Игра престолов. Часть II Мартин Джордж
Одна из них, толстая плосконосая женщина лет сорока, неуверенно поблагодарила Дэни на общем языке, однако остальные отвечали угрюмыми взглядами. Они боялись ее, со скорбью осознала Дэни, боялись, что она приберегает их для другой участи.
– Вы не можете взять всех себе, дитя, – сказал сир Джорах, когда они остановились в четвертый раз, чтобы воины ее кхаса могли присоединить новую рабыню.
– Я – кхалиси, наследница Семи Королевств, от крови дракона, – напомнила ему Дэни. – И не вам напоминать мне, что я могу делать.
На другой стороне города рухнул дом, вспыхнул огонь, поднялся столб дыма. Дэни услышала далекие крики и вопли испуганных детей.
Кхала Дрого они обнаружили на площади перед квадратным храмом; над толстыми, лишенными окон стенами из сырцового кирпича набухала одутловатая маковка, похожая на огромную луковицу. Перед ней высилась груда отрубленных голов, уже поднявшаяся выше роста кхала. Одна из коротких стрел ягнячьих людей пронзила мякоть его плеча, кровь пятном краски покрывала левую сторону его груди. Трое кровных всадников были возле него.
Чхики помогла Дэни спуститься; живот сделал ее неловкой. Она преклонила колено перед кхалом.
– Мое солнце и звезды ранен. – Аракх ударил широко, но не глубоко; левый сосок был срублен, и полоска окровавленной плоти свисала с груди кхала мокрой тряпкой.
– Эту царапину, луна моей жизни, нанес мне один из кровных наездников кхала Ого, – ответил кхал Дрого на общем языке. – Я убил его за это и Ого тоже. – Он повернул голову, колокольчики в косе мягко звякнули. – Ты слышишь: Ого и Фого, его кхалакку, который стал кхалом, перед тем как я убил его.
– Ни один муж не в силах устоять перед солнцем моей жизни, – проговорила Дэни, – отцом жеребца, который покроет весь мир.
Подъехавший всадник выпрыгнул из седла. Он обратился к Хагго, поток гневных дотракийских слов тек слишком быстро, чтобы Дэни могла понять. Громадный кровный всадник мрачно поглядел на нее, прежде чем повернулся к кхалу.
– Перед тобой Маго, который едет в кхасе ко Чхако. Он говорит, что кхалиси забрала его добычу, ягнячью девицу, которую он мог по праву покрыть.
Лицо кхала Дрого оставалось спокойным и жестким, но черные глаза с любопытством обратились к Дэни.
– Говори мне правду, луна моей жизни, – приказал он на дотракийском.
Дэни рассказала мужу о своем поступке на его собственном языке так, чтобы кхал понял ее лучше, простыми и прямыми словами.
Выслушав, Дрого нахмурился:
– Так положено на войне. Эти женщины стали нашими рабынями, и они обязаны угождать нам.
– Мне было бы приятно, если бы они остались целы, – проговорила Дэни, не зная, не дерзает ли она на слишком многое.
– Если твои воины поднимутся на этих женщин, пусть берут их себе в жены. Дай им место в кхаласаре, чтобы они рожали сыновей.
Квото всегда был самым жестоким среди кровных. Он и расхохотался:
– От овцы разве может родиться конь?
Что-то в его голосе напомнило ей о Визерисе. Дэни повернулась к нему с гневом:
– Дракон ест и коней и овец.
Кхал Дрого улыбнулся.
– Видите, какой свирепой она становится! – сказал он. – Это мой сын, жеребец, который покроет весь мир, наполняет ее своим огнем. Скачи помедленней, Квото… если мать не испепелит тебя на этом самом месте, значит, сын ее втопчет тебя в грязь. А ты, Маго, придержи свой язык и найди себе другую овцу. Эти принадлежат моей кхалиси.
Он протянул руку к Дэйнерис, но вздрогнул от боли и отвернул голову.
Дэни чувствовала, как он страдает. Раны оказались куда серьезнее, чем говорил ей сир Джорах.
– А где целители? – спросила она. В кхаласаре они были двух разновидностей: бесплодные женщины и рабы-евнухи. Знахарки применяли мази и заклинания, евнухи действовали огнем, ножом и иглой. – Почему они не приглядели за кхалом?
– Кхал отослал безволосых прочь, кхалиси, – ответил ей старый Кохолло. Дэни заметила, что кровный сам получил рану: глубокий порез зиял в его левом плече.
– Среди всадников много раненых, – проговорил кхал Дрого. – Пусть они первыми получат лечение. Эта стрела всего лишь комариный укус, а маленький порез превратится в новый шрам, которым я буду хвастать перед своим сыном.
Срезанная кожа открывала мышцы груди. Струйка крови стекала из раны, оставленной стрелой, пронзившей руку.
– Кхалу Дрого не положено ждать, – объявила Дэни. – Чхого, разыщи евнухов и немедленно доставь сюда.
– Серебряная госпожа, – раздался из-за ее спины женский голос. – Я могу залечить раны Великого Наездника.
Дэни повернула голову. Говорила одна из рабынь, которых она забрала себе: тяжелая плосконосая женщина, поблагодарившая ее.
– Кхал не нуждается в помощи жен, чьи мужья спят с овцами, – рявкнул Квото. – Агго, отрежь ей язык.
Агго ухватил ее за волосы и приложил нож к горлу.
Дэни подняла руку:
– Нет, она моя. Пусть говорит.
Агго посмотрел на Квото и опустил нож.
– Я не хочу вам зла, свирепые наездники. – Женщина хорошо говорила по-дотракийски. Легкое одеяние ее некогда сшили из тончайшей шерсти, украсив богатой вышивкой, но теперь, разодранное, оно было покрыто грязью и кровью. Женщина прижимала оторванный верх к своим тяжелым грудям. – Я умею исцелять.
– Кто ты? – спросила ее Дэни.
– Меня зовут Мирри Маз Дуур. Я божья жена из этого храма.
– Мэйга, – пробормотал Хагго, крутя в пальцах аракх. Он мрачно озирался. Дэни вспомнила это слово из жуткой истории, которую ей однажды ночью возле костра рассказала Чхики. Мэйгами звали женщин, развлекавшихся с демонами и предававшихся самому черному волшебству; злых, преступных и бездушных тварей, в темноте ночи нападавших на людей, высасывая жизнь и силу из их тел.
– Нет, я целительница, – проговорила Мирри Маз Дуур.
– Целительница овец, – фыркнул Квото. – Кровь моей крови, прошу тебя, убей эту мэйгу и подожди безволосых.
Дэни не обратила внимания на выпад кровного. Старая и такая домашняя с виду, толстуха не казалась ей мэйгой.
– Где ты научилась целительному искусству, Мирри Маз Дуур?
– Моя мать была здесь прежде божьей женой; она научила меня всем песням и заклинаниям, угодным Великому Пастырю, научила делать священные курения и мази из листа, корня и ягоды. А когда я была еще молодой и красивой, то сходила с караваном в Ашай, чтобы поучиться у их магов. В этом краю собираются корабли из многих земель, и я жила там, осваивая способы исцеления, знакомые дальним народам. Лунная певица из Джогос Нхая обучала меня родовспомогательным песням, женщина из вашего конного народа научила меня волшебству травы, зерна и коня, мэйстер из Закатных земель вскрыл передо мной тело и объяснил мне все тайны, скрывающиеся под кожей.
Сир Джорах Мормонт переспросил:
– Мэйстер?
– Он назвал себя Марвином, – ответила женщина на общем языке. – А прибыл из-за моря. Из Семи земель, сказал он, Закатных земель. Там, где люди выкованы из железа, а правят ими драконы. Он научил меня их речи.
– Мэйстер в Ашае? – удивился сир Джорах. – Скажи мне, божья жена, что носил этот Марвин на шее?
– Цепь столь тугую, что она могла вот-вот задушить его, железный господин. Звенья ее были выкованы из многих металлов.
Рыцарь поглядел на Дэни.
– Только человек, обученный в Цитадели Староместа, имеет право носить подобную цепь, – сказал он, – такие люди многое знают об искусстве исцеления.
– Почему ты хочешь помочь моему кхалу?
– Нас учат тому, что все люди – единое стадо, – ответила Мирри Маз Дуур. – Великий Пастырь послал меня на землю лечить его ягнят, где бы они ни жили.
Квото больно ударил ее.
– Мы не овцы, мэйга.
– Прекрати, – гневно сказала Дэни. – Она моя. Я не хочу ей вреда.
Кхал Дрого буркнул:
– Эта стрела должна выйти из моего тела, Квото.
– Да, Великий Наездник, – наклонила голову Мирри Маз Дуур, ощупывая синяк на лице. – А вашу грудь следует омыть и зашить, чтобы рана не воспалилась.
– Делай тогда, – приказал кхал Дрого.
– Великий Наездник, – сказала женщина, – инструменты мои и мази находятся внутри дома бога – там целительная сила сильнее.
– Я отнесу тебя, кровь моей крови, – предложил Кхаго.
Кхал Дрого отмахнулся.
– Я не нуждаюсь в помощи мужчины, – сказал он голосом гордым и жестким, поднимаясь без всякой помощи. Свежая кровь хлынула из раны, оставленной на груди ударом аракха. Дэни торопливо придвинулась к Дрого.
– Я не мужчина, – прошептала она, – поэтому ты можешь опереться на меня.
Дрого опустил тяжелую ладонь на ее плечо. Приняв на себя часть его веса, она направилась к огромному храму, построенному из сырцового кирпича. За ними следовали трое кровных всадников. Дэни приказала сиру Джораху и воинам своего кхаса охранять вход и приглядеть, чтобы здание не подожгли, пока они находятся в нем.
Миновав несколько прихожих, они вступили в высокий центральный зал под куполом. Неяркий свет сочился из укрытых над головой окон. Несколько факелов дымили на стенах. Земляной пол прикрывали разбросанные овечьи шкуры.
– Сюда, – указала Мирри Маз Дуур на массивный алтарь. Каменные с синими прожилками бока его покрывали резные изображения пастухов со стадами. Кхал Дрого лег. Женщина бросила горстку сушеных листьев на жаровню, и палата наполнилась благоуханным дымом. – Лучше, если вы будете ждать снаружи, – сказала она.
– Мы кровь его крови, – проговорил Кохолло. – И мы ждем здесь.
Квото шагнул к Мирри Маз Дуур.
– Знахарка, жена овечьего бога. Знай – повредишь кхалу, встретишь ту же участь. – Он извлек свой нож и показал ей клинок.
– Она не сделает ничего плохого. – Дэни чувствовала, что может довериться этой простой плосконосой старухе, которую она – в конце концов – вырвала из жестких рук насильников.
– Если вы должны остаться, тогда помогите мне, – сказала знахарка кровным. – Великий Наездник слишком силен для меня. Держите его, пока я буду извлекать стрелу из его плоти.
Мирри Маз Дуур опустила руку, позволив платью открыть ее грудь, и принялась копаться в резном сундуке, извлекая из него флаконы, шкатулки, ножи и иголки. Подготовившись, она отломила зазубренный наконечник и вытащила древко, распевая что-то на певучем языке лхазарян. А потом вскипятила на жаровне вино и облила им рану. Кхал Дрого ругался, но не пошевелился. Покрыв рану, оставленную стрелой, пластырем из влажных листьев, она занялась разрезом на груди, намазав его бледно-зеленой пастой, прежде чем вернуть полоску кожи на место. Лишь сомкнув зубы, кхал сумел подавить крик. Достав серебряную иголку и катушку шелковых ниток, божья жена начала сшивать плоть. Покончив с этим делом, она провела по шву красной мазью и, покрыв его листьями, обвязала грудь кхала куском овечьей шкуры.
– А теперь вы будете произносить молитвы, которым я научу вас, а овечья шкура пусть остается на месте. Вас будет лихорадить, кожа будет чесаться, а когда исцеление совершится, останется огромный шрам.
Кхал Дрого сел, зазвенев колокольчиками.
– Я пою о моих шрамах, ягнячья женщина. – Кхал согнул руку и нахмурился.
– Не пейте ни вина, ни макового молока, – предостерегла она. – Вам будет больно, но тело ваше должно быть сильным, чтобы одолеть ядовитых духов.
– Я кхал, – сказал Дрого. – Я плюю на боль и пью что хочу. Кохолло, принеси мой жилет. – Старик одел Кхала.
– Я слыхала, что ты знаешь повивальные песни, – обратилась Дэни к уродливой лхазарянке.
– Я знаю все секреты кровавого ложа, серебряная госпожа, и ни разу не потеряла жизнь ребенка, – поклонилась Мирри Маз Дуур.
– Мое время близко, – сказала Дэни. – Я бы хотела, чтобы ты приглядела за мной, когда начнутся роды, – если ты не против.
Кхал Дрого расхохотался:
– Луна моей жизни, рабыню не просят, ей приказывают. Она выполнит твой приказ. – Он соскочил с алтаря. – Пойдем, кровь моя. Жеребцы зовут, а это место – пепел. Пора ехать.
Хагго последовал за кхалом из храма, но Квото задержался, чтобы почтить Мирри Маз Дуур яростным взглядом.
– Запомни, мэйга, от здоровья кхала зависит твое собственное здоровье.
– Как тебе угодно, наездник, – ответила ему женщина, собирая горшочки и флаконы. – Великий Пастырь охраняет свое стадо.
Тирион
На холме, выходящем на Королевский тракт, под ильмом поставили на козлах длинный стол из грубых сосновых досок и застелили золотой тканью, чтобы лорд Тайвин мог отужинать возле своего шатра со своими ближними рыцарями и лордами-знаменосцами. Огромные штандарты – малиновый и золотой – развевались над ними на высоком древке.
Тирион пришел последним; недовольный, сбив ноги о седло, он ковылял по склону к отцу, слишком отчетливо представляя, как забавно он, должно быть, выглядит. Дневной переход выдался длинным и утомительным, и он рассчитывал сегодня крепко выпить. Сгущались сумерки, и в воздухе кружили мерцающие светляки.
Повара подавали мясное блюдо: пятерых молочных поросят, зажаренных до хруста, с разными плодами в зубах. Запах наполнил его рот слюной.
– Приношу свои извинения, – начал он, занимая на скамье место возле своего дяди.
– Наверное, мне придется поручить тебе хоронить убитых, Тирион, – проговорил лорд Тайвин. – Если ты выедешь на поле боя с таким же опозданием, как к столу, сражение закончится до твоего появления.
– О, конечно, ты оставишь для меня мужика с вилами, а то и двух, отец, – отвечал Тирион. – Но не слишком много, я не хочу быть жадным.
Наполнив вином чашу, он посмотрел на слугу, нарезавшего свинину. Корочка хрустела под его ножом, из мяса выступал горячий сок. Более приятного зрелища Тирион не видел целый век.
– Разведчики сира Аддама утверждают, что войско Старков двинулось на юг от Близнецов, – сообщил отец, когда блюдо его было наполнено ломтями свинины. – К ним присоединились подданные лорда Фрея. Они находятсяменее чем в одном дневном переходе к северу от нас.
– Пожалуйста, отец, – попросил Тирион. – Я хочу поесть.
– Неужели мысль о том, что нам предстоит встреча с мальчишкой Старка, лишает тебя мужества, Тирион? Твой брат Джейме был бы рад схватиться с ним.
– Я предпочту схватиться с этой свиньей. Робб Старк не настолько мягок, и от него никогда не пахло так сладко.
Лорд Леффорд, кислый тип, следивший за съестным и прочим припасом, повернулся к Тириону:
– Я надеюсь, что ваши дикари не разделяют подобной застенчивости, иначе мы понапрасну израсходовали на них добрую сталь.
– Мои дикари самым лучшим образом воспользуются вашей сталью, милорд, – ответил Тирион. Когда он рассказал Леффорду, что ему нужны оружие и доспехи на три сотни мужчин, которых Ульф привел из предгорий, тот скривился так, что можно было подумать, что его просили отдать им для увеселения собственных девственных дочерей.
Леффорд нахмурился:
– Я сегодня видел огромного и волосатого – того, который утверждал, что ему нужно два боевых топора из тяжелой черной стали с лезвиями в форме двух полумесяцев.
– Шагга любит убивать обеими руками, – проговорил Тирион, когда перед ним поставили блюдо с дымящейся свининой.
– Он так и не снял со спины свой топор дровосека.
– Шагга полагает, что три топора полезнее, чем два. – Тирион взял щепоть соли из блюда и густо посыпал мясо.
Сир Кеван наклонился вперед:
– Мы решили поставить тебя с дикарями в авангард, когда дело дойдет до битвы.
Мысли редко приходили в голову сира Кевана, не побывав предварительно в голове лорда Тайвина. Тирион насадил было ломоть мяса на острие кинжала и поднес ко рту. Но теперь сразу опустил кусок свинины.
– В авангард? – переспросил он с сомнением в голосе. Либо лорд-отец воспылал новым уважением к способностям Тириона, либо же решил сразу отделаться от его сомнительного приобретения. Мрачная рассудительность подсказала Тириону правильный ответ.
– Они показались мне достаточно свирепыми.
– Свирепыми? – Тирион понял, что повторяет слова дяди, словно ученая птица. А отец наблюдает за ними, взвешивая и оценивая каждое слово. – Позвольте мне рассказать, насколько они свирепы. Вчера ночью один из Лунных Братьев заколол Каменную Ворону из-за сосиски. Сегодня, когда мы остановились лагерем, трое Каменных Ворон схватили его и перерезали глотку. Зачем – не знаю; наверное, они надеялись получить сосиску назад. Бронн не позволил Шагге отрезать член мертвеца, и слава за то богам, однако сейчас Ульф требует виру за убитого, а Конн и Шагга отказываются платить.
– Когда солдаты не умеют соблюдать дисциплину, виноват их лорд-командир, – заметил отец.
Брат его Джейме всегда умел заставить людей последовать за ним – и умереть, если придется. Тирион был лишен этого дара. Верность он приобрел золотом, а повиновения добился своим именем.
– Более рослый человек сумел бы вселить в них страх, вы это хотите сказать, милорд?
Лорд Тайвин повернулся к своему брату:
– Если отряд моего сына не повинуется ему, быть может, авангард – не их место. Вне сомнения, ему будет удобнее в тылу – охранять наш обоз.
– Пожалуйста, не заботьтесь обо мне, отец, – проговорил Тирион сердитым голосом. – Если вы не предложите мне ничего другого, я поведу ваш авангард.
Лорд Тайвин поглядел на своего сына.
– Я ничего не говорил о командовании авангардом. Ты будешь подчиняться сиру Грегору.
Откусив кусок свинины, Тирион пожевал и с негодованием выплюнул его.
– Похоже, мне расхотелось есть, – сказал он, неловко перелезая через скамейку. – Прошу извинить меня, милорды.
Лорд Тайвин наклонил голову, отпуская его. Тирион повернулся и направился прочь. Ковыляя вниз по склону, он ощущал спиной общее внимание. Позади поднялся громкий хохот, однако Тирион не обернулся и только пожелал про себя, чтобы все они подавились этими молочными поросятами.
Спустился сумрак, превратив все знамена в траурные. Лагерь Ланнистеров занял несколько миль между рекой и Королевским трактом. Среди людей, коней и деревьев было нетрудно потеряться, и Тирион заблудился.
Он прошел мимо дюжины огромных шатров и сотни костров. Светляки блуждающими звездами реяли между палаток. Запахло чесночными сосисками, острый аромат заставил взвыть пустой желудок. Вдалеке нестройный хор завел непристойную песню. Мимо него метнулась, хихикая, женщина; наготу ее прикрывал только темный плащ, пьяный преследователь спотыкался о корни. Еще дальше двое копейщиков, став друг напротив друга над узеньким ручейком, нападали и защищались попеременно, успев уже взмокнуть.
Никто не глядел на Тириона. Никто не говорил с ним. Никто не обращал на него никакого внимания. Он был окружен людьми, присягнувшими дому Ланнистеров, целым войском в двадцать тысяч человек, и все же он был один.
Он нашел стан Каменных Ворон, укрывшихся в уголке ночи, лишь по грохочущему хохоту Шагги. Конн, сын Коратта, махнул ему кружкой эля.
– Эй, Тирион-Полумуж! Иди, садись возле нашего огня, раздели мясо с Каменными Воронами, мы добыли быка.
– Я вижу это, Конн, сын Коратта.
Над ревущим огнем висела огромная кровавая туша на вертеле размером с небольшое дерево. Собственно говоря, это и было небольшое дерево. Кровь и жир капали в пламя, а двое Каменных Ворон поворачивали быка.
– Благодарю, позовите, когда мясо испечется. – Судя по всему, это могло случиться лишь перед самой битвой.
Тирион пошел дальше.
Каждый клан собрался вокруг собственного очага. Черноухие не ели с Каменными Воронами, те не садились рядом с Лунными Братьями, и уж вовсе никто не делил трапезу с Обгорелыми. Скромная палатка, которую он лестью добыл из припасов лорда Леффорда, была расставлена посреди четырех костров. Тирион увидел Бронна, делившегося вином из меха с новыми слугами. Лорд Тайвин прислал сыну слугу и конюха и даже настоял, чтобы он взял оруженосца. Они собрались вокруг угольков небольшого костра. С ними была девушка – тонкая, темноволосая, не старше восемнадцати лет, если судить по виду. Тирион поглядел на нее какое-то мгновение, а потом заметил в пепле рыбные кости.
– Что вы ели?
– Форель, м’лорд, – ответил конюх. – Бронн наловил рыбы.
«Форель, – подумал Тирион, скорбно разглядывая кости. – Молочный поросенок. Проклятый отец». В желудке его урчало.
Юный Подрик, его оруженосец, носивший зловещую фамилию Пейн, проглотил те слова, которые уже собрался сказать. Парнишка был дальним родственником сира Илина Пейна, королевского палача… и вел себя почти столь же молчаливо, хотя не из-за отсутствия языка. Тирион даже заставил его однажды открыть рот, чтобы проверить.
– Ну, видишь, язык есть, – проговорил он. – Когда-нибудь ты научишься им пользоваться.
В настоящий момент Тирион не имел настроения извлекать эту мысль из парня, которого – как он подозревал – навязали ему в порядке грубой насмешки, а посему обратил внимание на девушку.
– Это она? – спросил он у Бронна. Девица поднялась изящным движением и поглядела на него сверху вниз – с высоты своих скромных пяти с чем-то там футов.
– Да, м’лорд, и я могу говорить сама, если это угодно вам.
Он наклонил голову набок.
– А я Тирион из дома Ланнистеров. Люди зовут меня Бесом.
– Мать назвала меня Шэй. А мужчины зовут… нередко.
Бронн расхохотался, и Тирион тоже улыбнулся.
– Пройдем в палатку, Шэй, если ты не против. – Подняв полог, он пригласил ее войти. Внутри шатра он пригнулся, чтобы зажечь свечу.
Жизнь солдата имела определенные преимущества. Во всяком военном лагере находились те, кто непременно увязывался за воинами. В конце дневного перехода Тирион отослал Бронна назад, чтобы тот отыскал ему шлюху поприятнее.
– Лучше, чтоб была помоложе и посимпатичнее, но – какую найдешь. Я уже буду рад, если она хоть раз умывалась в этом году. Если нет, пусть умоется. Но скажи ей, кто я, и предупреди, каков я.
Джик не всегда утруждал себя этим, и в глазах девиц при виде лорденыша, которого они собирались потешить, появлялось нечто такое… чего Тирион Ланистер не желал бы видеть.
Подняв свечу, он оглядел ее. Бронн постарался: тоненькая, с глазами голубки, твердые и маленькие грудки… и улыбка, то застенчивая, то наглая и ехидная. Ему это понравилось.
– Снять ли мне платье, м’лорд? – спросила она.
– В свое время. Ты случайно не девственна, Шэй?
– Если это вам угодно, м’лорд, – с притворной скромностью сказала она.
– Мне угодно слышать правду, девица.
– Хорошо, но это обойдется вам в два раза дороже!
Тирион решил, что они сумеют поладить.
– Я – Ланнистер. Золота у меня много, не сомневайся в моей щедрости. Но я потребую от тебя большего, чем то, что есть у тебя между ногами, хотя мне нужно и это. Ты будешь делить со мной шатер, подавать мне вино, смеяться над моими шутками, растирать мои ноги после дневных переходов… и продержу ли я тебя день или год, но пока мы вместе, ты не примешь в свою постель никого другого.
– Вполне разумно. – Она потянулась к подолу своего грубого домотканого платья и, одним движением стянув его через голову, отбросила в сторону. Под платьем не было ничего, кроме Шэй. – Если вы не опустите эту свечу, м’лорд, она обожжет ваши пальцы.
Тирион опустил свечу, взял ее за руку и притянул к себе. Шэй пригнулась, чтобы поцеловать его. Рот ее пах медом и гвоздикой, ловкие и умелые пальцы отыскали застежки его одежды.
Когда он вошел в нее, она подбодрила его ласковыми словами и тихим удовлетворенным вздохом. Тирион подозревал, что восторг свой она изобразила, однако Шэй сделала это хорошо и ему было все равно. Зачем знать обо всем правду?
Позднее, когда она притихла в его руках, Тирион убедился, насколько нуждался в ней. В ней или ком-нибудь вроде нее. Прошел почти год с тех пор, когда он в последний раз делил ложе с женщиной; было это, когда он направлялся в Винтерфелл в обществе своего брата и короля Роберта. Вполне возможно, что смерть встретит его завтра или послезавтра, так что лучше отправиться на тот свет, вспоминая Шэй, а не лорда-отца, Лизу Аррен или леди Кэтлин Старк.
Он ощущал плечом ее мягкие груди. Приятное чувство. Песня наполняла его голову, и Тирион негромко засвистел.
– Что это, м’лорд? – прошептала Шэй, прижимаясь к нему.
– Ничего, – отвечал он. – Песня, которую я запомнил мальчишкой, и ничего более, моя милая.
Когда глаза ее закрылись, а дыхание сделалось ровным и медленным, Тирион выскользнул из-под нее – осторожно, чтобы не потревожить ее сон. Голым он выбрался наружу, переступил через оруженосца и отправился за шатер, чтобы отлить.
Бронн сидел под каштаном, скрестив ноги, возле привязанных лошадей. Даже не думая спать, он точил острие меча. Он, похоже, не так нуждался во сне, как обычный человек.
– Где ты отыскал ее? – спросил его Тирион, мочась.
– Отобрал у рыцаря. Он не хотел расставаться с ней, но ваше имя несколько переменило его настроение… ну и мой кинжал у горла.
– Великолепно, – сухо сказал Тирион, отрясая последние капли. – Кажется, я просил найти мне шлюху, а не врага.
– Хорошенькие все при деле, – сказал Бронн. – Охотно отведу эту обратно, если ты предпочтешь беззубую каргу.
Тирион прохромал к месту, где сидел наемник.
– Мой лорд-отец назвал бы эти слова наглостью и сослал бы тебя в рудники в качестве наказания.
– Стало быть, мне повезло, что ты не твой отец, – ухмыльнулся Бронн. – Я тут видел одну – вся рожа в прыщах. Может, ее?
– Ну что ты… разбивать твое сердце? – ответил Тирион. – Я оставлю себе Шэй. Послушай, а ты не запомнил имя рыцаря, у которого отобрал ее? Я бы не хотел, чтобы он оказался возле меня в битве.
Бронн поднялся с кошачьей легкостью и быстротой, повернул меч в руке.
– В битве я буду рядом с тобой, карлик.
Тирион кивнул. Теплый ночной воздух проникал к его нагой коже.
– Позаботься, чтобы я уцелел в этой битве, и можешь требовать, чего захочешь.
Бронн перебросил меч из правой руки в левую, замахнулся.
– Ну кто захочет убивать такого, как ты?
– Например, мой лорд-отец. Он поставил меня в авангард.
– Я сделал бы то же самое. Маленький воин за большим щитом. Стрелки помрут от расстройства.
– Твои слова вселяют в меня непонятную бодрость, – улыбнулся Тирион. – Должно быть, я свихнулся.
Бронн вернул меч в ножны.
– Вне сомнения.
Когда Тирион вернулся в шатер, Шэй перекатилась на локоть и сонным голосом пробормотала:
– Я проснулась, а м’лорд исчез…
– М’лорд вернулся. – Он скользнул рядом с ней. Ладонь Шэй направилась к развилке между его коротких ног и обнаружила там нечто твердое.
– Вернулся, – согласилась она, оглаживая его.
Тирион спросил, у кого отобрал ее Бронн, Шэй назвала мелкого подчиненного кого-то из незначительных лордов.
– Его можно не опасаться, м’лорд, – сказала девушка, занимаясь его предметом. – Он не из больших людей.
– А я тогда кто? – спросил Тирион. – Великан?
– О да, – промурлыкала она. – Мой великан Ланнистер. – А потом уселась на него и на какое-то время почти заставила Тириона поверить в это. Он заснул улыбаясь…
…И проснулся во тьме от рева труб. Шэй трясла его за плечо.
– М’лорд, – прошептала она. – Просыпайтесь, м’лорд, мне страшно.
Сонный он поднялся, отбросил назад одеяло. Трубы трубили в ночи, дикий и настоятельный голос их говорил: «Торопись, торопись, торопись!» Раздавались крики, стук копий, ржание коней, но ничто не говорило о схватке.
Читать бесплатно другие книги:
