Холод Малиогонта Щупов Андрей
— Разговорчики! — капитан на ходу стиснул в пальцах толстый травянистый стебель, не без усилия сломал. А вскоре, обойдя полукругом разросшийся куст смородины, они разглядели в полутьме приземистый сарайчик с кривенькими стенками и дверцей, запертой на щеколду.
— Это и есть твоя крепость? — Матвей коротко хохотнул. — Славная дачка, нечего сказать!
— Ничего. Для нас будет в самый раз, — капитан оценивающее взглянул на щеколду. — Ну что, спортсмен? Сумеешь справиться?
— Чего же не суметь? Подсадите только… — Матвей залихватским движением перекинул автомат за спину.
Это походило на цирковой трюк. Южин взгромоздился на плечи капитана, а Матвей с легкостью акробата взобрался на спину Ивана. В реалиях подобное упражнение им было бы ни за что не повторить.
— Крепко же ты ее вбил! — Матвей уперся в щеколду плечом. — Да еще от дождя разбухла…
Однако в конце концов дерево поддалось усилиям, щеколда, больше напоминающая массивный отшлифованный брус, кувыркаясь, полетела на землю.
— Учитесь, студенты! — Матвей сиганул вниз и первый потянул на себя дверь.
— Гигант, ничего не скажешь, — Чибрин настороженно оглянулся. — Вроде тихо пока.
— Да тут ничего нет! — взволнованно зашептал Южин. — Ничего и никого. Раньше держали поросенка, но теперь и того продали.
— Жалко поросеночка! — Матвей отважно шагнул в дверной проем. — Ну и темнотища тут! Надо сообразить какой-нибудь факел.
— Сейчас придумаем, — капитан кивнул Южину, и тот зашарил по земле, подыскивая подходящий заменитель факелу.
В сарайчик зашли с огнем, подбадривая друг дружку голосами. Ваня Южин активно жестикулировал.
— Вот там я подвешивал пойманную рыбу, а здесь держал что-то вроде тайника. Крючки там разные, монетки…
— Ты и ночевал, наверное, тут?
— Два или три раза. Брал с собой фонарик и даже пытался разжигать примус. Заваривал чай, книжки читал.
— Чай — это замечательно! — Матвей прищурился. — А ну-ка, любитель чая, вопрос на засыпку! Ты сидишь перед телевизором и прихлебываешь чай. Последний глоток — и кружка пуста. Твои действия? С кружкой бредешь на кухню за добавкой или приносишь с кухни чайник и наливаешь прямо перед телевизором?
— Что еще за глупости? — Чибрин нахмурился.
— Это не глупости, капитан! — Матвей принялся загибать пальцы. — Сами считайте. С кружкой идешь на кухню, подливаешь и возвращаешься. Это две ходки. Во втором случае сначала приносишь чайник, потом относишь, а после возвращаешься сам — итого четыре. Разница, капитан!
— Разница!.. — Чибрин фыркнул. — Эта твоя разница — для лодырей. А кроме того…
Он не договорил. Сиплое рычание перебило его слова. Реакция всех троих была удивительно схожа. Остановившись, словно по команде, они вскинули автоматы. Ваня Южин попятился, Чибрин — напротив — порывисто шагнул вперед.
— Спокойно, капитан, это всего лишь крыса! — предупреждающе прошипел Матвей.
— Не похоже…
Горящая щепка потухла. Зверя, затаившегося в углу, угадывали теперь по дыханию, по светящейся паре глаз. Капитану даже почудилось, что он слышит биение чужого, более гулкого и более медлительного сердца.
— Черт побери, почему эта гадина не нападает?
Матвей ответил шепотом:
— Как ни крути, нас трое. А может быть, он примеривается.
— Или она…
Сделав неожиданный рывок, чудовище скакнуло в сторону, судорожно заскребло по дереву и исчезло.
— Куда эта тварь подевалась?!
Троица подбежала к стене. Матвей громко присвистнул.
— Нора! Да еще какая! Целая пещера.
— Сдается мне, это был хомяк. Очень уж толстый.
— Но почему он все-таки не атаковал нас?
Капитан Чибрин задумчиво прошелся вдоль широченной, в его рост доски.
— К счастью, мы уже изменились… — он ковырнул носком сапога землю, нагнувшись, поднял двухкопеечную монету. Монета напоминала величиной чайное блюдце. — Еще неделю тому назад этот хомяк навряд ли стал бы сомневаться. А теперь…
Матвей нервно рассмеялся.
— Растем, капитан! Еще как растем! — он задрал ствол автомата и коротко даванул спуск. Грохочущая очередь ударила по ушам. Пули ушли в ветхий потолок. На головы посыпалась труха.
— Какого черта!..
— Не серчай, капитан. Салют… Всего-навсего маленький салют, Матвей счастливо улыбался. — Ты пойми, Чибрин. На нас впервые не осмелились напасть! Значит, действительно растем. И гадом буду, если не вырастем!..
Ветви и листья дробили солнечный свет, камуфляжной россыпью пятная дощатую крышу сарайчика. Залетная птаха пряталась среди зелени, без устали распевая одно и то же. Задрав голову, майор старательно ее передразнивал. Более заняться было нечем. Басовито прогудело в воздухе, — черное, мохнатое приземлилось поблизости, энергично принялось потирать лапки. Константин перевернулся на бок, рукой подпер щеку.
— Муха. Обыкновенная муха, — он хрипло вздохнул. — Привет, глазастая! Откуда прилетела?
Насекомое, покончив с гигиеной, чуть шевельнуло ужасной головой, словно и впрямь прислушивалось к человеческому голосу.
— Ну-ну, иди сюда, умница, — майор поманил муху пальцем. — Я тебя на поводок привяжу. Станешь у меня вроде собачки.
Вероятно, придя про себя к какому-то решению, летунья деловито побежала к человеку.
— Эй, брюхатая! Я пошутил! — Константин торопливо взбрыкнул ногой. Круто развернувшись, так же деловито муха устремилась в обратную сторону.
— Ага, сдрейфила! — офицер вяло поаплодировал самому себе. — Видели бы меня друзья и знакомые. Один на один с мухой — великолепно!..
Услышав посторонний шум, он повернул голову. Разглядев шагающих к сарайчику десантников, стремительно вскочил и в несколько прыжков добрался до вертолета.
Общаться с великанами — не простое занятие. Они старались говорить тихо и преимущественно тонкими голосами, но все равно майор понимал их с трудом и, предохраняя слух, натягивал на голову шлемофон.
Он единственный оставался в вертолете. К такому поступку его подтолкнуло не геройство — всего-навсего — здравые рассуждения. В день, когда люди вернутся на базу, от них в первую очередь потребуют доказательств. Потому что не поверят ни единому слову, а не поверив, поспешат объявить дезертирами и очень даже запросто арестуют. Скорее всего, не поможет и вертолет. Мало ли симпатичных моделей продается в магазинах…
В общем — в качестве решающего аргумента требовался очередной доброволец, и Константин вызвался быть этим самым добровольцем. Иных кандидатур, впрочем, и не находилось. Сергей исполнял обязанности оператора-стрелка, и только майор, являясь пилотом и командиром летающей крепости, мог в должной мере продемонстрировать неверам из штаба отличие настоящего боевого вертолета от радиоуправляемой модели. Один-единственный день демонстраций — и все. Большего от него не требовалось. Они заранее договорились, что при любом раскладе все четверо будут оказывать содействие майору. Даже вопреки воле командования.
Решение далось майору не просто, и так же не просто протекали нынешние его дни. Он скучал. Он изнывал от тоски. В сущности, чудеса превратились в обыденность. Река жизни продолжала размеренно стекать к горизонту. Любопытные тараканы с аршинными усами более Константина не веселили, а терпкие лесные клопы не вызывали уже ничего, кроме отвращения. Но хуже всего протекало его постепенное погружение в пучину одиночества. Он редко покидал машину. Вчерашние же коллеги, напротив, старались держаться от нее подальше. С каждым часом он становился все меньше. Для них. Потому что они становились все больше. Их голоса приобретали степенность, все стремительнее сползая с ноты на ноту к нижним регистрам. А вскоре настал и тот день, когда из сарайчика они окончательно переселились в избушку. Некоторой нехватки в росте обрадованная старушка Южина не заметила. Да и как заметить, если за полтора года службы любимого внучка она и сама поубавилась в росте. С «приятелями» Вани она тоже быстро поладила. Ежедневно кто-нибудь из них приходил к сарайчику, принося молоко с хлебом. Кое-как пытались разговаривать, но беседа клеилась с трудом — по причине непонимания большей части сказанного. И все же главное понимали все. Решающие секунды приближались. Ребята добирали последние сантиметры, готовясь к отбытию на базу. Специально для вертолета была приготовлена картонная, набитая ватой коробка. Наблюдая за десантниками, майор заметил, что они исподволь начинают приводить себя в порядок. Сказывалось влияние капитана Чибрина. Пуговицы и ременные бляхи натирались зубной пастой, выстиранную и отутюженную форму старались поддерживать в чистоте…
Оглушительно хрустнул сучок под ногой Матвея. Десантники приблизились к вертолету.
— Здравия желаем!..
Майор поморщился. Слова падали каменным водопадом. Выглянув из кабины вертолета, он кивнул. На этот раз с ним говорил Южин. Его ломкий подростковый голос давался Константину легче, чем голоса остальных. Но, в общем, он и не нуждался в объяснениях. Матвей держал в руках коробку, Чибрин глядел торжественно и строго, — заветный момент настал, пора было трогаться в путь.
Махнув рукой, Константин закрыл глаза. Он должен был бы испытывать облегчение, но чувствовал нечто иное. Что именно — он не сумел бы определить. Может быть, некоторую горечь. А возможно, обычную усталость…
— Скажи ему, чтобы пристегнулся ремнями, — шепотом подсказал Южину Сергей. — Его же болтать будет в коробке.
— Не боись. Я осторожненько понесу, — успокоил Матвей.
— А если кто толкнет?
— За этим вы, ребятки, будете следить.
— Никто тебя не толкнет, — Чибрин сурово погладил по висящему на груди автомату. — Хотел бы я посмотреть на такого храбреца…
…Спустя несколько минут они уже шагали по пыльной дороге. Порядок следования, как обычно, определил капитан. Вооруженные до зубов, впереди шествовали Сергей и Ваня Южин. Сразу за ними шел Матвей с коробкой. Сам Чибрин замыкал коротенькую колонну. В отличие от впереди идущих он единственный держал автомат в боевом положении, бдительно озирая окрестности. Капитан не боялся показаться смешным. Он намеревался довести этих людей до базы. В целости и сохранности.
Холод Малиогонта
1
— Ого! Кажется, на наших улицах завелись британские львы! — Дмитрий кивнул в сторону газона, где пара котов скребла когтями по земле и угрожающе подвывала. Затевалось нешуточное сражение. Рыжий кот с ненавистью глядел на более блеклого собрата. «Собрат» платил той же монетой.
— Брэк, мужики! — Александр на ходу подхватил рыжего за шкирку и, пронеся шагов двадцать, усадил на чахлый тополек.
— Вот вам и первое доброе дело, — с ехидцей заметил Дмитрий. Он шагал рядом, сунув руки в карманы, вольно припечатывая кованные подошвы к асфальту. — Все верно, право на райские кущи следует отрабатывать.
— В поте лица своего, — Александр кивнул. — Мементо море и тому подобное. А иначе — шиш и дырка от бублика!..
— Приятно слышать образованную речь.
— Еще бы! Между прочим, будь мы в каком-нибудь «БМВ» или того хуже, в «Вольво», подобной речи ты бы от меня не услышал. В салонах этих лакированных калош хочется курить ментоловые сигары, целоваться с безгрудыми француженками и цедить ликер. Роскошь и дух, как известно, категории несовместные.
— Согласен! А посему — пешком и только пешком! Слава богу, не в Москве и не в Воронеже прозябаем. Есть еще чем дышать, а временами, можешь не верить, но улицы освещаются самым настоящим светилом. С пятнами и протуберанцами!
— Верю. И даже художественно разовью: все мы в Рязанских губерниях богаты Кавказом и Африкой больше, нежели оказываясь на месте.
— Узнаю есенинский слог.
— Правда? А я и запамятовал.
— Причем тут память? Это называется плагиатом, Саша. Присвоение чужих идей… Статья, не помню какая, сроки в основном условные. Так что твою волшебную реплику придется денонсировать.
— Господи! Опять иностранное слово!.. Где ты их только подбираешь?
— Прогресс, Саша, прогресс.
— От которого страдают люди, не забывай!
— Не понял?..
— Разве не ты назвал вчера Чилина компилятором?
— Но это вовсе не ругательство!
— Не знаю… Если человек обиделся, значит, ругательство. Кроме того, перед ним сидел допрашиваемый, так что картинка вышла хоть куда! Ухмыляющийся жулик, а рядом оплеванный с ног до головы следователь.
— Надеюсь, ты шутишь?
— Ничуть. Бедняга побагровел, как нерестящийся лосось.
— Но я же не имел в виду ничего такого…
— Разумеется! Ему бы взять словарь, да полюбопытствовать, что такое «компилятор», а он обижаться вздумал. Кстати, в прошлом наш Чилин-Челентано — чемпион по дзюдо. Тебе это известно?
— Иди к черту! — Дмитрий насупился. Некоторое время шагал молча, в конце концов неуверенно произнес. — Ерунда!.. Чилин — мужик отходчивый.
— Вполне возможно.
— И времени — вон сколько прошло! Без малого сутки.
— Опять же верно, не придерешься.
— Ты что, считаешь — никто не забыт и ничто не забыто?
— Главное — не повторять ошибок, — уклончиво пробормотал Александр. Взгляни-ка лучше на ту таксу. Прелесть, а не животные! Забавны, не злы и даже к кошкам питают интернациональную приязнь.
— Но мясо-то все равно едят.
— Не кошачье же… Нет, ты посмотри, как она движется! Не семенит, а летит. Лапы — два крохотных пропеллера, а тело — миниатюрный дирижабль. Я не говорю об ушах и хвосте…
— Еще немного, и ты вывихнешь шею.
— Не боись! Она у меня на шарнирах.
— Ну смотри, смотри… — Дмитрий Губин, лейтенант четвертого отделения милиции города Уткинска, с мрачной решимостью шагнул на газон и рывком восстановил опрокинутую урну. — Вот так, братец-анималист!.. Ты бы, как пить дать, прошел мимо.
— Может быть. Зато теперь ты тоже вроде как отличился. Учет у них там на небесах — точный!
— Хорошо, если так. Эту самую операцию я проделываю раз сто в год.
— Сто раз? И не лень?.. Борейко на твоем месте давно бы устроил засаду.
— На все урны и витрины засад не хватит, — отряхивая ладони, Дмитрий пророчески прищурился. — Да и чепуха все это. Не с тем мы боремся, Сашок. Разгребать мусор — не самое умное занятие. Куда интереснее уговорить людей не мусорить.
— И не безобразничать.
— Вот-вот!..
— Только каким образом?
— Самым что ни на есть законным. Закон — это ведь не то, что сильнее, а то, что мудрее. Почему бы не сделать так, чтобы налоги платить стало выгодно, а наш зарождающийся гангстер не шапки на улицах сшибал, а прибирал к рукам разваливающееся производство. Сразу бы двух зайцев пришибли. А заодно и бюрократиков уели. Гангстер — он бы с ними не церемонился, можешь мне поверить.
— Да вы, братец, экстремист! Самой махровой расцветки! А как же быть с милосердием Достоевского? Или с нашим разлюбезным кодексом?
— На этот счет не волнуйся. Федор Михайлович — первый растоптал бы наш разлюбезный кодекс. Да еще не постеснялся бы поплевать сверху.
— Мда… Вероятно, как честный человек, я обязан накляузничать куда следует.
— Это всегда пожалуйста! Глядишь, и обратно в центр переведут. Только помни, райских кущ тебе уже не видать…
Беседу их прервала женщина в засаленном одеянии, с опухшим и изъязвленном, как поверхность луны, лицом.
— Гражданин, — она поймала Дмитрия за рукав. — Добавь сорок копеек на билет. Кошелек украли, квартира сгорела, — не знаю, как и быть.
— Что? — Дмитрий невольно отдернул руку. В испуге, что женщина вновь к нему притронется, торопливо достал рубль. Когда попрошайка отошла, озабоченно пробормотал. — Признаться, добрые дела не всегда приносят удовольствие.
Приятель с улыбкой взял его под локоть.
— Брось, я же понял. Она очень даже славная. Отчего ты не рассказал про нее раньше? Мог бы и познакомить.
— Еще чего! Такие, как ты, только и норовят отбить чужую подружку. Кроме того, ты ей в отцы годишься.
— Надо же. Я-то решил, что ей под пятьдесят.
— Это вблизи так кажется. А присмотрись с расстояния — и ты не дашь ей и двадцати пяти.
— Странно. Должно быть, она намудрила с макияжем.
— Возможно. Она у меня щеголиха. Любит подпустить синевы под глаза.
— И эта подозрительная каемка под ногтями…
— Маникюр, что ты хочешь!
— А странный запах?
— Вот тут я согласен. Лосьон из сомнительных, но, как говорится, дело вкуса. Так ты действительно желаешь познакомиться с ней? Мы можем вернуться.
— Ладно, чего уж там, — Александр усмехнулся. — Тем более, что мы пришли. — Чуть помолчав, добавил. — И потом грустно это все, Дима. Грустно, а не смешно.
Солнце врывалось в проходную косо, под углом, и часть помещения утопала в скучноватой тени. Пыль искорками кружила в воздухе, побуждая посетителей к чиху, вызывая в памяти картины домашних бедламов — с вениками, тряпками и пылесосами.
Дежурный по отделению Петя-Пиво, рыхлый толстяк в чине сержанта, как обычно, мучился над журнальным кроссвордом. В мыслительном процессе в равной степени участвовало все лицо. Губы сосредоточенно шевелились, брови подергивались, лоб собирался в страдальческую гармошку и вновь разглаживался, Мельком взглянув на вошедших, дежурный машинально буркнул.
— К пустой голове руку не прикладывают.
— Так это к пустой, Петя, — Дмитрий со значением постучал себя по виску.
— Вот и я о том же, — Петя-Пиво повторил его жест.
— Бунт, — прокомментировал Александр. Дмитрий свирепо завращал белками глаз.
— Забываетесь, сержант! Одно мое слово, и ярмо патрульного вам обеспечено! Так сказать, за систематическое принятие позы «развалясь» в кресле дежурного, а также за грубейшую непочтительность к начальству. Кстати, как оно у нас поживает? По-прежнему путешествует по коридору и произносит «исповдоль» вместо «исподволь»?
— Не знаю, как насчет «исповдоль», но путешествовать — путешествует. С утра названивало, требовало разыскать Борейко, угрожало внеочередной оперативкой.
— На то мы и УГРО, чтобы угрожать… А по какому поводу оперативка?
— Кажется, по поводу роста криминогена, а также для разбора разгильдяйства отдельных сотрудников ОВД.
— Имена этих отдельных счастливцев тебе, конечно, известны?
— Увы, — Петя-Пиво развел руками.
— Ох, смотри у меня, сержант! — Дмитрий потряс кулаком. — Сокрытия такой информации органы тебе не простят!..
Что-то пробормотав, дежурный отщипнул кусочек от пухлого, лежащего на столе батона и кинул алчущий взгляд в пространство, укрытое от входящих фанерной перегородкой. Там по обычаю он прятал своих ближайших друзей. Еще недавно «друзья» остывали на полке холодильника, а теперь округлые их бока запотели, блеск содержимого приятно затуманился. Украшенные этикетками «Жигулей», они взывали к совести хозяина, торопили скорее спровадить собеседников.
— Терпение, сержант! Уже уходим… — Дмитрий помахал ладонью. На лестнице, чуть понизив голос, он выдал пространное резюме.
— Ей-богу, его можно понять. Маленький периферийный городок, ни смут, ни прочей пугачевщины. Словом, служба — не бей лежачего. Но ведь в чем-то надо искать смысл, строить базис будущей гармонии! Так сказать, — соития великого и малого…
— А природа — она тоже свое берет! — подхватил Александр.
— Да еще как берет! Стальными пальцами, на каждом из которых перстень из нефрита!.. И зачем, в сущности, противиться, если известно, что красота спасет мир? Все равно для Пети красота овеществлена в чувственном блаженстве. Иначе говоря, в перцепции такой метафизической категории, как счастье. Всякое занятие для него вдвое приятнее, когда он прихлебывает пиво. Он любит положительные эмоции, и что в том плохого? Пиво волнует его, как шампанское женщину…
— Как валерьянка домашнюю кошку!
— И как бусы индонезийского дикаря! Угостите его пивом, и он выслушает вас от первого до последнего слова.
— Только ни в коем случае не называйте это взяткой!
— Правильно. Пиво для него не взятка, а необходимый ингредиент существования. Лишите его ячменного варева, и он скончается через пару недель, — Дмитрий скорбно покачал головой. — В эти четырнадцать дней он превратит коллег в недругов, бросит жену и детей, подожжет родной дом и по крайней мере трижды попадет в КПЗ.
— А посему?..
— А посему мы его не осуждаем.
— Хотя втайне посмеиваемся…
— Что в общем допустимо.
Крашеную девицу никак не могли выпроводить. Уперев руки в бока, она с вызовом глядела на Чилина-Челентано.
— Не тупи, кэп. Скажи прямо, сколько ему дадут?
— Все решит суд, Элла, — терпение Чилина, похоже, подходило к концу. — От меня здесь ничего на зависит.
— Ага, так я тебе и поверила!
— Иди же, Элла. У меня и без тебя забот полон рот. — Чилин беспомощно оглянулся. Поймав его затравленный взгляд, Александр тронул Дмитрия за плечо, торопливо шепнул:
— А ведь мы подоспели вовремя…
— Вас понял! — Дмитрий волком метнулся к девице. Ухватив ее под руку, галантно повлек к лестнице. — Дело в том, сударыня, что в настоящее время капитан Чилин действительно страшно занят. Если у вас имеются вопросы, я готов разрешить их немедленно…
— Слава богу, — Чилин неумело перекрестился. Они прошли в кабинет, где Александра немедленно ошарашили новостью. Медвежатник Лыхин, за которым гонялись чуть ли не всем отделом, находясь в госпитале на долечивании, умудрился пробраться в лабораторию прозекторской и, отыскав склянку с соляной кислотой, окунул в нее всю кисть. До того подушечки пальцев у него были аккуратно срезаны бритвой, и медикам ничего другого не оставалось, как терпеливо ожидать момента восстановления папиллярных узоров. Отпечатки пальцев являлись единственной потенциальной уликой, нагоняющей на Лыхина тоску, и он поступил так, как подсказывала совесть отпетого уркагана.
— Что с ним теперь делать? Что?! — Чилин-Челентано, рослый брюнет с располневшим торсом и профилем гордого кавказца, несолидно бегал между столами, роняя стопки документов, постукивая костяшками пальцев по стульям и стенам, по развешенным там и тут картонным плакатам. — Вся дерматоглифика к черту! Он же у нас впервые, в картотеке ничего нет!
— А что, после кислоты папиллярные линии не восстанавливаются?
— Кто его знает. Может, да, а может, и нет. Да и сколько прикажете ждать? Где гарантии, что все снова не повторится?
— Точно. Отдохнет пару месяцев и вовсе ножом оттяпает. Всю кисть целиком.
— В старину, между прочим, с ворьем так и поступали.
— Ничего. Захарченко ему каркас гипсовый придумал. Конструкция что надо. Не то что оттяпать, — почесаться не сумеет.
В дверях вальяжный и усмешливый возник Дмитрий. Конечно же, без девицы. Не комментируя акт недавнего спасения, он незаметно подмигнул Александру.
— Порядок на корабле?
— Полный, — Александр водрузил на свое рабочее место дипломат и принялся выкладывать принесенные бумаги.
— Снова будешь заниматься пропавшими без вести? — Дмитрий присел рядом.
— Придется…
— Александр Евгеньевич! Кажись, один из меченосцев дуба дает, практикант Антоша, четвертый курс юридического, обеспокоенно заглядывал в аквариум. — Вчера еще гонялся за сомиками, а сегодня на бок заваливается.
— Это какой же меченосец? Уж не Варфоломей ли? — к аквариуму поспешил заинтересованный Казаренок, маэстро канцелярских дел, кругленький, с детским, вечно опечаленным личиком. — Точно, он, стервец! Борейко нам за него головы пооткручивает. Вот беда…
— Без паники! Оклемается ваш Варфоломей.
— А может, им аспиринчику кинуть? Говорят, помогает.
— Да нет, это для цветов. Рыбешкам лучше всего капельку коньяка. В момент оживут.
Дмитрий лукаво покосился на Александра.
— Не знаю, как вам, сэр, а мне такая жизнь чем-то симпатична. Криминалистика, таблетки, аквариум… Глобальное шалопайство, помноженное на столь же глобальное всезнайство. Когда-нибудь все это исчезнет. Сразу вслед за коммуналками. А жаль. Это именно то, по чему льют крокодиловы слезы нынешние пионеры Брайтона и Тель-Авива.
— Кстати, это правда, что Россия создает собственное ФБР? — громко и ни к кому конкретно не обращаясь вопросил Казаренок.
— Правда, — совершенно по-ноздревски Дмитрий кивнул. — Кто-то ведь должен шерстить нас.
— Вот уж не надо. И без того тошно. Раскрываемость такая, что впору на стены лезть.
— Верно. Вчера опять узбек приходил. Забрызгал всех слюной, кричал так, что Антоша чуть лужу не напустил.
— Ага, еще чего!..
— Это что же, тот самый узбек, у которого картину увели? Да ведь месяц уже прошел. Где ее теперь найдешь?
— Вот и я ему объяснял: если картина ценная, то давно, мол, кочует по Европе. Нет, — кричит, — в Уткинске! Он это якобы чувствует, экстрасенс чертов! И хоть ты тресни, ничего не желает слушать.
— Кто он вообще этот узбек?
— Не знаю. По внешности — хлопкороб, морщинистый, с бороденкой, а по замашкам — бай. Сюда прибыл на съезд мелиораторов. Навез с собой книг на древнееврейском, посуды, ковров, прочего хлама. Была у него парочка картин, так в первый же день одну и свистнули.
— Впредь будет наука. Слишком уж шикарно путешествует.
— Действительно, коллекционер нашелся!..
В воздухе что-то звонко треснуло. Словно проскочил невидимый электрический разряд. Волосы на голове Александра шевельнулись. На мгновение он ощутил озноб, и нечто холодное змейкой скользнуло под сердцем. Сослуживцы примолкли, а Казаренок недоуменно уставился в потолок.
— Сверчок завелся, — предположил кто-то.
Дмитрий переглянулся с Александром, смешливо пожал плечами. И снова все разом заговорили. Напряжение сошло на нет. Странность случившегося превратилась в зыбкую тень прошлого.
«А вот и наш знаменитый буйвол!»
«Пригнитесь, господа! Шальной метеор…»
Примерно такими фразами обычно приветствовали появление Борейко. На этот раз никто и сказать ничего не успел. В следственный отдел майор ворвался подобно разогнавшемуся локомотиву. Не тратя времени на приветствия, прямиком двинулся к столу Александра. Выглядело это по меньшей мере странно. Первые, кем интересовался начальник оперативной группы, были его подводные питомцы. И лишь, вдоволь насюсюкавшись с золотохвостыми обитателями аквариума, он готов был уделить внимание и коллегам. Сегодня о своих подопечных он, казалось, напрочь забыл.
— Что же ты раньше помалкивал, герой доморощенный? — майорский бас оглушил Александра. — Уже, почитай, год вместе, а мы знать ничего не знаем!
— Наш скромный Сашок спас кого-нибудь на пожаре? — Дмитрий подмигнул приятелю. — Давай-ка, голубь, раскалывайся. Может, и медалью уже обзавелся?
— Если так, то полагается обмыть, — вякнул кто-то из сослуживцев. Иначе неблагородно.
Покривившись на эти тирады, Борейко поднял широченную ладонь, призывая к молчанию. Глаза его сверкали, на скуластом лице блистал гипертонический румянец.
— Сообщаю коротко и внятно, — пробасил он. — Перед нами бывший особый следователь города Ленинграда. Статус и ранг — не нам чета. Поперт с должности за правое дело и за множественные ссоры с местным чиновничеством.
— О, если только это, то я в курсе, — Дмитрий махнул рукой. Опаздываете, господин майор. Опаздываете…
— Кроме того, в личном деле, хранящемся у Митрофана Антоновича, ленинградская эпопея изложена достаточно подробно, — Александр хмуро кивнул.
Читать бесплатно другие книги:
