Ануш для искушения Вир Виталий

Глава седьмая (стр. 144)

Одной из… против…

С зажженным факелом в руке, в дремучем ночном лесу вот уже несколько минут я шла за человеком. Как и я, он нес горящий факел. Мы медленно поднимались в гору по узкой лесной тропинке. Его лица я еще не видела. Несколько минут назад я впервые услышала его голос и теперь в свете факела могу смотреть на его спину. Он почти такого же телосложения, как и я. На его плечах висела накидка в виде дождевика до пят с накинутым на голову широким капюшоном, и всю дорогу он молчал. Потрескивания горящих факелов изредка дополняли отдаленные крики ночных животных.

Когда пыталась заснуть, не слыша приближавшихся шагов к палатке, я сразу же услышала, как он обращается ко мне по имени. На чисто английском языке он сказал: «Ануш, не бойся, я не причиню тебе зла». Затем он попросил собраться и выйти наружу. При этом он уверил меня, что Джэй нас не слышит и останется спать до утра, будучи в полном неведении о моем ночном отсутствии. Не знаю, почему, но, совершенно не испытывая страха, с четким пониманием, что мне это нужно, я быстро собралась и скоро вышла к нему. Там меня ослепил свет двух факелов в ночи. Жмурясь от света, я почувствовала, как в мою руку он вложил один из факелов, затем услышала короткое: «Следуй за мной».

Впереди нас, сквозь кустарники и деревья, я увидела пробивавшийся в темноте свет. Приближаясь, я поняла, что это пламя от костра.

Мы вышли к небольшой полянке среди высоких деревьев. Трепыхавшиеся над костром языки пламени подергивающимся огнем озаряли вокруг себя ровное пространство и поодаль более тусклым светом выхватывали стволы ближайших деревьев.

Он забралу меня факел, за ненадобностью оба затушил. Вокруг ночного огнища находились широкие пни, и на один из них рукой молча указал мой спутник, сам же присел напротив. Не задавая вопросов, я повиновалась жесту. Капюшон дождевика настолько был широк, что при свете я могла видеть только кончик его носа, губы и подбородок. С земли он поднял длинную ветвь, пошурудил горящие сучья и подкинул новые. Как и прежде, мы не говорили ни слова, и с этого момента звериные крики перестали давать о себе знать. Воцарившую идиллию тишины леса под звездным небом нарушал один только приглушенный треск горящих сучьев.

Я действительно не знала, с чего начать, и мне приходилось ждать, несмотря на множество вопросов к нему. К тому же я понимала, что, зная мое имя и приведя сюда, рано или поздно он обо всем мне скажет.

Все же мое терпение лопнуло, и я посчитала, что довольно таинственности:

– Если вы знаете мое имя, могу ли я узнать ваше?

– Энлигтенет.

– С английского это означает «просвещенный», – сказала я и не в свойственной мне манере зачем-то решила задеть его. – К вам это имеет какое-то отношение?

Он не спешил. Ветвью спокойно перемещал горящие сучья: раскладывал поудобнее для поддержания костра и, не отрываясь от огня, ответил:

– То, кем ты становишься, само по себе налагает печать на твои уста.

После погребальной камеры это первый человек, который указал на мое желание задеть собеседника колким замечанием. До Энлигтенета только я замечала в себе некоторые изменения и в характере, и в отношении к чему-либо, но я старалась не придавать этому значения. Помимо того, что я быстро оправлялась от потрясений или физических страданий, во мне постоянно сохранялось ощущение присутствия экспрессивной агрессии с неизменным желанием какого-то массового шествия. Благо, подобное, и я отчетливо это представляла, на сегодняшний день находилось на задворках. И пока что чувство ненависти возыграло во мне один раз – к Оперенному Змею, и второй раз это повторилось во сне. Но я совершенно ясно понимала, что агрессия может проявиться в любой другой ситуации. Просто удобный случай еще не представился. До подземной пирамиды я совершенно точно не являлась такой. Но откуда об этом же, что сейчас происходит со мной, мог знать и Энлигтенет?

– Кто ты? – спросила я.

– Я житель этой отдаленной общины. Мы узнали тебя, когда ты появилась у нас. На протяжении многих лет, из поколения в поколение в нашей общине просвещенному человеку передается то, о чем сказал нам Говорящий Крест: «Должна прийти та, которая продала душу сатане».

Я испытала шок. До этого я думала о нем, как о человеке из общины, так свободно говорящем на английском языке. Он замолчал, а мои мысли, как пчелы в улье, роились в голове, бесконечно перемещаясь.

Невесть откуда во мне появилась лютая злоба по отношению к Энлигтенету.

После чего, сама не своя, совершенно точно против моей воли, кто-то другой, кто воспользовался моими устами, не свойственным мне низким голосом сказал в страшном недовольстве к собеседнику:

– А не боишься помешать «его» замыслам?

– Хотя Бог и сильно обижен на тебя, в Его сердце по-прежнему есть замысел на твой счет, который отличается от «его» планов. И в нашей с тобой беседе «этот» бессилен, потому как не только «этот» волен воплощать замыслы.

После слов Энлигтенета я почувствовала, как снова стала сама собой. Но, словно после тяжелого потрясения, у меня никак не получалось собраться, чтобы продолжить разговор.

Энлигтенет предложил мне выпить воды. После нескольких глотков я более-менее пришла в себя.

– Ты не можешь так высказываться обо мне, я ничего и никому не продавала.

– Не обязательно давать согласие напрямую, можно и бездействовать, плывя по течению, и это не что иное, как разновидность согласия.

– Я же делала попытки переубедить Ллойда… И еще: в манускрипте говорилось, что все равно бы пришли в погребальную пирамиду другие.

– На то они и другие, чтобы нам быть разными.

Заново переживая те чувства, которые были во мне в погребальной камере, я сказала очень тихо:

– Я не знаю, почему я не смогла убедить Ллойда… и себя. Уже ничего не исправить?

– Ты сможешь победить, если поймешь и воплотишь в жизнь Безусловную Любовь ко всему Сущему совместно с жертвоприношением для Бога.

Последние слова прозвучали как гром среди ясного неба. Я возмутилась:

– Но как я могу совершить жертвоприношение?

– Предлагай Ему все, что у тебя есть, как возмещение за проступок. И если у тебя великое сердце, оно подскажет выход. Но чем дальше, тем сложнее тебе будет контролировать себя. Через свою провинность ты вступила в непосредственный контакт с сатаной, и в тебе, чем дальше, тем больше будет от сил тьмы. Ты будешь становиться более агрессивна. А если станешь бездействовать, то ничего не сможешь изменить в себе, тем самым не предотвратишь разрастание Чувства Сгущенной Вражды. И, действительно, твоя смерть не будет способна ничего изменить.

Размышляя по поводу сказанного, я погружалась в другую реальность, которая существует для меня прямо сейчас, но где-то там, параллельно нашему земному миру. Это никак не вписывалось в мою текущую жизнь. Я благодаря родителям верила в Господа и, конечно же, знала о сатане, только вот никто из нас не воспринимал Господа или сатану всерьез в повседневных делах, но при этом совершенно точно каждый из нас знал, что столкнется или с Господом, или с сатаной после смерти. То есть, только после смерти мы всерьез начнем бок о бок соприкасаться с Ним или с ним.

Мои родители всю жизнь приучали меня к труду и преодолению трудностей, после чего, как считали они, я смогу лучше интегрироваться в общество. И это всегда ставилось превыше всего в моем воспитании. Даже регулярное посещение церкви подпадало под этот, если угодно, «интеграционный ритуал», где все сводилось к одному – за мою веру к Нему Господь должен помогать мне, чтобы я лучше устроилась в нашем запутанном цивилизованном мире. Если быть честным и откровенным до конца, после молитв многие только и думают о подобной «помощи» от Бога, а не о Нем.

Чтобы еще больше приблизиться к новому для меня пониманию, я спросила:

– И правда, что настанет конец света?

– Почему – конец света? Я знаю, о чем говорится в манускрипте: речь там идет о развитии цивилизации, и только. Наша история на Земле наглядный тому пример – развитие цивилизации неминуемо. Почему ты думаешь, что во Вселенной не может происходить то же самое? Там, как и прежде, идет развитие, только в более глобальных масштабах. Галактика развивается и будет развиваться дальше, как и мы всегда развивались и будем развиваться дальше.

Он замолчал. Возясь с костром, выдержал очень долгую паузу, а затем добавил:

– Только разница в том, кто будет править после нового Эволюционного Восшествия на Земле – силы Света или силы тьмы.

После его слов я почувствовала себя виноватой, но не желала с этим мириться.

– У тебя готов ответ на любой вопрос? – спросила я вызывающе.

– Спрашивай.

– Я, совместно с Ллойдом, – я начала с иронией в голосе и решила продолжать говорить с сарказмом, чтобы до конца передать отношение к происходящему со мной за последнее время, – нас можно понять, почему мы так поступили, и несмотря на обстоятельства, о которых, кстати, говорю только я, а Ллойд словно и не читал этот чертов манускрипт, так вот, мы просто хотели выйти из погребальной пирамиды, – сказав об этом, меня переполнили эмоции, и я продолжила говорить в агрессивной манере: – Там, под землей, мы хотели выжить и только поэтому покинули эту чертову подземную пирамиду! А вот если бы сегодня на Земле каждый из людей обладал бы исключительно телом Света, то предсказание сатаны никогда бы не сбылось! Согласно манускрипту, только при наличии большинства людей, обладающих телом тьмы, и появилась возможность у Чувства Сгущенной Вражды вырваться наружу для создания теперь уже абсолютного большинства. Если бы люди обладали только телом Света, то я и Ллойд, мы бы просто выбрались наружу, и все! Ни о каком абсолютном большинстве не могло бы быть и речи из-за того, что обладатели тел тьмы находились бы в меньшинстве! Все! И ничего бы не было из того, с чем мне и Ллойду пришлось столкнуться в погребальной пирамиде во время простого нашего с ним стремления обрести свободу, где мы желали просто жить! Почему же именно так все обстоит, и сатана склонил на свою сторону большую часть людей?!

Закончив говорить, я почувствовала, что сильно устала от напряжения, от эмоций меня попросту распирало.

Энлигтенет не спешил с ответом. Он подождал, пока я немного успокоюсь.

– Ты права… Вся проблема состоит в том, что мы не развиваемся гармонично. Этого смогли достичь только наши предки майя на Земле, и теперь они благополучно пребывают при новом Эволюционном Восшествии. И никто из сегодняшних племен майя не скажет об исчезнувшей цивилизации майя. На это способен весь остальной мир, но только не мы.

– И что есть в твоем понимании гармоничное развитие?

Энлигтенет напомнил мне, что наш мозг, как известно, имеет правое и левое полушария. И вот они-то оба и должны развиваться в познании мира гармонично и непременно одинаково. От рождения у нас есть два пути познания мира: рациональное (материалистичное) – это левое полушарие, отвечающее за тело тьмы, и духовное познание – это правое полушарие, отвечающее за тело Света.

– Несмотря нарегулярное посещение церкви, ты относишься к такому числу людей, о которых я расскажу ниже.

Он объяснил мне, что человечество проделало вековую работу по изгнанию истинного духовного начала из своей жизни. Это привело к тому, что рационализм возобладал в нашем сознании как единственный путь познания мира. Теперь, по его мнению, человеческая цивилизация зашла в тупик и будет пребывать там и далее. Развиваясь в одном рациональном направлении, мы породили одни проблемы, и основной кризис еще впереди. Проблем, посеянных рациональным познанием мира, на сегодня столь много и они настолько вопиющи, а разлад в умах столь велик, что многие люди, не догадываясь о первопричинах тупика, считают выходом из него этот пресловутый конец света.

В заключение Энлигтенет сказал, что однобокое левостороннее познание мира далеко не является гармоничным. Наше тело развито гармонично и справа, и слева. Бог тем же наделил и мозг. Но развитие одной только левой части мозга привело к перекосу. К перекосу в умах, а отсюда – и в мировоззрении. К перекосу в сердцах, а отсюда – в массовом поведении. И к перекосу в душах, что никак не будет сопутствовать простому большинству тел Света.

– Значит, у человечества нет шанса.

– Это означает, что шанс лежит еще и в познании Бога, чего искренне на Земле абсолютное большинство не делает. Преимущество человека состоит в знаниях, в этом не может быть никакого сомнения. Однако мы ошибочно думаем, что одними рациональными знаниями расколдуем природу. Единственное, чему хотят научиться люди у природы, это не познание Бога, а то, как бы ее, природу, использовать для полного порабощения самой же природы в целом и человека вслед за этим. Ничто иное для людей не имеет значения. И то, что происходит сейчас, беспощадно уже и по отношению к самому себе. Наше сегодняшнее просвещение выжигает последние остатки чувства собственного достоинства.

– Чем, как я понимаю, цивилизация майя не занималась. И в какой такой мир цивилизация майя с Эволюционным Восшествием шагнула?

– В параллельный. Туда, куда мы можем шагнуть пока только в снах.

– Слушая тебя, я пытаюсь поверить в реальное существование чего-то параллельного, но мне в это верится с трудом.

– Тебе известно, что наша огромная Вселенная состоит из атомов?

– Да, – подтвердила я и невольно подумала, откуда это известно ему.

– И тебе, и всем нам они не видны. Но при этом ни тебе и ни кому-то еще не придет в голову сказать, что их нет. Мы не видим их, но совершенно точно знаем, что они есть вокруг нас. Просто они обладают такой колоссальной энергией и так микроскопичны, что наш глаз не способен их видеть. А если они начнут, объединяясь в молекулы, образовывать нечто материальное, то в этом случае мы сможем увидеть результат их жизнеспособности, как это и выглядит в нашем восприятии мира: одно только материальное отображается в нашем сознании как жизнеспособное и имеющее право на существование. Например, если бы сейчас я встал и, бегая вокруг тебя, достиг колоссальной скорости, то ты бы просто сидела и ничего не замечала. Я бы даже не мелькал перед твоими глазами, а, следовательно, я бы в твоем сознании исчез, хотя по-прежнему находился бы рядом с тобой и всего в паре метров.

Его объяснения открыли во мне новый взгляд на окружающую действительность нашей жизни. Этим мне захотелось поделиться с Джэем. В том числе я подумала, что наконец-то смогу поговорить с ним и о погребальной пирамиде, и о продолжении «погребальной истории» в древнем городе Чичен-Ица.

– Я хочу рассказать о нашей встрече Джэю. Он просто жаждет новых познаний о майя.

– Тебе хочется рассказать о загадочных событиях, благодаря чему мы затронули последние темы?

– Да, обо всем. Он, как никто другой, заслуживает этого.

– Видишь ли… Ты не поняла главного. Я повторюсь: мы живем в современном материальном мире. И ты, и я: мы с тобой проживали бы, как все, если бы не его замыслы или если бы не Воля Творца. В рациональном же мире загадочные события остаются вне поля зрения науки. Постичь эти загадки ученым умом слишком сложно, и я бы сказал – невозможно. Диссертацию на этом материале не защитишь, а ученую карьеру загубить сможешь. Стало быть, Джэй и браться за это не станет. Как бы на подсознательном уровне он сразу же начнет отвергать загадочное… Такова, к моему сожалению, жизнь в узконаправленном материализованном мире.

– Но пусть хотя бы об этом узнает, а там сам решит.

– Ты все равно ничего не сможешь ему объяснить. Ученому человеку непонятное не стоит объяснять непонятным. Тебе было бы проще, если бы он не являлся ученым.

– Поэтому я не могу видеть твоего лица, чтобы не смогла рассказать о тебе Джэю, и он так и не узнает тебя, живя с тобой бок о бок полгода?

– Да, именно так. Сегодня ученые не готовы к такому разговору. А из беседы со мной не следует, что в нашей общине все разговаривают на английском языке. Именно в нашей общине из поколения в поколение наделялся такими способностями один человек. Познаниям никто нас не обучает, мы от рождения имеем представление о многих процессах в природе, как того и хотел Говорящий Крест. Остальные же в общине майя имеют общее, и, пожалуй, в сравнении со мной, примитивное понимание в познаниях в целом. Так что я здесь, перед тобой, потому что выполняю Волю Говорящего Креста.

Энлигтенет в точности повторил слова из манускрипта, которые прочитал мне Ллойд не своим голосом: «В нынешнее время каждый человек живет последнюю жизнь на Земле», но при этом Энлигтенет не предлагал мне сделать какой-либо выбор, а добавил, что после встречи со мной ему не надо будет передавать из уст в уста Волю Говорящего Креста. Встреча произошла, и, стало быть, Его Воля выполнена.

То, о чем далее поведал мне Энлигтенет, навсегда врезалось в мою память. И его рассуждения я уже никогда не забывала. В конце произнесенной речи он снова заговорил об ученых. Энлигтенет упомянул об одном примере – процесс смещения полюсов набирает обороты, это известно ученому миру, но никто никаких выводов не делает и не собирается об этом говорить открыто и во всеуслышание. Ученые умы продолжают занимать текущие, денежные или ведущие к ученой степени заботы.

Энлигтенет зажег оба факела, водой затушил костер, после чего мы отправились к палатке.

С горящим факелом в руке я снова шла за ним по узкой лесной тропе, только теперь спускалась вниз, словно с небес на Землю, где меня снова ждала Взрослая Жизнь и еще предстояло сделать выбор, как жить дальше. Я смотрела под ноги, старалась не упасть, и отныне мне хотелось поступать точно также в каждом сделанном шаге во Взрослой Жизни.

Я взглянула на идущего впереди Энлигтенета и вспомнила слова Джэя, когда он говорил, что изучение майя до сих пор переживает период «детства». Теперь мне верилось, что ученые действительно находятся на пороге великих открытий. Мне верилось, что и Джэя подобная встреча ожидает впереди.

Я совершенно не чувствовала себя отдохнувшей, когда разбудил меня Джэй. Мы проснулись слишком рано. Может, где-то там и брезжили первые лучи, но нам пришлось собираться при свете фонариков. Правда, когда на машине мы тронулись в путь, как и обещал Джэй, проблески солнца пробивались сквозь деревья, но еще очень низко и практически у земли.

Я покидала отдельное селение, находясь под сильным впечатлением от пережитого. Теперь я могла сказать без всякого сомнения, что народ майя является творцом одной из великих цивилизаций, существовавших в древности, до сих пор не превзойденной и нашим поколением живущих на Земле. Мне хотелось надеяться, что народ именно этой отдельной общины с таким великим прошлым вскоре достигнет Светлого будущего. Во всяком случае они встретят перемены, связанные с Планетарным Галактическим Восхождением, с гармонично развитыми обоими полушариями мозга, нежели та же самая я, будучи студенткой Кембриджа, которая в большей мере знакома с материалистичным мышлением.

Джэй очень мало разговаривал со мной: мы перебрасывались короткими фразами. Как и прежде, я понимала его состояние. Ему надо как минимум набраться терпения, чтобы спокойно вернуться сюда.

Неожиданно в моей голове словно произошла вспышка, и я вспомнила о Говорящем Кресте. Мне захотелось спросить у Джэя, не знает ли он что-либо о Кресте. Конечно, я не воспринимала встречу у костра как сон или видение. Но все же…

– Джэй, а тебе известно о Говорящем Кресте майя?

– Ты тоже читала о нем?

– Слышала.

На мою поправку он не обратил внимания и продолжил, как и со вчерашнего вечера, немного без настроения, но рассказывать.

Джэй заговорил об индейцах майя, о том, что они охотно включили христианский крест в религиозную символику.

В эти минуты, слушая его, я думала о том, насколько все тесно переплетено в моей истории с погребальной камерой. Согласно манускрипту должна быть девушка именно христианской веры. А сам манускрипт и погребальная камера имели непосредственное отношение к майя. До посещения общины мне и в голову не приходило, насколько майя тесно соприкоснулись с христианской верой.

Первый раз Крест заговорил в Кинтана-Роо – одном из самых труднодоступных районов мексиканского полуострова Юкатан. В первую половину девятнадцатого века так называемые белые пытались проникнуть в глушь Кинтана-Роо и осесть там, принеся с собой все «прелести цивилизации». И в 1847 году – можно сказать, в наше время по сравнению с древней трехтысячелетней цивилизацией майя – в деревне Чан неожиданно для всех заговорил Крест, вырезанный из ствола огромного дерева. Голос Креста повелевал прогнать белых от берегов Кинтана-Роо и соединиться с братьями на всем Юкатане, а Крест станет сопровождать борьбу вплоть до самой победы.

Потрясенные индейцы собрали у Говорящего Креста все население, перед Ним встали на колени, и Он заговорил вновь о том же самом.

Так и произошло – майя расправились с белыми, несмотря на их вооружение! И освободили от белых весь полуостров Юкатан. После этих событий Говорящий Крест из Чана все время вмешивался в судьбу майя: он советовал, предсказывал, пророчествовал, отдавал приказы. Именно по его приказу построили святилище Креста. Затем в Чане появились еще два Говорящих Креста. Сейчас бывшая деревня – это город Чан-Санта-Крус, что можно воспринимать как Чан-Святой-Крест.

– А ученые верят в это? Может, Говорящий Крест – это миф?

– Тогда то, что засвидетельствовали ученые, можно отнести к массовому поголовному психозу майя. Невозможно большому количеству людей, стоя на коленях перед Крестом, воображать одни и те же фразы. Найдено немало подтверждений тому, что Крест говорил. Описания из разных источников совпадают в мельчайших подробностях. И если перед ними не существовало никакого оратора, а это так и есть, то Голос исходил из Креста.

– Я понимаю то, о чем ты говоришь, – сказала я, и Джэй, улыбаясь, посмотрел на меня. Я поняла, почему он улыбнулся, но не придала значение. Я назвала его на «ты», потому что отныне для меня он являлся моим. И я продолжила:

– Но у каждого народа есть мифы.

– В том-то и дело, что в любом другом народе никто и не усомнился бы в существовании подобного, как мифа. В Говорящих же Крестах майя лежит определенный феномен – кресты вообще вне культурной традиции майя! Если бы подобное прослеживалось в фольклоре… Не знаю там… в традициях, – говорил он и жестикулировал рукой в азарте, – так ничего подобного нет! Мало того, ничего подобного нет и у их соседей. Кстати, аналогичного, если можно так выразиться, «феномена отклонения от традиций» у других древних народов нет!

Джэй поведал мне, как 1899 году мексиканский диктатор Порфирио Диас, прибегнув к помощи карательного отряда, решил захватить священный город майя. Индейцам же удалось унести Говорящие Кресты в совершенно непроходимую глубь, где проживали разрозненные малочисленные общины майя. И какое-то время Кресты оставались там. Это как нельзя кстати указывало мне на то, что произошло со мной в эту ночь.

И только в 1915 году Говорящие Кресты вернулись к себе в столицу. Голос Креста тогда повелевал расправляться с каждым белым, кто ступит на землю Кинтана-Роо.

Или другой факт – в 1935 году правительство Мексики заключило с индейцами мир и больше не вмешивается в их жизнь!

– А что с Говорящими Крестами сейчас?

– Они в святилище столицы майя, городе Чампон. Их перенесли туда. Культ же Говорящих Крестов – в наши дни официальная религия свободной индейской территории.

– Но Они сейчас не говорят?

– Их голоса уже давно не слышали.

Благодаря рассказу я лишний раз получила подтверждение тому, что подобные явления не случайны на нашей Земле, а то, что происходит со мной, – так оно и есть.

После рассказа о Говорящем Кресте Джэй объявил мне:

– Возможно, моя надежда не столь уж и несбыточна. Иногда, правда, я понимаю, что это и вовсе невозможно, но, я надеюсь, – в один прекрасный день среди народа майя снова появятся просвещенные люди. Вот тогда-то они и помогут нам, ученым, лучше понять природу величайших достижений их погибшей цивилизации.

После слов о «погибшей цивилизации», я вспомнила мнение Энлигтенета об ученых, о том, как сказал он: «И никто из сегодняшних племен майя не скажет об исчезнувшей цивилизации майя».

Мы въехали в небольшой городок, расположенный по пути нашего следования. Джэй, помимо посещения супермаркета, предложил сделать звонок на родину. Быстро управившись с покупками, мы нашли место, откуда можно позвонить. Джэй попросил к телефону пропустить его вперед. Конечно, я согласилась.

Солнце уже светило ярко, когда я осталась одна в машине. Теплу же еще только предстояло заявить о себе, и пока что я могла довольствоваться утренней прохладой не прогретого воздуха.

Минут двадцать я с интересом разглядывала улицу и домики, так колоритно отвечавшие местной культуре, как из пункта междугородних переговоров вышел Джэй. Он шел к машине с опущенной головой. Мне казалось, он ничего не видит и не слышит.

Когда он молча сел за руль, я заговорила первой:

– Что случилось, Джэй?

Он поднял голову, с небольшим прищуром посмотрел перед собой на дорогу; все еще находясь в сомнениях, приподнял плечи, мило улыбнулся и как на духу ответил:

– Моя жена беременна.

Может ли мне совершенно определенно, совершенно точно кто-то сказать, как в эти секунды не сойти с ума?

В ушах стоял звон, голова потяжелела, я закрыла глаза и прислонила голову к подголовнику. Все вокруг закружилось, я почувствовала, как сиденье уходит из-под меня и я куда-то проваливаюсь. Погружаясь в темноту, я услышала чей-то голос, он звал меня по имени. Я огляделась. Кто-то уходил в глубину темного пространства, рукой манил за собой и я, превозмогая сопротивление плотного воздуха, пыталась идти за ним. В следующий миг вместо него в ярком белом свете я увидела младенца на одеяле-сарапе и с шариком на голове. Он энергично подрыгивал ручками и ножками, смотрел на меня и улыбался.

– Ануш, Ануш! Да что с тобой?! – услышала я голос Джэя и почувствовала хлопки на щеках. Я моментально пришла в себя и, как ни в чем не бывало, открыла глаза. Перед собой увидела встревоженного Джэя. Мы сидели в том же пикапе, и я вспомнила, о чем он мне только что сказал.

Я взялась за его пальцы, его ладони повернула кверху, к ним прислонилась лицом, плотнее прижала к себе и, ничего не говоря, расплакалась.

Губами Джэй коснулся моих волос. Он замер, и так мы сидели, пока я не успокоилась.

– Ты хотела позвонить.

Я отрицательно покачала головой:

– Не хочу. Потом, когда-нибудь.

Джэй завел машину и, пребывая в «автопилоте», выехал на дорогу. Он молча вел пикап, а его мысли явно находились далеко от пустой плоской улицы. Мне же не хотелось ровным счетом ни о чем думать. Я просто тупо смотрела, как мы благополучно проехали город и направились к месту нашего лагеря.

– Ребёночку скоро исполнится два месяца, – сказал Джэй, отрешенно смотря на дорогу, и улыбнулся. – Айя не говорила мне ничего до этого, она сама до последнего момента сомневалась… Надо же! Суждено произойти именно так и именно накануне отъезда в Мексику.

Джэй рассказал, что они познакомились три года назад и вот уже год, как женаты. Она тоже родилась в Индии, а, подрастая, тоже увлеклась археологией и они встретились на раскопках. Тогда Айя писала дипломную работу, и Джэй вызвался ей помочь. Так они и поженились. Волей судьбы ей не суждено было приехать сюда, на раскопки майя. К несчастью, она подвернула ногу, и о поездке ей пришлось забыть. До несчастного случая они собирались пробыть два месяца вместе, работая в древнем городе майя, а затем Джэю одному предстояло остаться на полгода в отдаленной общине.

– Ты злишься на меня, Джэй?

– Ты… Прекрати и никогда не думай об этом! Если я и могу злиться, то только на себя, за то, что сразу не сказал, что яженат, – он помедлил, прежде чем продолжать. – Хотя не смог бы сразу. Мне нужно было самому разобраться в чувствах. Я понимал, что начинаю тобой дорожить больше, чем нашими отношениями с Айей. Скорее, я могу сказать, отправляясь в отдаленную общину, я ехал с одной мыслью – ты нужна мне и без тебя мне уже будет плохо. После поездки я собирался рассказать обо всем… Я не смог бы и дальше молчать.

У меня сжалось внутри, от волнения я сдавила пальцы в кулак: пыталась взять себя в руки и еле сдерживалась, чтобы опять не расплакаться.

Джэй в той же мягкой манере продолжал говорить откровенно:

– Ты знаешь, во время свадьбы в общине майя я думал об Айе. Потом я узнал, что у жениха второй брак. И тогда я еще не знал, что у нас с Айей будет первенец, – он помолчал, прежде чем продолжить; было видно, как ему трудно говорить. – Это мистика, если следовать тому, в какой последовательности развивались события в общине. Вначале нам суждено было увидеть младенца: и он к тому времени у меня был, только о нем я ничего не знал. Затем эта свадьба. Именно второй браку жениха. И страшная трагедия, которая разыгралась после свадьбы… В общине майя мы стали свидетелями, насколько невыносимы могут быть переживания из-за потери когда-то близкого человека… И вот теперь я узнал, что у меня будет первенец.

Что я могла в эти минуты? О чем я могла себе позволить думать? Судьба отбирала у меня последнее – надежду. За короткое время я узнала Джэя, и мне тяжело было представить, что он смог бы оставить беременную жену, где их первенцу еще только суждено появиться на свет.

Больше Джэй ни о чем не говорил, а я не смела теребить его душу.

Когда приехали в лагерь, мы с Джэем расстались, не говоря Друг Другу ничего. Мы многое понимали и без слов. Собственно, словам и неоткуда было взяться. Когда судьба указывает тебе на подобное, любые слова бессильны для души. А чаще всего – они просто неуместны.

Уже без Джэя до конца дня я выполняла разные поручения и занималась тем, чтобы никто не видел моего настроения и тем более не лез ко мне с расспросами. Я дождалась вечера, когда наконец-то у меня появилась возможность побыть одной, и я забралась на небольшой холм.

Время шло к заходу солнца, лучи ускользали вслед за ним, а я смотрела на закат и не знала, что мне делать. То ли, как эти лучи, бежать за Джэем, то ли, как окружавшая меня природа, оставаться здесь и готовиться к темноте.

– Вот ты где! – услышала я чей-то голос за спиной и от такой неожиданности испугалась.

– Извини, Ануш, я не хотел.

Это появился Ллойд.

– Я просто никого не ожидала увидеть.

– Я хочу извиниться перед тобой за поведение.

– Да ладно. Хотя, извиняю. Все в прошлом.

– Ты сегодня как не своя. Несколько раз проходила мимо меня и не замечала. Что тебя так сильно расстроило? Это из-за моего дурацкого поведения?

Все, что угодно, но только не эти расспросы. Их я бы не хотела ни при каких обстоятельствах, тем более от Ллойда!

– Я просто устала.

– Или это из-за Джэя? – не унимался Ло и переходил в наступление.

Его настойчивость вывела меня из себя, и теперь я не скрывала этого, подбирая соответствующий тон:

– Давай не будем касаться этой темы.

– Значит, все-таки он!

– Ллойд, пожалуйста!

– Дая сам ничего не могу с собой поделать, – Ллойд и не думал останавливаться, наоборот, он начинал заводиться. – Я люблю тебя! И мне тяжело видеть, как сначала ты светишься от счастья и тем более с ним, а теперь ты так страдаешь и опять-таки по нему!

– Ллойд! – выкрикнула я, но, совладав с собой, добавила тихо: – Ну тебе-то что с того?

– Ты не слышала меня? Я люблю тебя, Ануш! Слышишь, люблю! Тебе просто кажется, что Джэй какой-то особенный. Он ничем не лучше меня.

Я слушала Ллойда и мне казалось, что он явно не в себе.

– Тебе надо успокоиться, Ллойд. Все совсем не так, как ты говоришь.

– А как? Ты хоть знаешь, что он женат? Или он просто пользуется твоей молодостью?

Тут я не выдержала и влепила ему такую пощечину, что сама не ожидала от себя такого удара. Шлепок оказался настолько сильным и звучным, что эхо согласилось его подхватить, унося отзвуки в чащу леса.

– Извини, Ллойд, – сказала я с круглыми глазами, пребывая в растерянности.

Ллойд держался рукой за то место, куда пришлась пощечина; смотрел мне в глаза с нисколько не менее ошарашенным взглядом. Затем он отвел взгляд в сторону, и нам пришлось молча посидеть несколько минут, чтобы отойти от всего, что происходило.

– Ты все равно меня любишь.

Эта мысль показалась мне смешной. Улыбнувшись, я спросила:

– Почему ты так думаешь?

– Я помню, как ты смотрела на меня в первый раз, когда мы ехали в пикапе из аэропорта, и потом ты постоянно смотрела на меня, пока… Пока не появился этот Джэй!

– Ллойд, ты извини, но мне придется это сказать. Ты очень похож на Зака Эфрона, и в этом все дело. Мне нравился Зак Эфрон! И я была, как девчонка, влюблена в него. Но ты тут ни при чем.

– Опять этот Зак Эфрон! Вечно этот Зак Эфрон!

– Ллойд, я извинилась. Ты просто заставил меня.

– Ну, если это и так, то вот он я! – он развел руки, предлагая мне объятия. – На, пожалуйста, люби меня. Мечта сбылась! Там как девчонка, а теперь тут и по-настоящему!

Он смотрел на меня с разведенными в сторону руками и по-идиотски улыбался.

– Да о чем ты говоришь, Ллойд? Ты просто одержим в чувствах ко мне. Я прошу тебя, не делай этого. Не заставляй меня бояться тебя.

Он перестал иронизировать, сел в нормальное положение и уже спокойно спросил:

– У меня есть шансы?

– Я знаю, что Джэй женат. Но и тебя, Ллойд, я не люблю. И уж тем более я поняла, что никогда не любила Зака Эфрона.

Он покачал головой, явно не соглашаясь:

– Это у тебя пройдет.

– Ллойд, да не пройдет! – снова я повысила голос и в ту же секунду зачем-то ляпнула:

– Да я беременна от него.

Я не знаю точно, зачем я это сказала: или чтобы он отстал сию минуту, или теперь, после этих слов, совсем забыл обо мне. Не уверенная до конца, но это я уже сказала.

– А когда вы успели? – спросил Ллойд, пребывая в шоке, и, скорее, интересовался он о первом, что пришло в его голову – Ло, два дня ты провел в больнице.

Я наводила его на мысль, и тоже первым, что взбрело в голову, продолжая упорствовать в сказанном, до конца не понимая – зачем?!

– А как ты могла об этом узнать? Прошло-то всего три недели! – справлялся Ллойд, пребывал в замешательстве и не верил, пытаясь вывести меня на чистую воду.

– Не три, а скоро четыре недели. И, Ллойд, тест. Сегодня есть прекрасные тесты на беременность.

Теперь же я довольствовалась тем, что придумала. Будет лучше, если он отныне начнет забывать обо мне. Пусть думает, что я способна заняться сексом с первым же мужчиной, с которым осталась наедине. Мало того, получалось, я предполагала вступить с кем-то в половую связь, раз в поездку захватила тест: пусть будет на всякий случай.

Конечно, во мне говорила злость к нему. Пришлось опять взять себя в руки и успокаиваться.

Солнце тем временем скрылось на горизонте. Я поднялась и пошла вниз, в лагерь. Не знаю, смотрел ли Ллойд мне вслед, но мне не становилось его жаль. Он сам добился того, чего долго выпрашивал. Пусть это его научит, и в следующий раз он станет лучше разбираться в девушках. Несмотря на то, что он вывел меня из себя, несмотря ни на что я про себя пожелала ему удачи на любовном поприще.

Честно говоря, в эти минуты меня не сильно беспокоил Ллойд. По отношению к нему мне все понятно.

Я шла и думала о том, как я смогла легко солгать. Меня беспокоило то, что я позволила себе говорить о беременности всего-то для того, чтобы охладить чувства Ллойда ко мне. Потому как определенные моменты в нашей жизни для меня святы, я старалась не затрагивать их в обыденности происходящего вокруг себя, тем более не спекулировать ими. Мне становилось немного страшно, и я мысленно просила прощение у Господа.

Оставшиеся до отъезда дни пролетели быстро и на мое удивление незаметно для меня.

Я сидела в автобусе вместе со всеми, и мы покидали бывшее место раскопок. Наш путь лежал в аэропорт города Канкун, откуда мы отправимся в интернациональный аэропорт Мехико Сити, где окажемся через час, и далее прямиком в Англию.

Собственно, меня в этом месте уже ничего не держало. Джэя, как мне об этом сказали, отвезли на ближайшие полгода в отдаленную общину. Я не знаю, хотел ли он встретиться со мной перед отъездом. Дело в том, что я вызвалась в так называемую специальную команду по подготовке лагеря к отъезду. Оставшееся время Джэй заканчивал раскопки на объекте, а мы половину дня укомплектовывали к отправке все, сопутствующее экспедиции, в том числе находки, и затем мы допоздна это развозили, включая аэропорт.

Я поступила так, потому что видела тогда, в машине, как мучается Джэй. Я узнала, что он женат, тем более они ожидают первенца, и мне не хотелось усугублять положение как свое, так и его. Я просто оставила его в покое, перестав с ним встречаться, но мое сердце, как и прежде, оставалось рядом с ним.

По приезде в Англию после пары дней, проведенных с родителями, я с головой окунулась в учебу. Изучение археологии и антропологии не просто мне нравилось, а вызывало бурю эмоций.

И, конечно, учеба в Кембридже заставляла мобилизовать силы. Сразу же, с первых дней, нас приучали «перерабатывать» огромное количество материала: анализировать, постоянно писать сочинения на самые разные темы, после чего защищать письменные работы один на один с профессором, где важно четко аргументировать собственную точку зрения. В общем, учили думать.