История Пурпурной Дамы Крючкова Ольга

Глава 10

Ханрё – хлопоты

К часу Лошади зимнее небо прояснилось, выглянуло солнце, заливая своими лучами дворец. Хвала богам, роды закончились благополучно. Радости фрейлин, придворных дам, сановников не было предела. Все они пережили тяжёлые мгновенья, уже мысленно прощаясь с Нефритовой госпожой. Но более всех радовался Митинага: Акико родила прекрасного мальчика – наследника трона. Его положение при дворе, несомненно, укрепилось. Теперь в его руках неограниченная власть.

Дамы, вволю наплакавшись намедни, разошлись, наконец, по своим покоям, решив отдохнуть. Подле императрицы осталась Мурасаки и дамы постарше.

Митинага в сопровождении супруги щедро одарил настоятелей храмов, монахов, прорицателей. Лекаря же, который фактически спас Акико и младенца от неминуемой смерти, он обнял, пренебрегая всяческим придворным этикетом, и сказал:

– Проси всё, что пожелаешь…

Лекарь растерялся: он и так слыл человеком не бедным и не обделённым вниманием императорского двора. К тому же недавно он приобрёл добротный дом на Третьей линии – чего ещё желать простому смертному?

Он замялся, не зная, что попросить, но наконец, отважился произнести:

– У меня всё есть, мой господин. Если бы я когда-нибудь и осмелился беспокоить вас, то только по поводу моих детей, сына и дочери, дабы устроить их будущее.

Митинага от души рассмеялся.

– Как я тебя понимаю! Считай, что твоя дочь станет завидной невестой и получит лучшего из мужей! А сына я лично пристрою на выгодную должность. Он намерен пойти по твоим стопам?

– Увы, мой господин… Сын имеет склонность к юридическому делу.

– Что ж прекрасно! Я прикажу справиться в соответствующем департаменте о свободных должностях. А, если таковых не окажется, то специальным указом велю учредить новую вакансию.

Лекарь поклонился. Митинага же передал ему мешочек, плотно набитый серебряными монетами.

В час Овцы во дворце начинались приготовления к обряду первого купания. Дамы окончательно пробудились, позабыв все волнения. Их помыслы были заняты лишь одним: как они будут выглядеть?!

Прислужники вносили в павильоны, где расположились фрейлины и столичные дамы, плетёные сундуки с одеяниями. Женщины тотчас открывали их, дабы выбрать самое яркое и богатое кимоно. В павильонах стояла немыслимая суета и гвалт. Затем, определившись с нарядами, дамы принимались наносить на лицо грим.

Нефритовая госпожа милостиво позволила Мурасаки удалиться и привести себя в порядок, дабы выглядеть не хуже других женщин на предстоящем празднестве. Выходя из покоев Акико, старшая фрейлина заметила управляющих дворами принцев и Яшмовой госпожи. Трое мужчин стояли вокруг Митинаги и о чём-то оживлённо разговаривали. Регент выказывал им явное расположение и радость.

Мурасаки застыла в нерешительности, она должна была проследовать мимо сановников. От одного взгляда, брошенного на регента, у женщины закружилась голова: так она возжелала его в тот момент.

Однако, собравшись с силами, она приблизилась к компании мужчин и поклонилась им. Митинага и сановники вежливо её поприветствовали. Увы, но регент ни словом, ни жестом не дал понять своей возлюбленной, что скучает по ней. Мурасаки почувствовала досаду, но всё же одарила мужчин очаровательной улыбкой и проследовала далее по коридору до своих крохотных покоев.

Раздвинув фусуме, Мурасаки ощутила, что силы оставили её и она буквально упала внутрь помещения. Немного придя в себя, она заметила на столике пухлый свёрток (вероятно, подарки, присланные в честь рождения ребёнка) из-под которого виднелся уголок свитка.

Фрейлина тотчас извлекла свиток, развернула и прочла:

Мурасаки узнала руку Митинаги…

Обряд купания состоялся в час Петуха, сумерки уже окутали дворец. Прислуга зажгла многочисленные масляные светильники. Парадный зал наполнился жизнью: вошли шестнадцать фрейлины в белых накидках, олицетворяющих невинность и благочестие, поверх церемониальных зелёных одежд. Прислужницы внесли тазы, наполненные горячей водой, разбавили их холодной и установили на специальные подставки, покрытые белым шёлком. Мурасаки зорко контролировала приготовления к обряду. Она приказала девушкам разлить воду в шестнадцать ритуальных кувшинов, а остаток – выплеснуть в корыто.

Вскоре в зал вошёл Митинага, держа на руках принца, своего внука. Впереди него шествовала дама по имени Саэмон Найси, неся меч, олицетворяющий императорскую власть.

Одеяние госпожи Саэмон было столь необычным, что Мурасаки невольно залюбовалась им. Дама была облачена в короткую накидку, украшенную узором из сосновых шишек, а на белом шлейфе, крепившимся к кимоно, виднелась искусная вышивка бледно-голубыми нитками, изображавшая берег моря. Кимоно подхватывал пояс из тонкой ткани с узором из китайских трав.

Сыновья Митинаги, следовавшие за отцом и дамой, разбрасывали рис, возглашая оберегающие молитвы. Мурасаки, оказавшись поблизости, была вынуждена прикрыть лицо веером, дабы зёрна не испортили её искусного грима.

Замыкал процессию пожилой сановник, которому надлежало выразительно прочитать отрывки из «Исторических записок» китайских мыслителей. За сановником в два ряда шествовали двадцать лучников…

К Митинаге приблизилась кормилица, он передал ей ребёнка. Женщина распеленала его, подошла к корыту – фрейлины по очереди полили мальчика из ритуальных сосудов. Сановник в это время выразительно читал «Исторические записки»…

В какой-то момент взгляды Мурасаки и Митинаги встретились: без слов было ясно – они страстно желают друг друга.

Наконец, обряд ритуального омовения закончился: кормилица насухо обтёрла ребёнка белой тканью и запеленала в чистые пелёнки, приготовленные на специальном столике.

В зал вошла госпожа регентша, именно ей досталась честь вынести омытого младенца к гостям. Дамы и сановники, собравшиеся в просторном зале, сгорали от нетерпения увидеть наследника, посвящённого в ранг принца. Каждый из них приготовил новорожденному подарок.

На следующий день, в час Змеи, Нефритовая госпожа принимала поздравления. После тяжёлых родов она чувствовала себя уже лучше, но покидать ложа ещё не решалась. Лекарь постоянно находился подле императрицы, проверяя два раза в день рану госпожи, нанесённую во время родовспоможения. Она благополучно заживала.

Мурасаки, как старшая фрейлина, наблюдавшая за приёмом и в случае необходимости поддерживающая надлежащий порядок, окинула придирчивым взором придворных дам. Те же в белоснежных накидках сгрудились подле госпожи, выказывая той свои искренние поздравления. Мурасаки поймала себя на мысли, что чёрные волосы дам, рассыпавшиеся шёлковой волной по белым накидкам, напоминают ей превосходные рисунки тушью модного столичного художника.

Однако многие дамы, не желая переодеваться, а в эти дни в покоях Нефритовой госпожи строго придерживались разрешённых неярких цветов одежды, прикрыв свои наряды невзрачными накидками, также выказывали поздравления. Императрица была ещё слаба, но всё же заметила, что скромные накидки призваны скрывать роскошные столичные кимоно. Она лишь слегка пожурила дам за их легкомыслие и нарушение правил этикета – не более того.

На третий день после родов, как и положено, был устроен пир в честь новорожденного в специально подготовленном для сего случая дворцовом зале. Госпожа возлежала на специальном возвышении, устланном богатыми шелками.

Посреди зала стояли столики, накрытые различными яствами. Гости неспешно входили в зал, приближались к Нефритовой госпоже – снова преподносили подарки, а затем занимали надлежащее им место за праздничным столом.

Начальник правой стражи преподнес государыне праздничную еду, столик из сандалового дерева и серебряные миски. Знатные сановники преподносили госпоже дорогую одежду, постельное белье и приданое для новорожденного. Та же принимала подарки с благодарностью и приглашала гостей отведать угощения.

Мурасаки и её супруг Нобутака также выказали свою радость и одарили Нефритовую госпожу. Затем они разместились за пиршественным столом. Однако Мурасаки чувствовала себя вяло, ей вовсе не хотелось есть, но она не могла пренебречь угощением и отведала его через силу.

Она натянуто улыбалась дамам. Те же обмахивались веерами, на которых были начертаны стихи, приличествующие данному случаю. Однако, когда дамы начали поочерёдно зачитывать свои сочинения с вееров, все они оказались столь однообразны, будто их обладательницы сговорились заранее.

Желание же гостей выглядеть не хуже других явственно ощущалось в их изысканных нарядах: шлейфы дам и накидки вышиты, обшлага мужских одеяний – в серебре, швы на подолах отделаны серебряной канителью, веера в избытке украшены накладками, опять же, из серебра.

У Мурасаки, наделённой природным вкусом и воображением, создалось впечатление, что она видит перед собой глубокий снег в горах, освещённый ярким сиянием луны.

Митинага не выдержал разлуки с Мурасаки. Он прислал ей свиток с приглашением на свидание, которое должно состояться в час Быка во время церемонии Любования луной.

Мурасаки, отбросив всякий страх и стыд, забыв, что её муж находится с резиденции Фудзивара, решила во чтобы то ни стало отправиться в павильон и упасть в объятия регента.

Однако, о предстоящем свидании узнала госпожа регентша. Из столицы она привезла с собой верную служанку, обладавшую редкостным искусством незаметно подслушивать и подглядывать. И в течение всех празднеств, служанка, как тень следовала за Митинагой, фактически контролируя каждый его шаг и докладывая о его перемещениях по дворцу своей госпоже.

Служанка выследила посыльного, передавшего письмо от Митинаги. Она не сомневалась, что регент намерен пригласить госпожу Мурасаки на свидание.

Регентша негодовала, она ненавидела Мурасаки за ум, красоту и популярность при дворе. Не решаясь более на отравление соперницы, она избрала другую тактику.

Нобутака пребывал в своём шатре, размышляя о том, что пора возвращаться в столицу – празднества по поводу рождения принца будут продолжать вплоть до весны. В Хэйане его ждали визитные жёны и дела при дворе императора, в конце концов, от придворных обязанностей, его никто не освобождал.

Вдруг входной полог всколыхнулся и откинулся: в шатёр вошла госпожа регентша. Нобутака немало удивился, однако, тотчас постарался придать своему лиц уверенность.

– Приветствую вас, госпожа регентша. Что привело вас в мой скромный шатёр?

Дама улыбнулась.

– Разумеется, неотложное дело, господин Нобутака… Не буду ходить вокруг да около – скажу прямо. Нас с вами обманывают…

Нобутака невольно округлил глаза.

– И кто же, позвольте спросить?

– Меня обманывает муж, а вас – жена. У них сегодня вечером свидание в павильоне Цубоми.

Нобутака смутился: вот так узнать об измене жены от постороннего человека… Он право не ожидал…

– Что скажите? Неужели вам всё равно? Ведь задета ваша честь! – пыталась распалить Нобутаку не прошеная гостья.

– Разумеется, мне не всё равно, госпожа регентша. Мне весьма неприятно это слышать. Я по-прежнему люблю свою жену, несмотря на то, что не храню ей верности… – Нобутака попытался действовать дипломатично, ибо скандал в благородном семействе в такое-то время был весьма неуместен.

– Вы мужчина! – воскликнула дама.

– Так что?! Ваш муж – разве не мужчина?! – парировал Нобутака.

Регентша смутилась, понимая свою опрометчивость.

– Флирт при дворе в порядке вещей, – спокойно заметил он. – Не стоит так расстраиваться.

– Между ними далеко не флирт! Мой муж снедаем плотским желанием по отношению к Мурасаки! – вконец распалилась дама.

Кровь прилила к лицу Нобутаки, однако, он сдержался.

– Это всё домыслы и досужие сплетни. Их распускают завистники вашего супруга. Моя же жена столь популярна…

– Что позволяет всякого мужчину возжелать её! – закончила фразу регентша, пытаясь, наконец, вывести из терпения Нобутаку и его руками расправиться с соперницей.

Нобутака разгадал план дамы. И решил не поддаваться на её провокации. Вмешайся он в любовную связь жены и регента – он потеряет всё. «В конце концов, – мысленно рассудил он, – пусть Мурасаки развлечется. Мы в последнее время видимся не часто…»

– Госпожа регентша, завтра я собираюсь покинуть вашу гостеприимную резиденцию. Меня в столице ждут визитные жёны, дом и дела. И наконец, я соскучился по детям… – произнёс Нобутака, явственно давая понять ревнивице, что вмешиваться в данную ситуацию не намерен.

Регентша до крови прикусила нижнюю губу…

Глава 11

Нетсю – любовная страсть

Празднества на пятый день рождения наследника были приурочены регентом к Любованию луной.

Ночь выдалась безоблачной, ярко светила луна. Любование предполагалось провести около павильона Цубоми, где по замыслу Митинаги должно состояться свидание с прекрасной Мурасаки.

Вечером, в час Обезьяны, едва начало темнеть, как слуги разожгли масляные фонари, освещающие павильон и озеро подле него. Затем был сооружён специальный навес, защищающий гостей от непогоды.

Слуги разводили огонь на берегу озера, расставляли подносы с лепешками из риса и красной фасоли на столиках под навесом.

В назначенный час к павильону стали стекаться гости. Они восхищались красотой озера и тем, что вокруг светло, словно днём (слуги стояли со светильниками повсюду).

Беззаботный щебет дам придавал празднику оживленность. Мужчины, стараясь быть изысканными кавалерами, декламировали стихи понравившимся дамам. Те, прикрыв лица веерами, снисходительно улыбались.

Единственной, кто хранил молчание на этом празднике жизни, была госпожа регентша. Она прекрасно знала, что случиться после того, как гости разойдутся, но, увы, помешать этому не могла. Намедни между ней и мужем произошёл неприятный разговор. Митинага, не выдержав ревностного поведения супруги, не преминул высказаться:

– С годами ты стала невыносимой! Твоя служанка преследует меня по пятам! Неужели ты думаешь, что я её не заметил?!

Супруга лишь пожала плечами.

– Понятия не имею, о чём ты говоришь…

– О том, что ты ведёшь себя неподобающе! Ты приставила ко мне шпионку! Я знаю, что ты пыталась отравить Мурасаки!

Женщина потупила очи в долу, не ожидая от супруга подобной осведомлённости.

Митинага же поспешил укрепить позиции.

– Если с ней что-нибудь случиться, я официально обвиню тебя в неверности и опозорю на весь Хэйан, – пообещал он.

– Меня в неверности?! – возмутилась супруга.

– Да! Или думаешь, я не догадываюсь, для чего тебе нужен молодой секретарь? Так вот, наслаждайся любовью в его объятиях, а меня оставь в покое! Я – мужчина из рода Фудзивара, моя дочь – императрица! И я буду делать то, что сочту нужным. Ты же впредь будь осмотрительнее… К тому же я уверен, что тебя ждут неотложные дела при дворе Яшмовой госпожи. Не так ли?

– Ты хочешь, чтобы я покинула Цутимикадо?

Митинага лишь кивнул в ответ и удалился.

…Наконец появилась Нефритовая госпожа в сопровождении фрейлин. Акико было ещё тяжело ходить и слуги принесли её в паланкине. Митинага поспешил навстречу дочери и помог переместиться на специальное ложе, укрытое мехами. Он самолично укутал дочь тёплым одеялом. Акико выказывала радость по поводу того, что, наконец, лекарь позволил ей покинуть опостылевшие покои. Лекарь находился тут же рядом с госпожой, и отважился напомнить ей, что прогулка должна быть недолгой. Акико послушно кивнула ему в ответ.

Подле Нефритовой госпожи тотчас столпились дамы и сановники, источающие подобострастные улыбки и довольство, сообщавшие как они молились о благополучном рождении принца – сиянии, явленном миру.

Митинага отдал команду поднести угощения для дочери: появились восемь фрейлин в белых накидках с белыми подносами в руках. Их волосы, зачесанные назад, были перехвачены белыми лентами. Нефритовой госпоже прислуживала сама Мурасаки. Старшая фрейлина всегда выделялась привлекательностью, но в этот вечер, когда ее перевязанные белой лентой волосы ниспадали на плечи, она была особенно хороша. Митинага не преминул это заметить, он уже в мыслях пребывал в объятиях Мурасаки.

В эту ясную ночь государыня выглядела здоровой и счастливой, демонстрируя придворным своё радушие. После трапезы дамы и сановники покинули свои места и собрались на мосту, дабы состязаться в стихотворных экспромтах. До слуха Мурасаки, находившейся подле госпожи, долетали обрывки пятистиший, восхваляющих красоты луны, звёздное небо и красоты женщин.

Наконец настало время для застольных стихов. Митинага наполнил чашу сакэ и пустил её по кругу среди фрейлин. Каждая дама, сделав глоток, должна дать ответ в стихотворной форме. Дошла, наконец, чаша и до Мурасаки. Она вышла из-под полога, посмотрела на небо, пригубила сакэ и произнесла:

После того, как чаша опустела, Нефритовая госпожа приказала раздать подарки. После чего она удалилась на покой.

Наступил час Свиньи. Дамы и сановники пребывали в изрядном подпитии. Кто-то из фрейлин изъявил желание покататься на лодке по озеру. Митинага, единственный сохранивший трезвость ума среди шумной компании, пытался отговорить её. Но тщетно. Тотчас нашлись кавалеры, предложившие фрейлине свои услуги гребца. После этого дамы устремились к лодкам…

Улучив момент, Митинага увлёк Мурасаки в заросли кустарника, окружавшего озеро. И начал осыпать её лицо поцелуями. Предвидя любовные утехи с регентом, Мурасаки предусмотрительно не стала наносить грима. Теперь же от свежего воздуха её щёчки соблазнительно раскраснелись…

– Нас могут увидеть… – пролепетала старшая фрейлина, снедаемая ответной страстью.

– Пусть смотрят… – ответил регент. – Пусть все знают о моих чувствах… Кто посмеет помешать нам?

– Ваша супруга… – робко ответила Мурасаки.

Митинага заглянул в глаза возлюбленной:

– Не волнуйся, она возвращается в столицу… Это её последняя ночь в резиденции. Я жду тебя в павильоне Цубоми, как только гости разойдутся…

– В час Быка… – с готовностью прошептала Мурасаки.

Нефритовая госпожа не покидала своих покоев вплоть до следующего празднества. Денно и нощно подле её ложа находился лекарь и кормилица. Митинага навещал дочь поздно вечером, затем в час Тигра и наконец в час Дракона. Случалось, что к рассветному часу кормилица забывалась сном. Тогда регент, воспользовавшись моментом, брал на руки внука. Кормилица, словно чувствуя это во сне, вздрагивала и просыпалась.

Регент же не мог налюбоваться на младенца, он поднимал наследника на вытянутых руках, всячески ублажал ребёнка. Однажды мальчик обмочил своего родича. Митинаге пришлось снять кимоно и высушить его над жаровней.

Праздники в резиденции Цутимикадо продолжались. Нынешнее празднество возглавлял господин Еримити, назначенный временным управляющим делами дворца престолонаследника.

Нефритовая госпожа расположилась на помосте. Церемониальный занавес, отделявший госпожу от гостей, был расписан в тонах преющей листвы.

Фрейлины в пурпурных нарядах во главе с Мурасаки стояли подле помоста, покуда гости преподносили императрице дары. Еримити поочерёдно подпускал дарителей к помосту…

Мурасаки обратила внимание на серебряный ларец для одежд, украшенный изображением морских волн и прибрежных гор, подаренный госпоже неким сановником.

И вот, наконец, приближался день приезда государя. Дворец подновляли, приводили в порядок, украшали гирляндами из искусственных цветов. Кругом стояла суета.

Мурасаки, утомлённая постоянными заботами, решала пройтись по берегу озера. Стая уток, поселившаяся в здешних местах, тотчас подплыла к ней, всем своим видом выпрашивая угощения. Мурасаки пожалела, что не взяла собой вчерашних лепёшек. Так она шла вдоль берега – утки настойчиво плыли за ней – размышляя о своей жизни.

Мурасаки пришла к выводу, что теперешняя жизнь в Цутимикадо утомила её: она пребывала вдали от столицы, вдали от дочери, довольствовалась редкими любовными встречами с регентом. Ей хотелось бросить всё и вернуться в свой дом, заняться воспитанием дочери, вернуться к написанию романа о Гензи. В последнее время она не брала в руки кисть…

За размышлениями Мурасаки не заметила, как взошла на изогнутый китайский мостик, перекинутый через узкую часть озера. Она ещё долго стояла и смотрела на водную гладь, которую изредка прорезали плавающие утки.

В это день Нефритовая госпожа вела себя особенно капризно. Угодить её не представлялось возможным. Мурасаки понимала, что Акико боится встречи с императором. Она, как могла, старалась успокоить свою госпожу.

– Я заметно округлилась телом после родов, – сетовала она, рассматривая своё отражение в серебряном зеркале.

– Вам это очень идёт. Теперь вы – матушка наследного принца, – невозмутимо вымолвила Мурасаки. Остальные фрейлины не преминули это подтвердить.

– Однако лицо у меня подурнело… Нос заострился… Кожа бледна… – печально произнесла Нефритовая госпожа и тяжело вздохнула. – Я подурнела, потолстела… Что скажет император? Наверняка, он станет сравнивать меня с новой наложницей. Этой ненавистной мне Мизутамой!

– Я сделаю вам искусный грим, – пообещала старшая фрейлина, – он скроет бледность вашей кожи. Пройдёт ещё немного времени и к вам окончательно вернуться жизненные силы. А Мизутама – всего лишь наложница. Вы же – Нефритовая госпожа…

Акико с благодарностью взглянула на Мурасаки.

– Ты всегда находишь нужные слова… Не даром пишешь роман… Кстати, я давно не слушала похождений моего любимца Гензи.

– Во время пребывания в Цутимикадо я почти что ничего не писала, моя госпожа… Сначала я слишком волновалась за ваше здоровье, а затем празднества меня поглотили полностью… – призналась старшая фрейлина.

– Я очень волнуюсь, предвкушая встречу с императором… Поэтому сегодня вечером желаю отвлечься и послушать о похождениях бастарда!

Мурасаки поклонилась.

– Как прикажете, госпожа. Я могу прочесть вам главу, которую написала ещё в Хэйане…

В это вечер Нефритовая госпожа насладилась главой под названием «Праздник алых листьев».

«…Под сенью высоких деревьев, убранных багряными листьями, собралось сорок музыкантов. Невыразимо сладостно пели флейты. Им в соснах вторил ветер… Он гулял над землей, словно вихрь, прилетевший с далёких гор. Он срывал и увлекал за собой листву. В её багряном окружении лик Гензи был так прекрасен! Листья почти осыпались с ветки, украшавшей его причёску. Поэтому некий молодой придворный поспешил заменить её сорванной в дворцовом саду хризантемой…»[71]

На следующий день, рано утром в час Зайца, Митинага со всем тщанием осматривал окрестности резиденции. Он прошёлся вокруг озера, заглянул в ближайшие павильоны, и распорядился подогнать две новые лодки к берегу: на носу одной из них красовался деревянный красный дракон, на другой – цапля. Они выглядели словно живые.

Прибытие императора в Цутимикадо ожидалось к восьми утра. Дамы, поднявшись непривычно рано, приводили себя в порядок. Однако Мурасаки, хорошо изучив привычки столичного двора, пребывала в уверенности, что император непременно опоздает. Поэтому она не слишком торопилась со своим туалетом.

Час Змеи… Послышался стук барабанов, известивших о приближении императорского кортежа. В ворота резиденции вошли передовые буси, державшие императорские штандарты.

Императорский паланкин окружали вооружённые до зубов буси, позади них шёл отряд лучников. Перед императорским паланкином гордо вышагивали две придворные дамы. Одна несла ларец с императорской печатью, ибо господин Итидзё намеревался подписать в Цутимикадо несколько указов. Вторая дама несла легендарное оружие, небесный меч богини Аматэрасу, давшей начало императорской династии. Именно этот меч богиня Солнца передала своему потомку Дзимму.

Зелёные одежды женщин развевались, они, словно парили над землёй. Можно было подумать, что придворные дамы – небесные девы, прислуживавшие Аматэрасу.

Главный телохранитель императора, как и надлежит из рода Фудзивара, предал меч и печать слугам Митинаги. Регент, как гостеприимный хозяин поспешил навстречу императору. Тот при помощи телохранителей покинул паланкин и, опережая витиеватое приветствие регента, а также нарушая установленный этикет, с нетерпением спросил:

– Как самочувствие моей супруги и наследника?

Митинага поклонился.

– Хвала богам, всё благополучно, мой государь.

Император рассмеялся.

– У меня отличное настроение, господин Фудзивара. Сегодня я увижу наследника и жену! Жаль, правда, что ещё не прошло положенного срока очищения, и я не смогу обнять её.

– Но вы, мой государь, сможете увидеть Нефритовую госпожу и поговорить с ней…

– Разумеется! Но это ближе к вечеру!