Джентльмены неудачи Жукова-Гладкова Мария
С момента нашей последней встречи Отто Дитрих немного осунулся, правда, никаких фингалов и прочих внешних повреждений его немецкого организма я не заметила. Выглядел он немного потрепанно, но он никогда и не напоминал ухоженного английского лорда. По виду и не скажешь, что барон.
– Здравствуйте, Юля, – приветствовал он меня.
– Мы же вроде на «ты», – напомнила я, а также напомнила (или сообщила?), что разговор наш может прослушиваться.
Я попросила мужа рассказать о его злоключениях.
Немец вздохнул и поведал мне, что у русского друга Ивана ему жилось хорошо. Кормили на убой, поили вдосталь разными коктейлями, он названия записывал.
– Юля, спроси у Ивана, он не потерял мои записи? Они для меня очень важны! Я буду писать следующую книгу о России. Целую серию книг напишу. Юля, ты можешь передать мне сюда бумагу? Я почти все использовал из того, что у меня было.
– Хорошо. Скажи, что тебе еще нужно.
Я как раз сообщила, что Татьяна прямо сейчас стоит в очереди и положит (или уже положила) ему деньги на счет. Но какие вещи ему нужны? Что из продуктов переслать в передачке?
– Водку, жаль, нельзя, – вздохнул Отто Дитрих. – И пиво. А так деньги мне уже положили из консульства, так что я питаюсь нормально. И вещи тоже принесли: бритву, зубную щетку, одежду. Все есть. Но Тане скажи спасибо. И тебе спасибо. А передать нужно бумагу. И ручки, несколько. Я пишу книгу, раз есть время.
Слушая немца, я слегка прибалдела. Он вроде бы в нашей тюрьме чувствует себя очень неплохо! Ну, я понимаю, если вор в законе тут как рыба в воде, для него ведь тюрьма – дом родной, ну, криминальный авторитет, ну, крутой бизнесмен наш, который все и вся подкупит и которому друзья с воли помогут, но этот-то? Или живо еще в наших людях трепетное отношение к иностранцам?
– С кем ты в одной камере? – уточнила я.
– У нас хорошая камера, – сказал Отто Дитрих, расплываясь в радостной улыбке. – Шесть человек. Но места мало зарядку делать. И спортзала нет.
Еще бы тебе место для зарядки! Как я поняла, в камере стояли два ряда трехъярусных нар. А если вспомнить, что тюрьма строилась как одиночная… Плясать там точно негде.
Они в камере и не пляшут, по словам Отто Дитриха, они там поют песни – на разных языках. Концерты устраивают, только вертухаям почему-то это не нравится, они свои морды в кормушку засовывают и говорят: «Прекратите балаган!» Но Отто Дитрих им тут же начинает рассказывать о правах человека, и вертухаи морды из кормушки очень быстро убирают, и концерт продолжается. Иногда по заявкам из других камер.
– Юля, ты ведь не знаешь, я очень хорошо пою, даже в детстве пел в церковном хоре. Я хотел дальше петь, но папа умер, а мама сказала: надо заниматься бизнесом. Семейное дело продолжать. Кроме меня, было некому. И я стал торговать лекарствами. Но я иногда пою. Для души, как говорят у вас в России. Мы поем «Интернационал» на двух языках – немецком и русском. Всем, кроме вертухаев, нравится. У меня было небольшое непонимание с одним сокамерником… Он – пожилой человек, многое пережил. Но, мне кажется, теперь мы и с ним нашли общий язык. Мы оба считаем: во всех бедах народа виноват не народ, а правители. Поэтому он больше не винит меня во вторжении моих соотечественников на вашу землю в сорок первом году.
– Чем вы еще тут занимаетесь?
– Играем. В тюремные игры. Я все записываю. Потом издам книгу, отдельно про тюрьму. Мне мои коллеги сказали, что Ивана нужно взять в соавторы. Он очень много знает про тюрьму. Ты ему скажи, Юля, что я хочу его взять не в соавторы, а в консультанты. Я ему заплачу. Я составлю список вопросов для Ивана и попрошу тебя ему их передать.
Адвокат, нанятый Иваном Захаровичем, сказал немцу, что с такой просьбой – в смысле, передать список Ивану – лучше обращаться ко мне. Понятно: чтобы не получить этим списком по морде. А я как-то решу вопрос.
А вообще-то, было бы интересно, если бы они на пару с Иваном Захаровичем книжонку состряпали! Немецкий барон в соавторстве с русским вором в законе! Я литературно обработаю русский вариант. Народу будет любопытно почитать. А уж сотрудникам ГУИНа как будет приятно услышать, что немцу в нашей тюрьме понравилось…
А ему нравилось! Интересно ему, видите ли! Если бы, конечно, он поездом челночным в свое время не проехал, «северного сияния» и «ерша» не налакался, в подвале не посидел, может, по-другому бы все воспринимал. А так… И книгу теперь забабахает по личным впечатлениям, которых нет ни у кого из его соотечественников.
Но я попросила его рассказать о подвале. Где он находится? Как туда попал Отто Дитрих? Кто его там держал?
Немца, по его словам, из дома Ивана кто-то тайно вывез. Отто Дитрих помнил только, что вечером они пили – как обычно. Потом он упал мордой в любимое место отдыха русских (или у немецкого барона сложилось такое впечатление) – салат оливье, и все вокруг погрузилось в черноту. Вроде бы они еще купаться ходили… С уверенностью утверждать он ничего не мог.
Когда очнулся – все кругом опять было черное. Но только мордой он лежал не в салате, которого бы теперь с удовольствием откушал, а на холодном бетоне.
Стал Отто Дитрих ощупывать место вокруг себя и вскоре пришел к неутешительному выводу: сидит он в каком-то подвале. Один. Еды нет, питья нет, крышка сверху плотно закрыта, плечом не выбьешь. Хотя к ней вела лестница.
Потом люк открыли, внутрь заглянул незнакомый мужчина, осветил место заточения барона фонариком и рассказал, что произойдет с Отто Дитрихом, если он не заплатит за свое освобождение.
– Как я мог заплатить за свое освобождение, если у меня с собой не было не только кредитной карты, а даже ни одного вашего металлического рубля? – сказал муж.
Отто Дитриху дали в руку телефон и велели звонить в Германию, чтобы оттуда перевели деньги. В другую руку немцу сунули бумажку со счетом, куда следовало переводить деньги. Но барон зааратачился.
– А сколько требовали? – поинтересовалась я.
– Миллион долларов.
– Ты вообще куда-нибудь из подвала звонил?
– Нет. Я отдал им трубку.
– Так и отдал? Протянул наверх?! Ты мог бы заставить… Кстати, их сколько было?
– Двое.
– Ну так один бы спустился за телефоном. Неужели ты бы не справился с ним в замкнутом пространстве? А если бы парень не спустился – телефон остался бы у тебя. Пока заблокируют карту…
Отто Дитрих вздохнул. В немецкую голову почему-то не пришел самый естественный для русского путь.
– Так, и что было дальше?
Дальше те двое приходили по три раза в день, кидали Отто Дитриху хлеб и наполняли пол-литровую бутылку водой. Правда, в подполе было холодно, но одеяло не давали.
– Поэтому здесь я наслаждаюсь теплом, – заявил мне законный супруг.
Другие изнемогают от жары, когда солнце нагревает стены тюрьмы и в камерах не продохнуть, а ему, значит, хорошо… Значит, и наоборот поговорка работает? В смыс– ле, что русскому плохо, то немцу в кайф?
– Продолжай, пожалуйста, – попросила я.
А потом как-то пришла пожилая женщина, открыла крышку и выпустила Отто Дитриха. И спросила, куда ему нужно. «В Петербург», – сказал немец. «Это туда», – указала женщина рукой направление и велела ему побыстрее сматываться. И он смотался.
– Ты пешком пошел в Питер?!
– А где бы я взял машину? – искренне удивился моему непониманию Отто Дитрих. – И я привык много ходить. Это полезно для здоровья. Дома я много хожу в нашем саду, когда езжу в наш родовой замок. Когда ты приедешь ко мне в гости, мы с тобой погуляем там, где я родился. Ты знаешь, Юля… Когда я сидел в том подвале, подумал: фундамент старый. У нас замок – очень старый, и я знаю, как выглядят старые камни… И эти камни были старые. Ну, сейчас так фундамент не делают.
«У вас в Германии», – хотелось мне поправить немца. А у нас много чего делают из того, что у вас в позапрошлом веке уже прекратили.
– Женщину ты узнаешь? – спросила я вместо этого.
Немец задумался:
– Не уверен.
– Как же ты не запомнил свою спасительницу?
– Ну… она меня прогнала. Говорила, чтобы я быстро уходил. Нельзя ждать. И я пошел в лес.
О его встрече с медведем на велосипеде я уже слышала от представителей органов. Теперь немец жалел об одном: у него с собой не было фотоаппарата. Сейчас-то он уже понял: медведь цирковой, а тогда испугался, потому что знает: одним ударом медведь может переломить человеку позвоночник, проломить череп, кусок мяса из бока вырвать.
– Трусы у тебя чьи нашли? Или у вас в Германии трусы теперь заменяют документы?
Барон даже не смутился. Оказывается, он их коллекционирует, в смысле хранит, – от женщин, с которыми он когда-либо переспал. Такая вот невинная донжуанская шалость.
– Мне их отдадут, когда выпустят? – спросил у меня барон.
– Должны вообще-то, – правда, я не была уверена. – Но ты, наверное, сможешь найти замену? Одни – Татьянины, как я понимаю?
– Да. Вторые – Светланины.
– Так в чем проблема?
Затем я спросила, сколько лет было женщине-освободительнице, хотя бы примерно.
– Восемьдесят, – сказал Отто Дитрих.
Значит, где-то пятьдесят-шестьдесят, если сделать скидку на нашу действительность.
– Ты место своего заточения узнаешь?
– Если меня привезут туда, где встретился с вашим русским медведем… и мы пойдем через лес… Я шел прямо, понимаешь? Так что мы должны выйти к дому с подвалом.
– Дом стоит у самого леса?
Немец кивнул. Уж не Ящер ли его держал у себя? Но ведь в том доме постоянно кто-то оставался. И Светку там держали… Не мог Отто Дитрих не слышать Светкиных воплей. И узнал бы ее по голосу, ее же невозможно не узнать. А держали их в одно время, плюс-минус… Значит, в другом доме? Или не Ящер Отто засадил в подвал?
– Юля, адвокат велел мне молчать насчет посещения квартиры Вячеслава, ну ты знаешь когда, – продолжал Отто Дитрих. – Я им тут вообще ничего не говорил, пока мне не дали адвоката. Я знаю, что нельзя говорить без адвоката. И не говорил. Почти ничего. Ну, про медведя я раньше рассказал, и еще про плен, когда думал, что ваша полиция будет меня защищать. А она у вас почему-то пострадавших не защищает, а арестовывает.
У нас вообще много странного, в особенности для европейца. Но я не стала говорить это вслух, да и вообще, Отто Дитрих все уже и без меня понял. Я обещала постараться прийти еще раз – отпущенный нам час подходил к концу. Сказала, что Отто Дитриха, по всей вероятности, вскоре отпустят. Знакомый ему Иван старается. И я тоже. И Таня усердствует.
– Кстати, ты не передумал открывать у нас в городе аптечную сеть?
– Как, ты разве не знаешь, Юля? Сеть будет Ивана. Я буду только поставлять ему лекарства. Мы уже обо всем договорились.
Но кто же тебя тогда выкрал у Ивана? У Ивана охрана, между прочим, покруче, чем в «Крестах». И наказание для провинившегося охранника будет посерьезнее, чем для пойманного за руку конвойного или контролера.
Или немца просто кому-то продали? Я лично поставила бы на этот вариант.
Вечером мы с Татьяной без приглашения отправились в особняк Ивана Захаровича. Соседка была настроена решительно – вплоть до порчи имущества, мне же требовалось обговорить с Иваном Захаровичем стремление депутата Ковальчука к сотрудничеству.
Татьяна, аки разъяренная фурия, выскочила из моей машины, как только я остановилась у ворот особняка, и, взяв в руку булыжник, встала аккурат напротив глазка видеокамеры.
– Подлый трус, выходи! – рявкнула подруга.
– Таня, положи оружие пролетариата откуда взяла, – послышался спокойный голос Ивана Захаровича из динамика. – Иначе не пущу.
Таня пробурчала себе под нос свое частное мнение об Иване Захаровиче, но булыжник аккуратно положила рядом с асфальтовой дорожкой. Нас впустили.
– Тань, обычно я телефонами бросаюсь, а сегодня ты уж больно заведенная, – спокойно заметил Иван Захарович.
– Дурной пример заразителен. И я из опыта своего замужества знаю: мужики лучше понимают, что от них хотят, после разбивания хотя бы одной тарелки. Лучше всего об мужнину голову.
– Хочешь тарелку кокнуть – валяй, – спокойно сказал Иван Захарович. – Лучше о статую. Тебе Аполлона или Геракла предложить для этой цели? Виталя, кто там у нас еще есть? У пруда кто стоит?
Лопоухий перечислил все статуи мужского пола, имеющиеся в доме Сухорукова и его окрестностях. Количественный и качественный состав скульптур произвел на нас с Татьяной большое впечатление. Соседка бить тарелки отказалась.
Я решила встрять в разговор и перевела его на Ковальчука.
– Где его Светка – я не знаю, – сказал Иван Захарович. – Но я бы ее держать не стал, даже если бы мне за ее содержание приплатили. Это же вождь краснокожих, только женского пола! Так что Ковальчук пусть сам ее ищет, если не желает ждать добровольного возвращения его доченьки похитителями. Вполне могут даже уплатить папе, чтобы он забрал свое рыжее сокровище. А насчет остального… Поговорим. Я тоже думал, что убийство Тамары надо депутату Ефимову приписать. А дальше мы уже сами разберемся.
– Отто Дитриха когда из тюрьмы вытащишь? – подала голос Татьяна.
– Если бы он наш был – уже гулял бы на свободе, а так есть кое-какие сложности. Он не понимает нашей специфики… Все эти европейцы и американцы не могут играть по нашим правилам, на нашем российском поле. Ведь наши правила игры не сравнить даже с латиноамериканскими, хотя на первый взгляд у нас с латиноамериканцами много общего, – Иван Захарович усмехнулся. – Иностранцам в наших законах-то не разобраться, а уж в их несовершенстве… А наши этим всячески пользуются. Их лучшие адвокаты не могут сравниться с теми, кто у нас считается средними. А уж наши лучшие… За пояс заткнут кого угодно.
Потом Иван Захарович заметил, что мы, в отличие от иностранцев, в их собственных законах и в их несовершенстве очень быстро разобрались. Опыт кое-какой поднабрали, выучили языки – или даже не выучили, у нас ведь всегда были талантливые переводчики – и вперед. Если в советские времена так называемые цеховики делали свое дело в таких условиях, которые западные предприниматели не могут увидеть в самом страшном сне, то что теперь нашим западный рынок? Нашим от западных органов спрятаться – раз плюнуть. Делают свое дело и посмеиваются. Плюс разведка – наша, взрощенная в советские времена. Дураков среди нелегалов никогда не держали. Теперь нелегалы, конечно, сменили хозяев и идеологию и переориентировались – на промышленный шпионаж.
Но это все так, к слову. Никакой Отто Дитрих и прочие бароны, графы, принцы, князья, короли и кто там еще есть на Западе, в нашей стране без контроля наших людей работать не смогут никогда, а мы там – сможем.
– Значит, ты, Ваня, собрался на Запад? – спросила Татьяна.
– Жить я буду только здесь, – отрезал Сухоруков. – Я не могу жить в другой стране. И не хочу. Но почему бы не заиметь сеть аптек в Германии?
«С моей помощью? – подумала я. – Не зря же он меня замуж за немца выдал».
Вслух я спросила, как же насчет поставки лекарств в Россию, о чем мне говорил сегодня Отто Дитрих.
– Будут и в Россию поставки, – кивнул Сухоруков. – Я уже много лет работаю и с импортом, и с экспортом. В разных сферах. А Ковальчука мы используем. Пусть лицензиями занимается. И законами. Он же законодателей у нас всех знает. Договорится с кем надо. Я бабок дам. Все просто.
– Отто Дитриху еще долго сидеть в тюрьме? – опять спросила Татьяна.
– Ему же там неплохо? И материала он еще в достаточном количестве не набрал, и мне спокойнее, что он по лесам Ленинградской области не бегает. В «Крестах» хоть за ним присмотрят как следует, а то мне сейчас некогда. Ладно, девочки, давайте-ка домой отправляйтесь. И за немца не беспокойтесь: с ним все будет в порядке. Жив останется. Он мне живой нужен.
Мы уехали. На следующий день меня пригласили на съемку следственного эксперимента.
У Вадима болела голова. От этих концертов рыжей кошки и ее хахаля, которого они сами к ней подсадили. Пытка бабой – вот как следовало бы это назвать. Вадим подумал, что он предпочел бы сидеть в одиночке и год не видеть бабу (а приходилось и дольше), но только не делить камеру со Светочкой. Лучше никакой бабы, чем эта!
Он опять вспомнил Юльку. В меру стервозна, в меру жалостлива. То, что надо.
И вообще, пора решать вопрос. Тахир опять звонил.
Надо выходить на Ивана. Юлька сказала: дело с ним иметь можно. Да Вадим это и сам знал. Он уже имел с ним дело. Что тогда случилось… Одному Богу известно. Или дьяволу, что более вероятно.
Глава 22
Дорогу, где поймали (обнаружили, спасли от медведя) Отто Дитриха, нам показали местные сотрудники милиции. Барон вылез из машины Управления, скованный наручниками со здоровенным сотрудником: у немца «браслет» был на правой руке, у милиционера – на левой. Все, как положено. В моей машине до места добирались мы с Пашкой и Андрей с Сан Санычем. А вообще, народу понаехало… То ли на немецкого барона посмотреть, то ли в надежде, что, узнав о прибытии старого знакомого в эти места, медведь опять на велосипеде прокатится. Мишка, кстати, так пока и не нашелся. Может, кто-то из охотников его и в самом деле пристрелил? И шкура уже несколько дней валяется у какого-нибудь камина, греет ножки нашему бизнесмену, а то и американцу? Передо мной-то Иван Захарович не считает нужным отчитываться, только хвастается иногда. А вообще, медведя было жалко… Всю жизнь не в берлоге лежал, а на велосипеде по цирковой арене ездил, в клетке сидел, а на старости лет… Он ведь не выживет в лесу, даже если его и не пристрелят.
– Ну веди, Сусанин, – сказали немцу.
– Я не Сусанин, а фон Винклер-Линзенхофф, – с гордым видом поправил Отто Дитрих следователя и выпятил свою немецкую грудь. Затем, после секундной паузы, он стал рассказывать про свой древний род, чем только не прославившийся.
Сотрудники органов аж заслушались и забыли на время, зачем они все в лес прибыли. Пашка все заснял на камеру. Если мы это народу и не продемонстрируем, оставлю для своих потомков – пусть знают, с какой семьей я временно состояла в родстве! В том, что оно временное, я не сомневалась ни секунды.
После выступления барона, длившегося минут двадцать, первым очнулся Сан Саныч и предложил все-таки не стоять на лесной дороге, а идти по маршруту, которым следовал Отто Дитрих, спасаясь из подвала. Немец с таким же успехом может рассказывать нам о своих титулованных родственниках и по пути.
Мы и пошли, развлекаемые повествованием барона. Ему, кстати, поведали, кто такой был наш Сусанин.
– Юль, – дотронулся до моей руки Андрюха, – скажи мне, как старому другу, а как этот барон в койке? Почему он до тридцати восьми лет не был женат? Ну почему он на тебе женился – могу понять. Он что, голубой?
– Будь он голубой, ты бы это и без меня уже знал. Только не говори мне, что у вас не ведется работа по камере! Ведь явно же есть подсадка? Или кто-то просто из патриотических соображений на вас работает. Дедок, например, который еще в Великую Отечественную партизанил. Ведь так?
Андрей вздохнул.
– Да, дедуля нам очень помогает, – признался мой приятель. – А насчет твоего благоверного… Правильно, он не голубой. Очень даже женщин любит. Хвастался, какой он Казанова, у него в Германии, оказывается, даже есть специальная тетрадочка, где он фиксирует свои встречи с женщинами. У них – ты представляешь! – такие тетрадочки продаются, сделанные типографским способом. Немецкая пунктуальность и точность! Познакомился с женщиной – и зафиксировал. Тебе не интересно было бы взглянуть?
Я покачала головой. Мне плевать на бывших женщин Отто Дитриха. Вот Татьяне – не плевать, и поэтому я не буду просить мужа привезти свою тетрадочку в Россию, даже из любопытства. На такие вещи оно не распространяется.
– Юль, значит, он тебя привлек как мужик?
«А ты об этом тоже как мужик спрашиваешь? А не как опер?» – подумала я, а вслух сказала:
– Каков Отто Дитрих в койке – я не знаю и узнавать не собираюсь. Я с мужиками своих подруг не сплю.
– Не понял, – честно признался Андрей.
– С ним спит Татьяна. Они сошлись на своей общей любви к змеям.
– А выходить замуж за мужчин твоих подруг ты считаешь нормальным? – уточнил Андрей.
– Это было нужно для дела. Татьяна мне спокойно предоставила немца… в аренду. Я ведь расписалась с ним только после того, как Серега сбежал. Мне от Сереженьки надо было избавиться, а немец для этого подходит прекрасно. Я тебе уже объясняла.
– Так, значит, он в день убийства Тамары, сожительницы Ящера, то есть в то время, не к тебе приезжал? – в Андрее заговорил мент. А я уже пожалела о своей откровенности, хоть она и не была стопроцентной.
– Он приезжал к Татьяне. Он такой же больной, как она, в смысле змей. Но об этом совершенно не нужно знать… тем, кому не нужно. Ты пойми: мне требовалось, чтобы Сергей поверил в истинность моего брака! А на остальное – плевать. И Тамару немец в любом случае не убивал. Ты представляешь, чтобы такой бабник, как ты тут о нем рассказывал, мог прирезать женщину из ревности? Да у него одновременно с десяток женщин! В разных странах. Вот Россия временно была не охвачена – и он познакомился с моей соседкой.
– Погоди-ка, – сказал Андрей, подошел к немцу и поинтересовался, не боялся ли он змей, пока шел по лесу.
Ну Отто Дитрих ему и выдал, вся бригада аж глаза закатила! О змеях барон говорил с еще бльшим воодушевлением, чем о своих титулованных родственниках: глаза горели, одной свободной рукой он вовсю размахивал… Приятель пожалел, что спросил.
– Ну, убедился? – хмыкнула я, когда Андрюша вернулся ко мне.
– Значит, вся ваша компания одновременно решила несколько проблем?
– Ну да. Но, как ты понимаешь, мы Отто Дитриха ни в каком подвале не держали. Мы с Таней его, наоборот, искали, когда он вдруг исчез. И Иван Захарович не знал, кто его умыкнул. Хотя тут выбор большой… За выкуп-то!
Андрей кивнул задумчиво. А у меня уже мелькнула шальная идея. Если удастся найти тех, кто хотел получить с немца выкуп, на них можно сбагрить и убийство Тамары – пусть ее и прикончил Костя Неандерталец! Убили девушку, чтобы подставить немца и затем снять с барона хорошую сумму. Но Андрею я пока что свои предложения высказывать не стала.
Отто Дитрих, к моему удивлению, очень неплохо ориентировался в лесу. Нашим партизанам пришлось бы несладко, если бы против них этот немец воевал. Хотя ведь его родовой замок, наверное, не в центре города стоит… Хорошее знание леса отметила не только я, но и сотрудники органов, и прямо спросили у барона, откуда оно. Я оказалась права насчет замка, но я не знала всего. У барона имелась еще и дача в Альпах, как он выразился, правда, я не совсем поняла, что он имел в виду под словом «дача».
– Подумать только, сколько в твоей новой семье недвижимости, – хмыкнул Андрюша у меня над ухом. – На дачку еще не выезжали вашей русской троечкой?
– Тогда уж шведской, – заметила я.
– Шведская – это когда два мужика, – любезно поправил меня Андрюша. – Мало порнушек ты по видику смотришь.
Барон довольно уверенно вывел нас к до боли знакомому мне дому с привидениями. На этот раз мы подошли к нему со стороны леса – к заколоченному черному входу. С этой стороны были забиты и некоторые оконные проемы на первом этаже. Ночью мы с Татьяной этого не заметили.
– Ты что же, со второго этажа прыгал? – спросил Сан Саныч у Отто Дитриха.
– Нет, – совершенно серьезно ответил немец. – С той стороны вход открыт. Или был открыт, когда я убегал.
– Ну, пошли, показывай, – предложил Сан Саныч, и мы всей толпою отправились к парадному входу.
Однако внутри члены бригады притормозили. Кровь-то тут никто не удосужился смыть…
А она оказалась в двух местах – напротив входа, в холле, где был ранен Костя Неандерталец, и у входа в подвал, где держали немца. Там, как я догадалась, убили одного из охранников Ящера. Вот только как – я не знала. У Ящера с Костей я в свое время не спросила… Но куда увезли отсюда Серегу? И кто? Где он сейчас? У него же нет никаких связей!
Конечно, члены следственной бригады не могли по одному внешнему виду определить, что засохшие бурые пятна – это кровь, хоть и были уверены на девяносто девять процентов, что это она и есть. Взяли пробы. Потом обошли весь дом. Самый большой интерес вызвал подвал, где сидел немец. Он тоже его рассмотрел с интересом при свете мощных фонариков.
Стены подвала были разворочены.
– Это ты, что ли, подкоп сделал? – спросил Сан Саныч у немца.
– Нет, я берег руки, – совершенно серьезно сказал Отто Дитрих. – Я же аптекарь! – словно это все объясняло.
– Тогда кто тут копался? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Сан Саныч. – Похитители, что, считали: Отто Дитрих в стене прячется? Закопался? Или какой-то клад тут скрыл? Странно…
Внезапно с улицы послышались звуки множества голосов. Мы почти в полном составе направились к выходу из дома или припали к зияющим проемам окон.
К дому направлялось местное население. Частично оно было вооружено вилами и граблями.
– Ну вот, немецкий барон и наш крестьянский бунт в натуре посмотрит, – хмыкнул Андрюша. Пашка все снимал.
– Думаешь, это барона идут освобождать? – посмотрела я на приятеля. – Они вообще когда-нибудь о нем слышали?
Навстречу народу вышел Сан Саныч. Видимо, он избрал на себя роль парламентария. Эх, жаль, Ковальчука мы с собой не взяли…
– Юль, мы куда? – шепотом спросил Пашка, завидевший в толпе нескольких своих собутыльников. По выражению лица оператора я поняла: ему страшно хочется выпить. Тут ведь такой классный самогон делают…
Мы с Пашкой тоже вышли к народу, с нами стали здороваться, что не вызвало никаких подозрений у следственной бригады. Они уже привыкли, что «на трупах» народ со мной здоровается (и заодно – с оператором), высказывает свое мнение, пожелания. Откуда ж Сан Санычу и Андрею было знать, что телевизоры в этой местности наш канал не берут и мы с Пашкой появлялись здесь лично?
Пашка вклинился в толпу и поинтересовался у народа последними местными новостями. Не видел ли кто медведя на велосипеде? Про медведя, как выяснилось, уже все слышали, искали, но пока встретить его никому не довелось. Сегодня же прибытие нашей компании было замечено двумя братьями-алкоголиками, проживающими в деревне, примыкавшей к недостроенному особняку. Братья побежали за товарищами и сообщили: то ли к привидениям прибыло подкрепление, то ли ловцы привидений заявились. Народ решил это сделать. А как в деревне это сделать без подручных средств?
Часть представителей местного населения тем временем рассказывала следственной бригаде о засилии привидений в данной местности вообще и в этом доме в частности. И про мерцающий свет поведали, и про вой, и про шумы странные. Следственная бригада слушала скептически, тем более зная, что в подвале сидел немец.
Однако, когда Сан Саныч спросил, давно ли тут появились привидения, выяснилось: давно, о активизировались они аккурат на следующий день после совершения побега из спецавтозака группой заключенных. Немец – судя по называемым им срокам – оказался запертым в подвале значительно позже.
Я тоже прикинула сроки. Мы приехали отдыхать в эту местность, когда Отто Дитрих уже сбежал из заточения. Вернее, из одного места заточения сбежал – в другом оказался. Сразу после выходных я узнала, что он уже в «Крестах». А в «Кресты» сразу не отправляют, только через милицию… Спросила у Андрюхи, какого числа барон бегал от медведя. Да, за несколько дней до нашего появления. Значит, и бутылка с водой в подвале была его… И хлеб недоеденный. Сегодня они, кстати, отсутствовали.
Сан Саныч тем временем уточнял, как привидения проявляли себя раньше. Слушая местных жителей, я прикидывала: им это мерещилось или в самом деле тут кто-то появлялся? Может, бомжи? Хотя от Питера далеко, и кто станет размещаться в этом недостроенном особняке зимой? Холодно, все продувается, даже ни одной печки нет, а следов разведенных на полу костров не имеется. На месте бомжей я размещалась бы в одном из простых деревянных домов, по какой-либо причине заброшенных хозяевами или запертых на зиму. В них осталась хоть какая-то мебель, посуда, есть печки… Значит, дом просто оброс легендами, в особенности если местному населению известно, что убили трех хозяев? Кстати, надо бы попросить Андрюшу выяснить насчет этих хозяев, и еще – кому дом принадлежит сейчас.
Я спросила. Приятель обещал сообщить, как только что-то узнает, а узнавать он будет определенно, хотя и выразил сомнение, что барона в плен брал хозяин. Об особняке просто все могло быть кому-то известно…
Представители органов отправились по домам прилегающей к недостроенному особняку деревни. Им требовалось найти освободившую Отто Дитриха женщину. Но в этой деревне, как я и предполагала, немного знакомая с местным населением, они никого подходящего не нашли.
Тогда они заинтересовались близлежащими деревнями, тем более что народ в основном прибыл из той, что была расположена рядом с базой. Но идти туда пешком никому из следственной бригады не хотелось. А еще больше – возвращаться потом обратно к машинам. Приняли компромиссное решение: несколько человек отправились к транспортным средствам, остальные вслед за местными потопали к деревне. Машины приедут позже. Местные представители органов обещали показать дорогу. Я отдала ключи от своей машины Андрею.
– Ну ты же не можешь разлучить меня с законным мужем! – сказала я ему. – И лишить телезрителей такого занимательного репортажа!
На самом деле я хотела пообщаться с Анфисой Васильевной и Ириной до того, как до них доберутся органы.
– Здравствуй, Юленька! – искренне обрадовалась мне Анфиса Васильевна. – Вот уж не чаяла так скоро тебя увидеть. А Тани нет?
Я сказала, что прибыла сюда по работе, проходит следственный эксперимент. В окно показала на немца, которого как раз проводили мимо. Анфиса Васильевна тут же посерьезнела и тяжело вздохнула. Ирина припала к окну, провожая взглядом процессию. В самом скором времени, как я знала, начнется обход: сотрудники органов будут расспрашивать всех местных жителей, возможно, и немца им показывать. Или немцу – женщин.
– Это не вы его, случайно, выпустили? – спросила я.
– Я, – призналась Анфиса Васильевна. – Голос-то явно человеческий был… Юль, я же говорила тебе, что травы собираю. Ну вот и требовалось мне посмотреть у леса только что вышедшую, первую травку. Подошла: кричат. Человек кричит, какое там привидение? Я зашла внутрь. Страшно было! А потом поняла, откуда голос. И выпустила этого. А он немец, оказывается? Я-то вначале решила: прибалт или финн. Юль, у меня будут неприятности, раз я органам не сообщила?
Я предложила Анфисе Васильевне временно спуститься в подпол. Во второй раз, как я предполагала, немца сюда никто не повезет. А кто ее еще опознает?
– Юль, а нам говорить, что ты тут жила? – уточнила Ирина.
– Если спросят. Но про наши ночные вылазки – не надо.
Ирина кивнула. Анфиса Васильевна засобиралась в подпол.
– Юль, а вы с Таней этого немца у нас искали? – спросила она на прощание.
– И его тоже, – сказала я.
– Твоя очередь убираться, Отто Дитрих, – объявил дедок, который стал иногда называть его по имени.
Барон оторвался от своих записей, аккуратно сложил листки и занялся уборкой. Он понимал, как ему повезло оказаться в правильной хате. Здесь считалось: никто никому ничего не должен. Сокамерники друг друга не подставляли, шутили беззлобно, неприятная работа выполнялась всеми без исключения в порядке очереди. С другой стороны, никто никому не помогал и не прислуживал.
А Отто Дитрих ежедневно мелким почерком заполнял листы. Ему передали бумагу из консульства, потом Татьяна еще принесла, но все же ее было мало…
Он узнал, что нельзя пользоваться случайно упавшей на пол зубной щеткой, как выгнать самогон в полиэтиленовом пакете из заплесневевшего хлеба, как прогнать «коня», а сколько тюремных легенд довелось ему услышать… Может, сокамерники и привирали. А может, и всю правду говорили. Кто знает эту странную и удивительную страну – Россию? Здесь все могло быть. Теперь Отто Дитрих в это верил. И любил эту страну. Только предполагал, что на Западе ему не поверят.
А значит, нужно сделать так, чтобы кое-кто из соотечественников убедился в правдивости его книги, которую Отто Дитрих обязательно напишет.
Глава 23
В город вернулись ближе к вечеру, мы с Пашкой едва успели к эфиру, но работать под давлением и с напряжением, когда ты видишь, как неумолимо бежит стрелка часов, для нас – норма жизни. Программа вышла в срок. Народ посмотрел на следственный эксперимент с участием немца и на несостоявшийся народный бунт. Жаль только, мы не смогли показать медведя на велосипеде (в природных условиях) и привидения, не пожелавшие нам явиться.
Как и следовало ожидать, Ящер с Костей занимаемый ими дом покинули. Он стоял закрытый, и свет в нем вот уже несколько дней не зажигали, как сообщила представителям органов Полина Александровна. Органы решили, что народ приезжал повеселиться на праздничные дни, а теперь начались рабочие будни, и все уехали. Дом вскрывать не стали. Нужен ордер, санкция… Да и зачем туда лезть? Если бы Сан Саныч с Андреем, конечно, знали, что там прятались Ящер с Серегой и лежал с пулевым ранением Костя… Но они не знали. И кто им об этом сказал бы?
На следующий день Андрей подтвердил информацию местных жителей – все три хозяина недостроенного особняка мертвы. Правда, спутницы их жизни, как и бывает обычно у убиенных бизнесменов, их пережили.
Первым владельцем был пирамидостроитель первой волны, чье убийство так и осталось нераскрытым, а деньги вкладчиков – ненайденными. Представителей органов, которые тоже были вкладчиками (в первую волну пирамидостроения туда несли деньги представители всех сословий и профессий), гораздо больше волновало местонахождение денег, чем поиск убийц, которые, в общем-то, сделали благородное дело, избавив общество от одного пирамидостроителя. Может, убийцы как раз знали, где деньги лежат?
У органов имелось подозрение, что собранные средства вывозились за границу и вкладывались там в недвижимость или просто оседали в виде вкладов в западных банках, а проценты шли не всем вкладчикам, а только избранным, стоящим у руля. Подозрения подкреплялись тем фактом, что супруга первого владельца особняка (тогда еще, правда, не особняка и даже не полуфабриката) вскоре после гибели мужа слиняла за границу, продав и особняк, и двухкомнатную «брежневку», в которой она была прописана вместе с сыном от первого брака. Больше имущества у супругов не было. Официально. Или оформленного на себя. По словам жены убиенного пирамидостроителя, они собирались жить в особняке, поэтому и не покупали большую квартиру, вкладывая средства в загородную недвижимость, но, видимо, не судьба… Следы дамы за рубежом потерялись. Вероятнее всего, она живет по чужим документам. Или уже не живет, если до нее добрался кто-то из высокопоставленных или просто обладающих большими возможностями вкладчиков.
«Может, эта семейка прятала в подвале деньги?» – прикидывала я. Или кладоискатели не исключали такого варианта? Супруга не смогла все вывезти сразу? Надеялась вернуться? Ведь уезжала-то в спешке… Хотя дом она продала вполне официально. Вернее, тогда строительство только начиналось, и домом-то его назвать еще было нельзя. Но продала.
Поскольку речь зашла о финансовых пирамидах, я поинтересовалась у приятеля, известно ли органам что-нибудь о местонахождении пирамидостроителя, сбежавшего из спецавтозака вместе с Сергеем. К сожалению, милиция до сих пор не располагала никакой информацией о его местонахождении. Его вполне могли уже закатать в асфальт.
– Слушай, а много вкладчиков пострадало? – спросила я у Андрея. – Я что-то не вижу ни демонстраций, ни митингов, ни сбора подписей, как было после массового крушения пирамид.
– Да здесь, в общем, не совсем та пирамида… Они со вторым, которого сразу отловили, бюджетные деньги прокручивали. В них организации средства вкладывали… Естественно, руководители за это что-то имели черным налом, но они молчат как рыбы. Вернее, орут во все горло: хотели как лучше, получилось, сама знаешь как. Вроде для людей старались, ну и так далее. Ай, – приятель махнул рукой. – Ну посадим мы двоих пирамидостроителей. Ну и что? Деньги-то не вернутся. По-моему, давно надо бы закон принять: возвращаешь бабки – не топчешь зону. Может, кто-то и вернул бы. Польза обществу. Эти пирамидостроители еще не полностью прониклись… Их дело очень быстро раскрутили. Где-то месяц в «Крестах» они и провели всего. А если бы им впаяли лет семь-восемь – вот тут-то они запели бы! Любой нормальный человек, по-моему, предпочтет отдать бабки, а не терять восемь лет жизни. Да и жизнь после этого будет поломана… Выходят-то из тюрьмы уже совсем другие люди, тем более после такого срока.
Вторым владельцем, по словам Андрея, был нефтяной король местного значения. Занятие нефтяным бизнесом у нас, как известно, по опасности сопоставимо с работой каскадера. Там было заказное убийство в классическом варианте: один снайперский выстрел с чердака сквозь лобовое стекло машины, когда она поворачивала с одной улицы на другую. Винтовка с оптикой была брошена на чердаке, снайпер скрылся в неизвестном направлении. Убийство осталось нераскрытым, как и следовало ожидать.
Вдова нефтяного короля быстренько продала недостроенный особняк – ей требовались деньги. Сейчас она снова замужем за бизнесменом, на этот раз торгующим цветными металлами.
Третьим и последним хозяином дома был владелец казино. Его убили почти точно так же, как и второго.
– Даже не слышала о таком казино, – призналась я, когда Андрей произнес название.
– Ты часто по ним ходишь? Я, признаться, даже не помню ни одного твоего репортажа из этих злачных мест.
В казино я, если честно, не была ни разу: не понимаю смысла игры, да и денег жалко – слишком тяжело мне они достаются. Но все равно самые известные в городе злачные места регулярно упоминаются в СМИ – по разным поводам, и я, как криминальный обозреватель, о них по крайней мере слышала.
– Его уже давно нет в природе, – сообщил Андрюша. – Года два… два с половиной. Сразу после того, как владельца пристрелили, казино «прихватизировал» известный тебе Вячеслав Николаевич Астахов, он же – Ящер. В помещении казино ныне располагается один из его многочисленных ночных клубов.
– Случайно не тот, в котором мы с тобой бывали?
– Нет, другой. И ориентирован он в основном на молодежь. Площади много, народу можно туда набить немерено. Там же дискотеки постоянно проводятся, молодежные звезды выступают. Ты у Димона Петроградского спроси. Он тебе про них и про клуб расскажет гораздо лучше меня.
– А вдова владельца казино?
– Тихо спивается.
– А она деньги за казино получила?
– Да. Ящер официально перевел ей довольно крупную сумму. Может, еще что-то было и черным налом. И скорее всего, было.
– Ну пусть вдова спивается, а интересующий нас дом-то кому сейчас принадлежит?
– Вообще-то ей. Но она им не занималась. То есть мужа пристрелили, она быстренько решила вопрос с казино, которое, кстати, было оформлено на нее, – и никаких проблем. Деньги у нее пока есть, но, говорят, заканчиваются. Осталась еще машина, или даже две, и квартира, в которой она проживает. Все было на нее, кроме этого самого дома. А наследство она официально не оформляла, к нотариусу насчет дома не ходила, в права наследства не вступала. И зачем? Я повторяю: кроме дома, все было на нее.
– Может, она про него забыла?
– Сейчас – да, я готов в это поверить. После двух лет беспробудной пьянки. Но тогда-то?
– Ну, если она в доме никогда не жила, строительством не занималась…
Про себя же я прикидывала, что могли спрятать в подвале (или в стенах, или под фундаментом, или еще где-то) нефтяной король или владелец казино. Хотя у владельца казино, по всей вероятности, были какие-то дела с Ящером. Не зря же Славик обосновался поблизости. Но что там могло быть спрятано? Акции? Надежно упакованные в какой-то пакет?
Но вообще-то кому бы пришло в голову что-то прятать в недостроенном доме? Он же открыт всем ветрам, туда вполне могут забраться местные – и алкаши, и мальчишки, приезжающие с бабушками на летние каникулы. Могут поселиться бомжи. А если строительство все еще шло? Значит, в самом доме, или в каком-нибудь вагончике рядом, или в одном из деревенских домов жили строители. Не стали бы они сюда каждый день мотаться из Питера. Они тоже могли найти клад. И зачем было при строителях что-то прятать? Появление владельца и его рысканье по подвалу точно вызвало бы у них подозрения. И кто-то пошел бы в подвал – просто из любопытства.
Читать бесплатно другие книги:
