Королева Виктория. Женщина-эпоха Павлищева Наталья

Виктория так естественно разыграла изумление, что Пилу и в голову не пришло, что это тщательно продуманный маневр.

– О придворных дамах. Они супруги бывших министров и деятелей виги.

– И… что? При чем здесь их семейная жизнь? У меня есть и незамужние леди тоже.

Пил обомлел, такого он не ожидал вовсе.

– Но… мадам… Как можно работать, если вокруг вас постоянно будут супруги членов партии политических противников?!

Большие голубые глаза Виктории стали просто огромными, она смотрела на сэра Роберта действительно во все глаза:

– Вы хотите сказать, что я беседую со своими дамами о политике?! – Комнату огласил смех королевы, казалось, она смеется от души. – Уверяю вас, сэр Пил, нам есть о чем болтать, кроме ваших скучных политических дебатов.

Почему-то Пил подумал, что именно эта болтовня и сплетни по поводу бедной Флоры Гастингс чуть вообще не погубили королеву. Но сейчас ему было не до этого.

– Но, мадам, королевы всегда меняли своих придворных дам, когда к власти приходила другая партия и формировалось новое правительство!

– Вы хотите сказать: супруги короля меняли? Сэр Пил, подозреваю, что правительство предпочитает, чтобы королевский двор не вмешивался в его работу. Не так ли?

– О да, конечно.

Оставалось добавить, что просто мечтает об этом, но Пил вдруг понял, в какую ловушку его заманили!

– Так вот королева желает, чтобы правительство не вмешивалось в жизнь королевского двора! Я не стану менять своих придворных дам, потому что доверить свой гардероб кому-то, кроме герцогини Сатерленд, не могу, да и леди Тэвисток слишком дорога мне в качестве той, что отвечает за мою опочивальню. Надеюсь, вы поймете мое стремление не менять тех, кто мне дорог и пришелся по вкусу в моем окружении, кто заботится об удобстве моего повседневного существования. Меня совершенно не интересуют политические пристрастия их мужей.

Первый подход нового премьер-министра не удался, оставить королеву в окружении дам, чьи мужья были открытыми противниками нового правительства немыслимо, тогда его ни к чему и формировать.

На помощь пришел лорд Веллингтон, но и ему королева объявила, что никого удалять из своего окружения не станет, потому что не имеет привычки беседовать со своими дамами о политике, для этого есть масса других, куда более интересных тем, например, новый фасон шляпки или жирный блеск кожи на носу!

Сколько ни бились, ничего не помогло. Хитрость двадцатилетней девчонки разрушила многоумные политические построения умудренных опытом политиков. Сэр Роберт Пил отказался от возможности сформировать правительство. Королева только пожала плечами:

– Что ж, если ваше правительство способно работать только когда дамские секреты с королевой обсуждают старые леди тори, то едва ли оно способно работать вообще.

Стоило решить вопрос с сэром Робертом Пилом, как на повестку дня вышел следующий, теперь уже не правительственный, а личный.

Давным-давно, с детских лет ее любимый дядя Леопольд готовил Викторию к мысли, что в будущем она станет супругой одного из своих кузенов, три года назад оба – Эрнст и Альфред – даже приезжали в Англию. Альфред показался Виктории очаровательным, но это были времена Кенсингтонского ига, и девушка не могла себе позволить даже задуматься над такими вопросами. Кузены очаровательны, Альберт очаровательней старшего брата – такого вердикта было достаточно.

Но это было так давно… Тогда она еще была принцессой и узницей Кенсингтона, теперь она королева, и дядя Леопольд взялся за дело с удвоенной энергией.

Все это время в письмах утверждалось, что ей нужно только выбрать, хотя для выбора предлагался Альберт. Всех, в том числе и Викторию с Альбертом, настолько приучили к мысли о таком браке, что, когда появился царевич Александр, многим стало не по себе. Но душевный кризис в связи с русским царевичем прошел, а немецкий кузен по-прежнему ждал своей очереди.

Это оскорбительно – ждать, когда тебя соизволят пригласить, чтобы, возможно, отказать. К тому же у Альберта могли быть свои планы на жизнь.

По общему мнению, принц второй сын герцога Саксен-Кобургского был красавцем и умницей. Он получил прекрасное образование, причем не по воле отца, а по собственному желанию. Принцы остались сиротами при живой матери, потому что герцогиня Кобургская бросила семью, когда мальчику не было и пяти лет. Бабушки постарались заменить мальчикам мать, страшно их баловали, что вызывало раздражение строгого отца.

Братья были очень дружны, во всем поддерживали друг дружку и редко разлучались. Нравы их оказались отличны, старший Эрнст легко общался с людьми, быстро находя общий язык с кем угодно, младший Альберт наоборот был застенчив, особенно с девушками, хотя вызывал у них большой интерес. Но, напуганный опытом старшего брата, умудрившегося подцепить венерическую болезнь, принц всячески избегал не просто легких знакомств, но и вообще контактов с противоположным полом. Возможно, поэтому он так легко согласился с выбором дяди Леопольда, будучи столько наслышан о строгости, в которой воспитывалась Виктория.

Но время шло, снова в Англию его не приглашали, даже для того, чтобы отказать, положение становилось просто неприличным. Если честно, Альберту вовсе не хотелось жениться и уж тем более становиться принцем-консортом в Англии при супруге-королеве. Однако он привык подчиняться и быть исполнительным, потому под влиянием Штокмара, который снова вернулся к своему прежнему покровителю королю Леопольду и отправился с принцем Альфредом в путешествие, подобное тому, что совершал великий князь Александр, Альберт написал вежливое, но достаточно твердое письмо королеве.

Виктория с изумлением читала его слова о том, что если в самом скором времени они с братом не будут снова приглашены в Лондон для решения прежнего вопроса, то он будет волен сам распоряжаться судьбой.

– Да кто за него замуж собирается?! Я вовсе не желаю ни за кого замуж!

Виктория уже не в первый раз говорила Лецен, что не желает обременять себя семьей, что правильно делала королева Елизавета, предпочтя остаться незамужней.

Эти же речи королева вела и с лордом Мельбурном.

– Неужели вам так хочется, чтобы над вами был еще кто-то? Я столько лет жила, подчиняясь маме и сэру Конрою, что просто мечтаю никому не подчиняться!

Но не подчиняться-то не выходило. Она стала королевой, могла делать, что ей захочется, вон выдержала бой с попыткой поменять правительство и удалить от нее Мельбурна и придворных дам, но оказалось, что за каждым ее шагом следят уже не несколько пар, а сотни пристальных, далеко не всегда благожелательных глаз, и этот пригляд куда строже и временами зловредней даже сэра Конроя.

Свободы снова не получалось, то есть она была, но какая-то странная. За каждое слово приходилось нести ответственность, каждый поступок обсуждался… Ладно бы то, что связано с ее правлением, так ведь и ее внешность, полнота, неумение что-то носить или делать…

Виктория уже просто ненавидела редакторов газет! Какое им дело до того, какого цвета у нее шляпка и сколько она съела за ужином?! Неужели непонятно, что полная талия ненавистна и ей самой?! А уж эти обсуждения необходимости поскорее выйти замуж и нарожать наследников…

Решено: она останется незамужней уже из-за одних газетчиков!

Виктория становилась все более раздражительной, жесткой, если не сказать жестокой. Все чаще в ее голосе и во взгляде сквозили гнев и холодное презрение, все чаще королева с трудом сдерживалась, чтобы не начать топать ногами, как делала это в детстве. Снова стали проявляться худшие качества ее характера – раздражительность, даже капризность, нежелание терпеть и вообще выслушивать чужое мнение, даже Мельбурну становилось все труднее общаться со своей ученицей. Через три года после ее коронации Виктория уже не так прислушивалась к его словам и довольно часто даже не дослушивала.

Мельбурн только вздыхал, не понимая, что происходит, и переживая, что это из-за расстроенного союза с Александром.

А вот баронесса Лецен, кажется, знала, в чем дело. Виктория могла говорить что угодно, могла поклясться, что не желает замуж, но в действительности она этого очень хотела, даже сама не осознавая. Молодая девушка, достаточно повзрослевшая, чтобы стать не только невестой, но и супругой, возможно, это сказалось и на ее недавнем увлечении русским царевичем, Виктория просто не могла найти себе места потому что ей было нужно мужское внимание, обожание, комплименты и даже чья-то влюбленность.

Влюбленность-то была, но что за влюбленность? Очень сложно быть незамужней королевой и королевой вообще. Любой молодой человек в Англии был ниже ее по положению и поверить в искренность его ухаживаний, а не в то, что он просто выражает чувства своей королеве, сложно. Конечно, бывали и такие, что влюблялись без памяти, забывая кто она. Но представить себе, что вот этот человек будет распоряжаться тобой, твоей судьбой, королева не могла.

И снова баронесса Лецен оказалась умнее и прозорливее многих лордов, в том числе Мельбурна. Она по-женски разгадала страдания своей любимицы:

– Но ты и в браке останешься королевой, дорогая, – шептала баронесса на ушко королеве поздно ночью, когда сидела у постели страдающей бессонницей Виктории.

– Я могла бы и не быть королевой рядом с Александром…

– Ни к чему говорить о том, что прошло. Думай лучше о будущем. Кто бы ни стал твоим супругом, сразу поставь его на место, чтобы он понимал, что должен жить по твоим, а не по его законам и желаниям.

Это королеве уже нравилось. Иметь под рукой мужа, послушного ее воле, но готового ею восхищаться и обожать (а как же иначе, ведь она королева Англии!), показалось хорошей идеей. Дядя Леопольд все расписывал тактичного, скромного Альберта… Виктория вспоминала действительно вечно смущавшегося кузена. Он действительно был умен, хорош собой, прекрасно воспитан и был бы хорошим мужем. К тому же он столько лет ждал…

Нет, все равно у Виктории не лежала душа к вот такому навязыванию ей судьбы даже любимым дядей Леопольдом!

Король Бельгии попытался повлиять на нее в первый же год правления, вынуждая действовать в его интересах, тогда она вежливо, но холодно ответила, что внешняя политика Англии – дело парламента и вмешиваться в него из Бельгии не стоит.

Нет, решено, она не станет выходить замуж ни за какого кузена по чьей-то подсказке, будь он хоть тысячу раз прекрасен и умен! Сама, только сама. Или вообще ни за кого. Виктория горько вздохнула: это, скорее, потому что стоит ей выбрать, как у окружающих найдутся тысячи причин, чтобы отвергнуть ее выбор или тысячи поводов все испортить.

Нрав королевы стремительно портился, но кузенов она все же пригласила в Англию, хотя бы для того, чтобы отказать и забыть об этом.

Но внимательная баронесса Лецен заметила еще одну особенность состояния Виктории. Выросшая в строгих рамках требований «Кенсингтонской системы» и получившая долгожданную свободу, королева довольно быстро от этой самой свободы начала просто уставать. Да, конечно, замечательно, когда у тебя сотни шляпок и ты просто не знаешь какую надеть, а большинство вообще бывало на голове только для примерки. Прекрасно, когда много нарядов, вокруг без конца люди, почти любую твою прихоть выполняют, когда тебя некому остановить… Но что дальше?

Сама себя заставить серьезно работать Виктория не могла, первое время она прилежно читала послания, меморандумы, официальные письма, занималась рутинной работой, но постепенно стала уставать от этого, ей хотелось танцевать, развлекаться, а не сидеть над пыльными бумагами. Оказалось очень трудно сдерживать себя, подчинять твердому распорядку и не потакать капризам и лени. Это как ребенок, которому легче вообще не видеть сладости, чем знать, что они есть, но трогать запрещено.

Пока еще королева держалась, приученная прежними годами, но надолго ли это? Не удавалось себя сдерживать только в отношении еды и физических нагрузок, к работе с документами Виктория пока относилась ответственно. Но что дальше?

Возможно, она и сама чувствовала вот это раздвоение – с одной стороны, очень хотелось все той же свободы, с другой – так не хватало сдерживающего начала. И такой раздрай внутри самой себя был хуже сердечных ран, которые, как известно, со временем зарастают, а вот внутренние метания грозили превратить симпатичную девушку в злую фурию.

Будь у Виктории чуть менее строгая и суровая мать, ограничься герцогиня Кентская разумными требованиями и сними претензии к дочери, они могли бы снова жить душа в душу, и тогда материнская воля ввела бы королеву в рамки и сильно помогла бы ей стать сильной и доброй одновременно.

Но герцогиня Кентская не желала ни в чем идти навстречу, если бы она и вернулась к дочери, то только на условии полного подчинения, а не мягкого воздействия и ограничений, но вот этого Виктория допустить уже не смогла бы. Они так и жили почти рядом и очень далеко друг от дружки. Дочь старательно оберегала свой мир и свою волю от материнского вмешательства, а та вместо того, чтобы спокойно разобраться и помочь молодой королеве, продолжала лелеять мечту о возвращении своей власти над ней. Иногда казалось, что дочь делает что-то назло матери, как было с несчастной Флорой Гастингс.

Некоторое время назад был человек, который мог влиять – лорд Мельбурн, но он оказался настолько очарован королевой, что Виктория попросту подмяла под себя всю решимость лорда Мельбурна, и он перестал быть ограничителем.

Вот этого ограничителя и не хватало королеве Виктории.

Ужин, как и вечер, был привычно долгим. Королева ужинала в узком кругу и могла не стесняться, а потом съела огромный кусок мяса, как всегда плохо прожевывая и почти не запивая. Тяжелая пища в большом количестве могла бы пройти для желудка незамеченной, если бы после этого королева прогулялась или потанцевала. Но ужин был без танцев, а для прогулки не самая хорошая погода, стоял октябрь, сильный холодный ветер швырял в лицо мелкие брызги дождя.

Она легла спать недовольной, проснулась вообще в мрачном настроении. Немного полежала, прислушиваясь к коликам в боку и с отвращением ощущая горечь во рту и тяжесть в желудке. Вставать и что-то делать совсем не хотелось.

Не хотелось вообще ничего – вставать, умываться, одеваться, чистить зубы, видеть кого-либо, принимать какие-то решения… В детстве она капризничала, когда ее заставляли все это делать, но тогда было совсем другое, чисто детское упрямство. Теперь королева хандрила, депрессия донимала ее не первый день, все вокруг казались скучными и надоедливыми, улыбки неестественными, еда невкусной, музыка излишне громкой, а погода вообще ужасной…

Вдруг королева вспомнила, что сегодня день приезда кузенов из Бельгии. Вот еще! Нужно улыбаться, делать вид, что ты рада, о чем-то говорить… Не радовало даже новое платье, которое сшили нарочно к такому дню. Конечно, будет вечер в честь их приезда, будут танцы, но даже сама мысль о танцах уже тоже не радовала.

Чего не хватало этой молодой, пока вполне здоровой, хотя и с некоторыми проблемами, девушке, богатой, облеченной огромной властью? Она и сама не знала чего, какой-то упорядоченности, что ли…

Виктория страшно нервничала, сама не понимая почему, попало всей прислуге, невольно оказавшейся под рукой, капризы у королевы следовали один за другим весь день. Окружающие только вздыхали.

Кузены приехали к вечеру, было решено не устраивать им торжественный прием, чтобы не смущать, все же это кузены.

Виктория вышла встречать их на крыльцо, этого казалось достаточно. Потом будет ужин в семейном кругу, потом, возможно, пара вечеров с танцами и прощание, королева надеялась, что братья сразу поймут, что им хотя и рады, но не настолько чтобы оставлять навсегда.

Рядом с Викторией стояла герцогиня Кентская, ведь приезжали ее племянники, сыновья старшего брата. Мерзли и дамы свиты, переминались с ноги на ногу джентльмены. Сама королева мало чувствительна к холоду, это иногда доставляло очень большие неудобства придворным, потому что жить с постоянно открытыми даже при пронизывающем ветре окнами не каждый может. А уж горничные и прислуга простывали на сквозняках изо дня в день.

К дворцу подкатила карета, в которой ехали принцы. Карета не была предназначена для дальних поездок, потому багаж принцев пока оставался в потру, его должны привезти позже. Конечно, они чувствовали себя не слишком хорошо после дальней дороги, к тому же будучи одетыми в дорожные костюмы, смотревшиеся непрезентабельно на фоне ярких нарядов придворных дам и самой королевы.

Виктория хмуро смотрела, как из кареты выходят молодые люди, как они начинают подниматься по лестнице…

Нет, погода ничуть не переменилась, по-прежнему дул пронизывающий ветер с мелкими брызгами дождя, по-прежнему над головой было хмурое серое небо, и даже бок болел по-прежнему. Но что-то все же изменилось, потому что ни ненастье, ни боль в боку были уже не важны.

Это… Альберт? Он сильно возмужал и похорошел (Боже, куда ж еще?!). Теперь это был стройный красавец с подтянутой фигурой, длинными ногами, прекрасным цветом лица, к тому же так похожий на дядю Леопольда, бывшего для Виктории образцом мужской красоты. Высок, но в меру, чтобы не чувствовать себя рядом с ним совсем низкорослой, а уж когда кузен поднял на нее свои голубые глаза и улыбнулся чувственными губами, красивую форму которых подчеркивали усы… Причем здесь плохая погода, о которой вдруг принялась сетовать герцогиня Кентская?!

Виктория пропала. Окончательно и на всю жизнь! Мгновенно были забыты все и все, осталась в прошлом нежданная и короткая любовь к царевичу Александру, куда-то подевалось твердое решение поскорее отказать Альберту и отправить его обратно в Бельгию, забылась уверенность, что незамужней королеве легче жить. Остался один Альберт.

Он подошел, приветствовал ее с одной стороны просто, как кузен, с другой вежливо – все же королева. Сказал комплимент по поводу прекрасного внешнего вида… Она не поняла, что комплимент не соответствует действительности, что он просто заучен заранее, было не до того. Жизнь вдруг стала какой-то другой, в ней появился Альберт.

Несколько дней Виктория наблюдала за кузенами, но всем было хорошо видно, что выбор уже сделан – это Альберт. Эрнст присутствовал только как компаньон брата. Общительный, разговорчивый Эрнст не смог перебить молчаливого скромного брата, но и не хотел.

Братья были очень дружны и все поверяли друг дружке, что чаще бывает у сестер.

– Она тебе не понравилась?

Альберт вздохнул:

– Я сумею стать хорошим мужем.

– У нашей кузины явно королевский характер, с ней будет необычайно трудно.

И это Альберт понимал, но его сердце пока молчало, он еще не бывал влюблен, не знал, что это такое, а потому не волновался за себя. А уж в том, что влюблена королева, никто не сомневался. Виктория не спускала своих больших голубых глаз с Альберта, словно боялась, что стоит отвернуться, и он растает в воздухе, как мираж.

Виктория зря боялась, Альберт был послушным сыном и племянником, он не собирался бежать от влюбленной по уши королевы, принц сделал свой выбор и собирался, как делал все остальное, честно его выполнять. Он намеревался стать хорошим, терпеливым супругом этой нервной, не всегда выдержанной девушке. А что до любви… то можно и без нее, не всем же жениться, сгорая от страсти к невесте. Когда по расчету – даже лучше. Если расчет верный.

За Альберта рассчитал их общий с Викторией дядя Леопольд. Мальчика с малых лет приучали к мысли, что он станет супругом Виктории, которая в свою очередь станет королевой Англии. Он привык и ничего другого для себя не представлял, это как давно известный выбор профессии, когда ребенок с рождения знает, что будет делать скрипки, как его прославленный отец, воевать, как воевали все родственники, освоит врачебную науку или юриспруденцию просто потому, что все предки занимались именно этим.

Альберт собирался осваивать науку быть супругом королевы, правда, и близко не представляя, что его ждет, потому что быть мужем королевы Виктории оказалось сверх трудным занятием.

Через пять дней Виктория уже сделала свой выбор, твердо решив последовать совету дяди Леопольда и выйти замуж за Альберта Саксен-Кобургсгского, потому что влюбилась в него по уши. Осталось одно – сообщить эту радостную весть самому кузену. В том, что кузен согласен, сомнений не было, он для того и приехал, но как сделать предложение? По этикету Альберт не мог просить руки у самой королевы, отца у нее не было, а с герцогиней Виктория не желала общаться даже по такому поводу. Не просить же ее у лорда Мельбурна? Формально близкий родственник – дядя обоих Леопольд свое согласие уже дал, но предложение должно было как-то прозвучать!

Такой вопрос мог остановить кого угодно, только не Викторию. Если она решила выйти замуж за Альберта, то что такое против такого решения какое-то предложение? Альберт получил записочку с просьбой прийти для серьезного разговора наедине.

Брат Эрнст напутствовал его:

– Не теряйся, ты же видишь, что она готова! Иначе не звала бы. Альберт, ты должен выйти оттуда женихом королевы Англии.

– Что, по-твоему, я должен делать? Схватить ее за плечи и задушить в объятиях?

Эрнст расхохотался:

– Я думаю, она не была бы против, но ты этого не сделаешь из-за своей скромности. Ты хоть поцелуй ее, что ли?

– Как ты это себе представляешь? «Ваше величество, позвольте я вас поцелую»?

– Глупости. Целуешь сначала один пальчик, потом второй, потом запястье, доходишь до локотка, а там уже и грудь недалеко.

– С ума сошел, она же королева!

– Она девушка, влюбленная девушка, братец, а потому готова броситься тебе на шею сама. И ее корона здесь ни при чем.

Виктория, конечно, на шею не бросилась, но предложение сделала сама.

– Я была бы не против обручиться с вами, Альберт.

Вот и все, так решительно и просто. Сам он никогда бы не решился вот так.

Конечно, он что-то говорил в ответ, выражал свое счастье от такого ее решения, обещал стать замечательным мужем, если она осчастливит его своим выбором…

А она смотрела и думала: «Ну когда же?!» Разве Виктории были сейчас нужны его слова, его заверения в счастливом будущем? Он должен был сделать ее счастливой сейчас, а для этого нужно просто поцеловать. Вот же ее губы, совсем рядом….

Наконец, он понял, чего она ждет, последовал совету брата… Ее губы, и без того не прикрывавшие зубки, раскрылись для поцелуя, манили, были такими чувственными. Поцелуй получился.

Провожая дорогого Альберта в Кобург, королева почти требовала, чтобы он возвращался как можно скорее. Она обещала подготовить все к свадьбе в лучшем виде, обо всем договориться и продумать, только бы поскорей.

Братья вернулись домой, чтобы Альберт мог попрощаться с родиной, пока его энергичная невеста-королева будет готовить их брак. Получив подробный отчет от племянника, дядя Леопольд похвалил его и обещал всячески поддерживать советами в будущей семейной жизни.

На свадьбу Альберта и Виктории Кобурги собрались почти всей семьей, не каждый день один из них женится на королеве!

И вот он снова плыл в Англию, неимоверно мучаясь от морской болезни. Собственно, от этого страдали и его братья, и в какой-то мере отец, но для принца это было особенно неприятным, ему предстояло выйти в Дувре под пристальные взгляды своих будущих подданных и выглядеть едва живым принц Альберт просто не мог.

Он сумел взять себя в руки, и, когда судно пришвартовалось к причалу Дувра, принц Альберт сумел отвесить учтивый поклон собравшейся громадной толпе.

– Ой, что-то он такой бледный…

– Ага, не живой какой-то…

– То ли дело наша королева – кровь с молоком!

Суждения дуврцев были не слишком лестными, но принц их, конечно, не слышал, он спешил в Лондон к своей невесте.

Герцог Саксен-Кобургский с тревогой вглядывался в лицо своего сына.

– Мне уже лучше, папа, – поспешил ее успокоить Альберт.

Ему не удалось обмануть отца, тот видел, что не только от морской болезни страдает сын, что во многом его беспокоит будущая жизнь в Англии и вообще с королевой Викторией в качестве супруга. Был миг, когда отцу очень захотелось предложить вернуться обратно, объявив, что принц почему-либо не может выполнить свое обязательство. Но он только вздохнул, такого международного скандала его герцогство не выдержит.

Герцог Эрнст Саксен-Кобургский тихонько вздохнул: его брат Леопольд в своих честолюбивых стремлениях, похоже, обрек Альберта на весьма нелегкую жизнь… У королевы Виктории непростой, вспыльчивый характер, что будет доставлять немало проблем ее супругу.

Герцог был прав, но менять положение уже поздно. Альберт и сам чувствовал, что его ждут нелегкие времена и, желая успокоить отца, устало улыбнулся:

– Все будет хорошо. Я справлюсь.

Виктория большую часть времени, пока решались вопросы подготовки бракосочетания и Альберт был в Кобурге, находилась в полуистерическом состоянии.

Пока она воевала с парламентом и лордом Веллингтоном, пока убеждала всех и вся в своей правоте, что-то согласовывала или отменяла, она была уверена во всем. Но вот, наконец, дата свадьбы назначена, нужные люди выбраны, средства выделены, и ей принесли свадебное платье…

На сей раз королева, памятуя проблемы с коронацией, потребовала все обговорить и отрепетировать заранее. Она знала и была готова подсказать Альберту каждый шаг, каждый миг церемонии.

– Мадам, ваше платье…

Если кто и не переживал, так это Лецен. Вот кто оставался в полной уверенности в непоколебимости своих позиций. Муж мужем, а молодой женщине всегда нужна та, с которой можно будет посекретничать. Пусть для жениха таким будет барон Штокмар, она останется жилеткой для слез королевы.

Лецен позволялось называть Викторию просто мадам, а наедине так и моей дорогой девочкой. Баронесса пользовалась этим преимуществом, выглядя для всех серой мышкой, не претендующей ни на что. Лецен не рвалась к высотам официальной власти, ей вполне хватало власти закулисной, тайной, альковной, той, которая во сто крат сильнее любой публичной. И в этой власти баронесса соперников не боялась.

Платье великолепно, оно было щедро украшено драгоценными кружевами, что так нравилось Виктории. Ей казалось, что дорогие кружева сверкают лучше всяких бриллиантов. Это, конечно, не мешало иметь и бриллианты тоже.

И тут выяснилось, что от переживаний и суеты королева даже… похудела. Это было настолько неожиданно, все последние годы приходилось то и дело расставлять платья, а теперь его ушивали! Лецен, желая сказать Виктории приятное, даже рассмеялась:

– Вот что любовь делает, безо всяких диет так постройнеть.

Королева чуть вымученно улыбнулась, она очень устала и уже начала впадать в состояние близкое к панике. Викторию даже начало лихорадить.

Перепуганная Лецен вызвала доктора Кларка, тот заглянул в рот пациентке, пощупал ее пульс и глубокомысленно изрек:

– Корь.

Сэр Джеймс не сразу понял, почему с таким удовольствием смеются обе дамы. Что смешного в том, что у невесты почти накануне свадьбы вдруг такое заболевание. Виктория замахала на него руками:

– Подите прочь! Я уже болела корью.

Она сама лучше других знала, в чем дело: просто слишком велики переживания.

В гостиной били часы, отсчитывая время до ее венчания, время ее почти свободной жизни, а Виктория лежала, бессильно вытянув руки поверх одеяла, и молча плакала. Она даже Лецен попросила оставить ее одну:

– Я должна побыть в одиночестве.

Альберт, конечно, хорош, безумно хорош, он будет примерным мужем, понимающим, заботливым, любящим. Но замужество означало конец свободной жизни. Она, всего два года назад вырвавшаяся из-под опеки строгой матери и вдохнувшая полной грудью, ведь даже лорд Мельбурн теперь обязан своим нахождением на посту премьер-министра ее хитрости и не может так уж давить на нее, она, не успев в полной мере вкусить радость свободы, снова попадает в зависимость, причем от чужого, малознакомого ей человека!

Викторию охватила просто паника. А вдруг все достоинства Альберта только видимость, вдруг он совсем не такой?! Или даже такой, но будет мешать ей, запретит многое из того, к чему она уже привыкла?! Вообще, зачем ей это замужество? Пойдут дети, значит, она окажется просто связана по рукам и ногам этими орущими младенцами. Виктория почему-то была абсолютно уверена, что младенцы постоянно и непрерывно орут, пока не станут взрослыми.

Зачем ей это?! Где была ее голова, когда она говорила Альберту о желании обручиться, когда назначала день свадьбы?!

Но отменить или изменить уже ничего нельзя, она сама ввязалась в эту историю и теперь вынуждена играть роль, которую выбрала, до конца. О Господи! Наверное, если бы в тот миг у нее была возможность вернуться назад ко времени, когда еще не было сделано предложение… нет, тогда уже было поздно, она влюбилась в Альберта заново, это видели все… или к тому моменту, когда кузены только приехали… и тогда поздно. Лучше, когда еще шла переписка с дядей Леопольдом. Можно же было написать, что не желает выходить замуж. Пока не желает…

А там глядишь и надоело бы кузену ждать.

Ага, и женился бы на другой! Ее Альберт, такой красивый, такой замечательный женился бы на другой и этой другой смотрел бы в глаза и говорил разные ласковые слова?! Нет уж, лучше она сама.

А с Альбертом как-нибудь справится. В конце концов, что нужно джентльмену, если у него такая супруга, в качестве дома Букингемский дворец, великолепные лошади и изысканное общество по вечерам? По мнению Виктории это был предел мечтаний. Стать принцем-консортом (ничего, что пока парламент не согласен дать такое звание Альберту) Англии… Недаром даже умный дядя Леопольд согласился жениться на взбалмошной дочери Георга Шарлотте.

Вспомнив Леопольда, Георга и Шарлотту, которую никогда не видела, потому что именно смерть этой принцессы при родах вынудила отца Виктории жениться на ее матери и родить саму Викторию, королева даже тихонько рассмеялась, но тут же задумалась. Не слишком хороший пример. И дело не в том, что дядя Георг распутен и развратен, а в том, что Шарлотта умерла при попытке родить очередного ребенка.

Проблемы при родах и нежизнеспособные дети вообще были отличительной чертой их рода, неужели и ее ждет такая судьба? Поразмышляв, Виктория решила, что если первые дети окажутся слишком слабыми, то она ограничится двумя, чтобы не погибнуть, как тетя Шарлотта. Успокоила только мысль, что у матери было трое детей, и все трое живые и крепкие.

Постепенно ее мысли ушли от сомнений по поводу свадьбы и переметнулись на потомство.

А Альберт? Верно сказала дорогая Лецен: даже выйдя замуж, она не перестанет быть королевой Англии. Она прежде всего королева, а уж потом жена и мать. Будущая, конечно. Альберт не глуп, к тому же он ее любит, значит, должен понять и не мешать ей жить прежней жизнью.

Чуть посомневавшись, Виктория поправила сама себя: почти прежней, все же опочивальню они теперь будут делить на двоих…

От этой мысли стало сладко и немного страшно одновременно. Она допускала в свою жизнь мужчину, причем не в официальную жизнь королевы Виктории, а в свою личную, интимную, куда пока, кроме мамы в детстве и Лецен, не допускался никто. Он будет знать ее секреты, достоинства и недостатки ее фигуры, все о ее характере, ее предпочтениях…

Альберт должен очень любить ее, чтобы недостатки не стали препятствием для их близости. Но это не проблема, принц любит, несомненно, любит, ведь она же любит его!

Успокоив себя, Виктория, наконец, заснула. Со следующего утра дела пошли на поправку….

Карета снова подъезжала к ступеням Букингемского дворца, и снова наверху в окружении разодетой толпы придворных стояла, встречая своего суженого, королева Виктория. На сей раз она не хмурилась и не выглядела недовольной, напротив, стоило ей заметить принца Альберта, как лицо королевы осветила улыбка, привычно открывшая десна зубов.

Как же он хорош в своем мундире! Едва приветствовав его и герцога Саксен-Кобурского, королева принялась болтать о подготовке к свадьбе:

– Я все успела организовать! Все пройдет просто великолепно.

Герцог смотрел на свою будущую невестку и… сочувствовал сыну. Некрасива, полновата, мала ростом и, кажется, столь напориста, что бедный Альберт будет у нее под каблуком. Но его сын сам решился на эту жертву и не собирается отказываться, пусть будет так, как будет.

Сам он приветствовал сестру герцогиню Кентскую. Вот кто не изменился, несмотря на годы, проведенные вдали от родного дома. Сколько лет они уже не виделись? Двадцать, с тех пор как решительный Эдуард герцог Кентский увез беременную супругу рожать в Лондон.

Конечно, брат был не прав, герцогиня очень изменилась, но не настолько, чтобы ее не узнать. Герцог сразу заметил, что между матерью и дочерью не слишком хорошие отношения, однако сестра жаловаться не стала, не хватало еще, чтобы кобургские родственники жалели ее и осуждали королеву Англии!

Завтра королевская свадьба, а ныне жених и невеста решили вместе посетить службу и даже примерить кольца. Виктория со смехом рассказывала, как это забыли сделать перед коронацией и все чуть не закончилось плачевно.

– Ты представляешь, архиепископ Кентерберийский едва не вывихнул мне палец, пытаясь силой надеть кольцо, которое не налезало. А потом я полчаса держала руку в воде со льдом, чтобы снять это кольцо, страшно вдавившееся в палец!

Принц машинально ответил:

– Нужно было натереть палец мылом…

Какой он умный, восхитилась Виктория. Она щебетала, счастливая оттого, что Альберт приехал, что он такой красивый и завтра долгожданная свадьба. А бедный принц все не мог прийти в себя после морской болезни.

Все в этом браке было решено без него и за него, Виктория сама сделала предложение, сама назначила день свадьбы, сама выбрала для нее все, что нужно, вплоть до колец, сама назначила людей его окружения. Его невеста вела себя так, словно он сам был ее собственностью и находился в ее полном распоряжении. А что же будет дальше?

Поздно вечером Виктория укладывалась спать, ее уже не мучили сомнения, было лишь небольшое радостное возбуждение. Как перед первым выступлением в Тайном совете.

Она ничуть не сомневалась в верности своего выбора, в том, что Альберт будет послушен и не станет ей мешать во всем, что не касается их личных отношений.

Королева счастливо вздохнула, проводя рукой по простыням своего ложа… Завтра здесь будет уже мужчина… ее мужчина…

А в другой комнате тихо беседовали братья Альберт и Эрнст.

– Альберт, ты уверен, что сделал правильный выбор?

– А я его делал? За меня выбрали все.

Это было верно, но так горько, что старший брат даже вздохнул:

– Сочувствую, кажется, твоя будущая женушка приструнила даже собственную матушку. Герцогиня Кентская выглядит весьма недовольной, но послушной. А, помнится, в Кобурге говорили, что эту даму привести в чувство не так-то просто.

Шутить не получалось, оба чувствовали, что Альберт вступает в какую-то новую, совсем не такую уж легкую и приятную жизнь.

– Послушай, но ведь это крайне редко бывает, чтобы в династических браках была любовь.

Принц усмехнулся:

– В том-то и проблема. Я согласен жениться по расчету даже на некрасивой девушке, потому что так надо. Но не на влюбленной в меня, понимаешь разницу?

– Понимаю… Но, может, так и лучше?

– Только не с Викторией! Она столь уверена в себе и своем положении, что ей не приходит в голову интересоваться чужим. Ее мнение – главное, ее вкус – превыше всего, то, что сказала она, – обсуждению не подлежит. Посмотри, что в нынешнем положении зависело от меня? Невесту мне выбрали, свадьбу организовали, все подобрали и устроили, даже тех людей, что будут помогать мне составлять бумаги, лечить меня и обслуживать, я должен принимать как данность. Кто я? Игрушка, доставленная по заказу?

– Ну зачем так мрачно? Она, несомненно, любит тебя, а потому будет исполнять все твои желания и даже прихоти.

– Угу, как у своей собачки Дэша.

– Ты сумеешь взять ее в руки.

– Нет, это ты сумел бы…

Эрнсту было откровенно жалко брата, но поделать уже никто ничего не мог. Он дал согласие стать супругом королевы Виктории, он должен это обещание выполнить.

Утро 10 февраля выдалось на редкость ненастным, сильный дождь, правда с таким же сильным ветром, что оставляло надежду, что на свадебную церемонию не придется добираться под зонтиками.

Привыкший вставать рано, Альберт и в Букингемском дворце был на ногах с рассветом. Они вдвоем с Эрнстом сделали определенное количество гимнастических упражнений, чтобы размяться, умылись и принялись одеваться, когда принесли записочку от Виктории.

Эрнст с любопытством заглянул через плечо брата.

«Мой дорогой, как ты себя чувствуешь? Хорошо ли ты спал сегодня? Я выспалась прекрасно и ощущаю себя вполне комфортно… Погода ужасная, но надеюсь, дождь скоро прекратится. Сообщи, когда будешь готов. Твоя верная и любящая Виктория».

– Вот так! О тебе заботятся уже с утра. Чего же еще желать? Королева Англии называет тебя дорогим, а себя любящей. Будь доволен!

– Я весьма доволен.

В отличие от церемонии коронации свадебная церемония прошла без сбоев и неприятностей, если не считать ворчания герцогини Кентской, как всегда, недовольной отведенным ей местом, но к этому уже настолько привыкли, что не обращали внимания совсем. Где это видано, чтобы герцогиня была довольна? Дамы перешептывались между собой:

– Ее устроило бы только нахождение рядом с дочерью прямо у алтаря…

– Нет, милая, что вы. Только вместо дочери!

– Вы обе не правы, леди, только вместо архиепископа!

Они постарались не хихикать слишком громко, но герцогиня все равно заметила и поняла, над кем смеются. Это испортило ей настроение окончательно, тем более, дочь в конце церемонии подошла ко вдовствующей королеве Аделаиде, поцеловала ту в щеку, а матери только кивнула! Герцогиня Кентская вскинула голову повыше, что ж, ее право так оскорблять родную мать. И это ее Дрина, которой отдано столько сил и столько лет! Ничего, придет время, и она пожалеет о своем поведении, но будет поздно.

Так и случилось, через много лет Виктория просила прощения у умирающей матери, но герцогиня отбросила ее руку своей слабеющей рукой, не простив.

Потом они разрезали огромнейший свадебный торт в Букингемском дворце, выслушивали поздравления, прощались и уехали в Виндзор, чтобы провести там медовые… три дня.

Путь был долгим, хотя расстояние небольшое. Карета снова с трудом передвигалась по запруженным народом улицам под восторженные крики толпы. Ликующая публика, желающая им счастья… море цветов, несмотря на февраль, радостные улыбки, веселые, немало выпившие за здоровье и счастье молодоженов англичане…

Виктория смотрела на мужа счастливыми блестящими глазами. Она словно дарила ему не только себя, но и вот этот восторженно ревущий Лондон. От блеска глаза становились еще больше, Виктория немыслимо похорошела, к тому же перехлестывавшее через край ее счастье заразило и его. Можно быть счастливым, сделав счастливой жену, решил принц. Ее любви хватит на двоих, а верным и ласковым мужем я буду.

Он действительно стал добрым и ласковым мужем, ее любви действительно хватило на двоих, но не все оказалось так просто.