Звездный табор, серебряный клинок Буркин Юлий
— Да, слышат, — отозвался Рюрик.
— Я хочу убедиться в этом.
— Генерал, включитесь.
«Генерал», — отметил я про себя. — Разумеется, бессмертный, а значит, трусливый.
Стереоэкран разделился пополам, и во второй половине возникло туповатое и бледное от напряжения лицо пожилого астролетчика, облаченного в форму с золочеными лампасами.
— Генерал, — обратился к нему Рюрик, — если на экране появится старуха, уничтожьте их корабли.
Тот кивнул. Рюрик продолжал:
— Вы слышали, о чем мы беседовали с этим милым юношей?
— Да, я все слышал, — заверил тот и, надувшись от собственной важности, обратился ко мне. — Каким образом мы произведем обмен?
— Минутку, — приостановил я его и, включив громкоговорящую связь, объявил: — Аджуяр! Это я — Роман. Не вздумай появиться в рубке! Ни при каких условиях! Кто-нибудь из экипажа, последите за ней. Если она войдет в рубку, нам всем конец! — Я отключил переговорник и взглянул на генерала: — Что вы спросили?
— Каким образом мы произведем обмен? — повторил он.
— Значит, так. Прежде всего уясните себе, что ваше судно находится под прицелом трех моих кораблей, — и это было истинной правдой. — Пилоты слышат нас. Мой корабль приблизится к вам, мы произведем стыковку, я перейду к вам, а ваши пленные пересядут сюда, на мое место.
Внезапно в наш разговор вклинился взволнованный голос дядюшки Сэма (говорят, «взволнованный» на иврите означает «мудак»):
— Что вы творите! Не порите горячку! Это предательство!
— Филипп! — рявкнул я. — Отключите этого кретина!
Рюрик вновь ощерился в улыбке:
— А вот и мой беглый советник… Травоядные сбиваются в стада…
Филипп тем временем сделал короткое движение и сообщил:
— Он больше не помешает.
А ведь дядюшка — его непосредственный начальник. И к тому же Филипп-то, наверное, тоже думает, что я не блефую, а и впрямь решил пожертвовать собой. В таком случае его преданность мне безгранична…
Вся эта катавасия дала возможность рюриковскому генералу обдумать сказанное мной, и он, натянуто улыбнувшись, заявил:
— Стыковка вовсе необязательна. Вы можете воспользоваться шлюпкой…
— Не держите меня за идиота, генерал, — отозвался я. — Миг — и вы в гиперпространстве… Если же мой корабль будет к вам пристыкован, вы не сможете уйти, не повредив собственное судно.
— Я могу дать слово офицера…
Мы — я, Филипп и рыжий парнишка стрелок — захохотали одновременно. «Маркес, Борхес, Кортасар отвечают за базар» — мое любимое двустишие в бытность студентом-филологом… Краем глаза я заметил, что лающим смешком разразился и Рюрик.
— Делайте так, как он велит, — продолжая ухмыляться, скомандовал оборотень. Приведите в боевую готовность весь свой экипаж. Если щенок смухлюет, уничтожьте и его, и все его семейство. И успейте при этом обстрелять его корабли первыми. Если все будет чисто, дайте им уйти.
— А если смухлюете вы, генерал, рванем все вместе, — заверил я.
Затравленно глянув на меня, генерал кивнул:
— Приближайтесь и приготовьтесь к стыковке. Мы не хотим кровопролития, добавил он почти просительно и тут же, отвернувшись в сторону, отдал распоряжение по интеркому: — Подготовить стыковочный терминал! Всем принять боевую готовность!
Мы переглянулись с Филиппом, и тот еле заметно кивнул мне. Ну, слава богу! Он понял мой замысел и не считает меня камикадзе! Я отстегнул ремни кресла и вышел из поля зрения камеры модуля связи, чтобы создавалось впечатление, что я отправился готовиться к высадке.
Медленно, на реактивной тяге, наш корабль подплыл к махине крейсера. До стыковочного терминала оставалось сотни полторы метров, когда Филипп нажал заветную кнопку, и абордажный шлюп, оторвавшись от нашей поверхности, но словно пуповиной связанный толстенным кабелем с нашим кораблем, прилип к боку крейсера.
— Что это?! — выпучив глаза, вскричал военный, почувствовавший мощный удар в обшивку. — Вы что, не обучены стыковке?! Вы повредите мне корабль! Вы же сами настояли на стыковке, так какого черта вы отстегнули шлюпку?! Немедленно отзовите ее и повторите действие!
Я мигом вернулся в кресло, и при виде меня глаза у генерала вылезли на лоб окончательно. Чтобы не дать ему успеть совершить необдуманные поступки, я повелительно рявкнул:
— Спокойно! Главное, не делайте резких движений, генерал! Слушайте меня внимательно. Сейчас на поверхности вашего судна находится мощный термоядерный заряд. Как говорится, «большому кораблю — большая торпеда»… Если вы уйдете в гиперпространство, кабель запала, вы должны видеть его посредством камер внешнего обзора, оборвется, и, где бы вы ни вышли в реальность, вашу посудину разнесет в щепки! Вам это надо?!
Второй и третий «призраки» уже неслись к нам.
— Я не понял! — взвизгнул генерал. — Что все это значит?! Вы мухлюете?!
Двойной удар потряс его судно.
— Чего тут непонятного? Конечно, мухлюю. Еще два термоядерных заряда той же мощности у вас на брюхе, — сообщил я. — И повторяю, стоит запалам оборваться, и вы превратитесь в сверхновую! У вас случайно не наблюдается болезненной склонности к суициду? Тогда сдавайтесь, искренний мой совет. Пленным гарантируем жизнь.
— Полный вперед! — прорычал Рюрик.
Еще бы! Он-то был где-то далеко от этого места. Скорее всего в Кремле, если таковой еще имеется.
— Я приказываю! — орал он.
Как это было бы удобно для него — укокошить и меня, и царевича, пожертвовав лишь одним жандармским крейсером и его экипажем. До последнего момента он, похоже, с удовольствием играл со мной. Но игра вышла из-под контроля: его партнер по шахматной партии вдруг вынул из кармана пистолет…
Склонности к суициду генерал явно не имел. Он, наконец, сообразил, в какой попал переплет, и говорил теперь только со мной, не обращая ни малейшего внимания на выкрики Рюрика:
— Ваши пилоты достаточно опытны?! — умоляющим голосом простонал он. — Мой корабль вращается, это может привести к обрыву одного из кабелей!
— Не дрейфьте, генерал, — успокоил я его. — Нам наши жизни тоже дороги, хоть они и не такие длинные, как ваши. Все мы сейчас на волоске от смерти, и спасти нас могут только полное спокойствие, выдержка, ваша безоговорочная капитуляция и синхронность наших действий.
— Я сожру вас всех!!! — рычал Рюрик, и морда его сейчас даже отдаленно не напоминала человеческую. И его серый череп, минуту назад голый, как футбольный мяч, и лоб, и щеки буквально на глазах покрывались жесткой клочковатой шерстью.
— Отключите эту собаку, генерал, — велел я. — Она мешает нам понимать друг друга.
Военный сделал суетливое движение, и его раскрасневшееся лицо теперь полностью заняло весь экран.
— Мы сдаемся без всяких условий, — бойко заговорил он, слегка заикаясь. «Он» и «Гири» — японские добродетели явно были чужды ему. — Нам нужно действовать быстро и слаженно. Минут через пятнадцать-двадцать здесь будет весь царский флот, и — я знаю! — они расстреляют нас всех без разбора, не задумываясь — своих и чужих!!!
— Я рад, что мы нашли взаимопонимание, — заверил я. — Главное, не суетитесь. Мы все успеем. Готовьте шлюзы. Принимайте гостей, бросайте оружие, подставляйте руки для наручников. Как только ваш корабль будет полностью в нашей власти, мы отключим взрыватели и смоемся отсюда куда глаза глядят.
— Ну, быстрее же! — завопил генерал. — Вот мои руки! Нужно успеть! Это чрезвычайно важно!.. И кстати, я прошу у вас политической защиты!
Еще бы! Попадись он теперь Рюрику в лапы, тот, как и обещал, сожрет его в прямом и переносном смысле.
Я дал команду, и из «призраков» посыпались Гойкины головорезы в одноместных спасательных капсулах. Для полноты средневековой картины им не хватало только абордажных крючьев.
Итак, хоть операция прошла и не так гладко, как было запланировано, но закончилась она успешно. Мы отыграли основные фигуры, взятые у нас в прежних партиях. Но это не победа, счет пока что — ноль-ноль. Решающая схватка нам только предстоит. Но перелом уже наметился достаточно явственно… Главное — не расслабляться.
— Я был не прав, Чечигла, — услышал я голос позади и, обернувшись, обнаружил за своей спиной Зельвинду. Его осунувшееся лицо светилось улыбкой, и, если бы не худоба, он был бы похож на себя прежнего. Однако зачем он здесь? Формированием экипажей занимались Филипп и Гойка. Я глянул на «пчеловода», и тот, догадавшись о том, что я хочу его спросить, объяснил:
— Ваш друг джипси уговорил меня взять этого человека на борт нашего корабля. Он сказал, что его опыт может помочь нам в непредвиденной ситуации…
— Но вы справились сами, — вновь ухмыльнулся Зельвинда. — На самом деле, Рома, все не так. Ha самом деле я должен был убить тебя, если ты окажешься предателем. Я рад, что наша предосторожность оказалась излишней. Возьми мое оружие и, если хочешь, зарежь меня за то, что я не доверял тебе. Так я решил.
С этими словами он выдернул из-под кушака магнитоплазменный кинжал и протянул его мне.
— Оставь нож себе, — отодвинул я его руку. — Он еще послужит престолу, друг.
— И между нами не будет обиды?
— Даже тени ее.
Зельвинда сунул кинжал обратно в ножны, вскинул голову, глянул на меня почти таким, как когда-то задорным взглядом, а затем щелкнул ногтем по колечку в носу и под аккомпанемент мелодичного «Дзин-н-нь!» заявил:
— Как ты эту облезлую собаку, а?! Я горжусь тобой. Ты принес беду в жизнь моего табора, но ты принес в нее и цель… Моя жизнь принадлежит тебе. Государь.
Отыграна еще одна фигура.
Сам я на крейсер не перебрался, так как толку от меня там было бы мало, наоборот, я только мешался бы под ногами. Так, собственно, и было запланировано с самого начала. Управление крейсером, отключив его радиомаяки, взял на себя Гойка (само собой, на парус его настоящим Рюриковым пилотом). И уже минут через пять его длинноусая физиономия появилась на стереоэкране:
— Хай, Чечигла! Чего ждете?! Прочь от нас в безопасное место и ныряйте!
Вот же уродец! Ведь знает прекрасно, чего мы ждем. Мы должны были убедиться, что у него все в порядке и наша помощь не потребуется.
Псевдомагниты были отключены, и начиненные поронием шлюпки, осторожно подтягиваемые за шланги-предохранители, вернулись на «призраки».
— Ваше величество, — обернулся ко мне Филипп, — я хочу задать вам один вопрос..
— Валяй.
— Вообще-то их два.
— Или три?
— Два. Точно два. Можно?
— Я же сказал тебе: валяй.
— Ага. Ну ладно. Так вот. Вы верите в судьбу? Это — первое. И второе: почему у вас все получается?
Хм. «Все…» Например, угробиться насмерть в банальном ДТП. Оказаться пленником грабителей-цыган. Потерять жену и сына…
— Вопрос о судьбе оставим без ответа. Я не знаю его. А вот про «все получается»… Правильнее сказать, почему мне удается выкручиваться из безвыходных ситуаций, после того как я неминуемо вляпываюсь в них. Дело, наверное, в том, что я родился в России двадцатого века. В этой стране и в это время все мы занимались единственно тем, что выкручивались. Но тогда у меня не было нынешних возможностей. Ни для того, чтобы выкручиваться, ни для того, чтобы вляпываться.
Сперва на реактивной тяге, а затем на поглотителях корабли разошлись в три стороны на безопасное от крейсера и друг от друга расстояние и, установив координаты входа, провалились в гиперпространство.
… Кабинет начальника «пчеловодов», который стал теперь моим кабинетом.
Она была облачена в форменный комбинезон царского космофлота, без погон. Она была чертовски красива, но по-другому, не так, как я привык. Черты ее лица заострились, кожа побелела, а волосы были коротко острижены. В ней не осталось ничего от той милой кокетливой девушки-цыганки с пухлыми щеками и губами, которую я любил. Но остались чуткость восприятия и проницательность. Она моментально расшифровала мой взгляд:
— Я стала другая, Роман Михайлович? — шагнула она ко мне. И одного этого шага было достаточно, чтобы заметить откуда ни возьмись появившуюся в ней величественную грацию.
— Да, Ляля, — признался я и, обняв, погладил жесткие волосы. Голос выдал мое волнение, но я и не собирался скрывать его. — Я так скучал без тебя.
— Я стала другая… — повторила она глухо, уткнувшись лицом мне в грудь. Потому что… Потому что я защищалась. Каждый день. Каждую секунду. И моим единственным оружием была гордость. Я не могла им позволить думать о себе, как о женщине… Как о джипси, как просто о человеке. Я должна была оставаться ЦАРИЦЕЙ даже во сне. Я не плакала. Я ни разу не плакала!!! — вдруг закричала она и, обхватив меня руками, безудержно разрыдалась. — Я… я… И Ромка… пыталась она что-то сказать сквозь слезы, но безуспешно.
— Что ты, что ты, милая, — все так же гладил я ее волосы и никак не мог найти подходящих слов. — Кстати, где Ромка? Я хочу видеть сына…
Стоящий неподалеку Гойка сообщил:
— Мы не посмели будить царевича, и пока что он находится на нашем корабле.
— Хорошо, — кивнул я. — Будьте любезны, оставьте нас с супругой наедине.
— Я понимаю вас… Но ситуация не терпит промедлений, нас ищут, осторожно напомнил Филипп, — вы назначили военный совет… — он подчеркнуто медленно двинулся к двери.
— Десять минут, — бросил я ему вдогонку. — Через десять минут я буду с вами.
Внезапно Ляля откинулась назад и, утерев слезы ладонью, твердо сказала:
— Ваше Величество, я не смею отнимать у вас эти десять минут, которые необходимы для свершения срочных государственных дел.
— Ляля… — попытался я возразить, но она закрыла мне рот рукой и, понизив голос, отозвалась:
— Я в порядке, милый, — она тряхнула стриженой головой так, словно хотела разметать несуществующие кудри. — Впереди у нас целая жизнь, и я еще успею наплакаться на твоей груди… Ты позволишь мне присутствовать на совете? Я знаю многое из того, чего не знает никто из вас.
— Конечно, — согласился я, чувствуя ноющую боль в груди. — Филипп! остановил я бородача на пороге. — Вызывай всех, кто нам нужен.
— Все уже ждут в коридоре, — откликнулся он, глядя на Лялю с восхищением.
— … и я считаю, что находиться на Петушках для нас сейчас небезопасно, закончил дядюшка Сэм.
В кабинет набилось человек тридцать. Тут были и «пчеловоды» и джипси.
— Не согласен, — возразил Филипп. — Наша ставка до сих пор не зафиксирована, и лично я не представлю себе места безопаснее.
Похоже, он окончательно перестал признавать за дядюшкой главенство. И я, пожалуй, склонен узаконить такое положение.
— Космос, — раздался надтреснутый голос Аджуяр из дальнего угла. — Вот единственное безопасное место. Табор джипси никогда не привлекал к себе внимания…
— Так было раньше, — возразил Гойка. — Сейчас все не так. Они шмонают нас при всяком удобном случае.
— К тому же табор не может не обращать на себя внимания жандармов, если в караване присутствуют три суперсовременных «призрака» и правительственный крейсер, — добавил я. — А бросать их нельзя, они нам еще очень пригодятся.
— Позвольте сказать мне, государь, — попросила слово Ляля.
Лица присутствующих обратились к ней. Большинство из них при этом выражало недоверие. Ох, зря она вмешивается. Не хватало только, чтобы мои люди перестали воспринимать ее всерьез…
— Мне кажется, — начала она, — что безопасность нам могут гарантировать только какие-то козыри на руках.
Дураку ясно! Но откуда у нас, интересно, возьмутся такие козыри?.. Я только пожал плечами, однако дядюшка Сэм, похоже, не разделял моего скепсиса.
— Какие, например, козыри? — насторожился он.
— Мы должны действовать так же, как Рюрик, — отозвалась Ляля. — Нам нужны заложники, кто-то, кто ему дорог.
— Ему никто не дорог! — воскликнул дядюшка Сэм, и окружающие зашумели.
— Неправда! — покачала головой Ляля. — Как бы жестоки ни были лиряне, я уверена, они точно так же дорожат своими детьми, как мы с вами.
Как раз в этот миг на пороге кабинета появился… Карл Маркс. Сходство было разительным, лишь мгновение спустя я сообразил, что это — заросший усами и бородой Брайан. И за руку он держит пацана… Моего Ромку!
— Капризничает, — сообщил Брайан. — Говорит, если я не приведу его к отцу, он велит мне немножко отрубить голову.
Мальчуган, отпустив руку своего пролетарского воспитателя, побежал ко мне. Я присел, чтобы обнять его, но он, проскочив мимо, обхватил Лялины ноги и, осторожно глядя на меня, спросил:
— Мама, этот дяденька — царь?
— Да, милый, — усмехнулась Ляля, беря его на руки.
— Значит, он — мой папа?
— Да, конечно.
— Тогда пусть папа прикажет Брайану побриться, а то он колючий, — заявил пацан, а когда вокруг захохотали, он засмеялся вместе со всеми, победно оглядываясь по сторонам.
— Посиди на руках у отца и помолчи, — сказала Ляля, улыбаясь, и передала Ромку мне. А сама вновь обратилась ко всем: — Возможно, лиряне и не испытывают тех нежных чувств к своим детям, какие испытываем мы, но к вопросу продолжения рода они не могут относиться несерьезно. Это вопрос выживания вида.
— Ты мне купишь бластер? — шепотом спросил меня Ромка на ухо.
— Тс-с, — приложил я ему к губам палец, чувствуя, что мое сердце колотится так, что готово выскочить из груди. И кивнул, мол, «да, куплю».
— Совершенно случайно, — продолжала Ляля, — я узнала, что дети привилегированных лирян воспитываются и учатся на специально оборудованной для этого планете Блиц-12ХЬ. И прежде всего мы должны захватить именно ее, а уж после того думать обо всем остальном.
— Откуда эта информация? — недоверчиво прищурился дядюшка.
— Не считаю необходимым перед кем-либо отчитываться, — парировала Ляля.
— Скорее всего, нас уже ждут там! — воскликнул дядюшка, мстительно покосившись в ее сторону.
— Если я верно понимаю вас, вы предполагаете, что я пытаюсь заманить всех нас в ловушку? — В голосе Ляли звучал лед, и я почувствовал гордость за нее. Нет, не зря она включилась в разговор… Как изменил ее рюриковский плен… Возможно, я потерял любимую женщину, но зато приобрел хладнокровного стратега. А в нынешнем положении второе, пожалуй, ценнее первого…
— Нет, что вы, — смутился дядюшка, порывисто выдернул из-за пазухи маленькую морковку, нервно откусил кончик, пару раз хрустнул и закончил: — Я лишь думаю о нашей безопасности.
— Да, — вмешался Филипп, на этот раз приняв сторону дядюшки. — Это очевидно. По вашей же логике. Если лиряне бережно относятся к своим детям, то планета надежно защищена.
— Посмотрим, — проговорил я тоном, не терпящим возражений. И Филиппу не осталось ничего другого, как только пожать плечами.
Глава 3
ВОЛЧАТА
Обсуждая вопрос, как именно мы будем действовать, от идеи вновь прихватить с собой напичканные поронием шлюпки отказались. Дважды этот номер не пройдет, а с чудовищной взрывчаткой на борту мы были слишком уязвимы. Тем более что сейчас в ней не было и особой необходимости, ведь теперь мы обладали огневой мощью захваченного крейсера, а этого вполне достаточно, чтобы разнести в пух и прах любую планету. Пилотов наших «призраков» тут же отрядили к их кораблям избавляться от смертоносных приспособлений. Остальные отправились отдыхать.
С операцией по захвату Блиц-12ХЬ тянуть не следует. «Блиц» — очень подходящее название. Быстрота и внезапность — вот метод, который может принести победу… Но участники прошлой операции были измотаны, и мы решили взять двенадцатичасовой тайм-аут. Только Гойке предстояло отсыпаться в другой раз: сейчас он занялся спешным переводом всей боеспособной части своего табора в захваченный крейсер.
Мне, правда, тоже поспать удалось совсем мало. О чем я ничуть не жалел.
- … Эта женщина, эта новая женщина, которая у меня появилась, была совсем не знакома мне не только внешне.
- Я шагнул в глубину этих глаз, помешавшись от трепетных бликов, поскользнувшись на солнечных плитах, увеличившись в тысячи раз.
- Я упал в теплоту этих рук, коченея в январскую стужу, расхотев возвращаться наружу, потеряв равновесие вдруг…*
Слишком хорошо. Так хорошо, что появилось нелогичное чувство вины перед всем тем, что я помнил о Ляле прежней и что еще недавно надеялся вернуть. Зато она теперешняя не ревновала меня к себе прежней. Ведь она изменилась только в моих глазах, а для себя она осталась собой. Лишь мягкая ее нежность превратилась в неистовую страсть, а жертвенность — в четкое знание собственных желаний. Мне нравилось все это, но было жаль чего-то, чего уже не будет никогда.
- Между нами есть тяжесть, полутемная верность.
- Ты мне ночью расскажешь словно бритвой порежешь.
- Я тебе изменяю лишь с тобою самою.
- Я тебя обоняю недовытекшей кровью.
- Мы друг друга не знаем, лишь два сердца, как птицы, раз вспорхнувши, летают — и не в силах разбиться.*
Ей нечего было рассказать мне. Ей угрожали, но ни разу не тронули и пальцем. Она боялась за Ромку и за меня, но не прекращала верить в то, что я объявлюсь, помогу, спасу. Хорошо, что я почувствовал бездонную силу этой веры только сейчас, иначе я уже давным-давно очертя голову кинулся бы навстречу опасности и, скорее всего, погубил бы нас всех.
- Мы произнесли мало слов в эту ночь.
- Бездна: над нами, под нами, в нас…*
… Рев сигнала тревоги заставил меня вскочить как ошпаренного. Глянул на часы. До установленного срока подъема оставалось еще полтора часа. Значит, что-то непредвиденное. Застегиваясь на ходу, я вылетел в коридор штаб-квартиры «пчеловодов» и тут же лицом к лицу столкнулся с Филиппом, который, по-видимому, спешил ко мне.
— Ваше Величество! — В его интонациях слышалась смесь тревоги, удивления и досады. — Только что царский флот вынырнул возле Петушков и движется к нам. Мы еще можем успеть скрыться, но времени в обрез! — Глядя через мое плечо, он смущенно добавил: — Доброе утро, Ваше Величество.
Ляля, облаченная в мою пижаму, в которой и уснула, стояла у меня за спиной. В руке она держала сундучок, в котором хранила все самое ценное.
— Ромку подняли?.. — встревоженно спросила она.
— Царевич одевается, — отозвался Филипп.
— А где Брайан?
— Не знаю, о ком вы говорите. Но большинство людей уже эвакуированы. В нашем распоряжении пять-десять минут, не больше.
— Мы готовы! — вскинула голову Ляля.
— Тем лучше. Быстрее вниз!
Сказав это, Филипп, пользуясь способностью летать, помчался дальше вдоль коридора. Дел у него хватало.
Мы бросились в соседнюю спальню. Аджуяр уже застегивала на Ромке курточку. Он стоял на кровати босиком, хныкал и обеими руками тер глаза. Я сгреб его в охапку и, бросив Аджуяр: «Захватите ботинки!» — потащил сына из комнаты.
— Переоденься! — предложил я Ляле, вновь оказавшись возле нашей двери.
— Плевать! — махнула она рукой. — Не время!
И то верно.
Через несколько минут мы покинули здание. Колонна «пчеловодов» уже взмывала в поднебесье, в направлении космодрома.
— Сюда! — услышал я голос дядюшки Сэма. Он сидел в водительском кресле флаера-псевдолета, а на щитке управления перед ним красовалась клетка со Сволочью.
Запихивая в машину Ромку, Лялю и Аджуяр, я напомнил дядюшке:
— Я могу лететь сам!
— Не надо! — помотал он головой. — Места хватает. Лучше не расползаться. Лезьте быстрее!
И то верно. Мы-то с ним можем и полететь, но Ляля, Ромка и Аджуяр — нет. А это — моя семья, и я должен быть рядом с ними. Я послушался дядюшку, и машина тут же ввинтилась в рассветное небо.
— Как вы меня напугали! — зубы дядюшки слегка постукивали. — Все уже эвакуированы, вы возились дольше всех.
— Похоже, идея с передышкой была не самой правильной?
— Кто же мог предполагать? — судорожно пожал плечами дядюшка, не оборачиваясь. — Назначь мы на отдых не двенадцать часов, а десять, нас бы тут уже не было. А сейчас ситуация, конечно, жутко рискованная. Но есть в ней и свое преимущество.
— Какое? — удивился я.
— Если нам удастся удрать, то сейчас уже почти точно можно сказать, что на Блиц-12ХЬ нас не ждут. Если б ждали, устроили бы засаду там, а не пожаловали бы сюда. Я знаю имперский флот, и он почти весь тут… Какая-то часть осталась охранять Москву, там ведь сейчас, наверное, военное положение. А про то, что МЫ вместо столицы махнем к созвездию Лиры, Рюрик явно не подумал.
— Значит, она все-таки была права? — кивнул я на Дялю.
Мне было приятно, что дядюшка признал свое поражение.
— Да, — кивнул он, — я искренне восхищаюсь вашей супругой, мой государь.
— Не очень-то вежливо говорить обо мне так, как будто меня здесь нет, заявила Ляля. Она явно продолжала сердиться на дядюшку.
— Простите, Ваше Величество, — поспешил дядюшка согласиться с ней. — Я хотел сказать, что остроте вашего ума позавидовали бы и профессиональные политики.
— Просто я — мать, — отозвалась Ляля, ничуть не смущаясь.
— И прошу простить меня еще раз… — продолжал дядюшка, но Ляля прервала его:
— Я не сержусь. Вы выполняли свой долг, думая о нашей же безопасности, а вовсе не старались оскорбить меня… Ваши заслуги перед государем не останутся без вознаграждения.
Откуда у нее эта лексика? Похоже, она подготовлена к роли царицы несколько лучше, чем я к роли царя.
— То есть сейчас мы отправимся на Блиц-12ХЬ, как и было решено, — уточнил я, убедившись, что они перешли на бессодержательный обмен словами вежливости. А как же джипси?
— Нам повезло, что они остались на орбите, — отозвался дядюшка. — Сейчас они перебираются в крейсер.
— До сих пор? — удивился я. — А чем они занимались всю ночь?!
— Как и было предусмотрено изначально, те, кто нужны для участия в боевых действиях — пилоты и стрелки, — уже в крейсере. Но ситуация изменилась. Перебираются все. Будет тесновато, даже очень тесно, но что поделаешь. Корабли джипси не оснащены гиперпространственными приводами. Нельзя же оставлять этих женщин и детей в заложники Рюрику. Как только все они будут на борту, сразу махнут на Блиц-12ХЬ… Операцией руководит ваш друг Гойка. Думаю, они будут там раньше нас.
— Крейсер ведь хоть и огромный, но не резиновый. Куда дели людей Рюрика, которые были там?
Такого материала — резина — на свете давным-давно не существовало. Но суть моего вопроса он все-таки понял:
— Думаю, их усадили в шлюпки и выбросили на орбиту. Лично я поступил бы именно так. Их подберут.
— А генерал? Я обещал ему политическую защиту.
— Бедняге не повезло, — пожал плечами дядюшка. — У нас есть дела поважнее, чем думать о судьбе генерала-перебежчика. К тому же я точно помню, что ничего конкретного вы ему не обещали. Да и черт с ним! Бессмертие иногда может стоить жизни.
Я не стал спорить с ним, тем более что не совсем понял его последний философский пассаж, а продолжил расспросы:
— А те несколько джипси, которые были сейчас с нами на Петушках?
— Их уже везут к «призракам» на таких же армейских псевдолетах, что и этот.
— Мы успеваем?
— Должны успеть, — пожал плечами дядюшка. — Если, конечно, Рюрик не прикажет обстреливать планету.
— А это возможно?
— Надеюсь, что нет. Надеюсь, он пока что недооценивает нас.
Еще через несколько минут мы уже были на борту «призрака» (несколько «пчеловодов» и мы с дядюшкой подняли Ромку, Лялю и Аджуяр к входной диафрагме). Чудовищная перегрузка вдавила нас в пол шлюза.
— Оставайтесь здесь, — прохрипел я Ляле в ухо и буквально пополз в сторону рубки, чувствуя во рту соленый вкус крови.
В кресле пилота сидел Филипп. Кресло второго пилота пустовало, и я сумел забраться в него. Филипп глянул в мою сторону, и я с удивлением заметил в его глазах слезы.
— Слава Всевышнему, вы здесь, — перекрестился он. — Я молился за вас… Только посмотрите вниз…
Я глянул на обзорный экран и увидел гигантское зарево.
— Он все-таки бомбит планету! Подонок! Миллионы ни в чем не повинных…
— Нет, — перебил меня Филипп. — Рюрик взорвал лишь промышленную зону. Людей там практически нет. Видимо, узнав, что мы базируемся на Петушках, Рюрик сопоставил это с нашей технической оснащенностью и решил, что мы контролируем его стратегические объекты. И базируемся там же. И он уничтожил эти объекты. Жертвы среди мирного населения, конечно, есть, но, надеюсь, они невелики.
Перегрузка стала спадать, и я, чувствуя физическое, но отнюдь не моральное облегчение, откинулся на спинку кресла. Все, чего бы я ни коснулся в этом мире, рушится, уничтожается, превращается в пепел…
Блиц Я не перестаю думать, Филипп, действительно ли нужны все эти жертвы? — обернулся я к «пчеловоду». — А если мы не остановимся, их будет все больше и больше. Может быть, лучше было сохранить все как есть? Вы ведь неплохо жили, пока не вытащили меня из прошлого. Что касается меня, то ведь я-то совсем не жажду власти. Еще не поздно отказаться от всей этой затеи. Как раз сейчас я наиболее близок к тому, что называется счастьем. Моя семья со мной, и все, чего я хочу по-настоящему, — это как можно надежнее спрятать их.
— Нет! — уверенно заявил бородач. — Мы должны продолжать. Я не осуждаю вас за слабость, мой государь. Но оставить Россию в лапах Рюрика — значит обречь ее на постыдную гибель.
— Почему вы так уверены в этом? Все это не более чем политические амбиции…
— Вы ошибаетесь, государь. Я никогда не посмел бы вас учить чему-то, но вы родились и выросли далеко отсюда…
— Не затрудняйте себя оправданиями. Чему вы хотите научить меня?
— Борьба «пчеловодов» с Рюриком носит вовсе не абстрактно-политический характер. Все мы — православные христиане. И все мы искренне верим в то, что наше дело правое. Что вы знаете о клятве русского народа роду Романовых?