Холодная месть Чайлд Линкольн

Глава 61

При виде приближающейся лодки на палубе «Фергельтунга» началась суета. Что за неожиданный гость из гавани?

Эстерхази рассматривал лодку в бинокль сквозь тонированное стекло главного салона. Сначала подумал: а может, все-таки Пендергаст? Нелепая лобовая атака с его стороны невероятна, но все же…

Нет, это незнакомец, сидит неловко на носу лодки. Подошел Фальконер:

— Это он?

— Нет. Не знаю, кто бы это мог быть, — покачал головой Эстерхази.

— Мы выясним, — пообещал Фальконер и ушел на ют.

— Эй, на яхте! — закричал нежданный визитер, одетый чересчур уж по-яхтсменски: синий блейзер, платок, кепка.

— Привет! — дружелюбно откликнулся Фальконер.

— Я ваш сосед. Восхищаюсь яхтой. Я вам не слишком помешал?

— Вовсе нет. Не хотите ли подняться на борт?

— С удовольствием! — Гость обернулся к докеру, сидевшему у мотора: — Непременно подождите!

Докер кивнул.

Яхтсмен ступил на транцевую площадку, Фальконер откинул транец, чтобы гость поднялся на борт. Взойдя на палубу, яхтсмен расправил блейзер и протянул руку:

— Я — Беттертон. Нед Беттертон.

— Я — Фальконер.

Эстерхази пожал протянутую руку, улыбаясь, но имени своего не назвал. От улыбки заныли царапины на лице. Подобное не повторится: Констанс заперта в трюме, в наручниках, с кляпом во рту. Но когда он вспоминал выражение ее лица в тот момент в доме в Ист-Энде, по спине бежал холодок. Ошибки быть не может. В ее взгляде он увидел холодную ясную ненависть — и глубокий спокойный ум. А ведь поначалу он принял эту женщину за душевнобольную, неполноценную психопатку. Какое заблуждение! Так ненавидят давнего смертельного врага, высчитывая, как и когда его умертвить. Жутко.

— Мое судно неподалеку, там… — Беттертон неопределенно махнул рукой. — Я вот подумал: не заглянуть ли мне в гости, не пожелать ли хорошего вечера и доброй ночи. Честно признаюсь, я восхищен вашей яхтой!

— Я польщен. Мне очень приятно, что вам так понравился «Фергельтунг», — заметил Фальконер, искоса глянув на Эстерхази. — Не хотите ли пройтись по нему?

— Конечно! — ответил Беттертон с энтузиазмом.

Эстерхази заметил, что гость так и стреляет глазами по сторонам, стараясь увидеть и запомнить побольше. Странно, что Фальконер предложил ему экскурсию: в пришельце смутно ощущалась фальшь. Не походил он на яхтсмена. Синий блейзер слишком дешевый, туфли — рассчитанная на городское использование имитация топсайдеров.

Они вошли в элегантный, изысканно отделанный салон. Фальконер пустился в описание характеристик и замечательных качеств яхты. Беттертон слушал по-детски жадно и завороженно, продолжая стрелять во все стороны глазами.

— Сколько у вас в команде? — спросил он.

— В команде у нас восемь. Еще я и мой друг, заехавший в гости на несколько дней. — Фальконер улыбнулся. — А как на вашей яхте?

— А, у меня трое, — махнул рукой Беттертон. — Вы недавно ходили в плавание?

— Нет. Мы тут уже несколько недель пришвартованы.

— И вы постоянно на борту? Жаль, пусть даже и на таком прекрасном судне! Весь Нью-Йорк у ваших ног и к вашим услугам.

— К сожалению, у меня нет времени на прогулки по городу.

Они прошли сквозь кают-компанию, заглянули на камбуз. Там Фальконер предъявил гостю вечернее меню, попутно расхваливая яхтенного кока. Эстерхази сопровождал неожиданно подобревшего Фальконера молча, раздумывая, к чему все это клонится.

— Камбала в трюфельном соусе и мусс из корнеплодов, — прочитал вслух Беттертон. — Прилично кушаете!

— Не хотите ли разделить с нами обед?

— Спасибо, но вечер у меня уже распланирован…

Прошли по коридору, отделанному маньчжурским ясенем.

— Не желаете ли взойти на мостик?

— Конечно!

Поднялись по трапу на верхнюю палубу, ступили в рулевую рубку.

— Знакомьтесь: капитан Иоахим, — представил Фальконер.

— Рад встрече, — ответил Беттертон, крутя головой. — Весьма впечатляет!

— Я более чем доволен, — отозвался Фальконер. — Чувство независимости, которое ощущаешь на такой яхте, ни с чем не сравнить, да вы и сами знаете. Радионавигационная система дальнего действия у нас превосходнейшая, лучшая из лучших.

— Я меньшего и не ожидал.

— У вас есть такая?

— Конечно же.

— Чудесное изобретение, не правда ли?

Эстерхази удивленно посмотрел на Фальконера. Радионавигационная система? Да это старье уже давно превзойдено системами джи-пи-эс…

Внезапно он понял, к чему ведет дело Фальконер.

— Какая у вас яхта? — спросил тот.

— А, у меня восьмидесятифутовый «Крис-крафт».

— «Крис-крафт», восемьдесят футов… у него приличная автономность?

— Да, конечно.

— А точнее?

— Восемьсот морских миль.

Фальконер задумался. Потом взял Беттертона за руку:

— Пойдемте, я покажу вам наши отдельные каюты.

Они спустились с мостика на жилую палубу. Но Фальконер там не остановился, спустился еще ниже, к моторному отсеку. Прошел по коридору к ничем не отмеченной двери.

— Интересно, — сказал он, открывая дверь, — какие двигатели на вашей яхте? И какой порт приписки?

За дверью оказалась не каюта, а вовсе не выглядящий роскошным складской отсек.

— О, я сам не слишком-то силен в морских делах, — хохотнул Беттертон. — В этом пусть капитан разбирается и команда.

— Забавно, — сказал Фальконер, поднимая крышку ящика. — Я предпочитаю во всем разбираться сам. Это ведь моя яхта.

Он вынул из ящика большой рулон парусины, развернул и расстелил на полу.

— Это и есть ваша отдельная каюта? — встревоженно спросил Беттертон.

— Нет, — ответил Фальконер, закрывая дверь.

Он посмотрел на Эстерхази, и тот заметил на лице немца жутковатую радость.

Беттертон глянул на часы:

— Увы, мне пора. Спасибо за экскурсию. Мне лучше…

И умолк, заметив в руках Фальконера обоюдоострый боевой нож.

— Кто ты? — спросил Фальконер тихо. — Чего хочешь?

Беттертон сглотнул. Растерянно посмотрел на нож, потом на Фальконера и снова на нож.

— Я же говорил. Моя яхта пришвартована…

Двигаясь с быстротой атакующей змеи, Фальконер схватил руку мнимого яхтсмена и воткнул острие в перепонку между большим и указательным пальцем. Беттертон завопил, дернул руку, пытаясь высвободиться. Но Фальконер держал крепко. Он подтолкнул гостя, чтобы тот встал на расстеленную парусину.

— Мы зря теряем время, — сказал немец. — Не заставляй меня повторять. Джадсон, прикрой.

Эстерхази вынул пистолет и отступил на шаг. Боже, какая мерзость! Зачем? Можно ведь обойтись и без этого. А Фальконер рад — видно, ему хочется резать и мучить.

Эстерхази ощутил подкатывающую тошноту.

— Вы совершаете серьезную ошибку… — угрожающе произнес Беттертон.

Но снова не успел договорить, поскольку Фальконер вонзил острие глубоко между пальцами.

— Я тебя убью! — заорал Беттертон.

Эстерхази смотрел, леденея от ужаса, как Фальконер, держа железной хваткой кисть незваного гостя, ковыряет и крутит в ней ножом.

Беттертон зашатался, зашипел сквозь стиснутые зубы, но ничего не сказал.

— Скажи, зачем ты сюда явился! — приказал Фальконер, втыкая нож глубже.

— Я вор! Вор! — выдохнул гость.

— Интересная версия. Но я в нее не верю.

— Я…

Не слушая, Фальконер ударил Беттертона коленом в пах, а когда бедняга согнулся от боли, хряснул лбом в переносицу. Гость, скуля, рухнул на парусину, из сломанного носа хлынула кровь.

Фальконер завернул угол полотнища, уложил на несчастного, опустился на парусину коленями, придавив грудь. Провел острием по мягкой коже под подбородком. Не могущий встать, растерянный и оглушенный Беттертон лишь крутил головой, мыча.

Фальконер вздохнул, то ли от сожаления, то ли от нетерпения, и воткнул острие на дюйм в подбородок, у самой шеи.

Наконец Беттертон заорал во всю мочь, забарахтался. Выждав немного, Фальконер вынул лезвие.

Несчастный закашлялся, выплюнул кровь.

— Я репортер.

Голос казался бульканьем, слова различались с трудом.

— Репортер? И что расследуешь?

— Убийство… Джун и Карлтона Броди.

— Как ты меня нашел?

— Местные подсказали… прокат машин… авиакомпания…

— Этому больше верится. Ты рассказал кому-нибудь обо мне?

— Нет!

— Отлично.

— Вы должны меня отпустить! Меня ожидают… докер в лодке…

Фальконер резко и точно полоснул по глотке репортера и мгновенно отскочил, чтобы не попасть под струю крови.

— О боже! — воскликнул Эстерхази в ярости и негодовании, инстинктивно отступив на шаг.

Беттертон схватился руками за рану. Кровь хлынула меж пальцев. Фальконер прикрыл парусиной судорожно дергающееся тело.

Эстерхази глядел, оцепенев от шока. Фальконер же спокойно выпрямился, вытер руки, расправил одежду и посмотрел на умирающего репортера с очевидным удовольствием. Затем повернулся к Эстерхази и спросил:

— Что, Джадсон, чересчур сильно для тебя?

Тот не ответил.

Они снова поднялись на верхнюю палубу. Эстерхази был совершенно выбит из колеи жестокостью Фальконера, его очевидным наслаждением пыткой. Прошел за немцем через салон на ют. Внизу еще ожидала моторная лодка.

Фальконер перегнулся через фальшборт и заговорил с блондинистым докером, сидевшим в ней:

— Вик, тело в переднем грузовом отсеке. Когда стемнеет, заберешь и выкинешь, но чтобы надежно.

— Да, сэр, — ответил докер.

— Тебе понадобится подходящая легенда насчет того, почему ты не вернулся с гостем. В общем, он оказался парнем что надо и мы пригласили его в короткий круиз.

— Так точно, сэр.

— Я бы предложил оставить тело в начале Риверсайд-парка — там глухие заросли и часто промышляют воры. Пусть думают, что его ограбили и прирезали. Можно и в море бросить, но потом в случае чего труднее будет объяснить.

— Да, мистер Фальконер, — ответил докер, завел мотор и отчалил в сторону гавани.

Фальконер проводил взглядом удаляющуюся лодку и, хмурясь, повернулся к Эстерхази:

— Меня отыскал чертов тупой репортер! Одно объяснение: он тебя выследил!

— Меня он выследить не мог. Я был очень осторожен. К тому же я в жизни не бывал поблизости от Мэлфорша.

Фальконер долго смотрел на него, сощурившись, затем расслабился:

— Ну раз так, будем считать, что разделались с проблемой всухую, герр Эстерхази?

Тот не ответил.

— Теперь в полной готовности ждем Пендергаста. Ты уверен, что надежно закинул крючок и твой агент непременно явится?

— С Пендергастом ни в чем нельзя быть уверенным, — ответил наконец Эстерхази.

Глава 62

Фелдер стоял в дальнем углу комнаты Констанс Грин в больнице «Маунт-Мёрси». Там же присутствовали доктор Остром, агент Пендергаст и лейтенант нью-йоркской полиции д’Агоста. Вчера полиция забрала все книги Констанс, ее личные записи, вещи и даже висевшие на стенах рисунки. Утром выяснилось, что доктор Пул — мошенник, выдавший себя за другого. Фелдеру пришлось вытерпеть разнос от настоящего доктора Пула, который растер Фелдера в порошок за неосмотрительность. Разве трудно было основательно проверить документы, позвонить в университет?

Пендергаст не трудился скрыть холодное презрение к ученым докторам, с такой легкостью выпустившим осужденную за убийство пациентку за пределы больницы. Отчасти его гнев пал и на Острома, но большую часть выплеснувшейся холодной ярости пришлось терпеть Фелдеру.

— Джентльмены, — говорил Пендергаст, — позвольте поздравить вас с первым побегом из «Маунт-Мёрси» за последние сто двадцать лет. Где нам прикрепить памятную табличку?

Джентльмены молчали.

Агент вынул фотографию из кармана, показал сперва Острому, затем Фелдеру:

— Вы узнаете этого человека?

Фелдер присмотрелся: размытый снимок симпатичного мужчины средних лет.

— Да, похож на Пула… однако я уверен: это не он. Возможно, брат?

— Доктор Остром, что скажете?

— Не знаю.

Пендергаст выудил из кармана тонкую капиллярную ручку, склонился над фотографией. Затем довершил работу белым фломастером. Закончив, повернулся к докторам и молча продемонстрировал результат.

Теперь Фелдер узнал. Вне сомнений, это он. Пендергаст лишь добавил короткую, в испанском стиле бородку с проседью.

— Господи боже, это же Пул!

Остром кивнул, жалко и беспомощно.

— Настоящее его имя — Эстерхази.

Пендергаст с отвращением швырнул фотографию на стол. Сел у стола, сомкнув пальцы, посмотрел отстраненно.

— Винсент, я оказался последним глупцом. Я думал, что загнал его в самый дальний угол. Не ожидал, что он сделает петлю и зайдет со спины, будто африканский буйвол.

Лейтенант не ответил. В комнате повисла неловкая тишина.

— В записке Констанс утверждает, что ее ребенок жив, — осторожно проговорил доктор Фелдер. — Как это возможно? Единственная причина, по какой она здесь, — это ее признание в убийстве.

Пендергаст взглянул на него с пренебрежением:

— Доктор, прежде чем воскрешать младенца, не лучше ли сначала позаботиться о матери?

Снова тишина.

Затем Пендергаст обратился к Острому:

— Так называемый Пул обсуждал с вами состояние Констанс, используя профессиональную терминологию?

— Да.

— Его суждения казались логичными и разумными?

— Принимая во внимание известное мне о мисс Грин, его суждения удивляли. Но разумность и состоятельность их не вызывала сомнений. Оттого я посчитал их верными. Он утверждал, что мисс Грин была его пациенткой. Причин сомневаться в этом я не видел.

Тонкие пальцы Пендергаста забарабанили по деревянному подлокотнику.

— По вашим словам, договариваясь о первом визите к мисс Грин, Пул попросил вас позволить ему побыть с нею наедине?

— Да.

Пендергаст перевел взгляд на лейтенанта:

— Думаю, ситуация теперь ясна. Кристально ясна.

Фелдер по-прежнему ничего не понимал, но решил смолчать.

— Это ведь Пул предложил, чтобы для Констанс устроили выход за пределы больницы? — спросил Пендергаст, обращаясь к Острому.

— Да, это так.

— Кто оформлял необходимые бумаги?

— Доктор Фелдер.

Под взглядом Пендергаста Фелдер вздрогнул и поежился.

Агент ФБР обвел комнату внимательным пытливым взглядом. Затем обратился к лейтенанту:

— Винсент, эта комната — и больница в целом — более не представляют для нас интереса. Необходимо сосредоточиться на записке. Не могли бы вы показать ее еще раз?

Д’Агоста вынул из кармана пиджака фотокопию записки, сделанную ранее Остромом.

Пендергаст взял ее, прочитал раз, другой.

— Женщину, принесшую записку, выследили? — спросил он.

— Нет. И в записке не слишком-то много написано, — заметил лейтенант.

— Не слишком много, но, возможно, вполне достаточно, — ответил Пендергаст.

— Не понимаю, — сказал д’Агоста.

— В записке отчетливо видно, что похитивший Констанс знает, куда ее отвезут и зачем. Сама же Констанс об этом не догадывается.

— То есть Пул, он же Эстерхази, фактически все ей рассказал?

— Именно. Обратите внимание на повторенную им фразу: «Все придет к возмездию». Он постарался обратить на нее внимание Констанс.

— И что?

— Эстерхази всегда чрезвычайно высоко ценил свое остроумие. «Придет к возмездию». Вам это выражение не кажется странным?

— Не уверен. Ведь смысл похищения как раз в том, чтобы отомстить. Совершить возмездие.

Пендергаст нетерпеливо махнул рукой:

— А если Эстерхази говорил не о действии, а об объекте?

Повисла долгая тишина.

— Эстерхази увозит Констанс в некое место, называемое «Возмездие». Возможно, старый фамильный особняк. Землевладение. Некая фирма либо фабрика. Подобную игру словами Эстерхази обожает и непременно употребит в тот момент, который считает моментом своего наивысшего триумфа.

Д’Агоста покачал головой:

— Как-то сомнительно. Кому придет в голову назвать что-то «Возмездием»?

Холодные серебристые глаза впились в полицейского.

— У нас есть другой след?

— Кажется, нет. — Лейтенант развел руками.

— А разве сотня нью-йоркских полицейских, разыскивая наугад, тычась куда попало и ломая дрова, имеет больший шанс на успех, чем я, идущий пусть и по сомнительному следу?

— Оно так, но как отыскать подобное место? Это хуже, чем иголку в стоге сена.

— Я знаю того, кто чрезвычайно искусен в таких розысках. Винсент, полагаю, нам пора идти. У нас мало времени. Джентльмены, мы готовы покинуть больницу, — сообщил Пендергаст докторам.

По коридору он шел так быстро, что Острому с Фелдером пришлось едва ли не бежать трусцой. На ходу агент достал мобильный телефон, набрал номер.

— Мим? — сказал он в трубку. — Это Пендергаст. У меня новая работа для вас. Боюсь, снова весьма трудная.

Пока шли к выходу, Пендергаст торопливо говорил вполголоса по телефону, а у выхода захлопнул его со звучным щелчком.