Заклятые пирамиды Орлов Антон

Когда она откинула черную сетчатую вуаль, Дирвен понял, что она и впрямь красавица. Вроде ядовитой орхидеи: глаз не отвести, и в то же время сквозит в ее завораживающей прелести что-то отталкивающее, с намеком на опасность. Черты лица неправильные и слишком резкие, но все равно хороша, словно демоница, явившаяся из Хиалы прельщать смертных.

Посмотрев в упор на вытаращившегося Дирвена, она подарила ему царственную насмешливую улыбку, и он отшатнулся, словно получив удар под дых. Нальве это не понравилось, та что-то прошептала, нахмурившись, как будто сделала подруге замечание, а на амулетчика Ложи глянула сердобольно, как на босого или голодного.

Дирвен весь вечер был на взводе: первое боевое задание, настоящие враги – вот они, на расстоянии вытянутой руки, главное – не подвести, не позволить им взять верх. Жалко, что пока нельзя подобраться к ним поближе с «Ищейкой Джалюнсой», чтобы удостовериться в наличии «ведьминых мясорубок». Поисковому амулету дали имя первой ктармийской смертницы. Пробиться сквозь маскирующие заклятия «Джалюнса» сможет только рядом с объектом, но тогда велик риск, что ее засекут, поэтому перехватчику надлежит действовать, перед тем усыпив подозреваемых.

После ужина те направились из закопченного общего зала в свою комнату в пристройке. Лучшие помещения находились на втором этаже «Трех шишек», но Энга с Нальвой даже не пытались включиться в шумную перепалку между рвущимися туда доброжительницами. Еще бы, из пристройки проще будет втихую выбраться на рассвете, чтобы смыться в лес.

Каморка, отведенная Дирвену, находилась там же. На подоконнике тускло светила масляная лампа, около нее с шуршанием кружили серокрылые мертвяницы – их пухлые мохнатые тельца были длиной с мизинец, таких крупных он еще не видел. Под полом возились и пищали мыши.

Он растянулся на кровати, не раздеваясь. Хуже всего то, что просто убить этих гадин нельзя. Чревато. В момент смерти ужасательницы «ведьмина мясорубка» сработает и разнесет все, что находится вокруг, – согласно своей мощности. Иначе говоря, и от Дирвена, и от «Трех шишек» со всеми постояльцами ничего не останется. Он должен, используя «Паучью флейту», погрузить обеих женщин в оцепенелое состояние, потом с помощью «Болотной патоки» намертво склеить и привести в негодность их «мясорубки», после чего послать мыслевесть амулетчикам из группы поддержки, которые сразу двинутся сюда, чтобы захватить обезвреженных посланниц Ктармы.

Выждав, когда все, кроме сверчков, мышей и мертвяниц, затихнет, он на цыпочках прокрался к двери (петли заранее смазал, чтобы не скрипели) и выглянул в коридор. Падавший из его каморки свет выхватил из сумрака небольшой участок некрашеного щелястого пола и ведро, которого здесь, как пить дать, не было, когда Дирвен заходил к себе в «номер». Так и запнуться недолго, если пробираться в потемках, вот было бы грохоту.

В этой пристройке располагались еще две комнатушки, и ту из них, что попросторней и подороже, заняли Энга с Нальвой, а вторую – простуженная доброжительница, похожая в своих одежках на кочан капусты, небогатая вдова из Милопы. Ей ничего не сделается, разве что спать будет крепче под «Паучью флейту».

Движение справа, на уровне колена. Проворно отступив к своей двери, Дирвен успел заметить небольшую округлую тень с улиточьими рожками на вырастающей прямо из плеч приплюснутой голове. Тень шмыгнула в темноту и исчезла, лишь половица едва слышно скрипнула. «Ведро», кто бы сомневался, тоже исчезло. Вот разиня, чворка не распознал! Хотя он ведь не маг вроде учителя Орвехта, чтобы видеть волшебный народец сквозь морок, а «Правдивое око», наделяющее его такой способностью, сейчас не задействовано: чтобы не рассредоточивать внимание, он снял контроль с тех амулетов, которые не имели отношения к выполнению задачи.

В комнате ужасательниц было тихо. «Ищейка Джалюнса» через дверь ничего не уловила, нужно подойти ближе. Повинуясь мысленному приказу, «Паучья флейта» неслышно заиграла, погружая в сон и женщин, и мышей, и сверчков, и припудренных серой пыльцой бабочек-мертвяниц. Разве что насчет чворков надвое, уснут или нет, но они в этом деле не помеха.

После этого он приложил к замочной скважине «Ключ Ланки», воровской амулет, отпирающий любые двери, и нехитрый механизм послушно лязгнул.

В комнате пахло водяными лилиями и мускусом. На столе, накрытом протертой до дыр скатертью с истрепанными кистями, стояла масляная лампа, такая же, как в каморке у Дирвена, и вокруг валялись мучнисто-серые ночные бабочки, то ли мертвые, то ли убаюканные, а рядом красовалась кокетливая шляпка с черной сеткой и розой, искусно сделанной из кусочков кожи.

Энга лежала навзничь на двуспальной кровати, накрытой серовато-синим одеялом со свалявшимся ворсом. Полностью одетая, сняла только сапоги. Густые светлые волосы рассыпались, грудь с двумя округлыми холмиками размеренно вздымалась. Нальвы нигде не было, не под кроватью же она прячется. Или, может, ей на двор по нужде понадобилось?

Сейчас он выведет из игры ту «мясорубку», которая находится у Энги Лифрогед, а со второй разберется позже.

«Болотная патока» выглядела невзрачно: небольшой брусок, как будто сделанный из темного воска, его надо положить ужасательнице на лоб, потом на ямку между ключицами, потом на грудь, потом на пупок, потом на чрево, и каждый раз медленно считать до трех. Держа его наготове, Дирвен склонился над девушкой и отдал команду «Джалюнсе», а в следующий миг едва успел отклониться в сторону, уходя от удара.

С врезавшимся в челюсть кулаком он почти разминулся. Ага, почти. Все равно досталось, а вскочившая светловолосая ведьма – сна ни в одном глазу! – набросилась на него, как вошедшая в раж кошка. «Патока» отлетела под стол. Ну и пусть там полежит, пока Дирвен управится с этой гадиной.

Он двинул Энге кулаком в грудь. Прием грязный, но эффективный, безотказно вырубает. То есть должен вырубать… От удара Энга подалась назад – и это был весь результат. Ни вопля, ни болезненной гримасы, в глазах все тот же блеск бешеного азарта. И «Паучья флейта» ее не берет – как некоторых сильных магов, вроде учителя Орвехта, и боли она не чувствует, словно неживая… Обрывком мелькнула мысль: они в этой Ктарме совсем уже, что ли, умом тронулись, если таких ценных посылают жертвовать собой? Или смертница только Нальва, а Энга ее сопровождает? Или она кому-то из главарей насолила и от нее хотят избавиться?

Дирвен и ведьма боролись яростно, но молча, не в их интересах было поднимать шум на весь постоялый двор. Аромат ее духов – водяная лилия и мускус – окутывал их сладким облаком.

Он пытался использовать амулеты, она закрывалась защитными заклятиями – боевая ничья. И врукопашную она дралась умело, не хуже парня, которого учили хорошие наставники. Кончилось тем, что Дирвен оказался распластан на полу, как пришибленная лягушка, а победительница уселась на него верхом.

В животе и под ребрами по-страшному болит, правая рука словно отнялась, левую вывернули так, что еще чуть-чуть – и кость хрустнет.

– Если ты, маленький паршивец, сломал обруч в моей шлайке, умирать будешь очень долго и очень мучительно.

Что такое шлайка, он вспомнил с трудом. Приспособа дамская, короткая нижняя юбка из плотной материи, с обручем по подолу. Никак не мог понять, зачем божественно изящная Хеледика носит под некоторыми из своих платьев эту штуку, а она объясняла – модно. У Энги под черной дорожной юбкой такая же бандура надета. И Дирвена сейчас убьют за шлайку, вряд ли уцелевшую в драке, а вовсе не потому, что он амулетчик Светлейшей Ложи. Бред какой-то, правда же?

– Для начала скажи, кто тебя послал и что ты хотел со мной сделать?

А вот это уже вопрос по существу… Дирвен молчал. На миг она усилила нажим, и он тихо взвыл от боли.

– Не ори, а то хуже будет.

Одуряющий запах водяных лилий и мускуса. Длинные глаза ведьмы, тщательно обведенные углем, смотрели на пленника насмешливо и с откровенным жестоким удовольствием. Чтобы не глядеть в эти глаза, он отвернул голову – и увидел то, что понравилось ему еще меньше.

В углу комнаты, под столом, валялся темный брусок длиной с палец. Будь у Дирвена не столь острое зрение, он вряд ли бы разглядел «Болотную патоку» в густой тени, которая медленно шевелилась, уплотнялась, еще мгновение – и из тени вылепился чворк. Возможно, тот самый, что некоторое время назад прикинулся ведром в коридоре.

Эти волшебные твари всегда готовы слопать какой-нибудь мелкий предмет, оброненный на пол и закатившийся под шкаф или за диван. Когда Дирвен был маленький, мама говорила: «Клади свои игрушки на место, иначе их чворки съедят!» Но то игрушки, а то амулет… Обычно этот народец остерегается жрать амулеты, однако в том-то и дело, что «Болотная патока», не столь давнее изобретение ученых Светлейшей Ложи, до поры до времени никак не проявляет своих магических свойств. Пузатый человечек с улиточьими рожками принял ее за безобидную вещицу, потерянную людьми.

– Чворк! – в панике выдавил Дирвен.

– Ты боишься чворков? – ухмыльнулась Энга. – Право же, лучше бы ты боялся меня. Они тебе ничего не сломают, а я сломаю, если откажешься удовлетворить мое любопытство.

Что будет, если чворк проглотит «Болотную патоку»? Вероятно, ничего хорошего – ни для чворка, ни для одноразового амулета, который стоит больше, чем золотой слиток такой же величины.

– Будем отвечать на мои вопросы? – поинтересовалась ведьма почти ласково. – Ты хорошенький, жалко тебя калечить…

– Не дождешься, жабья гадина, – прошипел Дирвен, снова вспомнив залитую солнцем площадь, усыпанную окровавленными кусками мяса, костями, внутренностями, клочьями одежды, и нахохлившуюся каменную сову, печально взирающую на это со своего постамента.

– Грубить не советую. – Левую руку снова прошила короткая боль. – Кто тебя подослал?

Ей удалось наглухо перекрыть его связь с амулетами, и он теперь не мог ни от нее защититься, ни остановить чворка, ухватившего пухлой лапкой в младенческих перетяжках брусок «Болотной патоки».

С отчаяния Дирвен снова хотел выругаться, но тут скрипнула дверь, и раздался голос Нальвы Шенко, удивленный и настороженный:

– Это еще что такое?

– Пока ты причиняла людям добро, меня чуть не изнасиловали, – сообщила Энга таким тоном, словно ей презентовали коробку конфет.

– А ну-ка, слезь с него, – нахмурившись, потребовала Нальва.

– Он сунулся ко мне с каким-то пакостным амулетом, а перед тем пытался меня усыпить и почти преуспел, – ведьма перешла на серьезный тон. – Да еще играет в героя. Надо его допросить.

– Я сказала, слезь! Ушиб печени, ушиб селезенки, совести у тебя нет… Сначала я свое дело сделаю, а после будешь допрашивать.

Ведьма скривилась – мол, все бы вам отнимать у меня игрушки, – но в этот раз послушалась.

Ее подружка опустилась возле Дирвена на колени, в тусклом свете масляной лампы блеснул нож, извлеченный из-за пазухи. Значит, сейчас начнут резать, и даже оружие не выбить, потому что Энга удерживает одну его руку, а другая по-прежнему онемелая, пальцем не шевельнуть. Он решил, что назло им глаза не закроет.

– Тавше, силы твоей прошу, – подняв короткий клинок острием к потолку, прошептала Нальва.

Что?.. Быть того не может!..

Спрятав ритуальный нож, служительница Милосердной положила ладонь ему на левое подреберье, и боль начала утихать. Дирвен зажмурился от стыда и отчаяния. Идиот! Обломался, как последний дурак… И лазутчики хороши, это они во всем виноваты: не разобрались, кто есть кто, и дали ему ложную наводку. Лекарка под дланью Тавше не может быть ужасательницей, ибо тогда богиня враз лишит ее своей милости. Как бы подозрительно ни выглядели Нальва Шенко и Энга Лифрогед, от кого бы ни скрывались, что бы ни заставило их пуститься в это путешествие, к делам Ктармы все это не имеет никакого отношения.

– Госпожа лекарка, простите меня, – глухо произнес Дирвен. – Я ошибся. Я же не знал, кто вы. Ты тоже извини, – он взглянул на Энгу, перед ней, стервой, извиняться не хотелось, но лучше бы уладить вопрос без проволочек, чтобы не упустить настоящих посланниц Ктармы. – Я теперь знаю, что вы – не они, и зря я сюда вломился…

– Лежи пока, – остановила Нальва, когда он попытался приподняться. – Я еще не закончила тебя лечить.

– Пожалуйста, забери у чворка амулет, – взмолился Дирвен, обращаясь к Энге. – Я еще хоть десять раз перед тобой извинюсь, только забери поскорее, это очень важно!

– Поздно, – невозмутимо отозвалась ведьма. – Уже оприходовали. И боюсь, чворку это впрок не пошло…

Не обращая внимания на тихий сердитый возглас лекарки, Дирвен вывернул шею. Чворк колыхался, словно слепленный из теста. Его рот – надо сказать, внушительных размеров, хотя и беззубый, – был широко разинут, как у задыхающейся рыбины, круглые темные глаза выпучились, точно вот-вот выскочат из орбит. Казалось, что-то распирает его изнутри, он все больше разбухал и едва умещался под столом, напоминая поднявшееся на дрожжах тесто, а потом его натянутая кожа лопнула, и на пол вывалилась куча мелкого хлама – медяки, ложки, шпильки, гвозди, цветные нитки. Все это потерянное добро просвечивало изнутри в прозрачном черноватом желе, будто лягушачья икра. Останки чворка смахивали на куски разломанной восковой куклы.

– Предполагалось, что со мной произойдет то же самое? – холодно осведомилась Энга. – Милый мой, да я ж тебя за это…

– Нет! Это на чворка так подействовало, а в тебе амулет должен был уничтожить магическое оружие, то есть я думал, что в тебе есть такое оружие, потому что ошибся. Вы подозрительно выглядите и словно от кого-то убегаете, поэтому вас приняли… в общем, за них. Я же извинился!

– Мы и правда убегаем, – подтвердила ведьма. – Попались на шоколаде. Это у вас в Ларвезе можно есть шоколад, сколько влезет, а в Молоне считается, что это порок хуже воровства. Хотя была еще причина… Я отказала одному магу, который пытался затащить меня в постель. Я девственница и хочу сберечь свою честь нетронутой для будущего мужа, а этот женатый старикашка сначала домогался, потом начал за мной шпионить, и его стараниями нас с Нальвой застукали, когда мы ели напополам плитку контрабандного шоколада, купленную на черном рынке. Мы от них оторвались, сейчас нам надо перейти через границу.

Дирвен виновато хлопнул ресницами – вот как, она, оказывается, девственница, не то что предательница Хеледика! – а потом до него дошло главное:

– С чего ты взяла, что я из Ларвезы? Я из Милопы!

– Ага, конечно. С каких это пор в Милопе завелись господа?

Прокололся… Назвал лекарку «госпожой», а в Молоне со времен Доброй Революции нет никаких господ, и это слово официально упразднено, все друг другу доброжители. Теперь ему в довершение всего еще и по истории новых времен оценку аннулируют!

– Не бойся, мы тебя не сдадим, – сменив тон на миролюбивый, заверила ведьма. – Ну, ошибся, с кем не бывает. Главное, что разобрались, не успев друг друга покалечить.

Лекарка, по-прежнему колдовавшая над Дирвеном, скептически хмыкнула: у нее на этот счет имелось другое мнение.

– А вместо извинений лучше возьми нас с собой на ту сторону, – добавила Энга. – Ты ведь, наверное, знаешь здешние тропки?

– Мне сначала найти их нужно. Тех, которые настоящие. Иначе они много народа в Ларвезе убьют.

– Я б тебя, такого умного, одного на такое дело не послала.

– По-другому нельзя, они почувствуют и что-нибудь выкинут. У них очень мощная и непонятная магическая защита.

– Уф, закончила, – пробормотала Нальва, неловко поднимаясь на ноги. – Вот зачем тебе понадобилось так его отделать?

Она тяжело, как старуха, уселась на кровать и позвала вымотанным голосом:

– Теперь ты иди сюда, чего ждешь!

Энга встала перед лекаркой, и Дирвен с некоторым облегчением подумал, что ей, значит, тоже в драке перепало, раз нуждается в помощи. Не такой он рохля, чтобы подчистую проиграть девице, хотя бы и ведьме.

Потом Энга вытащила из котомки стеклянную банку, развязала шнурок, сняла крышку из вощеной бумаги и принялась кормить подругу с ложки. Гречишный мед с орехами. Ага, когда лекарь под дланью Тавше призывает божественную силу, чтобы помочь больному, на него после этого нападает истощение.

Сидя на полу, он хмуро глядел на останки чворка. Как ему теперь решить эту задачу с одной «Болотной патокой»?

– Кажется, я знаю, кто тебе нужен… – задумчиво протянула Энга. – Они приехали сюда вместе с нами, и в дороге я раза два улавливала исходящий от них магический фон, довольно необычный: возникало представление как о бомбе большой силы, но буквально на миг – можно было подумать, что померещилось.

– Да! – Дирвен рывком подался вперед, со стороны могло показаться, что он стоит перед ведьмой на коленях, ну и ладно, лишь бы сказала. – Это, видимо, они… Пожалуйста, кто это?

– Женщины, которые всем говорили, что едут в Милопу, будто бы мать и дочь. Они ночуют в пристройке по другую сторону от хозяйского дома.

– Ночью оттуда кто-то вышел, – вмешалась Нальва, она уже отобрала у Энги банку с медом и ела самостоятельно, каждый раз тщательно облизывая ложку. – Я лечила доброжительницу Итосию, нашу соседку, от начавшегося воспаления легких, ее окно выходит на другую сторону. Там вроде бы открывалась дверь, и кто-то проходил через двор, еще до того, как нас обеих сморило. Не знаю, они или нет… Но я могу сходить посмотреть.

– И как ты объяснишь добрым людям свой ночной визит?

– Скажу, что тебя ищу, потому что ты где-то шлендаешь.

– Спасибо. Уж как это пойдет на пользу моей репутации…

– Подождите! – встрепенулся Дирвен, когда лекарка решительно поднялась и набросила на плечи куртку. – Возьмите, вот! Это прикроет вас…

Он вытащил из потайного кармана подвешенную на шнурке каплю из желтоватого стекла с семечком укрыв-травы внутри. Взяв амулет, Нальва деловито кивнула и отправилась на разведку.

Оставшись наедине с Энгой, Дирвен буркнул, глядя в сторону:

– Извини, ладно? И за то, что я тебя так ударил, тоже извини, я ведь думал, ты из этих… Просто я один раз видел, как такая гадина убила людей у нас в Аленде.

– Ктарма?

– Да. Ты поосторожней об этом думай, они это чувствуют.

– Я умею закрываться. А твой удар, спору нет, был не рыцарский, но я успела защититься чарами. Иначе бы не простила, не надейся. Амулет, который достался чворку, должен был разрушить «ведьмину мясорубку»? А что бы он сделал, если во мне нет никакой «мясорубки»?

– Ничего бы не сделал, эта штука для людей не опасна.

– Ладно, будем считать, что помирились.

Он согласно кивнул, но ужасающее ощущение провала не отпустило. Скоро подойдет черед второй попытки, лишь бы снова не облажаться… А пока есть время, лучше заняться делом. Устроившись на табурете, Дирвен начал выкладывать на драную блекло-розовую скатерть свои амулеты. Наверняка во время драки с ведьмой им тоже досталось, и сейчас он с каждым по очереди «разговаривал», восстанавливая нарушенную связь.

Энга тем временем расчесала волосы, оправила жакет, с недовольным выражением лица ощупала сквозь юбку пресловутую шлайку, надела и зашнуровала валявшиеся под кроватью сапоги. За Дирвеном она наблюдала с бесцеремонным интересом, его это раздражало и немного смущало. Пусть она, в отличие от Хеледики, девственница, такое впечатление, что скромности у нее на грош не наберется.

К сладкому аромату водяной лилии и мускуса, который вначале безраздельно господствовал в этой комнатушке, все сильнее примешивалась вонь затхлого заплесневелого погреба, исходившая от мертвого чворка под столом.

Хлопнула входная дверь, послышался торопливый скрип половиц, и на пороге появилась Нальва. Едва увидев ее озабоченное и расстроенное лицо, Дирвен понял, что ничего утешительного не услышит.

– Ушли они. Прямо посреди ночи, пока ты на нас охотился. Доброжительница, которая по соседству с ними остановилась, сказала, что перед тем какой-то мужчина в окошко стукнул.

– Видимо, проводник, который должен перевести их через границу, – предположила Энга. – Решили не дожидаться утра, чтоб никаких вопросов. Но вряд ли они умотали далеко. Скорее всего, дожидаются рассвета в придорожном лесу, так что отрыв у тебя небольшой. О, это что – «Победитель ядов»? – она ловко выхватила у него из-под носа голубую стекляшку с индигово-синей сердцевиной. – Нальва, глянь, что у него есть!

Лекарка кивнула.

– Отдай! – попросил Дирвен. – Это мне выдали, чтобы меня во время задания не траванули.

– Между прочим, ты мне должен за ущерб, шлайка таки сломалась. И я тебе хорошо доплачу.

– Нам такой амулет правда нужен, – добавила Нальва раньше, чем он успел возразить. – Его начинка – редкий ингредиент для противоядия, которое нам надо приготовить, это очень важно.

– Он же не мой, – растерянно произнес Дирвен, подозревая, что по-хорошему Энга «Победитель ядов» не отдаст, а каково с ней драться, он уже проверил на своей шкуре. – Мне его сдавать… туда, откуда меня послали.

– А если ты выполнишь задание, разве руководство Ложи не простит тебе потерю амулета? – вкрадчиво поинтересовалась ведьма. – Предлагаю договор: я помогу тебе разделаться с убийцами, а ты за это расплатишься «Победителем ядов» и переведешь нас с Нальвой на ларвезийскую сторону. Идет?

– Идет, – решил он после недолгих колебаний: эмиссар Ложи вправе заключать сделки с подвернувшимися союзниками, если это поспособствует выполнению задачи.

– Призываю Тавше в свидетели, – тут же прибавила лекарка, скрепив договор. – Кстати, как тебя зовут?

– Дирвен.

– Выходим на рассвете, – заявила Энга, словно само собой разумелось, что командовать будет она. – И давайте выспимся, пока можно. Особенно тебе, Нальва, стоит выспаться, чтобы восстановить силы. Лучше в комнате Дирвена, а не около этой радости, – она указала на чворка, в тени под столом похожего на кучу грязного хлама.

– Как мы объясним утром хозяину это безобразие… – сокрушенно пробормотала лекарка, словно раздумывая, внять ее совету или нет.

– Никак не объясним, потому что утром нас уже след простынет. Иди спать, ты же за вечер два раза подряд черпала силу у Милосердной.

Когда дверь за ней закрылась, ведьма доверительно шепнула Дирвену:

– Эти лекари под дланью Тавше все ненормальные. Не жалеть себя – для них обычное дело. «Мясорубки» у твоих клиенток мощные?

– Хватит, чтобы целый квартал в городе снести. То, что я однажды видел… Там была не самая мощная, людей разорвало, целую толпу, а статуя совы на площади даже с постамента не свалилась, но в этот раз они приготовили дрянь похуже. Ты защиту держишь? Они на расстоянии улавливают, когда о них думают и говорят. Для магов это тоже опасно, иначе против них послали бы мага.

– Не беспокойся, меня не уловят, а Нальву в подробности лучше не посвящать. Тебя, как я понимаю, прикрывает амулет?

Дирвен молча кивнул.

Непонятно с этой Энгой, какая-то особенная она ведьма, не такая, как другие, – или просто самонадеянная сверх меры. Хотя с ней ведь до сих пор ничего не случилось, несмотря на разговоры о Ктарме.

– Прямо так и пойдешь? – поинтересовался он, когда та расшнуровала и сбросила сапоги. – У меня есть запасная одежда, и ты могла бы переодеться, в лесу в штанах будет удобней.

– Чтоб я вырядилась как парень? – фыркнула Энга. – Еще чего хорошего предложи.

– А что в этом такого?

– Неприлично. Прими к сведению, я не из тех девушек, которые позволяют себе что угодно. – Она, как была в жакете и в юбке, с ногами забралась на кровать, завернулась в одеяло, отодвинулась к стенке. – Сам-то спать собираешься?

Дирвен поглядел на жутковатую кучу под столом, на черное стекло ветхого окна, в котором ни зги не видно, кроме отражения тусклой масляной лампы, и понял, что невыносимо устал. Тоже сбросил сапоги и, уже улегшись с краю на кровать, угнетенно прошептал:

– У меня только одна «Болотная патока» осталась, без нее «мясорубку» не уничтожить. А если ужасательницу убить, в момент ее смерти «мясорубка» сработает.

– В Разлучных горах есть глубокие ущелья, пропасти? – зевнув, сонным голосом поинтересовалась Энга.

– Есть, а что?

– М-м, это замечательно… Остальное сам додумай. И давай все-таки спать, а завтра с утра пораньше пойдем охотиться на твоего снарка.

– На кого? – переспросил Дирвен, решив, что он что-то не так расслышал.

– На кого надо. Спокойной ночи.

Пласоха, лесная плакальщица, была еще молодая, и века на свете не прожила. Чуять издали пролитую кровь и пронзительно-заунывно вопить она уже научилась, а разговаривать по-человечески – еще нет, для этого надо дожить до трехсот лет и ума набраться. Но в этот раз она успела на кровь первая, потому что увязалась из любопытства за путниками.

Люди как люди: один в штанах и в шляпе, две в платках и в юбках. Торопятся. Мужчина, которого пласоха и раньше в лесу видела, шагал впереди, показывая дорогу. На плече у него висело двуствольное охотничье ружье, к котомке был приторочен самострел – таких злых вещей нужно остерегаться, иначе не доживешь до трехсот лет. Две женщины, зрелая, как осеннее яблоко, и юная, как ранняя бабочка, поспешали за ним, стараясь не отставать. Временами от них так и разило затаившейся дурной смертью, но когда пласоха начинала испуганно принюхиваться – ничего не чувствовала, как будто ей померещилось.

Они попросились на ночлег в избушку к старухе-травнице. Та жила здесь с весны до осени, нынче с подросшим внуком, которого обучала своему ремеслу.

Пласоха через слуховое оконце пробралась на чердак. Она была величиной с крупную ворону, только вместо птичьей головки – человеческая, с маленьким бледным личиком и венчиком из перьев. Что-то ее манило, словно предчувствие, что утром можно будет угоститься теплой кровью. Избушка была славная, бревенчатая, с натопленной печкой. Хорошо пахло травами, снизу доносились голоса, но пласоха людской речи не разумела.

Едва начало светать, внук травницы – весь в оберегах, чтобы никому из лесного народца не достаться, – взял короб и отправился собирать по утренней росе что-то нужное. После этого и гости двинулись в путь. Перед тем они поговорили во дворе с хозяйкой, и пласохе, которая подсматривала сверху, показалось, что старухины слова бабе с девкой не понравились, а мужчина в это время рылся в своей котомке и на их разговор внимания не обращал.

Лесная плакальщица последовала за путниками, перепархивая с дерева на дерево, таясь среди ветвей. Женщины шептались между собой, потом окликнули провожатого, и молодая, что-то сказав, припустила обратно, а те двое остались ее ждать. Забыла, что ли, какую вещь? Рассудив, что там будет интересней, чем здесь, пласоха устремилась за ней. И не прогадала.

Ничего девка не забыла. Подскочив во дворе к старухе, ткнула ее ножом – раз, другой – и бегом обратно.

Травница осталась лежать у порога своей избенки, истекая кровью. Хоть и старая кровь, а все равно сладкая, парная… Слетев на землю, пласоха жадно лакала, далеко выбрасывая длинный черный язычок – проворный, не хуже змеиного.

Потом, откуда ни возьмись, появилась пришлая женщина. Не обращая внимания на кровопийцу, опустилась рядом на колени, подняла над головой нож, что-то прошептала, и на нее водопадом хлынуло с небес дивное сияние. Вся пронизанная и окутанная этим чудом, она склонилась над травницей, до сих пор не испустившей дух.

Пласоха, на всякий случай упорхнувшая в сторону, вернулась и опять принялась торопливо лакать. Насытилась на несколько дней вперед, но вдоволь, чтоб уже не лезло, напиться не успела. И что гораздо хуже, прозевала появление новых людей.

В нее швырнули шишкой, больно стукнувшей по голове. Заполошно хлопнув крыльями, она взлетела, забилась в пышную крону посаженной возле дома рябины.

Этих было двое, один в штанах и в шляпе, другая в платке и в юбке. Сами пешком, котомки навьючены на лошадку.

Женщина, прибежавшая первой, что-то сказала новоприбывшим. Ей дали иглу с ниткой, и тогда она, к великому удивлению пласохи, начала старухины раны зашивать, словно прорехи на одежде – разве людей шьют, будто тряпичных кукол? Одновременно с этим занятием она обволакивала раненую хозяйку своим чудным сиянием, и лесная плакальщица поняла, что та сегодня не умрет. Жаль только, что хорошая лужа крови пропадает без пользы, но пока они здесь, лучше не соваться, не то опять шишкой бросят.

Старуху занесли в комнаты, из окна доносились голоса: все трое говорили, порой присоединялся слабый дребезжащий голосок хозяйки. Пласоха с вожделением глядела на вкусную остывающую лужу: и хочется, и боязно.

Так и не решилась слететь вниз. Правильно сделала, потому что вскоре наружу вышел парень, весь опутанный волшебной паутиной послушной ему магии, следом девка с ярко-красными, словно кровью намазанными губами и белой челкой, падавшей из-под платка на глаза. Девка была волшебницей, это пласоха поняла сразу, и притом странной волшебницей: казалось, есть в ней что-то неправильное, обманчивое… Может, если бы маленькая лесная плакальщица прожила на этом свете подольше, она бы поняла, в чем тут загвоздка.

Эти двое завели свою лошадку в сарайчик, защищенный от лесного народца вырезанными на бревнах рунами и подвешенными под застрехой оберегами, надели котомки и отправились по еле приметной тропинке в ту сторону, куда ушли прежние гости. И тоже вовсю торопились.

Пласоха не знала, что делать: то ли полететь за ними – интересно же, что будет, если те и другие встретятся, то ли впрок напиться крови, пока никто не гонит. Жалко, что нельзя разделиться надвое!

Аппетит победил. Опустившись на землю около загустевшей лужи, она снова начала лакать, в этот раз кося глазами по сторонам и чутко прислушиваясь: не возвращается ли из леса внук травницы, не собирается ли выйти на крыльцо оставшаяся в избушке женщина, не пожалуют ли еще какие гости?

Дирвен отправил дежурному магу мыслевесть с наводкой на ужасательниц, чтобы в Ложе знали, кого ловить, если с ним что-нибудь случится, и сообщил, что в настоящее время преследует их в Разлучных горах неподалеку от границы. Энга не ошиблась, точно те самые. Старуха-травница, тоже почуявшая «ведьмины мясорубки», по недомыслию об этом брякнула, и ее чуть не убили. Выжила только потому, что поблизости Нальва оказалась. Лекарка осталась со своей пациенткой, а Дирвен и его союзница бросились в погоню.

Энга сменила шляпку с розой на платок, но расстаться со шлайкой ни в какую не согласилась. В повязанном на крестьянский манер платке она смахивала на рослую фермерскую дочку, даже модный жакет с черным галуном ничего не менял: разжилась обновкой на ярмарке. Шлайка, может, и не мешала ей перелезать через коряги и карабкаться на крутые склоны, но все равно смотрелась не к месту. Сказав об этом вслух, Дирвен схлопотал затрещину. Надо было ему, как и той бабке из лесной избушки, благоразумно помалкивать.

Сам напросился: учитель Орвехт как-то заметил, что критиковать дамские туалеты – занятие неблагодарное и зачастую чреватое. Надо бы почаще вспоминать наставления учителя.

По следу вел поисковой амулет, который обмакнули в старухину кровь. В некотором смысле повезло, что те ранили травницу: в ближайшие день-два «Эхо убийцы» их не упустит.

Энга оказалась барышней выносливой, не приходилось из-за нее плестись прогулочным шагом. Впечатление она производила загадочное, но у Дирвена были на ее счет кое-какие предположения, которыми он счел за лучшее вслух не делиться. Допустим, он себя выдал, что не молонец, однако с ней-то и вовсе дело темное… Интересно, у нее на родине все такие высокие или она и там выглядит девицей гвардейских статей? И как давно она в Сонхи? И кто такая – магичка-путешественница или возвратница? Энга как пить дать из другого мира, отсюда и все ее странности, и возникающее временами ощущение на уровне инстинкта, будто с ней что-то очень сильно не так.

Изредка вспоминалась Хеледика, с привычной горькой обидой: он про нее думал одно, а оказалось совсем другое… Но это мимоходом, в лесу надо смотреть в оба, не отвлекаясь на грустные мысли.

Он должен остановить ужасательниц, по-любому должен успеть. Пусть сами подыхают, ничьи жизни до срока не оборвав. Перед глазами маячила площадь Полосатой Совы, и он рвался вперед, не чувствуя ни усталости, ни страха. В этот раз обломаетесь, гадины.

Энга не отставала из куража. Самолюбие и самомнение у нее были ого-го какие, в этом они с Дирвеном друг друга стоили.

– Жабьи дочери, их прямо в Лысую Прорву несет! – выругался он с досадой, когда взобрались по крутому глинистому склону, цепляясь за выпирающие корни.

– И чем это плохо? – осведомилась Энга, сверкнув накрашенными глазами из-под длинной белесой челки.

Истинная разбойница. Погоня захватила ее, как увлекательная игра. Зря не согласилась переодеться парнем, ей бы в самый раз, пикантно бы выглядела.

– Ты там колдовать не сможешь, а у меня амулеты откажут, и вся магия будет утекать непонятно куда. Не насовсем, а пока мы из Прорвы не выйдем, тогда все станет по-прежнему.

– Вот там-то они и заночуют, если уже почувствовали, что мы их догоняем.

– Ага. Я там не смогу пустить в ход ни «Флейту», ни «Патоку».

– А дальше будут еще такие же места?

– Дальше нет, прорвы – большая редкость.

– Тогда боевые действия переносятся на следующую ночь, – отряхивая испачканную сухой рыжей глиной юбку, решила ведьма.

Вечерело, постепенно холодало, ветер то затихал, то принимался покачивать вершины сосен и шелестеть листвой подлеска. Долетел издали вой Каменного Лиса, в течение всего дня молчавшего, и Дирвен рассказал своей спутнице о вмурованном в скалу демоне – она этой истории не знала.

– Хорошо бы на него посмотреть.

– Может, и увидим, мы как раз в ту сторону идем.

Позади пронзительно и надрывно закричала то ли птица, то ли пласоха. Едва успев свериться с «Кладезем сведений», Дирвен перестал ощущать связь со своими амулетами: вот она, Лысая Прорва – открытая косогористая местность с островками кустарника, похожего в сумерках на причудливые гнезда волшебного народца. Кстати, последнего здесь можно не опасаться, даже защитный круг с наступлением темноты чертить незачем: этим существам сюда хода нет. Поэтому устроиться на ночлег лучше здесь, чем в лесу, хлопот меньше.

Развели костер в неглубокой сухой ложбине. Дирвена снабдили на всякий случай спичками, а Энга, привыкшая зажигать огонь магическим способом, ничего такого с собой не захватила, и это позволило ему тихо порадоваться, словно он ее в чем-то превзошел. Поужинали сухарями с копченой колбасой, запивая сладким чаем из фляжек. Потом Дирвен высунулся на разведку, но никаких других огоньков в окружающей темени не увидел. Впрочем, те, кого они преследуют, скорее всего, тоже разожгли свой костер в какой-нибудь укромной впадине.

Было холодно, им волей-неволей пришлось устроиться в обнимку. Энга сама предложила, хотя сразу предупредила:

– Полезешь под юбку – тебе не жить.

– Я и не собирался, – огрызнулся Дирвен. – Больно надо.

От нее по-прежнему пахло водяными лилиями и мускусом. Духи лежали в котомке, большой граненый флакон голубоватого стекла, тщательно замотанный, чтобы пробка не выскочила. Распаковала их, сбрызнула свою жакетку и спрятала обратно. Смешно. Если ради Дирвена, то оно ему совсем не надо. Имея в виду, что за Энгой не пропадет отвесить оплеуху, он не стал ей об этом сообщать.

Зато она обладала одним неоспоримым достоинством: посреди темного, холодного, безлунного по причине набежавших облаков пространства она была теплая, и уснуть, уткнувшись в нее, – это гораздо лучше, чем провести тут ночь в одиночку.

Проснулись в самую рань, оттого что продрогли. Весь мир был смутным, отсыревшим и зябким. Костер никак не хотел разгораться, спички – это тебе не «Глаз саламандры». Махнув рукой на бесперспективную затею, торопливо позавтракали, стуча зубами от холода. Перед тем как отлучиться за кустики, Энга предупредила: «Будешь подсматривать – шею сверну, медленно и больно». Да за кого она его держит?! Дирвен так и спросил, на что ведьма ответила: «Кто вас, парней, разберет, что у вас на уме».

Потом двинулись в южную сторону. На востоке, где находились владения Пса Харнанвы, разгорался вишнево-розовый рассвет, а ветер дул в спину, из полярного царства Пса Дохрау, обещая пограничному краю поздние заморозки.

Солнце уже поднялось, когда впереди показались три темные фигурки, ползущие наверх по травяному склону. Ужасательницы со своим проводником. Дирвен и Энга шли за ними, не сокращая дистанцию: у проводника ружье и самострел, а они на территории Лысой Прорвы безоружны. Не такая уж она, кстати, и лысая, травы и кустарника вдоволь, разве что деревья здесь не растут.

Из-за этого кустарника и неровностей рельефа они и влипли, когда остановились для полуденной трапезы, которая ничем не отличалась от скромного походного ужина и завтрака.

Четверо мужчин выросли как из-под земли, и Дирвен в первый момент решил, что они то ли с заставы, то ли из его группы поддержки – ага, явились на помощь, пользуясь тем, что в Лысой Прорве магия Ктармы повредить им не сможет. Чуть позже до него дошло, что это просто бандиты. В Разлучных горах всякий народ ошивается: и контрабанду туда-сюда таскают, и золото моют дальше к востоку, и охотники промышляют, и бродят любители поживиться за чужой счет.

Вероятно, те сперва следили за путниками, никак себя не обнаруживая, и в конце концов решили, что безусый парень с девушкой – добыча попроще, чем две женщины в сопровождении до зубов вооруженного бывалого мужика.

На Дирвена навели небольшой ручной арбалет, и он замер, мысленно отдав команду «Каменному молоту» – привычная реакция, как на тренировке. Через мгновение спохватился, что пускать в ход боевые амулеты здесь бессмысленно, тем временем подскочившие разбойники скрутили ему руки за спиной. Все равно бы он в такой ситуации без амулетов ничего не смог: допустим, откатился бы в сторону – даже если бы повезло уйти от болта, кроме стрелка еще трое с ножами.

– Ой, дяденьки, не трогайте нас! – запричитала Энга. – Мы же вам не враги, и ничегошеньки у нас с собой нету! Пожалуйста, отпустите нас, я вам что хотите за это сделаю!

Такого Дирвен от нее не ожидал. Ага, это с ним она была дерзкая и гордая – слова поперек не скажи, а как прижали, сразу перетрусила. Привыкла полагаться на свою магию, это понятно, и все равно могла бы не унижаться… Он не собирался следовать ее примеру и скулить. Придется отдать кошелек, нож, менее ценные из амулетов, чтобы не полезли обыскивать и не забрали все подчистую. Главное – сберечь «Паучью флейту» и «Болотную патоку». После грабежа он снова пойдет за ужасательницами и выполнит задание. Может, наплести этим рожам, что те две тетки богатые, пусть их тоже ограбят? Пока разбойники обступили Энгу, решив, что связанный парень никуда не денется, надо просчитать, как с ними разговаривать, чтоб не прирезали…

– Дяденьки, ну, будьте добренькими, не надо! Пожалейте меня, я же хочу остаться девушкой, иначе меня замуж никто не возьмет… Пожалуйста, не погубите!

Дяденьки гоготали и тискали жертву. Один сорвал у нее с головы шерстяной платок, черный с красными маками, – встряхнул добычу, оглядел, удовлетворенно крякнул и сунул за пазуху, потом снова присоединился к остальным. Другой полез под юбку, и тогда Энга, взвизгнув, упала на колени.

– Будьте добренькими, не насильничайте меня, и не рвите мне шлайку, за нее деньги плочены! – выглядела она дура дурой, смотреть было тошно, а уж слушать – еще тошнее. – Давайте, я вам лучше это самое сделаю… Ну, бывает же, когда девушки сосут, а вы за это нас пожалеете…

Разбойники заржали, и тот, который выглядел главарем, коренастый рыжебородый здоровяк, начал расстегивать штаны. Дирвен отвернулся.

– Только я сначала скажу ему, чтоб он чего плохого не подумал, а то он же ко мне свататься собирался… – торопливо прохныкала Энга. – Дирвен, слышишь, я это делаю ради нас с тобой, чтобы мы остались живы!

Гадость. И эта не лучше Хеледики. Все они одинаковые.

Не реагируя на глумливые подначки бандитов, он уставился на кустарник, который трепетал под порывами северного ветра, показывая белесоватую изнанку листвы. Ведьма наконец-то заткнулась. Не хотелось смотреть, чем занимается эта заносчивая краля, оказавшаяся на проверку плаксивой курицей. Было до омерзения противно. Не сводя глаз с непричастного к людским пакостям кустарника, Дирвен прикидывал: может, навешать им бубенцов на уши, что он ходил через границу навестить родню, которая живет на молонской стороне, а теперь возвращается обратно и сильно торопится – родственники попросили его догнать двух торговок, которые продали им китонского шелка и дорогих пуговиц, да по ошибке взяли денег лишку… Вполне себе сойдет! Если разбойники начнут трясти ужасательниц и у тех сработают «ведьмины мясорубки» – туда всей компании и дорожка. Главное, самому успеть смыться подальше. А если ктармийские гадины откупятся и уйдут живыми, он продолжит преследование и сделает свое дело, лишь бы у него не отняли «Паучью флейту» и «Болотную патоку». И то и другое выглядит невзрачно, бандиты в первую очередь позарятся на броские амулеты.

Жуткий вопль заставил его подскочить на месте. И вовсе это не Энга… Вопль перешел в вой, полный невыносимой боли, бандиты сыпали свирепой руганью.

Повернувшись, Дирвен оторопело уставился на происходящее. Ведьма с перемазанным кровью лицом перехватила и вывернула чью-то руку с ножом, толкнув противника на другого головореза, который успел отступить, чтобы подельник не напоролся на его оружие. Вывернутая рука хрустнула. Крутанувшись на месте, так что широкая черная юбка взметнулась, Энга двинула кулаком в челюсть третьему парню – удар у нее был неслабый и хорошо поставленный, тот, кого оделили, шлепнулся на задницу. Рыжебородый главарь со спущенными штанами извивался на траве, оставляя кровавый след, и душераздирающе выл.

Энга пинком отправила в заросли лежавший в стороне арбалет и рявкнула:

– Дирвен – дурак!

Ага, и сам уже все понял… Вскочив, врезал под коленную чашечку рябому чернявому бандиту, который кинулся к нему с ножом. Ведьма тем временем саданула носком сапога в висок оглушенному парню, сидевшему на земле после ее удара, – так, что он завалился на бок. Наверное, насмерть.

Тот, которому она сломала руку, левой ухватил топорик и сощурился, примериваясь. На его заросшем лице, рассеченном давним шрамом, с пострадавшим когда-то носом, словно неровно склеенным из двух половинок, ярость мешалась с выражением почти детской обиды.

– Сзади! – завопил Дирвен.

Пришлось отступать от рябого, который вновь двинулся на него, прихрамывая. В этот раз бандит был настороже, не желая опять нарваться на подсечку.

Энга успела отпрыгнуть. Брошенный топорик улетел далеко и вонзился в землю, пронизанную корневищами травы.

Дирвен ринулся к ее противнику. В отличие от рябого, он не хромал, и в школе амулетчиков его учили драться со связанными запястьями. Хвалили, как способного.

Бандита изрядно мучила боль в сломанной руке: та висела, будто перебитая ветка дерева, и под рукавом что-то угловато выпирало – вероятно, кость торчала наружу. Несмотря на это, капитулировать он не собирался. То ли хотел посчитаться за товарищей, то ли уже прикинул, что в живых его вряд ли оставят. Он почти успел достать из кармана метательный нож, когда налетевший парень сшиб его с ног и тоже, по примеру Энги, врезал сапогом в висок.

После этого Дирвен отскочил, снова спасаясь от рябого, но запнулся о кочку и потерял равновесие. Перекат, оттолкнуться от земли, выпрямиться – и сразу рывком в сторону…

Хотя, можно не торопиться. Подхватив оброненный кем-то нож, подскочившая сзади Энга сцапала рябого за волосы и располосовала ему горло от уха до уха. Хлестнувшая из рассеченной артерии кровь забрызгала Дирвену лицо, в то время как он с накатившим откуда ни возьмись ужасом глядел в дико выпученные глаза бандита, мгновение назад живые – и вот уже потускневшие.

– Это чтобы не мне одной после этого умываться! – зло прошипела ведьма. – Давай руки, болван.

Дирвен повернулся, и она разрезала ему веревки на запястьях.

– Ты не ранена?

– Это не моя кровь, бестолочь. Какого демона ты пялился на кусты и медитировал, вместо того чтобы сразу включиться в игру? Продержусь ли я в одиночку против троих уродов – это, знаешь ли, было очень даже надвое.

– Я не думал, что у тебя такой план… – Уши у него запылали, как два костра.