Объединенные разумом Шеффилд Чарльз
За спиной Годивы дверь, ведущая в помещение, начала открываться сильнее. Мондрайн и Брейчис в первый раз за эти минуты бросили взгляд в сторону коридора. То что они увидели, заставило их попятиться назад.
В помещение входил Нимрод. Чен впервые сам увидел менталитет, не будучи его частью. Даже для него это было приводящим в ужас зрелищем. Тела Лии, С'глаи и Энджела медленно шевелились, облепленные роящейся массой компонентов Ишмаэла. Из основной части отходили длинные извивающиеся щупальца тёмно-лиловых компонентов Лудильщика. Они вытянулись через всё помещение и достали до замков запертых дверей. Чен увидел, как вся масса дрогнула и подошла ближе к нему. Дверь, за которой сидел Чен беззвучно отъехала в сторону.
— Годива, посторонись! — закричал Брейчис, вскидывая оружие и пытаясь прицелиться в то, что находилось за стоящей перед ним женщиной.
— Стрелять бессмысленно, — произнёс из глубины трепещущей массы голос Лии Рэйнбоу. — Лютер Брейчис, Годива говорит правду. Мы можем вам помочь. А в её рассудок мы не вторгались, потому что мы не в состоянии это сделать. Можно мы всё ему расскажем?
Годива закивала, всё ещё глядя Брейчису в лицо страстным взглядом.
— Расскажите ему. Пусть он узнает об этом сейчас. Я его так люблю!
— Лютер Брейчис, мы не смогли втянуть Годиву в наш ментальный союз, хотя пытались сделать это. Мы не смогли, потому что Годива — не человек.
— Годива, отойди! — Брейчис, похоже, не услышал того, что сказал объединённый интеллект. Рука, сжимающая оружие, дрожала. — Отойди в сторону, дай мне выстрелить в него.
Годива подошла ещё ближе, протянула к нему руки и положила их ему на плечи.
— До разговора с Нимродом я не могла тебе об этом рассказать. Я была закодирована таким образом, что не имела возможности этого сделать, и всё время меня мучил вопрос, узнаешь ли ты когда-нибудь об этом. Они говорят правду. Я не человек. О, Лютер, пусть они тебе помогут.
— Не дотрагивайся до него! — Мондрайн набросился на Годиву, внезапно осознав, в чём тут дело. — Никогда больше не трогай его, и не говори, кто ты такая.
— Нет. Я должна. До этого я не могла, но сейчас я должна. — Руки Годивы обвили шею Брейчиса. — Лютер, мой любимый, я — Артефакт.
Брейчис попытался высвободиться из её объятий.
— Годива, не надо так говорить. Никогда не говори такие вещи.
— Я должна. — Она уцепилась за него и не отпускала, а он начал потихоньку отступать назад. — Я Артефакт. Меня создал маркграф Фуджитсу.
— Этого не может быть. Ты ведь, можно сказать, спасла мне жизнь. — Кисти, сжимающие оружие, побелели в косточках и задрожали сильнее. — Когда на меня напали Артефакты, ты помогала не им, ты помогала мне.
— Конечно, я пыталась тебе помочь. Я никогда бы не смогла кого-нибудь убить. Фуджитсу вырастил меня в сосудах своей лаборатории. Но я была создана для того чтобы любить, а не убивать. Лютер, я люблю тебя. Она потянулась и попыталась поцеловать его. Брейчис отвернул лицо.
— Лютер Брейчис, проникнись состраданием, а не гневом. — Это снова был голос Лии, он исходил из самой середины облака компонентов Лудильщика. — Она стала орудием в руках Фуджитсу, но не по своей воле. Пока маркграф был жив, её программа была настроена на то, чтобы наблюдать за тобой, всегда оставаться рядом с тобой, любить тебя. Когда он умер, программа не перестала работать. Но с его смертью запустилась ещё одна программа, благодаря которой она сделалась источником информации для других Артефактов. Тогда у них появилась возможность следовать за тобою буквально по пятам, знать обо всех твоих действиях. Но ты пойми страдания Годивы, как можем понять их мы. Она любит тебя, но в то же время она не могла не передавать информацию тем, кто мог бы обернуть её тебе во вред. Когда вы отправились на Траванкор, она бесконечно обрадовалась, ибо знала, что другие Артефакты не смогут тебя здесь достать.
По лишённым морщин щекам Годивы текли ручейки слёз.
— Лютер, это правда. Прости меня. Я не могла сказать тебе о том, что делала, как бы я тебя ни любила.
— Любила? Делать деньги для Фуджитсу, и это в твоём представлении любовь? — Лютер Брейчис с отвращением убрал лицо от Годивы, когда та ещё раз попыталась поцеловать его. Он посмотрел в сторону поверх её плеч. — Будь проклят, Фуджитсу, на том и на этом свете! — Брейчис говорил спокойным голосом, очевидно даже не вкладывая в слова эмоций. — Ты хотел получить от меня причитающиеся тебе деньги и ты их получил. Ты победил, Фуджитсу. Ты победил.
Он приставил дуло своего ружья к мягкому животу Годивы и нажал на спусковой крючок. Раздался приглушённый, почти что безобидный звук. Реактивный снаряд проделал в пышном теле Годивы дыру размером с кулак.
Она посмотрела Брейчису в лицо и улыбнулась таинственной, влюблённой улыбкой. Несколько секунд она стояла в полный рост, подняв руки вверх в умоляющей позе, затем рухнула на пол. Даже умирая, она оставалась грациозной. Лютер Брейчис посмотрел на её тело и глубоко вздохнул. Он готов был зарыдать.
Из присутствующих лишь Мондрайн мог предвидеть, что же за сим последует.
— Лютер! Только не это. — В один миг он оказался возле Брейчиса и схватил его за руку. Тот скользнул по нему взглядом и стал медленно поворачивать запястье. Мондрайн приложил все свои усилия, но рука Брейчиса продолжала двигаться с той же скоростью. Приставив оружие к своей голове, Брейчис ещё раз посмотрел на распластавшееся перед ним на полу окровавленное тело.
— Годива, я любил тебя, — сказал он спокойным голосом. — Я действительно любил тебя.
С этими словами он нажал на курок. Со стороны затылка брызнул фонтан крови и вылетели мозги. Падая на пол, он потянул за собой Эсро Мондрайна.
Чен бросился вперёд. Мондрайн уже почти освободился от судорожной хватки и поднимался на ноги.
К всеобщему изумлению Годива Ломбер делала то же самое. Прижав руку к рваной ране на спине, откуда вываливались кровоточащие внутренние органы, она стояла, покачиваясь на ногах. Она медленно заковыляла вперёд, туда, где лежал Лютер Брейчис.
— Годива Ломбер, не вздумай поднимать его. Такое усилие убьёт тебя, — предупреждал её голос Лии. Но Годива уже наклонялась, а её руки обнимали тело Брейчиса, хотя по платью стекал вниз стремительный поток крови. Она покачала своей светлой головой.
— Мы никогда не умираем легко. Даже… то горя. Она поднялась, крепко прижимая Лютера к своей груди и поддерживая рукой его размозженную голову.
Внезапно она бросилась к выходу карантинного помещения.
Чен посмотрел ей вслед… и тут осознал, что, пока они смотрели на агонию Годивы, Эсро Мондрайн незаметно исчез через другую дверь.
— Следуйте за ним! — прозвучал голос Лии. — Брейчис мёртв, теперь Мондрайн — единственный, кто знает кодовую последовательность Звена, которая необходима, чтобы вернуть корабль в солнечную систему.
Чен колебался в нерешительности. Следовать за Мондрайном… Но Нимрод всё ещё находился в объединённом состоянии, Энджел был слишком медлительным, Шикари распался на составляющие.
— С'грила! — прокричал Чен Пайп-Рилле. — За мной. Это наша работа.
Он выскочил из карантинного помещения и сразу же оказался в лабиринте коридоров корабля.
— Куда идти? — спрашивала С'грила. Она скакала рядом с ним.
Чен не имел ни малейшего представления. Прежде чем он смог что-либо сказать, вдоль коридора устремился шлейф компонентов Лудильщика.
— Следуй за Шикари, — звучал где-то далеко за спиной голос Лии.
Может быть, хоть Нимроду было известно, куда девался Мондрайн. Чен и С'грила бежали за летящим кортежем Лудильщика. Они миновали один коридор, поднялись по двум коротким лестничным пролётам.
— Главная рубка управления кораблём, — прокричала С'грила. Она уже обогнала Чена. — Он здесь.
Чен ворвался в помещение и там нагнал Пайп-Риллу. Мондрайн сидел за главным пультом и щёлкал переключателями. Когда вбежали Чен и С'грила, он повернулся к ним лицом.
— Отойдите от меня, иначе мы все погибнем. Я ввёл команду самоликвидации корабля, и только я могу остановить её выполнение. У вас есть три минуты, чтобы сдаться мне и занять места в изолированных карантинных кабинах.
— Остановись, — воскликнула С'грила. — Он не пугает нас, он это действительно сделает. Мы должны подчиниться ему.
— Подождите! — раздался голос в глубине коридора. Он принадлежал Энджелу. Тот спешил в рубку настолько быстро, насколько ему позволяла корневая система.
— С'грила, помоги Энджелу. — Но прежде чем могла быть выполнена команда Чена, в коридор ворвался вихрь компонентов Лудильщика. Они окружили Энджела, подняли его и втолкнули в рубку управления.
Когда Энджел уже стоял на пороге, от роя отделилась одна часть и сразу же окружила Мондрайна. Другая часть подлетела и опустилась на Чена и С'грилу.
— Быстрее!
Чен не понял, кто это прокричал. Объединённый рассудок заработал, быстрее чем когда бы то ни было. Чен почувствовал, что Алмаз тянется к Мондрайну, затем был момент контакта.
— ВОЗМОЖНО ЛИ ЕГО ДОСТАТЬ? — раздался голос Нимрода. Он звучал издалека по устанавливающейся с помощью Ишмаэлом и Шикари связи.
— МЫ ПЫТАЕМСЯ. — Долгое время они пытались подступиться к сопротивляющемуся рассудку. — МЫ НЕ МОЖЕМ.
Чен почувствовал жестокий удар недоумения, граничащего со страхом. Разум Мондрайна противостоял им с огромной силой; такого сопротивления не ожидал в нём встретить Алмаз. Объединённый рассудок пришёл в ужас от той силы эмоций, с которой ему пришлось столкнуться.
— МЫ НЕ МОЖЕМ ЗАСТАВИТЬ ЕГО ВЛИТЬСЯ НАШ МЕНТАЛЬНЫЙ СОЮЗ. — Сообщение отправилось назад к Нимроду. — МЫ НАТКНУЛИСЬ НА ПРЕГРАДУ. НЕПРИСТУПНУЮ, КАК КРЕПОСТЬ, ВРОСШУЮ В ЗЕМЛЮ.
— ВОЗМОЖНО ЛИ ОБОЙТИ ЕЁ И ДОБРАТЬСЯ ДО ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ, КОТОРАЯ ВЫЗЫВАЕТ САМОЛИКВИДАЦИЮ КОРАБЛЯ? В сообщении Нимрода уже прослушивались обертоны. Их менталитет приближался к командной рубке корабля. Но в объединённом состоянии они могли передвигаться очень медленно.
— ЭТО УБЬЁТ ЕГО. ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ СПРЯТАНА ГЛУБЖЕ ВСЕХ ДОСТУПНЫХ УРОВНЕЙ.
Теперь С'грила и Чен помогали Шикари держать Мондрайна. Он не оказывал физического сопротивления, но его воспалённый и кипящий рассудок отвергал все попытки установления контакта. Алмаз пробовал подступиться к нему то с одной, то с другой стороны. Чен почувствовал отвращение, охватившее их объединённый рассудок, когда они добрались до бурлящих подводных течений сознания Мондрайна.
— ЕЩЁ МИНУТА, — сказал Нимрод. — ВЫ ДОЛЖНЫ НАЙТИ КОМАНДНУЮ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ САМОЛИКВИДАЦИИ КОРАБЛЯ.
— МЫ ВСЁ ЕЩЁ НАДЕЕМСЯ. НО ДО НЕЁ НЕВОЗМОЖНО ДОБРАТЬСЯ.
— Может лучше уничтожить Мондрайна? — Это сказал Чен, который, стараясь оставаться в рамках менталитета, хотел внести в общий котёл и собственный вклад. Вероятно, тогда мы смогли бы узнать код самоликвидации.
— НЕТ, НЕТ И ЕЩЁ РАЗ НЕТ. — Буря протеста чуть не унесла Чена. Он увидел, какой шок вызвала у других членов объединённого рассудка его идея, родившаяся в попытке отдалиться от них.
Он стоял перед ужасным выбором. Ему нужна была помощь менталитета, но в то же время он должен был иметь возможность действовать самостоятельно. Чен собрал всю свою энергию и погрузился ещё дальше, прокладывая себе путь сквозь лабиринт чувств и эмоций, отчаянно сопротивлявшихся его вторжению.
Он почти не продвинулся вперёд. Мондрайн не хотел уступать.
Чен искал почти вслепую и наконец обнаружил первый ещё очень слабый контакт с массивом памяти. Это было похоже на присутствие в потёмках сознания Мондрайна, сокрытых от всего окружающего. Чен углублялся, пользуясь всей энергией объединённого рассудка. Он знал, что ему нужно делать. Но мог ли он заставить себя делать это, чувствуя сопротивление всех остальных?
ВОТ ОНО. Он воспользовался острой гранью своих наихудших воспоминаний, и с её помощью стал врезаться в обнажённую, тонкую материю сознания Мондрайна. Какой-то миг тьма сопротивлялась, затем рассыпалась на мелкие кусочки.
Преграды больше не было. Но когда Алмаз последовал за Ченом в глубины рассудка Мондрайна на поиски кодовой комбинации самоуничтожения корабля и последовательности Звена Маттин, сам Чен почувствовал ментальный удар. Мондрайна заставили снова взглянуть на весь кошмар его далёкого прошлого. Крик боли и ужаса буквально вышвырнул Чена далеко за пределы измученного мозга в море меркнущего сознания.
Менталитет поймал Чена и заботливо уложил его. А интеллект Мондрайна тем временем угасал, тускнел, превращался в ничто и походил уже на тлеющие красные огоньки в куче серой золы.
— Спасены. Мы спасены, — произнёс Чен.
— Смерть. Мы обречены, — ответило эхо. Тут Чена охватил вихрь необоснованного страха. Это был его страх, и ничей больше. Но страх этот был лишь ничтожным отголоском того, что он обнаружил в недрах Мондрайна.
— Смерть. Смерть? — ответило эхо, уже ближе и громче.
Но теперь она его не коснётся. Потому что наконец Чен позволил водовороту увлечь себя в самое сердце пучины.
Глава 40
Звено в один миг перенесло его на сто двадцатый уровень «муравейника». Над этим местом можно было заметить признаки благополучия: фешенебельные апартаменты, яркий свет, приятные люди, высокие цены и свободный доступ к точкам Звена. Ниже сто двадцатого уровня путешественник мог увидеть лишь убогие норы, беженцев и сплошную нищету.
Пробираясь лёгкой поступью по усыпанному мусором коридору с мрачными стенами и серыми металлическими дверьми, Чен осторожно приблизился к входу в жилище. Убедившись в том, что он прибыл к месту назначения, Чен нащупал рукой кнопку распознающего устройства и нажал. Загорелся свет. Его впустили в тесную, как могила, переднюю, где он остановился и стал терпеливо ожидать.
Прошло довольно много времени. Наконец отворилась дверь, ведущая в комнату, и на пороге показалась высокая, сутулая женщина с копной длинных нечёсаных волос. Она заглянула в крошечную, слабо освещённую переднюю и посмотрела на Чена усталым затуманенным взглядом.
Он кивнул ей.
— Тетти, это я. Можно войти?
Тетти не ответила. Повернувшись, она зашагала шаркающими шагами внутрь комнаты. Обе её руки были усыпаны лиловыми пятнышками от инъекций Парадокса. Чен последовал за ней. Они вошли в маленькую гостиную, где Чен без приглашения уселся на жёсткий стул и окинул взглядом интерьер. Помещение было похоже на свалку одежды, немытой посуды и бумаг — результат того, что вот уже несколько недель здесь не наводили порядок.
Она села напротив Чена на потрепанную подушечку и уставилась прямо ему в лицо. Она медленно закивала.
— Значит они говорят правду. Ты очень изменился, Чен.
— Мы все изменились. — Он сидел в неудобной позе, уперев руки в колени.
— До меня дошли слухи. Трущобы полны ими. О том, как вы с Лией, Эсро Мондрайном, Лютером Брейчисом и представителями чужих миров отправились к далёким звёздам. О том, как в вас произошли изменения, и о сверхсуществе, которое убивало, чтобы сохранить себе жизнь. Говорят, что с его появлением произошли большие перемены, как здесь, так и там.
Она потёрла глаза.
— Мы в этом не уверены, Тетти. Сперва казалось, что мы имеем дело с чем-то сверхъестественным, превосходящим нас буквально во всех отношениях. Но теперь мы так не думаем. Иногда мы, я имею в виду людей, можем делать такое, что не в состоянии сделать ни одно сверхсущество.
Слова Чена с равным успехом могли относиться как к объединенным интеллектам, так и к Созданиям Морган. И это можно было сказать не только о людях. Пайп-Риллы и Энджелы обладали своими индивидуальными способностями, неиспользуемым в состоянии объединённого интеллекта потенциалом. Лишь Лудильщики, сторонники любых форм объединения, чувствовали себя здесь, как рыбы в воде.
— Но так или иначе, — продолжал он, — послы Звёздной Группы и здесь придумали свои правила. От греха подальше, новые существа вместе с захваченным Созданием Морган будут содержаться в защищённой среде, пока не будут полностью изучены.
— Они опасны?
— Не знаю. На Траванкоре имели место некоторые инциденты, но я не могу сказать, кого нужно в них винить.
— Я слышала. — Её глаза словно остекленели. Она падала на дно после экстаза, вызванного Парадоксом. Эсро и Лютер Брейчис… и Годива.
— Ты слышала о ней… что-нибудь ещё?
— Да, конечно. Печальная история. — Тетти повернулась так, чтобы этого не видел Чен, и вдавила себе в руку крошечную ампулу. — Я должна была давно об этом догадаться. Она появилась ниоткуда и была слишком хорошей, чтобы казаться настоящей. Бедная, несчастная Годива. Идеальная женщина, идеальный партнёр… и тут на тебе — один из Артефактов Фуджитсу. Разве ты об этом не догадывался?
— Нет. Насчёт неё не догадывался. Но после лечения на стимуляторе я некоторое время терзался мыслью, что, быть может, я сам один из Артефактов. В возрасте двадцати лет с совершенно неповреждённым мозгом я был умственно отсталым. Вот я и задумался, а может я не человек.
— Разве Мондрайн тебе никогда не рассказывал? она, внезапно нахмурившись, посмотрела на Чена встревоженным взглядом. — Ему, так же как и тебе самому, не терпелось узнать, откуда же ты взялся. Когда я возвращалась на Землю, он попросил меня разузнать о тебе как можно больше. Но, похоже, что он тебе так ничего и не рассказал.
— Ни слова.
— Ты не слабоумный, Чен. Ты таким никогда не был. Ты не Артефакт. Ты — результат одного эксперимента. В одной из лабораторий — не из тех, что принадлежали маркграфу, ибо он бы не вынес такой безалаберности пытались создать сверхчеловека, физически и умственно совершенную личность. Это им не удалось, но только потому, что они что-то перепутали и забыли сделать завершающее соединение нервных волокон. Они этого не поняли, и выбросили результат своей работы в «муравейник». — Тетти одарила Чена грустной, но сочувственной улыбкой. — Добро пожаловать в клуб второсортных. Но ты человек на все сто процентов. Такой же, как я. Но разве тебе от этого легче?
Она откинулась на подушку и закрыла глаза. Её лицо ожило, но продолжало оставаться серым и ужасно исхудавшим, похожим на одно из тех привидений в женском обличии, которые Чен так часто видел на Горе.
— Не могу поверить, что его уже нет, — сказала она наконец. — Ты был там, когда это произошло?
— Да, находился там до самого конца. Я видел, что творилось в его сознании в последние несколько секунд. Он так и не обрёл спокойствие.
— Знаю. Зачем ты мне об этом рассказываешь? — Тетти отвернулась в сторону. — Я могла бы ему помочь. Раньше я сделала бы для него всё что угодно. Но он не хотел говорить мне, что же терзало его изнутри.
— Он не мог рассказать об этом. Но я знаю, что мучило его.
Чен остановился. Да он знал, во всех ужасных подробностях. Но он не мог рассказать о том, что же он обнаружил в Мондрайне. Даже рассказанная из вторых рук история была слишком ужасной.
И снова он погрузился в чёрную пучину кошмарных воспоминаний, куда погружался теперь каждый день…
Трава была в три раза выше его роста. Она окружала его, как стены большой круглой комнаты под куполом голубого неба, хранящей внутри тепло. Было очень жарко, по его спине струился пот.
Он наклонился и стал с любопытством рассматривать маленьких жучков, спешащих по своим делам между стеблями серых, покрытых пылью растений.
— Пойдём. У нас нет времени ждать, пока тебе не надоест смотреть.
Он выпрямился, услышав адресованные ему слова, и стал догонять остальных. Мама шла рядом с дядей Дарреном, держа его под руку и даже не оглядываясь. Он догнал их и обвил детскими ручонками мамины колени. Он чувствовал запах её пота, видел на её ногах капельки испарины.
Неужели она была не в своём уме?
— Мамочка, возьми меня на ручки. — Он посмотрел вверх, стараясь заглянуть ей в лицо. Она уже очень давно не держала его на руках, когда он сам об этом не просил. — Мама!
Она даже не посмотрела на него.
— У нас сейчас нет времени. Разве ты не видишь, что мы торопимся?
Дядя засмеялся, но это был не настоящий смех.
— Чёрт возьми, конечно мы очень торопимся. Но чем нам не подходит это место? Давай не пойдём дальше.
Мама остановилась и наконец посмотрела на сына.
— Ну хорошо, Эсси. Нам с дядей Дарреном нужно кое-что сделать. Это займёт несколько минут. Посиди здесь и подожди, пока мы не вернёмся.
— Я хочу пойти с вами. — Он ещё крепче прижался к маминым коленям. — Не хочу оставаться здесь.
— Ай-ай-ай, ты же большой мальчик. Понимаешь, мы не можем взять тебя туда, — сказал дядя Даррен и присел на корточки рядом с малышом. Дядя улыбался. — Мы будем там совсем не долго. Подожди здесь, мы с твоей мамой очень скоро вернёмся. Послушай, если ты будешь слушаться, я тебе дам поиграть этой штучкой, пока нас не будет. Гляди.
Дядя Даррен протянул ему маленький электрический фонарик, тот которым они пользовались прошлой ночью в палатке. Там им было очень хорошо. Они втроём чувствовали себя уютно, в безопасности, мама весь вечер смеялась. Она не позволила ему лечь спать рядом с ней, но она была такой родной, такой весёлой и счастливой, особенно когда лежала, устроившись под одеялом, а дядя Даррен рассказывал им на ночь сказку.
Он протянул руку, чтобы взять фонарик.
— Подожди, смотри, что я делаю. — Дядя Даррен стал нажимать на кнопку. — Видишь. Вот я включаю его, а вот выключаю. Включаю и выключаю. А теперь попробуй сам.
Он кивнул, взял фонарик и уронил его твёрдую землю. Затем он сел на корточки и включил фонарь.
— Видишь, как у тебя хорошо получается. — Дядя Даррен поднялся и зашагал прочь. — Идём, Люси. Теперь у него есть занятие. Он будет ждать нас.
Он смотрел, как они исчезали в густой траве. Наклонив друг к другу головы, они о чём-то тихо беседовали. Так они беседовали и прошлой ночью. Он склонился над фонариком. Ему очень хотелось, чтобы мама осталась довольной тем, что он её послушался.
Огонёк загорался и гас, когда он нажимал и отпускал кнопку. Казалось, у него фонарь светил ярче, чем у дяди Даррена.
Он посмотрел вверх и покрутил головой. Небо стало темнеть, он уже видел несколько звёздочек. Постепенно их становилось всё больше. Они были похожи на крохотные фонарики, но только не давали настоящего света.
Вдруг он почувствовал острое желание броситься вслед за мамой и дядей Дарреном. Но ведь ему нельзя этого делать. Мама будет сильно ругаться, и он получит хорошую трёпку от неё или от дяди Даррена.
Он посмотрел в ту сторону, куда они ушли. Становилось всё темнее. Как жаль, что здесь нет палатки, куда можно было бы заползти. Прошлой ночью ему было так уютно и безопасно, даже когда почти совсем погасили свет. Он слышал, как они шептались между собой в темноте. Ему было так хорошо, так тепло.
— Ты это знаешь точно? — спрашивал мамин нежный голос. — Мне нужно быть абсолютно уверенной.
— В этом нет никакого сомнения. Я разговаривал с управляющими заповедником. Пришлось притвориться, что я перепуган.
— А я думала, за всеми животными внимательно следят.
— Так говорится в рекламе. Но как только по-настоящему темнеет, они становятся неуправляемыми. Поэтому они всегда говорят, что нужно всю ночь держать в палатке включенным свет.
— Как ты думаешь, что сейчас там снаружи творится?
— Откуда мне об этом знать? Выкинь из головы эти мысли.
С той стороны, где лежала мама, послышалось шуршание, и она тихо засмеялась.
— Послушай, у тебя что ли десять рук? Но всё же, я хочу знать, что делается снаружи.
— Ну скажем, львы. Леопарды. Носороги. — Он стал прислушиваться внимательнее. Этих животных он видел на картинках. — И шакалы, и гиены, и грифы. Поэтому ночью мы не выходим наружу. Попробуй, подними где-нибудь шум или начни бегать вокруг палатки. К утру и косточки не останется. Но почему ты вдруг об этом спросила? Я думал, мы уже обо всём договорились.
— Я хочу быть абсолютно уверенной, что это сработает. Иначе мы могли бы скорее разбогатеть на прямой продаже. Там внизу, в «муравейнике» за здорового дают большие деньги.
— Которые ни на один процент не больше того, что мы получим. Они заплатят за то, чтобы мы держали язык за зубами. Послушай, моя ты неугомонная, тебе не мешало бы немного принять внутрь.
Раздался звон стекла и бульканье выливающейся жидкости. Дядя Даррен засмеялся.
— Они заплатят, никуда они не денутся. Представь себе, как будет выглядеть заповедник в глазах общественности, если мы предадим это дело огласке. Вышел из палатки на пару минут, перепуганная мать, тщетные поиски. Может быть даже психическое расстройство, как следствие. Ведь это же переполох.
— Тише! Следи за тем, что ты говоришь.
— А что здесь такого? Ради Бога. В его-то возрасте.
— Он очень смышлёный. Он может услышать, и потом он помнит буквально всё, что с ним происходило.
— Сейчас он спит. Смышлёный, говоришь? Как ты умудрилась его заиметь?
— Зачем ты опять начинаешь об этом? Это самая большая ошибка моей жизни. Не прикидывайся таким умником. Если ты такой сообразительный, что заставило тебя подписывать твой идиотский брачный контракт с той отпетой сукой?
— Перестань, Люси. С этим всё покончено, я никогда о ней даже не вспоминаю. Послушай, вот получим мы наши денежки, и будет у нас всё хорошо. Только ты и я. И… ты ведь знаешь…
— Что ты делаешь? Ты с ума сошёл! — Но в голосе мамы не было злости.
— Ты сказала, что у меня десять рук. Я хочу доказать, что, кроме них, у меня есть кое-что ещё.
— Опять? — Мама засмеялась. — Ты… ты просто маньяк.
Свет в палатке сделался ещё слабее. Раздалось шуршание и что-то похожее на тихие стоны с той стороны, где лежала мама. Дядя Даррен стал издавать ритмичное пыхтение, совсем не похожее на его обычный храп…
Уже почти наступила ночь. Вдалеке, над верхушками высокой травы виднелся огромный холм. Казалось, он всегда находился на одном и том же расстоянии, а когда кто-то пытался идти в ту сторону, холм всё время удалялся. Когда наползали сумерки, он видел над его вершиной дым. Дым и сейчас клубился там на фоне красного диска солнца.
Он сделал несколько шагов в том направлении, затем вернулся назад. Трава была слишком высокой, и в ней было слишком страшно.
Казалось, солнце падало в густые заросли травы и там растворялось. Он уже не видел даже травы, небо было почти чёрным, с разбросанными на нём яркими звёздами.
— Мама! — закричал он во всё горло. Тьма поглотила этот крик. Он бросился бежать в ту сторону, откуда они пришли. Вдруг он вспомнил о фонарике, который оставил лежать на земле. Он быстро вернулся, нашёл его и включил. Фонарь отбрасывал яркий круг света вперёд и по бокам, сзади же оставались владения тьмы. Он повернул голову назад и увидел огромный чёрный клин — длинную тень, которую отбрасывало его собственное тело. Не выпуская фонарь из рук, он попятился назад, круг света двигался вместе с ним.
Этот светлый круг стал для него всем миром. Вскоре за его пределами начали раздаваться ночные звуки. Из темноты до него доносилось какое-то бормотание и рычание, хихиканье, похожее на смех безумца. Он всматривался, стараясь разглядеть хоть что-нибудь за пределами освещённого периметра. («Львы. Леопарды. Носороги. И шакалы, и гиены, и грифы…» — Ему хорошо запомнились слова дяди Даррена. — «Попробуй, подними где-нибудь шум или начни бегать вокруг палатки. К утру и косточки не останется…»)
Зачем он так громко кричал? Ему нельзя было шуметь. Где же мама? Прежде его никогда не оставляли одного.
Он заплакал, тихо и очень горько. Слёзки катились по щекам и попадали в рот. Он ощущал их солёный вкус. Ему хотелось позвать маму, но он знал, что этого нельзя делать. За спиной он слышал шум, от которого волосы на голове поднимались дыбом, и мягкий шелест травы, как будто к нему кто-то подкрадывался. (Львы, леопарды, носороги. И шакалы, и гиены, и грифы.) Он крепко сжал в руке фонарик, и побежал вперёд, спасаясь от этих звуков. Чёрный клин тени бежал за ним по пятам. Ему показалось, что впереди стали раздаваться другие звуки.
Он остановился и припал к земле. Свет фонарика, похоже, стал тускнеть, границы спасительного круга сделались меньше и потеряли чёткие очертания. Кусая себе пальцы, он стал всматриваться в ночную темень.
Чьи это там глаза, что светятся жёлтым и зелёным? По мере того, как фонарик тускнел, они становились ярче. Вскоре на него уже со всех сторон смотрели чьи-то глаза. Он попытался оттолкнуть тьму руками, он ненавидел её, хотел, чтобы она отошла от него подальше.
Теперь он уже не мог сопротивляться ей. Он не мог бежать, он рухнул на землю и распластался. Он царапал пальцами твёрдую почву и смотрел вверх. Далеко на горизонте вершина холма светилась в мутной дымке красноватым светом. Он не мог оторвать от неё глаз, боясь снова увидеть сужающийся с каждой минутой круг.
— Мама, мама, мама, мамочка, — повторял он снова и снова, словно магическое заклинание. — Мамочка, мама, мама, мама… — Она была для него тем единственным на целом свете, на что он мог положиться. Но он боялся звать её. (Попробуй, подними где-нибудь шум или начни бегать вокруг палатки. Наутро и косточки не останется.) Он боялся даже плакать.
Он лежал на земле и дрожал. Ему нельзя плакать. Он не может плакать. Он не будет плакать. Мама скоро вернётся… она скоро вернётся…
Эсро Мондрайн не знал тогда, что рассвет, а значит и спасение, придёт только через десять часов.
А через несколько дней в «муравейнике» Трущоб состоится распродажа.
Тетти что-то рассказывала ему и трясла за плечо.
— Чен. Что случилось? Почему ты плачешь?
— Потому что я не разучился плакать. Я могу плакать, и это хорошо. — Чен всхлипнул. — Всё хорошо.
Её руки обвились вокруг её тела.
— Так что же всё-таки случилось?
— Воспоминания. Я знаю, почему Эсро Мондрайн не доверял никому на свете. Знаю, зачем ему так сильно были нужны Создания Морган.
Они с удивлением заметили, что оказались друг у друга в объятиях. Тетти прижимала его к своей груди. Она отпустила его и снова уселась на подушку. Они чувствовали какое-то странное смущение. Она была его первой женщиной, хотя в тот раз он видел в ней другую.
— Я давно об этом знала, — сказала она. — Создания должны были стать его панацеей, сетью его защиты вдоль границ Периметра. Вот почему он добился, чтобы их для него сконструировали.
— И они стали причиной его смерти. Хотя, может быть, в этом моя вина. Или твоя.
— Кто бы это ни был, судьба распорядилась по справедливости. — Тетти не скрывала своей досады. — Чтобы сохранить Создания, он готов был уничтожить всё остальное. Будь проклят этот человек.
— Сожалею. Меня научили ненавидеть его, ты научила, но я даже не предполагал, что в тебе самой столько злобы.
— Ты не знаешь, что такое ненависть. Если у кого-нибудь есть повод ненавидеть Эсро Мондрайна, то у меня тем паче. Он пользовался мной снова и снова… и я не упускала возможность.
— Этим один из вопросов исчерпывается, — сказал Чен, поднимаясь со стула. — Всё что хотелось мне узнать, я узнал. Я пойду.
Она уставилась на него, затем потёрла ужасно исхудавшими руками свои карие глаза.
— Ты хочешь этим сказать, что пришёл просто повидать меня, и тебе ничего от меня не нужно? Боже мой, со мной это впервые в жизни. Даже не припоминаю, чтобы кто-то так просто пришёл проведать меня, если ему от меня ничего не было нужно, быть может кроме бедного старика Кубо. Когда он приходит, мы принимаем по дозе Парадокса, а затем смотрим друг на друга и ржём, как два дурачка, пока он не перестаёт действовать. Её голос надломился. — Но потом Кубо уходит, и я думаю о том, кем же я была раньше. Чен, а ведь я была принцессой. Но посмотри на меня сейчас, в кого я превратилась? Что сделал со мною Эсро Мондрайн?
— Тетти, ты для меня сейчас слишком хороша. Да, мне хотелось кое-что получить от тебя. Но я прекрасно понимаю, что мне это не светит. — Чен протянул руку, как будто собираясь коснуться сальных волос Тетти, но тут же отдёрнул её обратно. — Догадываюсь, Кубо рассказал тебе о том, что Мондрайн жив. Но теперь, когда я увидел твоё к нему отношение…
— Жив? Что ты хочешь этим сказать? Он ведь мёртв.
— И да, и нет. С технической точки зрения он жив.
— Но как он может быть мёртвым и в то же время живым?
— Это мы так постарались. Я лично сделал это. Иначе он уничтожил бы корабль и всех, кто находился на борту. Мне пришлось залезть к нему в сознание и выудить оттуда кодовую последовательность самоликвидации, но она была спрятана слишком глубоко. Я проникал глубже и глубже и разрушал всё, что мешало объединённому интеллекту попасть внутрь. Уцелело очень немногое. А то, что осталось, не способно к общению. Может быть там ещё что-то сохранилось, но чтобы до него добраться, тебе пришлось бы…
— Нет! Ублюдок, ты такой же негодяй, как и Мондрайн. Ты хуже! — Она стала приближаться к нему, как тигр приближается к своей добыче. — Я знаю, о чём ты думаешь. Знаю, зачем ты ко мне заявился.
— Я хотел только…
— Лжец! Ты знаешь лишь то, чему научил тебя стимулятор, но ты даже представления не имеешь, что он дал мне. Даже не знаю, как у тебя хватило духу пожаловать сюда.
— Прости. Но Кубо Фламмарион настоятельно просил меня поговорить с тобой, и я был рад хоть в чём-то себя попробовать. Я сейчас ухожу.
Чен вышел в тесный коридор и стал ждать, когда откроется наружная дверь.
— Ты собираешься на Цереру?
— Ещё дальше.
— Снова к звёздам?
— Нет. Я собираюсь в такое место в солнечной системе, по сравнению с которым Гор может показаться раем.
— Такого места нет. Его просто не может быть.
— Можешь мне поверить. Саргассовая Свалка. Мы установили на её территории карантин. Создание Морган находится там, в обездвиженном состоянии. Моя команда пытается снова вселить в него здравый рассудок.
— А где Мондрайн?
— Там же. Если его можно ещё назвать Мондрайном. Не знаю, поможет ли тебе, ежели я скажу, что, если на Саргассовой Свалке и есть что-то живое, то во всяком случае это не Мондрайн.
— Не думаю, что мне от этого будет легче. Это заставит меня… Не знаю.
Тетти встала, моргая глазами.
— Будь он проклят, будь он трижды проклят, — неожиданно сказала она. — Подожди здесь.
Она исчезла в тесных закоулках внутренних помещений квартиры и долгое время не появлялась оттуда. Когда же она вышла, её волосы были вымыты и причёсаны, на ней было свежее платье бледно-зелёного цвета. Аккуратно наложенный макияж скрывал следы инъекций Парадокса и тёмные круги под глазами. Она всё ещё находилась под воздействием наркотического дурмана. Не возможно было смотреть без сострадания на её истощённое тело, которое, всё же, сохраняло правильную осанку.
Читать бесплатно другие книги:
