Азия. Время красоты Янаева Ольга

Наконец — приземление

Пожилой японец, конечно, забыл обо мне. Но я внимательно за ним следила. Догнала, заглянула ему в глаза, улыбнулась.

— А, да, да, — не очень-то обрадовался он. — Сейчас будем получать багаж.

Я следую за ним.

Все процедуры закончены. Я стою посередине зала в аэропорту Токио, так далеко от дома… Но лучше об этом не думать… Достаю подсказку Зиночки с подробными описаниями моих действий. Сначала иду менять пятьдесят долларов на японские йены. Перевожу время на мобильнике и ручных часиках на местное. Направляюсь к необычному таксофону. На маленьком экране появляется японочка, кланяется, приветствует, снова кланяется и благодарит за то, что воспользовались этим телефонным аппаратом. Я оглядываюсь: кто бы помог мне позвонить Сатоши? Замечаю красивую высокую девушку. Наверняка моя соотечественница.

— Привет, помоги, пожалуйста, справиться с этим монстром, — показываю на телефон.

Девушка мило улыбается:

— Ты — модель? Первый раз в Токио?

— Да, первый раз. Меня Сашей зовут.

— А меня Яной.

Яна набирает телефон Сатоши. Говорит с ним на прекрасном английском.

— Все, не боись, он сейчас подъедет. Успехов тебе…

— Спасибо. Может, еще увидимся…

— Может быть, — Девушка легко подхватывает свои сумки.

Я завороженно смотрю на харизматичную девчонку, не могу оторваться от ее грациозного танцующего шага, царственной красивой головки. Что-то знакомое, очень узнаваемое в ней. Загадка, игра, волнение. И облегчение ну спасибо, вспомнила, наконец, — это же та самая модель из рекламы известного шампуня! Точно так же она там движется на высоченных каблуках, высоко держит голову. Вот только где же роскошные густые каштановые волосы ниже плеч?

Яна коротко подстрижена. Вот я и не узнала сразу. Она повернулась, улыбнувшись мне. Да, это ее улыбка блистает в рекламе. Я поспешила восхищенно улыбнуться в ответ. Она поняла, что я ее узнала. Помахала мне…

— Привет, девчонка, как дела, спасибо, пока, — раздался за спиной металлический голос робота, проговоривший этот спич на одной ноте, без выражения, на моем родном языке. Я вскрикнула, обернулась как ошпаренная.

Передо мной стоял Сатоши. Он присылал нам свое фото по компьютеру. Зиночка распечатала.

— Ему лет тридцать восемь — сорок, — спрогнозировала Зиночка, разглядывая фото. — Я уже сделала скидку на то, что японцы очень моложаво выглядят и у них практически отсутствуют морщины.

Появившийся Сатоши выглядел так, как будто за ним гнались.

Он тяжело дышал. Красная рубашка взмокла разными по размеру пятнами, нагеленные волосы торчали в разные стороны. Ему явно было наплевать на свой внешний вид и на гостей японской столицы в аэропорту, которые посматривали на него с интересом.

Сатоши исчерпал свои познания в русском языке, голос робота поменял на человеческий, перешел на английский. И я с ужасом поняла: он не собирается делать мне скидку, учитывать, что я из захолустья… Вероятность прибытия в нашу провинцию хотя бы одного носителя языка равна появлению инопланетянина. Да и вообще, из года в год отсутствие в школе по нескольку месяцев педагога по английскому давало о себе знать.

Сатоши хватает мой чемодан, я беру сумку, и мы бежим к его машине. Куда так спешить?

— Время — деньги, — говорит Сатоши.

Оказывается, у меня прямо сейчас кастинг. Затем еще два…

Сатоши ездит как камикадзе. Несколько раз я мысленно попрощалась с родными и Зиночкой… Но вот мы паркуемся у высоченного здания. Сатоши просит меня взять купальник и босоножки, сумочку с косметикой. Лифт бесшумно и сверхбыстро поднимает нас на тридцать второй этаж. Я переодеваюсь в дамском туалете, разглядывая стерильную чистоту кафеля и сантехники. Опухшие после перелета ноги не хотят помещаться в босоножки… К моему облегчению, получается застегнуть ремешок на последнюю дырочку.

Сатоши критически оглядывает мою фигуру в купальнике. Перед поездкой я хорошенько подкачала пресс, ноги, руки… На кастинге в небольшом зале сотня девушек. Подходит моя очередь.

Работодатели морщатся. Говорят что-то по-японски для Сатоши, показывая на мои фотографии в портфолио. Я догадываюсь, фоток пока очень мало, всего пять. Сатоши вежливо объясняет ситуацию. Все приходят к согласию. Кивают друг другу. От потока незнакомой речи у меня начинает трещать голова. Японцы переходят на английский, так как за их столом находятся трое мужчин европейского вида. Обсуждают мою внешность, как будто меня нет.

— У нее тяжеловатый подбородок, большие скулы, тонкие губы…

Сатоши недовольно осматривает меня вместе с ними. Точно: жук и Дюймовочка из советского мультика.

— У нее нет хорошего бука, вы должны сделать ей тесты…

Сатоши усердно кивает, сердито посматривая на меня, — не оправдала доверия…

Точно как тот жук.

Мы выходим из офиса. Сатоши сразу меняется.

— Дураки, идиоты, тупые червяки, — ругает он работодателей.

Но и мне спуску не дает:

— Если у тебя не будет через неделю заказов, полетишь домой к маме.

Осиливаем еще два кастинга. Я ужасно хочу есть и пить. И не мешало бы принять душ. Выспаться. Разница во времени, перелет. Я спешу за моторным Сатоши из последних сил.

— Тебя надо покормить, — раздраженно вспоминает Сатоши.

Мы едем в ресторан. Я прошу заказать мне суши. Так мечталось попробовать модное японское блюдо.

Сатоши нехотя соглашается.

— Если будешь кушать часто суши, растолстеешь как бочка. Там много сахара, соли. Ничего полезного в них нет. Экзотика для туристов.

Сатоши просит меня рассказать о моей семье, о моем городе. Но мой английский годится больше, чтобы слушать, понимать, что говорят, чем болтать самой. Сатоши сердится:

— Если ты, Саша, через три дня нормально не будешь говорить по-английски, я тебя отправлю домой.

Как же я устала от его нападок! Ну и поеду назад на родину. Подумаешь — страшно, аж жуть. Мы едим что-то интересное. Необычный овощной супчик. Острый, кисловатый. Затем запеченную рыбу с ананасами, на десерт заварной кофе. Сатоши рассказывает о себе. Всего два года назад он был владельцем большого модельного агентства, хозяином просторного офиса, трех дорогущих машин. Но все за одну ночь проиграл в казино. И с тех пор он практически живет в казино. Надеется выиграть и вернуть себе все, что потерял. Удача пока не спешит к азартному Сатоши. По-моему, это — болезнь. Но тем лучше для меня. Буду меньше его видеть.

Мне придется долго привыкать к его манере разговаривать. Сатоши не умеет спокойно говорить. Он — кричит!

Сатоши привозит меня в модельные апартаменты. Это две небольшие комнатки с тесной ванной и мини-кухней. На кухне стоит упаковка питьевой воды из супермаркета.

— Из крана не пей, заболеешь, — напоминает Сатоши.

В холодильнике ничего нет.

— Завтра купим еду. Я приеду в девять утра. Поедем на три кастинга.

Я с облегчением прощаюсь с оглушительным Сатоши. Распаковываю вещи, обживаю новое пространство. Мои вещи пахнут домом. Я сразу успокаиваюсь. Целую своего любимого медведя. Я решила положить его в чемодан в самый последний момент. А сейчас он — центр моего душевного равновесия. Принимаю душ. Вода невыносимо отдает хлоркой. У нас так пахнет в общественных туалетах.

Просыпаюсь ночью. Мой организм не успел настроиться на японское время. Работает по отечественному биологическому расписанию. Тело чешется. Включаю свет — вся кожа в мелких бордовых прыщичках. Кажется, поднялась температура — это аллергия на воду с хлоркой. Я обливаюсь питьевой водой, мажусь детским кремом. Пью таблетку от аллергии.

Утром приезжает Сатоши. Видит меня еще в красном цвете, расстраивается.

— Ладно, что делать, пойдем знакомиться с Токио.

Через два дня прилетает Катя. Моя соотечественница. У нее рост метр восемьдесят один. Опытная. Смелая. Кажется очень гламурной. Может, подружимся? Она мне так много может рассказать о модельной профессии… Сатоши недоволен Катей. Ее бедра на четыре сантиметра шире, чем указано в ее композитке.

— Даю три дня, — скрипит зубами Сатоши. — Бедра должны начать уменьшаться. Я буду каждый день контролировать.

Сатоши оставляет на кухне пакеты с едой.

Катя брезгливо вынимает бумажные кульки, судочки, баночки. Открывает, нюхает.

— Ты будешь есть это? — спрашивает Катя. — Это диетическое, ужасно невкусное…

— Надо бы попробовать, — неуверенно предлагаю я.

— Лучше выбросим эту гадость и купим нормальной еды.

— Сатоши еще ни разу не оставил мне суточные. Он все покупает сам, отвозит меня на кастинги.

— Ничего, даст суточные как миленький…

Катя собирается куда-то идти. Наносит макияж, наряжается.

— Ну, как тебе? — спрашивает меня Катя, демонстрируя визаж и костюм.

Ее волосы зачесаны назад, глаза подведены черными тенями. Алая помада. Элегантный черный брючный костюм. Белая шелковая блуза в тонкую красную полоску, красная бижутерия. Красные лодочки на высоченных каблуках.

— Я повторила образ, который был у меня на показе. После шоу этот наряд мне подарил сам дизайнер. Блеск, да?

Катя называет имя модельера. У меня сводит от волнения сердечко. Катя не только видела этого фантастического человека, а еще общалась с ним по работе и получила такой подарок на память!

— Ничего, будет и на твоей улице праздник. Но через три дня налетят высоченные девчонки на неделю моды в Токио. Недели две у тебя работы не будет, все силы будут брошены на «фешен вик». Пока!

Катя убегает в ночной клуб. Там ее ждут знакомые А я остаюсь одна. Дружбы не получится. Я вздыхаю, собираю по всем апартаментам раскиданные вещи Кати.

Девочка еще та неряшка, оказывается. Вряд ли она будет сидеть на диете. Кажется, Катя приехала потусоваться в ночных клубах. О работе она совсем не беспокоится.

Через неделю у меня первая работа. Хорошо, а то я уже поглядывала на чемодан — не пора ли собирать вещи домой? Я стараюсь не показывать волнение. Еду на метро сама. Сатоши отсыпается после битвы за выигрыш в казино. Сегодня ночью он немного выиграл. Обещает меня и Катю повести вечером в ресторан. Я прихожу немного раньше. Дверь студии закрыта. Я захожу в соседнее кафе, заказываю зеленый чай. Поглядываю на заветную дверь. Никто в кафе не подозревает, что я — модель и у меня сегодня настоящая съемка для весеннего каталога одежды. Появляется молодой, модно одетый японец… Открывает дверь студии. Я, стараясь не спешить, захожу в студию.

— Привет! — Я слышу голос парня, но не вижу его. Он где-то наверху, передвигает прожекторы.

Я сажусь за столик. Рассматриваю журналы. Прибегают сразу три девушки. Начинают меня тормошить. Накладывают макияж, переодевают очень осторожно, чтобы не запачкать одежду. В студии появляется еще одна модель. Это Яна! Я сразу узнаю ее, энергично машу ей! Мы будем работать вместе.

— Вот и встретились, — прохладно-вежливо приветствует меня Яна.

Я понимаю, она опытная модель, намного старше меня. Профессионально сдержанна. Я буду ей подражать. Делаю лицо построже.

Глаза повзрослее.

Яночка работает первая. Я подсматриваю ее позы. Подходит моя очередь. Я стараюсь не забыть придуманных фигур. Использую арсенал из родной модельной школы, добавляю позы Яны, слегка их видоизменив.

— Видишь вон того парня, молодого японца? — поворачивает меня за плечи Яна. — Он записывает количество наших разнообразных поз перед камерой. Потом звонит в агентство, докладывает, довольны они или нет. Так что старайся.

— Понятно, сексот, — начинаю волноваться я.

Со страху я вспоминаю все, что мы проходили с Зиночкой:

— Где находятся глаза у модели? Там, где пресс. Одними глазами много не наработаешь перед софитами по восемь часов. Тренируем дыхание, укрепляем пресс.

Как все это пригодилось сейчас!

— Моргай почаще. Смазывай глаза. — советует Яна. — А то сейчас тушь потечет — макияжу конец. Придется новый наносить, станут сердиться, что уходит время.

Как хорошо, что Зиночка подсказала мне брать на съемку глазные капли. Они успокаивают в один момент. Уходит зуд. Отдыхают глаза.

Съемочный день окончен. Нас приглашают в ресторан.

— В модельном мире так принято, — объясняет Яна. — Если заказчик солидный, пригласят в ресторан, если нет — отделаются противным панч-боксом с надоевшим уже рисом.

Яна держится уверенно в японском ресторане. Лучше бы мы пошли в итальянский. Я растеряна. Не знаю, что мне заказывать. В меню не указаны цены.

— Может, взять это? — советуюсь с Яной.

— Как хочешь, — невозмутимо отвечает она.

Мне приносят огромную пиалу с рисом и тушеными овощами. Хватит двум персонам на пару дней…

Затем подают сырую печенку. Так вот что скрывалось за манящим названием! Яна не подсказала. Она слегка надменно поглядывает на меня. Прячет улыбку. Японцы из съемочной группы помогают мне справиться с блюдом. Воодушевленно разрезают печенку на маленькие кусочки, макают в какой-то соус бордового цвета, демонстративно улыбаясь для меня, отправляют себе в рот. Ни за что на свете! У меня такое творится с мимикой, что официанты юные японцы приседают и очень противно хихикают.

Яна смакует что-то очень красивое. И, наверное, вкусное. Но ничего, у меня еще будет время научиться выбирать японские блюда. Приносят десерт. Это мороженое из зеленого чая с соусом из сладких бобов. Есть невозможно. Я остаюсь голодная. Вспоминаю, что лежит съедобного в холодильнике в апартаментах…

Яна быстро прощается со мной. Обмениваемся телефонами. У нее встреча сегодня вечером. Она спешит.

Я возвращаюсь на метро в свою маленькую квартиру. Кати снова нет. Повсюду валяются ее вещи, косметика, бижутерия. Видно, и с Яной не получится подружиться. А мне бы очень хотелось общаться с ней. Она милая, хоть и придерживается образа Снежной Королевы. За ужин я на нее не сержусь. По крайней мере, я запомнила, как называются эти блюда. И никогда больше не попадусь на их выбор.

Сатоши пропал куда-то на два дня. Конверт с гонораром притягательно лежит на столе. Я уверяю себя: ничего плохого не будет, если я возьму часть денег, куплю еды, прогуляюсь в выходной по магазинам. Что-нибудь из вещей просто померяю. Присмотрю на будущее. Яна советует проехаться за свежей рыбкой на рынок Сукидзи. Там потрясающие морепродукты, рыба, о которой я даже не слышала… По дороге я перекусила не японским, а классическим вкуснейшим мороженым хаген-дазс (эту сладость я могу есть с утра до вечера).

Решила поменять маршрут. Яна советовала при случае посетить рынок сезонных распродаж. Здесь бывают прекрасные вещи, настоящие модные бренды по умеренным ценам. На рынке я заметила фиолетовый пиджак невероятной красоты. Он поразил меня прямо в сердце. Сидел как влитой. К нему я присмотрела тонкие эластичные черные брючки, как у Яны, и сказочную бижутерию в тон к пиджаку.

Теперь остается помереть голодной смертью. Я потратила половину гонорара.

Это неслыханно большие деньги. Сатоши меня просто закопает. Боюсь даже представить, какой он закатит скандал. Откажет в суточных…

Звоню Яне.

— Да, это мне знакомо. Сама по молодости попала в такую ситуацию. Соблазн велик.

Яна соглашается приехать. И как-то помочь. Я жду ее в условленном месте. Яна берет меня под руку. Мы едем в кафе.

— Хочу тебя покормить для начала. Я делала большую рекламу для серии бренда этого кафе в Токио и Осаке. Они меня помнят. Угощают бесплатно. Я давно не заходила к ним. Поедим вместе. Если что — помни: есть такое спасительное кафе — это раз. А второе — существуют ночные клубы, где модели могут перекусить бесплатно. Курицу. Напитки. Немного, но с голоду не умрешь… Возьмут твою композитку, внесут данные в компьютер, наденут определенного цвета браслет на руку. В некоторых клубах ставят легко смываемый штамп на руку. В дорогих клубах сделают карточку с твоим фото. Я дам тебе адреса.

Яна улыбается официантам, что-то говорит им по-японски. Они оживленно кивают.

— Сейчас принесут нормальную пищу. Не то, что тогда в ресторане. Помнишь?

Еще бы, помню, конечно. До сих пор есть хочется…

— Ешь побольше. Впрок. До отвала, — весело командует Яна.

— Жаль, что нельзя за один раз наесться на всю жизнь… — постанываю от удовольствия. Мне давно не было так вкусно, как сейчас.

За соседним столиком сидит симпатичный парень. Яна кивает ему. Он отвечает нам широкой улыбкой.

— Где же я могла его видеть? — спрашиваю Яну.

Она берет меня за плечи, поворачивает к стеклянной витрине. На высотке напротив огромный билборд — реклама парфюма известного бренда.

— Узнаешь? — Яна слегка кивает на нашего соседа.

Да, это он. Только на рекламе волосы темнее, легкая щетина. Темный загар…

— Это Стефан. Он сто лет работает в Японии. Мой бывший парень.

— Понятно, — почему-то вздыхаю я.

— Ешь, набирайся сил, — напоминает мне Яна.

Я благодарно улыбаюсь ей. Жую активно. Яна покровительственно улыбается. Наверно, я напоминаю Яне ее саму в семнадцать лет. Стефан расплатился, кивнул нам, быстро ушел.

— Я с ним рассталась два года назад, — призналась Яна. — Даже странно, что с этим чужим человеком меня что-то связывало.

Зачем тогда вся эта любовь, нервы, слезы, если все проходит и человек остается обманутым. Чувствует себя голым. Покинутый и нелюбимый. Страшно. Зачем нужна эта любовь?

После кафе мы с Яной едем в парк. Гуляем, подтанцовываем уличным музыкантам, едим мороженое.

— Я могу одолжить тебе деньги, — предлагает Яна. — Отдашь, когда подсоберешь свои. Тебе сколько еще осталось до свободы?

Я отбила Сатоши только билеты на самолет. Осталось еще полторы тысячи долларов за проживание, питание, карманные деньги, композитки, тесты… Во всем моделинге мира по контракту принято обеспечить приглашенную модель всем необходимым на три тысячи долларов. В Японии модель должна отработать шесть тысяч долларов, и затем она трудится на себя и на проценты для агентства, оговоренные в контракте. Это самое классное занятие: считать свои собственные деньги, заработанные самой. Это очень приятно.

— Успеешь хорошо заработать, — уверяет Яна. — Всего только две недели прошло, а ты уже отдала ему долг за билеты.

Я соглашаюсь взять у Яны взаймы. Я спасена. И все благодаря Яночке. Неожиданно у меня появилась подруга. Да еще какая!

Новая страна — это лакмусовая бумажка, камертон для тебя истинного, неподдельного. Ты никогда не можешь быть готов к тому, чего еще не знаешь. Нет расставленных знакомых знаков в общении, в новом социуме, незнакомом менталитете, традициях. Ты вынужден реагировать немедленно, спонтанно, искренне, иначе не выдержишь испытания ситуациями и узнаешь о себе много нового, не всегда приятного. Некрасивое в себе прячешь, работаешь с ним, изучаешь этот мусор на предмет корней — откуда это у меня? Вот явно тетины черты: плаксивость, паникерство, куча всевозможных страхов, умение молниеносно соврать, выкрутиться. Последнее еще не самое плохое. Такой вот особенный талант по наследству. Ну, спасибо и родственникам, и прошлым моим жизням: во мне нет подлости, склонности к предательству по-крупному и по мелочам, воровству и черной зависти. Но кое-что я в себе нарыла новенькое — я могу быть довольно жестокой, когда депо касается любви. Но не я одна. Девчонки с такой силой отвоевывают свою лучшую долю в любви, «убивая» соперниц, как Зены — королевы воинов. Я не одинока.

Да еще этот дар. Община. Дед.

Никогда не задумывалась, почему я — Морозова. Дед — Матвей Морозов. Мама — Валентина Морозова. Я — Саша Морозова. Мама мне дала фамилию не папы, а свою, а еще точнее — Деда. Спрашивается, зачем? Так хотел Дед. Оказывается, перед своим уходом из Общины мама успела все это дело обсудить. В сочетании с моим именем мальчика-девочки Александра (если бы родился мальчик, был бы Александр) и фамилии Морозова (Морозов) был вложен Дедом защитный код. Дед оберегал меня, был со мною рядом все мои годы. Он ждет меня и сейчас.

Я люблю тебя, Дед. Еще не видела тебя ни разу. Но знаю, что люблю до коликов в груди. Пока я еще не готова приехать к тебе. Я еще слабая и глупая. Но скоро придет это время, и меня уже никто не сможет остановить. Что-то зреет сокровенно внутри меня. Я исполнена уважения к этому Нечто. Это Нечто знает, кто я, знает Деда, знает Общину, потому что оно родом оттуда. Я знала о существовании этого Нечто еще с детства, но думала, что это просто неведомый Друг, который всегда внутри откликается, когда нужна помощь, и он имеется у каждого. Потом мне стало известно, что нечто похожее иногда происходило с мамой. Просыпалась какая-то сила: глаза мамы меняли цвет, из серых становились зелеными. В такие дни мама казалась выше ростом, выпрямлялась ее спина, поднимался вверх подбородок. Она замолкала, уединялась.

«Надо переждать», — говорила она затихавшему в такие дни папе. Папа становился еще более смирным, покорно выполнял все мамины поручения, отказывался от гостей, отменял пикники. Все ждали, когда Это сойдет, пройдет. Наступит отлив. ЭТО — Община внутри. Она появлялась, как в полнолуние появляются приливы. Топила маму изнутри. Та сила, от которой она отказалась, поднималась, просыпалась, как дикий, тоскующий зверь. Мама бледнела, худела: внутри велась невидимая схватка между ней и силой. Поединок кто кого. Сила, вспоминавшая о своей беспризорности, заявлявшая в ненависти-любви о своих правах на маму, или мама, сделавшая в юности выбор раз и навсегда — никогда не использовать эти возможности.

Если мама отказалась, и Дед ей это позволил, то мне не отвертеться. Мама дезертировала, часть ее невостребованного дара перешла ко мне. Все чаще проявлялось это Нечто, поднималось откуда-то из глубин, скручивало внутренности в непонятной тоске. Далекая Община ухала, подвывала, становилась для меня видимой, ясной, как наяву.

Община отзывалась как брошенная хозяином верная собака. От нее исходил только мной слышимый гул, который переворачивал мне сердце. Я находилась так далеко от леса, от Общины, но она мегачутким локатором находила меня, пеленговала. Открылась истина — это была только моя Община. Не мамина, не Деда, не других жителей — только моя, родная, как моя печенка, мое сердце. Я шептала ей ласково: тихо, тихо. Успокаивала как младенца. И она, поддаваясь на мое тепло, на мою силу, затихала, верила мне, что я не брошу, что приеду, сольюсь с ней, возьму все, что мне отмерено.

— Ты заметил? — спрашивала вполголоса мама.

— Конечно, заметил, — вздыхал папа.

Родители видели проявления Нечто в разных ситуациях моего детства… Когда мне чего-нибудь хотелось так сильно, что жить дальше, казалось, не получив этого, невозможно, я отходила в сторону от своего желания, представляла его рядом с собой и мысленно затягивала его в себя. Неважно, что это было: новая игрушка, книжка, поездка к морю… Затем обстоятельства складывались таким образом, что все у меня получалось. Маме вдруг предлагали путевку на море, папа приносил мне игрушку (шел мимо витрины, нравится?). Смешно, давно жду именно эту игрушку. Соседская девочка выносила почитать, полистать именно ту, желаемую книжку и вдруг произносила, но не сама, а после волевого толчка моего Нечто: — А хочешь, подарю? — блестя взволнованно глазами, краснея от своего непонятного поступка, сопротивляясь невероятному порыву доброты.

Я без угрызений совести, не дрогнув ни одной ресничкой, принимала подарок. Но чуточку повзрослев, научилась отказываться. И сила моя, потраченная на желание, горячей, спешной волной (домой! домой!) ныряла в меня. Заполняла радостной уверенностью, что все идет как надо.

Нечто, мой внутренний друг, помогал, как джинн из восточной сказки. Я тренировалась управлять им, загоняла его снова в виртуальную пампу.

И вот в модельном мире все это пригодилось. Не только я владела таким искусством. Яна, очевидно, властвовала над этим процессом. Думаю, все успешные модели обладают способностью колдовства, гипноза, умением создавать тут же магическое второе пространство. Одной яркой внешности недостаточно и никогда не было достаточно во все времена, чтобы обеспечить Успех в любом виде. Подчинить себе, направить невидимый прожектор на себя, высветить, чтобы заметили, чтобы выделили из всех, укрепиться на этой ступеньке и осваивать вторую.

Катя улетает домой. Она великолепно провела время в ночных клубах. Набрала еще два кило, и разъяренный Сатоши отправил ее на родину, отписав по e-mail ее Материнскому Дому большими красными буквами, что он про них всех думает.

Я осталась одна, изрядно устав от неряхи, пофигистки Кати. И с удивлением вспоминала, какими современными, столичными показались мне ее глаза, ее напористое выражение ухоженного лица. Понадобилось всего две недели, чтобы ясно увидеть — за этим стоит пугающая своей обыденностью ПУСТОТА. Вроде как испарилась душа, а может, еще не прибыла на место, опоздала…

Через два дня после отлета Кати Сатоши привел Элину. Невозможно юное существо тринадцати лет, похожее на грустный бутон. Нежная, акварельная, узкая, тоненькая и (ох!) такая уже высокая: метр семьдесят восемь. Запредельные цифры для меня. Усилием своего Нечто, внутреннего друга, я выросла на целых пять сантиметров, поразив Зиночку и получив приглашение из Японии. Но этого подвига недостаточно, чтобы пустили на подиум.

Элина выглядела очень сердитой. Сразу призналась:

— Это мама вытолкала меня сюда, а я не хотела. Мама сказала: если хочешь красивые вещи и все остальное, лети и зарабатывай как модель. Она на десятки курсов меня записывала. «В жизни пригодится». Я умею шить, стричь, маникюр… Закончила кулинарные, компьютерные курсы, английский продолжаю, танцы, аэробика, кинокурсы для начинающих режиссеров и операторов.

— А кто у тебя мама?

— Бизнес-леди.

— Понятно, — вздохнула я.

Вот бы Зиночка удивилась, что есть такие родители. Ей, бедной, пока попадались в основном варианты «только через мой труп».

— Ничего, привыкнешь, может, еще понравится. — утешила я, осознавая, что по типу модельному Элина — моя конкурентка.

— Я уже все придумала, — оживилась Элина. — Я не буду ходить на кастинги, и меня отправят домой.

Что же так не везет Сатоши? Не везет пока в казино, где он проводит и день и ночь, не везет с моделями. И в личной жизни полный аут. Кто выдержит такого? Даже самые терпеливые японки не смогут вынести дикого Сатоши-сана, по темпераменту похожего не на сдержанного, «подводного» японца, а на экзальтированного, взрывного испанца.

— Многие японцы внутри такие же, как я. Только они скрывают, а я — честный японец. Я ничего не скрываю.

Элина, эльфик, материализовалась откуда-то, сидит напротив меня на диванчике, грустно клацая по мобильнику, выданному ей Сатоши. У всех моделей одинаковые мобильные. Самые дешевые. В метро узнаем друг друга по мобильным: «Ты модель?» — «Да, а ты из какого агентства?»

— Так нельзя, — Я строго посмотрела на Элину. — Маме неприятности, агентству придется платить неустойку. И потом, ты быстро повзрослеешь, ты и сейчас красавица. А потом будет — вообще, падай просто. Захочется тебе карьеры модели, стать первым лицом планеты. Как стыдно будет тебе за сегодняшнее безобразие!

Элина ничего не ответила. Стала выкладывать вещи.

— Куда можно приземлиться?

Я показала ей шкафчик. Элина вытащила из чемодана большого мягкого медведя песочного цвета.

— У меня тоже есть.

Я показала своего мишку Микки.

Элина обнялась со своим медведем. Затихла.

— Знаешь, я покажу тебе Токио. Ты перестанешь бояться, будем ходить по магазинам, по праздничным торговым центрам. Заработаешь свои собственные деньги, будешь с удовольствием тратить. Купишь родным подарки… У меня есть знакомая девочка, опытная модель, сто раз уже была в Японии. Пойдем все вместе есть мороженое, кататься на аттракционах возле Фудзиямы. При желании можно еще найти кучу интересного. О'кей?

Элина согласно закивала, как ребенок, который не знает, что сделает через пять минут.

Утром мы получили от Сатоши по факсу расписание кастингов на день. Элина, оказалось, неплохо знала английский для своих лет. Быстро прочитала свой листок, сравнила с моим и вдруг заплакала.

— Я никуда не пойду одна. Наши кастинги не совпадают. Я не смогу найти эти адреса. Я ничего не знаю, метро, автобусы, это огромное Токио.

Элина снова зарылась лицом в медведя.

— Наши кастинги не могут совпадать. Ты высокая, а я маленького роста. У тебя показы, съемки, все будет другое. Элиночка, давай сегодня вместе проведем день. Только Сатоши не говори, а там посмотрим. Выходные впереди. Попривыкнешь. А ты поднатаскаешь меня по английскому языку.

Вот и я уже утешаю новенькую модель, а еще недавно сама нуждалась в покровительстве и помощи…

На следующей неделе Элина (я уже зову ее Линой) сама поедет искать по Токио адреса кастингов. Ей понравится бегать с листочком в руках. Искать улицы здания, офисы…

— Это как на скаутских курсах, игра такая — «Найди, не опоздай». Точно, как на моих курсах молодого скаута…

Через неделю она получит много заказов. Реклама, показы, съемки для телемагазина. Разместят ее «фешен стори» в глянцевом издании, о котором начинающей модели можно только мечтать. Пока журнал не выйдет, а это торжественное событие может случиться через два-три месяца после съемок, руководство выделяет для модели некоторые фототесты.

Лина на фото похожа на лесную фею. Съемки велись в хвойном лесу.

Получилось очень красиво. Лина гладила свои фото, смущенно посмеивалась над своей слабостью. Отсканировала свой дебют в журнале, послала маме. Кажется, ей начинало нравиться чувствовать себя в роли профессиональной модели.

— Я здесь выгляжу такой взрослой! — довольно пела Лина, танцуя с очередными фото для модного журнала.

— Ты себе не представляешь, сколько моделей в мире мечтают выглядеть на фото помоложе!

Но юная Лина была еще так далека от модельной пенсии!

У меня тоже неплохо сложилась неделя. Съемки для каталога постельных принадлежностей. Нужно было улыбаться, мило, не показывая зубы, выразительно держать открытым и глаза, поднимать вверх брови. Наклонять слегка голову… Получалось невинное, слегка удивленное выражение. Всему этому научила Зиночка.

Кажется, творческая группа осталась довольна.

На следующей неделе две работы с партнером. Будут два парня — модели. Интересно, какие типажи мне подобрали?

Я постепенно привыкаю к Японии. К регулярно серо-фиолетовому небу. К небоскребам. К запаху рыбы по всему Токио. К отсутствию аромата сырой земли после дождя. К чисто вымытым, ухоженным паркам. К танцующим и поющим жизнерадостным группам на улицах, состоящим из людей разного возраста.

В период цветения сакуры в парках свободного места не найти. Все хотят сидеть поближе к цветущим бело-розовым деревьям. В некоторых парках сакура посажена так плотно, что кажется, весь парк утопает в нежной зефирной пене. Дети, сосредоточенно во что-то играя, валяются на абсолютно чистом тротуаре в красивой одежде, а терпеливые мамы стоят рядом и не говорят ни слова. Ждут, когда ребенок наиграется.

Я уже привыкла к сложному значению японского «Я». Японцы имеют с десяток значений собственного «Я».

Они произносят «я» и трогают себя за кончик носа. Так же произносится и показывается слово «ТЫ». Поначалу я думала, что мне показывают «у тебя запачкан нос». Я смущалась, доставала зеркальце, салфетку…

Я приучилась снимать обувь перед входом в помещение, у стола в кафе или ресторане, садиться на бамбуковые маты и чувствовать себя при этом вполне комфортно…

Привыкаю к треугольничкам из риса, с тунцом и водорослями, смазанным майонезом. Полюбила зеленый чай в бутылках. В японском чае много кофеина. По популярности это местная coca-cola. Он более вкусный, если охлажденный. Я научилась есть с удовольствием сырую рыбу и грибы с разными яркими, по вкусу и цвету, соусами.

Вместе с Яной мы посетили несколько кафе, где повар на глазах у клиентов мастерски чистит рыбу, крабов или мясо, мгновенно создает кубики или другие замысловатые фигуры на палочках. Выкладывает на листья бамбука, под которыми лед. Тут же, на льду, свежайшая розовая рыба ждет своего заказчика… Если все это великолепие вкушать без хлеба, в желудке остается ощущение легкости и внутреннего праздника. Пробовала жаренные на гриле кальмары, приготовленные прямо на улице. Они похожи на огромные розовые чипсы. Я могла бы съесть огромное количество, если бы не цена. Цены на продукты в Токио сдерживали мой аппетит, а вещи можно было покупать только на распродаже. Косметику, парфюмерию, средства гигиены модели привозят с родины — иначе за то же самое придется платить в Японии намного дороже.

Втайне от родителей, Зиночки и Сатоши покупала вкусное, легкое пиво «Асахи». В маленьких магазинчиках есть все необходимое. Готовые салаты, свежие треугольные булочки, соки… Я нашла особенные маленькие магазинчики. В них всегда открыты стеклянные двери, получается магазинчик — сам себе витрина. Там продаются только грибы, большие пористые лепешки свежих белых и коричневых грибов. Они лежат пухлыми беретами на полках. Тут же дорогущие трюфели. Сушеные и маринованные грибы разных видов. Паштеты, пасты, соусы грибные, десятки сортов…

Когда Сатоши некогда с нами возиться, водить обедать по ресторанам (а ему все чаще некогда, пропадает в казино), мы покупаем что-то интересное в таких магазинчиках. Сжимая в руке безжалостный калькулятор, считаем, хватит ли на все, сложенное в корзинку. На неделю Сатоши дает сто пятьдесят долларов, это вместе с расходами на транспорт. Учитывая цены в Токио, это — в обрез. Поэтому изучаем карту: если работа не очень далеко, экономим на метро, встаем пораньше, идем две-три остановки пешком.

— Можно попировать, отважно проесть все суточные, — говорю я Лине. — А потом питаться в специальных клубах. Или с Яной в кафе, где всегда ей рады и угощают бесплатно.

Я открываю Лине Японию, мой Токио. Теперь я на правах старшей вожу Лину в зоопарк. Мы любуемся красными фламинго. На самом деле они красные, а не розовые, как поется в одной популярной песне. Лина умиляется, разглядывая юную зебру. Пытаемся общаться с бабуином…

На следующий уик-энд поедем кататься на аттракционах. Фудзияма стоит возле вулкана Фудзи. После извержения образовалось пять озер, лес и пещеры. Лина еще не представляет, как с немыслимой высоты страшно спускаться, как там все нечеловечески орут. Кажется, что твое сердце выпрыгивает из горла… Специальный автомат фотографирует тебя, когда ты, кажется, отсчитываешь последние секунды своей жизни… На выходе можно просмотреть соответствующее выражения своего лица (если можно с трудом узнаваемую гримасу назвать лицом в тот момент) и заказать моментальное фото. С Яной мы ходили играть в зал игровых автоматов. И взрослые, и дети все азартно снимают стресс.

Стрессы ежедневно посещают всех без исключения жителей мегаполиса Токио. Чудовищные перегрузки атакуют японцев с младшего школьного возраста. Переутомления в учебе и на работе настолько велики, что нервная система не выдерживает… Дети, подростки, взрослые прыгают из окон или с крыш высотных зданий. Я так рыдала в кафе, когда невольно стала свидетельницей очередной трагедии. Но у японцев подобный поступок не считается фатальным. Они верят, что человек, лишивший себя жизни, тут же получает новую, получше. Вроде как не справился с заданием — получи другое, более подходящее.

Так просто, так легко. Это не укладывается в моей славянской голове. Дети, подростки, которые не успевают осваивать программу в полном объеме, подвергаются осуждению сверстников. И что самое драматичное — собственной семьи.

Родители говорят ребенку: ты позоришь нашу семью, ты нам не сын или не дочь (девочки изначально всегда виноваты больше, и жалеют их еще меньше, чем мальчиков). Ребенок решает прыгнуть с высоты. Никому это не разрывает сердце. Некоторые считают, что японцы — потомки внеземной цивилизации, об этом много говорят в Стране восходящего солнца, или Дай Ниппон. Великой Японии. Японцы верят их страна в будущем — ведущая страна мира, главная на планете. Религия синто гласит: японцы родились как нация от интимных отношений с богами Ками. Если японец не смог осилить общепринятую в стране планку, окружающие станут его открыто презирать. Ведь менталитет японца, начиная с пеленок, взращивается по принципу — ты живешь в стране суперлюдей. Беспрерывным потоком выпускаются мультфильмы, где главная заслуга героев — их суперсила. Такой мне показалась эта проблема. Но это только мои размышления.

Но пока я ничего не рассказываю об этом Лине. Она еще маленькая. Ей надо побольше позитива. Веду ее на экскурсию по архитектуре современного Токио. Лина с восторгом фотографирует необычные здания. Мы подолгу застреваем у каждого, рассматривая все детально.

Вот серое десятиэтажное здание, а в нем цветные окошки разной величины: рамы желтого, зеленого, красного цвета. Вот длинное узкое здание — «стакан» леопардовой раскраски, в нем встроены неправильной формы стеклышки, солнце играет — вылитый леопард. Теперь «смакуем» здание из стекла и бетона, похожее на рыбью чешую. В зависимости от настроения неба здание меняет цвет: в солнечную погоду — нежно-голубое, когда смеркается — зеленеет. В дождь оно — серое. Вечером Токио зажигает миллиарды огней, и здание, отражая соседние фонари выпуклыми стеклянными чешуйками, становится сверкающей сказочной рыбиной.

Все жизненное пространство в Токио застроено, закатано в дороги, эстакады в три этажа, сплошные каменные джунгли. Для парковки машин отдельные места очерчены белой полосой.

Внутри современного Токио прячется старинный город с храмами, парками, садами камней… В храмах проводятся свадебные церемонии, посвящение в совершеннолетие. Отмечаются многочисленные религиозные праздники. Сады камней магически успокаивают уставших от шума и суеты современного города.

В сложной религиозной структуре Японии я усвоила для себя, что здесь существуют две основные религии: синтоизм — «путь богов» и буддизм. Соответственно у каждой — разные храмы: синто — Шрайн и буддизм — Тэмпл. У каждой вещи есть свой дух Ками, считается в синто. Человек должен научиться жить в согласии с природой и самим собой, учит эта религия. Ребенок считается воплощением предков Ками, маленьким божеством. Незаурядные люди тоже считаются проявленными Ками на земле. Смерть — почетным перемещением в мир Ками. Есть такой бог Бэнтэн, покровитель любви, искусств, красоты. Это «наш» бог, модельный. Обязательно выкажем ему уважение.

Я побывала с Яной сначала в Мейджи Шрайн. При входе в храм нужно сполоснуть руки деревянным половником, чтобы смыть суету и накопившиеся стрессы. Во дворе храма огромное дерево, на нем таблички с желаниями на многих языках мира. За пятьсот йен покупаешь дощечку, пишешь желание и вешаешь на дерево. В храме Тэмпл нужно потрясти колбочку с дырочкой, из нее выскочит папочка с номером. В ящичках берешь бумажку со своим номером. Если выпали плохие вести, надо эту бумажку сразу привязать на дерево, которое волшебным образом спрячет плохое от вас. Если бумажка обещает хорошее, то нужно забрать и носить с собой, чтобы закрепить позитив.

Элина адаптировалась, жизнерадостно получала много заказов, и я немножко (совсем немножко) завидовала ей. У меня нет еще ни одного солидного журнала. Зиночка мечтает видеть меня во многих модных журнальных брендах, заверяет, что меня просто не могут не выбрать лицом косметической фирмы с моими большими синими глазами, с моей прозрачной фарфоровой кожей, с моим точеным носиком. Но пока — увы.

Я займусь этим желанием как положено. Все будет хорошо. Яна подарила мне книжечку японских пословиц и поговорок. Одна из них успокаивает: «И Конфуцию не всегда везло».