Холод Малиогонта Щупов Андрей

Что-то капнуло ему на плечо. Дождь? Виктор задрал голову. Стая проплывающих птиц и ни одной тучки. Понятно. Он брезгливо стряхнул с куртки зеленоватый комочек. Сорвав с дерева листок, вытер пальцы. Может, так они и начинаются — донорские злоключения? Позади заурчал мотор, по дороге скользнул свет фар. Виктор поднял руку. В отделе профилактики его снабдили небольшой суммой денег. Он мог бы добраться до нужного ему района на машине. Правда, среди множественных запретов, внушенных инструктором, был и тот, что воспрещал использование какого бы то ни было транспорта. Риск возрастает до верных девяноста девяти процентов, убеждал инструктор. Лобовое столкновение, и никакая ловкость уже не спасет…

Машина и в самом деле оказалась такси, но ехала чрезвычайно странно. Она то и дело петляла, въезжая колесами на бордюр, соскакивала обратно.

Почувствовав неладное, Виктор сошел с дороги на тротуар. А в следующую минуту такси, взревев, ринулось прямо на него. Улочка была довольно узкой, и Виктора спас бетонный надолб, бывший, очевидно, когда-то вполне породистым телеграфным столбом. Машина со скрежетом вонзилась в препятствие, изуродовав передок и разбив одну из фар. Виктор успел заметить, как ткнулось в лобовое стекло очумелое лицо водителя. Чувствуя, что внутри поднимается мелкая неприятная дрожь, Виктор поспешил к такси. Стекло в дверце было опущено, и ему с расстояния шибануло в нос перегаром. Пьяно покачивая головой, водитель пальцами трогал разбитый лоб. Виктор шагнул вплотную к машине. Дрожь обратилась в бешенство. Только сейчас он отчетливо понял, что на его месте могла быть какая-нибудь старушонка или просто не очень проворная женщина. Без сомнения, жертва уже лежала бы под колесами этого нализавшегося кретина.

Чуть наклонившись вперед, левым кулаком он резко ткнул в скулу шоферу. Лязгнув челюстью, тот опрокинулся на сиденье и немедленно попытался достать Виктора ногой. Связываться с ним было бессмысленной тратой времени. Все еще ощущая внутреннюю дрожь, Виктор сплюнул на тротуар и зашагал от машины.

Добравшись до улиц, обозначенных инструктором в маршрутной карте, он уже не сомневался, что океан событийности или нечто чрезвычайно похожее на него существует в действительности. Воробьи, голуби и прочая крылатая мелюзга продолжали гадить, с исключительной меткостью пачкая его шляпу и куртку. Он всерьез начинал задумываться о том, что надо купить зонт, но магазины были уже закрыты. Еще одна машина сделала попытку сбить обляпанного птичьим пометом пешехода, и на этот раз отскочить в сторону не удалось. Виктор успел лишь оттолкнуться от тротуара и, скрючившись эмбрионом, удариться о крышу сверкающей лаком нарушительницы. Будь это какой-нибудь джип, происшествие могло бы закончиться печально. Но это была двухместная спортивная модель обтекаемой формы, и прокатившись по корпусу автомобиля, Виктор рухнул на землю без единой серьезной травмы. Три или четыре синяка — так оценил он свои потери. Не остановившись, машина поддала ходу и скрылась в конце улицы, а вокруг Виктора немедленно собралась толпа любопытствующих. Отряхиваясь, он слышал, как кто-то восторженно рассказывал приятелю или приятельнице: «Представляешь, все вышло, как в кино! Визг тормозов, удар, и он завертелся. И полюбуйся, стоит, как ни в чем не бывало! Может, он на самом деле снимается в фильмах? Как думаешь, можно его спросить об этом?..»

Сквозь гомонящую толпу хозяйственно протолкался полицейский — еще совсем молодой парень богатырского роста и с небольшим шрамом над верхней губой. Он действовал оперативно и без суеты. Убедившись, что Виктор в порядке, тут же стал выяснять приметы уехавшей машины. О результатах сразу сообщил в центр, воспользовавшись миниатюрной рацией. Ему что-то быстро отвечали… А потом случилось неожиданное. Полицейский заметил кольцо на мизинце потерпевшего. Гримаса на мгновение исказила молодое лицо, но только на одно-единственное мгновение. Разрешающе кивнув Виктору, он пробормотал:

— Никаких вопросов, приятель. Иди и будь осторожен.

Виктор стал протискиваться через людскую толчею. Замечательно! Значит, полиция была в курсе. Кольцо на мизинце — опознавательный знак, и содействие отдела профилактики их скорее всего устраивает. Это было еще одним подтверждающим моментом. Аура мистического сгущалась на глазах. Масштабы эксперимента начинали по-настоящему удивлять Виктора. Как ни крути, город — это более миллиона жителей и тысячи полицейских! Странно, что никто из доноров до сих пор не проболтался. Иначе об опытах ОПП давно бы трубила вся пресса. Или, может, об этом уже все знают? И этот шпингалет, настойчиво дергающий его за рукав, и девицы, забавным образом вытягивающие шеи, пытаясь рассмотреть, что же там все-таки случилось?..

Он посторонился, пропуская старичка с палочкой, упрямо проталкивающегося к месту события. Беззубый рот его безостановочно двигался, как будто старикашка что-то пережевывал, глаза были алчно устремлены вперед. Виктор прибавил шагу. Долгое время он жил отшельником, общаясь лишь с Майклом и еще парой-тройкой людей. Могло получиться и так, что он умудрился пропустить новость мимо ушей, хотя… Виктор вспомнил слова Рупперта, касающиеся секретности эксперимента. Подобные фразы встречались и в подписанном им контракте. Наверное, пятьдесят тысяч приемлемая цена за молчание. Полицию же навряд ли посвящали в подробности. Возможно, ей подарили удобоваримую легенду, вынуждающую не препятствовать задержанным донорам, а по возможности и всячески им содействовать.

Виктор мысленно воспроизвел гримасу молодого полицейского. Что она означала? Отвращение или своеобразное сострадание?..

Оглядевшись, он увидел зазывающую вывеску питейного заведения. Мозг еще буксовал на стадии раздумья, а ноги уже несли его к распахнутым дверям. Посещать различного рода публичные места, в том числе библиотеки, кинотеатры, выставки и бары, ему тоже настоятельно не рекомендовалось, но лояльности и послушания они могли требовать от кого угодно, но только не от Виктора. И снова он ощутил в груди знакомый трепет, уже второй раз за сегодняшний вечер. Подобного он не испытывал давненько — с тех самых пор, как, освободившись из плена, попал сначала в Австрию, затем в Нидерланды, а потом уже и сюда…

Он взял стакан апельсинового сока и, пристроившись за круглым столиком, зашарил рукой по подсумку. В помещении, чем-то похожем на склад, тот же инструктор выдал ему, помимо амуниции, карту города, адреса нескольких дешевых ночлежек и семидневный комплект белковых концентратов. Он мог жить вполне автономно, нуждаясь только в воде и крыше над головой в часы сна. Впрочем, и сон с помощью стимулирующих препаратов он мог сжимать в час-полтора — во всяком случае, если верить словам инструктора. Достав пакет с концентратами, Виктор надорвал одну из бумажных капсул. Он ожидал увидеть что-то вроде таблеток, но формой это больше напоминало куколку тутового шелкопряда. Сунув ее в рот, он вынужден был признать, что тающее на языке крошево на вкус достаточно приятно. Нечто среднее между растворимым какао и свежим гречишным медом, правда, не столь сладкое, слегка отдающее лимоном. Работники отдела профилактики утверждали, что в течение всей недели доноры прекрасно обходятся этими самыми брикетами. По их же признанию, подобными штуковинами снабжали спецподразделения во время операций на Ближнем Востоке. Совсем немного воды, и вы в прекрасной форме в течение суток! Впрочем, пока ему не на что было жаловаться. Нынешнее физическое состояние его более чем устраивало. Кроме промывания желудка, чудо-медики Малькольма организовали Виктору ряд тонизирующих ванн, а на ночь к левой руке была присоединена полуторалитровая капельница. Виктор понятия не имел, что за гремучую смесь они мало-помалу перекачали в его кровь, но на следующее утро он проснулся заново родившимся. Боли ушли, уступив место жаркому электричеству, проникшему в суставы и мышцы. В теле поселилась забытая легкость, он ходил, словно на звонких пружинах, с удивлением обнаруживая в себе ребяческие позывы коснуться в прыжке потолка, стремительным скоком пуститься по коридору. Именно тогда, беззастенчиво воспользовавшись его телесной эйфорией, новоиспеченного донора повторно провели в кабинет к Рупперту, где он и подписал жирно отпечатанные бланки договора. Сейчас одна из них покоилась в заднем кармане брюк, и Виктор машинально похлопал себя по ягодице; бумаги были на месте. Прислушиваясь к приятной трансформации проглоченного брикета в искристое тепло, он обвел помещение повеселевшим взглядом. Около десятка столиков, посетители — в основном грузные, с неряшливо раздавшимися талиями мужчины. Скучающие взоры, движения неповоротливых бегемотов, болтовня, которая и по сию пору казалась ему чужой. Виктор достаточно легко овладевал языками, и все-таки родной язык оставался родным. Сторонняя англо- и франкоязычная речь негодующе отфильтровывалась, и подобные толковища немногим отличались от подлинной стопроцентной тишины.

Паренек у стойки взирал на него мутным кроличьим глазом. Второй глаз парня скрывался за фиолетовой припухлостью, возникшей, по всей вероятности, совсем недавно. Виктор парню не нравился. Антипатия угадывалась столь явно, что неприятное чувство, родившееся сразу после приключения с машиной, мгновенно усилилось. В бицепсах появился нехороший зуд. Но главное — Виктор снова чувствовал трепет ВЕРНУВШЕЙСЯ К НЕМУ ВОЙНЫ.

Человек, перенесший хоть раз настоящий артобстрел, представляет себе, как страшно это наяву, как глупо и фальшиво отражен этот ад на мириадах клокочущих огнем кинолент. Война — подобие архипелага, на каждом из островов которого проживает страх. К чужой смерти можно привыкнуть, к своей — никогда. Притупляются чувства, правдивей и проще становятся речь и эмоции, и все же подниматься в атаку под пулями даже в двадцатый раз чертовски сложно. Может быть, даже сложнее, чем в первый, потому что знаешь не по рассказам, как просто споткнуться, встретивши пулю; потому что, своими руками выпустив несколько тысяч маленьких металлических посланцев дьявола, заранее готов испустить стон, вообразив собственную развороченную спину — результат одного-единственного попадания. Багровый тоннель, взрытый в доли секунды, идет расширяющимся конусом, начинаясь с крохотного лаза, проделанного в груди. Виденное приходит во снах, а чувство страха въедается в мозг, как грязь под ногти, но избавиться от него труднее, чем от грязи. На это уходят месяцы и годы, в течение которых спокойствие внешнего мира снова и снова отторгается взвинченными нервами; зуд, поселившийся под кожей, становится порой невыносимым, и люди сходят с ума.

Виктор отлично понимал тех ребят, что, покинув войну, спустя месяц или два с растерянностью в сердце ныряли в нее вновь. Это походило на кессонную болезнь, когда стремительное выныривание на поверхность угрожает бедой. Следовало возвращаться обратно и возобновлять подъем, выдерживая длительную декомпрессию. Щадящий режим выпадал на долю очень немногих, и, как очень многие, очутившись вне выстрелов, вне плена, Виктор испытал обморочное головокружение. Общепринятый быт с трехкратным питанием и восьмичасовым рабочим днем, вечерним телевидением и обязательной газетой так и не сумел увлечь его сызнова. И сейчас, сидя в этом кафе, к собственному ужасу Виктор чувствовал поднимающееся из черных глубин животное удовлетворение. Нескольких острых событий оказалось вполне достаточно, чтобы всколыхнуть в нем солдата — существо, ненавидящее страх и привыкшее к нему, как к кислороду. И глядя в лютоватый, налитый кровью глаз парня, Виктор позволил себе снисходительно улыбнуться. Возможно, благодаря его ухмылке, этот обормот не разобьет чьих-нибудь зубов и не сграбастает в пятерню случайно подвернувшуюся шевелюру.

Парень оттолкнулся от стойки и двинулся в его сторону. «Топай, козлик, топай!» — Виктор подзадорил его взглядом. А секундой позже пара смуглокожих посетителей стиснула его с двух сторон.

— Сиди, где сидишь, цыпа!

Тот, что очутился справа, довольно симпатичный, с цыганскими буйными кудрями, представлял несомненную опасность. Слишком уж был быстр в движениях и слишком уж уверено улыбался. Виктор научился распознавать силу и был готов биться об заклад, что за руками этого красавчика следует следить в оба. Слева расположился плечистый увалень, настолько же крепкий, насколько и безобидный. Безобидный, если вовремя не позволить ему обнять себя своими медвежьими лапищами. В общем, парочка что надо! Со стороны это, вероятно, выглядело встречей добрых старых знакомых. И тот, и другой сохраняли на лицах печать миролюбия. Однако почему среди прочих посетителей они выбрали именно его? Или он показался им легкой жертвой? Богачом-инкогнито, обрядившимся в загаженные пометом лохмотья?.. Подобными вопросами Виктор больше не задавался. Разумеется, он сразу не понравился им, как не понравился и парню с подбитым глазом. Виктору следовало приучить себя к мысли, что в течение семи дней он будет не нравиться многим и очень многим, став излюбленной мишенью слоняющейся по улицам вульгарной и лихой братии.

— Чем-нибудь могу быть полезен? — вежливо и тихо поинтересовался донор, и немедленно в бок ему уперлось острие ножа. Он старался следить за руками красавчика, но этого последнего движения не заметил.

— Часы, деньги — все, что есть ценного! Спокойненько собери и передай моему другу! — команда прозвучала также тихо. При этом красавчик не забывал улыбаться.

Увалень взял стакан с остатками апельсинового сока и, брезгливо понюхав, медленно вылил на брюки Виктора.

— Не заставляй его ждать, приятель. Сам видишь, сегодня он не очень-то в духе.

В баре заиграла музыка, и Виктору пришлось чуточку поднапрячь голосовые связки, чтобы они услышали.

— Рисковые вы ребята! Здесь же полно народу, а на улице полицейские. Что, если я закричу?

— Ты захрипишь, а не закричишь. — Кончик ножа красноречиво шевельнулся между ребер. — Это наш бар и наша территория. Никто слова за тебя не скажет.

Виктор заметил, что одноглазый парень уже находится на полпути к их столику. Появление смуглокожих, как ни странно, его ничуть не смутило. А может, это тоже один из их приятелей? Виктор покосился на красавчика.

— О'кей, парни. У меня с собой двадцать баксов, но это все, что есть, могу поклясться.

— Часы?

Виктор оттянул немного рукав, позволяя снять с себя часы. Слишком уж хрупкая вещь, чтобы таскать их дальше.

— Молодец! Ну, а теперь баксы… — красавчик недоуменно взглянул на приближающегося забияку. Темные брови его сердито сошлись на переносице. Виктор радостно прищелкнул языком.

— А вот, парни, и мой приятель, Джонни! Крепкий орешек, между нами говоря. Так просто вам его не взять.

Внимание грабителей переключилось на подходившего, и, схватив опустевший стакан, Виктор с силой ударил им по темени плечистого здоровяка. Ошарашенный взор и испуганно вздернутые руки он запечатлел лишь как мгновенный кадр. Пленка не стояла на месте. В следующем кадре его локоть заехал в челюсть красавчику. Еще раньше тот пырнул его ножом, но кевларовая куртка выдержала удар с честью. Еще один скромный синяк — вот и все, на что был способен его нож. С красавчиком, похоже, было покончено, зато увалень уже сжимал кулаки, готовясь перейти к самым решительным действиям, Стакан его не пронял, а жаль. Вскочив, Виктор опрокинул столик, создав таким образом временное препятствие между собой и наступающими силами. Над тем же, что произошло в следующую секунду, он чуть было не расхохотался. Увалень, остановленный неожиданной баррикадой, неловко развернулся и с воплем вонзил кулак в живот приблизившегося «Джонни». Второй его кулачище пошел следом за первым, но вхолостую просвистел мимо. «Джонни» и впрямь оказался парнем не промах. Во всяком случае, по части драк он мог бы дать увальню сто очков вперед. Мысок его туфли угодил под колено противнику, и одновременно одноглазый провел сокрушительную серию, работая кулаками, как кувалдами, в результате чего, хлюпая разбитым носом, здоровяк осел на пол. Кто-то из посетителей попытался ухватить парня за руки, и Виктор тут же встрепенулся. Другого такого благоприятного момента могло и не представиться. Сиганув через опрокинутый стол, он смаху ударил «Джонни» по виску и еще раз прямо по вспухшему глазу. Парня крепко мотнуло, но сознания он не потерял. Назвав его крепким орешком, Виктор попал в яблочко. Левый кулак «Джонни» мелькал с потрясающей виртуозностью. Дважды угодив по физиономии вцепившегося в него человека, он успел ужалить и Виктора. Можно было спорить на что угодно, что парень серьезно работает на ринге. Он был куда легче Виктора, и этим единственным преимуществом последний поспешил воспользоваться. Прыгнув на мастера ринга и заработав по пути еще одну плюху, Виктор обрушился на профессионала, захватив мускулистую шею в жесткий замок и повалив на пол. Столы, стулья и чьи-то дергающиеся ноги замелькали перед глазами. Возможно, статья инструкции, воспрещавшая посещение подобных мест, была написана весьма умудренным донором. Теперь в драке участвовало не менее десятка мужских особей. Били и Виктора, и лежавшего под ним парня. Хуже нет, чем находиться на полу в такой толчее. Гвозданув «Джонни» еще раз кулаком по кровоточащим губам, Виктор не без труда поднялся. Кто-то немедленно повис у него на шее, и оторваться удалось лишь у самого выхода. Обернувшись, Виктор с изумлением рассмотрел хлипкого человечка, выглядевшего гномом в сравнении с прочими участниками потасовки. Гномик и сам, по-видимому, был удивлен собственной отвагой, потому что, стоило Виктору замахнуться, как он исчез. В сторону дверей швырнули бутылку, и, проворно присев, Виктор спиной вывалился на улицу. Мощные пружины вернули деревянные створки в исходное положение, и хотя Виктор чувствовал себя еще вполне боеспособным, он не поленился пробежать пару кварталов, остановившись только тогда, когда полностью уверился в отсутствии преследователей.

На перекрестке он почтительно задержался, пропуская мимо колонну автофургонов. Высоко над головой захлопали крылья. Стая голубей решила сменить позицию, перелетая с одного карниза на другой, с перепачканного на более чистый и потому более приемлемый для голубиного времяпрепровождения. Виктор ничуть не удивился, когда на плечо ему в очередной раз что-то капнуло. Отряхнувшись, он с осторожностью пересек дорогу.

Прежде чем добраться до ночлежного дома, ему еще трижды довелось изведать, как неуютно может быть на ночлежных улицах одинокому прохожему. Следуя указанному на карте маршруту, Виктор все дальше уходил от центра, погружаясь в рабочие кварталы, словно в омут глубокого пруда.

Первый раз это была стайка ребят-подростков, с которыми он разобрался самостоятельно. Во второй раз ему брызнули в глаза и нос едкой жидкостью, и пока он отпыхивался, прислонясь к кирпичной стене, по-обезьяньи ловкие руки обшарили его немногочисленные карманы, изъяв договор, карту, деньги и рацию. Пошатываясь, он попробовал было пуститься вдогонку за грабителями, но по голове саданули чем-то тяжелым, и если бы не стальная, упрятанная под фетр каска, на этом его семидневная миссия, скорее всего, и закончилась бы.

Возобновив путь, Виктор подобрал с земли увесистый булыжник. Сегодняшних приключений с него было достаточно. Приходилось удваивать осторожность. Крадучись, он перебегал от здания к зданию, напрягая слух и ныряя в подворотни при малейшей опасности. А опасность таилась всюду: в молодцевато-задиристых голосах, доносящихся из темноты, в неясном шорохе за углом, в распахнутых окнах, из которых в любой момент могла вылететь случайная железяка, цветочный горшок или иной гостинец, время от времени пускаемый человеческой рукой в голову собрата.

Уже возле самой ночлежки к нему сунулись было три темных фигуры, но, размахивая зажатым в кулаке камнем, он атаковал их первый, сходу разбив одно из оскаленных злобных лиц, ногой саданув в грудь второго. Трое, не ожидавшие такой прыти от случайного путника, пустились от него наутек.

Это оказалось и в самом деле ночлежкой. Отличие ее от гостиницы он, знаток и ценитель дешевых «люксов», определил сразу. В номера здесь поселяли по четверо и по шестеро человек, белье выдавали лишь желающим, никаких ключей от дверей номера не существовало. Стоило подобное жилье чрезвычайно недорого, но и этой малостью в настоящий момент Виктор не располагал. Здесь же в затхлом вестибюле ему пришлось уговаривать угрюмого администратора дать ему возможность бесплатно воспользоваться телефоном. Администратор выдавил из себя разрешение лишь тогда, когда Виктор поклялся уплатить вдвойне, пообещав, что друзья вот-вот подвезут деньги, упомянув при этом некоторые имена местных теневых воротил. Последнее, по-видимому, оказалось решающим аргументом, и с желчной миной администратор просунул в узенькое окошечко телефонный аппарат.

Связавшись с полицией, Виктор попросил срочно сообщить дежурным ОПП о своем плачевном положении. Слово «донор» не было упомянуто, однако по интонациям незримого собеседника Виктор сообразил, что и в этом участке об отделе профилактики происшествий более чем наслышаны. Бодренький тенорок блюстителя правопорядка ничего конкретно не обещал, но уже через пятнадцать минут к ночлежке подкатил на мотоцикле заспанный фараон и, опознав Виктора по кольцу на мизинце, без особых помех устроил ему место в невеселом заведении.

— Послушай, дружище, — Виктор попытался использовать благодушие фараона, — а может, найдем гостиницу получше?

— Получше вам не положено, — полицейский не очень-то был расположен к разговору.

— Ладно, а как быть с деньгами? Я ведь у вас тоже вроде как на службе.

— Не у нас, а в ОПП. У них и спрашивай свои командировочные.

— А вы с ними связывались? Говорили им обо мне?

— Откуда мне знать? Ты ведь с начальством толковал. Мне оно ничего не объясняло. Сказали помочь с жильем, вот и помогаю.

Тон фараона оказался для Виктора новостью. Такого он не ждал.

— Вашего брата выручать — ног и рук не напасешься!.. — полицейский брезгливо пошевелил носом, и Виктор особенно остро ощутил собственную неопрятность. К птичьему помету и пятнам апельсинового сока можно было приплюсовать слезящиеся глаза и припухшую нижнюю губу. Самолюбие его оказалось болезненно задето.

— Послушай… А тебя что, в твоей полицейской академии не учили вежливо разговаривать?

— Тебя что-то не устраивает?

— Ты меня не устраиваешь! Ты и твой тон! Меня только что окатили какой-то ядовитой гадостью, огрели кирпичом по голове и обчистили самым паскудным образом. Уверен, при желании ты мог бы мне посочувствовать.

— Пусть сочувствуют твои дружки из ОПП, — полицейский взглянул на него с усталым небрежением. — С ночлегом тебе помогли, больше я тебе ничего не должен.

— А то, что меня ограбили в квартале отсюда, — это тебя тоже не касается?

— Такая у тебя, приятель, паршивая работа. Мне за нее не платят.

— Я-то считал, мы делаем одно дело.

— В чем-то ты, видимо, ошибся, — полицейский развернулся и грузным шагом двинулся к выходу. Стискивая и разжимая пальцы, Виктор проводил его глазами.

Вот так, сеньор Пицеренко!.. Полицейскому ты тоже не понравился. Как знать, не будь на нем этой ладной формы и серебристой бляхи законников, возможно, и он с удовольствием приложился бы к твоей физиономии чем-нибудь потверже…

— Ты что, батрачишь на копов? — в окошечке торчала лысоватая голова администратора. — Мы здесь таких не любим, заруби себе это на носу.

— Пошел вон! — Виктор пробормотал это по-русски, но сметливый гостиничный волк его понял. Юркнув в свое логово, он что-то сердито забубнил себе под нос.

Чуть помешкав, Виктор двинулся вверх по лестнице, в названный ему номер.

Прежде чем отправиться спать, он долго отшоркивался и отмывался в туалете. После той едкой аэрозоли, пущенной ему в лицо, в гортани до сих пор першило, глаза раскраснелись, максимально приблизив внешность к стандарту похмельного синдрома. Бродяжка, алкоголик, наркоман — он походил на всех троих сразу, а о том, чтобы полностью вычистить одежду, нечего было и думать. Птичий помет оказался штукой довольно прилипчивой, и Виктор всерьез усомнился, возьмет ли его самый крепкий растворитель. В довершение всего неожиданно перестала бежать вода, и, плюнув на прачечные дела, донор отправился в комнатку, где посапывало еще четверо. Ночлежка есть ночлежка. В воздухе стоял тяжелый дух чужого спертого дыхания, запах немытых тел и выставленной на просушку обуви, хорошо знакомой с такой радостью, как пот и прелые ноги. Однако Виктор слишком устал, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Повалившись на койку, он почти тотчас уснул.

Ранним утром один из жильцов покинул ночлежку, не забыв прихватить с собой Викторовы ботинки. Наученный горьким опытом, донор сунул их далеко под кровать, в самый угол, но принятой меры предосторожности оказалось недостаточно. Здешний пронырливый люд назубок изучил все уловки наивного обывателя. Подобным детским примитивом обмануть его было невозможно. Таким образом утро застало Виктора в расстроенных чувствах. Он лежал на койке, не двигаясь, сумрачно уставясь в серый неровный потолок. После того, как обнаружилось исчезновение обуви, сил его хватило только на то, чтобы бегло ополоснуться, разгрызть очередной из суточных брикетов и, спустившись вниз, сказать все тому же мерзкому типу за администраторской конторкой несколько колючих слов. Телефон ему на этот раз не дали, а на попытку Виктора ворваться к администратору силой, тот молча показал разбушевавшемуся гостю револьвер. Не очень крупного калибра, но вполне способного провертеть дыры в его кевларовом панцире.

Глядя в потолок, Виктор вычислил количество часов в семи сутках и, отняв прожитое, поморщился. Финиш таился где-то за горизонтом, и он все еще буксовал на старте.

Ну а если спрятаться? В каком-нибудь глубоком подвале или в катакомбах канализационной системы? За каким чертом кто-то полезет туда искать его?.. Наверное, это шанс, но ведь не для того ему выдали чертов датчик с картой рекомендованных маршрутов.

Спас ли он кого-нибудь за прошедшие часы? Вполне вероятно, только об этом ему никогда не узнать, как не узнать того же предполагаемым жертвам. Для них все прошло в привычном ритме, и он, размышляя об этом, вероятно, должен был испытывать благостное довольство исполненным долгом, но странно — ничего подобного Виктор не ощущал. И даже вчера все его чувства относились совсем к иной категории. Риск и близость вполне осязаемой угрозы — вот что добавило сладости во вчерашнюю жизнь. Сегодня он с удовольствием согласился бы на небольшой тайм-аут.

Отчего-то вспомнилась серия его юношеских влюбленностей. Он был пылким дурачком, живо сочинявшим себе принцесс и бросаясь за ними, очертя голову, теряя последние крохи рассудительности. Кое-кто дразнил его Митькой Карамазовым, и сейчас он от души жалел, что «карамазовщина» Виктора Пицеренко оказалась столь недолговечной. Стальным клинком армия отсекла юношеские шалости, познакомив с иными истинами, окунув в мир, в который швыряли всех без разбора, не спрашивая согласия, не затрудняя себя попытками как-то смягчить предстоящий шок, оградить от него наиболее неподготовленных. «Карамазовщина» исчезла, исчезло и многое другое. То, что явилось на смену, нельзя было сравнивать с ушедшим. Есть вещи, которые физически несравнимы — в силу своей природной сути, своих глубинных качеств.

Откровением для Виктора стало посещение в госпитале раненого друга. Легкие, простреленные в двух местах, с сипом всасывали воздух и, задержав лишь на крохотное мгновение, тут же выталкивали обратно. Друг умирал. Это знали все, в том числе и он сам. По его просьбе Виктор пронес в палату пачку американских сигарет. Друг чихал на запреты врачей, ему отчаянно хотелось курить. В свои последние часы он желал чувствовать себя свободным.

Перед встречей сгорбленный худощавый доктор отвел Виктора в сторону и драматическим голосом сообщил, что его товарищ отказывается от свидания с приехавшими родными. Наотрез. В противном случае даже угрожал сорвать с себя бинты. Доктор не понимал происходящего. Он видел непритворные слезы родных и вновь и вновь убеждал Виктора как-то повлиять на друга. Виктор обещал…

— А вот хрен им! — тиская в исхудавшей руке пачку сигарет, друг время от времени подносил ее к носу и трепетно раздувал ноздри. — Гадом буду, но попробую! Хотя бы одну…

Помня наставления доктора, Виктор опять заговорил о родных. В самом деле! Какого черта? Почему бы не быть с ними поласковее? В своем недоумении он был вполне солидарен с врачом.

— Нет, Витек, ты не понимаешь, — голос друга начинал дрожать. — Всю свою жизнь я был тихим и ласковым… Хватит! Пусть хоть последние дни станут моими. Целиком! Этот воздух, которым дышу, солнце и птицы, которых вижу… И я не хочу слышать их плача, их лживых ободрений!

— Господи! Ну почему обязательно лживых? Неужели они не любят тебя?

— Любят, Витек. Только очень уж по-своему. Отчего-то, общаясь с ними, я всегда должен был слушать то, что абсолютно меня не интересовало. Я и в институты поступал в те, в которые проталкивали меня они. Пытался заставить себя проникнуться уважением к их авторитетам, перенять их образ мышления. Потому и оказался в конце концов здесь, потому и не хочу их видеть. Все! К черту!.. Вот ты пришел ко мне — и славно. У меня сердце поет и дышать легче становится. Ты свой, и ты не треплешь языком только потому, что так надо… Я тебе верю, Витек, и знаешь… Если тот свет впрямь существует, я буду тебе помогать. Прямо оттуда. Правда, правда! Стану твоим ангелом-хранителем. Тебе ведь еще долго здешнюю кашу расхлебывать. Вдвоем, глядишь, и расхлебаем…

У лежащего на ночлежной койке Виктора снова запершило в горле. То ли от слез, то ли от той аэрозольной пакости. Друг умер в тот же день. Родных он, конечно, разрешил допустить к себе. А тотчас после их ухода вскрыл подаренную пачку «Кэмэла» и попытался затянуться дымом. Американская сигарета сработала похлеще пули, вызвав обильное кровотечение, добив друга в считанные минуты. С тех пор Виктор неоднократно ловил себя на том, что пытается установить мысленный контакт с умершим. Контакта не получалось, и все же не раз и не два ему казалось, что друг действительно ему помогает.

Виктор зло прикусил губу. Может быть, он помогал ему и сейчас?..

Комната давно опустела. Недавние жильцы отправились на дневной промысел. Последним уходил пожилой бородатый негр. Потоптавшись в дверях, он нерешительно взглянул на Виктора и как бы между прочим сообщил, что скоро начнется санобработка комнат, и всех не покинувших ночлежку в добровольном порядке выкинут из нее в порядке принудительном.

— А тогда в следующий раз, как пить дать, не пустят. Они тут все памятливые. — Негр со вздохом натянул на редеющую шевелюру кепи и, подволакивая ноги, заковылял по коридору. Чуть приподнявшись, Виктор с удивлением прислушался к удаляющимся шагам. Это был первый человек, испытавший желание не ударить его, а помочь. Пусть даже только советом.

И все же совету старого негра он не последовал. Какая там, к черту, санобработка! Комнаты эти убирались максимум раз в месяц. А если попробуют выставить его отсюда силой, что ж… Пусть попробуют. Он ничего не терял. Там ли, здесь ли — многоглазая беда одинаково расторопно высматривала Виктора среди прочих смертных, занося для ударов кулачища. Так или иначе, но босиком он отсюда не двинется. И если, оставаясь здесь, он нарушал условия договора, то пусть откликнутся наконец на его сообщение. Полиция обязана была передать информацию по адресу. Стало быть, где он и что с ним, ищейки Рупперта знают. Впрочем… Виктор покосился на массивное кольцо. Цвет многолетней ржавчины, зато вполне ощутимый вес… Вероятно, его координаты им несложно выяснить без всяких с его стороны попыток связаться с отделом профилактики. Кольцо — закамуфлированный передатчик. Пиликает на каких-нибудь УКВ, так что в пределах города проблемы обнаружения донора не существует.

Ладонями Виктор прикрыл глаза. Терпение, сеньор! Немного пустяшного анализа! Совсем немного…

Итак, им известно его местоположение, известно, что некие счастливчики обзавелись его рацией и деньгами. Что далее? К какому выводу должен был прийти многомудрый гроссмейстер, оказавшись в его положении? Ладони Виктора совершали вращательные движения, растирая по сию пору саднящие глаза, а заодно и лоб, стимулируя работу мысли. В интеллектуальную мощь гроссмейстеров он верил. Да и само слово «гросс-майштер» значило для него не столько шахматы, сколько способность предугадывать события на два хода вперед, а порой и на три. Абсолютное большинство людей существовало, боролось и мытарствовало, прибегая лишь к комбинации одноступенчатого порядка. Со вторым ходом отчего-то получалась закавыка, в дебрях второго и третьего измерений люди немедленно запутывались, в панике спеша обратно, в привычную одномерность. Но сейчас ему было чрезвычайно полезно заставить себя шагнуть несколько дальше.

Если отдел профилактики происшествий действительно заинтересован в нем, если труд доноров нужен городу, то помогать ему полезно и целесообразно. Чем больше он разгуливает на своих двоих, колеся по улицам и отражая сыплющиеся справа и слева удары, тем лучше для Борхеса и его программы. Они обязаны убедить муниципальные власти и правительственных чинуш в том, что доноры — реальный противовес обывательским бедам. Значит… Значит, живучесть каждого отдельного донора — их основной козырь. Однако с помощью они не спешат, да и вообще не дают о себе знать. Почему? Он стал им не нужен? Но контракт подразумевает недельный срок! И откуда эти гримасы на лицах полицейских?..

Виктор отнял ладони от лица. Где-то этажом ниже с треском захлопали двери, по лестнице загрохотали чьи-то тяжелые ножищи. Еще не зная, в чем, собственно, дело, он преисполнился уверенности, что люди, производящие весь этот шум, мчатся по его душу.

Это могли быть служащие гостиницы, проверяющие, все ли номера освобождены согласно кодексу ночлежных домов, а могли быть и люди Рупперта, сообразившие наконец, что бедолага-донор нуждается в некоторой помощи. Но более всего Виктор склонялся к третьему предположению, вещающему, что большой и зевающей Беде наскучило ждать его на городских улицах и, сгорая от нетерпения, она просунула свою лохматую, когтистую лапу, стремясь достать строптивого донора, вытащить на свет божий и по-родительски крепко приласкать.

Вскочив с кровати, Виктор метнулся к окну, яростно задергал неподатливые шпингалеты. Тщетно! Запоры приземистых рам оказались закрашенными в несколько слоев. Впрочем, все равно. Второй этаж — прыгать босиком, да еще на тротуар, да в его положении — безумие. Оторвавшись от окна, донор кинулся к двери, ударившись по дороге коленом о металлический угол койки. Боль огненной волной прошлась по всему телу, эхом отозвалась в мозгу. Он с трудом удержал себя от крика. Но это было только начало. Уже у самого выхода Виктор поскользнулся в какой-то маслянистой луже и, падая, попытался ухватиться за дверной косяк. Разумеется, ладонь смаху угодила на шляпку торчащего гвоздя. Кожа расползлась, словно по ней полоснули тупым, иззубренным ножом. Отличное дополнение к ноющему колену! Вжавшись в угол, он с тоской наблюдал, как стекает по его пальцам кровь и частыми густыми каплями падает на пол, быстро скапливаясь в аккуратной формы озерцо. Если бы его снабдили хоть какой-нибудь аптечкой!.. Виктор напрягся. Кто-то бежал по коридору, и, судя по шагам, бегущих было несколько.

От крепкого пинка дверь распахнулась, едва не слетев с петель, и трое в капроновых, натянутых на головы чулках ворвались в номер. Четвертый, по-видимому, остановился на пороге. Виктор не мог видеть этого четвертого, но незримо чувствовал его близость по шумному дыханию, по неуловимому сжатию половиц, мгновенно отмечаемому обнаженными ступнями.

— Черт! Где же он?

— Тут я, тут!..

Они заметили бы его так или иначе, и он снова отважился развязать боевые действия первым. Резко толкнув от себя дверь, он зажал в проеме незадачливого собрата этих троих. Не особенно совестясь, с силой даванул плечом. Отвратительно хрустнула кость, человек пронзительно закричал. Страшилки в чулочных масках, словно по команде, бросились на Виктора. Кровати мешали им, и первого из подбежавших Виктору удалось отбросить ногой. Окажись на нем ребристые ботинки, унесенные сметливым соседом, он вывел бы из строя уже двоих, но голая пятка самурайских подвигов не знала. Противник даже не упал. Рванув дверь — на этот раз уже на себя, Виктор выскочил в коридор. Человек, поскуливающий в коридоре, серьезной угрозы не представлял. Отшвырнув его в сторону, Виктор помчался так быстро, как только мог. Увы, страшилки в чулках бегать тоже умели. Кроме того, на ногах у них была чудная каучуковая обувь. Пробегая мимо старой, насквозь заселенной клопами мебели, непонятно с какой целью выставленной в коридор, Виктор начал дергать все подряд, и потемневшие от времени шкафы с дружеским уханьем одни за другим стали хлопаться об пол. И тогда преследователи поступили чрезвычайно просто. Они открыли по нему огонь. Пара пуль просвистела над головой, уши тут же заложило. Вскинув руки, донор затормозил. Коридор был длинный и ужасающе прямой, а от мысли петлять перепуганным зайчонком он успел вовремя отказаться. Ему естественно не повезет — они попадут в него и не раз. Первые два выстрела, он не сомневался, были только предупредительными.

— Все, фантомасы, сдаюсь. Считайте, что ваша взяла. — Продолжая держать руки поднятыми, он осторожно развернулся. Переползая через рухнувшие шкафы, трое приближались к нему, поблескивая сквозь чулки белками глаз. Четвертый подранок плелся за ними, вполголоса изрыгая ругательства. Раненную кисть он придерживал перед собой, словно на перевязи.

Изобразив жалкое подобие улыбки, Виктор пробормотал:

— Мои искренние соболезнования, парни. Клянусь, все это не нарочно. Я думал, что это они, а это оказались вы…

— Что? — один из подходивших стянул свой дурацкий чулок и сунул в карман. Розовощекий блондин, образец преуспевающего студента-спортсмена. Длинные его ноги уверено ступали по бесцветному линолеуму. Виктор решил про себя, что этот догнал бы его наверняка.

— Что он плетет, этот недоумок? — приятели блондина раскрывать лица не спешили. У всех троих в руках поблескивали симпатичные никелированные револьверы. Четвертому по-прежнему было не до оружия. Виктор стоял на месте, стараясь не шевелиться. Мысли его змеиным клубком сплетались и расплетались, выбрасывая вопрос за вопросом. Но одно он все-таки уяснил. Если его не шлепнули сразу, стало быть, шанс уцелеть оставался. Он был им зачем-то нужен.

Подойдя ближе, блондин умело, почти без замаха ударил его под ребра. Он знал куда бить. Подлый кулак розовощекого целил в печень. Не ожидай Виктор чего-то подобного, кататься бы ему сейчас по полу, хватая распахнутым ртом воздух, зажимая руками разрывающийся от боли бок. Но напрягши мышцы живота и в последнее мгновение чуть отстранившись, он существенно смягчил удар. Однако чтобы не разочаровывать бившего, сыграл роль до конца — то есть исполнил то, чего от него ждали, — повалился с хрипом на линолеум, кусая губы и закатывая глаза. Он оказался умелым актером, ему поверили. Впрочем, Виктор не столь уж притворялся. Печень орган деликатный, и даже более основательные мышцы не в состоянии уберечь ее от подобных надругательств.

— Полегче, Грек! Нам еще везти его к Графу.

— Довезем как-нибудь. Взгляни на Пеппи. Этот подонок сломал ему руку.

Покалеченный Пеппи наконец доковылял до извивающегося на полу донора и путано начал бить ногами, стараясь угодить в пах и по голове. Талантливый парень, он старался от души, но, видимо, резкие движения причиняли боль ему самому, и очень скоро он угомонился. Виктор же, превозмогая клокочущую в сердце ярость, продолжал изумляться собственной, неизвестно откуда взявшейся звериной хитрости. Корчась на полу и уворачиваясь от ног покалеченного им бандита, разодранной ладонью он успел несколько раз мазнуть себя по лицу. Некоторых людей кровь пугает, кое-кого она способна ввести в заблуждение. В глазах этих четверых он наверняка уже выглядел полутрупом. Большего от них и не требовалось. Понемногу затихая, Виктор ждал дальнейшего развертывания события. Было бы неплохо, если бы, плюнув на него, они в конце концов ушли, но они не ушли. Двое из тех, что остались в масках, подхватили донора под мышки и, пыхтя от натуги, поволокли по коридору. Неприятно екнуло в боку, Виктор коротко застонал.

— Заткнись, слышишь?! — стальной ствол ткнулся ему в лоб. Блондин вышагивал рядом и ни на секунду не забывал о нем. Виктор неохотно замолчал.

В вестибюле сквозь полуприкрытые веки он рассмотрел пятого сотоварища похитителей. Рыжий худосочный юнец о чем-то беседовал с толстомордым администратором. Разговор протекал довольно оживленно и, как показалось Виктору, касался вчерашнего появления в ночлежке полицейского. Наверное, администратор успел настучать им про телефонный звонок, про номер, устроенный бесплатно, и они… Виктор мысленно ругнулся. До него внезапно дошло, из-за чего заварилась вся каша. Граф!.. Кто-то из них упомянул это имя. Именно Графу принадлежало казино, в котором так нерасчетливо он однажды побывал. Виктор задолжал им кругленькую сумму, и добры молодцы в чулочных масках наверняка заявились за деньгами. Правда, Рупперт уверял, что долг будет погашен, но может быть, он попросту шутил? Как шутил насчет помощи и всего остального?..

Свесив голову набок, Виктор усиленно соображал. Ноги его с шорохом скользили по бетонному полу, многочисленные синяки и царапины ныли, откликаясь на малейшее движение. Каждая рана способна напевать о своей маленькой боли. В сборном составе это превращается в некий зловещий хор, от звучания которого хочется плакать навзрыд. Виктор пытался отвлекать себя мыслями. Подумать ему было о чем.

— Тяжелый, зараза!

— Ничего, дотерпим…

Они волокли его к Графу — одному из крупнейших воротил города. Зачем?.. Кто такой Граф и кто такой он — рядовой житель и гражданин, случайно посетивший игорное заведение? Или Граф самолично любит разбираться с должниками?

Веки дрогнули от солнечного света. Его вынесли на улицу и почти тут же, словно куль с тряпьем, забросили в машину. Компактный автофургон, в каких обычно развозят заказы из ресторанов. Еще одна из запретных статей инструктажа — пользование автотранспортом… Машинально пронумеровав случайную мысль и отправив ее на склад вторичного ненужного хлама, Виктор с осторожностью подобрал под себя ноги.

Итак, их пятеро, достаточно много, чтобы называть это почетным эскортом. И везли его не куда-нибудь, а в некое зловещее место, где по обычаю потчуют гостей вроде него. Сначала поинтересуются долгом, а после станут расспрашивать про того полицейского. Какая разница, о чем разговаривать с донором? Есть повод — и ладно. О том, как поступят с ним после всех этих бесед, Виктору не хотелось думать.

— Очухался? — один из сопровождающих склонился над ним. — Значит, ты и с копами еще якшаешься? Занятно…

— Ничего, у Графа из него вытянут все до последнего словечка.

— Это уж точно. В этом, козлик, можешь не сомневаться, — человек, склонившийся над Виктором, растянул губы в ухмылке. Теперь от киношных чулок освободились все. Двое оказались неграми, а тот, что прижимал к животу покалеченную руку, был смуглолиц и остро очерченным профилем походил на испанца.

— Проще было его хлопнуть там, на месте, — проворчал он. В отличие от других исход дела его явно не устраивал. — Пришить, а ночью подбросить на какую-нибудь свалку.

— По-моему, наш клиент с тобой не согласен, — розовощекий блондин жизнерадостно оскалился. Негры прыснули смехом. Шофер впереди, тот самый рыжий юнец, что болтал с администратором, тщетно пробовал завести двигатель фургона. Поворот ключа зажигания вызывал томительное скрежетание в недрах машины, и каждый раз все заканчивалось тишиной.

— Что там, Рыжий? Может, кто-нибудь подходил к фургону?

— Как будто нет. Я же смотрел… — Водитель скрючился у рулевой колонки. — Ничего не пойму. Эта колымага всегда заводилась с полуоборота.

— Может, подтолкнуть? — с усмешкой предложил один из негров, но шутку не поддержали. Возможно, со временем у них было туго. Розовощекий блондин, которого почему-то звали Греком, пригнувшись, прошел к водительскому месту.

— Пойди проверь свечи!

Выразив сомнение, Рыжий все же полез из машины. И именно в этот момент на лобовое стекло угодила клякса, пущенная с высоты безымянным крылатым героем. За ней немедленно последовала вторая. Негры дружно заржали, и даже насупленный подранок насмешливо фыркнул. Привлекая внимание Рыжего, Грек застучал по стеклу. Увидев кляксы, тот бешено заругался.

— Каково, а? — Грек, улыбаясь, обернулся к ним. — Двойное попадание! Такого я еще не видел.

Что-то стукнуло по крыше. Подумав об одном и том же, все население салона загромыхало хохотом. Ругань Рыжего, долетевшая снаружи, только добавила им сил.

— Еще несколько минут, и нас придется откапывать!..

Откапывать никого не пришлось. Безостановочно ругающийся водитель нашел наконец причину неисправности. Тряпкой уничтожив кляксы, заскочил в машину и с треском захлопнул за собой дверцу.

— Одно к одному! — пробурчал он. — Эти голуби успели заляпать весь верх.

— Действительно странно, — блондин кивнул. — Вероятно, крыша ночлежки их излюбленное место.

Со второй или третьей попытки двигатель наконец завелся. Фургон дернулся вперед, и Виктора от стены перекатило на середину салона. Один из сидящих ногой толкнул его на место.

— Эй, Грек! Может, стоит надеть на него наручники? Шустрый паренек! Уже ожил.

— Перебьетесь! — Грек озадаченно смотрел еще на один зеленовато-белесый след, украсивший лобовое стекло. — Вот дьявол! Они что, летят за нами следом?

На одном из перекрестков мотор зачихал и чуть было не заглох.

— Похоже, отработала твоя колымага, Рыжий.

Водитель нервно заерзал. Он был обижен за свою машину, но ответить должным образом не мог. Факты красноречивее слов, а с фургоном явно творилось неладное. Он то и дело начинал рыскать по дороге, внутренности его дребезжали, а когда, заметив очередной вензель на стекле, водитель включил дворники, они попросту не шелохнулись.

Следя за происходящим, Виктор внутренне сжался. В любой момент можно было ожидать самого худшего. Эти люди ни о чем не подозревали. Поторапливая водителя, они только еще более сгущали атмосферу напряженности. Рыжий явно умел управляться с машинами, но нынешняя его нервозность была явно непоказной.

— Что, Рыжий, совсем спятил твой драндулет? — негр с поломанным, как у Бельмондо, носом подмигнул своему соплеменнику. Тот ответил ему тем же. Что-то хотел сказать и хозяин покалеченной руки, но его опередил вопль блондина:

— Черт возьми! Куда он прет?!

В следующую секунду Рыжий круто вывернул руль. Фургон занесло, шины заверещали по асфальту. Виктор не видел, что происходит, но рефлекторным движением оттолкнулся от близкой стенки. Однако беда нагрянула с другой стороны. Чей-то тяжелый передок с ужасающим треском ударился в фургон, разом прикончив всю троицу, сидящую напротив. Визгливо закричал Рыжий. За мгновение до того, как они перевернулись, Виктор успел рассмотреть лопающиеся по сварным швам металлические листы корпуса. Это напоминало кадр из фильма ужасов. Чужой радиатор подобием тарана прошиб стенку фургона, резво потащил их по бетону. Одного из негров с перебитым позвоночником швырнуло на Виктора, и тут же что-то упало ему на ноги. Оглушенный скрежетом и грохотом, донор задыхался от навалившейся на него тяжести. Встретив на своем пути препятствие, фургон совершил полоборота, и Виктор оказался наверху. Единственное, что продолжало давить ему на поясницу, это сорванное с креплений кресло. Сбросив его с себя, он рванулся к выходу. Одна из дверец согнулась дугой, второй не существовало вовсе.

— Стой!..

Обернувшись, Виктор с некоторым удивлением обнаружил, что сдавленный полухрип принадлежит блондину. Грек силился вырвать зажатую между полом и сиденьем ногу. Рукоять револьвера открыто торчала у него из-за пояса, но в горячке об оружии он, видимо, забыл. Рыжий лежал рядом с ним, по-детски обхватив изрезанное стеклом лицо. Между пальцев у него сочилась кровь.

Не дожидаясь, когда Грек вспомнит о револьвере, Виктор бочком протиснулся в деформированное подобие выхода и спиной упал на траву. Светлая громада рефрижератора высилась неподалеку. Визжа тормозами, справа и слева останавливались машины. За какие-нибудь десять-пятнадцать секунд их скопилось уже порядочное количество. К месту аварии бежали люди. Среди них он дважды заметил мелькнувшую полицейскую униформу.

Нет уж!.. Лучше понадеяться на собственные ноги. Поднявшись, он, прихрамывая, пересек узенькую полоску травы и выбрался на пешеходную дорожку. Перебежав к ближайшему зданию, заметил козырек подземки. Как раз то, что ему надо!.. Виктор прибавил ходу. Далеко позади раздались свистки. Оборачиваться и выяснять, свистели это ему или сумевшему наконец выбраться из фургона блондину, он не стал. Перепрыгивая разом через две ступеньки, Виктор побежал вниз. Прохожие поглядывали на его босые ноги, но никто не пытался делать ему замечание. Люди здесь видывали и не такое.

Неподалеку от платного турникета Виктор задержался, чтобы совершить сделку с одним из сидящих у стены нищих. За несколько монет, вынутых из жестяной банки, он сунул в сморщенную перепачканную ладонь пару брикетов из подсумка. Опасаясь, как бы нищий не поднял крика, он торопливо наклонился к его уху и убеждено проговорил:

— Отличный смэк! Попробуй, не пожалеешь.

Слово «смэк» тот знал и озадаченно уставился на собственную ладонь. Попрошайки справа и слева с любопытством начали вытягивать шеи, и, поймав на себе их алчные взгляды, обладатель загадочных брикетов крепко сжал пальцы. Так или иначе, но тревогу он поднимать не собирался, и Виктор успокоено возобновил путь.

Уже через каких-нибудь тридцать-сорок минут он вышел из-под земли на знакомую улицу. Прихрамывать он стал еще больше. В вагоне ему отдавили ногу, а потом свет под потолком не по-доброму замигал и в конце концов погас вовсе. В темноте Виктора обшарили чьи-то руки. Он не сопротивлялся, зная, что в карманах у него все равно ничего нет. Однако жулика это только разъярило. Оставив одежду донора в покое, он беззастенчиво наградил его крепкой зуботычиной. Виктор попытался ответить, но кулак его угодил в пустоту. По счастью, он все-таки добрался, куда хотел. В этом квартале проживала Летиция, его давняя знакомая, девочка-женщина, в часы депрессий дававшая ему приют и обманчивую умиротворенность, которую только и способны дарить женщины.

Стайка рослых тинэйджеров окружила его на знакомой улице.

— Эй, босс!.. Что-нибудь для голодных детишек! Ты ведь богатый, верно?

Хихикая, его пытались ухватить за рукав, но он вырвался. Наверное, взгляд его не сулил ничего доброго, и глумливые подростки остались за спиной. Однако до самого дома Виктор продолжал нервно сжимать кулаки. Оказавшись в подъезде, он со смущением сообразил, что не имеет понятия о номере ее квартиры. Пришлось подниматься пешком, не пользуясь лифтом. Хотелось надеяться, что он узнает нужную дверь. Виктор поморщился. Как-то уж так получалось, что всякий раз его привозили на эту квартиру несколько под хмельком, и, расслабленный действием алкоголя, он не задавал себе труда запомнить адрес или хотя бы записать его на клочке бумажки.

На лестничной площадке второго этажа Виктор угодил голой пяткой на тлеющий окурок. Зашипев от боли, поскреб ногой о прутья перил. Заодно с опасливой гримасой изучил порезанную руку. Кровь, слава богу, перестала бежать, но выглядела ладонь отвратительно. Хорошо еще, что, поджидая в метро электричку, он не поленился пробраться к замызганному зеркалу, установленному в конце платформы, и немного поработать над собственной внешностью. Рукав куртки, периодически смачиваемый слюной, заменил платок. Кое-чего он все-таки добился, иначе люди в вагоне шарахались бы от него, как от прокаженного. Тем не менее, сделанного было явно недостаточно. Летиция наверняка перепугается, а может, вообще примет его за взломщика и не откроет.

Виктор неуверенно остановился. Вот и та дверь, которую он искал. Во всяком случае, очень похожая. Он замер перед ней, успокаивая дыхание. Коричневым от ссохшейся крови пальцем дважды ткнул в пуговку звонка.

Удивительно, но Летиция ничуть не испугалась. Более того, вид донора привел ее в неописуемый восторг. Она немедленно повисла у него на шее, губами впившись в разбитый саднящий рот. Оттого-то Виктор и относился всегда к Летиции с некоторой настороженностью. Эта рано повзрослевшая девочка принадлежала к разряду авантюристок, изнывающих от серой повседневности, гоняющихся за экзотикой, всерьез рискуя благополучием, а порой и жизнью. Она и Виктора выделила среди прочих прежде всего за то, что он был русским. Под этим соусом их и познакомил однажды Майкл. Летиция была дамой опасной. Опасной в буквальном смысле слова. Она водила знакомства с «крутыми» парнями и отнюдь не чуралась таких занятий, как сводничество и торговля марихуаной. И секс, и наркотики она считала естественными в человеческой жизни. Да и само слово «преступление» она понимала очень уж по-своему. Участвовать в чем-то противозаконном было для нее все равно, что для малолетнего сладкоежки поглощать шоколад. Сколько знал ее Виктор, Летицию вечно влекли к себе загадочные, разукрашенные татуировкой и шрамами мужчины, страны с тяжело переносимым климатом, посвист ветра, овевающего закрылки дельтаплана, шумливые волны и таящееся под ними далекое дно. За свою недолгую девятнадцатилетнюю жизнь эта черноволосая смуглянка с лицом индийской актрисы и фигуркой Бриджит Бардо успела побывать в Австралии и Африке, в Европе и Южной Америке. Ее не привлекала участь обыкновенной туристки. В Австралии она охотилась на белых и тигровых акул, в Африке на взятом в аренду одноместном самолетике часами летала над дикими джунглями. «Крутые» парни неоднократно брали ее с собой на операции — брали исключительно по собственному волеизъявлению Летиции. Жизнь ее была стремительной настолько, что всякий соприкасающийся с Летицией чувствовал подобие ожога. Она и была порцией расплавленного металла — драгоценного, но смертельно горячего. До сих пор, благодаря очаровательной внешности и беспредельному обаянию, Летиция умудрялась выскальзывать из самых запутанных ситуаций. Вероятно, она обманывала судьбу тем, что никогда не пыталась останавливаться. Не пробуя даже лавировать, юная амазонка неудержимо плыла вперед по течению, пренебрегая порогами и водопадами, замечательно вписываясь в бурливую реку жизни. Те, кто шли за ней, неизменно напарывались на камни, захлебывались и рано или поздно отправлялись ко дну. Более осторожные, они садились на плоты и лодки, вооруженные неуклюжими лопастями весел, и тем самым совершали главную ошибку. Она плыла сама по себе, не оглядываясь и не просчитывая маршрута, и странное дело! — подобная «безголовая» тактика спасала ее от бед, караулящих более медлительных. Акулы, пираньи и аллигаторы, сплывающиеся на звук ее голоса, успевали как раз к подходу арьергарда скучающей красавицы. Самой Летиции к тому времени на месте уже не было.

Когда-то Виктор в горячечном порыве назвал ее Тицци. Теперь того же самого, как рассказывал Майкл, она требовала от всех своих мужчин, хотя и «Летиция», собственно говоря, не являлось ее родным именем. Норовистое существо, она и имена выбирала по собственному вкусу.

Они давно не виделись, и ему было чертовски приятно, что он застал ее дома, что ему искренне рады, что пусть на очень короткое время, но он обретет хоть какой-то относительный покой. Радость Виктора отравляло единственное «но»: первым пунктом зачитанных ему инструкций значился пункт, воспрещающий вовлечение в донорскую операцию посторонних людей. Под посторонними людьми подразумевались друзья, родные и просто люди со стороны. Но еще на лестнице он дал себе слово: один час и ни минутой больше. Этот час понадобится ему, чтобы привести себя в божеский вид, разжиться какой-нибудь обувью, а если повезет, то и надежным оружием.

— Боже мой! И это мой Вича-Виченька!..

«Виченька» — тоже было ее изобретением. Заменив букву «т» на «ч», она как бы и его записала в разряд своих творений.

— Какое амбре, какие жуткие синяки! Маленький мой, ты дрался? Эх, если бы я была с тобой, мы бы им показали кузькину мать…

«Кузькиной матери», как и многим другим крепким словечкам, она научилась от Виктора. Осторожно отстранив от себя девушку, он со значением подмигнул ей.

— Ванну и мужской косметический набор!

Летиция ответно подмигнула ему.

— Пятнадцать минут, и ты будешь в полном ажуре! Ссадины мы зальем клеем, а синяки замажем тональным кремом.

— Йод! Мне понадобится бездна йода, — добавил Виктор.

— Но сначала ванна. Мы примем ее вместе, и таким образом все получится скорее, чем ты думаешь.

В легком халатике, накинутом прямо на голое тело, она уже бегала по комнатам, оперативно собирая детали аптечки. Наблюдая за ней, Виктор с трудом подавил искушение. Ванну придется принимать ему одному. Он и без того подвергал ее основательному риску.

Пока он сидел в кресле, она собрала на столик все свои косметические припасы. Среди всего прочего Виктор заметил бутылочку йода и несколько пакетов с бинтом. И то, и другое он сунул в карманы брюк. И все-таки прежде всего обувь! Ему оставалось полагаться на ее оперативность! При желании Летиция могла достать все что угодно, но ведь времени у них в обрез!..

Он услышал, как с издевкой захлюпало в трубах. Она выкрутила краны, но вместо воды шел один воздух. Конечно, этого и следовало ожидать! Склонившись над столиком, Виктор стал перерывать пеструю парфюмерию подружки. Вот и тональный крем. О чем там она еще говорила? О клее?.. Знать бы, как он выглядит. В тюбике или пузырьке?..

Летиция вышла из ванной.

— Странно, — она пожала плечами. — Вообще-то такое бывает не часто.

— Но я ведь тоже бываю у тебя не часто? — он улыбнулся.

— Что верно, то верно, — Летиция укоризненно покачала головой. — Не звонить целый месяц — это мерзость, и ты, Виченька, мерзавец. Ты забыл обо мне, ты бросил меня одну.

— Я бросил тебя отнюдь отнюдь не одну! — Виктор все еще улыбался, но на сердце легла легкая тень. В их последнюю встречу он застал Летицию с каким-то волосатиком в спальне. Зная ее характер, он, конечно же, знал и о многочисленных ее увлечениях, но одно дело знать и совсем другое наблюдать факт измены воочию. Да и была ли это измена? Изменяют мужьям, а он был для нее одним из многих и не более того. Она тогда даже не побежала за ним и не подумала как-то оправдаться. Может быть, не сомневалась, что рано или поздно он вернется, как возвращались к ней другие разобиженные любовники. Такой она была в действительности, таковой ее следовало принимать.

— Глупый, ревнивый дурачок, — Летиция приближалась к нему странным зигзагом. Руки ее на ходу развязали поясок, полы халата вольно разошлись. Она намеренно двигалась шагом манекенщицы, утрированно покачивая бедрами. Искусству подражания эта девочка обучилась в совершенстве. А скорее всего и не обучалась она ничему такому, — все это жило в ней с самого рождения, будучи заложенным в гены, в мимику, в малейшие жесты. И Виктор с раздражением ощутил, как стремительно обволакивает ее гипноз тело и мозг. Летиция умела провоцировать до сумасбродства. В ее грации угадывались и красота, и некая хищная непредсказуемость. Многих женщин привлекает роль хищниц, но, увы, они ее только играют. Летиция не признавала ролей. Даже обезьянничая, она совершала это не ради каких-то целей, а только потому, что ей это в самом деле нравилось. Каждую минуту она умудрялась оставаться самой собой, и окружающих подобное поведение одновременно шокировало и привлекало.

— Тицци, — сипло произнес он. — Побойся бога, я грязный, как свинья.

— Грязный? — слово это она произнесла с особым смаком, словно и оно доставляло ей некую сладость. — Мальчик, босиком прошагавший полгорода, должен знать, что проделал весь этот путь не зря.

— Я знаю, Тицци, знаю! Но поверь мне, сейчас не время. Если я останусь чуть дольше…

— То что же? — она уселась к нему на колени, и рука его сама собой легла на ее теплую, чуть подрагивающую грудь.

— Тицци, ты ни черта не понимаешь! Это серьезно!.. Мне нужна обувь и нужен какой-нибудь пистолет… — Виктор сразу понял, что сболтнул лишнее. Глаза ее немедленно зажглись, и совершенно по-кошачьи она лизнула его в щеку.

— Маленький босой мальчик, мечтающий о пистолете…

— У меня в запасе всего час, не больше!

— Разве мы не успеем? — Летиция попыталась расстегнуть ему ворот рубашки, но в это время кто-то забарабанил в дверь.

— Ого! Это за тобой?..

Виктор вскочил, заставив и ее встать на ноги.

— Я хочу, чтобы у тебя не было неприятностей, Тицци. Чем раньше я уйду, тем раньше все успокоится.

— Спасибо за заботу, — она погладила его по щеке и, не завязывая пояска, убрела в прихожую. Очевидно, она собиралась преспокойно отворить дверь. Виктор в панике кусал губы. В самом деле! Не запретить же ей это делать. Кроме того, двери могут высадить, а тогда уж наверняка достанется и хозяйке. Не выдумав ничего более умного, он юркнул за портьеру. Было слышно, как лязгнул замок, и истеричный мужской голос певуче и полунавзрыд вывел вечный вопрос всех мужчин:

— Где он?!

Отклик Летиции был менее банален. Вместо ожидаемого «Кто?» она хладнокровно ответствовала:

— Иди в гостиную, Кларк, там его и увидишь.

— Ага! Значит, до спальни вы еще не добрались? Прекрасно!..

В прихожей загремели шаги. Легкую поступь хозяйки квартиры они заглушали напрочь.

— Интересно, кто тебе нашептал про него? Неужели опять соседушка-старичок? Какой же он непоседа!..

Шаги замерли. Мужчина остановился недалеко от портьеры. Хрипло дыша, он, видимо, оглядывал комнату.

— Кажется, ты сказала: он здесь?

— Он и был здесь, но услышал, как ты стучишь, и куда-то исчез.

— Ты спрятала его, Тицци! Куда?!

— Не смеши меня, Кларк! Тебе ли не знать все мои потайные места…

«Ведьма! — мысленно обругал ее Виктор. — Гнусная похотливая ведьма!»

— Послушай, какого черта ты заявился сюда с дробовиком? Ты собираешься прикончить его прямо здесь? А труп? Ты подумал о трупе?

Виктор опешил. Он изучил эту девочку вдоль и поперек. Она ничего не делала просто так. Господи! Да она же подавала ему знак! Заговаривала этому типу зубы и одновременно подсказывала спрятавшемуся донору, что этот самый Кларк приплелся сюда не с пустыми руками. Ай да Тицци! Ай да девочка!.. А если бы он не успел спрятаться?..

Он не стал доводить мысль до логического завершения. Мужчина рыскал по комнате, и вот-вот мог оказаться рядом.

Как оказалось, момент Виктор выбрал не самый удачный. Мужчина как раз оборачивался и, конечно же, заметил Виктора чуть раньше, чем надеялся последний. Внушительного вида двуствольный обрез дернулся в сторону соперника, однако за мгновение до выстрела Летиция опустила на голову Кларка тяжелую чугунную статуэтку. Выстрел все же прогрохотал, но картечь не задела Виктора. Он стоял, ошарашенный, во все глаза глядя на девушку и на поверженного у ее ног мужчину.

— Тебе не следовало этого делать. Когда он очухается…

— Когда он очухается, он вряд ли о чем-нибудь вспомнит вообще. Летиция поставила статуэтку на место. — А если и вспомнит, то, прости милый, мне придется свалить все на твоего дружка, который незаметно подкрался сзади.

— Какого еще дружка? — туповато спросил Виктор и тут же смутился. Хитрая бестия, она играла в свои игры быстрее любого смертного.

— Но зачем ты впустила его?

— Я заглянула в глазок и, рассмотрев Кларка, подумала, что ваши размеры могут вполне совпасть. Разве не замечательно, что твои ботинки пришли к тебе сами?

Она не наслаждалась произведенным эффектом и не позировала. Пока он стоял с раскрытым ртом, Летиция, присев на корточки, уже деловито стаскивала с Кларка обувь.

— И еще: ты забрал у меня все бинты. Оставь хотя бы один. Я замотаю голову этому олуху и расскажу, как самоотверженно спасла ему жизнь. Вот увидишь, он купит мне новые портьеры и самолично замажет все следы от дроби.

Все с тем же ошарашенным видом он принял от нее обувь.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Первый же роман знаменитого цикла о Земноморье поставил Урсулу Ле Гуин в ряды выдающихся мастеров фэ...
Орсиния – это вымышленная страна в центре Европы. Страна средневековых лесов, недоступных городов, г...
Орсиния – это вымышленная страна в центре Европы. Страна средневековых лесов, недоступных городов, г...