — люди сидели прямо на полу и ели из съедобных тарелок. Совместная трапеза действовала умиротворяюще и успокоительно — в теперешней ситуации даже эта малость покоя была бесценна. Люди рассаживались группами и разговаривали между собой. Лилит выбирала для себя фрукты, когда из ближайшей к ней группы раздался голос Питера. С ним вместе сидели Курт Лоэр, Джин и Селена Иверс.

— Если вы спросите меня, то я скажу, что стены эти ведут себя таким образом для того, чтобы отвлекать нас от мысли о том, как и что мы могли бы вытрясти из нашей тюремщицы.

Лилит немного помолчала, выжидая, не подаст ли кто-нибудь голос в ее защиту. Никто ничего не сказал, более того, постепенно разговоры утихли со всех сторон.

Глубоко вздохнув, она шагнула и остановилась возле группы Питера.

— Глупо думать, что в мире все постоянно, — проговорила она тихо. — Может быть тебе, Питер, удастся настроить здесь всех против меня. Это, конечно же, будет означать мое поражение.

Немного повысив голос, она заговорила так, чтобы дальнейшее услышали все.

— Кроме того, это будет означать, что все вы, здесь присутствующие, будете усыплены снова и окажетесь в растениях долгого сна, после чего будете разделены и опять вынуждены пройти через все это, но уже с другими людьми.

Лилит помолчала немного.

— Если это то, что ты хочешь — чтобы нашу группу расформировали, чтобы каждый из нас начал все снова среди чужих людей с самого начала, и так до тех пор, пока не завершит то, чего от нас добиваются, что ж, воля твоя. Возможности тут у тебя безграничные.

Взяв свою еду, она присела к Тэйт, Габриэлю и Леа.

— Неплохо, — похвалила ее Тэйт, после того как все снова взялись за еду и разговоры вокруг опять возобновились. — Отличное предупреждение для всех. Смысл донесен прекрасно.

— А по-моему, не сработает, — отрезала Леа. — Эти люди и так почти не знают друг друга. Что им до того, что придется снова что-то начинать?

— Думаю, им не все равно, — отозвался Габриэль. Даже сейчас, когда нижнюю часть его лица скрывала иссиня-черная бородка, он был самым красивым из мужчин здесь, да и вообще, может быть, из всех, кого Лилит когда-либо приходилось видеть. Добившись расположения Тэйт, с тех пор он спал исключительно с ней. Лилит Габриэль почти что нравился, хотя она чувствовала, что ей он доверяет не до конца. Она чувствовала это в его пытливых взглядах, которые он иногда бросал на нее украдкой. И тем не менее по сию пору он неизменно выступал на ее стороне, всегда откровенно высказывая свое мнение по всем вопросам.

— Многие из присутствующих здесь уже нашли себе любовников или любовниц, друзей, короче говоря, межличностные связи установлены, — сказал он Леа. — Вспомни, что у них было до сих пор — война, хаос, семьи и друзья погибли. Оставалось только одиночество. Клетка-одиночка и дерьмо вместо еды. Нет, не говори — многим из них их теперешнее положение небезразлично. Подумай хотя бы о себе.

С горящим гневом лицом Леа повернулась к нему, уже готовая к спору, к крику, но улыбка симпатяги Габриэля, казалось, обезоружила ее. Леа печально вздохнула и согласно кивнула. В течение нескольких секунд казалось, что она вот-вот заплачет.

— Сколько раз, по-вашему, можно терять все и снова находить в себе силы начинать заново? — пробормотала Тэйт.

Столько раз, сколько нужно, обреченно подумала про себя Лилит. Столько раз, сколько считает это необходимым сделать человеческий страх, упрямство, подозрительность. Оанкали были настолько же полны терпения, насколько хранила его в себе дожидающаяся своих людей Земля.

Внезапно она ощутила на себе взгляд Габриэля.

— Ты расстроилась потому, что они не желают проявить разум? — спросил ее он.

Она кивнула.

— Лично мне кажется, что они склонны верить тебе. Причем все без исключения, в том числе и Ван Верден и Джин.

— Я знаю. Они снова поверили мне, но это недолго продлится. Вскоре снова кто-нибудь из них решит, что уловил меня на лжи или что меня саму обманывают.

— Ты так уверена в этом? — спросила Тэйт.

— Да, я уверена, что так и будет, — с горечью в голосе проговорила Лилит. — В конце концов это проявится, и хорошо если обойдется малыми жертвами.

— Но к тому времени…

— Что случится к тому времени, я не могу знать, — отрезала Лилит. — Наши спасители, наши хозяева — инопланетяне. И мы находимся на борту их корабля. Я повидала и поняла здесь немало — я побывала даже в невесомости — и полностью убеждена в том, что мы находимся в космосе на борту инопланетного корабля. Наши хозяева обладают способностью манипулировать генами, ДНК, причем проделывают это так же естественно, как мы обращаемся с ручкой или карандашом. И мы в их руках. Вот и все, что я знаю. И об этом я говорила вам уже давно. И если большинство из нас будут вести себя так, словно то, что я сказала, сплошное надувательство, то нам еще повезет, если нас просто снова усыпят, а потом расформируют по разным группам.

Глядя на эти три пары глаз, неотрывно глядящих на нее, она выдавила из себя слабую улыбку.

— Все, конец тоста, — сказала она. — Давайте есть. Мне нужно еще отнести что-нибудь для Джозефа.

— А почему он не вышел к обеду с тобой? — поинтересовалась Тэйт.

— С ним все в порядке, он отдыхает, — ответила Лилит.

— Дорогая, я бы тоже не возражал, если бы ты хоть иногда приносила мне завтрак в постель, — сказал Тэйт Габриэль, когда Лилит встала и двинулась к кладовым.

— И не надейся! — засмеялась Тэйт.

Набирая еды для Джозефа, Лилит улыбалась. Она была готова к тому, что многие из Пробужденных не поверят ее рассказу, будут относиться к ней враждебно, не доверять ей. Но будут и другие, с кем она сможет перекинуться словом, с кем сможет расслабиться. Оставалось только надеяться, что она сможет удержать скептиков от насильственных действий.

Когда она вошла в свою комнату, Джозеф еще спал. Ни о каком разговоре или еде не могло быть и речи. Увидев, что он еще погружен в сон, она присела рядом с ним на кровать, чтобы ждать. Потом, решив не будить его, закрыла входные стены и прилегла рядом с ним, уснула и спала до тех пор, пока его движение не разбудило ее. Поднявшись, она села, глядя на Джозефа, обеспокоенная, но не ощущающая исходящей от него враждебности. С облегчением она поняла, что ее присутствие не противно ему.

Сейчас он разбирается в своих ощущениях, сортирует свои чувства, подумала она. Он пытается понять, что с ним произошло.

Она разломила фрукты и положила несколько ломтиков между ними. Она заговорила с ним, хотя знала, что он не ответит:

— Это была нейросенсорная иллюзия. Никани напрямую стимулировал твои нервные окончания, только и всего, ведь мы, существа разумные, обладаем способностью моделировать впечатления по собственному опыту, сохраненному в памяти. На физическом уровне Никани чувствовало то же, что и мы. Оно не умеет читать наши мысли. Оно не способно просто так причинить нам вред — в этом случае ему придется пережить те же самые мучения, что и нам.

Лилит помолчала.

— Никани сказало, что немного увеличило твою силу. Поначалу тебе следует проявлять осторожность и уделить внимание физическим нагрузкам. С сегодняшнего дня тебя непросто будет ранить. И если что-то вдруг случится, ты оправишься быстрее, так же, как я.

Джозеф лежал молча, не отвечая и не глядя на нее, но она знала, что он все слышит. Вид у него был далеко не отсутствующий.

Она продолжала сидеть рядом с ним, испытывая смущение, но одновременно и покой, то и дело отщипывая по кусочку от фруктов. Через некоторое время она снова прилегла, спустив ноги на пол, вытянувшись поперек кровати. Ее движение привлекло его внимание.

Повернувшись к ней, он уставился на нее так, словно перед этим забыл о том, что в комнате находится еще и она.

— Тебе пора вставать, — сказал он ей. — Светает, скоро утро.

— Поговори со мной, — попросила она.

Он сильно потер лоб.

— Значит, все это было не по-настоящему? Все — не по-настоящему?

— Мы даже не прикоснулись друг к другу.

Он схватил ее руку и стиснул в своей.

— Значит, это оно… сделало все это.

— Нейронная стимуляция.

— Каким образом?

— Оанкали умеют напрямую подключаться к человеческой нервной системе. В этом плане они очень здорово впереди нас, чрезвычайно развиты в плане контроля нервных связей, гораздо чувствительнее нас, и прочее. Все, что нам кажется быстрым, легким и мимолетным ощущением, для них несет гораздо больший объем информации, физической и духовной, и чувствительность их простирается далеко за пределы нашей. Прежде чем мы почувствуем нечто, они уже далеко углубятся в соответствующее переживание. Благодаря этому они могут предотвращать любое болевое ощущение прежде, чем мы ощутим его.

— И ты уже проделывала такое с ними прежде?

Лилит кивнула.

— С другим мужчиной?

— Нет, только с Никани и членами его семьи.

Внезапно резко поднявшись с кровати, он принялся мерить шагами комнату.

— Они не люди, — сказала она.

— Тогда каким же образом им удается?.. Их нервная система должна существенно отличаться от нашей. Каким образом им удается заставить меня чувствовать… то, что я чувствовал?

— Для этого им необходимо всего лишь верно выбирать электрохимические связи, которые необходимо стимулировать. Не могу сказать, что я тут много понимаю. Можно считать, что это подобно человеческому языку, сравнение будет, в нашем понимании, наиболее близким. Они знают наши тела гораздо лучше, чем их знаем мы.

— Как ты смогла заставить себя позволить им прикоснуться к тебе?

— Я хотела перемен. Мне нужна была сила, способность к быстрому исцелению…

Он остановился перед ней, глядя ей прямо в лицо.

— Вот как? И это все?

Она подняла на него глаза, увидев в них неверие и презрение, но оправдываться не захотела.

— Мне понравилось то, что я чувствовала при этом, — спокойно ответила она. — А тебе, разве тебе не понравилось?

— Если на то будет моя воля, я никогда больше не позволю этому существу прикоснуться ко мне.

Она не стала с ним спорить.

— Со мной в жизни ничего подобного никогда не происходило! — почти прокричал он.

Она вздрогнула, но опять ничего не сказала.

— Если бы эту штуку можно было бы разлить по бутылочкам, она наверняка произвела бы революцию, став самым популярным наркотиком на черном рынке.

— Сегодня утром я собираюсь Пробудить десятерых, — сказала она ему. — Ты мне поможешь?

— Значит, ты твердо это решила?

— Да, твердо.

Джозеф тяжело вздохнул.

— Тогда пойдем.

Сказав это, он не двинулся с места. Он по-прежнему стоял и смотрел на нее.

— Эта штука… она похожа на наркотик? — наконец спросил он.

— Хочешь узнать, не наркоманка ли я?

— Да.

— Не думаю. Мне хорошо с тобой. И мне не хочется, чтобы Никани проходило сюда.

— Я не желаю, чтобы оно появлялось здесь снова.

— Никани — оолой и, по-моему, ему наши желания безразличны.

— Не позволяй ему прикасаться к себе! Если оно предложит тебе выбирать, скажи, что не желаешь больше иметь с ним дела!

Такой категорический отказ от общества Никани несколько встревожил ее, воскресив отголоски воспоминаний о Поле Титусе. Если бы в Джозефе внезапно проявился Поль Титус, это бы стало для нее сильнейшим ударом.

— Никани не мужчина, Джозеф.

— Это неважно — по отношению к нам здесь нет никакой разницы!

— Как никакой разницы нет в любом традиционном самообмане! Мы должны узнать оанкали как можно лучше, во всем, и главное, в их нечеловеческих качествах — и поверь мне, последнего в оолой как раз-то больше всего.

Она встала, отчетливо понимая, что ни под каким видом не станет сейчас давать ему никаких обещаний, тех, что он так хочет от нее услышать, понимая при этом, что ее молчание он запомнит надолго. Заставив стену раствориться, она вышла из комнаты.

Еще десятеро новичков.

Для всех нашлось занятие — новичков всячески обухаживали, старались удержать их подальше от неприятностей и на все лады объясняли суть происходящего. Женщина, с которой занимался Питер, рассмеялась ему в лицо и назвала его психом, когда он сказал ей, что «существует возможность того, что наши хозяева являются инопланетянами».

Подзаботный Леа, худощавый блондин, лишь только открыв глаза, набросился на нее, повалили на пол и возможно, добился бы своего, окажись сам чуть покрупнее, а Леа — поменьше и послабее. Она сумела вырваться из рук блондина сама, а с дальнейшим ей помог Габриэль. Как ни странно, но она отнеслась к попытке изнасилования вполне терпимо. Была более удивлена, чем рассержена.

Как правило, ничего из того, что вновь пробужденные делали в первые минуты своего Пробуждения, в дальнейшем не вспоминалось и не воспринималось всерьез. Насильника Леа просто держали за руки до тех пор, пока он не прекратил вырываться, не затих и взгляд его не прояснился, пока он не стал обводить многочисленных присутствующих изумленными глазами и пока наконец не начал плакать.

Имя блондина было Врай Ордвэй, и уже через несколько дней после Пробуждения он сошелся с Леа и спал с ней с полного ее согласия.

Еще через два дня Питер Ван Верден и семеро его сообщников одновременно напали на Лилит, схватили ее и держали за руки до тех пор, пока Деррик Вольский выгребал из одной из кладовых бисквиты и пытался проломить заднюю стену. Он бился в стену до тех пор, пока наружная стена наконец не затянулась и не скрыла его.

Как только Лилит поняла, что задумал сделать Деррик, она прекратила вырываться. Не было нужды бороться и причинять кому-то боль — о Деррике позаботятся оанкали.

— Что он думал там найти? — спросила она Курта.

Курт тоже держал ее, хотя его подруга Селена в заговоре не принимала участия. Курт так и не отпустил ее руки.

Глядя Курту прямо в глаза, она стряхнула с себя остальных. Теперь, как только Деррик исчез, они уже не пытались удержать ее изо всех сил. Она знала, что если бы позволила себе сильно ударить кого-нибудь из них или причинить кому-то боль, они не стали бы после этого удерживать ее вообще. Она была слабее всех семерых мужчин вместе взятых, но определенно сильнее любых двоих из их числа. И быстрее любого из них. Осознание этого факта не принесло ей успокоения, как должно было бы.

— Что он собирался найти там? — повторила она свой вопрос.

Курт выпустил ее руку, которую она не стала у него вырывать:

— Он хотел разобраться, что там творится в действительности, — ответил он. — Ведь там наверняка должны быть какие-то люди, которые кладут в кладовые еду, вот мы и решили выяснить, кто они такие. Мы хотели увидеть их прежде, чем они к этому подготовятся — прежде чем успеют загримироваться под марсиан.

Лилит вздохнула. Она уже не раз пыталась объяснять всем, что кладовые наполняются продуктами автоматически. Похоже, в это тоже никто не поверил.

— Они не марсиане, — сказала она.

Курт скептически скривил рот в отдаленном подобии улыбки.

— Да, я так и знал с самого начала. Я в сказки не верю.

— Они прилетели из другой солнечной системы, — продолжила она. — Не знаю, из которой точно. Да это и не важно. Они отправились в путь настолько давно, что сегодня не знают, существует ли их звезда вообще.

Курт снова скривил рот и отвернулся.

— И что теперь будет? — спросил другой голос.

Оглянувшись, Лилит увидела Селену и вздохнула. Куда бы Курт не сунулся, Селена всегда держалась неподалеку. Лилит подобрала их друг к другу так же верно, как Никани подобрал ее и Джозефа.

— Я не знаю, — ответила она. — Оанкали не причинят ему вреда, но в том, что он вернется обратно, я не уверена.

К ней уже шел Джозеф, ужасно взволнованный. Кто-то уже успел заглянуть к нему в комнату и позвать его, рассказав, что происходит.

— Ничего страшного, — сказала ему она. — Деррик отправился на свою встречу с оанкали.

Видя его взволнованный взгляд, она в ответ пожала плечами.

— Еще можно надеяться на то, что они приведут — или скорее принесут — его обратно к нам. Они очень многотерпеливы, эти оанкали.

— Но это может положить начало панике! — прошептал он.