Загадка Александра Македонского Гульчук Неля
Таида подошла к Агафону, чтобы попрощаться. Он вытащил из-под своего гиматия свиток и подал ей в руки.
– Это тебе прощальный подарок. Тексты моих пеанов.
И он на прощание улыбнулся ей в последний раз.
– Я отправлюсь далеко. На край света. И мне будет приятно знать, что на свете есть ты. Я благодарен тебе за все.
– Спасибо за подарок. Но я не сделала для тебя ничего…
– Ты была добра ко мне, за эти несколько дней поделилась со мной своими знаниями и молодостью. Я не мог бы просить большего. Мне остается лишь сожалеть, что я слишком стар для тебя и не смог одарить тем счастьем, которое ты заслуживаешь.
Он стремительно растворился в толпе, а когда обернулся, гордая голова афинянки, мелькнув в последний раз, исчезла. Ни одно из многочисленных расставаний не было для рапсода тяжелее, чем это.
Пока Таида прощалась со своим попутчиком, Лисипп издали внимательно рассматривал ее.
Она была в розовой полупрозрачной накидке, наброшенной на одно плечо и свисающей чуть ниже колен. Ее темные блестящие волосы были искусно зачесаны наверх и перехвачены расшитой жемчугом золотой лентой.
Когда, наконец, Таида стала приближаться к Лисиппу, чудный аромат, источаемый гетерой, опередил ее самое и окутал Лисиппа, опьяняя. Таида приближалась и была так очаровательна, что у скульптора перехватило дыхание.
Остановившись от него в нескольких шагах, гетера приказала:
– Подойди!
Но Лисипп стоял неподвижно, застыв, как большое и неуклюжее изваяние.
– Придется, видно, мне подойти к тебе, – засмеялась Таида.
Она остановилась перед ним и обожгла своим дыханием:
– Очнись, Лисипп! Я так рада, что именно ты встретил меня.
Внезапно Лисиппа озарило: «Она будет моей моделью, как только станет чуть-чуть постарше…»
И именно в этот миг гетера приблизила к нему свое лицо и нежно поцеловала в губы.
– Очнись!
Сердце скульптора неожиданно для него самого затрепетало и полетело в бездну.
Наконец, опомнившись, он взял ее за руку и повел к повозке, постепенно приходя в себя.
Они подъехали к дому, стоявшему недалеко от моря. Дом среди дневной жары утопал в зелени и цветах. Крытое красной черепицей одноэтажное здание широко раскинулось в тени платанов и кипарисов.
Маленький ручеек струился под зарослями ирисов. Дикий шиповник цвел по его берегам.
Главный вход в дом приходился как раз против аллеи из кипарисов.
Лисипп провел Таиду во внутренний дворик дома, в центре которого находился высокий мраморный алтарь, а рядом с ним – обложенный камнями колодец, кувшины с водой. По колоннам, подпирающим небольшой балкон, вился зеленый плющ. У стен стояли скамьи и пиршественные ложа. На алтаре Таида увидела гирлянду цветов. Она с благодарностью посмотрела на Лисиппа и подумала: «Как хорошо, что меня встретил именно он. У меня будет достаточно времени освоиться и собраться с мыслями».
Феба и двое рабов Таиды вошли в дом вслед за рабами, которые встретили их у входа и забрали сундуки с вещами.
Таида и Лисипп, прежде чем войти во внутренние покои, присев на скамьи, вели неспешную беседу.
– Птолемей просил поселить тебя в этом доме и ждать вестей от него. К сожалению, он не смог дождаться тебя. Им с Александром в ближайшее время предстоит грандиозная битва с Дарием.
– Далеко ли отсюда? Когда? – мгновенно отреагировала на слова скульптора Таида.
– Я слышал, что на Иссе. А когда – ведомо только богам. Птолемей просил передать, что постоянно думает о тебе. В доме есть все необходимое, чтобы ты чувствовала себя здесь уютно.
Лисипп пытливо взглянул на Таиду. Казалось, упоминание о Птолемее совсем не заинтересовало ее. Она даже не спросила ничего о нем.
Зато, немного помолчав, в раздумье поинтересовалась:
– Пленницами Александра стали самые прекрасные женщины Лидии, Фригии, Ионии. Ну и как?
Ответ поразил ее:
– Он мог бы выбрать любую из женщин, но – нет…
Неожиданно весело гетера произнесла:
– Покажи мне дом и давай выпьем вина за встречу! И за победу македонцев!..
Когда Таида и Лисипп удобно расположились у стола, на котором рабыни успели уже расставить изысканные яства и фрукты, скульптор, любуясь гетерой, вспомнил:
– Когда Александр увидел обнаженную Афродиту Книдскую, он тут же предложил Птолемею позвать тебя. И все, в том числе и я, поддержали царя.
– Так меня позвал Александр? – с удивлением воскликнула гетера. – Птолемей ничего не написал мне об этом.
– Это говорит о его любви к тебе. Значит, он боится потерять тебя, боится более могущественного соперника.
От внимания Лисиппа не укрылось, что его слова явно взбудоражили Таиду. Она тут же замкнулась в себе.
На следующий день Лисипп сопровождал Таиду в Эфес. Она пожелала посетить развалины храма Артемиды, которые были расположены в долине недалеко от города.
По дороге к храму скульптор рассказывал:
– Храм Артемиды считался одним из чудес света. Когда у ворот Эфеса появился лидийский царь Крёз, властителю города Пиндару пришла в голову спасительная мысль – протянуть от городских ворот веревку к храму Артемиды и провозгласить Эфес «неприкосновенной территорией богини». Так жителям удалось спасти город от кровопролития.
Мысли, волновавшие Таиду, помимо ее воли вырвались наружу:
– Но после поражения Крёза Эфес на долгие годы попал под власть персов. И только Александр, царь Македонии, освободил этот город.
– Не слишком ли много ты думаешь о молодом царе? – неожиданно спросил Лисипп.
И вдруг предчувствие подсказало ему, что Таиду надо уберечь от чего-то очень рискованного, и он невольно проговорил:
– Политические игры опасны. Будь осторожна. Царь Александр во многих своих поступках непредсказуем.
И мгновенно перевел разговор на другую тему:
– Статуя Артемиды сверху была сплошь покрыта золотыми украшениями и драгоценностями.
Вскоре они увидели руины некогда прекрасного храма, от которого остался лишь ряд колонн да глубоко ушедшие в землю головы мраморных быков гигантских размеров.
– А как погиб этот храм? – поинтересовалась Таида.
– Храм Артемиды поджег житель Эфеса Герострат, возмечтавший таким образом увековечить свое имя в истории. И что самое интересное, это произошло в ночь рождения Александра Македонского!..
– В ночь рождения Александра? – пораженная услышанным, переспросила Таида.
– Да.
– И что было дальше с Геростратом? – с волнением в голосе поинтересовалась она, сама еще не понимая, почему этот рассказ так встревожил ее.
– Решением собрания, в котором участвовали все жители Эфеса, его имя должно было навесно исчезнуть из памяти людской. Имя Герострата с тех пор стало нарицательным.
Таида снова встревожилась, затем вздохнула и замолчала.
Лисипп с удивлением посмотрел на нее:
– Мой рассказ так взволновал тебя, будто ты сама собираешься устроить грандиозный пожар!
Услышав эти слова, Таида невольно вздрогнула.
Когда они снова удобно на мягких подушках расположились в повозке и тронулись в путь, Лисипп предложил:
– Мой друг художник Апеллес, кстати он родом из Эфеса, сейчас в своей мастерской заканчивает портрет царя Александра. Навестим его? Он будет рад.
Воспоминания об Оресте болью отозвались в сердце Таиды, она хотела решительно отказаться, но желание увидеть портрет царя одержало верх, и она согласилась.
Из окон повозки Таида любовалась широкими улицами, роскошными дворцами, величественными храмами города.
По дороге Таида снова стала расспрашивать Лисиппа об Александре:
– Царь сам позировал Апеллесу или он рисовал по памяти?
– Апеллес задержал Александра на несколько дней. Царь сам наблюдал, как под кистью художника возникают его черты, его облик полководца. А когда портрет был окончен, царь приказал выступить в новый поход. Его путь после Эфеса лежал на Милет. Сейчас Апеллес слегка правит картину. Я сам еще не видел законченный вариант.
Апеллес радушно встретил гостей и тут же провел их в мастерскую, большую комнату, заставленную картинами.
Известие о смерти Ореста потрясло художника. После долгих расспросов о подробностях гибели любимого ученика, художник, наконец, подвел гостей к портрету царя.
На портрете Александр был изображен с молнией в правой руке. Молния являлась атрибутом Зевса, высшего из богов.
Таида невольно подумала про себя: «Кто сможет победить сына Зевса? Никто!..»
VIII
Царь царей Дарий Третий Кодоман возлежал на ложе из павлиньих перьев. За плотными шторами уже вовсю светило солнце. Накануне он получил сразившее его известие о смерти эллинского наемника Мемнона, своего лучшего полководца. С болью в сердце он вспомнил и о том, что уже пало много и знатных персидских полководцев.
Дарий не торопился вставать, продолжал нежиться на ложе, разглядывая высокий потолок из ливанского кедра, испещренный замысловатой резьбой. Его рассеянный взор блуждал в хитросплетениях орнамента из роз, волнистых линий, завитков, фантастических листьев и симметричных цветочных лепестков.
Сознание опасности, пробужденное в нем Александром, изменило привычный ход его мыслей. С каждым днем он все отчетливее убеждался, что персы за долгие годы благополучия духовно оскудели и обленились, как и он сам. Привычка к праздности, разъедавшая государство изнутри, была не менее опасна, чем опытная и сильная армия Александра. К сожалению, он, царь царей, спохватился слишком поздно, одним из последних, а его царедворцы вместе с ним дремали, убаюканные в золотых колыбелях. Сможет ли он поднять и увлечь их за собой? Он отчетливо осознавал, что это будет крайне трудно. Никто из придворных, привыкших уже к безмятежной, благополучной жизни, не спешит защищать границы могучего обширнейшего государства. Куда приятнее нежиться на ложе, одурманивая себя вином.
«Трусы, бежавшие из-под Граника от горстки македонян!» – с тоской подумал Дарий.
Царь царей попытался представить картину столкновения двух армий. И тут же крупные капли пота покрыли его лик. Он представил, как отдает приказ пустить по полю битвы колесницы с крутящимися серпами, подрезающими ноги мчащейся коннице и движущейся пехоте противника. Услышал дикое предсмертное ржание лошадей и стоны многих тысяч умирающих македонцев.
– Так-то, Александр! – И добавил со вздохом облегчения: – Вот так встретит тебя мое войско!..
Необходимо было принять единственно правильное решение, которое позволило бы навсегда изгнать из пределов Персидского царства македонцев.
Дарий решил немедленно вызвать опытного царедворца Бесса.
«Но и с ним, – подумал он, – надо быть крайне осторожным».
Предшественник Дария Артаксеркс доверял Багою, а тот отравил царя царей. И никто не узнал, отчего умер Артаксеркс, а Дарий это знал. Знал и выжидал. И Багоя не стало. Нельзя держать при себе убийц царей, даже если они расчищают тебе путь к трону. Он вспомнил о Багое, так как внутреннее предчувствие подсказывало, что и на Бесса нельзя положиться. Царедворцы лживы и опасны.
Дарий с надеждой подумал, что золото решает все. В Персии много золота. И он победит. Подкупы и клевета – одно из самых надежных оружий.
Как только слуги одели его, Дарий направился в зал приемов и приказал позвать Бесса, военачальника Реомифра и своего брата Оксафра, чтобы решить, правильно ли будет, если он сам, царь царей Дарий Третий Кодоман, возьмет на себя командование армией. После битвы при Гранике Дарий узнал истинную цену своим полководцам. Внезапно осознал, что огромное государство создано было великим Киром тогда, когда персы были действительно непобедимым войском.
Реомифр и Оксафр уже были в зале приемов, когда туда вошел Дарий.
– Живи вечно, царь царей и повелитель мира, – произнесли они обычное приветствие, склонившись в нижайших поклонах.
Царь в окружении телохранителей прошел к своему трону, у которого, приложив руку к сердцу, уже стоял маг в белой одежде.
– Приветствую тебя, верховный представитель Ахурамазды, – прикрыв рот широким рукавом, почтительно поздоровался маг.
Едва Дарий расположился на троне, вошел Бесс:
– О великий царь царей Дарий, о носитель света Ахурамазды, по твоему приказу я срочно прискакал из своего дворца. Какие распоряжения имеет царь для своего слуги?
Дарий дал знак рукой, что Бесс может занять одно из свободных кресел.
– Мы рады видеть тебя, Бесс, – бесстрастным голосом сказал Дарий, затем добавил: – Равно как и всех присутствующих.
Низко кланяясь царю царей, Бесс занял указанное ему кресло.
Подняв глаза, Дарий ровным тихим голосом произнес:
– Бессмертный Кир превратил Персию в великую державу мира.
Писец на металлической табличке, покрытой слоем воска, записывал речь повелителя мира.
Царь в упор посмотрел на присутствующих:
– Может ли чья-нибудь армия мериться силою с персидской?
Мгновенно уловив смысл, заложенный в вопросе царя, льстивый царедворец Бесс, не задумываясь, поспешил ответить первым:
– Мы проглотим нечестивого Македонца, как лев свою жертву.
– И все-таки, – вмешался Оксафр, – и все-таки царь Македонский разбил наше войско при Гранике, захватил самые богатые города Ионии.
Слова Оксафра неприятно задели Дария.
– Так Македония, по-твоему, сильнее Персидской державы, богатства которой неисчислимы? – сурово спросил царь, похолодев от жестокой реальности слов брата.
– Сила не только в золоте, но и в мудрости, – не сдавался Оксафр.
– А разве кому-нибудь удалось превзойти персов мудростью? – впервые возвысил голос Дарий.
Он ожидал, как обычно, изъявлений восторга. Он сейчас как никогда нуждался в уверениях, что великая персидская армия вознесет его на такие высоты славы, каких не удостаивался еще никто. Но напрасно. Царедворцы, лишь прижав к груди скрещенные руки, низко склонились перед царем.
Дарий упорно продолжал добиваться ответа:
– Неужели мы не можем в своих победах превзойти великого Кира?
– Надо превзойти живых, а не мертвых, – мрачно ответил Оксафр.
Слова эти обожгли царя. Он надменно выпрямился на троне:
– Что ты этим хочешь сказать?
– Что впереди нас ожидает суровая битва и сильный противник, – не сдавался военачальник.
Царь, внутренне содрогнувшись, с тоской подумал: «Почему боги не желают даровать покой дням моего правления?»
Вкрадчивый голос мага вывел царя из задумчивости.
– Царь царей, боги милостивы к тебе. Положись на богов. Боги благоволят к тебе. Вчера, свершая обряд богослужения, я воззвал к таинственному будущему. Ты победишь!..
Присутствующие с облегчением воскликнули:
– Благословенны боги, указующие стезю властелину мира!
Бесс добавил:
– Тебе суждено победить, и нам вместе с тобою.
На губах Дария мелькнула усмешка, царь недоверчиво посмотрел на мага. Сколько раз за последнее время его заклинания и пророчества оборачивались ложью.
– Не следует переоценивать ни себя, ни могущество богов, – сдержанно заметил царь и, обратившись к Бессу, поинтересовался. – Сколько теперь войска у македонцев?
– Не более тридцати тысяч, я полагаю. У нас в десятки раз больше.
– Хорошо ли они вооружены? Одеты?
Бесс задумался, что ответить.
Оксафр, хорошо осведомленный о состоянии вражеской армии, поспешил сообщить царю:
– Да, они прекрасно снаряжены. Армия Александра на славу вооружена и одета, блестяще обучена.
Дарий, вспомнив наставления великого Кира, одобрил брата:
– Интересоваться неприятельской армией столь же необходимо, как заботиться о своей собственной.
Словно предвкушая схватку с Александром, персидский властелин вперил взор в царедворцев, как бы пронзив их.
Все с напряжением ждали, какое решение примет царь.
Явно испытывая терпение присутствующих, Дарий решил все подчинить своей твердой воле, действуя обдуманно.
Наконец царь изрек:
– Нас ждет жестокое и упорное сражение. Помните это. Александр – полководец, равный своему отцу Филиппу, талантливый как Фемистокл. Не будь на то воля богов, судивших персам владеть и править миром, я избрал бы Александра своим ближайшим сподвижником. Но боги начертали властвовать нам, так как только мы правим справедливо и каждому воздаем по заслугам.
Дарий снова о чем-то задумался, но вскоре морщины на лбу и у глаз разгладились, царь расправил плечи, обвел присутствующих зорким взглядом и молвил:
– Вы не должны забывать, что перс должен дорожить своим государством, как собственной жизнью, и не запятнать себя изменой.
Сидящий на троне Дарий внезапно преобразился, он излучал здоровье и силу. Обратившись к Бессу, царь, тоном не терпящим возражений, сказал:
– Я не пожалею золота, чтобы одним ударом покончить с македонцами.
Дарий резко поднялся с трона:
– Александр, царь Македонский, дал мне понять, как важно царю быть доблестным полководцем. Я желаю затмить великого Кира. Поэтому персидская армия на днях выступит в поход под моим предводительством. Меч против меча!..
По древнему обычаю персы приветствовали восход солнца, воссылая ему молитвы. Только после этого можно было приступать к претворению в жизнь задуманного.
Едва лишь божественное светило показало свой лик над бескрайними равнинами Месопотамии, персидские воины с молитвами пали на землю.
Вскоре военные трубы возвестили сигнал к выступлению.
В третий год сто десятой Олимпиады в конце метагейтниона персидская армия, исчисляемая сотнями тысяч воинов, выступила в поход. Дарий покинул царскую резиденцию в Вавилоне, чтобы лично повести войска на решающую битву. С такой многочисленной армией персидский царь на этот раз был полон решимости уничтожить македонцев. Это было торжественное шествие, ведь с войском шел сам царь царей, бог на земле, окруженный всеми почестями и роскошью, без которых он не мог показаться народу.
Первыми, все в белых одеждах, шли маги, неся в серебряных чашах священных огонь. Древние персидские гимны, исполняемые магами, воодушевляли воинов.
Вслед за белыми рядами магов в алых плащах шли юноши. Их было триста шестьдесят пять, столько, сколько дней в году.
Золоченая колесница, сверкающая под лучами солнца, влекомая белыми конями, предназначалась для самого бога света и добра Ахурамазды, который сопровождал царя, чтобы ему сопутствовала победа.
За колесницей воины вели «коня Солнца», коня божества.
Ровным шагом, красуясь безупречной военной выправкой, шли «бессмертные», две тысячи личных телохранителей царя.
Сохраняя необходимый ритуалом интервал, шли, сверкая золотом одежд, придворные царя. Их было двадцать тысяч.
За дорифорами, придворными, везущими царскую одежду, ехал сам властелин мира Дарий Третий Кодоман.
Стоя в боевой колеснице, возвышаясь над всем войском, Дарий правил четверкой холеных гнедых жеребцов. Дышло, отделанное драгоценными камнями, борта колесницы, обшитые золотыми пластинами с изображением боевых сцен, золоченая сбруя, золотые, усыпанные жемчугом сетки на лбу у коней – все это сверкало под лучами солнца.
Справа от Дария стоял воин с позолоченным щитом, на котором был выбит царский герб. Воин, стоящий слева, держал в руках золоченый лук и стрелы.
Царь, крепко сжимая вожжи, покачивался в такт размеренному шагу коней. Он был красив и статен. Благородством светилось его продолговатое лицо, обрамленное посыпанной золотой пудрой курчавой бородой. Усы были сбриты, чтобы не скрывать безукоризненные очертания самоуверенно сжатого рта. Высокий лоб прикрывал кидарис. Грудь царя была надежно защищена чешуйчатым панцирем. На плечи был накинут пурпурный плащ, расшитый золотыми ястребами.
С обеих сторон царскую колесницу сопровождали всадники.
Следом за ними шли копьеносцы.
За копьеносцами в закрытых повозках – гармамаксах – ехали мать царя и его жена, царские дети, их воспитатели, слуги, евнухи, жены родственников царя, жены его придворных.
За ними следовали триста шестьдесят пять наложниц царя со своими детьми, гаремные красавицы приближенных царя, евнухи, слуги, рабы, триста верблюдов с драгоценностями состоятельных персов, шестьсот мулов с сокровищами царя царей.
А в самом конце этого помпезного шествия шагало разноплеменное, плохо обученное, собранное со всех концов Азии войско.
У подножия горы Аман, на широкой равнине, словно созданной для его неисчислимой армии, Дарий приказал разбить лагерь и дожидаться Александра.
Проходили дни. Дарий настойчиво ждал. Но Александр не появлялся.
Льстивые царедворцы во главе с Бессом советовали настигнуть нечестивого Македонца, который, по их убеждениям, испугался персидской армии, в Киликийских горах, пока он не скрылся.
Великий царь, хорошо зная, что утомительные недели ожидания противника приведут к истощению запасов армейского продовольствия, вторгся через перевал в Киликию и вышел на морское побережье к городу Исс, где вместо войска врага увидел лишь несколько сотен оставленных здесь больных македонян.
Македоняне, которые даже не могли защитить себя, были подвергнуты жесточайшим мучениям: одним вырвали языки, отрезали уши, носы, другим ударами мечей отсекли кисти рук и ступни.
Персы смеялись над исступленными стонами истязаемых.
Вскоре обезображенные головы казненных уже валялись в чахлой траве, а из сотен шей ключом била кровь.
– Точно так же дождется своей очереди и проклятый Македонец, – бросил на ходу Дарий следующему за ним Бессу.
Неожиданно солнце перекрыли чьи-то широкие крылья. Громадный черный ворон завис над Дарием и его свитой так низко, что был виден пурпурный отсвет на его груди.
Что таит в себе это знамение? Дарию стало слегка не по себе.
Александр со своим войском шел навстречу Дарию, но Дарий не знал об этом, не знал и не подозревал о пути следования македонцев, хотя их армии прошли совсем рядом, параллельно друг другу, но в разных направлениях.
Наконец, узнав о пути следования македонской армии, Дарий обрадовался внезапно открывшейся перед ним прекрасной возможности перекрыть врагу дорогу к отступлению.
Персидская армия вышла в тыл врага, окружив македонскую армию.
– Это конец! – в сердцах воскликнул Парменион. – Мы отрезаны от побережья! Отрезаны от всех путей на родину!
В шатре Александра воцарилось молчание. Даже Гефестиону, который лучше всех чувствовал настроение друга, показалось, что Александр внутренне содрогнулся.
Но Александр поднял глаза, и все увидели, что взор его был сосредоточен, спокоен, непоколебим. Быстрая ясная мысль молодого полководца тут же извлекла выгоду из создавшейся ситуации.
– Это конец для Дария, а не для Александра! – осадил он многоопытного Пармениона. – Персы покинули выгодную для них Ассирийскую равнину и загнали себя в тесный угол, где их неповоротливой армии теперь негде развернуться. Медлить нельзя. Нельзя дать врагу время осознать свою непоправимую ошибку, вернее глупость. Надо успеть. Надо не позволить Дарию уйти из этой гористой ловушки. Мы немедленно выступаем навстречу персам к Иссу.
Прежде чем выступить в путь, Александр обратился к войску:
– Вы не должны бояться тех, над кем уже однажды одержали победу. Македоняне – это свободные люди, поседевшие в битвах мужи; персы же – рабы, воины, давно отвыкшие от оружия, ведомые испорченными роскошью и пороком командирами. Вы не должны бояться также и греков, сражающихся в их рядах. Они предали свою родину за деньги и столь же презренны, сколь и бессильны.
Суровый и торжественный, царь в сверкающих боевых доспехах шел вдоль армейского строя и обращался к воинам, за плечами которых было уже немало боевых заслуг.
– Завтра предстоит сразиться с персидским царем. Если вы одержите победу, то Азия с ее несметными богатствами будет лежать у ваших ног. И думайте о том, кто будет идти впереди ваших рядов, как вы это уже не раз видели, поставив на карту свою жизнь: это буду я, Александр!..
Александр подошел к отрядам эллинских городов:
– Помните, эллины, война против Эллады была начата персами по приказу Дария Первого. Дважды были сожжены эллинские храмы, дважды были уничтожены эллинские города. Помните, мы пришли отомстить за поруганную честь Эллады.
– Отомстим за Элладу! – пронеслось над стройными рядами воинов.
– Не посрамим славу Македонии! – вторили в ответ македоняне.
Воины воспряли духом. Они верили в счастливую звезду своего полководца. Александр нашел путь к сердцу каждого воина и воодушевил на ратный подвиг всю армию. Войско было готово немедленно идти в сражение.
– Кому из богов мы принесем жертву? – стремительно обернувшись к Птолемею, спросил Александр.
Птолемей указал на простирающееся перед ними море:
– Нереиде Федите, матери Ахилла, который по материнской линии считается твоим предком.
В присутствии военачальников в боевую колесницу были впряжены четыре белых коня, и раб плетью погнал их навстречу прибою.
Стоя, по персидскому обычаю, на высокой боевой колеснице, Дарий одним из первых увидел приближающуюся армию Александра.
Армия Александра шла широким фронтом по побережью от подножия гор до самой кромки моря. Она была невелика, но представляла единый сплоченный организм. Фаланги македонцев, как что-то неотвратимое, надвигались на Дария. На узкой прибрежной полосе у Исского залива две армии встали друг против друга.
Александр сел на Букефала и во главе отборного отряда своих боевых соратников повел войско в бой.
Между персидским царем и Александром стояли многотысячные ряды персидских воинов.
Дарий махнул рукой.
Персидская конница медленно двинулась на македонцев.
Началась битва.
Тяжелая кавалерия персов обратила фессалийскую конницу Александра в бегство к морю, а вслед за ним греческие наемники стремительно врезались в лес сарисс и, возбуждаемые извечной ненавистью эллинов к македонским невеждам, начали совершать опустошение в фаланге.
Войска смешались в тесноте узкой прибрежной долины.
Читать бесплатно другие книги:
