Холод Малиогонта Щупов Андрей

Рывком бывший донор подскочил к шкафчику у стены и суматошно принялся рыться в ящичках.

— Ага, вот и он, дорогуша! — с биноклем в руках он заторопился обратно. Лицо его раскраснелось, глаза выдавали высшую степень возбуждения.

— Все, Вилли!.. Сейчас и начнется самое главное, — он обернулся. Похоже, у них настоящие «Стингерсы». Это похлеще моей старушки. Доставай-ка сюда еще одну винтовку!

— А если попробовать взорвать грузовик?

Сэм в сомнении оценил дистанцию.

— Далековато. Боюсь, не достанет…

— Ну а что сделают винтовки?

— По крайней мере не дадим им приблизиться, — Сэм привычно вставил магазин, пришлепнул его ладонью. Передернув затвор, поднял ствол. Сейчас, дорогие мои, сейчас!.. Маленькая физзарядка…

Палец его заработал с фантастической скоростью. Виктор рассмотрел, как в панике черные фигурки попрыгали — кто на землю, а кто за грузовик.

— Ты не был случайно снайпером, Сэм?

— Бог миловал, — стремительно сменив магазин, Гордон поправил планку прицела. — Но Корея, парень, это Корея, и впредь избавь меня, пожалуйста, от подобных вопросов.

Виктор рванул его за плечо и вовремя. Целый град пуль забарабанил по противоположной стене.

— Это еще откуда?

— Трое или четверо сумели подобраться к воротам! — с винтовкой в руках Виктор перебежал в соседнюю комнату. — Проклятье! Они уже возле дома! Как же мы их проморгали?

Снизу опять донеслись частые хлопки. Кто-то испуганно вскрикнул, а через мгновение все звуки покрыл дребезг автоматов.

— Как ты думаешь, они справа или слева? — Сэм зубами сорвал кольцо с гранаты и, не дожидаясь ответа, швырнул в ближайшее окошко. Следующую гранату он также без раздумий метнул в следующее по счету окно.

— Открой рот, — посоветовал он. — Сейчас рванет…

Оно и впрямь рвануло. И дважды дом, как показалось Виктору, весомо качнулся. Подобные шутки расшалившегося хозяина скроенному на совесть жилищу явно не нравились.

— А это вам на десерт, — Сэм бросил очередную гранату, но взрыв последовал гораздо раньше. Дымом заволокло комнаты, с потолка посыпалась древесная труха.

— «Стингерс»! — Сэм часто кашлял. — Эти стервецы все-таки сумели сгрузить их.

— Куда они угодили? В крышу или в первый этаж? — Виктор пополз было к окну, но вторая ракета ударила где-то совсем рядом. Дышать стало невозможно, что-то явственно хрустнуло в основании дома. Взглянув наверх, Виктор рассмотрел, что потолок испещрен сетью безобразных трещин.

— Все, Вилли! Уходим! — прикрывая голову руками, Сэм вприпрыжку на одной ноге пустился через комнаты. — Я эти подлые ракеты знаю. Еще три-четыре подобных гостинца, и от моей харчевни останется груда пылающих обломков.

Лестница уже горела. Защищаясь от огненных языков, трескуче пожирающих ступени и перила, они сбежали вниз.

На ходу Сэм рванул на себя дверь той самой комнаты, в которой совсем недавно их собирались пытать израильские разведчики.

— Где он, твой дружок? Все еще там?.. — он отшатнулся, отброшенный дыханием нестерпимого жара.

Снаружи вновь загремели очереди. Лупили по второму этажу. Там же гулко громыхнул взрыв — видимо, забросили бомбу. Полуослепший, Виктор крутился на месте. Ему все время казалось, что вот-вот из пламени вынырнут враги, и, застигнутые врасплох, они не сумеют оказать должного сопротивления.

— Где же твой лаз? — нервно выкрикнул он. Дважды ему послышалось, что за стеной звучат близкие голоса.

— Не волнуйся, лаз там, где ему и надлежит быть. Все равно в такое пламя никто не сунется. — Опираясь о стену, Сэм заковылял в конец коридора. От едкого дыма оба безостановочно кашляли.

— Не сунутся, это точно, — вертя головой, Виктор следовал за ним. Разве что шарахнут ракетой разок-другой для надежности…

— Это запросто, — задержавшись, Сэм указал на огромный кованый сундук. — Надо бы отодвинуть его в сторону. Там тебе будет и лаз.

Тужась, они оттащили сундук к стене, и Сэм неуклюже приподнял крышку люка.

— Вот он, мой бездонный погребок. Собирайся с духом и ныряй вниз.

Виктор упрямо покачал головой.

— Только не надо геройствовать, Сэм. Ты знаешь, что происходит с машинами, едва в них садится донор. Так что не затевай спора и ползи первым.

— А что? Было бы забавным, если бы нас вдвоем завалило. В братской могиле по крайней мере не скучно… Впрочем, как хочешь, — Сэм, охая, полез под землю. — Как все-таки мерзко жить с простреленной ногой!.. И где, черт побери, Фрэнк с его доблестной полицией?..

Брюзжание Гордона постепенно стихло. Борясь с перханьем в груди, Виктор все ниже клонился над проходом. Здесь еще хоть как-то можно было дышать. Серая клубящаяся полумгла заволокла здание, треск пламени понемногу превращался в добротный рев взрослеющего пожара, и все же Виктор решил выждать минуту, а уж потом следовать за напарником. Возможно, Сэм говорил правду — и экран его в действительности понемногу начинал восстанавливаться, но до поры до времени мысль эту следовало держать на разумной дистанции.

Минута, вероятно, прошла… Чувствуя, что волосы на голове вот-вот вспыхнут, а сам он, одурманенный недостатком кислорода, кувыркнется вниз, Виктор неуверенно стал спускаться. Захлопнув над собой люк, он двинулся вперед на ощупь — сначала в полный рост, затем согнувшись в три погибели, а после и вовсе на четвереньках.

Взрывы, прогремевшие сзади, он не услышал, а скорее почувствовал. Всем телом. «Поздно, государи! Слишком поздно, милые!» Губы его сами собой расползлись в довольную улыбку. Пот стекал по лицу и рукам, теплыми капельками щекотал пространство между лопаток. Кажется, вновь кровоточила нога. За эту ночь он крепко ее потревожил. Но все это оставалось по-прежнему пустяком. Помощь Сэма позволила преодолеть еще один барьер, может быть, самый трудный.

«А ведь ты аферист, Вилли! На чужом горбу в рай — это не про кого-то там, а про тебя!.. Не будь Майкла, Летиции и Сэма Гордона, лежать бы тебе в дешевеньком городском морге…»

Виктор мутно подивился неприятному открытию. А оно действительно было не слишком приятным. Благодаря ему пострадала мастерская Майкла, Сэм Гордон лишился загородного дома. И тот, и другой ранены. Легче других отделалась Летиция, но не хватало еще ему и ее бед!..

Земля содрогнулась сильнее прежнего. Теплое дуновение коснулось спины, и в тот же миг на голову хлынул поток камней и песка. Стиснутый со всех сторон, он все же успел невесело подумать: «Так или иначе, а я молодец! Я заставил этого прохвоста Сэма ползти впереди себя…»

— Послушайте, лейтенант! Я ведь объяснял уже тысячу раз. Это особая ситуация, им нужно помочь… Да, я знаю, что постановление запрещает вмешательство в дела ОПП, но если вы не вмешаетесь сейчас, будет поздно. Что?.. Да, могу повторить…

— Вежливо попрощайся с лейтенантом и положи трубку, — ствол «Магнума» уткнулся в щеку Фрэнка. — Поживее, малыш. Ты меня знаешь, я шутить не люблю.

— Извините, лейтенант. Небольшая помеха… — Глядя на устрашающе длинный ствол, Фрэнк заторможено опустил трубку.

— Небольшая помеха, — издевательски повторил Рупперт. — Да, Фрэнк, одна крохотная помеха действительно возникла.

— Ты не понял, Рупперт. Это… Это была всего-навсего шутка.

— Прекрасно понял, Фрэнк. Но я, как было уже говорено, шуток не люблю.

Все еще не веря в то, что может случиться в ближайшие секунды, Фрэнк попытался встать. Кровь отлила от его лица, сердце колотилось, как у загнанного зайчонки. Глаза Рупперта с безжалостной точностью отмечали перемены, происходившие в облике оператора. Страх — то самое чувство, что постигается человеком с отроческих лет. Наука эта из простых, и всякий в ней готов преуспеть, получая наивысшие отметки. Даже если все обстоит гладко и благополучно, а друзья с родителями добры и улыбчивы, редко кому удается остаться неприобщенным к таинству означенной мерзости. Впрочем, без того же страха не было бы и отваги, не было бы хитрости, переходящей в ум, спасающей от напастей, преодолевающей жуткие жизненные виражи. И уж во всяком случае, не испытав страха, человек не способен состояться как личность. Гнусное это ощущение он обязан испытать хотя бы для того, чтобы единожды преодолеть, тем самым поднявшись внутри себя на очень важную ступеньку. Те же, кому не дается эта премудрая задачка, до седых волос обречены числиться в низших категориях. Так рассуждал Дик Рупперт, вглядываясь в лица устрашаемых им людей. Он знал, что напугать человека проще простого. Но это происходило лишь в первый момент. Далее люди начинали вести себя совершенно по-разному. Иные на ватных ногах не способны были даже на элементарное бегство. Их волю и голоса пронизывала дрожь, из таких можно было вить веревки и лепить что угодно. Иные багровели от пяток до корней волос. На смену страху приходило психопатическое состояние, называемое бешенством. Зачастую именно в таком поведении люди усматривают элементы отваги, но Рупперта интересовала третья и, пожалуй, самая многочисленная когорта людей — тех, что сопротивлялись, трепеща. На тех же ватных ногах они неожиданно шагали вперед и отнюдь не звонким, а скорее осипшим голосом, заикаясь от ужаса, высказывали то, что думали. Дух торжествовал в них над трусливой плотью, и, если приходилось расправляться с такими, наравне с изумлением Рупперт чувствовал и вспышку невольного уважения. Когда-то он не слишком разбирался в этом. Мужество сквозь страх смешило его, иногда раздражало полным отсутствием видимой логики. Однако с годами пришло понимание внутреннего мира людей. По крайней мере ему стало казаться, что наконец-то он приблизился к истокам настоящего мужества, отделив его от плевел и попутного сора. Не ошибся он и в данном случае. Оператор оказался именно из таких.

— Так кому же ты звонил, дружок?

— Это т-тебя не к-касается!

Рупперт с удовлетворением отметил заикание Фрэнка.

— Ошибаешься. Это очень и очень меня касается! — он качнул тяжелым «Магнумом», описав стволом замысловатую восьмерку. Люди первой категории, узрев подобную кабалистику, рушились в обморок или с причитаниями начинали молить о пощаде, вторая категория, ругаясь, швыряла в него стульями и цветочными горшками, и лишь действия третьих оставались для Рупперта совершенно непредсказуемыми.

В предвкушении занимательной и без сомнения острой беседы Рупперт улыбнулся. Свободной рукой придвинул к себе стул на крохотных роликах и по-ковбойски оседлал его. Слишком грузный, он чертовски не любил стоять. Природа даровала человеку зад с умыслом, и умысел этот из столетия в столетие реализовался лучшими мастерами-мебельщиками, а ныне опытными дизайнерами — в виде шикарных диванов и кресел, стульев с гнутыми ножками, туалетных стульчаков и простых табуретов.

— Ну-с, Фрэнки…

— Ты н-ничего не узнаешь, жирный боров! По крайней мере от меня!

— Брось, Фрэнки! — улыбка Рупперта стала еще шире. — Конечно же, узнаю. Ты ведь в курсе наших возможностей.

— Тебе не напугать меня, Рупперт, — Фрэнк сделал еще один шаг назад и поясницей уперся в пульт управления мониторами. — Я знаю тебя прекрасно, но ни тебе, ни этому ничтожеству Мэрвилу…

Казалось, выстрел лопнул над самой головой Рупперта. От неожиданности он даже пригнулся.

— Бог мой, Мэрвил!.. Что ты наделал, идиот?!

Пуля, выпущенная из «Браунинга» Борхеса, пробила оператору горло. Фрэнк обхватил шею руками, кровь ручейками сочилась между пальцами. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Фрэнк больше не жилец.

Борхес стоял у двери такой же бледный, каким еще совсем недавно был Фрэнк. Нервно тиская дамский «Браунинг», он пробормотал.

— Ты слышал? Этот подонок назвал меня ничтожеством.

— Этот подонок мог бы рассказать массу интересного! — с досадой выкрикнул Рупперт.

За его спиной раздалось частое хлюпанье. Дик Рупперт обернулся. Оседая на пол, Фрэнк силился что-то сказать. Кровь била теперь из его горла маленьким фонтанчиком, губы кривились в издевательской усмешке.

— Он обставил нас, — Рупперт неспешно поднял свой «Магнум». — Надо признать, Фрэнки, ты оказался умнее, чем я думал.

Дважды «Магнум» с оглушительным грохотом выплюнул струю пламени. Откинув голову, Фрэнк замер на полу.

Штат операторов суетился у экранов, следя за перемещениями зеленой точки по линиям улиц. Еще двое служащих в наушниках сидели возле внушительного корпуса радиостанции, плавая по фиксированным частотам полицейской радиосети.

— Да, скорее всего, это он, — один из них чуть повернул голову. Сорок шестая дорога, ведущая к старому карьеру.

— Это что? Там же, где расположен серебряный рудник? — Рупперт недоуменно взглянул на Борхеса.

— Нет. Рудник милях в тридцати западнее. В этом карьере когда-то добывали глину.

— Но там же никто не живет! Это почти пустыня!

— Проверяя запрос, полицейский вертолет засек горящее здание. Судя по всему, там произошло вооруженное столкновение. Пилот уже сообщил об этом на базу.

— Черт! Значит, нам уже не опередить их, — Рупперт кулаком пристукнул по столу. — Что это за база и кто там у них начальником?

Один из радистов энергично принялся перелистывать служебные журналы, взглядом суматошно пробегаясь по строкам.

— Минутку! — Мэрвил Борхес, прохаживающийся за спиной Рупперта, уставился на светящийся экран. — А это тогда что за сукин сын?

Рупперт устало махнул рукой.

— Неужели не понятно? Мастак-Вилли передал кольцо очередному своему приятелю.

— Он, видимо, решил, что так легче будет скрываться от бед? — Мэрвил презрительно фыркнул.

— Не думаю. Скорее всего, он решил скрыться от нас. Этот Вилли становится настоящей проблемой. Вероятно, пора избавиться от него.

— Но он протянул дольше других! В определенном смысле он мог бы стать нам полезным.

— Это если бы нам удалось с ним подружиться, — Рупперт в сомнении покачал головой. — Но мы с ним навряд ли подружимся. Особенно теперь. Хуже всего, что он способен привлечь к эксперименту внимание прессы.

— Он уже привлек его!

— Вот-вот!.. Об этой расстрелянной мастерской успели пропечатать все газеты. А то ли еще будет! Благодаря тебе мы так и не узнали, много ли разболтал ему Фрэнк…

— Сэр! Свежее сообщение, — один из операторов встрепенулся. — Полиция навела справки и выяснила, что горящий дом принадлежит Самуилу Гордону. Вы, может быть, помните его. Он работал у нас в прошлом…

— Черт побери, конечно, помню! — взревел Рупперт. Сжав кулаки, он вскочил с места. — Вот кто его надоумил избавиться от кольца! Об этом нужно было сразу догадаться.

— Но когда они успели снюхаться? Фрэнк, Гордон и этот русский?

— Осмелюсь напомнить, — вмешался все тот же оператор. — Гордон и Фрэнк с самого начала были приятелями.

— Вот как? — Рупперт шевельнул бровью. — Очень жаль, что я не знал об этом раньше.

— Что будем делать с ним? — Борхес кивнул на экран, где с прежней беспечностью по улицам и перекресткам скользила зеленая точка. — Ты только полюбуйся, с какой скоростью он мчится! А доноры ведь редко пользуются транспортом.

— Что лишний раз свидетельствует о нашей беспечности. — Рупперт звучно прищелкнул пальцами. — Ничего! Скоро этот лихач отъездит свое. Вызовите Таппи!

— Таппи? — Борхес в сомнении пожевал губами. — Вряд ли он подойдет для такого дела. До сих пор Таппи поставлял нам рабочих лошадок. На такого рода операцию он просто не согласится.

— Сэр! Разрешите мне? — тот же неугомонный оператор в готовности привстал. — Мне знакома эта профессия, так что проблем не будет.

— Ты? — брови Рупперта недоуменно взлетели вверх.

— Джо в самом деле специалист по такого рода затеям, — подтвердил Борхес. — Я думаю, на него можно положиться, Дик.

Чуть поразмыслив, Рупперт сумрачно кивнул.

— Хорошо. Сделай это, Джо! Но постарайся не напортачить. Неприятностей в эти дни у нас будет хватать и без того. Бери машину с сонаром, все, что посчитаешь нужным. И чтобы через час эта точка погасла!

— Она погаснет, сэр, — радист стянул с себя наушники и поднялся. Через час с небольшим я положу на ваш стол кольцо.

Когда он покинул комнату, Рупперт хмуро поинтересовался:

— Мэрвил, это ведь ты нанимал его?

— Я, — Борхес неуверенно улыбнулся. — Поверь мне, Джо Фармер — парень и впрямь способный. До сих пор ты ведь был доволен им?

— Я всегда считал его только радистом… — Рупперт помолчал. — Впредь мне бы очень хотелось, чтобы каждый в этом учреждении занимался своим делом. Кадры, Мэрвил, это моя обязанность. Ты понял меня?

— Разумеется, Дик! Кадры действительно твоя обязанность, и ты справляешься с ней превосходно. Фрэнка ведь, кажется, нанимал ты? Да и Гордона тоже…

Стиснув зубы, Рупперт шумно задышал. Подобные выпады со стороны коллеги он не переносил.

— Ну-ну, Дик, не злись. Что в том плохого, если изредка я тоже буду тебе помогать? Во всяком случае за радиста я ручаюсь головой.

— Что-то уж очень охотно он вызвался на операцию.

— Что тут такого? Парень мечтает сделать карьеру, хочет понравиться грозному Рупперту. Я его понимаю.

— Не знаю… Как бы не наломал он дров.

— Не наломает. Года три назад он помогал террористам в Гватемале. Конечно, молодо-зелено, но надо признать, он многому там научился.

— Сэр! — радист, сидящий за журналом, поднял голову. — Это четвертый полицейский участок. Начальник — Рой Хантер. Вылетевшую к месту происшествия группу возглавляет лейтенант Ричардсон. Боу Ричардсон. Если вам нужны дополнительные данные, я попытаюсь связаться с архивами Ай-Си. Если действовать через компьютерную сеть, они вряд ли что-нибудь заметят.

— Не надо, — Рупперт отмахнулся, но Борхес запротестовал:

— Отчего же не надо? Пусть поглядит. Семья, личные привязанности кто знает, что нам понадобится в ближайшие часы…

Выбираться из песка легче, чем из земли, — в этом он убеждался не раз. Правда, на первых порах Виктор чуть-чуть не задохнулся, но в конце концов затылок вынырнул на поверхность, и, подобно тонущему, он широко распахнул рот, вдыхая теплый и такой желанный воздух.

Как оказалось, от дома, охваченного огнем, Виктор отполз совсем недалеко. Оглядевшись, он искренне понадеялся, что старине Сэму повезет больше. Где кончался лаз, Виктор не имел понятия, но, как говорил Сэм, подземный ход убегал довольно далеко в пустыню. Впрочем, о том, что, по его мнению, далеко, а что близко, Виктор мог только догадываться.

Убедившись, что поблизости никого нет, он рискнул наконец выбраться из-под обвала. И только тогда разглядел бандитов. Шагах в тридцати от него, припав на колено, затаился косматый крепыш, внешностью смахивающий на мексиканца. Для полноты образа не хватало только неряшливой бахромы на брюках и узорчатого сомбреро. В оптический прицел винтовки, пристроенной между прутьями ограды, крепыш изучал занимающееся огнем здание. Чуть дальше Виктор заметил спину еще одного снайпера. Вероятно, пожару эти ребята не слишком доверяли, предпочитая слепой стихии весомую литую пулю.

Стараясь двигаться осторожно, Виктор начал перемещаться по направлению к машинам. Сначала ползком, а затем перебежками на полусогнутых ногах, телом пригибаясь чуть ли не к самой земле. Бежал он, заметно прихрамывая. Раненую ногу простреливало при каждом шаге, и чтобы не застонать, ему приходилось кусать губы. И совсем некстати болтающийся на груди коротышка-автомат саданул его по пропитавшимся кровью бинтам. Охнув, он перехватил его рукой и присел на песок, чтобы переждать приступ боли.

Позади потрескивало пожираемое пламенем дерево, издавая жалобный скрип, рушились балки. Запах гари перебивал неживую сухость пустыни.

Оправившись от болевого шока, Виктор возобновил путь. Он не видел и не мог видеть, что уже несколько пар глаз с интересом наблюдают за ним. Слишком поглотил донора процесс передвижения, требующий столь основательных усилий и терпения. Он мог бы соревноваться в скорости с одноногим калекой на костылях, но никак не с обычным путником. До машин он добрался не скоро, и прежде чем влезть в кабину, лежал некоторое время, отдыхая. Ему было отлично видно, как суетятся возле здания ликующие «мафики». Один из них, приблизившись к пылающим руинам, послал в огонь еще одну ракету «Стингерс». Сноп искр взвился к небу, и словно шляпа споткнувшегося человека, треугольная крыша перекосилась набекрень, с шумом завалилась внутрь здания. Стрелок исторг обрадованный вопль.

— Щенок! Сопливый щенок… — Виктор с сожалением погладил автомат и неспешно поднялся.

Дверцу они, разумеется не заперли, чему он вовсе не удивился. На месте оказался и ключ зажигания. Прежде чем отъехать, Виктор намеревался порадовать пулями скаты близстоящих машин. Он уже изготовился к стрельбе, когда чьи-то пальцы сжали его запястья, лезвие армейского ножа скользнуло к горлу.

— Замри, удалец!..

И тут же хлопнула дверца. В машину следом за Виктором втиснулся еще кто-то.

— Мы взяли его, Граф! Этот недоумок сам сюда приполз!

— Видел, как же…

Те же крепкие пальцы без особого усилия отняли у Виктора автомат. Кулак человека, поднявшегося с заднего сиденья, снисходительно ткнулся в скулу донора.

— Пощупать его, босс?

— Позже, Билли. Ребята сказали, что видели вертолет. Он не стал приближаться, но, надо думать, обязательно вернется и, может быть, не один.

А далее Виктора выволокли из кабины и вновь впихнули, но уже на заднее сиденье легковой машины. Рядом с ним очутился тот самый Билли, который так ловко подкараулил его. И снова знакомый кулак без особой силы мазнул по лицу.

— Сиди спокойно, мозгляк. Будешь дергаться, дух вышибу.

Вышибать дух из тех, кто дергался, по-видимому, входило в профессиональные обязанности Билли. Выглядел он внушительно, а кулаки его были столь пугающих размеров, что Виктор всерьез усомнился, что на них сумели бы налезть самые огромные боксерские перчатки. Граф, на деле оказавшийся смуглокожим усатым детиной, повелительно буркнул что-то шоферу, и тот послушно завел мотор. «Завел с первой попытки», — отметил про себя Виктор. Он как-то враз устал и сдался, а оказавшись на мягком сиденье, ощутил, как тяжелеют его веки и сон клонит голову на грудь.

Шурша песком, кто-то подбежал к машине, и Граф отдал последнее распоряжение:

— Поджарьте эту конюшню еще пару раз, а затем на машины — и следом.

— Босс! Если вертолеты сядут нам на хвост, что делать?

Граф ничего не ответил, но, видимо, одарил вопросившего таким взглядом, что тот поспешно забормотал:

— Ясно, босс! Все будет сделано в лучшем виде…

Машину дернуло вперед, и Виктор ударился головой о пенопленовую обивку кабины.

— Вот так штука!.. Босс! А пленник-то наш, похоже, заснул! Я думал, он дурака валяет, а он и впрямь задремал.

Открыв глаза, Виктор очумело поглядел на обращенные к нему лица. Черт его знает, но он действительно почти заснул. И, слыша все их разговоры, даже успел увидеть какое-то обрывистое подобие сна.

«Вам бы не поспать столько!» — беззлобно подумал он. Организм, поддерживаемый наркотическим снадобьем, а в первую очередь — розовой надеждой выжить, утерял свою главную опору. Сон стал реакцией на случившееся. Вполне возможно, сказывалась и потеря крови. А может, это было то самое нервное истощение, о котором упоминал Сэм.

— Значит, у парня железные нервы, — в глазах усача мелькнул интерес. — Впрочем, это мы скоро выясним.

Выясняльщики… Виктор выдавил из себя кривую усмешку. На это сил у него еще хватало. И губы Графа ответили ему тем же. Виктору захотелось рассмеяться. Разве не идиотская ситуация? Двое взрослых мужчин сидят в мчащемся по пустыне автомобиле и ухмыляются, испытывая то ли собственную выдержку, то ли выдержку противника.

А случай с Графом в самом деле был не простой. Ни себе, ни своим приближенным этот смуглокожий мафиози так и не сумел объяснить, какого дьявола ему понадобился этот невзрачный русский, задолжавший казино крохи, о которых и заговаривать-то вслух было неприлично. Окружающим он мог, конечно, пользуясь правом сильного, ничего не объяснять вовсе, но наедине с самим собой Граф наверняка ощущал некоторую растерянность. Он домогался этого русского, как не домогался никого другого и сейчас наконец-то Граф добился своего. Пленник, доставшийся ему страшно дорогой ценой, дремал на заднем сиденье, и, наверное, впервые перед гангстером во весь рост вставал вопрос: а что дальше?..

Виктор не стал домысливать пришедшее на ум. Это его не касалось. По крайней мере — на время движения по дороге. Милой и доброй няней автомобиль покачивал пленника, сон кутал его в объятия, отвлекая от ноющей ноги, мягкой рукой целителя поглаживая раненную грудь. Ни переживать, ни думать ему не хотелось…

— Это еще что за куколка? Как она здесь оказалась?..

— Ну-ка, притормози! Взгляну поближе. Как думаешь, Билли, может, посадить ее в багажник?

— Зачем же в багажник? А мои колени на что?

Виктор вяло приоткрыл один глаз. И увидел стоящую посреди дороги Летицию — в шикарной мини-юбке, в кожаных сапожках, с золотистым плащом, перекинутым через руку. Улыбаясь от уха до уха, она махала рукой столь энергично, что напоминала ребенка, рвущегося ответить на вопрос любимой учительницы. Разве что не подпрыгивала, но это было бы чересчур. Мужчины в кабине и без того ожили, суетно зашевелившись. Флюиды Летиции действовали безотказно даже сквозь стекло и сквозь металл.

Когда машина заводится с первого раза — это что-нибудь да значит. Появление Летиции на дороге, разодетой в пух и прах, как никогда обворожительной, тоже могло означать чрезвычайно многое. Но еще более значимым (по крайней мере для Виктора) было то, что эти три мужлана, повидавшие на своем веку всякого — в том числе женского и мужского коварства, не сговариваясь, решились на остановку. Докапываться до причины Виктор не стал. Да у него и не было на это времени. Одним незримым взмахом рук он выбросил тело из волн сонного океана и изготовился к чуду, которое не замедлило последовать.

— Мальчики, какие вы все расчудесные! — Летиция заглянула в окошечко. Черные глаза ее источали медовый сок, она ни одного мгновения не находилась в состоянии покоя. Виктор прекрасно помнил одно из ее железных правил: стремительная женщина обворожительна вдвойне. Стоит ей лишь чуть остановиться, как она тут же необратимо тускнеет. Алчущие взгляды успевают прикоснуться к прекрасному, отпивая ровно столько, чтобы утолить первую сумасшедшую жажду. Совершив этот роковой глоток, мужчины трезвеют, тотчас начиная замечать то, чего им вовсе не следует замечать. Но помня об этом, очень важно не переусердствовать и не превратить утонченную демонстрацию в суетливое мелькание кадров. За это самое мелькание люди и ненавидят рекламу. Задача женщины безмерно сложна — успеть показать себя со всех сторон, но ни одну из этих сторон не дать толком разглядеть. Когда видишь всплескивание рыбы на поверхности реки, прежде всего замечаешь золотой чешуйчатый блеск. Сама обладательница чешуи вполне может оказаться невзрачной пескарихой, но об этом догадываешься гораздо позже. Блеск завораживает и блеск пьянит. Иначе чем иным объяснить долготерпение чудилы-рыбака, прикипевшего к удилищу? И именно такой блеск должен исходить от женщины. Летиция владела подобным искусством в совершенстве. Пуская в ход природную искрометность, она попросту била ниже пояса. Все четверо сидящих в машине смотрели в ее прекрасные глаза, внимали ее чарующему голосу, выпав на какое-то время из реалий. Летиция же, интуитивно угадав лидера, ласково взирала на Графа. Она не собиралась рассеивать свои чары попусту, она собирала их в смертельный пучок и била наверняка.

— Боже, как ты изменился! А эти усы!.. Вичу, слушай меня внимательно! Зажмурь глаза и задержи дыхание… — при последних словах она даже, не удержавшись, погладила Графа по щеке.

— О чем ты говоришь, красотка? — он и не подумал отстраниться. Какой еще Вичу? Мое имя…

— Да нет же, нет! Я только говорю о том, что ты здорово изменился, Вичу, — голосок Летиции продолжал ворковать все так же сладко. Никто и не заметил, как из-под накинутого на изящную руку плаща проклюнулся коротенький ствол. Три выстрела слились в один дробный удар. Виктор вжал голову в плечи. Левое ухо совершенно оглохло. Тем не менее он успел выполнить ее команду, хотя толком не понял, зачем это было нужно.

— Сейчас, Вичу, потерпи…

Хлопнула дверь, всхлипывающий Билли грузно вывалился наружу.

— А теперь ты, Вичу. Выходи, не открывая глаз.

Слепо шаря руками и продолжая довольствоваться скудной порцией набранного в легкие воздуха, Виктор кое-как выбрался из кабины. Летиция тотчас захлопнула за ним дверь.

— Замечательно! Я как чувствовала, что у нас все получится!

Разумеется, она все знала наперед. И уж во всяком случае помнила, какой магией обладали ее самые пустячные приказы. Женщина-повелительница так она любила называть себя… Шагнув вперед, Виктор немедленно наступил на чью-то ногу. Послышался стон, перемежаемый бранными словечками.

— Все, милый! Можешь дышать и любоваться небом.

Растерянно заморгав, он послушно выдохнул и вдохнул. В носоглотке ощущалось слабое першение. Увидев, что он кашляет, Летиция тут же протянула ему платок.

— Дома я смочила его амистолом и упаковала в полиэтилен. Это должно помочь.

Виктор растер платком саднящие щеки и лоб. Амистол чем-то напоминал нашатырь, но был куда мягче. Жжение в горле постепенно поутихло. На всякий случай он все же держал платок у лица. Бросив взор в сторону машины, угрюмо поинтересовался:

— Что ты с ними сделала?

Шофер грудью лежал на рулевой колонке, рядом с ним корчился в мучительной рвоте Граф. Билли — тот немного уже оклемался и даже пробовал подняться на ноги. Впрочем, и он выглядел не лучше. Лицо покрывали пятна ожога, из глаз потоком текли слезы.

— Кажется, я не слишком точно попала. Он ведь сидел рядом с тобой, Летиция направила маленький револьвер в бандита и надавила спуск. Выстрел швырнул Билли на дорогу. Затихая, огромное тело вяло скребло каблуками по пыльному грунту.

— Газовые патроны, — пояснила девушка. — Очень удачная модификация. Используется таиландской полицией для усмирения особо буйных клиентов. Действует даже на наркоманов.

— Охотно верю, — Виктор утер выступившие слезы. Газовая атака напоминала о другом неприятном инциденте. Ощущения были знакомы.

— Однако ты прелестно выглядишь! — Летиция потрепала его по голове. Парень моей мечты!.. Но не стоит рассиживаться. Моя машина вон за той скалой. Надо сказать, дорогуша, было не слишком просто отыскать тебя. Спасибо знакомым из полиции.

— Поверь, я еще оценю твою помощь.

— Это уж само собой! — присев, Летиция стянула с себя киношный кич сапожки на высоком каблуке и зашлепала по песку босиком. — Поторапливайся, Вичу! Если не ошибаюсь, скоро на сцене объявятся новые персонажи.

Она снова командовала, а он снова готов был подчиняться. Только у машины Виктор сумел опомниться.

— Погоди, Тицци! Куда ты собираешься меня везти?

— Конечно, к себе!

Он решительно покачал головой.

— Не пойдет. У меня есть место получше.

— Тогда поехали в это твое место!

— Нет. Нам придется расстаться. Возвращайся в город, а я возьму автомобиль этих уголовников.

— Да там же не продохнуть, о чем ты говоришь! — Летиция даже притопнула от нетерпения ногой. — Не будь идиотом, садись и поехали!

— Это не очень комфортное местечко, — Виктор вновь стал испытывать сомнения. Вдвоем с Летицией он никогда не чувствовал себя полноценным мужчиной. — Всего-навсего пещерка с минимумом, необходимым для жизни.

— Пещерка? — черные глаза ее чудесным образом зажглись, словно их подключили к внутреннему электричеству. — Ты говоришь, крохотная пещерка? Да ведь это здорово!.. Ты только представь себе, как уютно там можно устроиться вдвоем! Ты, я и огромная пустыня!

Виктор устало поморщился. У него не было сил спорить с ней. Без слов он полез в автомобиль. Летиция проворно шмыгнула за руль.

— Давно бы так!..

Ее бледно-голубой «Ситроен» завелся с третьей или четвертой попытки, что тоже само по себе было замечательным признаком. «Добравшись до места, надо будет обязательно осмотреть крышу, — подумал он. — А уж тогда соберусь с духом для оптимистических выводов…»

Погасить «точку» — в данном случае означало убить человека. Джо Фармер справлялся с подобными заданиями и прежде. Более того, именно в такого рода предприятиях он начинал чувствовать свою значимость, свое очевидное превосходство над окружающими. Так, вероятно, происходит отбор в сословие хирургов. Человек впечатлительный и импульсивный для точной и холодной этой профессии не подойдет. Рука его дрогнет в решающий момент, скальпель совершит роковую ошибку. Он не сможет всматриваться в изможденное лицо больного сторонним взглядом, и сопереживание почти наверняка повредит последнему. В операционной хирург обязан превращаться в точную аналитическую машину, а на это способен далеко не каждый. В своем деле Джо Фармер тоже слыл мастером. Он умело управлялся со взрывчаткой и детонаторами, владел рукопашным боем, в совершенстве зная, что такое нож и нунчаки. Кроме того он неплохо разбирался в радиоаппаратуре, мог работать в качестве шифровальщика. Немудрено, что Борхес ухватился за него, немедленно зачислив в штат. Рупперт таким обстоятельством, похоже, остался не очень доволен, и потому Фармер с особым воодушевлением отправлялся на эту операцию. Он здорово наследил в Южной Америке. Борхес снабдил его документами и крышей над головой. От этого так просто не отмахиваются, и он просто обязан был доказать, что Джо Фармер именно тот человек, которого так часто не хватало им для выполнения щекотливых поручений.

Компактный экран монитора, расположенный справа от рычага переключения скоростей, непрерывно корректировал его перемещения. Обнаружить «жертву» оказалось проще простого. В ту секунду, когда точка на экране сошлась с перекрещивающимися рисками, Фармер разглядел перед собой зеленый «Шевроле». Они ехали на скорости около тридцати миль в час по Хэйвенс-Авеню. Мужчина, управляющий «Шевроле», сидел, выставив локоть в окно, и, кажется, курил.

«Профан и чайник! — с оттенком презрения решил Фармер. — Этот ничего не заметит, даже если я буду висеть у него на хвосте битый час».

Он действовал по наитию. Обещание, данное Рупперту, следовало держать, но он брякнул что-то про кольцо, а об этом не стоило, пожалуй, говорить. Так или иначе, скрупулезность не входила в разряд его любимых качеств. «Точку» велено было погасить — в этом и заключалась суть задания. Все остальное по обстоятельствам.

Приближался мост. Дорога перед мостом разветвлялась надвое, сворачивая на набережную, а далее уходя к Южным кварталам. Нажав на подушечку клаксона, Фармер вытеснил машину, едущую бок о бок с «Шевроле». Правой рукой взвел затвор тяжелого автоматического пистолета. Судя по всему, намеченная жертва тоже намеревалась ехать по мосту, но Фармер рассудил иначе. Метров за сорок, зафиксировав руль левой рукой, правую он вскинул в раскрытое окно, целясь в висок мужчине. Два стремительных выстрела, и рука его нырнула обратно. Мужчину швырнуло вправо, и, как предполагал Фармер, заваливаясь на сиденье, убитый потянул за собой руль. «Шевроле» вильнул в сторону и, промчавшись еще немного по набережной, ударил по бетонному поребрику, опрокинувшись в бурые воды Брэгос-ривер. Получилось даже лучше, чем ожидал Фармер. Впрочем, радости он не выказывал. Он вел себя с солидностью профессионала, добротно исполнившего порученное дело. Его беленький и чистенький автофургон достиг уже середины моста, место катастрофы осталось далеко позади.

Что может ЗНАТЬ женщина о собственной груди? Что может СКАЗАТЬ женщина о собственной груди?.. То есть, скажет-то она несомненно больше, чем знает, но чтобы услышать полную соматическую характеристику загадочных полусфер, нужно, конечно, обратиться к мужчине. Ибо только он знается с этим феноменом с младенческих лет и до глубоких седин. В течение всей жизни он изучает сей предмет с прилежанием первого ученика. Без оценок и похвальных грамот, однако с завидным энтузиазмом. В юношеские годы женская грудь становится подобием иконы, превращаясь в объект мучительных вожделений. С течением времени детский платонизм обрастает практическим опытом, и вот тогда мужчина, если он не полный идиот, переходит в сан настоящего бакалавра по данному вопросу. Профиль и геометрия, объем соска, цвет, упругость и пространственное расположение — любой из этих тем он сумеет посвятить не менее часа пространственных разглагольствований. Слушать его, разумеется, будут в такой же компании разглагольствующих мужланов, но оттого отнюдь не померкнет красота высказываемых суждений, не пропадет истина, которой столь напористо доискивались и доискиваются в подобных компаниях…

О такой вот чепухе и размышлял Виктор, покачиваясь в машине, ведомой твердой рукой Летиции. Тяжелая от бредовых видений голова покоилась на коленях шофера, соприкасаясь с тем самым предметом, о котором рассуждал сейчас некто смахивающий на поэта, восторженный и вечно глупый, поселившийся с некоторых пор в его мозгу. Вряд ли это был сам Виктор. Утомленный событиями дня, Виктор Пицеренко спал. Бодрствовала лишь какая-то часть сознания. Именно она фиксировала приятное положение его головы, его левой щеки и левого уха. То есть сначала это было всего-навсего остренькое женское плечико, но на одной из благодатных дорожных рытвин машину тряхнуло, и голова съехала вниз, чуть притормозив на крутом взгорке. Таким образом часть его головы ничего не знала, не слышала и не желала слышать. Она жила чувственным созерцанием прекрасного, совершенно не внимая рокоту двигателя, шелесту песка под протекторами и рассудительной речи Летиции.

— …Дурачок… Что бы ты делал без меня — в этой своей темной пещере? А кто караулил бы тебя по ночам, перебинтовывал твои раны? Об обеде и ужине я не говорю…

Виктор лениво подбирал контраргументы, мысленно возражая ей, однако рта при этом не раскрывал. Если кто и спал по-настоящему, так это его язык и губы. Им было плевать на хозяина. Не очень утрудив себя за день, они тем не менее требовали своих законных часов отдыха. А потому Виктору, а вернее, той его части, которая не услаждала себя ощущениями левого разомлевшего уха, приходилось разговаривать с Летицией молча, то есть про себя.

— …А если опять начнутся неприятности? Что ты сделаешь своей единственной рукой? Тебя обезоружит восьмилетний ребенок!.. И этот твой Сэм тоже хорош — дал деру при первой возможности. Очутись он тут, сказала бы я ему пару ласковых! Хорошо, хоть карту оставил, — рука девушки погладила Виктора, словно большого, прильнувшего к ней кота. Наверное, он и казался ей сейчас одичавшим котом. — Какой же ты худющий! Одни ребра!.. Не очень-то это удобно, между прочим, для нашего брата. Ну да я тебя откормлю — сделаю этаким кабанчиком. Будешь протискиваться в двери бочком, а лифты небоскребов будут скрипеть и подергиваться, поднимая тебя наверх.

Неожиданно для себя самого Виктор хрюкнул. Ему стало смешно, а она, услышал его хрюканье, с готовностью рассмеялась. Ей было хорошо: красивые губы, замечательно розовый, скрывающийся за жемчугом зубов язык — все исправно работало, подчиняясь молодой хозяйке, не допуская и мысли о каком-либо саботаже.

— Как подлечишься, обязательно вернемся в город, — сообщила она, отсмеявшись. — Это дело так просто мы им не спустим. Сначала навестим твой паршивенький отдел профилактики, а чуть позже прогуляемся в гости к Графу. Жаль, ты сразу не сказал, что он находился в той машине. Уж я бы обязательно вернулась. Вот было бы здорово отстричь ему усы! Такого позора он уж точно не снес бы! — Летиция снова рассмеялась. Развеселая ее дрожь через грудь и упругие колени передавалась голове Виктора, и он ничуть не протестовал.

Проворная рука девушки поднялась от живота к лицу донора, ноготками осторожно заскользила по щеке. Эти ощущения он тоже помнил прекрасно.

— Ты знаешь, а ведь я, наверное, тебя люблю, — призналась Летиция. Виктору отчего-то показалось, что она и сама изумилась собственному признанию. — Действительно! Чего ради я пустилась бы на все эти безумства? Или ты считаешь, что я сумасшедшая?

Виктор затаился, не отвечая. Он ждал продолжения, хотя про себя тотчас решил, что Летиция лжет. Может быть, искренне полагая, что сейчас это и есть та самая ложь во спасение. Она не любила никого и никогда. И вероятно, не способна была полюбить, ибо любила слишком многое и слишком многих. И все-таки Виктор напряженно ждал продолжения. Ложь во спасение казалась такой приятной…

Увы, продолжения не последовало. Откуда ни возьмись на машину упала рычащая тень, Летиция притормозила. Пришлось срочно просыпаться.

— Что это, Тицци?

Вокруг ревел настоящий ураган. Песок вздымало бешеным вихрем, крутило в воздухе, застилая свет. Видимость снизилась до нулевой.