Холод Малиогонта Щупов Андрей

— Черт побери, это же вертолет! — Летиция, пригнувшись, выглянула в окно. — Они прямо над нами.

— Думаешь, это полиция?

— Думаю, что в любом случае разумнее остановиться, — заглушив двигатель, Летиция спешно подняла стекла справа и слева. В кабину и без того успело напустить целое облако пыли. Словно по мановению волшебного жезла, буря улеглась. Видимо, оценив их уступчивость, вертолет отлетел чуть в сторону и завис над землей.

— Действительно полиция, — на этот раз она рассмотрела окраску гигантской стрекозы. — Кстати, если хочешь, мы можем сбить ее.

— Сбить? Каким образом? — он ошеломлено взглянул на девушку.

— Очень просто. Дождемся, когда они сядут, разгоним машину и саданем их в бок. Как твой любимый Покрышкин.

— Покрышкин не ходил на тараны. Потому и стал маршалом авиации. Поэтому, если хочешь дожить до маршальства…

— Ишь ты какой! Всего сразу не бывает, желай чего-нибудь одного! довольная, она улыбнулась. Изящным движением головы откинула назад черную гриву волос. — Не бойся. Раз мы ничего такого не хотим, стало быть, и тарана не будет. Зачем нам маршальство, верно?

Разобраться в ее логике не представлялось ни малейшей возможности, и хотя Летиция всего-навсего шутила, ему показалось, что в голосе ее звучит некое сожаление. Так передумавший хулиган со вздохом опускает рогатку.

— Но-но! Не вздумай! — Виктор на всякий случай погрозил ей пальцем.

И, конечно, она сделала то, чего он меньше всего от нее ожидал, подавшись к Виктору, обхватила его щеки руками и нежно поцеловала в губы. И тут же еще раз — уже не столько нежно, сколько с азартом легко разгорающейся молодости.

С некоторым смущением Виктор моргал. Да, елки-палки! Она действительно была молода, а он был стар, ужасающе стар. Разница эта, нет-нет, да била ему по глазам, колола шипом розы, к которой так часто он пробовал неосторожно прижаться. И наверное, дело заключалось даже не в возрасте, — в чем-то совершенно ином, но в чем именно, он так и не мог разобраться по сию пору.

— Для ласк сейчас не самое подходящее время, — растерянно пробормотал Виктор.

— Напротив, самое-самое, — легко возразила она. — Эти болваны посадят нас в разные камеры, вот увидишь. А целоваться сквозь стены человечество еще не научилось…

Громыхание мегафонов заглушило ее фразу.

— Медленно отворите дверцы и выходите из машины с поднятыми руками!

Вертолет продолжал зависать над землей метрах в тридцати от них. Стволы могучих «Мини-Ган» угрожающе целились в сторону беглецов. Виктор не понаслышке знал силу этих скоростных пулеметов. В пару секунд они способны были превратить автомашину в полыхающий дуршлаг. Он посмотрел на Летицию.

— Ну что, амазонка? Пойдем сдаваться?

Она пожала плечиком. Сдаваться эта барышня явно не привыкла. Прежде чем отворить дверцу, она проворчала:

— Надеюсь, машину они догадаются перегнать в город. Я одолжила эту колымагу всего на один день у знакомого психопата. Если не верну в срок, он очень обидится.

— Что-то ты не вспоминала о нем, пока мы направлялись к пещере.

— Сам видишь, обстоятельства изменились.

— Ладно, крошка, не будем их злить, — Виктор торопливо пожал ее кисть. — Если что, вали все на меня и на ОПП. Но лучше не слишком афишируй свою осведомленность. Просто проезжала мимо, решила помочь.

— Не учи ученого, — она с бравадой распахнула дверцу и, оправив на бедрах коротенькую юбочку, выбралась из кабины. Виктор поторопился вылезти с другой стороны.

— Я сказал: с поднятыми руками! Оружие, если таковое имеется, отбросить на пять шагов перед собой. Бросать левой рукой, держа за ствол!..

Пропустив мимо ушей тираду об оружии, Виктор покорно сложил ладони на затылке. Плечо привычно отозвалось болью. Летиция, обойдя машину, приблизилась к нему и заботливо оправила на доноре куртку. Смешливо покосилась на его руки.

— Не переусердствуй, Вичи! Не забывай, что ты ранен.

Из приземлившегося вертолета один за другим выпрыгивали вооруженные полицейские.

— Вы что, не слышали команды?! — один из них целился из револьвера в Летицию.

— Я, офицер, все слышала, но не все поняла. Решила, что это относится только к мужчинам, — последнее слово Летиция почти пропела, произнеся по слогам. Очень медленно, словно издеваясь над блюстителями правопорядка, она стала поднимать руки. Она поднимала их, не сгибая, через стороны так, словно делала гимнастику или собиралась нырнуть с водной вышки. И, конечно же, коротенькая юбочка по-своему отреагировала на это движение. Уразумев, какую картину он рискует увидеть в самом скором времени, полицейский качнул револьвером, хмуро пробурчав:

— Бросьте ваши штучки! Разумеется, сказанное относилось только к мужчинам.

Летиция немедленно сложила руки на поясе, деловитой развальцей направилась к вооруженным людям.

— Учтите, он серьезно ранен. Так что по возможности обращайтесь с ним аккуратно.

Двое из вертолетной команды, приблизившись, быстро обшарили машину, еще двое топтались возле Виктора, внимательнейшим образом ощупывая его одежду. Ни тех, ни других он не замечал. С глупейшей улыбкой на лице Виктор наблюдал, как, отведя офицера под локоток в сторону, Летиция что-то весьма эмоционально ему втолковывает. Полицейский чин стоял перед ней провинившимся, но не утерявшим еще упрямства мальчуганом. Стриженый его затылок часто и расстроено кивал. Руки Летиции все более энергично жестикулировали перед носом офицера. Завороженный ее красноречием, он не делал ей ни единого замечания…

Сколько себя помнил Виктор, женщины, напоминающие Фаню Каплан, ему никогда не нравились. Не нравились и Софья Перовская с Верой Фигнер. Единство жестокости и женского начала ассоциировалось у него с чем-то абсолютно противоестественным. Захватчик и воин мужчина — было явлением мерзким, но тем не менее привычным, а потому вполне приемлемым. Женщина, получающая удовольствие от чужой смерти, была страшнее, чем женщина наркоманка и алкоголичка. Старуха с косой была все-таки старухой, но даже и здесь женское обличье он воспринимал как некую ошибку или неточность народных сказаний. Виктор не верил в орлеанских дев, не верил в суровых комиссарш с осиными талиями и сухо поджатыми губами. Они казались ему некими жутковатыми призраками, материализовавшимися по халатному недосмотру природы. И тем ужаснее было его признание собственных чувств к Летиции. Все более он ощущал крепость ловушки, в которую угодил. Виктор сознавал, что отказаться от Летиции вторично ему будет во сто крат труднее. Он угодил в клетку, и дверца этой клетки немедленно закрылась на замок. Ключиком, запершим замок, послужили те самые слова, которые Летиция произнесла в машине…

Вечером Виктора сосредоточенно осматривали и ощупывали тюремные лекари. Ему наложили несколько швов, в кровь впрыснули дозу антибиотиков и болеутоляющего. Вероятно, под действием всех этих лекарств ему приснился пугающий сон. С развевающимися волосами Летиция мчалась по небу в деревянной ступе. Виктор сидел где-то сзади — вроде как в багажнике. Ступа пикировала вниз, и у него перехватило дыхание. Из крохотных кубиков, не более спичечного коробка, дома вмиг вырастали до своих истинных размеров. Летиция с уханьем взмахивала метлой, и ступа вновь возносилась к облакам. Ничего страшного они не вытворяли — просто носились с воплями над городами и селами. Тем не менее, ужас, пропитавший его душу, не покидал Виктора ни на минуту. Он сознавал себя мужем ведьмы, и мысль эта заставляла горячечно биться сердце. Что-то было не так, но что именно, он не мог понять. Лишь позже с облегчением опытного обманщика он списал тревожное состояние на предчувствие, которое, как известно, во снах обостряется, предупреждая спящего о грядущем. В данном случае грядущим Виктор посчитал не ступу с Летицией, а то, что произошло с ним тотчас по пробуждении.

Зачастую процесс пробуждения и без того — весьма неприятная процедура. Проснуться же в минуту, когда тебя душат тюремной подушкой, действие, вовсе лишенное какой бы то ни было прелести. Несчастный царь Павел, первый и последний из всех российских павлов, знал, что умирать лучше бодрствуя. К такому же выводу пришел организм Виктора, ощутив острую нехватку кислорода. Забарахтав руками, он попытался сесть, но из этого ничего не вышло. Голову его с силой прижимали к койке. Кулаки тоже оказались бесполезными. Человек оседлал его грудь, ногами ограничив мобильность рук. Убийца, казалось предусмотрел все и на потуги Виктора отвечал приглушенным хихиканьем.

Даже в самой критической ситуации у людей в запасе еще бездна способов самозащиты. К сожалению, о большинстве этих способов они просто не подозревают. Дикий зверь тем и сильнее цивилизованного существа, что без стеснения практикует все дозволенное и недозволенное. Собственно говоря, спасающему свою жизнь дозволено все. Человек вправе кусаться и царапаться, бить чем угодно и по чему угодно, нисколько не заботясь о последствиях. Там, где в человеческие игры вмешивается ее величество Смерть, джентльменские правила не в ходу. Оттого-то война и есть самое гнусное лицемерие на земле, фарс узаконенного убийства, где не желающий убивать — дезертир, и безжалостно приговаривается трибуналом оскаленных звероящеров к расстрелу. Расстрел отказавшихся от насилия — могло ли выдумать человечество что-нибудь более постыдное? Впрочем, конечно же, могло. В подобных вещах достижения землян уникальны, и, если бы не скромное умалчивание летописцев, все давно бы потонуло в славословии кровавого ханжества…

Ударив сидящего на нем человека коленом по спине, Виктор добился того, что противник подался слегка вперед, — удары по почкам никогда не приветствуются теми, кто их получает. Почувствовав перемещение громоздящейся на нем тяжести, донор рывком выгнул тело дугой, сбрасывая соперника на пол. Подушка соскользнула с лица, а в следующую секунду они уже поменялись местами, и Виктор молотил кулаками по ненавистной, впервые видимой им физиономии, не забывая пускать в ход и здоровую ногу. Ярость его была такова, что оторвать донора от исходящего визгом душителя удалось лишь троим полицейским.

В коридорах уже громыхали шаги бегущих на помощь. Проснувшиеся арестанты, ругаясь, молотили по прутьям железными мисками. Всюду горел свет, с дубинками наготове надзиратели спешно обходили свои владения.

Как оказалось, одному из сидящих здесь психопатов удалось выбраться из камеры. Вооруженный замысловато изогнутой шпилькой, с успехом заменившей ему отмычку, он направился прямиком к апартаментам Виктора. Событийность вновь властно напоминала о себе. Освободившемуся психопату удивительным образом везло. Никто не заметил его пробирающимся по коридору, никто не увидел, как он проникает в камеру к русскому. А десятью минутами позже Виктор вновь объяснялся с арестовавшим его офицером.

— Теперь-то вы мне верите? — Виктор сидел на табурете напротив молодого лейтенанта и, морщась, потирал потревоженную грудь. Поверх бинтов вновь выступили багровые пятна, и только что заспанный лекаришка в очередной раз вколол ему какое-то снадобье.

Он и без того знал, что ему верили. Летиция как следует пропесочила мозги лейтенанту. Вопрос был чисто риторическим. Сначала Боу Ричардсон беседовал с девушкой, потом с ним, а в конце концов снова с Летицией. Как оказалось, о деятельности ОПП он кое-что уже слышал и все-таки поверить в рассказываемое отказывался. Летицию полицейские отпустили с миром, Виктора же по его собственной просьбе упрятали в одну из ближайших городских тюрем. Формальности лейтенанту удалось уладить. Донору было обещано трое суток гарантированной безопасности, но уже в первую ночь с гарантиями вышла промашка.

— Как ему это удалось? — караульный сержант продолжал вертеть в пальцах металлическую шпильку. — Одно дело отомкнуть наручники, совсем другое — специальный замок в камере.

— Вы думаете, если оставить вас здесь, случится что-нибудь еще?

— Я этого не исключаю.

Ричардсон смущенно взглянул на Виктора.

— Видите ли, это риск. И мне, и кое-кому из моих коллег может крепко достаться. Ваше содержание здесь не совсем законно, а в деятельность ОПП нам запрещено вмешиваться.

— Но кольца у меня нет, формально я могу считаться подозреваемым в поджоге дома. Да мало ли кем вы можете меня записать! Мы рассказали вам все, но могли ведь и не рассказывать, верно?

— Тем не менее, вы рассказали, — лейтенант, краснея, опустил глаза. По всей видимости, честность была для него не пустым звуком. Долг в нем боролся с совестью, и чему отдать предпочтение, он не знал.

— Разве я не объяснил вам, в чем заключается деятельность отдела профилактики? Фактически они банкроты. Не сегодня, так завтра их обязательно разгонят.

— Да, я все понимаю. Конечно, этих субъектов следует как можно быстрее одернуть, но в том-то вся и штука, что свободному гражданину или тем же журналистам выполнить подобное куда проще. Я всего-навсего лейтенант и в этом городе работаю только год. Словом, вы должны понять — я не слишком многое могу сделать…

— К тому же субординация и все такое, — вяло подсказал Виктор. Очень уж мучился и переживал лейтенант. Вот и в тюрьму прикатил среди ночи.

— До утра, разумеется мы обеспечим вам охрану, а потом… — офицер развел руками и снова убежал взглядом в сторону. — Та девушка говорила, что ей есть куда вас пристроить.

— Слушай, Ричардсон, — сержант подсел к их столу и раздумчиво застучал шпилькой по пластиковой поверхности. — Мы сделаем проще. Здесь у нас есть карцер. Если включить отопление, там не так уж плохо. Стены и двери такие, что ни один псих не проникнет. Он сейчас как раз пустует. Парень перекантуется там пару дней и отправится к своей дамочке. Чем, скажи, плохо?

Он подмигнул Виктору, и тот ответил ему благодарным кивком.

Лейтенант заерзал на стуле, рукой стал теребить мятый ворот.

— Насколько я понял, эта самая событийность может подкинуть сюрприз и похлеще. Я понятия не имею, что это может быть, но в случае чего мы с тобой ответим головами.

— Да почему ответим-то? — сержант удивился. — Начальство сюда носа не кажет. Болтунов здесь тоже нет. Два дня абсолютно ничего не решат.

— Но тот придурок из камеры все же умудрился выбраться, — возразил офицер. — И никто это не предвидел. А если прорвет трубы и карцер затопит? Или обвалится какой-нибудь из этажей? Пойми, может случиться что угодно!

Лицо лейтенанта пошло пятнами, сержант глядел на него озадаченно. Чем бы закончился разговор, неизвестно, но где-то в каменных недрах хлопнул выстрел. Все трое вздрогнули, обернувшись на дверь.

— Пойду узнаю, что там стряслось, — сержант спешно поднялся и вышел из комнатки.

— Вот видите! — лейтенант нервно пригладил коротенький ежик волос. Он хотел сказать что-то еще, но промолчал. Виктор не стал ему помогать. Захочет, сам все объяснит, а нет — так нет. Виктор вытянул на полу располневшую от повязки ногу, коротко кашлянул. В полуночной голове царил полуночный сумбур, и все-таки он чувствовал, что с лейтенантом что-то не так. Беседа, которую они провели часов шесть или семь назад, протекала вполне дружески. Ему думалось, что они поняли друг друга. Если не к Виктору, то уж к Летиции этот Ричардсон проникся явной симпатией. А теперь испуган и взвинчен до последнего предела. Почему?.. Виктор окончательно решил про себя, что сцена с душителем здесь ни при чем. Вряд ли испугался лейтенант и ответственности. По крайней мере днем он показался ему достаточно отважным человеком. Или он успел навести об этом ОПП справки и струхнул?..

В комнатку вернулся сержант.

— Что там такое? — как-то уж очень поспешно лейтенант вскинул голову. Он словно нуждался в том, чтобы услышать еще что-нибудь страшное. Лишний аргумент укрепил бы его позиции, убедил бы его самого в том, что он совершает верный шаг.

— У одного из охранников выстрелил револьвер. Он уверяет, что даже не прикасался в кобуре. Пуля угодила ему в ногу. На этот раз сержант и сам выглядел смущенным.

— Случайность, — пробормотал он. Пробормотал не слишком уверенно.

— Значит, так, — лейтенант хозяйственно поднялся, его момент все-таки наступил. — В шесть утра мы вынуждены будем отпустить вас.

— Я так и понял, — насмешливо обронил Виктор. — Одна маленькая просьба: как только вернетесь домой, позвоните Летиции и сообщите ей о том же. Объяснять ничего не надо, просто сообщите, через какие ворота и во сколько вы выставите меня на свободу.

— Обещаю это сделать.

Глаза их на мгновение встретились, и в это самое мгновение неким мистическим образом Виктор уверился в своей правоте. С лейтенантом действительно было не все в порядке. Его припугнули и припугнули как следует. Иначе не мялся бы он тут и не краснел. Этот взгляд походил на некое покаяние, и сообразив, что Виктор прощает его, офицер облегченно вздохнул. Руку он подать не решился, но, уходя, пожелал удачи.

На этот раз машина у Фармера была более скоростная. Спортивная модель «Альфа-Ромео». Собственно говоря, на переполненных городских улицах, где транспорт не движется, а ползет, подобный автомобиль был столь же уместен, как реактивный истребитель на аэродромах четырнадцатых годов. Тем не менее Джо Фармер не отказал себе в удовольствии выбрать для задуманного именно это техническое чудо.

Оценив нового работника по достоинству, Рупперт дал ему очередное поручение. Еще одна точка, которую следовало погасить. Задача облегчалась тем, что жертву не нужно было выслеживать по экранам сонаров. Фармеру назвали время и место, снабдив парой неплохого качества фотографий. Ранние часы его тоже устраивали: меньше возможных свидетелей, больше простора для итальянского механического чуда.

Стартующая «Альфа-Ромео» подобна стреле, спускаемой с тетивы. На пустынной улочке увернуться от ее удара одинокому пешеходу практически невозможно. Опыт наездов Джо Фармер уже имел, а потому действовал, как никогда, хладнокровно.

Метров сто он следовал за опознанной жертвой на черепашьей скорости, и лишь когда человек повернул на более ровную улицу, Фармер воспользовался педалью акселератора. Его вдавило в спинку кресла, и вырулив на прямую, он послал механического коня вдогонку за уходящим. Чуть дальше стояла еще одна машина, но она его не слишком обеспокоила. За те короткие секунды, когда произойдет столкновение, они ничего не успеют заметить. Кроме того, не исключалось, что машина стоит пустая, без хозяев. Однако Фармер ошибался.

Обернувшись, Виктор заморожено наблюдал, как с ревом на него несется сверкающий автомобиль. Все напоминало тот первый его день, когда он покинул центр ОПП, только эта машина выглядела намного страшнее. Руки, поворачивающие руль, принадлежали не терзаемому похмельем опойке, а знающему свое дело убийце. Скрываться от него было совершенно бесполезно, и потому Виктор просто стоял и ждал.

Трескотню очередей за спиной он воспринял с полным спокойствием. Безжалостным ураганом пули обрушились на красавицу-машину, дробя стекла и сияющий лаком металл. «Альфа-Ромео» вильнула в сторону, перевернулась раз-другой, с пронзительным скрежетом проехалась крышей по асфальту, остановившись в каких-нибудь пяти-шести шагах от донора. Виктор ожидал, что она вспыхнет или даже взорвется, пытаясь хоть таким образом достать ускользающую жертву, но этого не произошло. Его убийца, человек, повисший на ремнях безопасности, был мертв, и залитая кровью рука нелепо высовывалась в окно, не дотягиваясь до тротуара какой-нибудь пары сантиметров.

Отвернувшись, донор торопливо зашагал. В конце улицы его поджидали двое: размахивающая автоматом Летиция и нахохлившийся, чем-то напоминающий тощего галчонка Сэм. В руках последнего, разумеется, тоже красовалось оружие. Галчонок был настроен воинственно.

В пять коротких минут Летиция выложила все новости… Майкл успел выйти из больницы и уже разгуливал на костылях по ремонтируемой мастерской. Лейтенант, как было обещано, сообщил ей о Викторе и о том, что они вынуждены отпустить его. Сэм же разыскал ее к вечеру, еще до звонка Ричардсона. Таким образом они подоспели вовремя.

— Интересно, как это ты разыскал Летицию? — Виктор покосился на хмурящегося Гордона.

— Это было проще простого. Вспомни, ты прожужжал мне о ней все уши. Адрес, цвет волос, характер, привычки… Я выучил ее данные наизусть. Во всяком случае запомнить кое-что не составило труда.

— Чего же ты хмуришься?

— Твоя подружка успела дать мне отставку. Да, да! Отставку! Не веришь, спроси у нее сам.

— Все он врет, — бесцеремонно заявила Летиция. При этих словах она энергично потерлась щекой о щеку Виктора. — Он просто боится. Взгляни на его руки — они дрожат, как у восьмидесятилетнего старика.

Она совершенно не деликатничала. Видимо, с Сэмом они уже были на короткой ноге. В течение всего времени, пока Гордон рассказывал, как, выкарабкавшись из подземного лаза, он на случайных попутках добирался до города, Летиция то и дело вставляла язвительные замечания.

— В общем, — подытожила она, — друзья познаются в беде. Пока одному плохо, второй что есть сил спешит к его подружкам, и наоборот.

— Вот ведьма! — Сэм подпрыгнул на сидении. — Ведь сто раз ей объяснял, что ждал тебе не меньше часа! Даже успел сползать обратно — до того места, где обрушилась земля.

— Представляешь! Он уверяет, что пытался отрыть тебя голыми руками! Вот уж я посмеялась…

— И пытался! Но вовремя сообразил, что Вилли удалось спастись. А после там уже шуровала вовсю полиция. Если бы я показался им на глаза, сюда бы я не приехал — это уж точно.

— Только, ради бога, не нервничай! Того и гляди, мы куда-нибудь врежемся, — Виктор погладил Летицию по волосам — ласковее, чем ему хотелось, и потому с избыточной суровостью он тут же ее одернул: Отстань, наконец, от человека.

— Что ж, ради интересов дела… — Летиция изобразила скучающий зевок. Сэм же продолжал нервно подрагивать за рулем.

— Честное слово, она меня достала. Вилли! Ты же намеревался удрать от нее. Какое умопомрачение на тебя нашло?

— Я стал донором, Сэм. Всего-навсего. А она меня выручила.

— Ты всерьез считаешь это основанием для того, чтобы тискаться с ней у меня на глазах? — Сэм возмущенно зыркнул на него в зеркальце заднего обзора. — Хорошо! Тогда спроси у нее, куда мы направляемся, герой-любовник!

— И куда же мы направляемся? — Виктор простодушно перевел взор на девушку.

Вместо ответа Летиция вновь зевнула. И даже скучающе попорхала ладошкой у рта. Все, что она хотела сказать, она уже сказала. За нее опять пришлось говорить Сэму.

— Мы едем к Рупперту, Вилли. Не больше и не меньше. Чтобы вывести вражье семя до четвертого колена. Так выразилась твоя подружка. Самое поразительное, что она меня убедила. По правде сказать, другого выхода у нас действительно нет. По крайней мере у нас с тобой. Я успел обзвонить кое-кого из ребят и получил занятную информацию: на моей квартире засада. Рупперт все-таки пронюхал обо мне… И потом, ты видел ту гоночную машину! Я ни грамма не сомневаюсь, что это тоже дело его рук.

— Подожди! О чем ты говоришь? На кой черт ему понадобилось убирать меня?

— А на кой черт ему посылать ко мне на квартиру громил? Слава богу, он не добрался еще до вашего Майкла.

— Вы спятили! — Виктор поочередно посмотрел на Летицию и на Сэма.

— Спятили или нет, но обратного хода давать уже не будем, — Сэм угрюмо поджал губы. — Кое-кого из своих я уже предупредил. Так что сегодня там будет минимум охраны.

— Милый, если мы этого не сделаем, — с нажимом произнесла Летиция, то можно быть уверенным, что и Сэма, и тебя просто пристрелят в ближайшие часы. В общих чертах Сэм обрисовал мне положение. Ясней ясного, что герои вроде вас у них как кость в горле. Они и без того сидят на вулкане, а потому пойдут на любые жертвы.

— Но им-то какая выгода от этого?!

— Убрав вас, они выгадают еще пару месяцев относительного покоя. Вы поднимаете слишком большой шум, а шум всегда привлекает внимание. Ни Борхесу, ни Рупперту это совершенно ни к чему.

— Ладно, пусть вы правы, — все они подонки и их место за решеткой, но неужели для этого нужен еще один штурм Зимнего?

— Зимнего? Что ты имеешь в виду? — Летиция приподняла верхнюю бровь. Она не поняла его фразы. Сэм, вероятно, тоже. Виктор отвернулся к окну.

— Я хочу сказать, что мне не нравится ваша задумка. Одно дело бегать и защищаться, совсем другое — атаковать.

— Атака — лучшая форма защиты, — убеждено произнес Гордон.

— А если ты беспокоишься насчет деталей, то зря, — певуче сказала Летиция. — Нахрапом такие дела не делаются, но и затягивать их опасно. Закрой глаза и успокойся. Мы с Сэмом все обсудили. Эта задача вполне выполнима.

Закрывать глаза Виктор не стал. Потерянно глядя в окно, он терзал зубами губу. В памяти всплыли обрывки давних университетских лекций что-то о временах язычества и ранних славян. Те давние времена он изучал с содроганием. Он не хотел бы в них жить. Даже в образе какого-нибудь князя. В своих походах славяне были безжалостны, а те же сарматские женщины воевали наравне с мужчинами. Более того, не убив единожды неприятельскую душу, они лишены были права выходить замуж…

Виктор ощутил на языке привкус крови. Все верно! Сейчас рядом с ним сидела сарматская женщина, потомок тех убежавших в прошлое, но не умерших времен. О Сэме он не думал. Сэм был мужчиной, прошедшим войну. Таким же, как он… Виктор зябко шевельнул плечом. Таким же, да не таким. Милые преданные друзья чем-то его необъяснимо пугали, и он ничего не мог с этим поделать.

Вставив личную карточку в прорезь электронного привратника, Сэм довольно кивнул на мигающую надпись разрешения.

— Милости просим!.. Вот увидите, никакой стрельбы не будет. Аналогичным образом мы доберемся до сердца этого гадюшника.

С выводами он явно поспешил. У гаража, моментально разгадав в них чужих, на троицу набросилась пара охранников. Одного из них выстрелом из газового револьвера уложила Летиция, второго в четыре кулака Сэм с Виктором загнали под лестницу, где и спеленали куском медного провода. Предусмотрительная сообщница впрыснула каждому из лежащих по полкубика вербитуума. Она и здесь использовала не шприц, а нечто пистолетоподобное с пружинным тугим затвором, приводящим в движение поршень.

— Десять часов сна, — хладнокровно прокомментировала она.

Чуть позже им повстречался доктор Малькольм. С ним обошлись гуманнее, заперев в одной из лабораторий. Буянить Малькольм не стал, со смиренностью приняв участь пленника. А в общем газовый револьвер пришлось использовать еще трижды. На трескотню выстрелов и вопли выглянул краснорожий детина, который без излишнего колебания открыл по гостям автоматный огонь. К несчастью, бедолага прятался за обыкновенной дверной филенкой. Сэм прошил ее очередью, и обладатель багровой физиономии вывалился в коридор.

— Теперь бегом! — скомандовал Гордон. Виктор подчинился. Время рассуждений кончилось. Он снова стал бойцом своего взвода и, преодолевая боль в ноге, мчался с оружием в руках на врага. Смешно и глупо, но мгновениями ему хотелось исторгнуть из груди нечто пугающее и протяжное. В фильмах это изображают как дружное и басовитое «ура». На деле люди ревут, воют и плачут — от страха, злобы и безысходной необходимости бежать под пулями в неизвестность. Так кричит заяц, спасаясь от волка и лисы, так рычат хищники, настигая зайчонка.

— Где этот проныра Фармер, где Таппи с охраной?! — поглядывая на дверь, Дик Рупперт нервно облизывал губы. Шквал приближающейся перестрелки он, конечно, слышал. В руке его подрагивал громоздкий «Магнум», внутреннее чувство опасности отсчитывало последние секунды. Борхес же продолжал копошиться возле компьютера.

— Какого черта ты там возишься! Неужели это нельзя было сделать раньше?

Впрочем, в ответе он не нуждался. Если бы перевод денег можно было оформить раньше, они бы обязательно это сделали. Но финансовые кражи при помощи электронной техники должны совершаться стремительно и, по возможности, под самый занавес. Вот почему они откладывали операцию на критический день и критический час. Компьютерная сеть — это океан необозримых возможностей. Единственная преграда — система шифров и паролей — лишь в некоторой степени охлаждает пыл аферистов. Нужными кодовыми словами они располагали. Всю имеющуюся наличность Борхес только что сгреб в саквояж, но это были крохи. Главные деньги ОПП лежали на банковском счету, где и положено лежать всем солидным суммам. Этой самой суммой Борхес теперь и жонглировал, перебрасывая с депозита на депозит, вторгаясь в банковскую сеть городов и, аккуратно исчезая. Цепочка прерывистых следов уходила все дальше и дальше, потихоньку приближаясь к местечку, которое и тот, и другой облюбовали для своего будущего совместного отдыха.

Следя за мельканием пальцев Борхеса, Рупперт снова пожалел, что не знает всех тонкостей операторского ремесла. Вдвоем они управились бы значительно быстрее…

В дверь коротко постучали. Сглотнув, Рупперт поднял «Магнум».

— Скорее, Мэрвил! Ради бога, скорее!.. — пробормотал он. Указательный палец заерзал на спуске, но рокового нажатия так и не совершил. Растерянность Рупперта объяснялась тем, что он увидел не вооруженного с ног до головы агента Федерального Бюро, а входящую в зал девушку. Подобных див он до сих пор встречал лишь на страницах мужских журналов и в некоторых телепередачах. Перебирая стройными ножками, гостья робко приблизилась к нему. На руке она держала золотистый плащ, темные ее глаза с интересом рассматривали Дика.

— Вы тот самый Рупперт? — она произнесла это с таким неподдельным восхищением, что он тут же с глуповатой готовностью признался, что да, это он самый и есть.

— Ну, а я добрая приятельница Мэрвила, — она застенчиво улыбнулась.

— Мэрвила? — чувствуя, что совершает что-то непоправимое, Рупперт изумленно оглянулся на погруженного в компьютерные игры Борхеса. — Разве у этого тихушника водятся приятельницы? Вот уж не догадывался…

Боковым зрением он отметил быстрое движение девицы, но предпринять ничего не успел. Едкое пламя трижды обожгло ему лицо. В глаза и нос словно плеснули кислотой. Взревев, Рупперт скакнул в сторону и, наткнувшись на стол, полетел на пол. Он ничего не видел, пищевод содрогался в чудовищных спазмах, и все же «Магнум» в его руке разок попытался ответить, вслепую послав пулю, но ничего уже не изменив.

— Кто ты? Что тебе надо?! — глядя на девушку с ужасом, Борхес отскочил от компьютера, быстро попятился. — Не делай этого! Пожалуйста не делай!..

В зал уже вбежали Сэм с Виктором.

— Я тебе говорил, она справится!

— Ты в порядке? — Виктор коснулся локтя девушки.

— Еще бы! — шагнув к корчащемуся на полу Рупперту, Летиция прижала к жирному плечу пистолетоподобный шприц и надавила на спуск. Механизм с треском разрядился очередной порцией вербитуума.

— Следовало бы разрядить в него другую игрушку, — Сэм медленно направился к Борхесу. — Что там у тебя за пазухой, гений? Неужели термометр? Вот уж не поверю… Давай, давай — двумя пальчиками осторожно и в сторону.

Мэрвил послушно освободился от оружия.

— Срок действия облучения? Какую дозу получил Вилли?

— Как и все. Порядка шестнадцати мегакланов, — голос Мэрвила дрожал. Он все еще пятился. — А срок, ты знаешь, у одних это быстрее, у других медленнее…

— Стало быть, все те же пять-семь дней?

Голова Борхеса часто задергалась, что, по-видимому, означало подтверждение слов Гордона. Виктор с Летицией наблюдали за происходящим.

— Вы успели запустить кого-то еще?

— Да, один человек… Беглый негр. Рупперт выловил его где-то на окраине.

— И что с ним теперь?

— Я… Я не знаю. Правда, не знаю! — заметив, что Сэм направляет на него ствол автомата, Борхес часто закивал. — То есть, кажется, Дик говорил про больницу… Черепно-мозговая травма или что-то в этом роде.

— С этим ясно, — Сэм кивнул. — Где Фрэнк? — он продолжал наступать на Мэрвила, подобно грузному медлительному танку. Создавалось впечатление, что он гонит своего подопечного к тщательно замаскированной ловушке, к известной ему одному волчьей яме, прикрытой обманчивым пологом веток и присыпанной землей.

— Фрэнк?.. — рука Борхеса дернулась, скрюченный палец неуверенно указал на лежащего Рупперта. — Это он, клянусь! Я был против. С самого начала я считал Фрэнка отличным работником и полагал, что он не может быть опасен для эксперимента.

— Вот как? — лицо Сэма побледнело. Стволом он качнул в сторону оказавшегося возле Мэрвила кресла и резкой командой усадил ученого.

— Разговор наш еще не окончен, — он вернулся к пульту, по пути подобрав миниатюрный «Браунинг» Мэрвила. — Невзрачная душонка, невзрачное орудие убийства. По крайней мере — полное соответствие.

— Вы… Вы за все это ответите! — Борхес неожиданно осмелел и даже попытался встать. Уязвленное самолюбие прибавило этому человеку храбрости.

— Сидеть! — окрик Сэма сработал, как удар плети. Сморщившись от ужасных предчувствий, Борхес замер в кресле.

— Я же объяснил, это Рупперт, — промямлил он. — Ты ведь знаешь его бешеный нрав.

— Знаю, — подтвердил Гордон. — Но я знаю также и твое паскудное величие. Вы оба стоите друг друга.

Говоря это, он нажал одну из клавиш на пульте. Опустившись с высокого потолка, Борхеса накрыл стеклянный колпак.

— Нет! Вы не сделаете этого! — бедный аферист не сразу осознал, что происходит. Прочная звуконепроницаемая преграда встала между ним и вооруженной троицей. Сэм продолжал колотить по клавишам указательным пальцем.

— Вот таким образом!.. — он жестко улыбнулся. — По идее нужно было бы засунуть туда и Рупперта, но он весит добрых полтора центнера. В нашем с тобой состоянии таскать такие тяжести небезопасно.

Должно быть, Мэрвил вопил во все горло, но они видели лишь беззвучно распахнутый рот.

— Еще чуть-чуть, и он станет нашим собратом, — Сэм качнул головой. Я что-нибудь сделал не так?

Виктор неопределенно пожал плечами. Летиция же с готовностью подняла руку.

— Лично я целиком «за»!

Гордону было мало ее голоса. Он жаждал согласия Виктора.

— Тебя трудно понять, Вилли. Ты что, жалеешь их?.. А как быть тогда с теми парнями, что погибли до тебя? Как быть с Фрэнком или тем приятелем, что согласился поносить твое кольцо? Их тебе не жаль?

— Мне жаль их, но пойми и другое, Сэм: мы с тобой не судьи.

— Ну а кто же тогда судьи? Кто?! — Сэм почти кричал. — Не слишком ли часто мы переваливаем ответственность на людей в мантиях? А собственная совесть тогда на что? Только для того, чтобы жаться по углам и скромненько переживать?!

— Чего ты от меня хочешь, Сэм? — Виктор тоже разозлился. — Чтобы я размозжил затылок Рупперта прикладом и станцевал на его трупе? Или чтобы разнес эту лавочку по кускам?

— Во всяком случае это я сумел бы понять, — просто сказал Гордон. Без малого неделю человека гоняют по городским улицам, как последнего разбойника, и вот он вдруг начинает распускать нюни и предлагать: «не отпустить ли нам организаторов этой гонки подобру-поздорову?»

— Ничего я не предлагаю! — взорвался Виктор. — И вообще, пошел ты к черту!

— К черту? — Сэма затрясло. — И этому кретину я заштопывал раны, бок о бок с ним… — ему не удалось закончить фразу. «Браунинг» Мэрвила в его руках неожиданно выплюнул язычок пламени, и пуля прошелестела над головой Виктора.

— Великолепно! — Летиция шутливо поаплодировала. — Этого следовало ожидать. Соратники-друзья, перебив всех врагов, решили поохотиться друг за дружкой.

— Вилли! — Сэм потрясено смотрел на маленький пистолетик. — Ты же понимаешь, я не нарочно. Он сам…

— Разумеется, сам, — Летиция решительно приблизилась к Гордону и отняла у него «Браунинг». — Пусть эта штучка побудет у меня. А вам пока лучше разойтись.

— Да говорю же вам, он сам выстрелил!

— Конечно, сам. Кто же спорит? — Летиция, обернувшись к нему, без тени улыбки подмигнула. — И все равно вам пора немного остыть. Виктора я забираю с собой, а все остальное пусть следует плану.

— Какому еще плану? — тупо пробормотал Сэм.

— Господи! Что за память у мужчин!.. А ФБР? А полиция? Кто-то ведь должен их вызвать, встретить и все объяснить? Вот этим ты и займешься. Заодно предупредишь о возможных беспорядках в городе. Милая доброжелательная беседа, ничего больше. Лучше, если сюда приедет Боу Ричардсон. С ним ты быстро найдешь общий язык.

— По-моему, у тебя это получилось бы лучше.

— Безусловно. Но кто тогда отвезет домой нашего Вичу? Только взгляни на него! Своими воплями ты довел друга до ручки.

— Он сам хорош…

— Не будем спорить. Так или иначе, нам разумнее будет уйти, а, уходя, мы прихватим и этот любопытный чемоданчик. Незачем афишировать его властям, — Летиция встряхнула саквояжем. Опережая возможное недоумение, пояснила: — Ваш гонорар, господа доноры. Или вы считаете, что не отработали его? — распахнув саквояж она продемонстрировала содержимое.

Гордон пробурчал себе что-то под нос, Виктор промолчал вовсе.

— Все, мы убегаем, — Летиция подхватила последнего под руку и энергично повлекла к выходу.

— Минутку! — уже в дверях окликнул их Сэм. — А если федералы мне не поверят?

— Сошлись на Боу Ричардсона, на Майкла и его соседушку. В крайнем случае присылай этих невер ко мне. Но только в самом крайнем. Я буду очень занята, — Летиция помахала ему ладонью. — Помни, Сэм, я доверяю тебе.

Виктор меланхолично наблюдал, как на хмуром, изможденном лице Гордона мало-помалу расцветает наиглупейшая улыбка. Да и как ей было не расцвести? Сэму оказывали доверие! А значит, оставляли некую розовую надежду. Надежду на что именно — об этом никто не задумывался. Зачастую люди воодушевляются пустяками, не имеющими логического объяснения. Такова их судьба обманываться, увлекаться и уж после трезветь…

Летиция потянула его за руку, и он покорно, как бычок, ведомый на веревочке, поплелся за ней следом.

— Ты хочешь, чтобы кто-нибудь опять разбил окна в твоих апартаментах?

Прежде чем ответить, Летиция завела двигатель и с удовлетворением прислушалась.

— Видишь, как все прекрасно? Раньше, ты говорил, это получалось не так просто, — она вырулила на дорогу, ведущую к воротам. — А вообще-то я надеюсь, что пуля, выпущенная из «Браунинга», окажется последней. Должно же это когда-нибудь кончиться… — она поглядела на Виктора, словно погладила. Она умела это делать в совершенстве, и все же он отметил, что былого кокетства в ее глазах поубавилось. Должно быть, обилие шумных событий утомило и ее. Это было для Виктора несколько непривычно.

— Наверное, мне будет с тобой трудно, Вичу, — она вздохнула. — Очень трудно.

— Кажется, тебя никто не держит. Ты вполне свободная дама, ступай куда хочешь.

— Вот уж нет! — Летиция вывела машину за ворота и двинула вверх по улице. — Черта с два я тебя отпущу. Что мое, то мое!

— Но я не люблю сарматских женщин! И амазонок с ведьмами не люблю. Сейчас я это понял окончательно. Так что ничего не выйдет, Тицци!

— Ну это мы еще посмотрим! — она вскинула руку и, уцепив его за чуб, словно мать, наказывающая дитя, легонько потрясла. — Зато я люблю именно таких, как ты, — квелых и всепрощающих. Это я тоже поняла только сегодня. Поэтому придется тебе потерпеть.

— Я вовсе не квелый!

— Квелый, конечно же, квелый!

— И я ни за что не стану подкаблучником! Если ты изменишь мне с каким-нибудь негодяем!..

— То что? Что ты тогда сделаешь?

— Сотру его в порошок!.. Ты мне не веришь?..

Летицию разобрало от смеха. Она даже чуточку притормозила, свернув к обочине. Покосившись на нее, Виктор тоже улыбнулся. Она-таки сумела его подловить. Улыбаясь, он некстати вспомнил глупейшее выражение лица Сэма. Попробовал было насупиться, но губы не слушались хозяина. Каким-то особым своим зрением они пялились на эту хохочущую девицу и сами собой расползались до ушей. Губы, принадлежащие рохле!.. Безвольному, квелому идиоту…

Машина остановилась, мотор заглох. Голубь, акселерат и коренной урбанист, спланировал на крышу автомобиля, зациркал коготками туда-сюда. Зачарованно глядя на голубя, дорогу перебежал рыжий полноватый для своих лет кот. Чуть поразмыслив, он устроился в тенечке между передних колес. Проходящий мимо шалопай в конопушках в тысячу сто сорок третий раз циркнул сквозь зубы слюной. Он научился этому только вчера и очень боялся разучиться обратно.

Седая старушка, сидя у окна, любовалась идиллической картиной: «Кот, голубь, хохочущая парочка и плюющийся мальчик». Она и не подозревала, что сама стала персонажем этой картины. Ей было семьдесят три года, и она не чаяла души в своих внуках. Добрые ее глаза следили за улицей, пальцы весело кувыркались вперемежку со спицами.

Внукам вязались мохнатые носки.