Крой тела Этцольд Файт
— Нет, — возразил Фридрих, — думаю, это маловероятно. Большинство насильников — мужчины, как, впрочем, и серийные убийцы. Я думаю, что нашего преступника изнасиловал мужчина.
— Крайности присущи мужской натуре, — вздохнула Клара.
Фридрих кивнул.
— Вот поэтому среди женщин и нет ни Микеланджело, ни Моцарта. И Джека Потрошителя тоже нет.
— Это расценивать как комплимент или как свидетельство бедной женской природы?
— Считайте, как хотите, но факт остается фактом, — ответил Фридрих. — Однако вернемся к делу. Обратимся к статистике, будем исходить из того, что какой-то мужчина изнасиловал нашего убийцу. Предположим, что этот мужчина осквернил его в юном возрасте.
— Педофил? И одновременно гомосексуалист? — Клара удивленно приподняла брови.
— Есть некоторые факты, которые об этом говорят, — ответил Фридрих. — Только посмотрите, с какой неприкрытой радостью наш убийца использовал гомосексуалиста Якоба Кюртена как марионетку. Мы должны были подумать, что именно он и есть преступник.
Перед глазами у Клары снова возник прикованный к кровати труп Якоба Кюртена, высушенный и мумифицированный так, что даже пол невозможно распознать.
— И вспомните, как он цинично высмеивал Кюртена в своем письме.
Фридрих наклонился и указал пальцем на строки в отчете: «Вы, наверное, думали, что я у вас в кармане. Но результатов у вас не больше, чем крови в венах высохшего Якоба Кюртена».
— Убийство Кюртена и, возможно, других мужчин, под личиной которых он скрывался, чтобы общаться с женщинами, с одной стороны, всего лишь инструмент. Инструмент, чтобы на самом деле сделать себя безымянным и невидимым, чтобы, используя незначительные детали, становиться невидимым преступником, прямо как у Эдгара Аллана По «Человек в толпе». — Фридрих ненадолго замолчал, словно ему необходимо было упорядочить мысли. — С другой стороны, может быть, это своеобразная месть гомосексуалистам, косвенная месть человеку, который его изнасиловал в детстве или юношестве.
— Почему тогда он не убивает только мужчин? — поинтересовалась Клара.
— Помедленнее, — ответил Фридрих, — давайте не будем смешивать обязательную программу с произвольной. Якоб Кюртен или кто-нибудь еще, кто лежит высохший в своей постели, — это произвольная программа, так ему проще нас запутать. Но на самом деле он мог обойтись и без этого. Женщины — вот обязательная программа.
Клара закрыла глаза, чтобы подумать, а открыв, спросила:
— Ему нужны были мужчины, чтобы убивать женщин и оставаться незамеченным, чтобы довести работу до конца?
— Точно.
— Мужчины были всего лишь инструментами, женщины — жертвами. Совершая убийства, он, возможно, пытается попросить прощения за содеянное ранее?
Фридрих кивнул.
— До этого момента наши предположения вполне правдоподобны.
— А катарсис? Тут женщины играют какую-то роль?
Фридрих лукаво улыбнулся.
— А вы как думаете?
Клара улыбнулась в ответ.
— Если уж вы спрашиваете, то да. Но почему?
— Ну что мог сделать с нашим тогда юным убийцей педофил, гомосексуалист, насильник?
Клара пожала плечами.
— Трогал его, унижал, склонял к оральному или анальному сексу.
— Наш убийца был «активом» или «пассивом»?
— Учитывая юный возраст, наверняка «пассивом».
Фридрих кивнул.
— Значит, наш убийца должен был удовлетворять насильника орально, а тот его анально насиловал. Возможно такое?
Клару немного удивляло, что Фридрих заострял внимание на таких подробностях, но это, очевидно, казалось ему важным.
— Да, звучит правдоподобно.
Фридрих откинулся на спинку стула.
— Это значит, что Безымянный должен был играть роль женщины.
Глаза Клары расширились от удивления.
— И убивая женщин направо и налево, он достигает катарсиса?
— Вероятно. Он убивает то, что ненавидит в себе, что считает грязным. То, что обычно связывают с женским началом, — слабость, мягкость. Сам факт, что мужчина входит в женщину. Именно этих элементов и боится убийца, связывает их с отвращением и стыдом. Потому что именно эти элементы присутствовали в момент его глубочайшего унижения и причинили ему травму. — Фридрих сложил руки, как священник. — Он чувствовал себя женщиной, когда его насиловали и издевались над ним. И чтобы очистить психику, забыть стыд, он пытается убить все женское в себе…
— …убивая вместо этого молодых красивых женщин, — закончила за него Клара.
— Да. Жасмин Петерс была очень привлекательной, — напомнил Фридрих. — Олицетворение женственности. И если есть другие жертвы, чего я опасаюсь, то они тоже не будут страшилищами. Они не могут ими быть, потому что женская красота, которую он убивает, равноценна женской слабости, которую он уничтожает в себе.
Клара взглянула на документы, которые держала в руках.
— И еще один вопрос, — сказала она.
Лицо Фридриха вновь просияло улыбкой.
— Любой, какой пожелаете. Или, лучше сказать, почти любой.
Клара пристально смотрела на него.
— Почему я?
Фридрих снова улыбнулся.
— Позволите задать вам встречный вопрос?
Клара пожала плечами.
— Я вынуждена согласиться.
— Кто вы?
— Женщина, как и другие жертвы.
— Вы тоже жертва?
У Клары свело желудок.
— Если вы имеете в виду убийство моей сестры… Да. Но откуда ему знать об этом?
— Будем исходить из того, что он это знает, — ответил Фридрих. — Если это действительно так, он видит в вас, во-первых, жертву, в смысле товарища по страданиям, человека, с кем случилось нечто подобное, возможно, как и у него самого.
— А во-вторых?
— Во-вторых, вы жертва в «женском» смысле. Вы привлекательная, если позволите мне такое высказывание, хотя и не блондинка. — Он прищурился. — Вы ведь не станете отрицать, что преступнику нравится делиться с вами шокирующей жестокостью.
Клара задумалась над тем, что Фридрих говорил до этого: преступник похож на кошку, которая приносит хозяйке убитых мышей, выкладывая их на террасе.
— И в-третьих? — спросила она.
— Встречный вопрос, — произнес Фридрих. — Кто вы? Здесь и сейчас?
— Здесь и сейчас? Главный комиссар комиссии по расследованию убийств.
— Правильно. — Он откинулся на стуле. — Вы помните о «педагогическом» элементе в его преступлениях? Он хочет вам что-то показать, может быть, даже целый мир. Он хочет приобщить вас, а может быть, и общественность, к своему жертвенному ритуалу и катарсису. Ведь чем больше людей это увидят, тем вернее он почувствует, что выполняет задание наилучшим образом. — Он наклонился вперед. — А кто может оценить экспертизу профессионального серийного убийцы лучше, чем личность, которая, хоть и не напрямую, но является одной из жертв этого же убийцы, потому что она пережила нечто подобное, как и он сам? Во-вторых, женщины всегда являются жертвами. И в-третьих, вы обладаете определенной компетенцией, чтобы оценить его поступок, ведь вы специалист.
Клара скрестила руки на груди.
— Мне угрожает опасность?
Фридрих пожал плечами.
— Трудно сказать, но я думаю, что нет. По крайней мере, не так быстро. Вы должны быть в этой истории до конца, но можете выполнять это условие, только если останетесь живой. — Он указал на отчет. — Я кое-что написал об этом на последних страницах. — Фридрих поднял указательный палец. — Однако если мы замешкаемся, на террасе появятся новые дохлые мыши. Он будет вас и дальше мучить, будет давить на вас психологически.
Клара сжала кулаки.
— И все же, — произнесла она и услышала беспомощную агрессивность в своем голосе, — несмотря на все эти объяснения, почему именно я? Что до моей сестры, то это случилось двадцать лет назад. Откуда он это знает?
Фридрих выглядел несколько растерянным.
— Предполагаю, что этого связующего звена у нас пока нет, — ответил он. — Но у нас уже достаточно сведений, чтобы как можно скорее его найти.
Кто-то постучал в дверь, и она тут же распахнулась.
В кабинет заглянул Германн.
— Плохие новости, — сказал он. — Спуститесь вниз.
— Плохие новости? — переспросила Клара.
Германн кивнул в ответ.
— Очень плохие.
Глава 28
Германн открыл страницу сайта «Ксенотьюб». Один из видеороликов назывался «Юлия», он был загружен информацией о Юлии Шмидт.
— Как вы это нашли? — спросила Клара.
— Наша система безопасности, — ответил Германн. — Только что пришло оповещение, ролик разместили десять минут назад для общего доступа в онлайн. — Он указал на файл. — Вот.
Клара прочитала название ролика:
Directors CUT
И подумала, что у слова «cut» здесь совсем другое значение.
Винтерфельд нервно провел рукой по волосам.
— Значит, наш друг все-таки решил рассказать об этом общественности, — наконец произнес он. — Лекция в аудитории вместо частных уроков.
— Да, — ответил Германн. — Вероятно, снова разместил от имени жертвы. Некой Юлии Шмидт.
Курсор мыши приблизился к кнопке «PLAY».
— Включить? — спросил Германн.
Винтерфельд кивнул.
Экран на несколько секунд почернел. Потом появилась картинка, почти такая же, как в первый раз. Красивая светловолосая девушка, лицо залито слезами, тот же панический страх в огромных глазах, словно жернов тянет душу на дно океана. Здесь тоже появились черные перчатки у горла девушки.
— Привет, Клара, — сказала она.
Клара не могла не вздрогнуть, когда услышала свое имя из уст жертвы.
— Меня зовут Юлия, — продолжала девушка, непрерывно дрожа и всхлипывая. — Я знаменитая… Все меня знают. И все… могут меня увидеть… — Она сделала паузу, сглотнула слюну и взглянула прямо в камеру, словно за ней находился телесуфлер. — Я — звезда… Еще я… намного красивее Жасмин. Моя кожа еще не выглядит, как старый пергамент… а глаза… мои глаза еще на месте. — Она сплюнула что-то на пол. — Я уже мертва, но хаос… хаос продолжается. Навести меня в моей квартире. Сегодня, в пятницу… двадцать пятого октября. Но я не первая… и я не последняя.
Потом возле горла блеснул нож.
Кларе казалось, что ее сердце вот-вот взорвется. Она ожидала, что последует быстрый разрез скальпелем, который, словно ветер смерти, скользнет по горлу Юлии, оставив тонкую, глубокую рану. Ожидала, что спустя несколько секунд из нее польется кровь, сначала медленно и нерешительно, потом быстро и неудержимо, как ужасный водопад.
Нож дрогнул, сместившись чуть назад, словно человек замахнулся, чтобы нанести разрез.
Экран погас.
Клара вздохнула.
— Ублюдок! — прошептала она, задаваясь вопросом, что на самом деле бльший садизм: показать убийство, которого никто не ожидает, или не показать убийство, которого ожидают все?
Она переводила взгляд с Фридриха на Винтерфельда, которые смотрели на экран с одинаковым выражением лица.
— Она еще жива? — спросила Клара. — Может быть, это видео действительно снято сегодня?
Германн лихорадочно напечатал что-то на клавиатуре, подозвал одного из компьютерных техников и указал на экран.
— Проверь этот IP-адрес и прижми «Ксенотьюб». И сравни информацию с данными паспортного стола. В Берлине, наверное, целая толпа женщин с именем Юлия Шмидт, но с помощью этого видео мы ограничим зону поиска.
— Она сказала: «Я намного красивее Жасмин», — напомнил Винтерфельд. — Это может означать, что она еще жива.
— Но это может означать также, что она еще не мумифицирована, — возразила Клара. — Вероятно, этот сумасшедший хочет оставить нам надежду, что не убил ее, и мы еще больше будем рвать задницы, а это доставит ему еще большее удовольствие в игре кошки-мышки. — Она повернулась к Германну. — Как думаешь, когда мы получим адрес?
— Если поторопимся, то через полчаса, — ответил он.
— Сколько человек уже просмотрело видео?
Германн взглянул на статистику «Ксенотьюба».
— Пока только пятьсот. — Он покачал головой. — И все же это довольно много, если учитывать, что за секунду размещаются тысячи новых роликов, а это видео в сети всего лишь пятнадцать минут. — Германн взглянул на Клару. — Возможно, из-за ужасного содержания, которое выглядит правдоподобнее любого фильма ужасов. А может, из-за того, что преступник дал ссылку на этот ролик где-то в Интернете. Это могут быть сайты фильмов ужасов, страницы со снафф-видео или серверы с «жестким» порно, которые расположены где-то в России.
— Вы можете проверить, где и как?
— Уже занимаемся этим. — Германн подал знак двум техникам.
Винтерфельд уперся руками в бока и взглянул на Клару.
— В почтовом ящике ничего не нашли? — спросил он. — Может быть, посылка для вас?
Клара покачала головой.
— Есть какие-то новости о ДНК, добытой из жуков?
— Тоже ничего.
— Что теперь, синьора? — спросил Винтерфельд. — Чем займемся сейчас?
Клара глубоко вздохнула.
— Сначала мы должны выяснить, где находится квартира Юлии Шмидт. Как только мы это узнаем, туда нужно отправить оперативную группу и как можно незаметнее перекрыть подходы к дому. Не хватало нам еще придурков, которые найдут в телефонной книге адрес Юлии Шмидт и устроят паломничество к ее квартире.
— Но это могло бы нам помочь, — высказался Фридрих. — Не должны ли мы подключить этих придурков: может, они, сами того не желая, смогут помочь в поиске Юлии Шмидт?
— Неплохая идея, — сказал Германн, набирая что-то на компьютере, — но в Берлине живет более двух сотен женщин по имени Юлия Шмидт. При пятистах просмотрах, которые произошли до этого времени, выходит примерно по два человека на квартиру. А два типа, которые стоят у квартиры, не так уж заметны.
— Значит, забудем об этом варианте, — сказала Клара. — Подождем точный адрес. Как только он у нас будет, выезжаем. Я позвоню судмедэкспертам, чтобы они провели вскрытие трупа как можно скорее, — если мы таковой обнаружим, конечно.
Фридрих снял очки и внимательно смотрел то на монитор, то на Клару, то на Винтерфельда.
— Вы знаете, что это значит, если он снял этот фильм именно сегодня? — спросил он.
— Да, — ответила Клара. — Он смеется над нами и хочет показать свою силу. Кроме того, он доказывает этим, что мумификация ему больше не нужна, потому что мы его все равно не найдем.
Фридрих кивнул.
— Верно. Но еще это означает, что он мог допустить какие-то оплошности. И не потому, что недооценивает нас.
— А почему?
Фридрих переложил очки из одной руки в другую, прежде чем ответить:
— Потому что это значит, что его работа почти закончена.
Глава 29
Мирс спустился на ближайшую подземную парковку на лифте. Он попытался залезть в почту со своего «Блэкберри», но раздосадованно заметил, что связи нет. На втором подземном уровне двери раскрылись, и в лифт вошел мужчина из службы уборщиков. В одной руке он держал метлу, второй толкал тележку с мусорным контейнером, на котором крепился прочий инвентарь для уборки. Эта тележка заполнила собой почти всю кабинку лифта. Кепка на голове мужчины сидела набекрень, от него пахло жевательной резинкой.
— Извините, — пробормотал он.
— Ничего страшного, — кивнул Мирс.
Уборщик придвинул громоздкую тележку к двери, чтобы освободить немного места, и встал рядом с Мирсом, ухватившись за крепление тележки.
— Наконец-то выходные? — спросил он.
Мирс не был расположен к непринужденной беседе, но ведь лифт остановится спустя несколько секунд, поэтому все же ответил:
— Если бы. В моей профессии, к сожалению, выходных не бывает. — Он нащупал в кармане брюк ключи от «Ауди-ТТ».
Сначала он подумал, что несколько волосков с его ноги зацепились за брючную ткань. Иначе он не мог объяснить этот внезапный легкий укол. И только потом заметил торчащий в бедре шприц, увидел руку уборщика, пальцы которого вдавливали поршень.
Спустя мгновение его охватила приятная непроницаемая чернота.
Ключи от «ауди» выскользнули из его пальцев и звякнули об пол.
Чья-то рука схватила ключи.
И это не была рука Мирса.
Двери лифта открылись на четвертом подземном уровне. Уборщик выкатил тележку, подошел к автомобилю «Форд-Транзит», открыл заднюю дверцу и с трудом затолкал ее внутрь.
Захлопнув дверь багажного отделения, он прыгнул на водительское кресло и запустил мотор.
Как только лучи фар прорезали сумеречные внутренности подземного гаража, он надел очки.
Очки в матовой оправе из нержавеющей стали.
Глава 30
Германн и команда IT-специалистов в рекордно короткие сроки отыскали адрес Юлии Шмидт. Кройцберг, Берманнштрассе, 30. Была только одна Юлия Шмидт с таким IP-адресом и такой учетной записью на «Ксенотьюбе», изображение на фото совпало с девушкой на видео.
Чуть раньше Клара и Винтерфельд поговорили по телефону с Белльманом, который все еще находился в Висбадене, но уже ехал в лимузине к аэропорту во Франкфурте, чтобы последним рейсом вылететь в Берлин.
— Как получилось, что пресса так быстро пронюхала обо всем? — спросил Белльман. — Ведь это видео — одно среди миллионов.
— Да, — ответила Клара, — но оно очень страшное. Кроме того, мы не знаем, что именно убийца делал ради того, чтобы уведомить прессу.
Пресса действительно уже пронюхала обо всем. В многочисленных интернет-изданиях уже говорили об этом видео. Особенно рьяно это муссировалось в бульварной прессе, а ссылка на видео быстро распространялась по всему Интернету.
«Убийца из Интернета — Кто остановит сумасшедшего “Фейсбук”-Потрошителя?»
Как только вещи обретают имена, они обретают самостоятельность, размножаются и распространяются, как вирусы.
«Фейсбук»-Потрошитель…
Восемь журналистов уже позвонили в УУП, в отдел по работе с прессой. Сотрудников по работе с общественностью срочно вызвали на службу. Прессе нужно было сообщить следующее:
«Пока еще не ясно, идет ли речь о преступлении или о странной шутке. Имя “Клара” тоже могло быть выбрано совершенно произвольно. Мы отказываемся от комментариев, пока не будут предоставлены конкретные сведения после расследования или пока остается риск навредить следственным дейтвиям».
Если журналисты узнают из недостоверных источников или на основании откуда-то полученной информации станут утверждать и доказывать, что ранее уже были убийства, ответ должен быть следующим:
«Мы идем по следу преступника, но не можем пока сообщить о ходе расследования, чтобы не подвергать опасности результаты работы и не спровоцировать новые преступления. Кроме того, мы не можем исключать, что Юлия Шмидт до сих пор жива. Как только сотрудники полиции внесут ясность, непременно будут уведомлены родственники, а после — общественность».
И если речь пойдет о серийном убийце:
«Информация о том, что на счету убийцы уже дюжина женщин, всего лишь безосновательные слухи. Этим делом занимаются наши лучшие сотрудники, и скоро мы предъявим результаты общественности».
Вместе с оперативной группой они наконец добрались до квартиры Юлии Шмидт на Берманнштрассе, 30. Подходы перекрыли. На место прибыли полицейские машины с мигалками и оперативниками, которые блокировали место преступления.
Между тем уже никто не верил, что это чья-то глупая шутка.
В квартире Юлии было темно, как в могиле.
Кто-то вывел из строя блок предохранителей, может быть, сам убийца, так что в квартире больше не было света. Бессмысленно ждать электриков или чинить самим. Каждая минута на счету.
Но темнота — всегда риск. Неизвестно, не натянута ли где-нибудь острая, как бритва, тонкая стальная струна, которая запросто может отрезать голову, если с достаточной силой наскочить на нее. Неизвестно, не заложено ли в квартире взрывное устройство, которое среагирует на малейший источник света.
Никто не знал, не притаился ли в квартире убийца в очках инфракрасного видения. При первом же шуме он откроет стрельбу из автоматического оружия. Поэтому лишь холодные лучи полицейских фонариков «Мэглайт» оперативников и карманные фонари разрезали плотный мрак.
Свет пробирался в глубь квартиры.
Комната Юлии, насколько можно было рассмотреть в скудном освещении скользящих по стенам лучей маленьких поисковых прожекторов, выглядела иначе, чем комната Жасмин. Плакат с репродукцией Ван Гога «Звездная ночь», обеденный уголок, большая комнатная пальма. Листья пальмы в свете «мэглайтов» отбрасывали на стены пляшущие тени, похожие на змей, которые перед самым укусом сжались, чтобы в следующую секунду совершить бросок.
Потом снова темнота.
И контуры, которые неожиданно появлялись в свете карманных фонариков из непроглядной ночи. Появлялись и снова исчезали во тьме. Рядом с пальмой стоял комод с дюжиной фотографий из отпуска. Из-за того, что фотографии мелькали разноцветным лоскутным одеялом, лица людей превращались в мерцающие гримасы.
Свет пробирался в глубь квартиры.
Ближе к кровати. По покрывалу, подушкам. Вдруг мелькнули босые ноги. Белое платье.
— Здесь что-то есть! — вскрикнул Марк.
Еще два световых пятна от фонарей слились воедино.
На кровати кто-то лежал. Судя по силуэту, женщина в белой ночной сорочке, руки сложены на груди. Белоснежный наряд, украшенный кружевами, ярко выделялся на фоне масляно-черной темноты. Но было и нечто другое, это еще больше контрастировало с ярким светом фонарей. Что-то, что в холодном свете «мэглайтов» казалось таким же темным, как мрак за пределами светового пятна. Это были пятна и брызги на рубашке.
Кровь?
— Юлия Шмидт, это криминальная полиция, мы хотим вам помочь. Если вы меня слышите, скажите что-нибудь, — произнесла Клара.
Ответа не было.
И скоро всем стало ясно почему.
Лучи фонарей разрезали темноту над кроватью, поползли вверх: к солнечному сплетению, к сложенным рукам, грудной клетке, ключицам, шее…
Винтерфельд со свистом выдохнул, когда луч задержался там.
Когда стало понятно, что женщина на кровати не спит, что она не оглушена, не просто потеряла сознание и ее нельзя оживить, дав понюхать аммиак.
Когда стало понятно: Юлия Шмидт мертва.
В свете фонаря было видно: вместо стройной женской шеи — зияющая рана темнее чернильно-черной ночи.
А там, где должна быть голова, — всего лишь окровавленный обрубок, из которого торчат фрагменты костей и разрезанные сухожилия.
Кларе нужно было отдышаться.
— Обезглавливание, — прошептала она, и свет ее фонарика метался из стороны в сторону.
— Нам нужен прожектор! — крикнул Винтерфельд. — Живо!
Послышались торопливые шаги, которые быстро стихли за дверью.
Луч фонаря Клары скользнул вниз по кровавой ране, по кружевному вырезу ночной сорочки, по сложенным, словно у мученицы, рукам, по стройным ногам.
Потом луч заскользил вверх.
Мозг Клары выдал информацию с задержкой в полсекунды, когда луч фонарика уже пробежал по этому месту. Она заметила это мгновение назад, но еще не успела осознать.
«Один метр влево…»
Клара направила фонарик влево.
На полку над кроватью. Тут она заметила гипсовую копию Венеры Милосской.
А рядом с Венерой было то, что зафиксировал ее мозг.
Читать бесплатно другие книги:
