История падшего ангела Жукова-Гладкова Мария
– Ты был в парике? – спросила я, чтобы уж окончательно проверить слова девчонок с ярмарки.
– А? Что? – удивился он моему вопросу. – Нет. У меня же под ним башка страшно потеет. Я его снимаю во время антракта. Я его на раковине бросил, при входе в туалет. Башку смочил водичкой и бросил, а когда от Юльки бежал, снова забрал. Он так и лежал на раковине. Кому он нужен-то? Я же опаздывал уже. Третий звонок был, я его слышал. Еле успел.
– Ты заходил в мужской туалет после третьего звонка? – медленно произнесла Анька и уставилась на него.
Он уныло усмехнулся и признался, что много раз пытался вспомнить, видел ли там что-то необычное или нет. Прокручивал в мозгу картинки. Но он же не ходил дальше «предбанника», где раковины. Он не может сказать, сидел там уже Максимов или нет. Женька заскочил, взял парик и понесся к нам. Необычных звуков точно не слышал.
– Мне незачем было убивать Максимова, – устало сказал он. – Я не вчера узнал, что они с Юлькой любовники. И на Юльку, как вы обе знаете, мне давно наплевать. Да я бы рад был, если бы она к нему ушла. Или к кому-то еще. Я уже подумывал, как экспертизу с ребенком провести. Ведь сейчас могут точно установить отцовство. Ну чтобы доказать измену жены. C юристом советовался. Только он сказал, что все равно нет гарантии, что мне Аллочку отдадут после развода. Ну докажу я, что младший не мой, алименты на него платить не буду. Но мне-то ведь хотелось дочь забрать. А Юлька бы мне точно никогда не дала с ней видеться. Я свою стерву знаю… Даже слишком хорошо…
– На твоем месте я бы бабу придушил, – признался Леша.
– Было у меня такое желание, и неоднократно, – кивнул Женька. – Но из-за этой суки в тюрьму садиться? И что бы тогда было с детьми?
Требовалось еще обсудить два наиважнейших вопроса: кто убил Максимова и кто убил Алика с Юркой? Один человек виновен во всех преступлениях или разные? Я спросила Женькино мнение.
Он считал, что Максимова прикончила Юлька.
Она страшно разозлилась, что вместо Леонида Борисовича, которого она ждала, появился законный муж и ее изнасиловал. Зная Юльку, можно было ожидать, что она вцепится Максимову в физиономию, устроит грандиознейший скандал за то, что Леонид Борисович допустил мужа к ее телу и сам не пришел. И она выбрала шило, которое вполне могла носить у себя в сумочке…
– Вы бы слышали, что она орала… Как она меня называла, – качал головой Женька. – Да я вообще предположить не мог, что она все эти слова знает. Ну, а потом понеслась искать Максимова, и в состоянии аффекта… Как раз когда второе отделение началось…
Он пожал плечами, я же точно помнила, что девчонки с ярмарки говорили совсем другое: Юлька хихикала, когда Женька ушел… И пока не ушел, тоже хохотала. Да, вначале материлась, а потом хохотала.
И с чего бы ей убивать Максимова?
Мне не хотелось ни в чем обвинять Женьку, не имея прямых доказательств, но в состоянии аффекта как раз мог действовать он.
А он продолжал рассказ о Юльке и ее увлечении Андрюшей.
– Насколько я понял, она сейчас у Богдановича, – зло сказал Женька. – Переселилась к милому, когда тот лишился мамочки. По-видимому, надолго. А Андрюша ведь у нас не может без мамаши. Вот Юлька и решила ее заменить. Быстро сориентировалась, пока место вакантно.
– Но значит, Агнесса ни в чем не виновата! – воскликнула я. – Значит, не она убила Леонида Борисовича! Да, она зачем-то приходила в комплекс после начала концерта. Но мало ли что ей было нужно…
Я вспомнила про маленький ограненный рубинчик, найденный в хозяйственной комнате, так и лежавший у меня в сумочке, но сказать больше ничего не успела.
– Еще как виновата, – заявила Анька. – Ты забыла про вездеходовский пистолет, что ли?
Женька кивнул. Сегодня Андрюша, заехав за Юлькой, поведал и ему историю ареста своей матери.
Ее обвиняют в убийстве Алика с Юркой и Антона Антонова. Насчет Антонова бабушка еще надвое сказала, а вот относительно Алика и Юрки у правоохранительных органов сомнений уже нет.
В луже крови, вытекшей из Алика, отпечатался каблук ботинка Агнессы. Она пожалела ботинки выкинуть, долго и упорно их мыла, но экспертиза все равно доказала присутствие частиц запекшейся крови, причем той группы, что была у Алика. И отпечаток совпадает. Более того, видеокассета, о которой в милиции рассказал Славик, была найдена в квартире Богдановичей. Ее Агнесса почему-то не уничтожила.
– А пистолет, из которого она в них стреляла, нашли?
– Вроде нет, – сказал Женька. – А вообще точно не знаю. Второй, из которого в Антонова стреляла, нашли. Он рядом с телом валялся.
– А отпечатки пальцев Агнессы в квартире Алика были?
Женька покачал головой и заметил, что Агнесса Геннадьевна – не дура. Наверное, была в перчатках. И ведь Алик сам открыл дверь и повернулся к убийце спиной. Значит, хорошо его знал.
– Ребят жалко, – вздохнул Женька.
Мы в очередной раз выпили не чокаясь.
Вертя рюмку в руках, я все-таки решилась сказать Женьке про то, что у Алика был СПИД. И что он заразил Максимова. Но Женька уже знал и об этом. Более того, Юлька с Андрюшей на всякий случай уже сдали кровь, но в их крови ВИЧ-инфекция не была обнаружена. Юлька заявила Женьке, что Максимов всегда пользовался презервативом. Как я предполагаю, из тех соображений, чтобы Юлька не сделала его отцом-героем.
– А ребенок? – спросила Анька. – Твой, ну то есть Максимова сын?
– Так это когда было, – протянул Женька. – И ведь у Юльки теперь ничего не обнаружили. Значит, и тогда не было. Вроде бы пока СПИД не лечится. Я на всякий случай, конечно, съезжу в лабораторию. Но не вижу смысла. А Юльке повезло. Как всем стервам.
Женька горько усмехнулся, потом заявил:
– Но Аллочка-то теперь моя. А больше мне ничего не нужно.
«И возможно, поэтому ты хочешь подставить Юльку, – пронеслась у меня мысль. – Чтобы уж больше никогда она не могла претендовать на дочь. Если Юлька сядет в тюрьму – Аллочка точно твоя».
Внезапно зазвонил телефон. Оставив гостей, я бросилась в прихожую, чтобы он не разбудил детей.
Но звонили не мне: это Вездеходов спрашивал Аньку. Она вручила ему запасной комплект ключей, и генерал, самостоятельно попав в Анькину квартиру, нашел записку, сообщающую, что она у меня. А ведь совсем недавно в моей квартире орал, что век бы Аньку не видел, и смотрел на нее с ненавистью. Или кобелиные инстинкты пересилили? Да и хрустальных ваз у Аньки в квартире нет.
– Как там Агнесса Геннадьевна? – спросила я у Степана Петровича. Честно говоря, мне теперь было жалко Агнессу, и я подумывала о том, чтобы отнести ей передачку. Ведь от Андрюши-то не дождешься. А больше у них никого нет. Агнесса всех родственников разогнала, или они разбежались сами.
– Молчит, – сообщил Вездеходов. – Наотрез отказывается что-то говорить. Зря.
И Степан Петрович попросил позвать к телефону Аннушку, которую он уже заждался.
Поворковав с милым, Анька с блаженной улыбкой на губах влетела в кухню и заявила, что ей надо ехать.
– Женик, ты меня в тачку посадишь? Ребятам тоже спать пора.
– Да, да, конечно.
Женька резво встал.
– А где сегодня Аллочка? – спросила я у него.
– У школьной подружки. Я не хотел отдавать ее теще, а дома ей пока находиться не следует. Но я скоро ее заберу. Вот утрясется все, и заберу. Все, я пошел. Значит, завтра в час в центре? Спасибо, Настя. Леша, рад был познакомиться. Пошли, Аня.
Я закрыла за ними дверь и вернулась в кухню, чтобы помыть посуду. Леша сидел на том же табурете и молча курил.
– Врет твой Женька, – поднял он на меня глаза. – Я тут у вас человек новый и смотрю как бы со стороны… Не знаю всех подводных камней… Но уже многих выслушал. Он убил. И Максимова, и тех двоих, потому что его видели. Анька бы лучше рот лишний раз не открывала. Ты ей скажи. Ну чтобы нигде не трепала, в каком состоянии Женьку видела. Пусть молчит как рыба. А то рот раскрывать – опасно для здоровья. И жизни.
«Женька же пошел провожать Аньку!» – пронеслась мысль. Нет, он не сам напросился, об этом попросила она, тут же вспомнила я. Только бы эта дуреха не ляпнула чего-нибудь! А ведь она вполне может…
– Но почему ты считаешь, что это Женька? – тихо спросила я, хотя теперь тоже склонялась к этой мысли.
– А за бабу, пусть и ту, которая ему опостылела. Хотя и это тоже не доказано. Вполне возможно, что он перед тобой рисуется. Перед всеми. Ну что ему на нее наплевать. Но ведь живет же с ней столько лет. У него есть постоянная любовница? Нет. Говоришь, какие-то девчонки были? И он благородно с ними расстался? Спой эту песенку кому-нибудь другому, Настя. К тому же любой мужчина – собственник. И на жену, любовницу, мать смотрит, как на свою собственность.
– Ты на меня уже так же смотришь? – усмехнулась я.
Леша кивнул с самым серьезным видом и добавил, что точно так же на меня уже смотрит и Коля, который тут живет-то всего ничего. Но он – маленький мужчина. А Леша – большой. И не хочет, чтобы я принадлежала кому-то другому. В мое отсутствие Вадик, Коля и Леша успели обо многом поговорить и перемыть мне кости.
– Так что ты меня просто так отсюда уже не выгонишь, – усмехнулся Леша. – Раз взяла в дом – терпи. Второй раз я тебя упускать не собираюсь.
И недвусмысленно предложил мне сегодня ночью сменить лежбище. Я сказала, что подумаю, а пока мне хотелось выслушать его мнение до конца. И вообще не стоит ли мне бежать на улицу спасать Аньку?
– Сейчас уже поздно, – сказал Леша. – Если что-то произошло, то уже произошло. Сколько ей до дома ехать? Вот минут через десять и позвонишь. Справишься, как доехала. И предупредишь заодно, чтобы больше не трепалась. А то язык-то, он без костей. Кстати, а где пистолет мой?
Я сказала, что у Аньки, и пообещала, что заберу его при первой же возможности. Потом решилась и спросила про мину, ничего не упомянув про деньги. И хорошо, что не упомянула, потому что Леша чуть сознание не потерял.
– Какая мина? – прошептал он.
Я взяла его за руку и отвела в комнату, где ее и продемонстрировала.
У него на лбу выступила испарина, а потом он так рявкнул на меня, что я подумала: сейчас рухнет стена.
– Дети спят! – прошипела я.
Уже шепотом Леша высказал свое мнение обо мне, причем показал себя большим знатоком анатомии и эротики.
– Куда ты все время лезешь?! Настя, вот я поправлюсь… не знаю, что с тобой сделаю! – кипел он самоваром. – Нет на тебя мужика, чтобы голову тебе на место вправить!
Не успел он закончить, как в комнату просунулась Колина голова, и он поинтересовался, чего мы так орем.
– Марш спать! – рявкнула я.
– Ругаетесь, да? – спросил Коля, просовываясь в дверь полностью. – А чего?
– Коля, иди спать, пока я ремень не взял! – рявкнул Леша.
– Детей бить нельзя, – изрек Коля и посмотрел на меня. – Правда, Настя?
– Правда, – кивнула я, – но, пожалуйста, иди спать. Вадик спит?
– Как сурок. Это я привык чутко спать. Жизнь научила, – Коля говорил, как взрослый, но потом поднял на меня свои огромные глазищи и детским жалобным голосочком попросил: – Настя, уложи меня, пожалуйста?
– Хорошо, – улыбнулась я и отправилась в детскую.
Когда Коля заснул, я позвонила Аньке, убедилась, что та нормально доехала, провела соответствующую работу и с облегчением повесила трубку.
Потом вернулась в гостиную. Леша уже лежал под одеялом. Он пододвинулся к стенке, освобождая мне место. Мина была убрана назад в сумку.
– Она не должна взорваться, – изрек Леша. – А завтра я ее собственноручно выкину. И ты мне все расскажешь в деталях. А сейчас уже поздно. Я не хочу больше слушать ни про мины, ни про пистолеты, ни про убийства, ни про вашего солиста с его мамой. Иди ко мне, Настя.
Но я не могла успокоиться.
– Что ты мне зубы заговариваешь? – прошипела я. – Хочешь сказать, что мина не твоя?
Леша посмотрел на меня удивленно. А я решилась и сообщила про телефонный звонок на его мобильник, когда раненый Леша сидел в отключке в моей машине.
– И ты, идиотка, сразу же понеслась на Московский вокзал?! Настя… Вот я поправлюсь… Не знаю, что с тобой сделаю. Ты вообще каким местом обычно думаешь? Если тебе на себя наплевать, ты бы хоть о ребенке вспомнила!
– Мина твоя?
– Видимо, Антонова, – устало сказал Леша.
– То есть?
– Трубка – Антонова. Когда он упал, мобильник отлетел в сторону. Как раз ко мне. Он его в руке держал. Ну я и подхватил, в карман сунул. Знаешь, иногда интересно бывает разговорчики послушать. Узнать, кто человеку звонит. Да что я тебе объясняю? Вон ты и послушала. Я инстинктивно ее подхватил…
А я в этот момент вспомнила, как на Лешином лице промелькнуло удивление, когда я принесла ему мобильник в комнату, но тогда я не задумалась, чему он удивился. Значит, и баксы, и мина предназначались Антонову… Кому-то повезло. Кого-то он не успел взорвать. Или что-то. Да и мне, можно считать, повезло. Нашла двадцать пять тысяч баксов.
Но я все еще не успокоилась. C миной мне Леша все объяснил, но полностью свою версию убийств музыкантов пока не представил.
– Ну хорошо, – начала я, – предположим, что Женька убил Максимова. Заскочил в туалет за своим париком, там застал Леонида и всадил ему шило в сердце. Только откуда он его взял, хотелось бы мне знать? В кармане как-то не принято шило носить. Или другой подобный предмет. И в туалете они обычно не валяются. Но это другой вопрос. Пусть Максимова убил Женька. Но зачем ему было убивать Алика с Юркой?
– Они могли его видеть, – ответил Леша со вздохом. – Как он выбегал из туалета. И на всякий случай он их убрал. Заметал следы, струхнул, страх на него давил. А ведь они могли и спросить его: зачем ты там был? Возможно, они не верили, что убил Женька, а уточнили. Или видели его парик в туалете. У вас же только у него парик, не считая тебя? Ну и поинтересовались без задней мысли. Ну а он… убрал их, чтобы еще где-то не ляпнули лишнее.
– Но тогда каким образом в квартире Алика оказался след Агнессиного ботинка? И та кассета у нее дома?
Леша считал, что Агнесса Геннадьевна вполне могла приехать в квартиру Алика за кассетой. Например, предварительно созвониться с ним. Или не созваниваться. Она приехала – а дверь открыта.
Я напомнила, что дверь была закрыта, когда к квартире приехали мы.
Леша считал, что произошло следующее. Агнесса Геннадьевна нашла дверь открытой, заглянула, увидела Алика в луже крови, но все равно зашла, чтобы забрать кассету, являющуюся уликой против нее, и тут наступила в лужу. Кассету забрала, потом заперла дверь, прихватила ключи, ботинок вымыла, ключи выбросила, но кассету по дурости не уничтожила.
– А Антонов? Ты веришь в то, что она поехала вслед за нами?
– Почему бы и нет? Агнесса вполне могла проанализировать ситуацию и решила свалить то, что могут повесить на нее, на Аньку. Или на тебя. Хотя я думаю, что скорее на Аньку. Ты ей нужна. Андрюша поет в паре с тобой. Я считаю, что ей было невыгодно тебя подставлять. А Анькой она вполне могла пожертвовать. Но я считаю, что Агнесса в смерти членов вашей группы не виновата. Ведь ее дражайший сыночек поет в группе! А интересы сыночка для нее – святое. Именно поэтому она не стала бы убивать и вашего Максимова.
– А если тот сказал, что выгонит Андрюшу? – напомнила я.
– Так она ведь у него в ногах повалялась, – хохотнул Леша. – Нет, Настя. Я не стал бы обвинять Агнессу Геннадьевну в убийстве ваших. Сука она, конечно, и стерва. Но она – самка, защищающая своего детеныша. Не она это сделала, Женька. А вообще хватит разговоров. Ложись.
Я скинула одежду и легла.
Но тут тишину ночи прорезал душераздирающий женский крик. Кричали на улице.
Я вскочила как ошпаренная. Лешка выматерился.
Глава 23
Ночь с 26 на 27 ноября, с пятницы на субботу
– Господи, что еще? – пролепетала я.
– Сейчас взгляну, – пробурчал Леша, накидывая халат и устремляясь в большую комнату, окна которой выходили на ту сторону, где кричали.
Вскочили не только мы, а и мама с Колей, только Вадик продолжал спать. Или совесть у него чиста, а нервы в порядке? Не то что у нас у всех. Мы вчетвером припали к окну, выходящему во двор на ряд гаражей-коробок. Там уже собрались какие-то люди. Через некоторое время появилась милицейская машина, потом «Скорая», вернее, реанимационная. Народу прибавилось. Реанимационная со свистом улетела. Милиция еще какое-то время оставалась на месте, как и зеваки (в основном с собаками), потом милиция уехала, а жильцы окрестных домов стали расходиться.
– Труповозки нет, и то слава богу, – изрек Леша. – Наверное, ножичком кого-то пырнули. А собачники его нашли.
Но у меня на сердце было нехорошее предчувствие, хоть и Анька нормально доехала до дома.
Леша на пару с Колей стали убеждать нас с мамой, что ничего из ряда вон выходящего не произошло: ограбления и нападения в нашем городе совершаются чуть ли не каждый час, а в ночное время гораздо чаще. Надо выпить валерьянки или чего покрепче и ложиться спать. Леша напомнил, что у меня завтра в час собрание, на которое опаздывать нежелательно, в особенности если Ритуля обещала всех за это штрафовать.
– Настя, пора ложиться! – велел Леша. – Прекрати изображать из себя детектива.
– Я не смогу заснуть, пока не побываю на месте, – изрекла я.
Леша тихо взвыл, Коля хихикнул, мама начала воспитательный процесс.
– Пошли, упрямая! – наконец махнул рукой Леша. – Может, после прогулки спать будешь лучше.
И отправился одеваться, хотя ему, наверное, выходить на улицу пока не следовало, но он твердо заявил, что одну меня не отпустит. Коля сказал, что пойдет с нами. Мама тут же переключилась на него, но Коля оказался еще более упрямым, чем я.
В общем, мы втроем оделись и выползли на улицу. Народ, как выяснилось, еще не весь разошелся, и мы от жильцов нашего дома получили кое-какую информацию.
У овчарки из соседнего подъезда заболел живот, и она стала будить хозяйку. Выйти со своим животным – святое, и хозяйка отправилась на ночную прогулку. Особо далеко ей, конечно, идти не хотелось, так что она завела свою зверюгу за гаражи – и увидела лежащего на земле мужчину. Собака бросилась к нему.
У мужчины на груди растекалось кровавое пятно. Он еще дышал и силился что-то сказать.
В первое мгновение женщина издала истошный крик, потом бросилась вызывать «Скорую» и милицию. Любопытный народ, которому не надо вставать рано утром, а также пара собачников, выгуливавших своих питомцев на ночь глядя, бросились к гаражам.
Среди них оказались те, кто знал раненого.
Это был Евгений Волконский.
Леша сжал мне руку, чтобы не ляпнула ничего лишнего.
Больше ничего интересного соседи поведать не смогли. Убийцу никто не видел, даже выстрелов не слышал.
– Пойдемте туда прогуляемся, – потянул нас с Лешей Коля. – Я посмотреть хочу.
– Что ты там увидишь? – посмотрел на него сверху вниз Леша. – Тело уже увезли, менты уехали. Наверное, все прочесали без тебя. А теперь даже Настя вроде бы успокоилась. Удовлетворила свое любопытство?
Но Коля нас тянул. Мы пошли, хотя мне, откровенно говоря, уже хотелось домой.
Я винила себя в том, что подозревала Женьку. Если бы это он убил или Максимова, или Алика с Юркой, разве стали бы в него стрелять? В него стреляли, потому что он что-то видел и, может, даже не придал значения увиденному. Только бы он выжил… Только бы…
В какую больницу его отвезли? Завтра, то есть уже сегодня, я обязательно позвоню или майору Петрову, или Анькиному генералу с просьбой это выяснить. Кто еще будет ходить к Женьке в больницу, кроме меня? Ведь у него в нашем городе, можно считать, никого нет.
А вообще у меня в ближайшее время весьма интересная перспектива намечается: носить передачки в тюрьму арестованной Агнессе Геннадьевне и в больницу раненому Женьке. Но я обязательно должна им помочь.
– Настя, – оторвал меня от размышлений Леша, – тебе нужно быть очень осторожной.
Я удивленно посмотрела на парня.
– В тебя тоже могут стрелять. Ты слишком много знаешь, много видела. И еще строишь из себя детектива. Лучше бы ты не ходила никуда одна, в особенности в вечернее время. Ты понимаешь, что это не шутки?!
Лешу поддержал Коля. Я слушала их, раскрыв рот. Но они оба были уверены в своей правоте и считали, что мне угрожает опасность.
– Эх, мне бы здоровье сейчас! – вздохнул Леша. – Ранение это очень некстати пришлось. Хотя когда они кстати бывают? Ну если только, чтобы с войны домой отправили. Не хочется тебя никуда одну отпускать. Так, Николай Батькович?
Коля кивнул с самым серьезным видом и заявил, что завтра, то есть уже сегодня, составит мне компанию во время поездки в продюсерский центр, а то он еще ни разу в таких центрах не бывал. Я хохотнула и заметила, что смотреть там особо нечего.
– Это тебе нечего, а мне интересно, – буркнул Коля, потом поднял на меня свои огромные глазищи и просяще мяукнул: – Возьмешь?
Я кивнула.
– Ну, есть тут чего интересное? – внезапно раздался за спиной знакомый голос.
Мы резко обернулись и увидели майора Петрова, уже приблизившегося к нам вплотную.
– А вы тут откуда? – поразилась я.
Майор только уныло усмехнулся.
– Нам домой звонили, да? – высказал предположение Коля. – А бабушка сказала, что мы к гаражам пошли?
– Молодец, – похвалил тезку Николай Иванович. – Звонил. Но вначале мне позвонили. И что это вам всем не спится?
Мои мужики заметили, что я в нашей семье – детектив, и не могла успокоиться, пока не побываю на месте преступления.
– А Женька жить будет? – почти шепотом спросила я, умоляюще глядя на майора Петрова. – Вы знаете, как он?
– Сейчас идет операция, – вздохнул Николай Иванович. – И говорить он пока не может.
– А шансы? – подал голос Леша. – Хоть что-то врачи сказали?
– Пятьдесят на пятьдесят, – ответил Николай Иванович. – Вы лучше расскажите-ка мне, чем сегодня вечером занимались.
Я пригласила майора домой (не стоять же на морозе?), мы прошли в квартиру, я заварила чай, Колю отправить спать не удалось, мы все сели на кухне и рассказали Николаю Ивановичу о появлении Женьки у нас вечером и о том, что он тут поведал. Майор молча кивал, слушая нас.
– То есть выстрела вы не слышали?
Я ответила, что не слышали.
– А что вы думаете по этому поводу? – внимательно посмотрел на Петрова Леша. – Я уже говорил Насте, что лучше бы ей одной нигде не появляться. И по крайней мере, не строить из себя детектива.
Майор вздохнул, потом заявил, что если он прав (а это должно выясниться в самое ближайшее время), то мне лично опасность угрожать не должна. Убийца именно меня не должен тронуть.
– Вы что, хотите сказать… это Анька?! – прошептала я.
Майор посмотрел в окно на плохо освещенный двор и промолчал.
– Но как? – не унималась я. – И зачем?
– Настя, давай подождем пару дней, – ласково посмотрел на меня Николай Иванович. – И Леша прав: не строй из себя детектива. Позволь уж нам заняться своими прямыми обязанностями. Хорошо? И еще у меня будет к тебе просьба. Вы ведь завтра едете в этот продюсерский центр? Позвони, пожалуйста, после окончания собрания, лучше уже из дома, чтобы тебя никто не слышал. Расскажешь обо всем, что там произошло. Обращай внимание на все мелочи, пожалуйста.
Я сообщила, что со мной вместе собрался ехать Коля. Это майора обрадовало, он сказал, что Коля – ушлый малый и скорее всего заметит то, что не углядит никто из взрослых. После чего вручил визитку Коле со всеми своими телефонами.
– Так что позвоните обязательно.
– Я прослежу, – заявил Леша.
– Вот и отлично, – улыбнулся майор, вставая.
– Николай Иванович, куда вы на ночь глядя? – всплеснула руками мама. – Настя, постели на диване.
Но майор вежливо отказался: супруга волнуется, ведь его же сорвали из дома.
Он уехал, мама с Колей отправились спать, а Леша посмотрел на меня глазами мартовского кота. Ну что ж. Пришлось пустить его к себе в спальню. Нет, не пришлось – мне этого хотелось.
Глава 24
27 ноября, суббота, день
По договоренности с Анькой я заехала за ней. Я не знала, что ей сказать, не хотела, не могла поверить в то, что эти убийства совершила она. Коля сидел на заднем сиденье и вел себя как пай-мальчик.
Прибыли мы в центр без пяти минут час, прошли в актовый зал. На месте оказалась большая часть группы сопровождения. Из «Кокосов» я пришла первой. Со всеми поздоровалась.
На сцене, за столом, восседала Ритка, надменно кивнувшая нам троим.
– Ребенка зачем привела? – посмотрела она на меня свысока в прямом и переносном смысле.
– А я очень просился, – встрял Коля, не дав мне ответить. – Я тут никогда не был. Тетенька, можно я останусь? Я буду тихо сидеть.
– Сиди, – Риткины губы тронула легкая улыбка. – Только из уважения к Насте.
– Спасибо, – поблагодарила я, держа Аньку за руку: я чувствовала, что она уже готова вспылить, но ее нужно было сдержать любой ценой. Пока портить отношения с Риткой не следует. А там посмотрим. После того как ее выслушаем.
На столе, за которым восседала Ритка, стояли часы довольно внушительных размеров. Я скорее назвала бы их напольными. Возможно, это были самые большие часы, которые удалось раздобыть Ритке. Минуты через две Анька вспомнила, что видела их в квартире Максимова.
В час они издали громкий сигнал, напомнивший пожарную сирену.
– Итак, теперь записываем опоздавших, – объявила Ритка. – Минута – десять долларов. Можно рублями по курсу. Будем бить рублем. Начиная с этого дня.
– Она себя во множественном числе величает? – с ненавистью прошептала Анька мне в ухо. – Тоже мне, мы, Николай Второй.
Стоило Ритке закончить фразу, как вошел незнакомый мне мужчина, кивнул всем и поднялся на сцену к Ритке.
– Сидорович Георгий Михайлович, – представила она. – Юрист. Прошу любить и жаловать.
Ему на минутное опоздание она не указала. Или он не входил в число штрафуемых? А то оштрафуешь собственного юриста, и он потом тебе такой счет выпишет… Ритка-то – баба ушлая, как показывает практика.
Я внимательно к ней пригляделась. Она была легко подкрашена, вместо зализанного «хвоста» волосы были уложены в нечто экзотическое и поднимались над макушкой. Одета стильно, в черное, классического покроя брючный костюм, шею оживлял шарфик от Версаче.
А моя подружка уже, как оказалось, прикидывает, как поменяет Риткин имидж, о чем и быстро зашептала мне в ухо.
– А ты предложи свои услуги Ритке, – рекомендовала я. – Может, согласится. И заплатит. Она же теперь богатая. Хозяйка.
– Это ты правильно заметила, Настя, – повернулся сидевший перед нами звукоинженер. – Мы уже выслушали несколько наставительных речей.
И он закатил глаза. Коля захихикал.
– Настя, чего делать думаешь? – тем временем повернулся к нам второй звукоинженер. Ритка в эти минуты что-то обсуждала с юристом и внимания на собравшихся в зале не обращала. Все шепотом переговаривались. Взгляды, кидаемые на сцену, доброжелательными я бы не назвала.
– Я – как большинство, – вздохнула я. – Вы же понимаете, что без группы я – никто? А вообще я ничего не знаю…
Мне сказали, чтобы кончала с упадническими настроениями и не забывала о том, сколько человек благодаря нам имеют (или имели?) хорошо оплачиваемую работу. Встрял Коля, напомнив, что наших новых песен ждут многочисленные поклонники, я о них должна думать, а не только о своих настроениях.
– Ты себе не принадлежишь, ясно? – серьезно, по-взрослому, сказал Коля.
Наши звукоинженеры тут же стали с ним что-то обсуждать, Коля быстро напросился, чтобы ему показали, как они работают, и провели экскурсию по центру, «а то мама его никогда с собой не брала, и если бы не дядя Леша и Николай Иванович, то и сегодня бы не взяла». Коллеги не уточняли у меня, на кого ссылается ребенок, и увлеклись дальнейшей беседой с Колей. Предполагаю, что во время «экскурсии» они все выяснят. Интересно, что скажет Коля. По-моему, его принимают за моего Вадика. Но на пацана вполне можно положиться: мозги он в состоянии запудрить кому угодно, да и майор Петров дал ему задание осмотреться на месте. В том, что Коля его выполнит, я не сомневалась и предполагала, что увидит он в любом случае больше, чем я, да и услышит тоже.
Трое из группы сопровождения опоздали на четыре минуты. Ритка заявила им о величине штрафа и сказала, что если они намерены трудиться под ее руководством дальше, то должны заплатить. Все о штрафах за опоздание были предупреждены заранее. Но по-моему, наши до последней минуты не верили в то, что Ритка реально будет их взымать.
Однако теперь, похоже, поверили…
Ребята стали оправдываться, просить, но Ритка была неумолима – и закатила нам всем лекцию минут этак на десять про дисциплину. Ну прямо как на каком-нибудь режимном предприятии в советские времена. В общем, она была намерена поднять дисциплину, и то, что мы – люди творческие, ее нисколько не волновало. Она собиралась держать нас в узде.
Славик приехал с опозданием в семнадцать минут (что для него вообще являлось рекордом). Как всегда, был с бодуна. Ему лекцию прочитали лично, вернее, попытались, но он, не дослушав до конца, выматерился. Ритка тут же заявила, что за каждое матерное слово тоже полагается штраф, и они со Славкой при активном участии юриста стали обсуждать, что из произнесенного является матерным выражением, а что нет. Особенно бурные споры, к которым присоединились все остальные, вызвало выражение «крокодилица бесхвостая», по всей вероятности, описывающее внешние Риткины данные, а также «змея желтобрюхая» и «выдра недоношенная». Ритка хотела оштрафовать Славика и за них. Славик предложил пригласить филолога для разрешения спора, и, в случае если прав окажется Славка, Ритка выплатит ему компенсацию морального ущерба в тройном размере.
– Не стоит никого приглашать, – сказал юрист и, как я успела заметить, легко сжал Риткин локоток.
Ритка тут же смилостивилась. А Славка поднажал, не желая упускать завоеванную инициативу. Народ мгновенно его поддержал, в особенности опоздавшие. Было даже высказано предложение штрафовать лишь последнего пришедшего, а также не пришедших вообще по неуважительной причине. Анька крикнула на весь зал, что по этому поводу надо проголосовать, и это голосование организовала, вылетев в проход. Народ, конечно, проголосовал против Ритки. Максимова заорала, что она – хозяйка и будет решать, что делать. Начался дикий скандал. Коля быстро шепнул, что скоро вернется, и вскочил с места. Я бросила ему вдогонку, чтобы не потерялся. Мальчишка только хмыкнул в ответ и выскользнул из зала.
Временный порядок воцарился лишь без десяти два, в основном благодаря стараниям юриста. Он предложил Ритке согласиться с мнением большинства (уже угрожающего уходом), а для первого раза ограничиться штрафом последнего прибывшего, каковым, по всей вероятности, будет кто-то из «Кокосов».
– Не кто-то, а Андрюша, – хохотнул Славик. – Если он вообще придет.
– А Женя где? – послышались голоса. – Он-то обычно не опаздывает. Или у него что-то с дочерью? Или теперь оба ребенка на нем? Его благоверная-то себе кого-нибудь из них оставляет? Или она и детей бросила?
В общем, народ был уже в курсе Женькиного развода, а также всех старых семейных дрязг, но никто не знал, что с ним случилось вчера… И только Ритка сидела с абсолютно невозмутимым видом…
Я приглядывалась к ней. А если это она, каким-то образом проникнув в спортивно-концертный комплекс, убила Максимова – потому что хотела забрать дело себе, и Леонид Борисович стал ей или мешать, или надоел; Алика с Юркой убила, потому что могли ее видеть и узнали, как и Женьку… Агнесса Геннадьевна сидит в тюрьме, дожидаясь окончания следствия. Э, нет, нельзя, чтобы невиновный человек проводил время за решеткой, пока преступник гуляет на свободе. Ведь Агнесса Геннадьевна точно не могла стрелять в Женьку, так как вчера находилась в камере.
На этот раз порядок восстановился благодаря Риткиным усилиям: гаркнула она так, что генерал Вездеходов со своим голосом мог бы позавидовать. Ей бы на плацу командовать. Или, может, она с нами петь будет? А то талант пропадает.
Ритка обратилась ко мне и спросила, не знаю ли я, где Женька.
«Играет или нет?» – пронеслась мысль, но я ответила.
Воцарилось гробовое молчание. Потом послышались тихие голоса: «Это правда? Не может быть! Почему? Кто?»
В начале третьего, уже после того как часы издали еще одну сирену, дверь, расположенная у сцены, с грохотом отворилась и, толкая впереди себя «неадекватного» Андрюшу, появилась Юлька. Она подтолкнула его к ближайшему креслу первого ряда и сама плюхнулась рядом, попросив, чтобы на них не обращали внимания и продолжали.