Игра престолов. Часть II Мартин Джордж

– Мой господин, – мягко сказала она. – Дрого, мое солнце и звезды!

Он как будто не слышал. Кровавая муха заползла под его вислый ус и перебралась на щеку – в складку возле носа.

Дэни охнула:

– Дрого, – и неловкой рукой коснулась его плеча.

Кхал Дрого пошатнулся в седле, медленно накренился и тяжело рухнул с коня. Мухи взлетели на мгновение, затем закружили снова, чтобы усесться на лежащего.

– Нет, – проговорила Дэни, останавливая коня. В кои веки позабыв о животе, она слезла с коня и подбежала к кхалу. Трава под ним была бурой и сухой. Дрого вскрикнул от боли, когда Дэни встала на колени возле него. Дыхание застревало в горле; не узнавая, он глядел на нее.

– Коня, – выдохнул он. Дэни согнала мух с его груди и раздавила одну, как сделал бы он сам. Кожа кхала обожгла ее пальцы. Кровные следовали за ними. Она услыхала крик подъехавшего Хагго. Кохолло спрыгнул с коня.

– Кровь моей крови, – сказал он, падая на колени. Двое остальных оставались на конях.

– Нет, – застонал кхал Дрого, напрягаясь в руках Дэни. – Надо ехать. Ехать. Нет.

– Он упал с коня, – сказал Хагго, поглядев вниз. Широкое лицо его было бесстрастным, но в голосе звучал свинец.

– Ты не должен говорить так, – сказала Дэни. – Сегодня мы проехали достаточно. Мы остановимся здесь.

– Здесь? – Хагго огляделся. Земля вокруг казалась выгоревшей и негостеприимной. – Здесь не место для стоянки.

– Женщина не может приказать нам остановиться, – сказал Квото. – Даже кхалиси.

– Мы остановимся здесь, – повторила Дэни. – Хагго, скажи всем, что кхал Дрого велел остановиться. Если кто-нибудь спросит о причине, скажи, что мое время близко, и я не могу продолжать путь. Кохолло, пришли рабов, пусть они немедленно поставят шатер кхала. Квото…

– Ты не приказываешь мне, кхалиси, – проговорил Квото.

– Отыщи Мирри Маз Дуур, – сказала она. Божья жена шла вместе с другими ягнячьими людьми в длинной колонне рабов. – Приведи ее ко мне вместе с сундучком!

Квото поглядел на нее сверху вниз глазами жесткими, как кремень.

– Мэйга. – Он плюнул. – Этого я не сделаю.

– Сделаешь, – сказала Дэни. – иначе Дрого, когда очнется, узнает, из-за чего ты отказался повиноваться мне.

Разъяренный Квото развернул жеребца и отъехал… и Дэни знала, что он вернется с Мирри Маз Дуур, нравится это ему или нет. Рабы поставили шатер кхала Дрого у зубастого выступа черной скалы, тень которого давала некоторое облегчение от жара послеполуденного солнца. Но даже несмотря на это, под песчаным шелком было душно, когда Ирри и Дореа помогли Дэни завести Дрого внутрь. Землю прикрыли толстыми узорчатыми коврами и по углам разбросали подушки. Ероих, застенчивая девушка, которую Дэни спасла возле сырцовых стен города ягнячьих людей, разожгла жаровню. Они положили Дрого на плетеные циновки.

– Нет, – пробормотал он на общем языке. – Нет, нет. – И ничего больше. У него уже не осталось сил, чтобы говорить.

Дореа расцепила его пояс из медальонов, сняла жилет и штаны, а Чхики склонилась у ног кхала, расплетая шнурки сандалий.

Ирри решила оставить пологи шатра открытыми, чтобы впустить ветер, но Дэни запретила ей. Она не хотела, чтобы кто-нибудь увидел Дрого в лихорадочном забытьи. Когда ее кхас собрался, она поставила их снаружи на стражу.

– Никого не пускайте без моего разрешения, – приказала она Чхого. – Никого.

Ероих с испугом поглядела на Дрого.

– Он умирает, – прошептала она.

Дэни дала ей пощечину.

– Кхал не может умереть. Он отец жеребца, который покроет весь мир! Волосы его ни разу не были острижены. Он до сих пор носит те колокольчики, которые подарил ему отец.

– Кхалиси, – проговорила Чхики, – он упал с коня.

Дрожа, с полными внезапных слез глазами, Дэни отвернулась от них. Он упал с коня! Это было так, она видела это, как и кровные всадники, служанки и люди ее кхаса. Сколько их было еще? Случившееся нельзя было сохранить в тайне, а Дэни понимала, что это значит. Кхал, который не может ехать, не способен и править. А Дрого упал с коня.

– Мы должны выкупать его, – сказала она упрямо. Она не должна позволять себе отчаиваться. – Ирри, скажи, чтобы немедленно принесли ванну. Дореа и Ероих, найдите воды – холодной, у него жар. – Он будто пылал.

Рабы поставили тяжелую медную ванну в уголке шатра. Когда Дореа принесла первый кувшин воды, Дэни смочила длинный шелк, чтобы положить его на лоб Дрого, на его горящую кожу. Глаза кхала обратились к ней, но он ничего не видел. Когда его губы открылись, с них сошел только стон, но не слова.

– Где Мирри Маз Дуур? – спрашивала она, нетерпеливая от страха.

– Квото найдет ее, – ответила Ирри.

Служанки наполнили ванну теплой, пахнувшей серой водой и для благоуханья добавили горького масла и несколько горстей толченых листьев мяты.

Пока готовили ванну, Дэни неловко опустилась на колени возле своего благородного мужа, в своем чреве она несла их ребенка. Она расплетала его косу дрожащими пальцами, как было в ту ночь, когда он впервые взял ее под звездным небом. Колокольчики она отложила в сторону, один за одним. «Они понадобятся Дрого, когда он поправится», – сказала она себе.

Глоток свежего воздуха проник в шатер вместе с Агго, просунувшим голову сквозь щель в шелке.

– Кхалиси! – сказал он. – Пришел андал и просит разрешения войти.

Андал, так дотракийцы звали сира Джораха.

– Да, – сказала Дэни, неуклюже поднимаясь. – Пусть войдет. – Она доверяла рыцарю. Если кто-то способен ей помочь, то только он.

Сир Джорах Мормонт нырнул под дверной полог и подождал мгновения, чтобы глаза его приспособились к полумраку. В лютую южную жару он носил широкие штаны из пятнистого песчаного шелка и зашнурованные до колена ездовые сандалии с открытыми пальцами. Ножны его свисали с пояса, сплетенного из конского волоса. Под выгоревшим добела жилетом он был без рубахи, кожа его покраснела от солнца.

– По всему кхаласару ходят слухи, – сказал он, – что кхал Дрого упал с коня.

– Помогите ему, – попросила Дэни, – ради той любви, которую вы испытываете ко мне, помоги ему теперь!

Рыцарь опустился на колени возле нее. Он поглядел на Дрого долгим и жестким взглядом, потом перевел взгляд на Дэни.

– Отошлите своих служанок.

Не говоря ни слова – горло ее сдавило от страха, – Дэни сделала жест. Ирри выгнала остальных девиц из шатра.

Когда они остались одни, сир Джорах извлек свой кинжал и аккуратно и с нежностью, удивительной для столь крупного мужчины, начал соскребать черные листья и засохшую синюю глину с груди Дрого. Пластырь затвердел, как сырцовые стены города ягнячьих людей, и как их стены, он легко ломался. Сир Джорах разбил сухую глину ножом, сковырнул обломки с плоти и по одному снял листья. От раны поднялся отвратительный сладкий запах, такой сильный, что Дэни едва не задохнулась. Листья оказались покрыты гноем и кровью. Загнившая грудь Дрого была черной и блестела.

– Нет, – прошептала Дэни, слезы бежали по ее щекам. – Нет, пожалуйста, боги, услышьте меня, нет.

Кхал Дрого дернулся, словно сопротивляясь какому-то невидимому врагу. Густая черная кровь медленно выступила из открытой раны.

– Ваш кхал уже все равно что мертв, принцесса.

– Нет, он не может умереть, он не должен, это был всего лишь порез. – Дэни взяла его мозолистую руку в свои небольшие ладошки и сжала их. – Я не позволю ему умереть…

Сир Джорах с горечью усмехнулся:

– Кхалиси или королева, такие приказы за пределами вашей власти. Приберегите слезы, дитя. Можете оплакать его завтра или через год. У нас нет времени для горя. Мы должны уехать, и быстро, до того, как он умрет.

Дэни растерялась.

– Уехать? Куда мы должны уехать?

– Я бы посоветовал Ашай. Он лежит далеко на юге, на краю известного мира, но люди говорят, что это огромный порт. И мы отыщем там корабль, который отвезет нас обратно в Пентос. Нас ждет трудное путешествие, в этом можно не сомневаться. Вы доверяете своему кхасу? Они поедут с нами?

– Кхал Дрого приказал им охранять меня, – неуверенно проговорила Дэни. – Но если он умрет… – Она прикоснулась к своему круглому животу. – Я не понимаю, почему мы должны бежать? Я – кхалиси. Я ношу наследника Дрого. После Дрого он станет кхалом…

Сир Джорах нахмурился:

– Принцесса, выслушайте меня. Дотракийцы не последуют за младенцем. Они склонялись перед силой Дрого и только перед ней. Когда его не станет, Чхако, Пого и все остальные начнут сражаться за его место, и кхаласар Дрого пожрет себя. Победитель не захочет еще соперников. Мальчика отнимут от вашей груди в тот самый момент, когда он родится. И отдадут псам…

Дэни обхватила себя за плечи.

– Но зачем? – закричала она жалобным голосом. – Зачем им убивать младенца?

– Он – сын Дрого, и старухи сказали, что он станет жеребцом, который покроет весь мир. Так было предсказано, а значит, лучше убить дитя, чем столкнуться с его гневом, когда он сделается взрослым. – Ребенок взбрыкнул внутри ее, как будто услышав. Дэни вспомнила рассказ Визериса, о том, как псы узурпатора обошлись с детьми Рэйгара. Его сын тоже был младенцем, но все же они оторвали его от груди матери и разбили ему голову о стену. Так поступают мужчины.

– Они не должны причинить вред моему сыну! – вскричала она. – Я прикажу моему кхасу оберегать его, и кровные Дрого будут…

Сир Джорах схватил ее за плечи.

– Кровные умирают вместе со своим кхалом. Вы знаете это, дитя. Они вас отвезут в Ваэс Дотрак, к старухам, это их последний долг перед ним в этой жизни… закончив с этим, они присоединятся к Дрого в ночных землях.

Дэни не хотелось возвращаться в Ваэс Дотрак – и всю оставшуюся жизнь провести среди тех ужасных старух, но она знала, что рыцарь говорит правду. Дрого был больше чем ее солнцем и звездами. Он был щитом, который охранял ее жизнь.

– Я не оставлю его, – сказала она упрямым, полным горя голосом. Она снова взяла мужа за руку. – Не оставлю.

Движение у дверного полога заставило Дэни повернуть голову. Мирри Маз Дуур вошла и низко поклонилась. Все эти дни она шла позади кхаласара и теперь прихрамывала и осунулась, ноги ее покрылись пузырями и кровоточили, под глазами залегли тени. За ней вошли Квото и Хагго, неся между собой сундук божьей жены. Когда кровные увидели рану Дрого, сундук выпал из пальцев Хагго на пол шатра, а Квото выругался так грязно, что буквально запачкал воздух.

Мирри Маз Дуур осмотрела Дрого с лицом спокойным и мертвым.

– Рана загнила.

– Твоя работа, мэйга, – сказал Квото. Хагго ударил кулаком по щеке Мирри, со смачным звуком повалив ее на землю. И пнул ее, лежащую.

– Прекрати! – закричала Дэни.

Квото оттащил Хагго в сторону со словами:

– Пинки – слишком легкая казнь для этой мэйги. Выведи ее наружу. Мы положим ее на землю и привяжем к столбу, чтобы ее мог взять каждый прохожий. А потом пусть ею воспользуются псы. Хорьки вырвут ее внутренности, а черные вороны выклюют глаза. Мухи с реки отложат в ее чреве яйца, и их личинки будут пить гной из гнилых грудей.

Железными пальцами он схватил мягкую, дряблую руку божьей жены и рывком поставил ее на ноги.

– Нет, – проговорила Дэни, – я не позволю причинять ей вред.

Губы Квото раздвинулись, открывая кривые коричневые зубы, в жуткой пародии на улыбку.

– Нет? Это ты говоришь мне – нет? Лучше молись, чтобы мы не поставили тебя рядом с твоей мэйгой! Это и твоих рук дело!

Сир Джорах шагнул между ними, извлекая длинный меч из ножен.

– Придержи язык, кровный всадник. Принцесса пока еще твоя кхалиси.

– Лишь пока кровь моей крови живет, – отвечал Квото рыцарю. – Когда он умрет, она ничто.

Дэни ощутила, как напряглось ее чрево.

– Прежде чем я стала кхалиси, я была от крови дракона. Сир Джорах, созовите мой кхас.

– Нет, – отвечал Квото. – Мы уйдем. Пока уйдем… Кхалиси. – Хагго, хмурясь, последовал за ним из шатра.

– У этого человека недобрые намерения, принцесса, – сказал Мормонт. – Дотракийцы говорят, что человек и его кровные живут одной жизнью, и Квото видит ее конец. Мертвец ничего не боится.

– Пока еще никто не умер, – сказала Дэни. – Сир Джорах, возможно, мне потребуется ваш клинок. Лучше наденьте доспехи.

Она испугалась сильнее, чем смела признаться себе самой.

Рыцарь поклонился:

– Как вам угодно, – и направился из шатра. Дэни повернулась к Мирри Маз Дуур. Та смотрела на нее настороженными глазами.

– Вы снова спасли меня.

– И теперь ты должна спасти его, – сказала Дэни. – Пожалуйста…

– Рабыню не просят, – резко отвечала Мирри, – ей приказывают. – Она подошла к Дрого, горевшему в жару на циновке, и внимательно поглядела на его рану. – Проси или приказывай, безразлично. Он уже неподвластен искусству целителя. – Глаза кхала были закрыты. Она открыла двумя пальцами один из них. – Он притуплял боль маковым молоком?

– Да, – признала Дэни.

– Я сделала ему пластырь из огненного стручка и неужальки и завернула в овечью шкуру.

– Он сказал, что пластырь жжет, и сорвал его. Знахарки сделали ему новый. Влажный и успокаивающий.

– Он жег, правильно. Огонь – великий исцелитель, это знают даже ваши безволосые люди.

– Сделай ему другую припарку, – умоляла Дэни. – На этот раз я пригляжу, чтобы он не сорвал ее.

– Время для лечения прошло, моя госпожа, – проговорила Мирри. – Все, что я теперь могу сделать – это облегчить темный путь, который ему предстоит, чтобы он отправился в ночные земли без боли. Его не станет к утру.

Слова ее словно нож пронзили грудь Дэни. Что она сделала, почему боги настолько жестоки к ней? Она наконец нашла безопасный уголок, наконец испытала любовь и надежду. Она уже повернула к дому. И теперь потерять все это…

– Нет, – умоляла она. – Спаси его, и я освобожу тебя, клянусь. Ты должна знать способ… какое-нибудь волшебство, что-то…

Мирри Маз Дуур опустилась на пятки и принялась изучать Дэйнерис глазами черными словно ночь.

– Есть одно заклинание, – голос ее был тих, она почти шептала. – Но сложное и темное, госпожа. Некоторые скажут, что смерть чище. Я научилась ему в Ашае и дорого заплатила за урок. Учил меня заклинатель крови из Края Теней.

Дэни похолодела.

– Значит, ты и в самом деле мэйга…

– Неужели? – Мирри Маз Дуур улыбнулась. – Только мэйга может спасти твоего всадника, серебряная госпожа.

– И нет другого способа?

– Никакого.

Кхал Дрого, задрожав, охнул.

– Сделай это, – выпалила Дэни. Она не должна бояться, ведь она от крови дракона. – Спаси его.

– Цена будет высокой, – предупредила ее божья жена.

– У тебя будет золото, кони; все что захочешь.

– Я говорю не о золоте или конях. Там, где заклинают кровь, госпожа, лишь смертью можно заплатить за жизнь.

– Смертью? – Дэни обняла себя, защищая, раскачиваясь взад и вперед на пятках. – Моей?

Она сказала себе, что умрет ради него, если придется. Она от крови дракона, она не испугается. Ее брат Рэйгар умер ради любимой.

– Нет, – обещала Мирри Маз Дуур. – Не вашей смертью, кхалиси.

Дэни вздрогнула от облегчения.

– Делай.

Мэйга торжественно кивнула:

– Как вы говорите, так и будет. Созовите своих слуг.

Кхал Дрого слабо поежился, когда Ракхаро, Кваро и Агго опустили его в ванну.

– Нет, – пробормотал Дрого. – Нет, надо ехать. – Здесь, в воде, все силы наконец оставили его.

– Приведите его коня, – приказала Мирри Маз Дуур, и это было сделано. Чхого ввел в шатер огромного рыжего жеребца. Уловив запах смерти, конь пронзительно заржал и попятился, вращая глазами. Лишь втроем мужчины сумели удержать его.

– Что ты намереваешься делать? – спросила Дэни.

– Нам нужна кровь, иначе ничего не сделаешь.

Чхого отступил назад, рука его легла на аракх. Молодой, еще шестнадцатилетний, тонкий как кнут, бесстрашный, смешливый, с еле заметной тенью усов на верхней губе, он упал перед ней на колени.

– Кхалиси, – молил он, – ты не должна этого делать. Позволь мне убить эту мэйгу.

– Убей ее, и ты убьешь своего кхала, – проговорила Дэни.

– Это магия крови, – сказал он, – она запрещена.

– Я – кхалиси, и я говорю тебе, что это не запрещено: в Ваэс Дотрак кхал Дрого убил жеребца, и я съела его сердце, чтобы сын наш приобрел отвагу и силу. Здесь то же самое. То же самое.

Конь забился и попятился, когда Ракхаро, Кваро и Агго потащили его к ванне, в которой словно покойник плавал кхал; гной и кровь сочились из его раны, загрязняя воду. Мирри заговорила нараспев на языке, которого Дэни не знала, и в ее руке появился нож. Дэни и не заметила, откуда он взялся. Нож показался ей старинным – из кованой красной бронзы, в форме листка. Клинок его покрывали древние символы. Мэйга провела им по горлу жеребца прямо под благородной головой: конь закричал и забился, кровь хлынула из него красным потоком. Он бы рухнул, но люди кхаса поддерживали его.

– Сила коня, перейди во всадника, – пела Мирри, пока в ванну Дрого струилась конская кровь. – Сила животного, войди в человека.

На лице Чхого был страх, пока он боролся с весом коня, опасаясь прикоснуться к его мертвой плоти, опасаясь и выпустить ее. «Это всего лишь конь», – подумала Дэни. Если жизнь Дрого можно выкупить смертью коня, такую плату она охотно внесет и тысячу раз.

Когда они позволили коню упасть, вода в ванне была уже темно-красной, и из нее выступало одно только лицо Дрого. Мирри Маз Дуур не нужна была конская туша.

– Сожгите жеребца, – сказала Дэни своим людям. Так было положено, она знала это. Когда умирал мужчина, коня его убивали и клали на похоронный костер, чтобы он унес хозяина в ночные земли. Люди ее кхаса поволокли конский труп из шатра. Кровь была всюду. Даже стены шатра были забрызганы красными каплями, а ковры почернели и хлюпали под ногами.

Зажгли жаровни. Мирри Маз Дуур бросила щепотку красного порошка на угли. Пряный дымок показался Дэни приятным, но Ероих, рыдая, убежала, и теперь даже ее собственное сердце наполнилось страхом. Однако она зашла слишком далеко и не могла отступать. Дэни отослала служанок.

– Ступайте вместе с ними, серебряная госпожа, – сказала ей Мирри Маз Дуур.

– Я останусь. Этот человек взял меня под звездами и дал жизнь моему ребенку. Я не оставлю его.

– Вы должны это сделать. Когда я запою, никто не должен входить в шатер. Моя песня пробудит древние и темные силы. Мертвецы будут плясать здесь сегодня ночью. Никто из живых не должен смотреть на них.

Дэни беспомощно склонила голову.

– Никто не войдет, – она согнулась над ванной, над Дрого, утопавшим в кровавой ванне, и легко поцеловала его в чело. – Верни его мне, – прошептала она Мирри Маз Дуур, прежде чем выбежать.

Снаружи солнце опустилось к самому горизонту, небо побагровело. Кхаласар разбил стоянку. Шатры и спальные циновки виднелись повсюду, насколько мог видеть глаз. Дул жаркий ветер, Чхого и Агго рыли яму, чтобы сжечь мертвого жеребца. Собравшаяся толпа глядела на Дэни жесткими черными глазами, лица дотракийцев напоминали ей маски из кованой меди. Она увидела сира Джораха Мормонта, который проталкивался к ней сквозь толпу дотракийцев, облаченный в кольчугу и кожу. Капельки пота усыпали его широкий, с залысинами лоб.

Увидев алые отпечатки, которые оставили на земле сапоги Дэни, он побледнел как полотно.

– Что ты натворила, дурочка? – спросил сир Джорах хриплым голосом.

– Мне надо было спасать его.

– Мы могли бы бежать, – сказал он. – Я бы доставил вас в Ашай в целости и сохранности, принцесса. Не было необходимости…

– Я действительно ваша принцесса? – спросила она.

– Вы знаете, что это так, боги да спасут нас обоих.

– Тогда помогите мне теперь.

Сир Джорах скривился.

– Если бы только я знал как.

Голос Мирри Маз Дуур поднялся до вибрирующего воя, от которого дрожь пробежала по спине Дэни. Кое-кто из дотракийцев забормотал и начал пятиться. Шатер изнутри освещали жаровни. Сквозь забрызганный кровью песчаный шелк она разглядела двигавшиеся тени.

Мирри Маз Дуур танцевала, и не одна.

Дэни видела неприкрытый страх на лицах дотракийцев.

– Этого нельзя делать, – прогрохотал Квото.

Она не видела, как кровник вернулся. Хагго и Кохолло были с ним. Они привели безволосых людей, евнухов, лечивших ножом, иглой и огнем.

– Это будет сделано, – проговорила Дэни.

– Мэйга, – проворчал Хагго. А старый Кохолло – Кохолло, который связал свою жизнь с Дрого в день его рождения, Кохолло, который всегда был к ней добр, – плюнул ей прямо в лицо.

– Ты умрешь, мэйга, – посулил Квото. – Но сперва должна умереть другая.

Он извлек свой аракх и направился к шатру.

– Нет, – выкрикнула Дэни. – Ты не должен этого делать!

Она поймала его за плечо, но Квото оттолкнул ее в сторону. Дэни упала на колени, скрестив руки на животе, чтобы защитить дитя.

– Остановите его, – приказала она кхасу. – Убейте его.

Ракхаро и Кваро стояли возле полога шатра. Кваро шагнул вперед, потянувшись к рукояти кнута, но Квото повернулся изящным движением танцора; взлетевший аракх угодил Кваро прямо под руку, острая яркая сталь рассекла одежду, кожу, мышцы и ребра. Хлынула кровь, и молодой всадник, охнув, покачнулся назад.

Квото вырвал клинок.

– Табунщик, – окликнул его сир Джорах Мормонт. – Попробуй-ка меня. – Его длинный меч выскользнул из ножен.

Квото обернулся ругаясь. Аракх метнулся так быстро, что кровь Кваро полетела с него тонкой пылью, как дождь под жарким ветром. Длинный меч перехватил его в футе от лица сира Джораха, аракх замер на мгновение, дрожа, и Квото взвыл от ярости. Рыцарь был одет в кольчугу, на нем были стальные перчатки, поножи из пластинчатой стали, тяжелый горжет защищал горло, однако он не подумал надеть шлем.

Квото, пританцовывая, отступал, аракх вился вокруг его головы сияющим кругом, молнией выскакивая из него, когда рыцарь бросался в атаку. Сир Джорах как только мог отбивал удары, следовавшие настолько быстро, что Дэни казалось, что у Квото четыре аракха и столько же рук.

Изогнутый меч хрустнул о кольчугу, посыпались искры, когда кривой клинок соскользнул по стальной перчатке. Вдруг оказалось, что Мормонт неловко отступает, а Квото продвигается вперед. Левая сторона лица рыцаря покраснела от крови, удар в бедро раскроил кольчугу и заставил его прихрамывать. Квото выкрикивал оскорбления, называл его трусом, молокососом и евнухом в железной рубахе.

– Сейчас ты умрешь! – посулил он, и аракх вспорол красные сумерки. Сын отчаянно брыкнул в чреве Дэни. Кривой клинок скользнул вдоль прямого и глубоко рассек бедро рыцаря там, где в кольчуге была брешь.

Мормонт охнул и пошатнулся. Дэни ощутила острую боль в животе и влагу на бедрах. Квото победно вскрикнул, но аракх его наткнулся на кость и на мгновение застрял.

Этого было довольно. Сир Джорах обрушил на Квото свой меч, вложив в удар последние силы, прорезав плоть, мышцы и кость; и предплечье Квото повисло на тонкой полоске кожи и сухожилий. Следующий удар рыцаря пришелся в ухо дотракийца и был настолько страшен, что лицо Квото как будто взорвалось.

Дотракийцы кричали, Мирри Маз Дуур нечеловеческим голосом вопила в шатре, Кваро просил воды, умирая. Дэни закричала, прося помощи, но никто не услышал. Ракхаро бился с Хагго, аракх плясал с аракхом, но наконец словно раскат грома ударил кнут Чхого, обвиваясь вокруг горла Хагго. Рывок назад – и кровный оступился, теряя меч и опору под ногами. Взвыв, Ракхаро прыгнул вперед и, перехватив аракх обеими руками, обрушил удар сверху на голову Хагго. Лезвие застряло между глаз, красное и дрожащее. Кто-то бросил камень, и обернувшись, Дэни заметила на своем плече кровавую рану.

– Нет, – заплакала она. – Нет, пожалуйста, прекратите, цена слишком высока, слишком высока.

Опять полетели камни, она попыталась ползти к шатру, но Кохолло поймал ее. Схватив Дэни за волосы, он запрокинул ее голову назад, и она почувствовала холодное прикосновение ножа к горлу.

– Мой ребенок, – завизжала она, и боги, наверное, услыхали ее, потому что Кохолло умер на месте. Стрела Агго вонзилась ему под руку, пробив и сердце, и легкие.

Когда наконец Дэйнерис нашла в себе силы поднять голову, она увидела, что толпа рассеивается: дотракийцы безмолвно пробирались к своим шатрам и спальным циновкам. Некоторые уже седлали коней и уезжали. Солнце село. Костры пылали по кхаласару, огромные оранжевые языки, яростно треща, выплевывали угольки к небу. Дэни попыталась подняться, но боль охватила ее, стиснув, как кулак великана. Дыхание оставило ее, она сумела только охнуть. Голос Мирри Маз Дуур уже казался погребальным напевом. Внутри шатра кружили тени.

Сир Джорах обнял ее за талию и подхватил на руки. Лицо его было липким от крови. Дэни заметила, что половина уха его исчезла. Она дернулась в его руках, когда боль вновь овладела ею, и услышала, как рыцарь крикнул, чтобы ее служанки помогли ему. «Неужели они все так испугались?» Она знала ответ. Боль вновь пронзила ее, и Дэни прикусила губу: похоже было, что сын пробивается наружу, ножами в обеих руках кромсая ее тело.

– Дореа, проклятье! – взревел сир Джорах. – Иди сюда. Приведи повивальных бабок.

– Они не придут, они сказали, что кхалиси проклята.

– Они придут, или я снесу им головы.

Дореа зарыдала.

– Они ушли, милорд.

– Мэйга, – сказал кто-то. Был ли это Агго? – Отведите ее к мэйге.

«Нет, – хотела сказать Дэни, – нет, только не это. Нельзя». Но когда она открыла рот, из него вырвался лишь долгий крик боли, и пот выступил на коже. «Что с ними, разве они не видят?» Внутри шатра плясали тени, они кружили вокруг жаровни и кровавой ванны, темные на фоне песчаного шелка, и не все из них казались людьми; она заметила тень громадного волка, другая напоминала охваченного пламенем человека.

– Женщина из овечьего народа знает секреты родильного ложа, – сказала Ирри. – Так она говорила, и я слыхала ее.

– Да, – согласилась Дореа, – я тоже слыхала.

– Нет, – закричала Дэни или, быть может, только хотела закричать, потому что ни звука, ни шепота не сошло с ее губ. Ее несли на руках. Она открыла глаза и взглянула на тусклое мертвое небо, черное, холодное и беззвездное. – Прошу вас, не надо. – Голос Мирри Маз Дуур становился громче и наконец наполнил весь мир. – Тени! – завопила она. – Плясуны!

Сир Джорах внес Дэни в шатер.