Азартная игра Фрэнсис Дик

Глава 06

Я шел к дому Геба, не чувствуя под собой ног.

Что за чертовщина!

Можно было понять, почему Билли Серл на меня сердился. Но последнее, чего ему хотелось бы, подумал я, так это чтоб организаторы скачек начали задавать ему вопросы. К примеру, зачем это вдруг ему так срочно понадобилось сто тысяч фунтов.

Я отпер дверь и поднялся наверх, проверить, как там Шерри. Она по-прежнему крепко спала. Я тихонько спустился в гостиную, где снова уселся за стол Геба, жалея о том, что не захватил с собой ноутбука. Он лежал на кухонном столе в Финчли, и меня так и подмывало съездить домой и забрать его. Вместо этого я позвонил Клаудии.

– Привет, это я.

– Привет, ты, – откликнулась она.

– Послушай, ты бы не могла привезти мой ноутбук на квартиру Геба? – спросил я. – Его сестра приехала, она не знала, что Геба убили. Сейчас спит, но мне не хотелось бы надолго оставлять ее одну. Попробую остаться и поработать здесь, но для этого мне нужен ноутбук. – Я решил пока что ничего не говорить ей о малоприятной статейке в «Рейсинг пост».

Повисла небольшая пауза.

– Ладно, – раздраженно буркнула Клаудия.

– Это не очень далеко, – решил приободрить ее я. – Возьми машину. Парковаться не надо, просто закинешь компьютер, и все.

– Ладно, – снова сказала она без всякого энтузиазма. – Но я как раз собиралась выйти.

«Черт побери, – подумал я. – Неужели от нее так многого просят?»

– А куда едешь? – спросил я.

– О, да никуда особенно, – ответила она. – Просто попить кофейку с приятелем.

– С кем это?

– Ты не знаешь, – уклончиво ответила она.

Наверное, с одним из ее дружков-художников. Я их действительно не знал, да и не хотел знать. Некоторые из них были столь же противными, как и ее картины.

– Прошу тебя, Клаудия, – твердо сказал я. – Ноутбук мне нужен для работы. – «И еще было бы неплохо подкинуть мне хоть немного денег, раз уж живешь здесь совершенно бесплатно», – подумал я. Но говорить этого не стал.

– Ладно, – снова буркнула она. – Где эта его квартирка?

Я продиктовал адрес, Клаудия обещала подвезти компьютер как можно скорей.

Я ждал и перебирал бумаги, оставшиеся на столе после того, как все остальное увез в коробке старший инспектор.

Обычный набор – квартирные счета по оплате разных услуг, чеки, журналы по оказанию финансовых услуг, документы по страховке и несколько писем личного характера. Я просмотрел их все, но никакого ключа к разгадке того, кто хотел смерти Геба или как это он умудрился спустить в азартных играх онлайн сто тысяч фунтов, не нашел.

Да и не слишком рассчитывал найти. Очевидно, полиция забрала все, что представляло в этом плане хоть какой-то интерес.

Затем я принялся обшаривать ящики стола. Их было по три с обеих сторон, в тех, что слева, хранились такие интригующие предметы, как степлер с запасными скрепками, конверты из коричневой бумаги разных размеров, бумага и картриджи для принтера, пачка маркеров разных ярких цветов, пластиковая коробочка с крупными цветными скрепками и калькулятор.

Те, что справа, оказались интереснее. Там хранилась толстая пачка оплаченных счетов, бумаги по налоговым сборам, копия американской налоговой декларации Геба, перехваченная резинкой пачка поздравительных рождественских открыток и пластиковая папка, где лежали корешки от чеков по ежемесячным зарплатам Геба в «Лайал энд Блэк».

И я не без интереса узнал, что Гебу платили больше, чем мне, – несомненно, из-за его трехлетнего опыта работы в «Дж. П. Морган Эссет Менеджмент» в Нью-Йорке, до того, как он перебрался в Лондон. Теперь, когда я остался единственным старшим помощником Патрика, можно будет поговорить с ним о повышении зарплаты.

Я перелистывал счета, но озарение так и не снизошло на меня – бумажки не помогли понять, кто же является убийцей Геба. Хотя одну характерную его черту все же удалось подметить – он любил, как выражалась моя матушка, «бросать деньги на ветер». Так она называла тех, кто тратился на ненужные покупки, всякие там роскошные безделицы, вместо того чтоб делать, как она, – копить на черный день.

Два счета-фактуры от местного туристического агентства показывали, что Геб не скупился на билеты, летал по меньшей мере два раза через Атлантику первым классом «Бритиш Эрвейз», и цена каждого билета составляла восемь тысяч фунтов. Один из них датировался прошлым месяцем, другой полет, которому уже не суждено состояться, был намечен на май. Может, он и зарабатывал больше меня в нашей конторе, но вряд ли зарплата позволяла так роскошествовать, тем более что он задолжал по кредитным картам сто тысяч фунтов.

«Может, он унаследовал кругленькую сумму от умерших родителей? Тоже вряд ли, – подумал я. – Ведь Геб сам говорил, что его отец растратил почти все семейное состояние на азартные игры. Все равно есть вероятность, что Геб спешил растратить и остальное».

Но где тогда он держал эти деньги?

Я взглянул на распечатку банковских выписок. Я сделал распечатку только для того, чтоб зафиксировать номер счета Геба и код доступа к нему, считая, что эти бумаги могут понадобиться, когда я пойду и проинформирую банк о его смерти. Последний баланс составлял немногим меньше десяти тысяч фунтов, но никаких новых поступлений, могущих быть выплатами по кредитным задолженностям, там не значилось. И уж тем более не было на счету восьми тысяч фунтов, которые он должен был заплатить агенту турфирмы за предыдущий месяц.

Стало быть, у Геба есть еще один банковский счет, вот только признаков его в столе я не нашел.

Взглянул на часы. Со времени моего звонка Клаудии прошло полчаса, а доехать сюда с Личфилд-гроув можно было минут за десять. Я пошел к двери посмотреть, может, она подъехала и стоит где-нибудь напротив дома. Но ни ее, ни «Мерседеса» видно не было.

Я проторчал в дверях еще минут пять или около того, и раздражение мое лишь нарастало. Мне совсем не хотелось снова звонить ей, но она явно начала испытывать мое терпение.

Некогда, когда я весь так и пылал желанием увидеть ее снова, я готов был простить ей опоздание хоть на полдня. Однажды я помчался встречать Клаудию в Хитроу за два часа до прилета самолета – и все ради того, чтоб не пропустить ее, когда она в толпе будет проходить через таможню.

Но теперь – причем не впервые – я уже начал подумывать: а не исчерпали ли себя наши отношения?

И вот наконец, минут через тридцать пять после моего звонка, она подъехала. Остановилась посреди дороги, опустила боковое стекло. Я перегнулся, протянул руку и взял свой компьютер с сиденья.

– Спасибо, – буркнул я. – До встречи.

– О’кей, – кивнула она и быстро отъехала.

Я стоял на дороге и махал вслед рукой, но она, даже если и видела меня, не махнула в ответ. Было время, когда при расставании мы долго-долго махали друг другу руками – до тех пор, пока не переставали видеть друг друга.

Я вздохнул. Я вложил столько эмоционального капитала в отношения с Клаудией, что одна только мысль о том, что придется порвать с ней, остаться в одиночестве, начать все сначала, не вселяла в меня особой радости. К тому же я был далеко не уверен, что хочу навсегда порвать с ней.

Клаудия все еще возбуждала меня, и секс с ней вполне устраивал, вот только случался все реже и реже. Фактически секса с ней у нас не было вот уже две недели, причем всякий раз Клаудия находила какой-то предлог. Так что пошло не так? Почему она внезапно разлюбила меня?

Наверное, у нее есть другой. Вот только кто он? Ясно, что не один из дружков-художников по колледжу. Хотя… как знать. При мысли о том, что она спуталась с кем-то из этих парней, меня просто начинало тошнить от отвращения. А вот злости почему-то не было.

Подавленный и несчастный, я вернулся в квартиру Геба и снова уселся за письменный стол, но даже наличие компьютера не помогло сосредоточиться на работе. Я сидел и думал лишь о газетной статье и о Клаудии. Примерно через полчаса позвонил ей на мобильный, но она включила автоответчик, и сообщения я оставлять не стал. Просто потому, что не знал, что сказать.

Вместо этого я вошел в Интернет и проверил свою офисную электронную почту. Ничего особенного, всякая муть, предложения от разных финансовых фирм, сулящих более высокую доходность, нежели та, что считается нормой на рынках.

И среди всего этого мусора только три деловых сообщения: первое от Дианы, подтверждающей продажу ценных бумаг Билли Серла и самый скорый трансферт денег со счета клиента фирмы в его банк. Второе от Патрика, он просил меня проанализировать новый план персональных пенсионных выплат, предоставленный одним из ведущих провайдеров, в свете нового пенсионного законодательства. И, наконец, третье от Джессики Винтер, предлагающей мне надеть пуленепробиваемый жилет, если я собираюсь зайти в контору.

На мой взгляд, это предложение было шуткой весьма дурного тона, особенно если учесть, что случилось с Гебом всего пять дней тому назад.

Я снова просмотрел почту.

Если обещанная доходность подозрительно хороша, значит, она слишком хороша, чтоб быть правдой.

И я вспомнил свой вчерашний разговор с Джолионом Робертсом в Челтенхеме. Наверное, и обещанная доходность по тому болгарскому проекту тоже оказалась слишком хороша, чтоб быть правдой? Вроде бы нет, насколько я помнил. Не тот уровень доходности, чтоб встревожиться или заподозрить неладное. К тому же все осложнялось отдаленностью места застройки и трудностями в плане добывания точной и самой свежей информации по развитию проекта. И мистер Робертс считал это ключевой проблемой.

Я уже начал было набирать фамилию «Робертс», чтоб выйти на сайт нашей компании, занимающейся этим клиентом, но затем вдруг остановился. В главном офисном компьютере хранились все файлы, каждый из сотрудников мог заглянуть в любой, каждый мог узнать, кто именно в него заглядывал. Придумано это было вовсе не для того, чтоб шпионить за нами или перекрыть тем самым доступ к этим файлам, но список посетителей того или иного сайта составить было нетрудно. К моим файлам мог запросто получить доступ тот же Патрик, открывать его хоть и изредка, но регулярно, как и все остальные файлы конторы, постоянно проверяемые и изучаемые Джессикой Винтер, нашим штатным председателем надзорной комиссии.

Если кто залезал в файл, имя его тут же высвечивалось в правом верхнем углу экрана, сохранялся также список из пяти человек, имевших последнее время доступ к этому файлу, вместе с датой и временем посещения.

У меня как у НФК были полномочия просматривать все файлы нашей конторы, но, возможно, придется затем объясняться с Грегори. Тот наверняка захочет знать, зачем это мне понадобилось влезать в файлы его клиента, в особенности столь ценного, как Робертс со своим фамильным трастовым фондом. Причем без его уведомления и именно сейчас.

Тогда я сказал себе, что лучше всего пойти прямо к Грегори и Патрику, а возможно, и к Джессике тоже, и рассказать им о разговоре с Джолионом Робертсом, а там пусть сами и займутся этим делом. Но мне не слишком хотелось обращаться к Грегори и практически обвинять его в том, что он, мягко говоря, ввел в заблуждение своего клиента.

В этом случае мне наверняка понадобится пуленепробиваемый жилет.

В отличие от Соединенных Штатов, где Комиссия по ценным бумагам и биржевым операциям, сокращенно КЦБ, придерживалась в работе режима, основанного на строгих правилах, власти Соединенного Королевства перешли к системе регулирования на базе соблюдения определенных принципов. И на меня теперь возлагалось бремя ответственности – действовать так, чтоб были соблюдены высочайшие принципы честности, открытости и целостности.

Трудно сказать, чья система лучше. Опыт показал, что ни та, ни другая не обеспечивали полной защиты от мошенничества. Да, КЦБ несколько раз расследовала деятельность Берни Мэдоффа, но так и не докопалась до признаков величайшего мошенничества в истории Америки. Все равно что сумасшедший дом, где правят безумцы-пациенты, Мэдофф три раза назначался председателем НАСДАК. И это случилось через много лет после того, как он затеял свою аферу, и после того, как КЦБ заинтересовалась деятельностью его компании.

Мэдофф умудрился уйти и прихватить с собой шестьдесят пять миллиардов – миллиардов! – долларов. А все потому, что ему удалось перехитрить установленную в США систему регуляционных правил. В то время как в Великобритании я должен был следовать не только букве закона, но и его духу.

Но разве имел я право, следуя этим благородным принципам, не сообщить тотчас же о случившемся своему начальству и надзорным службам, что клиент нашей фирмы подвергает сомнению суждения и выводы одного из ее основателей?

Возможно, и нет.

В конце концов я решил, что упомяну об этом сразу после того, как Грегори немного успокоится. А пока что проведу свое маленькое тайное расследование, как и просил меня Джолион Робертс.

Сперва я попробовал найти в поисковой системе «Гугл» «Болгарский проект по застройке», но поисковик выдал около пятидесяти пяти миллионов ссылок, причем первые две страницы не имели ничего общего с тем проектом застройки, который меня интересовал. Тогда я набрал «Болгарский проект застройки Бэлскота» – тут оказались всего две ссылки, и опять же ни одна из них не имела отношения к заводу по производству экономичных электроламп.

Затем я попробовал зайти в «Европу» – так назывался официальный сайт Евросоюза, но продвигаться по нему было еще сложнее, чем по самому континенту.

Словом, меня всюду поджидал тупик, и узнать, с кем, где и когда контактировала фирма Робертса с его фамильным трастовым фондом в Болгарии или Евросоюзе, так и не удалось.

Тогда я решил потихоньку просмотреть все записи и документы, хранившиеся в нашей конторе. Акции и облигации интенсивно покупались и продавались через Интернет в режиме онлайн, но сделки с крупными суммами фиксировались в многочисленной бумажной документации, и бумаги эти мы были обязаны хранить на протяжении минимум пяти лет. А потому контора наша была чуть ли не до потолка завалена коробками с бумагами, и где-то среди них должны были находиться документы, подтверждающие, что трастовый фонд Робертса действительно произвел пятимиллионную инвестицию в электроламповый завод Бэлскота.

Я откинулся на спинку кресла и вспомнил о Клаудии. Снова попробовал позвонить ей на мобильный, но нарвался на тот же женский голос, призывающий оставить сообщение. Теперь я уже жалел, что не сказал ей о статейке в «Рейсинг пост», когда она привезла мне компьютер. Снова попробовал позвонить и на этот раз все же оставил сообщение.

– Дорогая, – сказал я, – пожалуйста, перезвони мне сразу же, как только получишь это. Люблю, целую, пока. – И повесил трубку.

Взглянул на настольные часы Геба. Всего без четверти одиннадцать. Я пробыл здесь около трех часов, но казалось, что вечность.

Интересно, чем это была так занята Клаудия без четверти одиннадцать утра и с кем, что даже отключила свой мобильник?

Я вздохнул. Наверное, лучше не знать.

Исполняя роль душеприказчика Геба, я, используя номер счета и код доступа, отправил в банк по e-mail сообщение с информацией, что мистер Ковак мертв. И попросил оказать любезность переслать мне копии всех его счетов с указанием остатков на этих счетах.

Сколь ни удивительно, но ответ пришел почти сразу же. Они благодарили меня за прискорбную информацию и сообщали, что им нужно собрать оригиналы различных документов, прежде чем они смогут ответить на мой запрос. В том числе им необходимо свидетельство о смерти, копия завещания и официальное утверждение завещания.

Сколько же понадобится времени, чтоб собрать все эти документы?

Тут я услышал, как Шерри идет по коридору в ванную.

Мои проблемы с Билли Серлом – просто ничто в сравнении с ее проблемами.

Я взял «Рейсинг пост», вырвал первую полосу и в несколько раз сложил ее, чтоб не видеть этих слов, словно это могло уменьшить ущерб, нанесенный моей репутации и карьере. Затем сунул сложенную газету в карман и выбросил все остальное в корзину для мусора, что стояла под столом у Геба.

Там находились и какие-то другие бумаги, и я решил, что раз уж искать везде, так почему бы и не здесь?

И вывалил содержимое корзины на стол.

Среди вскрытых конвертов, пустых пластиковых чашек из-под кофе и скомканных салфеток обнаружилось множество мелких клочков бумаги размером примерно в квадратный дюйм каждый. Я свалил чашки, салфетки и конверты обратно в корзину, оставив на столе лишь горку бумажных обрывков. Очевидно, некогда они представляли собой один цельный лист, и вот я принялся складывать их. Все это походило на сборку пазла, но только без картинки на коробке, которая могла бы подсказать и направить меня.

И довольно быстро пришел к выводу, что обрывки принадлежали не одному листу, а трем. Медленно, но верно на столе передо мной вырисовывались оригиналы. Каждая страница была размером около шести на четыре дюйма, с печатным текстом и поправками, сделанными авторучкой. Я склеивал обрывки между собой прозрачной липкой лентой.

– Чего это ты там делаешь? – спросила Шерри, стоя в дверях.

Я даже подскочил от неожиданности.

– Да ничего особенного, – ответил я и развернулся в кресле лицом к ней. – Ну, как самочувствие?

– Ужасное, – ответила она, прошла в комнату и плюхнулась в большое кресло. – До сих пор не могу поверить…

Мне показалось, она сейчас снова заплачет. И никак не мог понять, образовались ли темные круги под глазами от усталости или просто от слез размазалась тушь.

– Приготовлю тебе еще чаю, – вставая, сказал я.

– Чудесно, – с вымученной улыбкой ответила она. – Спасибо.

Я пошел на кухню, вскипятил воду в чайнике. Заварил чай и отнес обе чашки в гостиную.

Шерри сидела за столом и разглядывала клочки бумаги. Я уселся на подлокотник кресла.

– Знаешь, что это такое? – спросил я.

– Конечно, знаю, – кивнула она. – Это квитанции от денежных переводов через «МаниХоум». – Она отпила глоток чая. – Один квиток на восемь тысяч, два – на пять.

– Фунтов? – спросил я.

Она взглянула.

– Нет, долларов. Обменянных на фунты.

– А ты откуда знаешь? – спросил я.

Она подняла на меня глаза.

– Да я все время пользуюсь услугами «МаниХоум». Немного похоже на «Вестерн Юнион», только дешевле. У них агенты по всему миру. Геб посылал мне деньги на билет через «МаниХоум».

– Так это от них квитанции?

– Нет, – уверенно ответила она. – Эти квитанции выдают, когда ты идешь забирать деньги, а не когда их посылаешь.

– Получается, Геб набрал восемнадцать тысяч долларов через «МаниХоум»?

– Да, – кивнула она.

– Когда?

Она снова внимательно посмотрела на реконструированные мной бумаги.

– На прошлой неделе, но не в один день. Восемь тысяч в понедельник, по пять – во вторник и пятницу.

– И от кого они? – спросил я.

– По ним можно узнать, лишь когда подразделением «МаниХоум» были получены эти деньги, а вот кто их прислал, не сказано. – Она снова отпила глоток. – А зачем это тебе?

– Сам не знаю, – ответил я. – Просто нашел эти обрывки в мусорной корзине.

Шерри сидела и пила чай, поглядывая на меня.

– Скажи, ты вообще зачем здесь, а? – спросила она.

– Я был другом Геба и коллегой по работе, – ответил я, достал из кармана визитку и протянул ей. – В своем завещании он назначил меня душеприказчиком. – Пока что я решил не упоминать о том, что Геб сделал меня единственным своим наследником.

– Вот уж не знала, что он оставил завещание, – сказала Шерри, взглянув на визитку. – «Мистер Николас Фокстон, магистр эконом., дипл. фин. консультант».

– Он сделал это еще пять лет тому назад, как только поступил на работу в «Лайал энд Блэк», – сказал я, не обращая внимания на перечисление моих званий. – Каждый работающий в фирме человек должен составить завещание. Старшие партнеры всегда говорят: мы не имеем права давать советы клиентам, как спланировать будущее, если сами не подаем в том примера. Но я понятия не имею, почему Геб назначил именно меня. Возможно, потому, что столы наши стояли рядом. Он только что прибыл в чужую страну, наверное, других знакомых у него больше здесь не было. Да и потом, вряд ли человек, которому только под тридцать, думает, что скоро умрет. Но мог бы назначить на эту роль и тебя, хоть ты и живешь в Соединенных Штатах.

– Пять лет назад мы с Гебом практически не разговаривали друг с другом. Я тогда даже заявила ему, что не желаю больше видеть его и слышать.

– Не слишком ли сурово? – осведомился я.

– Просто мы жутко поссорились из-за родителей. – Она вздохнула. – Все всегда происходило из-за родителей.

– Почему так? – спросил я.

Она смотрела на меня, словно решая, стоит говорить или нет.

– Наши мама с папой были довольно необычной парой. Папа зарабатывал на жизнь, если можно так выразиться, букмекером без лицензии, в подпольном тотализаторе Черчил-Даунс. Некогда он хотел стать конюхом, но присматривать за лошадьми ему не понравилось. Все свое время проводил за тем, что брал ставки от других конюхов, а также от тренеров и владельцев лошадей. Иногда выигрывал, но чаще проигрывал. Мама же работала официанткой, разносила коктейли в одном из фешенебельных отелей в центре Луисвилля. Так, по крайней мере, она всем говорила.

Она умолкла, я сидел и ждал продолжения. Сама заговорит, если захочет.

– Она была проституткой. – И Шерри снова заплакала.

– Совсем не обязательно было говорить это мне, – пробормотал я.

Она подняла на меня полные слез глаза.

– Я должна была хоть кому-то сказать, – всхлипнула Шерри. – Невозможно… так долго носить это в себе.

И вот в перерывах между рыданиями она поведала мне печальную сагу о своем с Гебом детстве. Рассказ просто потряс меня – я все эти годы просидел рядом с Гебом, ни на миг не догадываясь о том, какие тяготы ему пришлось преодолеть, чтобы добиться успеха.

Отец Геба и Шерри был к тому же еще и алкоголиком и обращался со своими детьми, как с рабами, безжалостно эксплуатируя их труд. Оба ребенка очень хорошо учились в школе, но по настоянию отца бросили ее и в шестнадцать лет пошли работать: Геб – конюхом в Черчил-Даунс, а Шерри – горничной в тот самый отель, где занималась своим ремеслом ее мамаша.

Геб восстал и сбежал в Лексингтон, в колледж, куда втайне от родителей подал документы, сдал экзамены, и его приняли на бесплатное отделение. Но дома у него не было, ночевать приходилось на улицах. Как-то один из членов попечительского совета колледжа нашел его там и предложил кров. Человек этот был финансовым консультантом, и карьера Геба определилась.

Окончив колледж, он из Лексингтона не уехал, посещал там экономическое отделение Университета Кентукки, затем перебрался в Нью-Йорк, получив работу в компании «Дж. П. Морган».

А я еще удивлялся, как это птица такого высокого полета вдруг перешла из всемирно известной фирмы к нам в «Лайал энд Блэк»! Маленькое застойное болото в сравнении с «Дж. П. Морган». Не иначе как что-то напортачил там, в Нью-Йорке?..

Тем временем Шерри прекрасно справлялась со своей работой, была замечена начальством, и ее отправили на курсы повышения квалификации. После этого она переехала в Чикаго и работала помощником управляющего в большом отеле той же сети.

Я не представлял, насколько полезной может быть для меня вся эта информация, но сидел и терпеливо слушал ее эмоциональное повествование.

– Ну а как получилось, что вы с Гебом разругались? – спросил я, когда она сделала паузу.

– Он отказался приехать в Нью-Йорк на похороны, когда отец умер. Я говорила, он должен был поддержать маму, но он отказался и еще сказал, что уж скорее приедет на ее похороны, если она скончается прямо завтра. Прямо так и сказал, этими самыми словами. И мама все слышала. Потому что я говорила с ним из машины, по громкой связи. – Она умолкла, слезы снова градом покатились по щекам. – До сих пор думаю, она поступила так из-за этих его слов.

– Поступила как? – спросил я.

– Проглотила целую упаковку тайленола. Сто таблеток.

– И умерла? – осторожно спросил я.

Шерри кивнула.

– В ту же ночь. Я нашла ее утром. – Она выпрямилась и глубоко вздохнула. – И я тогда обвинила Геба в том, что это он ее убил, и сказала, что не желаю видеть и слышать его снова.

– Сколько лет прошло со смерти родителей?

– Лет шесть или семь. – Она призадумалась. – Да, в июне будет ровно семь.

– И когда же ты передумала?

– Это ты о чем? Когда снова стала видеться с Гебом?

Я кивнул.

– Да ничего я не передумала. Он сам первым связался со мной два года назад. – Шерри вздохнула. – Пять лет не разговаривать с братом-близнецом – это долгий срок. Мне страшно хотелось пообщаться с ним, но я ведь тоже гордая. – Она умолкла на секунду-другую. – Вернее, глупая. Он написал мне на адрес отеля, и мы договорились встретиться в Нью-Йорке. А потом прошлым летом пригласил меня приехать в Англию, провести с ним отпуск. Здорово было! – Она улыбнулась. – Как в старые добрые времена. – Но улыбка почти тотчас же померкла, на глаза снова навернулись слезы. – Просто поверить не могу, что его больше нет.

Я тоже не мог.

И вот, наконец, в половине второго я появился в конторе, рассчитывая, что как раз в это время Грегори сидит где-нибудь за обильным ленчем в одном из ресторанов на Ломбард-стрит. Однако к дому под номером шестьдесят четыре я приближался с другой стороны, противоположной маршруту, которым Грегори ходил в свой излюбленный ресторан, чтоб свести шансы встречи с ним к минимуму, если он вдруг выйдет позже.

На лифте я подниматься не стал, взбежал по лестнице на четвертый этаж, приоткрыл стеклянную дверь, заглянул.

– Скажите, мистер Грегори уже ушел на ленч? – спросил я сидевшую в приемной миссис Макдауд.

– Десять минут назад, – шепнула она в ответ.

– А мистер Патрик?

– Ушел вместе с ним, – ответила она. – Вернутся через час с четвертью, может, даже позже.

Я расслабился и улыбнулся ей.

– Тогда, наверное, задержусь здесь на часок.

– Мудро, – заметила она, улыбаясь во весь рот. – А теперь скажите-ка мне, это правда, что написали в газете?

– Ну, ясное дело, нет, – сказал я.

Она взглянула на меня, и во взгляде этом так и читалось: «Как же, как же, знаем вы вас». А потом добавила:

– Должно быть, все же что-то натворил, иначе не попал бы на первую полосу.

– Миссис Макдауд, ничего я не натворил. Честное слово.

Она капризно скривила губы – точно избалованный ребенок, которому только что отказали в мороженом. Я проигнорировал эту ее мину, прошел через приемную и выскользнул в коридор. Проходя мимо всегда открытой двери, заглянул в кабинет Джессики, но ее там видно не было. Джессика всегда выходила в обеденный перерыв, но, в отличие от Геба и других, вовсе не затем, чтобы поесть, а потренироваться в местном спортивном зале.

Я прошел в свой кабинет, хотя назвать его своим было бы преувеличением. Он состоял из пяти отсеков, втиснутых в крохотную комнатку, один из этих отсеков был моим. Геб сидел рядом, два других помощника Патрика, Диана и Рори, размещались ближе к двери. Пятый отсек был бесхозным, но использовался другими сотрудниками. Обычно два дня в неделю в нем просиживал бухгалтер; заглядывал к нам и Эндрю Меллор, юрист, если ему было негде больше разместиться. Сегодня эта клетушка пустовала.

Диана, как обычно, отправилась на ленч, Рори же сидел за своим столом, печатал одной рукой на клавиатуре компьютера, в другой держал надкушенный сандвич.

– О боже, – пробормотал он с набитым ртом. – Возвращение человека-невидимки! А Грегори искал тебя все утро. У тебя неприятности, парень. – Судя по тону, ему доставляло удовольствие, что у меня неприятности, а на столе у него лежал экземпляр «Рейсинг пост». Наверное, это он показал газету Грегори.

– Ты меня не видел, договорились? – сказал я.

– Только не втягивай меня в свои грязные мелкие делишки, – довольно неприветливо буркнул он. – Не собираюсь рисковать из-за тебя карьерой.

Иногда Рори превращался в настоящее шило в заднице.

– Знаешь что, Рори, – заметил я, – вот когда получишь квалификацию НФК, если вообще это когда-нибудь случится, тогда и будешь говорить о карьере. А до тех пор советую заткнуться!