Сочини что-нибудь Паланик Чак

Ты скрипишь зубами и чувствуешь во рту металлический привкус – это пломбы. Серебро в них плавится. Под мышками набухают темные пятна – пот стекает по ребрам. Футболка становится темно-красной. Во рту привкус расплавленного серебра и розовой жвачки. Ты бодрствуешь, но чуть не задыхаешься, как в кошмаре. Приходится напоминать себе: дыши… дыши…

Модели на высоких сверкающих каблуках ходят по сцене, впаривают зрителям в студии микроволновку, впаривают тренажер. Смотришь на них и думаешь: красивы они или нет? Тебя просят раскрутить одну фиговину, и вот она вращается. Нужно, чтобы разные картинки совпали в идеальном порядке. Ты – как белая крыса в лаборатории психолога. Тебя заставляют определить, в какой банке консервированная фасоль стоит дороже. Весь кипеш – ради того, чтобы выиграть фигню, на которую садишься и едешь стричь газон.

Спасибо маме – называет верные цены, и ты побеждаешь, выигрываешь штуковину – такую, которую ставят в гостиной. Она покрыта винилом, устойчивым к появлению пятен, не требует особого ухода, и ее достаточно протирать время от времени тряпкой. Еще выигрываешь одну из тех фиговин, на которых можно кататься в каникулы и в отпуске; она дарит незабываемое веселье для всей семьи. Ты выигрываешь нечто, раскрашенное вручную, с налетом шарма Старого Света; на ее создание автора вдохновил недавний эпический блокбастер.

Ощущения те же, как когда ты лежала с температурой и твое маленькое сердечко безудержно колотилось в груди. Ты задыхалась при виде того, как кто-то получает в качестве приза электроорган. Невзирая на болезнь, ты продолжала смотреть шоу – пока наконец температура не спала. Сверкающие огни и мебель для патио – от этого вида тебе становилось легче. В каком-то смысле программа лечила тебя, помогала.

Проходит как будто целая вечность, и вот наконец финал.

Остались только ты да бабуля в неизменной толстовке – просто чья-то бабуля, пережившая мировые войны и видевшая, наверное, как застрелили и Кеннеди, и Авраама Линкольна. Она нетерпеливо приплясывает в теннисных туфлях, прихлопывает в сморщенные ладоши, окруженная супермоделями и сверкающими огнями, а громкий голос тем временем обещает ей внедорожник, телевизор с большой диагональю и меховую шубу до пола.

Дело, наверное, в приходе, но что-то тут не клеится. Если уж ты прожила долгую скучную жизнь и знаешь цену риса с макаронами и сосиски для хот-дога, то тебе полагается приз – недельная поездка в Лондон? Тебя на самолете скатают куда-нибудь в Рим? Рим это, типа, в Италии. Забиваешь до предела башку обычной повседневной фигней, и вот награда – высоченные супермодели дарят тебе снегоход?

Если нужно показать, что ты и впрямь очень умный, пусть спросят, сколько калорий в багеле с луком и чеддером. Пусть навскидку спросят, сколько стоит твой сотовый. Какой штраф выпишут за превышение скорости на тридцать миль. Сколько стоит поездка на мыс Кабу-Бранку в весенние каникулы. Ты с точностью до цента можешь назвать цену на клевые места на турне в честь воссоединения «Пэник! Эт зе диско».

Пусть спросят, сколько стоит коктейль «Лонг-айленд айс ти». Сколько стоил аборт Марши Сандерс. Сколько стоит дорогущее лекарство от герпеса, которое ты втайне ото всех принимаешь. Сколько стоит твой учебник по истории европейского искусства за три сотни баксов, и долбись оно все в жопу.

Пусть спросят, во что тебе обошлась марочка «Хелло, Китти».

Бабулька в толстовке называет совершенно обыкновенную цену, и цифры загораются на табло в передней части ее тумбы.

Все твои друзья из «Зета-дельты» орут. Телефон звонит, разрывается.

Для тебя модель выкатывает пять фунтов сырого говяжьего стейка. Мясо отправляется в барбекюшницу, та – на борт гоночного катера, катер – в специальный фургон, фургон крепится сзади к массивному пикапу, а пикап отправляется в гараж новехонького дома в Остине. Остин это, типа, в Техасе.

«Зета-дельта» вскакивают на кресла, машут руками, кричат тебе ободряюще. Они не имя твое выкрикивают, а скандируют: «Зе-та-дель-та!» Скандируют: «Зе-та-дель-та!» Скандируют: «Зе-та-дель-та!» Их слышно в эфире.

Наверное, это приход, но… ты борешься со старухой, с незнакомкой за ненужную херню.

Наверное, это приход, но… в жопу специализацию по бизнесу. В жопу общие принципы бухучета. В жопу. Прямо здесь и сейчас.

В горле что-то застряло, ты кашляешь.

Намеренно наобум говоришь: миллион, триллион, дохрельон долларов – и девяносто девять центов.

Резко наступает полная тишина. Слышно только, как щелкают мерцающие лас-вегасовские огоньки: щелк-щелк, щелк-щелк…

Чувство, что проходит вечность, и тут ведущий вплотную, чуть не впритирку становится к тебе и шипит на ухо:

– Так нельзя.

Он шипит:

– Ты должна выиграть…

С близкого расстояния лицо ведущего смотрится так, будто склеено розовым гримом из миллион-миллиарда острых осколков. Он как Шалтай-Болтай или человек-пазл. Морщины у него – как боевые шрамы. Прическа за годы не изменилась.

Громкий голос – этот грохочущий, глубокий голос великанского великана, раздающийся ниоткуда, – просит повторить ответ.

Ты, может, и не знаешь, чего хочешь от жизни, но уж точно не напольных часов.

Миллион, говоришь ты, триллион… Число, что не уместится на табло. Нулей столько, что не хватит лампочек во всем мире телевикторин. Дело, наверное, в марочке, но на глазах набухают слезы. Ты плачешь, потому что первый раз с самого детства не знаешь, что дальше. Слезы капают на грудь, и греческие буквы теряются на фоне мокрых пятен.

Тишину в зале нарушает крик. Кто-то из «Зета-дельта» орет:

– Лошара!

На экранчике сотика высвечивается сообщение: «Дура!»

Эсэмэска? От мамы пришла.

Бабулька в толстовке рыдает, она победила. Ты плачешь, сама не знаешь почему.

Бабульке достаются снегоход и шуба, катер и стейки. К ней уходят и стол, и стулья, и диван – все призы, потому что ты назвала цену слишком, ну очень слишком высокую. Бабулька скачет по сцене, сверкая неестественно белыми вставными зубами, одаривая всех улыбкой. Ведущий делает знак, и студия разражается аплодисментами. Хлопают все, кроме «Зета-дельты». На сцену выбегает семья бабульки: дети, и внуки, и правнуки – все лезут потрогать сверкающий автомобиль и супермоделей. Бабулька осыпает поцелуями ведущего – у него на лоскутном лице остаются красные следы от помады. Бабулька говорит:

– Спасибо.

Она говорит:

– Спасибо.

Она говорит:

– Спасибо.

И вдруг она, закатив глаза, впивается пальцами в толстовку на груди.

Сынишка Рыжего Султана[15]

Конь был просто огромен, однако по-настоящему Рэндала беспокоила Лиза. Она положила глаз на коня: чистокровный араб гнедой масти, бока цвета красного дерева. Стоил он больше, чем они могли себе позволить, – тысяч этак на несколько. Рэндал спросил: не великоват ли конек для маленькой девочки?

– Мне уже тринадцать, папочка, – возмущенно ответила дочь.

– Это ведь жеребец, – напомнил Рэндал. Лиза неспроста назвала его папочкой.

– Зато очень добрый.

Про коня Лиза вычитала в Интернете. Она все узнавала из Сети.

Лиза и Рэндал стояли у ограды паддока. Объездчик тем временем водил араба на веревке внутри круга, заставляя его выписывать восьмерки. Посредник нетерпеливо поглядывал на часы.

Жеребца звали Сынишка Рыжего Султана. Его отцом был Рыжий Султан, а матерью – Весенние Луга, Окутанные Голубоватой Дымкой. Собственный конь Лизы – пегий мерин – издох на прошлой неделе, и она плакала не переставая… до недавнего момента.

– Выгодное вложение денег, – вкрадчиво сказала она отцу.

– Шесть тысяч, – вклинился посредник. Он смерил взглядом Рэндала с Лизой, как парочку деревенщин, у которых ни гроша за душой. Сказал, что с тех пор, как бум жилищного строительства пошел на убыль, люди уничтожают прогулочные яхты или, не в силах больше платить за место в порту, снимают их с прикола, отпуская в свободное плаванье. Цены на сено – просто заоблачные, да и плата за жилье теперь такая, что обычные люди коня себе позволить не могут.

Рэндал в жизни океана не видел, но в голове у него сразу возник образ: флотилия яхт, прогулочных катеров и моторных лодок. Мечты и устремления людей – все уплывает. Целое саргассово море брошенных прогулочных судов сгрудилось где-нибудь в открытых водах.

– Я много сделок заключил, – добавил посредник. – Шесть косых – это, считай, дешевле грязи.

Экспертом по коням Рэндал не был, однако заметил, как жеребец наклонился к Лизе и дал погладить себя. Лиза большим пальцем раздвинула ему губы, взглянув на зубы и десны. Заглянуть коню в рот – это как попинать автомобиль по колесам. Логика всегда подсказывала Рэндалу проверять у коней зубы: от дома и до самого округа Чикасо, в любой конюшне, у любого заводчика. Если вспомнить, каких особей он повидал на своем веку, этот скакун должен стоить тысяч тридцать, даже в самый пик кризиса на рынке.

Лиза щекой потерлась о шерсть лошади, проверяя гладкость.

– Он как на видео.

Рэндал не знал, какой именно фильм имеет в виду Лиза: не то «Черный красавчик», не то «Черный жеребец», не то вовсе «Национальный бархат». Сопливых историй про девчонок с лошадками пруд пруди. В последнее время Лиза вела себя очень по-взрослому, и Рэндалу отрадно было видеть ее в радостном возбуждении – особенно после того, как быстро занемог и помер ее конь Зауэркраут. Ведь еще на прошлых выходных мерин катал девочку. Наверное, объелся листьями вишни – в них мышьяк. Или пожевал крапивы. Или даже клевера. В будни Лиза жила с матерью в городе, а на выходные приезжала к отцу. Еще воскресным вечером с пегим все было замечательно, а в понедельник утром, когда Рэндал пришел кормить его, бедняга Зауэркраут лежал на земле, с пеной у рта. Мертвый.

Лиза ничего не сказала, но тайно, скорее всего, винила отца. Во вторник она позвонила – вот приятная неожиданность! Пришлось сообщить печальную новость. Лиза не плакала. Во всяком случае, не заплакала сразу. Пережила сильное потрясение. Голос ее по телефону звучал тихо и отстраненно. Наверное, даже зло. Дочь уже возненавидела Рэндала. Подростку всегда надо кого-то винить. Тишины Рэндал испугался.

Рыдала Лиза, когда в пятницу Рэндал приехал забрать ее к себе. Малышка выла в голос. На полпути к нему она смахнула слезы и достала из сумки телефон. Спросила:

– Давай поедем завтра на животноводческий рынок Конвея. Ну пожалуйста, папочка.

Лиза времени попусту не тратила. Утром в субботу заставила отца взять прицеп для перевозки коней. Еще даже не увидев лошадь, она понукала Рэндала ехать быстрее и безостановочно спрашивала:

– Чековую книжку не забыл? Точно? Дай взглянуть, папочка.

Жеребец не взбрыкивал, не рыл землю. Он спокойно терпел, пока Рэндал и продавец осматривали копыта. Спокойствие животного настораживало. Не под лекарствами ли? Выглядел жеребец подавленным, побежденным. Пожалуй, стоило бы прислать к нему ветеринара. Арабский жеребец не может быть так спокоен – если только он не больной. Но Лиза ждать не хотела.

По условиям развода дом остался Рэндалу. И правильно, ведь он принадлежал семье Рэндала с тех самых пор, как земля вообще обрела собственника. Земля, амбар, корали, свидания с Лизой по выходным… и Зауэркраут – до прошлых выходных. За радость ребенка Рэндал с радостью выложил бы тридцать штук. Лиза переводила влюбленный взгляд с коня на отца и обратно.

Наконец Рэндал выписал чек, а Лиза повела жеребца к прицепу. Сынишка Рыжего Султана стал Лизин. Он брел за девочкой с покорностью верного пса.

Давненько Рэндал не ощущал себя хорошим отцом.

Если жеребец и правда болен или его накачали лекарствами, скоро выяснится.

В первые выходные Лиза радовалась, как не радовалась с самого развода родителей. Записалась на уроки объездки на ферме Мерривезеров неподалеку. Соседи Рэндала жили за полями темно-зеленой люцерны. Занятия в школе закончились, и вдоль гравийных обочин тихих сельских дорог разъезжали на конях группы девчонок. На столбах изгороди пели жаворонки. Следом за лошадьми плелись собаки, а ирригационные распрыскиватели выдавали струи воды, в которых радугой преломлялся яркий солнечный свет. Когда девчонки подъехали к дому, Рэндал встал на крыльце и взглядом проводил дочь. Сынишка Султана был прекрасен, и Лиза была исполнена гордости. Она даже заплела ему гриву в косички, украсив их голубой шелковой лентой. Все время, что Лиза ухаживала за его гривой, конь стоял смирно.

В тихом обалдении девчонки окружили жеребца. Гладили его, словно проверяя, настоящий ли. Рэндал вспомнил детство: тогда, раз в пару лет, к ним в городок привозили на прицепе трейлер, украшенный с обеих сторон надписью в виде переплетенных ковбойских лассо: «Спешите видеть! Машина смерти Бонни и Клайда!» Шоу устраивали на парковке перед магазином «Вестерн авто» или близ карнавала на ярмарке. Показывали ржавый двухдверный купе: изрешеченный, весь в рыжих потеках, с разбитыми окнами; измочаленные спущенные колеса, фары вдребезги. За двадцать пять центов Рэндал мог посмотреть и ужаснуться кровавым пятнам на сиденьях и даже сунуть палец в дырки от пуль. Это был мрачный реликт темной эпохи. У Рэндала где-то завалялась фотография: они со Стю Гилкрестом стоят на фоне расстрелянной машины. Обоим столько же лет, сколько сейчас Лизе. Рэндал со Стю еще спорили, от пули какого калибра какая дырочка в кузове.

Машина олицетворяла историю Америки. Эта часть большого реального мира вошла в жизнь Рэндала, показав, что плата за грехи – смерть. Преступная стезя себя не оправдывает.

И вот, подружки Лизы окружили коня, точно как когда-то ребятня обступала Машину Смерти. В один год привезли показать Машину Смерти Джеймса Дина, в следующий раз – Машину Смерти Джейн Мэнсфилд. Потом – Машину Смерти Кеннеди. Народ толпился вокруг них, делал фотки, лишь бы потом доказать друзьям: смотрите, мол, я прикоснулся к ужасному.

Пока девчонки любовались жеребцом, Лиза достала из заднего кармана сотовый.

– Конечно, это он, сейчас докажу.

Она покопалась в менюшке; с крыльца Рэндал слышал, как несколько раз телефон звякнул. Обступившие Лизу девчонки разразились стонами и смехом.

Что бы там ни показала им Лиза, девчонки теперь гладили жеребца по морде и бокам. Вздыхали и ворковали. Прижимаясь губами к щекам коня, делали селфи.

Девчонки ускакали, и через два часа зазвонил телефон. Рэндал сидел на кухне и проверял электронную почту: индикатор прогресса застыл. Интернет предоставляла спутниковая компания; связь медленная, зато не испортишь одним нажатием клавиши тишину и спокойствие светлой кухни, не вылезет на экран какая-нибудь мерзость. Сегодня так трудно блюсти чистоту детской жизни. Скоростное соединение не стоило непорочности Лизы. Впрочем, этого – и много другого – жена не принимала.

А звонил Рэндалу Стю Гилкрест.

– Тут твоя девочка была только что.

Так и ведут себя добрые соседи: присматривают за твоими близкими. Рэндал похвастался, что с июля Лиза будет чаще гостить у него.

– До конца лета? – удивился Стю. – Она выросла в милую барышню. Гордишься, поди?

Тон его голоса Рэндалу не понравился. О чем-то Стю недоговаривал.

Так Рэндал и спросил, напрямую. И не ошибся.

– У нее, смотрю, новый конь, – сказал Стю.

Рэндал объяснил, какая беда приключилась с прошлым любимцем Лизы, и прихвастнул, в какую даль пришлось тащиться за новым. Он ждал, что Стю похвалит жеребца, мол, красавец, выдержанный.

Когда же Стю заговорил, теплоты в его голосе как небывало.

– Я, как никто другой, хочу ошибиться, – едва не прорычал он, – но мне показалось, что это Сынишка Рыжего Султана. Я прав?

Рэндал опешил. От страха его прошиб озноб.

– Хороший жеребец, – осмелев, проговорил он. – Славный.

Стю не ответил. То есть ответил, но не сразу.

– Рэндал, мы с тобой бог знает сколько соседи…

– Уже три поколения, – согласился Рэндал и поинтересовался, в чем дело.

– Я только хочу сказать, – процедил Стю, – что вам с Лизой всегда будут рады у нас.

– Стю?

– Это не мое дело, конечно, – запинаясь, произнес сосед, – но мы с Глендой будем очень признательны, если ты не станешь приводить к нам эту бестию.

Рэндал спросил: в коне, что ли, дело? Может, Лиза успела провиниться? У Гилкрестов две дочки ее возраста. Девчонки могли поссориться, поцапаться, а после помириться – и все быстрее вспышки молнии жарким августом. Они любят сгустить краски.

В трубке щелкнуло, и в беседу вступила жена Стю, Гленда. Рэндал представил, как она сидит на кровати, со второй трубкой в руке.

– Рэндал, – сказала она, – не сердись, пожалуйста, но мы не разрешим нашим девочкам и близко подходить к твоей ферме. Пока жива эта лошадь.

Рэндал начал было возражать, однако Гилкресты попрощались с ним и повесили трубки.

За следующие несколько часов позвонили почти все соседи: Хокинсы, Рамиресы, Кой, Шэнди и Тернеры. По всему выходило, что группа наездниц движется вкруг района по Семнадцатой дороге, в сторону Боундари-лейн, а после – на запад по Скай-Ридж-трейл и по дороге заглядывает к родителям или родственникам каждой девочки в группе. Все они – матери, отцы, тетушки, дядюшки, бабки-дедки или кузены – по очереди спешили отзвониться. Сдержанно поприветствовав Рэндала, все, как один, спрашивали: уж не Сынишка ли Рыжего Султана под седлом Лизы? Стоило ответить утвердительно: да, мол, он самый, – как его предупреждали: чтобы копыта этого жеребца на их дворе не было. Более того, если Рэндал от него не избавится, с ним перестанут общаться.

К концу поездки Лиза осталась совершенно одна: ближе к вечеру компаньонкам строго запретили сопровождать ее. Впрочем, к дому Лиза подъезжала, ни капли не смущенная. Голову держала высоко, спину прямо, вид имела самодовольный, если не сказать победный.

Жеребец вел себя кротко, проявлял доброту и покладистость. Лиза, пока чистила ему бока, сказала, что он послушен, исполняет команды. И ход у него плавный. Ничто – ни собаки, ни машины, ни самолеты, с которых опыляют посевы, – его не пугает. Никто и слова дурного не сказал. Странная реакция родственников подруг Лизу не встревожила: увидев коня, они даже не думали подходить к нему, велели только девочкам спешиться и направляться домой.

Той ночью, когда Рэндал с дочерью мыли посуду, к их дому подъехала машина. Остановилась в конце гравийной дорожки. Из-за звонков Рэндал нервничал; он ждал, что машина вот-вот уедет, но тут окно разбилось. Кто-то побежал прочь, заскрипели по гравию покрышки. Среди осколков на ковре в гостиной лежал изогнутый предмет… Подкова.

Лиза взглянула на нее, слегка скривив губы в улыбке.

В следующую субботу они погрузили Сынишку Рыжего Султана в прицеп и поехали на ферму к Мерривезерам. Энид Мерривезер обучала верховой езде всех в округе еще с тех пор, как сам Рэндал был мальчишкой. Парковка перед паддоком кишела мамочками, их дочками и лошадьми. Стоило Лизе распахнуть дверцу прицепа, как гомон на площадке смолк.

Одна девочка захихикала, за что удостоилась гневного взгляда старших.

Кто-то произнес:

– Да это никак Сынишка Рыжего Султана…

Все обернулись на голос Энид Мерривезер, великой наездницы. Она шла, поскрипывая кожаными сапогами; на пуговицах ее фрака играл бликами солнечный свет. Окинув взглядом притихших мрачных мамаш, она посмотрела на Лизу и не без сочувствия сказала:

– Прости, но группу на этот сезон мы набрали. С избытком.

Рэндал выступил вперед со словами:

– Помнится, вы набирали группы и покрупнее.

Если не считать мамочек, девчонок набралось не больше среднего.

Лиза будто не слышала обращенных к ней слов – она провела жеребца вниз по пандусу. Энид попятилась – Энид Мерривезер, которая никогда прежде не пятилась, как бы ни был конь строптив! Не спуская глаз с жеребца, она жестом велела остальным расступиться. Подняла стек.

– Буду признательна, если ты погрузишь животное обратно в кузов и увезешь.

Толпа затаила дыхание.

– С какой стати? – прокричала в ответ Лиза с таким небрежением, какого Рэндал прежде в голосе дочери не слыхал. Лиза не просто покраснела. Она сделалась цвета солнца, когда смотришь на него сквозь прикрытые веки.

– С какой стати!.. – рассмеялась мисс Мерривезер и оглядела толпу в поисках поддержки. – Твой конь – убийца!

Невозмутимо глядя на свое отражение в ногтях, Лиза сказала:

– А вот и нет. – Она прижалась к щеке лошади. – Право же, он милый мальчик.

– Он хуже, чем убийца, – сказала великая наездница и сделала жест мамашам, чтобы те подтвердили ее слова. – Здесь всякий согласится со мной.

Лиза обернулась к отцу – Рэндал стоял онемев. Конь тем временем вытянул шею, принюхался и зевнул.

Энид Мерривезер посмотрела на усмехающуюся девочку чуть ли не с жалостью.

– Лиза Рэндал, ты прекрасно знаешь, что этот конь – воплощение зла.

– А вот и нет! – промурлыкала Лиза и поцеловала араба. Мамаши поморщились.

Ночью Рэндал заколотил досками разбитое окно. В сумерках он еще видел во дворе холмик и самодельный крест из двух досок на нем. Выкрашенный в белый крест был подписан:

Зауэркраут

Дочери Рэндал соврал, что питомец похоронен здесь, однако труп бедного животного увезли на жиркомбинат в Харлоу, в соседний штат. Лиза нарвала маргариток на клумбе, разбитой матерью матери матери Рэндала. Возложив букет на ложную могилу, Лиза опустилась на колени и принялась молиться. Вечерний ветерок доносил обрывки слов: она признавалась, как любила старую лошадь и как любит новую. Рэндал пришел к мысли, что любовь человека к питомцу – самая чистая. Любовь к животному – коню, кошке, собаке – это всегда романтическая трагедия. Ведь ты любишь того, кто заведомо умрет прежде тебя. Как в том фильме с Эли Макгроу: будущего нет, только близость в настоящий момент.

Темнота сгущалась, и Рэндал уже почти не видел Лизу, зато хорошо слышал ее. Она говорила, как нравится ей это лето. Как чудесен Сынишка Рыжего Султана и как все его обожают. Но когда она сказала:

– Люблю тебя, мама, – Рэндал сообразил, что Лиза говорит по сотовому.

Лиза еще не вернулась в дом, а на кухне зазвонил телефон. Рэндал снял трубку.

Звонившего Рэндал прежде не слышал. Определенно, иначе запомнил бы голос: с присвистом, задыхающийся. И вот этот голос, которого Рэндал никогда не забудет, произнес:

– Я не ошибусь, предположив, что вы – текущий владелец арабского жеребца по кличке Сынишка Рыжего Султана?

Рэндал внутренне приготовился к потоку словесных помоев. Лиза тем временем поднялась на крыльцо.

– Прошу, примите к сведению, – не дожидаясь ответа, продолжил неизвестный, – что за упомянутое животное я готов предложить пятьсот тысяч долларов.

– Кто звонит, пап? – спросила Лиза, незаметно приблизившись.

– Так, никто, – ответил Рэндал, кладя трубку.

На следующей неделе чутье подсказало Рэндалу смотаться в Харлоу на жиркомбинат. Странное было решение, ведь не каждый день интуиция заводит людей на завод, где из лошадей варят клей. Один только запах там мог свалить с ног. Рэндал ехал по дороге вдоль сетчатого забора, пока не оказался у запертых ворот. За забором он заметил трейлер и посигналил. Наружу выглянул мужчина и спросил: чего надо? Рэндал ответил: пару недель назад он отдал им труп мерина по кличке Зауэркраут. Не утруждаясь тем, чтобы отпереть ворота, мужчина достал планшет с бумагами, листая которые уточнил:

– Пегий мерин, говорите?

– Вы записи ведете?

– Ага, вот… Шкура в порядке. Кости… копыта…

Да, постарались, ничего не упустили.

– Удалось выяснить, что его убило?

– Власти округа заставляют нас проверять трупы на губчатый энцефалит.

Перед мысленным взором у Рэндала стояла картина: мерин лежит в стойле, вытянув шею, мордой в луже кровавой пены.

Мужчина тем временем показал ему бумажку на планшете и ткнул пальцем в графу, где было записано: атропин.

– Сердечный приступ. Похоже, мерин ваш забрел в заросли паслена или на картофельное поле.

– Долго он мучился? – спросил Рэндал. Каждый мускул в его теле обмяк, будто он только вышел из-под горячего душа.

– Нет, не долго, – покачал головой мужчина. – Умер прямо на месте, где и отравился.

За неделю Рэндалу позвонило еще несколько странных людей, все предлагали продать жеребца. Среди них был посредник – он позвонил ночью в четверг.

– Я не для себя, вы не подумайте, – оправдывался он. – Я выступаю исключительно как посредник между вами и третьей стороной.

Начал он с предложения в двенадцать тысяч, вдвое больше той цены, что заплатил Рэндал. Тот напрямик спросил: в чем дело? Из-за чего суета?

– Хотите сказать, вы не знаете? – уточнил посредник.

Рэндал осторожно покачал головой и тут же, вспомнив, что говорит по телефону, добавил:

– Чего я не знаю?

– Видео не смотрели? С тех пор, как оно стало вирусным, ко мне разве что с того света заявки не поступают.

Прежде чем Рэндал повесил трубку, посредник успел сказать:

– Звонила ваша дочурка и просила пересылать предложения ей, но покупка-то оформлена на ваше имя.

До этого ничего страшнее «Сигнала 30» Рэндал не смотрел. Это был образовательный фильм, который мистер О’Коннор показывал их классу в школе. Фильм о том, как важно быть внимательным при переходе железнодорожных путей и пристегиваться в машине. (Он сохранился в памяти как полузабытое воспоминание, сродни бронзированным пинеткам или комкам ваты в пузырьках с аспирином.) Фильм изобиловал черно-белыми снимками разбитых машин и людей, грудь которым пробило рулевой колонкой. Рэндал помнил лобовые стекла с дырами как от пушечных ядер – в тех местах, где сквозь них вылетели дети. Кровь и моторное масло на снимках не различались: просто чернильно-черные лужи. Одному мальчику в классе, Логану Карлайлу, стало плохо, и он потерял сознание. Еве Ньюсом вроде тоже тогда поплохело. Жуткий голос за кадром сшивал лоскуты кошмара в единое полотно:

– Когда в следующий раз вам покажется, что вы быстрее товарного поезда – подумайте дважды!

Тут же раздавался гудок локомотива, звенело стекло, и скрежетал металл. Далее шли новые снимки подростков в раскуроченных останках автомобиля.

Голос рассказчика гремел:

– Думаете, безопасно обходить стоящий школьный автобус?

Тут же появлялся снимок двухполосной сельской дороги и раздавленных детских трупов.

Была еще жуткая вещь – журналы с фотографиями мест преступлений, лежащие в парикмахерской под стопкой «Плейбоя». Увесистые подборки свидетельств убийств на почве секса, зверств и насилия: например, обнаженная женщина, руки и ноги которой отхватили мясницким секачом. Труп в чемодане (поверх лица – черная полоса, чтобы сохранить остатки достоинства). Или женщина на ковре в цветочек в номере старого отеля – ее придушили проводом от дискового телефона. На страницах из грубой пожелтевшей бумаги было много женщин: голых, умерщвленных разнообразными способами, и у всех на глазах чернели полосы.

То, что Рэндал увидел в Интернете, оказалось намного страшнее фильма и тех журналов. Скачавший и просмотревший видео мог с равным успехом выпить отравы. Рэндал сразу признал коня: Сынишка Рыжего Султана вытворял с мужиком, стоящим к нему задом, такую мерзость… Не забыть до конца дней.

Причем Рэндал увидел эту похабщину уже после друзей и соседей. Страшно подумать, что люди теперь думают о нем. Но там, где прочие узрели грех, он разглядел одиночество. Печать небывалого отчуждения.

Рэндал снова пересмотрел видео.

Оно, в общем-то, было не столько о физическом удовольствии, сколько о реальном воплощении того, что с тобой ежедневно проделывает жизнь. Это больше походило на подчинение некой могущественной силе. Мужчина на экране, может, и испытывал удовольствие, однако никакой романтикой тут и не пахло. Процесс отдавал скорее страстью религиозной.

Рэндал увидел в нем акт покаяния, уловил в смысле ролика стремление перестать быть хозяином себе, утратить контроль. Желание угодить некоему огромному, тяжеловесному богу. Ощутить его грозное и сокрушительное благословение.

Рэндал третий раз просмотрел видео.

Он боялся даже допустить мысль, что суть происходящего на экране – все-таки в удовольствии. Удовольствии, которого большинство людей не познает. Ради которого и умереть не жалко. Чистый плотский восторг.

Судя по охам и стонам, мужчина под конем так и думал. Скорее всего, он знал, что его снимают, но ему было плевать: изогнул спину, прикрыл глаза и улыбался. Странно было видеть этакое непритворное счастье. Мужчина на экране стал ритмично подаваться навстречу коню; по ляжке потекла темная струйка. Наверное, кровь.

Рэндал снова нажал «ввод», и события повторилось. На сей раз он следил за конем.

Рэндал запоздало сообразил, что темная струйка на ляжке мужика – сперма. Для человеческой ее было слишком уж много.

Он снова нажал «ввод». Окно так и осталось непочиненным. Рэндал жал «ввод» всю ночь. Он приглушил звук и продолжал смотреть ролик, пока не зазвонил телефон.

– Как вы, должно быть, знаете, – начал человек на том конец провода, – у вашего коня есть специфические таланты, чрезвычайно интересные группе избранных покупателей. – Тот же человек звонил пару дней назад. – Считаю своим долгом предупредить: эти люди не погнушаются и крайним насилием.

Рэндал смотрел видео до вечера пятницы, пока не пришла пора забирать дочь к себе на выходные.

Семью в дом на ферме Рэндал перевез после смерти отца. Лиза тогда была еще совсем мелкая. Последние два года жизни отец провел в доме престарелых, в городе, где они навещали его почти каждый день. Дом служил этакой капсулой времени: пианино стояло на прежнем месте, и каждая дека, каждый молоточек в нем имели свою легенду. Ничего не выбросишь. Каждая декоративная подушечка могла поведать долгую историю каждого пятнышка, каждого стежка. Если жене случалось положить вилку для нарезания мяса в другой ящик стола на кухне, Рэндал возвращал ее на место. Когда жена купила зеленую краску, намереваясь перекрасить спальню на втором этаже, Рэндал заставил краску вернуть. Тетушка поклеила в спальне обои. Каждый шов в их рисунке был священен, неприкосновенен. Косяк кухонной двери был весь в зарубках – ростовых отметках тех, кто давно умер. Семья Рэндала могла бы стать музейными смотрителями, однако супруга в конце концов предпочла вернуться в город. То, что Рэндал воспринимал как наследие, Эстелле казалось проклятием.

Лиза приезжала гостить к отцу через силу. Ей было скучно – пока Рэндал не купил мерина. Она заботилась о животном с тем же трепетом, с каким Рэндал заботился о доме и ферме.

Лиза бросила сумку с вещами на заднее сиденье машины, а сама уселась на переднее, пассажирское. Все это время она не переставала трещать по мобильному:

– …не мои проблемы. Если думаете, что найдете другую лошадь, ну и ладно, не тратьте мое время. – Она мельком глянула на отца и подмигнула ему. – У нас и так предложений хватает.

– Это правда? – спросил он, не глядя на дочь.

– Что – правда? – переспросила Лиза, водя пальцем по сенсорному экрану, и со смехом добавила: – Ты про видео?

Порнография. Мерзость.

– Пэрис Хилтон, – закатив глаза, ответила Лиза, – Ким Кардашьян, Пэм Андерсон, Роб Лоу – все снимали домашнее видео. – Она рассмеялась. – Это же весело, пап.

Рэндал стиснул обод руля.

– Так ты тоже смотрела?

Это же классика Интернета, вроде мифа, который они проходили в школе – про Леду и Лебедя, сказала Лиза. Они с друзьями ничего забавней в жизни не видели.

Рэндал заметил, что это не весело, а трагично.

Лиза принялась тыкать в экран мобильника, собирая информацию, факты.

– Нет, папа, – не сдавалась она, – очень даже смешно.

Рэндал спросил: с какой стати?

Немного подумав, Лиза ответила:

– Не знаю. Наверное, потому что мужчина белый. – Пока ехали, она перечисляла детали: мужчина гетеросексуал, разведен, у него один ребенок, и умер он от разрыва сигмовидной кишки.

– Разве не идеально? – усмехнулась Лиза, кивнув на экран мобильника. – Он был шишкой из «Хьюлетт-Пакард», или одним из пятисот богатейших людей по версии «Форчун», или директором какого-нибудь военно-промышленного предприятия.

– А если бы это была девушка, твоя ровесница? – с вызовом спросил Рэндал.

Лиза погрозила отцу пальчиком.

– Тогда все – даже кто просто смотрел ролик, – отправились бы за решетку.

– А если бы мужчина не был белый? – осторожно, будто ступая по тонкому льду, спросил Рэндал.

Листая страницы и набирая текст, Лиза ответила:

– Ролик с черным – это уже расизм. Ни один сайт не разместил бы его у себя.

Она также объяснила, что, если бы под конем была женщина, видео назвали бы сексистским и женоненавистническим. Даже если бы женщина пошла на такое добровольно, ее поступок сочли бы вынужденным, навязанным культурой и глубоко укоренившейся ненавистью к самой себе. То же самое было бы справедливо и в отношении гомосексуалиста. Ролик смешной именно потому, что участник его – мужчина, белый, натурал, взрослый.

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Руководство отдела исследований аномальных явлений научного Управления ФСБ срочно отправляет своего ...
Макс Фрай известен не только как создатель самого продолжительного и популярного сериала в истории о...
Захар Прилепин – прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бест...
Приграничье – суровые заснеженные земли, вырванные из нашего мира. Большую часть года там царит стуж...
Автор многочисленных романов, Стивен Кинг всегда считался еще и блестящим мастером малой прозы, ведь...
Незабываемая и трогательная история женщин трех поколений, связанных нерасторжимыми узами.Отношения ...