23 Лесев Игорь
– А где твоя мама, Витенька? – сзади мне на плечо положила руку Анилегна. Она вновь была в облике пожилой женщины.
– А где Алиса?
– А где твоя мама?
– А где Алиса?!
Ко мне подбежала соседка и стала прыгать вокруг меня:
– А ее больше нет, а ее больше нет!
Я стал плакать – теперь уже навзрыд, – ухватившись за руку Анилегны и все время спрашивая: «Где моя мама?»
– Фу, Витенька. Такой большой мальчик и так часто плачет.
– Где. Где моя мама?
– А ее больше нет, а ее больше нет! – соседка стала крутиться вокруг меня еще быстрее.
– Ты врешь! Ты все врешь! Ты врешь!..
– Прекрати, Витенька, ты громко кричишь, – Анилегна начала меня трясти, и голос ее стал испуганным. – Прекрати сейчас же, прекрати.
– Прекратите немедленно кричать! Вы совсем с ума сошли! – Мне в лицо светило что-то яркое, а в ухо кричала девушка. – Вы сегодня без концертов не можете?!
Я проснулся окончательно. Увидев в погасшем мониторе свое зареванное лицо, я почувствовал стыд перед девушкой (это была кассирша компьютерного клуба) и вытер глаза рукавом белой рубашки. Получилось еще хуже. Перед ее глазами предстал такой жалкий оборванец (я только сейчас вспомнил, в каком виде я сюда пришел), что она тут же забыла о том, что я только что кричал на весь зал (а то, что я кричал именно на весь зал, не было никаких сомнений – кругом стали раздаваться сдержанные смешки малолеток).
– Что-то страшное приснилось? Возьмите платок, – она протянула мне носовой платок.
– Спасибо, у меня есть свой, – я полез в карман и достал узловатую грязную тряпку, которая некогда была тремя ситцевыми платками. Я поспешно стал прятать их в карман, но платки, как назло, не лезили обратно. От смущения мне захотелось выбежать из клуба прямо сейчас.
– Возьмите, возьмите мой.
Чтобы она отвязалась, я поспешно взял ее платок и стал вытирать глаза. Но девушка никуда не уходила.
– Вам принести воды?
– Нет, спасибо, – я попытался улыбнуться и выдавить из себя какую-нибудь шутку (что-то вроде: «Вспомнил, что в Сомали детки голодают, вот и расстроился»), но вместо улыбки и слов вновь полились слезы.
– Ну что вы… Успокойтесь… У вас какие-то неприятности?
Девушка оказалась настолько мила и добра ко мне, что от ее слов я еще сильнее стал плакать. Это уже был просто позор. Слезы лились из глаз настолько обильным потоком, что платок девушки вымок практически сразу, и я снова стал вытирать лицо грязным манжетом некогда белой рубашки.
– Здесь все в порядке? – из-за плеча девушки показалась голова системного администратора.
Этого еще только тут не хватало.
– Все хорошо, Витя, мальчику страшный сон приснился.
Услышав слово «Витя», я безобразно всхлипнул и, чтобы просто никого не видеть, отвернулся к стенке.
– Да ладно, пошли. Парню одному побыть надо, – Витя оказался не совсем тупым, по крайней мере, его предложение девушке я мысленно одобрил.
– Если вам что-то понадобится, скажите, не стесняйтесь, – девушка коснулась моего плеча и наконец-то удалилась вместе с администратором Витей.
Я, как полный придурок, остался сидеть, повернувшись к стенке, даже не сказав ей спасибо. Как ни странно, смешков я больше не слышал. Кто-то уже все забыл и опять весь ушел в игры, остальные являли собой некую видимость деликатности.
Наконец, немного успокоившись, я даже повернулся к монитору (в правую сторону я пытался не смотреть, чтобы вообще никого не видеть) и стал бездумно играть в «Червы». Мне не мешало бы пройти в туалет и умыться, но об одной только мысли, что мне надо будет сначала пройти один ряд, а потом повернуть обратно и пройти второй ряд столов, желание умыться тут же пропадало. О сне я пытался не думать. Хотя в голову все время лезла одна и та же мысль: «Где моя мама?» Теперь я думал только об этом.
А может, пойти в милицию и все рассказать? Не обязательно со снов начинать. Я могу показать, где находится дом Обуховых, чердак с повешенной.
И тут меня пробило на смех. Чердак с повешенной! Ха-ха-ха! А потом я буду рассказывать майору или капитану, как она (повешенная) сама себя снимала со шнурка и бежала за мной по огороду! Ха-ха-ха! А шофер, которому я поджег машину, подтвердит, что за мной гнались не парень с девушкой, а два гулу, и в руках у меня была не их сумочка, а погибшей Алисы, которая (уже погибшая) гналась за мной! Ха-ха-ха! Меня начало трясти от смеха. А труп в моей комнате – это вовсе не Игорь Шест, а Димка Обухов (которыйумер год назад), и Обухов (умерший год назад!) убил моих соседей-селюков (которых я не любил), а затем соседку (которую я тоже не любил!) и ее дочку (я и ее не любил), ха-ха-ха! Теперь я просто трясся от смеха, на меня вновь стали озираться из-за соседних компьютеров. Ах да, не забыть еще про парня, убитого на Замковой горе. Его убила сестра Анилегны, которая родилась в XIX веке и которая потом тоже умерла, ха-ха-ха! Я стал закрывать лицо, и особенно губы, руками, но сдержаться все равно не мог. От смеха меня сводили судороги. Похоже, такого идиота в этом клубе еще не видели. Я резко встал со стула и пошел через ряды к туалету. На себе я ловил недоуменные взгляды посетителей, от чего меня распирало еще больше. Наконец, я не выдержал и побежал, спотыкаясь о стулья и чьи-то вещи, попадающиеся на полу, и громко смеясь на весь зал.
Забежав в туалет, я закрылся на защелку и включил в раковине холодную воду. Взглянув на себя в треснутое зеркальце, висящее над раковиной, я стал ржать еще сильнее: лицо совершенно чумазое, мятый, с комками грязи костюм, из-под которого высовывалась грязная белая рубашка в черных разводах. Взглянув вниз, я уперся спиной в дверь – веселье продолжилось. Моя левая штанина было разорвана почти до колена, и теперь брюки по форме напоминали какой-то необычный карнавальный костюм. Я умылся и как-то вдруг сразу успокоился. Смех прошел сам собою, и душу вновь заполнила пустота. Уже не хотелось ни плакать, ни смеяться. Я вдруг понял, как же я устал за последние дни. Боже, как же я мало хочу – вкусно поесть, лечь в теплую чистую кровать (и чтобы простыня обязательно хрустела и пахла свежестью!) и отоспаться без постоянного чувства страха. А рядом чтобы сидела мама, гладила меня по голове и оберегала мой сон. А утром медленно проснуться и никуда не спешить.
Утро должно быть праздным. Включить телевизор и смотреть что-то веселое. Можно даже концерт слушать. Даже Киркорова. А в окно светит яркое весеннее солнце, но встать и задернуть штору лень. Лучше прикрывать ладонью глаза и продолжать дальше лежать на расстеленном диване.
– А можно мне тоже? – Я вздрогнул. – Извините, что беспокою, но очень хочется в туалет, – это был голос за дверью.
Я вышел из кабинки. Под дверью стояли четыре парня.
– Спасибо, – один из них тут же прошмыгнул в уборную.
Я хотел что-то сказать оставшимся, уже открыл рот, но, ничего путного не придумав, лишь пожал плечами и пошел за свой компьютер.
Когда я шел вдоль рядов, ребята дружно подвигали стулья к столам, уступая мне проход. Кто-то улыбался, кто-то с опаской выжидающе смотрел на меня. Даже спиной я чувствовал на себе их взгляды. Похоже, всем присутствующим я подарил незабываемую ночь в компьютерном клубе.
Усевшись перед компьютером, я взглянул на время. Часы на мониторе компьютера показывали 6.17.6+17=23. Я сидел и пялился на циферблат. Время изменилось, стало 6.18. Ну да, а теперь получается 24. М-да. Полный придурок. У меня пересохло во рту, захотелось пить. Но идти к стойке купить воды (хотя очень хотелось еще раз увидеть симпатичную и такую добрую кассиршу) желания не было. За одну ночь, ни с кем не познакомившись, я сумел сделать так, чтобы меня тут все знали. Притом не с лучшей стороны. Хотя, где она у меня, эта лучшая сторона?
Малолетки понемногу стали расходиться по домам, многие уже спали, положив головы на столы. Все стали вялые, и, даже если бы я опять что-то вытворил, думаю, реакция была бы не такой бурной. Компьютер показал «Осталось 40 минут». Не зная чем заняться эти 40 оставшихся минут, я вновь вспомнил, что собирался на своей почте посмотреть присланное Дивой фото из чата. Я зашел на почту и увидел сообщение: «3 непрочитанных письма». Кликнув раздел «Входящие», я увидел названия писем. Фото Дивы было в письме «Без темы», я определил его по объему памяти. Другое письмо называлось «Счастье», третье: «Металлопластиковые окна: мы знаем, что вам нужно». Последнее письмо я удалил не открывая, металлопластиковые окна мне нужны были сейчас меньше всего на свете. То же самое я решил сделать и со «Счастьем», но в последний момент открыл его. «Вы получили письмо-счастье…» Я мельком пробежал по нему глазами. Все было как всегда: нужно 12 раз разослать его другим адресатам, и тогда будет мне счастье (тут же приводился дурацкий пример, как какая-то девушка была больная-дурная, и тут – раз – разослала это письмо, и стало ей счастье в виде выздоровления и в образе любимого). В случае нерассылки письма все будет наоборот (второй пример был про клерка, которого уволили с работы, а потом ко всему же у него еще и дом сгорел). Учитывая, что ни дома, ни работы у меня практически нет, я тут же стер это письмо и кликнул последнее – «Без темы». На мониторе в верхней части электронного письма высветился адресат: «Кому – Виктору Лескову [email protected]», – чуть ниже: «От кого – отправитель неизвестен». Я нажал функцию «Назад», там значился адресат [email protected] и название письма: «Без темы», – но, когда я кликнул обратно, компьютер вновь странным образом выдал: «Отправитель неизвестен». Бред какой-то. Я стал ждать загрузки фотографии, которая появлялась безумно медленно, буквально по миллиметру. А на хрена мне эта Дива вообще сдалась? Толку на нее втыкать через такую уйму времени? Но я все равно упрямо сидел и ждал, когда фотография откроется.
На секунду компьютер погас и высветилась надпись: «Ваше время истекает. Осталось 15 минут», – и тут же вернулся обратно к почте. Фотография показалась уже почти на треть. Как ни странно, она оказалась черно-белой, даже чуть желтоватой, как будто была сделана лет тридцать назад. В верхней ее части виднелись деревья. Фотография стала грузиться быстрее. Показалась голова оленя, затем еще одного. Это была скульптура. Я ее уже где-то видел. Фотография стала грузиться еще быстрее и, наконец, открылась полностью. Перед оленями стояла и улыбалась девочка в светлом сарафане лет 10–12 с длинной косой. Боже, как все знакомо! Весенний парк на черно-белой фотографии, чистая аллея, ухоженные лавочки, олени и эта девочка. Где я все это видел? Я смотрел на девочку и во мне что-то затрепетало. Эта длинная коса, эти выразительные большие глаза, эта… Я неоднократно уже видел эту фотографию! Это была моя мама! Я смотрел на ее фото и не верил глазам. Но это была она! Эта фотография сделана в парке Г., в шестьдесят каком-то году, когда моя мама была еще школьницей. Откуда эта фотография взялась у какой-то Дивы, почему она вообще оказалась в Интернете? Я рассеянно смотрел на фото еще какое-то время (сомнений быть не могло, это действительно моя мама) и уже собрался было закрыть почту, как вдруг заметил на фотографии, левее от оленей, на заднем плане, какое-то светлое пятно. Я увеличил фотографию. Пятно приняло четкие контуры. Это. Это была еще одна девочка! И, боже, она была в одной ночной рубашке! Девочка выглядывала украдкой из-за деревьев и смотрела в сторону моей мамы. И хотя ее лица практически не было видно, вся она, немного сгорбленная, выглядела зловеще. Присутствие этой второй девочки сразу портило все на фотографии: весну, оленей, улыбающуюся маму. Эта маленькая сгорбленная фигурка несла с собой некую необъяснимую беду, что-то страшное. Я вспомнил рассказ Обуховой о том, как она дружила с моей мамой, пока в их школе не появилась девочка Ангелина. Я почти был убежден, что из-за деревьев выглядывала именно она.
Компьютер вновь на секунду погас и высветил: «Ваше время истекает. Осталось 5 минут. Закройте все несохраненные файлы или доплатите немедленно за дополнительное время работы». Я закрыл почту и стал подниматься со стула, но тут же плюхнулся обратно. Я оказался на ранее открытом сайте Магнолии, где неожиданно высветился подзаголовок: «Жуткое групповое убийство в семейном общежитии». Мои ладони стали липкими. Я кликнул на статью и стал читать. «По улице Коцюбинского, 3, в одном из семейных корпусов общежития Верховной Рады было совершено жуткое групповое убийство. Трагедия произошла на пятом этаже в ночь с 16 на 17 апреля. В комнате были обнаружены убитыми 4 человека, среди которых десятилетняя девочка и трое молодых людей от 21 до 25 лет. Двое из них были найдены в шкафах задушенными. Третий молодой человек, предположительно друг одного из жильцов комнаты, в которой произошло убийство, скончался вследствие множества черепно-мозговых травм, нанесенных, как утверждают оперативники, утюгом. Девочка была задушена шарфом. В розыск объявлен третий жилец комнаты, Лесков Виктор Николаевич, 1981 года рождения, работающий помощником одного из известнейших депутатов страны. Также оперативники ищут отсутствующую на данный момент мать убитой девочки. Соседи утверждают, что слышали ночью ее плач и сдавленные крики. Магнолия сообщает приметы разыскиваемого: высокого роста, 183 см, шатен, глаза зеленого цвета. Предположительно, одет в черный костюм и белую рубашку.»
– Ну вы и страсти читаете! – От неожиданности я дернулся, и тут же погас компьютер – время закончилось. – Не удивительно, что вы по ночам кричите, – это была та самая девушка-кассир. – Я пришла сказать, чтобы вы не смущались и обязательно приходили к нам еще.
Я вздохнул с облегчением. Приметы разыскиваемого она точно не прочитала.
– Обязательно. Именно ради вас я приду еще, – я улыбнулся девушке, поднялся со стула и, натянув нечто, похожее на пиджак, вышел из компьютерного клуба.
На улице светило солнце, было еще сыровато, но уже вовсю отдавало приближающимся теплом. Избегая широких проспектов, я все время петлял без разбора по узким переулкам. Наконец-то у меня появился пусть и дохлый, но все же план, состоящий из трех пунктов: по возможности, дозвониться маме; по возможности, сменить одежду; по возможности, встретиться с Беспечной обезьянкой. Приставка к каждому пункту плана «по возможности» говорила только об одном – теперь я был в розыске.
Глава 33
СПАСИТЕЛЬ
18 апреля. Вторник
День выдался теплым. Пожалуй, впервые температура в этом году перевалила за отметку в 20 градусов. Слякоть в один момент безвозвратно пропала, отовсюду стали появляться девушки в мини-юбках и безумно сексуальных белых блузках. Школьники с ленцой плелись к своим учебным заведениям, офисные работники, как всегда, неслись, ничего не замечая, на свои копеечные работы, дворники давно уже убрали мусор, а я сидел на лавочке в сквере и решительно не знал, куда податься до трех часов дня. Правда, несмотря на чудесную погоду, мое самочувствие по-прежнему оставалось паршивым. Появились все симптомы простуды: насморк, боль в горле и упадок сил. Хотя последнее непонятно с чем было связано, то ли действительно с заболеванием, то ли с бессонной ночью. Впрочем, я уже забыл, когда последний раз проводил ночь нормально.
Главной проблемой на данный момент была моя одежда, вернее, то, что некогда ею называлось. Мой костюм, и так весь измятый, от влаги и кусков слипшейся грязи сел и стал неприятно тесен. Рубашка (галстук я выкинул еще на Замковой горе) была настолько грязной, что я сомневаюсь, что ей могла помочь стирка. Но и снять ее было нельзя, иначе такой костюм, надетый на голое тело, привлекал бы еще большее внимание. Под стать всему одеянию была и обувь: сбитая, покрытая пылью и грязью пара туфель. В целом, будь я даже не в розыске, передвигаться в такой одежде было совершенно невозможно, милиция бы меня останавливала на каждом перекрестке и на каждой станции метро.
Я достал портмоне (единственную прилично выглядящую вещь, которая у меня осталась) и пересчитал деньги. Попойка в кабаке, контактные линзы, ситцевые платки и компьютерный клуб забрали почти 300 гривен. По крайней мере, бумажками у меня осталось 418 (монеты я специально не считал, чтобы не составить в голове очередную цифровую дурь). Хотя и 418 тоже говорящее число. Первая четверка – оставшееся количество дней до Пасхи, то есть до 23-го, а последние две – сегодняшний день, 18 апреля. Не зная для чего, я порвал двугривенную купюру и кинул клочки под скамейку. Теперь у меня осталось 416 гривен. От нечего делать я пересчитал и монеты. Их оказалось не так уж и много – 2 гривны 23 копейки. Теперь у меня опять выходило 418 гривен, да еще и 23 сраные копейки. Я со злостью выгреб всю мелочь из портмоне и швырнул ее под скамейку в довесок к порванной купюре. Посмотрев на весь этот денежный мусор, я поднялся со скамейки и пошел прочь из дворика. – Идиот!
Я поднял голову на выкрик. На втором этаже на балкончике стояла бабка с кастрюлей и смотрела на меня. Подавив в себе желание крикнуть ей что-то грубое в ответ, я побрел дальше.
Хм. Допустим, на Замковой горе я действительно встретил сестру Анилегны. И та решила умереть. Но почему она захотела навредить Анилегне? И в чем заключалось ее вредительство? В моей смерти? Да, но Анилегна тоже пытается меня убить. Стоп. Сестричка Анилегны хотела меня убить, чтобы в конечном счете умереть самой. В то время как Анилегна со своей бешеной компанией намереваются использовать мое тело в качестве вместилища для гулу Обухова. Значит, понятно, зачем я нужен для Обухова и его мамаши, ну и в какой-то мере для Сони. Но на кой ляд я так сдался Анилегне? Ну, допустим, дотяну я до 23-го, ну, не сможет переселиться Обухов в меня, ну, сдохнет он. Анилегне-то что с этого?
Впереди показались три серые фигуры. Я автоматически остановился. Черт! Прямо в мою сторону шли трое патрульных милиционеров. Еще когда я был студентом и бухал с ребятами и девчонками по дворам, такие козлы постоянно нас гоняли. Теперь я был не студент, и спиртные напитки сейчас не распивал. Я просто одет в вызывающе грязную одежду и нахожусь в розыске по подозрению в серийном убийстве.
Патрульный, шедший впереди, увидел меня и от удивления даже приостановился, неожиданно он скинул автомат с плеча и закричал:
– Стоять на месте! Буду стрелять! Я кинулся в переулок.
– Сказал «стоять»! – сзади меня раздался громкий топот сапог, и я услышал крик патрульного в рацию: – Подозреваемый обнаружен в Шевченковском районе, убегает по дворам от улицы Рейтарской в сторону метро «Университет». – дальше я уже ничего не расслышал, ускорив темп бега.
До этого момента я думал, что находящемуся в розыске не стоит показываться в метро и на центральных площадях, но, оказывается, тебя еще могут и по дворам искать. Я свернул в очередной дворик. Из-за поворота выехал милицейский УАЗ с включенной синей мигалкой – погоня превращалась в настоящую облаву.
Я выбежал на широкую улицу и под носом дорогущей бэхи, под ее тормозной скрежет и сигнал с матами, рванул в очередной дворик. В нем оказалось полно мамаш с колясками и маленькими детьми. Пересекая двор, я увидел, как у стоявшей прямо передо мной женщины исказилось от ужаса лицо и она, достав ребенка из коляски, прижала его к груди. Именно в этот момент она увидела за моей спиной бежавших милиционеров, а я услышал очередное «Стоять!».
Бежать становилось все тяжелее, я выдыхался. Слева промелькнул еще один милицейский автомобиль с включенной мигалкой, на этот раз уже джип. Количество милиции увеличивалось пропорционально уменьшению моих сил. Когда-нибудь эти проходные дворики закончатся и я окажусь на проспекте или площади. Тогда – в лучшем случае – меня догонят. В худшем – попросту застрелят. Я свернул в очередной дворик, он оказался значительно меньше других.
– Давай сюда! – меня кто-то схватил за руку и подтолкнул к куче мусорных пакетов, лежащих возле двух контейнерных баков. Я медлил только мгновение, сил сопротивляться и опять непонятно куда нестись у меня больше не было. Плюхнувшись в кучу вонючего мусора из объедков, туалетной бумаги и какой-то еще дряни, я натянул на себя несколько пакетов. Тут же на меня сверху накинули еще два больших пакета с мусором. Я оказался закрыт полностью.
Через несколько секунд раздался топот подбежавших сапог, еще мгновение спустя я услышал новый топот и хриплый голос:
– Где он?!
– К-кто он?
– Пацан в костюме.
– Па-пацан в к-костюме? – отвечавший говорил откровенно пьяным голосом.
– Пацана в костюме видел? – говоривший был явно зол.
Я услышал скрежет открывающегося бака, затем второго.
Уже новый голос произнес:
– Здесь тоже ничего.
Строгий голос, явно обращенный к пьяному, приказал:
– Чтобы через минуту тебя здесь не было. Квартал оцеплен. Ищем преступника.
Я услышал удаляющийся стук обуви. Страх быть обнаруженным немного притупился, и я вновь ощутил вонь, в эпицентре которой я, собственно, и находился.
– Не ссы, малыш, дядя Миша тебя выведет, – раздался голос моего спасителя. Судя по дикции, дядя Миша действительно был пьян. – Т-ты еще там?
Скинув со своей головы мешок мусора, я увидел над собой сморщенное коричневое (но не от загара) лицо дяди Миши. Это оказался бомж, с плешивой головой, вековой небритостью и удивительно голубыми глазами. Миша был пьян, похоже, еще с раннего утра, одет в драное коричневое пальто (такого же цвета, как и его кожа), серые брюки и черные ботинки (такие я видел маленьким на картинке в книжке у папы Карло). Но глаза меня поразили больше всего – таких голубых глаз я не видел раньше ни у кого! Все-таки несправедлива природа. Какая-то блондинка в Нью-Йорке мечтает всю свою жизнь именно о таких глазах, а они достались совершенно задаром дяде Мише.
– Давай поднимайся, и марш за мной сюда, – дядя Миша, покачиваясь, побежал маленькими шажками к угловому подъезду дома. «Марш за мной сюда»… Все-таки бомжиха Тамара изъяснялась повежливее.
Мы забежали в подъезд совершенно зеленого дома и стали подниматься на самый верх (я насчитал четыре этажа). С верхней площадки к чердаку уходила железная лестница метра три высотой.
– Тс-с, не шуми, – бомж Миша прижал коричневый палец к губам и заговорщицки подмигнул, – жильцы не должны нас услышать, а то выгонят.
И Миша первым полез по лестнице на чердак. Я сразу же последовал за ним и увидел не самую приятную картину: между ног у Миши брюки были порваны, а вот под ними не было совершенно никакого белья. Яйца бомжа мне еще видеть не доводилось.
Отперев железную защелку каким-то хитрым способом, Миша открыл чердачную крышку и с пьяным кряхтением влез наверх. Я просунулся за ним.
На чердаке воняло голубиным пометом и плесенью. Как только я ступил ногой на пол, Миша снова приложил палец к губам, издав свое «тс-с». По всему чердаку был разбросан гравий, который трещал под ногами. По крайней мере, жильцы верхнего этажа могли слышать над своей головой каждое наше передвижение, а потому лишний раз шуметь, действительно, не стоило.
– За мной, – Миша кивком показал мне направление и, сильно раскачиваясь, почти бесшумно побрел по аккуратно расчищенной от гравия тропинке в глубь чердака. Потолок на чердаке был слишком низким, и я постоянно натыкался головой на всевозможные ржавые трубы и бетонные выступы. В конце концов, чтобы не разбить голову окончательно, я присел и стал передвигаться на корточках. (Удобней было бы нагнуться вперед, но идти таким образом я не стал из-за нежелания нюхать Мишин зад). Проходя мимо маленьких чердачных проемов, я выглянул на улицу. Внизу во внутреннем дворе стоял милицейский «уазик», и офицер с автоматом на плече о чем-то расспрашивал старушку с мусорным ведром. Впрочем, я прекрасно знаю, о чем – вернее, о ком.
Наконец Миша остановился, причем сделал это так резко, что я таки ощутил удовольствие от соприкосновения моего носа с его задницей. Я увидел под стеной совершенно разбитый диван без днища и валиков. Мне сразу в голову пришел вопрос, как Миша смог его сюда затащить по чердачной узкой лестнице. На диване лежала куча тряпья, а рядом стояла целая батарея из бутылок разного калибра: пивные, водочные (этих больше всего), винные, была даже одна бутылка из под мартини.
– Это мой дом, – Миша обвел угол рукой и при этом выговорил фразу таким тоном, как будто мне сейчас показывали не чердачную конуру, а шикарный столичный пентхауз. – Только. – Миша опять прижал палец к губам и я услышал уже привычное: – Тс-с-с.
Устав нюхать зад своего неожиданного спасителя, я плюхнулся на диван и, наконец, выдавил из себя первую фразу:
– Я Витя. Спасибо.
Миша мне ничего не ответил, так как уже был полностью увлечен поиском спиртного. По крайней мере, я так решил, слушая, как бомж позвякивал бутылками в своей бескрайней батарее. Наконец, услышав что-то напоминающее отдаленно звук «хе-хе», я понял, что Миша нашел то, что искал.
– Витька, говоришь, зовут? Давай, Витька, бахнем с тобой за наше волшебное спасение, – с этими словами Миша протянул мне какое-то пойло в пивной бутылке, причем, судя по запаху, это было явно не пиво. Столько дней бороться за свою жизнь лишь для того, чтобы умереть от отравления непонятно чем, было бы глупо. В общем, я не стал искушать судьбу.
– Благодарю, но мне не хочется. Обязательно с вами выпью в следующий раз, – я постарался отказаться как можно более мягко и корректно, чтобы не обидеть бомжа, но получилось все наоборот.
– Не хочешь со мной пить? Брезгаешь, да? Ты брезгаешь? – бомж стал прямо над моей головой и начал размахивать бутылкой. – Со мной еще никто не отказывался выпить! Мне самому все предлагают. А я выбираю, с кем мне выпить, а кого и на хер послать! – Миша продолжал размахивать бутылкой, а меня в этот момент волновали две вещи: чтобы бомж не привлек внимание жильцов снизу и не разлил на меня ту гадость, которую только что предложил мне выпить.
– Михаил, не стоит так переживать. У меня огромное желание с вами выпить, но я сейчас болен. Мне нужны лекарства и совершенно запрещен алкоголь. – Тема лекарств получилась особенно хорошо. По крайней мере, Миша перестал рассказывать повышенным тоном, кто с ним желает выпить, и даже прекратил размахивать бутылкой. На его лице появилось выражение сострадания.
– З-запрещ-щен алкоголь? – Мишу почему-то поразила именно вторая часть моей фразы.
– Именно. Я простужен, но уже скоро выздоровею и обязательно с вами накачу.
Миша продолжал стоять над моей головой и медленно соображал, что делать.
Наконец, отхлебнув из горла и безобразно поморщившись (я увидел его напрочь прогнившие зубы), он сказал:
– Так может, – таво? Я принесу тебе каких порошков? Тока у меня нету денег. А у тебя есть?
Мне не хотелось, чтобы Миша именно сейчас спускался с чердака, – в микрорайоне продолжалась облава, и бомж может привести за собой, пусть и несознательно (вряд ли он вообще что-то сознательно делает), милицию. Но другого выхода избавиться от назойливой вонючки я не видел.
– У меня есть, – я достал портмоне, отсчитал двести гривен и протянул их Мише. – Мне нужны джинсы, футболка, свитер и аспирин. Одежду можно купить на секонде, там будет недорого. Сдачу оставьте себе.
Миша смотрел обалдевшим взглядом на две протянутые ему купюры. Он перестал даже моргать.
– Да я. Да меня все тут знают. Я никогда. Эт ты, Витек, молодец. Другой пропил бы уже. Все сделаю. Одна нога тут, другая там. – Миша стал возбужденно и весьма невнятно объяснятся по поводу сохранности моих денег, а меня со страшной силой стало клонить в сон.
– И, Михаил, я вас попрошу, постарайтесь прийти, пожалуйста, к часу дня. У меня встреча, не опоздайте.
– Все, все сделаю. К часу, как огурчик. С одеждой, порошками. Мишу все знают.
Да вали ты уже, Миша!
– И осторожно на улице. Меня ведь ищет милиция. Миша свел брови к переносице и обратно, видимо, эти движения у него были связаны с процессом работы головного мозга.
– Да, да, да. И тс-с-с, – и Миша вновь приложил палец к губам.
Похоже, милицию он недолюбливал, раз при каждом упоминании о ней из его рта вырывалось «тс-с-с».
Бомж еще какое-то время порасшаркивался передо мною, объясняя, что я могу выпить в случае жажды и куда могу сходить в случае нужды. Наконец он ушел, оставив меня одного. Даже если он и приведет сюда ментов, ничего сверхстрашного не случится, иного выхода у меня все равно нет. Бегать по городу в таком виде, да еще и простуженным, все равно нельзя. Да и милиция пусть еще докажет, что это именно я поубивал кучу народа в общежитии. Хотя как выбивает признания наша милиция, я был наслышан. Еще не понятно с кем хуже иметь дело: с гулу или с ментами.
Я снял пиджак, выжал его, как тряпку, и положил под голову. Спать на Мишином тряпье с риском подцепить вшей не хотелось. Почему сестра Анилегнырешила навредить самой Анилегне? Ладно, это пока не известно. Зато известно, что Обухов теперь в теле моей соседки по общаге. Анилегна, скорее всего, все еще в теле Алисы. Не стоит еще забывать про Обухову и Соню. И женщину в красном платье. Итого, их пять. Неожиданное появление и такое же (надеюсь, уже навсегда) исчезновение сестры Анилегны отложим на потом. Итак, где они меня будут искать? В первую очередь в Столице, так как именно здесь они меня видели в последний раз. Во вторую – в самом Г. Мне нужна мама, и они, зная об этом, будут где-то рядом. А это значит, что прямо сейчас на маму мне выходить нельзя. Да и менты, кстати, наверняка уже возле нее. Так, хорошо. Хотя, что, к черту, здесь хорошего? Мне действительно нужно поговорить с мамой. Так, а где меня никто не будет искать? Хм. В Василькове! В этом сраном долбаном городке!
Я резко вскочил и стал рыться в своем пиджаке в поисках портмоне. Я, кажется, его положил! Я кажется… Достав кошелек, я стал рыться в его боковых карманах и, наконец, к неописуемой радости нашел то, что искал. У меня в ладони был ключ от васильковской квартиры Алисы. Притом от настоящей квартиры Алисы, а не от жилья Анилегны, куда та меня приволокла, будучи уже в теле Алисы. Я с облегчением опять плюхнулся головой на свой пиджак и глубоко зевнул. Теперь план моих действий приобретал хоть какую-то, пусть даже условную, определенность. Хотя с Беспечной обезьянкой обязательно надо будет встретиться. Вера – хорошая девоч.
Глава 34
СКРОМНАЯ ВЕРА
18 апреля. Вторник
Беспечная обезьянка опасна, Витек. Не ходи на встречу.
– Я все принес, Витек. Опоздаешь на встречу. – Миша решительно тряс меня за плечо, хотя я, скорее, проснулся от вони, которая исходила от него.
– Сколько. Сколько времени? – я заспанными глазами стал озираться, с трудом вспоминая, где именно я нахожусь.
– Да уже полвторого, я того… все принес. Вот и штанишки почти новые, и…
Черт, я опаздываю!
Я вскочил на ноги и стал скидывать с себя остатки того, что некогда было костюмом.
– Михаил, давайте одежду, – я автоматически потянулся к свертку в Мишиных руках и тут же с ужасом вскрикнул: – Что это?!
В моих руках оказался взбитый мягкий комок, который в Мишином понимании назывался одеждой. Это было нечто! Вместо заказанных джинсов и даже «почти новых штанишек» я увидел обтягивающие спортивные штаны темно-синего цвета фасона а-ля 60-е (даже артисты балета танцуют в менее обтягивающих лосинах, показывая контуры всех своих гениталий). В довесок к этому убожеству прилагалось нечто среднее между толстой футболкой и тонким свитером кислотно-зеленого цвета с изображением гнусно улыбающегося Микки-Мауса. И больше ничего! Я так понял, Миша сэкономил не только на джинсах, но и отдельно на футболке и свитере, притащив нечто среднее.
– Миша, что это?! – у меня уже пропала усталость, зато лавинообразно накатывала ярость. – Что это за дрянь?!
– Тебе не понравилось, Витек? – и Миша так жалостливо округлил голубые глаза, что мой всплеск негодования тут же захлебнулся. А действительно, чего я взбеленился? Я бы еще «Феноменологию духа» Гегеля заставил его прочитать, а потом расстроился оттого, что он ничего не понял.
– Да ничего страшного, Михаил. Просто. – я стал с кислой физиономией разворачивать одежду, – просто это не совсем то, что я ожидал.
– Так, может, я того, еще раз сбегаю?
– Да нет уж, спасибо. Пока этого хватит, – я стоял в раздумье, соображая, что хуже: убитый грязный костюм или новые спортивные штаны вместе со свитерком (я так его стал называть) с обдолбанным Микки-Маусом. И все же я остановился на последнем варианте. По крайней мере, милиция имеет установку ловить парня в костюме. Хотя быть незамеченным в новом одеянии было практически невозможно – это было даже не эпатажно, а попросту вызывающе глупо.
Я стянул с себя костюм и тут же обнаружил очередную напасть. Я забыл заказать Мише кроссовки! На мне были пусть и грязные, но все еще вполне приличные туфли. В сочетании с обтягивающими спортивными штанами и просто идиотским свитером это выглядело особенно убого.
– Витек, да классно получилось! Сейчас так модно, – Миша стал щупать меня за концы новой одежды, но тут же замолчал после моего пронзительного взгляда.
– Что в пакете? – я показал на черный пакет с надписью «BOSS». После Мишиных рассуждений о моде тон моего голоса стал вновь грубым.
– Так это… На сдачку взял. Чтоб того… Поесть, выпить чего… – Миша активно заморгал, и даже виновато улыбнулся, в очередной раз обнажив желтые зубы.
– Поесть? Замечательно, Михаил. Давайте поедим, – хоть я и опаздывал, но поесть все же стоило – хотя бы потому, что очень хотелось.
Бомж стал доставать из пакета «поесть»: бутылка водки, еще одна, еще одна бутылка водки, бутылка пива, батон, сладкая дешевая вода, пачка майонеза, полбатона подозрительной колбасы, еще чекушка водки и газета «Коммунист».
– Миша, а где, собственно, еда?
– Так это, вот, – он стал тыкать пальцем то в батон, то в майонез, а колбасу и вовсе взял в руки, после чего пробовать ее стало решительно опасно.
– А зачем столько водки?! – второй вопрос, видимо, показался Мише глупым, он опять учащенно заморгал.
– И зачем вы взяли чекушку, если уже три бутылки есть?
– Э-хе. Хватало как раз, – тут Миша заулыбался, – на сдачу.
Действительно! На хрена сдачу брать?! Лучше проебать все сразу!
– А газету «Коммунист» вы зачем принесли?
– Так раздавали возле метро. Думаю, чего не взять. Смотри, Витек, какая широкая, весь пакет разом завернуть можно.
– Понятно, – я стал еще злее. Понятно было только то, что с «поесть» все накрывалось. – А знаете что, Миша? Разливайте водку.
Реакция бомжа была мгновенной. Непонятно откуда появились пластиковые стаканчики (проверять их на чистоту я не захотел, все равно только настроение испортится), тут же из угла была выволочена огромная картонная коробка (я так понял, это был стол), и Миша стал на ней все аккуратно раскладывать.
– Миша, мне только на донышке, – сказал я, после того как увидел, что бомж наполнил первый стакан до половины. «На донышке», по Мишиным меркам, получилось треть стакана.
Первые два подхода я закусывал батоном с майонезом. После третьего разлива мое брюзжание по поводу гигиеничности колбасы закончилось – она оказалась вполне сносной, ее я практически съел сам. Как-то совершенно незаметно я обнаружил, что под моими ногами стоит пустая первая бутылка водки, а на «столе» уже наполовину выпитая вторая. Я окосел сразу и серьезно. Чердак стал не таким грязным, вонь вокруг исчезла, а Миша оказался вполне сносным мужиком.
– М-миша! Спасибо вам за мое спасение! Вы, я не постесняюсь этого слова, мне как отец, как близкий товарищ! – Я стоял со стаканом водки в руке и толкал тост. – Я уверен, М-михаил, наше знакомство, наша настоящая мужская дружба на этом не закончится? – Миша уже выпил, но продолжал с удовольствием слушать мою ахинею, по крайней мере, сальная улыбка не сползала с его коричневого лица.
– Витюня! Да я тебя как увидел, тут же понял, ты – настоящий человек! А я, Витек, людей вижу сразу!
Я оглядел коробку. Батон уже закончился, оставалась только водка.
– Миша, мне надо ехать. Я опаздываю.
– Да куда, Витек! Еще ж не допили!
– Меня ждут.
– Женщина?
– Ж-женщина!
– Тогда надо ехать, Витек! Давай только за женщину выпьем. Стоя.
– Так мы и так стоя пьем.
Миша широко раскрыл свои голубые глаза:
– Тогда до дна.
– Ток мне совсем немножко. Я ведь к ж-женщине еду.
– Совсем на донышке, Витек, – и Миша снова налил мне треть стакана.
Выпив его до дна и запив глотком сладкой воды, я остатками непропитого ума понял, что это был лишний стакан. Мелкие предметы в глазах стали двоиться, а сам чердак стал как-то светлее и, если можно так сказать, веселее. Веселило все: пыль, летающая в полосках света, щебенка, гремящая под ногами, Мишин «загар», а особо весело стало оттого, что в рабочее время (формально я еще работал до 15 мая) я был не в конторе, а на чердаке.
– М-миша, дырка где – я имел в виду чердачный люк, но из головы вылетело, как он называется.
– Витюшка, я тебя проведу, – и Миша неровной походкой пошел за мной, при этом захватив с собою еще неоткрытую чекушку.
Мы с риском для жизни спустились с чердака по узкой лестнице и продолжили шумный спуск уже на лестничной площадке.
На втором этаже открылась дверь, и женщина в халате прокричала прямо мне в лицо:
– А ну марш отсюда, пьянь! Сейчас милицию вызову! Я неожиданно для нее остановился и выпалил:
– В-вызывай! Я помощник народного деп-путата!
– Витек, нам ниже, – Миша схватил меня за руку и потащил к выходу.
Сверху раздалось: «Алкаши!»
Выйдя во внутренний дворик, мы направились к арке, подпирая друг друга плечами.
– М-миша, а откуда вы все время знаете который час?
– У меня часы, Витек. Лучшие часы в Столице. Министр как-то ко мне подошел и говорит: «Продай». А я ему: «Нет, Миша не продается!»
– А министр?
– Чего?
– Какого министерства министр?
Но, похоже, Миша опять не понял вопроса:
– Да министр, говорю, из министерства подошел и говорит: «Продай часы». А я ему. – Миша стал повторять то, что я уже слышал.
Даже когда я в дымину пьяный, не люблю, когда люди откровенно врут. Министр, блядь, подошел. Ты хоть по телевизору видел тех министров?
– А где часы?
Я ожидал, что Миша сейчас скажет что-то вроде: «Потерял», – или: «На чердаке оставил», – но, к моему удивлению, он достал из пальто карманные часы на цепочке. Я взял их в руки и сразу же в них влюбился! Понятия не имею, где он эти часы достал, скорее всего, нашел, хотя правду Миша вряд ли скажет, наверняка что-то опять сочинит. Я стал их внимательно разглядывать. На серебристой крышке часов был незамысловатый, но красивый узор, похожий на солнце в кружевах. Открыв крышку, я убедился, что часы отменно работают, а сам корпус не имеет не только явных дефектов, но даже заметных царапин. Под стеклом красивым почерком была выгравирована надпись «Хозяину до смерти! Твоя А. Г. 23.04.63» Весьма странная надпись. Я это отметил даже в таком пьянющем состоянии. Время на часах показывало без двадцати три, я капитально опаздывал.
– Михаил, продайте мне эти часы.
– Миша не продается!
– Миша, – я достал бумажник из-за пазухи, карманов в трениках попросту не было, – здесь у меня чуть больше двухсот гривен. Забирайте все.
– Витек, Миша не продается! Ко мне министр подходил и говорил. – это я уже слушал третий раз.
У меня промелькнула мысль схватить часы (они и так у меня были в руке) и бежать, но я тут же ее отбросил. Это было бы слишком подло по отношению к такому опущенному человеку, как бомж Миша, который, фактически, меня сегодня спас. А потом пропил половину моих денег, и из-за него я одет теперь, как клоун.
– Поэтому забирай их так.
– Что? – я переспросил, услышав лишь конец его монолога.
– Я тебе дарю часы, Витек. Забирай.
Мы вышли на проспект, и, чтобы Миша не передумал, я махнул рукой проезжающему мимо такси.
– Пока, Миша! Спасибо! – я запрыгнул на заднее сиденье «Шкоды» и кивнул водителю, чтобы тот ехал.
– А деньги у тебя есть? – таксист недоверчиво глядел на меня в зеркальце салона, рассматривая мой внешний вид.
– Есть, родной. Мы из театралки, не пугайся, – и я весело подмигнул таксисту. Через заднее окно я увидел как Миша отхлебнул из чекушки. Интересные люди, эти бомжи. – Давай к Голосиевскому парку. И побыстрее, я опаздываю.
Часы показывали без десяти три. Беспечная обезьянка обычно долго не ждет.
Она уже стояла возле памятника. Невысокого роста полноватая девушка с огромной красивой грудью. Пожалуй, именно из-за груди я с ней и встречался. И так ни разу с ней и не переспал. Собственно, из-за этого три раза я Веру и бросал, а потом, в душевых кабинках, часто жалел об этом. Впрочем, недостатков у нее хватало. Помимо явной полноты и недостаточного роста, это и средней привлекательности лицо, и вьющиеся волосы, и академическое занудство университетской отличницы. Но грудь перекрывала все.
Теперь же она мне показалась безумно привлекательной. Боже, зачем девушки всей Земли тратят миллиарды на косметику, фитнес-клубы и прочую ерунду, когда нужно всего лишь поить мужиков водкой? Двигаясь по направлению к Вере, я пытался идти как можно более ровной и твердой походкой (хотя чем больше старался, тем больше меня шатало в разные стороны) и, по возможности, не обращать внимания на косые взгляды отдыхающих, вызванные неординарностью моего одеяния.
– Беспечная об-безьянка, вы п-прекрасны! – из четырех слов всего лишь два мне не удалось выговорить без запинания.
– Здравствуй, Лесков, ты, как всегда, оригинален.
– Лапа, этого мышонка я принес спецциально для тебя, – и я указал пальцем себе на живот, попав прямо в глаз Микки-Маусу.
– Это и есть твой сюрприз, который «обязательно мне понравится»?
Я только сейчас вспомнил про свое дурацкое обещание загадочного сюрприза.
– Лап, как раз по поводу сюрприза.