Горные дороги бога Иванова Вероника

Прошло не более минуты, а скандировала уже по меньшей мере половина площади. Вторая напряженно молчала, хотя сейчас ей следовало бы справиться с собственной гордыней и подыграть крикунам. Чтобы, к примеру, не оказаться следующей мишенью. А впрочем…

Рокот толпы все нарастал и нарастал, но оборвался мгновенно. По мановению руки женщины, покинувшей свое высокое место.

— Благодарю вас за изъявление вашей воли. И благодарю тех, кто отказался от права решать чужую судьбу. Все вы одинаково нужны Катрале и одинаково важны для нее. Каждый из вас выберет сам для себя свое будущее: с городом он двинется дальше или без него. Никто из вас не будет осужден, что бы ни решил. Но этот человек… — Эвина шагнула к блондину, без малейшего интереса наблюдавшему за колыханием людских лиц под помостом. — Ему я более не позволю решать ничего.

Должно быть, Иакин Кавалено повернулся к благороднейшей из благородных, задавая взглядом недоуменный вопрос: с моего места наблюдения такие подробности оставались незамеченными. Зато ответ прекрасно услышали все.

— Я могла бы казнить тебя. Могла бы сделать это собственными руками. — Длинный нож, выдернутый из ножен в складках юбки, недвусмысленно приблизился к шее блондина. — Но тебя ведь никогда не пугала смерть, ни своя, ни чужая. Было бы так просто подарить тебе такой же красный платок, какими твой отец некогда усеял улицы города…

— Так подари, — чуть рассеянно предложил бывший верховный бальга, и в его голосе мне почудилась надежда.

— Это был бы слишком грубый подарок, — улыбнулась Эвина и шагнула к краю помоста. — Я подарю тебе кое-что другое.

Неладное почувствовали все, начиная от блондина и заканчивая мною. Но сегодня на главной городской площади правил бал только один человек.

— Ты будешь жить. И будешь смотреть, как живут другие. Как счастливо цветет Катрала, вернувшаяся к истокам своего могущества. И тебе ни на минуту не позволят отвести взгляд!

Иакин Кавалено осознал уготованную ему участь, наверное, еще до того, как отзвучал приговор. Но только когда звон последнего слова затих над толпой, хрипло рыкнул:

— Ты веришь в это? Ты думаешь, что все эти люди прониклись тем же блаженством, что и ты, прислуживая демону? Ошибаешься! — Он повернулся к толпе: — Ну, кто таит на меня злобу? Кто хочет отомстить за смерть своих родичей и друзей? Милости прошу!

Блондин шагнул вперед. Шагнул слишком широко, чтобы оставаться на краю сколоченных досок. Шагнул туда, где еще мгновение назад не было видно и крохотного места, свободного от человеческих голов, а упал…

На брусчатку.

Люди расступились. Поспешно разошлись в стороны и дружно отшатывались, едва Иакин Кавалено пытался к ним приблизиться. Должно быть, он повредил себе ногу при падении, а может, и другие части тела: со своего места я не мог разглядеть даже белобрысой макушки, хотя попробовал привстать на цыпочки. Зато двигающуюся проплешину посреди толпы видел очень хорошо.

— Тебе не позволят отвести взгляд, — царственно повторила Эвина Фьерде и щелкнула пальцами, подзывая слуг.

Сказать, что я был разочарован, значило бы нагло солгать.

То единственное, что в ближайшее время могло помочь вернуть прошлые чувства или хотя бы запалить искру новых, было у меня бесцеремонно отобрано. Да, я понимал, что назначенное наказание куда больше подходило верховному бальге, собиравшемуся утопить в крови не один город мира, но это не утешало. Мне нужна была смерть, а не намеки на нее. Чистая, простая, искренняя…

Он выпрыгнул из тени подбалконного закутка и приглашающе поманил меня к себе. Правой рукой, потому что в левой держал нож.

Улица шириной в четыре шага. Близкие повороты с обоих флангов. Нависающий над головами балкон. Что можно предпринять?

Метнуться в сторону, за угол, один или другой, туда, откуда слышатся голоса людей и где нападающий всяко будет стеснен в своих возможностях.

Качнуться, повиснув на решетке балкона, и пустить в ход ноги.

Прижаться к стене, удерживая между собой и противником как можно большее…

Расстояние?

Нет. Оно мне не нужно. Не сейчас. Может быть, больше никогда.

Шагнуть навстречу, скользнуть по брусчатке так далеко вперед, как только сможешь. Оказаться настолько рядом с мутным лезвием, что оно следующим движением рассечет воздух всего лишь на волосок от твоего тела. Поймать чужую руку, отводя стальную угрозу чуть в сторону, но не слишком далеко. Обнять пальцы противника на рукояти так, чтобы они не посмели отпустить оружие, а то еще зазвенит ненароком, привлекая ненужных свидетелей. Сжать кулак и нанести удар.

В подбородок, чтобы тело вытянулось струной.

Под ребра, чтобы скрутилось в комок.

В скулу, чтобы…

А, неважно. Третий удар — уже куда достанешь.

— Достаточно?

Он кивнул, шумно выдыхая воздух, ненадолго задержанный болью в легких. Высвободил руку, сунул нож за голенище сапога и несколько раз сжал и разжал смятые моим прикосновением пальцы.

Я тоже вытолкнул застоявшийся воздух из легких и поправил капюшон куртки, под которым еще на площади прятал свои сивые пряди от взглядов зевак. Конечно, мое лицо тоже должно было быть им знакомо, но, разлученное с другой важной деталью, вряд ли могло обратить на себя пристальное внимание.

— А хорошо ведь, — глубокомысленно заявил Натти, нахлобучивая на рыжую голову шляпу, слетевшую во время поединка. — И хорошо весьма!

— Уверен?

Один узкий проулок сменился другим, но этот шел уже навстречу солнцу, и жаркие лучи ухитрялись время от времени добираться до наших подбородков.

— А у тебя самого имеются сомнения? — чуть недоуменно спросил рыжий. — По мне, так все просто замечательно. И можно наконец заняться нашими общими делами.

Я мельком взглянул на стену, вдоль которой шел, и неожиданно замешкался на перекрестке двух совершенно противоположных мыслей.

С одной стороны, хотелось шагнуть ближе, почти прижаться к желтоватой каменной кладке, то ли прикрывая спину от внезапной атаки, то ли намереваясь мгновение спустя оттолкнуться и, может быть, взлететь на нависающий над макушками балкон. Но в то же время любое приближение к неподвижному и непреодолимому предмету резко сократит количество действий, которые можно предпринять в случае нападения или защиты.

Так где же я должен оказаться, если обстоятельства потребуют?

Ближе?

Дальше?

Понятно, что решение обязательно пришло бы само собой, возникни необходимость вообще что-то решать, но эта постоянная и мучительная неопределенность меня тревожила. Вот уже десять дней кряду.

— Не молчи.

— Я не молчу. Я подбираю слова.

— А зачем ты их ронял? — невинно распахнул глаза Натти.

Конечно, он шутил. Слава Божу, шутки от насмешек я отличать не разучился. И даже отлично помнил, что эта была далеко не первой в мой адрес. Но, Боженка меня подери, как я относился к ним раньше? Сейчас лишь виновато улыбнулся в ответ. А тогда, в прошлом? Точно знаю: все было иначе.

Хуже?

Лучше?

— Думаю, ты поймешь. Должен понять. Все это… не совсем я.

— Продолжай! — азартно поощрил рыжий.

— Я никогда не действовал так. В таком духе. Наверное, потому, что не умел. Меня всю жизнь учили другому поведению в подобных обстоятельствах, а теперь…

Он перебил несмелое признание, казалось чуть задохнувшись от волнения или другого похожего чувства:

— Появились новые умения?

— Да. Они кажутся моими собственными, родными, я могу их применять, и ты даже говоришь, что успешно, но…

Мои пространные объяснения оборвали коротким и самодовольно уверенным объяснением:

— Печать демона.

Я не имел ни малейшего понятия о том, что скрывают за собой эти два слова, но по спине, навстречу струйке пота, вдруг начал подниматься к загривку тревожный холодок.

— Печать?

— Правильнее было бы называть это свойство «отпечатком», но тогда звучало бы не так таинственно, — подмигнул Натти. — Не переживай, ты не первый и не последний. Такое встречается. Иногда.

Заключительное слово было произнесено с той нарочитой небрежностью, которой обычно сопровождаются разговоры об очень важных, но неприятных вещах.

— Оно проходит?

В ответ рыжий старательно спрятал свой взгляд от моего, благо шляпа позволяла сделать это легко и просто.

— Когда демон попадает в человеческое тело… Раньше считали, кстати, что только в душу. Знаешь, я догадывался, что все происходит немного не так, как меня учили, а та бритоголовая только подтвердила. Они вовсе не бесплотны и, оказываясь внутри, начинают нас менять.

— По своему подобию?

— Хороший вопрос, — многозначительно отметил Натти. — Если по своему, то, значит, и сами они похожи на нас. В том мире, откуда приходят. Но речь не об этом. Демон меняет человеческое тело, только если исполняет желание. Вон те же Сосуды могут годами носить в себе сотни демонов и при этом ничуть не меняться!

— А ты?

— Что я?

— В тебе тоже есть демоны. Они исполняют твои желания, разве не так?

— Исполняют, конечно. Но я никогда ничего не желаю всерьез и надолго. — Он щелкнул пальцами по краю капюшона, сталкивая плотную ткань с моего лба. — Как и ты делал, до недавнего времени.

— Уходишь от ответа.

— Ну если и ухожу, то совсем немножко. Изменения в моем теле обратимы. Когда нужда в демонических силах пропадает, все возвращается на свои места. Этому можно научиться, поверь. Но этому нужно учиться, — добавил он, выделяя интонацией слово «нужно».

В прошлом рыжий очень редко говорил мне правду. Впрочем, будто бы и не врал никогда, даже если того заманчиво требовали происходящие события. Единственное, что я уяснил, познакомившись со странным человеком, играющим в непонятные игры: каждое его слово могло оказаться истиной. И услышанное сейчас как раз претендовало на эту непростую роль.

Учиться, значит?

— Постой. Хочешь сказать, желание не обязано быть одним-единственным? И у каждого человека есть шанс исполнять снова и…

Ладонь Натти плотно прикрыла мои губы.

— Я бы попросил тебя забыть все услышанное. Сразу и навсегда. Если бы это было возможно. Скажу только: это моя тайна. Понимаешь? И она должна остаться моей.

Он мог бы просто промолчать, посмотрев мне в глаза. Впрочем, за предостережение, произнесенное вслух, я, пожалуй, был даже благодарен.

Вот она, самая страшная тайна даров ийани. Или да-йинов, как их называют поближе к столице. Посвященных приучили думать, что лишь по счастливому стечению обстоятельств и благодаря неимоверно сильной жажде исполнения мечты можно добиться желаемого. Один раз за всю жизнь. А выходит, все совсем наоборот. Нужно только наловчиться желать особым образом, и к твоим услугам будут все демоны мира!

Разумеется, это знание не должно стать общим достоянием. Потому что синих искорок на всех тогда уж точно не хватит. А еще потому, что достаточно появиться одному человеку со множеством желаний, и наступит хаос — это я могу утверждать на собственном опыте. В течение любого дня по моему сознанию проносилось совсем недавно столько желаний, что, научись я их исполнять, мир вокруг меня встал бы с ног на голову и вертелся бы волчком, пока…

Пока не разобьется.

И разве я один такой из многих тысяч человек, населяющих Дарствие? Сомневаюсь. Думаю, есть мечтатели намного изобретательнее. Наверное, среди них даже найдется тот, кто сможет пожелать…

— Это великая сила.

— О чем и говорю, — хмуро подтвердил Натти.

— А если вложить ее в руки особого человека? Вернее, человека с особыми желаниями?

— Например?

— Ну… Я не задумывался нарочно.

— А стоило бы.

Мысленно я согласился попробовать. Подумать. Обязательно. А пока предположил первое, что пришло в голову:

— Он мог бы пожелать, чтобы мир стал лучше.

Рыжий совсем остановился, впрочем проследив, чтобы поблизости от места нашего разговора не виднелось окон и дверей, и сдвинул шляпу на затылок.

— Что значит «лучше»? По-твоему, этот мир совсем плох?

Не надо было давать волю фантазии. К сожалению, я понял это только сейчас, услышав вопрос, на который ответа у меня попросту не было и не могло появиться, пока заново не научусь разбирать, какая ерунда из происходящего представляется мне хорошей, а какая — плохой.

— Не повторяй чужих слов, если не понимаешь их смысла.

— Извини.

— Что тебя вообще надоумило так сказать?

Он был удивлен не на шутку. Даже встревожен. И я попробовал его успокоить:

— Само собой всплыло.

— Всплывает обычно… Ну да ладно. Тебе подумалось, что, если научить кого-то достойного многократному исполнению желаний, все вокруг сразу станет хорошо?

Хорошо. Или хотя бы правильно. А еще можно будет пресекать все неприятности до того, как они вознамерятся случиться.

— Что-то в этом роде. Неправильно думаю?

Натти отвел глаза и совершенно серьезно сказал:

— Правильно.

— Тогда почему…

Я осекся, не закончив вопрос. Но ответ все-таки получил:

— Почему никто за все эти столетия не пожелал ничего стоящего? Потому, что все мы люди. И исполненные желания несут в себе отражения нас самих. Но не только нас. Понимаешь?

Да, демоны тоже вносят свою лепту. И еще неизвестно, кто больше участвует в воплощении мечты в реальность. Мой опыт подтвердил: все возможно. Но, пожалуй, я больше не рискнул бы проверять, насколько далеко способны завести желания. Особенно искренние.

— Со мной случилась та же беда?

— Она самая.

— Но ведь теперь демона во мне нет. Почему же тогда…

— Изменилось твое тело, исполняя желание. Изменилось то, что находится здесь, здесь, наконец, здесь. — Палец рыжего поочередно указал на мои ноги, руки и голову. — Отпечаток всегда остается после извлечения. Другое дело, что от силы желания зависит глубина проникновения. Легче всего тем, у кого и желания-то никчемные: почти не замечают изменений в себе.

Конечно. Если хотелось чего-то неясного, и результат будет смутным. Может, вовсе неощутимым. Но меня волнует совсем другое:

— И все же это проходит?

Натти качнул головой:

— Мне такие случаи неизвестны.

Я ждал этого ответа. Как осужденный ждет приговора, о содержании которого легко догадаться заранее. От первого и до последнего слова.

— Отпечаток мешает тебе?

Если не считать того, что мир внутри меня кажется навечно разделенным надвое…

— Не смертельно.

— Я бы хотел тебе помочь. Правда. Не знаю как. А может, и не умею.

— Ничего. Справлюсь.

— Надеюсь, — чуть неуверенно сказал рыжий и тут же, видимо, чтобы избежать дальнейших расспросов, сменил тему: — Ходил смотреть на казнь?

Странный вопрос. Застать меня врасплох в переулке, выходящем с главной площади, мог только тот, кто знал, откуда и куда я иду.

— Казнь не состоялась.

— И это тебя огорчило?

Теперь он спрашивал настойчивее, чем прежде, словно моя сегодняшняя прогулка имела некое особое значение. Впрочем, врать все равно было ни к чему.

— Да.

— Хотел увидеть его кровь?

— Не отказался бы.

— Могу провести тебя к нему.

— Зачем?

— Отомстить. Поквитаться. Или как там еще это обычно называется? Будет несложно.

Я посмотрел прямо в карие глаза, то ли и впрямь ничего не понимающие, то ли наигранно невинные.

— Поможешь его убить?

— Ну да. Если тебе нужно. Ты же хотел увидеть его смерть, да?

Наверное, никто и никогда не получал такого дорогого и совершенно бесполезного подарка. Захотелось смачно выругаться и одновременно скорбно вздохнуть.

— Хотел. Увидеть.

— Так пошли.

— Увидеть. Не убивать.

— Хм. — Он о чем-то недолго подумал и кивнул. — Хорошо, сам все сделаю.

Чудеса продолжались, но мир, полный такого услужливого волшебства, меня почему-то не радовал.

Наверное, мне нужно было слишком многое. Или вовсе не то, что с таким рвением предлагали. Легко было представить, как бывший верховный бальга корчится на полу камеры, истекая кровью, но эта картинка даже в воображении не вызывала ни малейших чувств. Независимо от того, чья рука нанесла смертельный удар.

Я прислонился спиной к стене дома.

Раздвоение не ослабевало, а, напротив, усиливалось. Меня тянуло раскрыться навстречу обстоятельствам, раствориться в них, а потом попытаться собрать себя заново, сначала, непременно ошибаясь и тщательно исправляя ошибки. И в то же время мне отчаянно требовалось что-то вроде кокона, в котором можно спрятаться, отгородиться от любого проявления внешнего мира, закрыться, закрыть хотя бы глаза…

Я сполз по стене вниз. На корточки. Спрятал лицо в ладонях.

Спокойнее, конечно, не стало, но по крайней мере одна половина меня получила небольшое удовлетворение. Надеюсь, не самая главная.

— Тебе плохо? Ну да, конечно, «глотка» ведь больше не действует… — Натти присел рядом и деловито принялся советовать: — Постарайся дышать коротко-коротко, так, чтобы воздух не проходил глубже рта. И очень быстро. Видел, как собаки спасаются от жары? Примерно так же попробуй делать.

— Мне не плохо. То есть мне плохо, но по другой причине. Жара тут ни при чем.

— Вот теперь ты меня точно напугал! — признался рыжий. — А ну, рассказывай!

Откуда-то пришли обрывочные воспоминания о том, что раньше я бы ни за что не стал посвящать настырного собеседника в свои сокровенные переживания. Пришли и ушли обратно, ничего не объяснив. Наверное, я не доверял Натти. Но почему? На этот вопрос ответа в памяти не сохранилось.

— Я странно себя чувствую.

— Есть боли? Головокружение?

— Ничего похожего. Это другое. Совсем. Я хорошо помню все, что произошло. Помню прошлые события, достаточно давние. Ну как все помнят. Но я… не знаю, как к ним относился.

— В смысле? — опешил рыжий.

— Взять хотя бы Эвину. Мы с ней…

— Провели ночь, — услужливо подсказал Натти.

— Скорее, утро. Неважно. Я помню все, что мы делали. До последней детали. Но я не знаю, понравилось мне это или нет!

— Э-э-э… — Он почесал кончиком пальца висок. — То есть как?

— Чувств не осталось. Совсем. И не только по отношению к ней. Собственно, я хотел увидеть казнь, чтобы… Не получилось. И да, спасибо за предложение помочь.

— Неужели Андара напортачила? — задумчиво спросил себя рыжий. — Быть того не может. Я бы заметил, если бы что-то пошло не так.

— Ты не виноват. И та бритоголовая тоже. Вообще никто не виноват. Я сам все так сделал.

Карие глаза округлились.

— Сам?

— Когда демон исполнил желание и мы стали единым целым, был момент, когда он… Захотел взять верх. А я испугался. Или заупрямился. В общем, неважно. Я дрался и победил. Загнал его в клетку. Вот только на ее строительство как раз и ушли все чувства, которые у меня были. Знай я заранее, что случится, не стал бы ими жертвовать. Лучше бы умер.

— Почему?

Я поднял взгляд вверх, к раскаленному голубому небу над крышами Катралы.

— Потому, что сейчас я смотрю на весь этот мир и не понимаю, зачем он мне нужен.

В доме верховного бальги было пусто и тихо, в точности так, как при хозяине. К чести жителей города, никто из них даже не помыслил разграбить или разрушить строение, напоминавшее о малоприятных событиях прошлого и настоящего. Может, потому, что грабить было толком нечего, а может, попросту побрезговали прикасаться к камням, хранящим следы дыхания человека, ненавидящего демонов. В любом случае меня сумрачный покой ничуть не беспокоил, Натти и вовсе отсутствовал в городе долгое время, вернувшись только сегодня, а Лус, вернее, демон, занявший девичье тело, дни напролет проводил с новоиспеченной правительницей Катралы. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Чтобы дать начало чему-то другому.

— Так и жил здесь? — спросил рыжий, окидывая взглядом унылую комнату.

— Угу.

— А постельки получше не нашлось? Уверен, хозяева спали куда как слаще.

— Не поверишь: даже не искал. К тому же это ты мне выбора не оставил.

Натти негодующе плюхнулся на кровать:

— Я?!

— Сбежал тогда из дома того старика. Вот и пришлось брать что дают. Скажи хоть, почему сбежал? А то буду думать дурное.

— Думай-думай, — разрешил Натти. — Думать — дело полезное. Надо было отлучиться. Ненадолго, но в такое местечко, где меня никто не видит и не слышит. Чтобы своим демонам очередную колыбельную спеть. Я на рассвете вернулся, и зрелище, надо сказать, передо мной предстало пугающее.

— Только не говори, что волновался за меня. Не поверю.

— А чего было волноваться? — Он растянулся на постели во весь рост. — Трупа твоего видно не было, значит, нашел способ выторговать по крайней мере несколько дней жизни.

— И выручать меня не собирался.

Я не спрашивал, и он не стал отвечать. Только проворчал:

— Лучше себя самого все равно никто никогда не выручит.

Истинная правда. Весь опыт моей службы сопроводителем это подтверждал. Ведомые, полагающиеся только на тех, кто стоит у них за спиной, очень часто заканчивали жизнь намного раньше предписанного срока. Погибали. По собственной беспечности. Потому что защитить можно лишь того, кто сам заботится о своей защите.

Ну и хватит об этом.

— А сейчас где пропадал?

Рыжий утомленно прикрыл глаза:

— Навещал столицу.

Десять дней на дорогу туда и обратно? Вполне достаточно, если пользуешься порталами. Правда, вряд ли человеку, выступившему чуть ли не против всей Цепи одушевления, позволили воспользоваться обычными средствами перемещения. А это значит…

Я внимательно взглянул на лицо Натти.

Морщин не было. Новых уж точно. А те, что бороздили кожу еще совсем недавно, разгладились до почти неприметных линий.

— И как это тебе удалось?

Он удивленно нахмурился, но быстро сообразил, что я имею в виду, и зевнул.

— Легко!

— А в прошлый раз…

— Тащить кого-то, да еще издалека, намного труднее, чем самому прыгать по порталам, — пояснил Натти. — Поэтому в команде обычно не меньше трех «маяков»: втроем как раз справляются без особого утомления. А я один тогда, скажем так, немного надорвался. Но сейчас уже все в порядке. И моих сил вполне хватит, чтобы…

Она вошла без предупреждения. Не подумала постучать костяшками пальцев о косяк или хотя бы кашлянуть. Для юной девицы, воспитанной в строгих правилах, такое поведение выглядело бы вопиюще непозволительным. Если бы вошедшая, конечно, была только девицей, а не носила заодно в своем теле непонятно чей, но совершенно точно мужской дух.

Да и серо-желтая рубашка на Лус была мужской: в доме бальги женщинам полагались исключительно темные одежды, а сейчас выход на улицу в подобных цветах мог бы стать самоубийственным. Хоть жители Катралы и пребывали в радостном настроении по поводу воцарения нового демона на старом престоле, раны, нанесенные бальгерией, обещали зарасти шрамами ох как нескоро.

— Мерзкая жара! — Девушка стянула с головы кружевную накидку и взмахнула ею, как веером, пытаясь всколыхнуть стоячий воздух комнаты. — И как здесь можно жить?

— А мы и не живем, — сказал Натти, подкладывая руки под голову.

— Ну да?

— В моей… — начал было рыжий, но, мельком взглянув на меня, поправился: — В нашей вотчине лето гораздо приятнее. Да и зима тоже.

На лице Лус отразилось сомнение.