Каждый умирает в одиночку Чейз Джеймс
— Он воняет как винокуренный завод, и он такой же промокший, как макрель.
Голос, от которого у меня по спине пробежали мурашки. Голос Брендона.
— Кто эта женщина вон там? — продолжил голос. — Вы ее видели до этого?
Ему ответил Миффлин:
— Первый раз вижу.
Я посмотрел сквозь прищуренные глаза — они были там: Брендон сидел на стуле, а Миффлин стоял у подножия кровати.
Я лежал не шевелясь и отчаянно потея. Мой затылок ощущался так, словно мне удалили кость. Он казался мягким, словно там была дырка: дырка, впустившая внутрь сквозняк, который внезапно подул у моей подушки.
Миффлин открыл окно рядом с кроватью. Чтобы добраться до окна, он отодвинул в сторону штору, и лавина горячего, ослепительного солнечного света обрушилась на мое лицо, послав мне в голову пулеметную очередь боли.
Я думал об Аните Серф, лежавшей там, на кушетке для раздумий, и о запачканной кровью подушке, и об автоматическом кольте. Прекрасная подстава, чтобы Брендон натолкнулся на нее. С поличным, без алиби, божий подарок версии для ленивого полицейского. Даже Брендон не будет долго искать убийцу. Я думал о том, как он смотрел на меня, когда расспрашивал о смерти Даны.
«Но она должна была пройти мимо вашей хижины, чтобы попасть на то место, где она была убита, не так ли? Мне кажется странным, что она не заглянула к вам».
Если подобная мелочь казалась странной для него, представьте, какое несказанное удовольствие он получил от такой грамотной подставы.
То же оружие. Дана, Ледбеттер и теперь Анита. Все застрелены в голову. Тот же способ — тот же убийца. Мотив? Я не обманывал себя, что такая мелочь, как мотив, может остановить Брендона. С тех пор как он появился в управлении, полицейская администрация прогибалась подобно кровати с изношенными пружинами. Если он хотел избежать неловких вопросов, заставить прессу замолчать, успокоить волнения человека, поставившего его на это место, он должен был раскрывать подобные убийства быстро. Он придумает какой-нибудь мотив. Он не упустит такой великолепный шанс.
— Эй! Маллой! Очнись! — закричал Миффлин.
Его тяжелая рука упала мне на плечо и затрясла меня. Ослепляющие огни взорвались перед моими глазами, и боль в моей голове побежала, постреливая, вниз к моим пяткам, а потом обратно к моей голове, словно взбесившийся вагончик.
Я сбросил его руку и сел, как оказалось, только затем, чтобы обхватить руками голову и согнуться, застонав.
— Очнись! — подгонял Миффлин. — Мы хотим поговорить с тобой. Эй! Маллой! Соберись!
— А я что, по-вашему, делаю — исполняю танец с саблями? — огрызнулся я и поставил ноги на пол.
— Чем ты тут занимался? — немедленно потребовал ответа Брендон, наклоняясь вперед, чтобы взглянуть на меня. — Что это за попойка?
Я чуть приподнял голову и уставился на него. Он выглядел толстым, упитанным и хорошо выбритым. Его одежда была безупречна, его ботинки сверкали в солнечном свете, и каждый дюйм его холеного тела выглядел точно как у коррумпированного полицейского. По сравнению с ним я выглядел просто кошмарно. Мои пальцы поскребли небритую челюсть, от отвратительной вони перегара мне стало плохо, а рубашка от моего вечернего наряда прилипла к животу.
— Чего ты хочешь? — спросил я, словно не знал. — Кто тебя впустил?
— Не важно, кто нас впустил, — ответил он и помахал своей наполовину выкуренной сигарой на меня.
Она пахла так, словно он поднял ее из пепельницы по пути сюда.
— Что здесь происходит? Кто эта женщина вот там?
«Не очень верный тон», — подумал я, озадаченный. Возможно, эти две птички были закаленными, но не настолько закаленными, чтобы оставаться спокойными после такого убийства, какое было совершено в соседней комнате. А они были спокойными: неодобрительные, строгие и самодовольные, словно ни один из них никогда в своей жизни не делал и глотка спиртного, но спокойными.
— Эта женщина там? — переспросил я.
Не самое умное высказывание, но самое лучшее, что я мог придумать в данных обстоятельствах. По крайней мере, это прозвучало уклончиво.
— Что это с парнем? — поинтересовался Брендон и взглянул на Миффлина.
— Он пьян, — флегматично констатировал Миффлин. — Больше с ним нет ничего такого.
— Так, интересно, — протянул Брендон. — Приведи эту женщину сюда.
Это вырвалось из меня до того, как я смог остановиться.
— Нет! Я не хочу видеть ее! Я не хочу!..
Я проорал это тем голосом, который используют гангстеры по телевизору, когда они приперты к стене и вот-вот собираются отдать концы. Я быстро прекратил свои вопли, но, должно быть, у меня вышло достаточно хорошо, потому что Брендон вскочил на ноги, а Миффлин застыл как истукан с острова Пасхи.
Затем голос с порога возмутился:
— Что вы делаете с ним? Разве вы не видите, что у него шок?
Там стояла мисс Болас в желтовато-коричневом льняном платье, ее рыжие волосы были перехвачены зеленой лентой, глаза-щелочки перебегали с Брендона на Миффлина и на меня и в обратном порядке.
— Я же сказала вам не напирать на него, — произнесла она, прислоняясь бедром к дверному косяку, одной рукой поправляя волосы. — Почему вы не можете оставить его в покое? — Она слегка повернула голову, чтобы посмотреть на меня. — Не желаешь выпить, дорогой? Или собака укусила тебя чересчур сильно?
— Он не хочет пить, — сказал Брендон. — Что он имел в виду, говоря, что он не хочет видеть вас? Что здесь происходит?
Я думал, что тронулся рассудком. Прямо за мисс Болас, в другой комнате находилась кушетка для раздумий. С того места, где стояла Гейл, если она посмотрела бы через плечо, она могла ее увидеть. Она, должно быть, и видела, что было на кушетке, когда проходила через дверь в спальне. Брендон, должно быть, тоже это видел. И все же они были здесь, такие же спокойные, как и три устрицы на океанском дне, не делая попыток надеть на меня наручники, говоря мне, что я пьян, и даже предлагая мне выпить еще.
Брендон что-то говорил, когда я усилием воли столкнул себя с кровати. Но я его не слушал. Мне нужно было увидеть, что творится в соседней комнате. Я с трудом поднялся на ноги. Я чувствовал себя как водолаз, пытающийся идти по дну моря, которого нет.
Брендон неожиданно перестал говорить. Никто из них не двигался. Может быть, они уловили то, что происходило у меня в голове. Может быть, им не понравилось то, как я выглядел. Если я выглядел так же, как и чувствовал себя, то на это стоило посмотреть. Они молча следили за тем, как я ползу по комнате. Я, проделав титанические усилия, наконец добрался до двери.
Мисс Болас положила свою ладонь мне на руку. Мне показалось, что ее пальцы погрузились в мои мышцы, но я не был в настроении для всякого рода предупреждений и просто оттолкнул ее в сторону. Все, что я хотел, так это заглянуть в соседнюю комнату, увидеть Аниту Серф, лежащую на моей кушетке с окровавленным лицом и с дыркой в голове, достаточно большой для того, чтобы я мог просунуть в нее свой палец.
Я заглянул в комнату и посмотрел на кушетку для раздумий… Внезапно я почувствовал, как свистит воздух сквозь мои стиснутые зубы, на моем лице выступил пот, точно так же потеет боксер, которого ударили ниже пояса.
Там не было ни автоматического пистолета системы «Кольт», лежащего на ковре, ни блондинки на кушетке. Там не было желтой подушки, пропитанной кровью. Ничего — абсолютно ничего.
2
Я снова лежал в своей кровати. Я не помню, как я туда попал, но я был там, а надо мной стояла мисс Болас со стаканом виски в руках. Когда я с трудом наполовину поднялся, она нагнулась, приложив стакан к моим губам, и, пока я пил, я поймал себя на том, что смотрю в вырез ее платья. Наверное, я был очень плохим, так как на ней не было лифчика, а как только я увидел, что на ней нет лифчика, я закрыл глаза. Вот насколько плохим был я.
Я выпил виски. Мне показалось, что там его много, но закусывать было нечем, поэтому пилось легко. Должно быть, это было правильным, потому что, как только мисс Болас отодвинулась, я почувствовал его влияние. Я чувствовал, как оно стремительно разливается по моему организму, словно овчарка, гоняющаяся за овцами, но только это были не овцы, это были мои нервы, я чувствовал, как их тянет в одну сторону, в другую, как они постепенно дисциплинируются и возвращаются к своей повседневной норме. И через пару минут, хотя моя голова все еще болела, я внезапно чудесным образом снова почувствовал себя хорошо.
Холодные пальцы взяли стакан из моей руки. Мисс Болас улыбнулась мне.
— Я видела шоки предостаточное количество раз за мою молодую жизнь, — сказала она, — но все они ничто по сравнению с твоим.
— Да уж, — произнес я и медленно сел. — Пусть это будет уроком для тебя. Виски исцелило меня. С этого момента…
Я прервался, чтобы посмотреть на Брендона, сидевшего на стуле с прямой спинкой, стоящем у подножия кровати.
— Эй! — воскликнул я. — Но у меня видения! Я вижу полисменов. Посмотри! — Я указал на него пальцем. — А ты можешь видеть полисменов?
— Я могу видеть только одного, — ответила мисс Болас. — К тому же капитана полиции. Я бы не называла его полисменом. Ему это может не понравиться.
— Прекрати веселье, Маллой, — мрачно вмешался Брендон. — Мы хотим поговорить с тобой.
— Дай мне еще выпить, — попросил я мисс Болас, и она пошла по комнате за бутылкой.
Я поинтересовался:
— Кто приглашал вас сюда, Брендон?
— Отлично, прекрати и это тоже, — сказал он довольно грубо. — Что здесь происходит? Кто эта женщина? Что она здесь делает?
Я внезапно обнаружил, что перед моей сорочки насквозь мокрый. Это объясняло, откуда исходил отвратительный запах. Я неуверенно встал на ноги, содрал воротничок и бросил его на пол с гримасой отвращения.
— И сделай мне кофе, — добавил я, когда подошла мисс Болас с виски. — Достаточно крепкий, чтобы на нем можно было лежать, и побольше.
— Ты слышал, что я тебя спросил? — прорычал Брендон, вставая со стула.
— Конечно, но это не означает, что ты получишь ответ, — огрызнулся я, отсылая мисс Болас взмахом руки. — Ты не имеешь здесь никаких прав. Какая разница для тебя, кто она? Какая разница для тебя, что здесь происходит?
Пока я разговаривал, я содрал с себя смокинг и сорочку.
— Я собираюсь принять душ. Будь здесь, если тебе надо. Я ненадолго.
Открывая дверь в ванную, я внезапно озадачился, а нет ли внутри тела. Я зашел, закрыл дверь и запер ее на задвижку. Потянувшись, отдернул в сторону занавеску. Все равно никакого тела. Больше его искать негде, так что я содрал с себя остатки одежды и залез под душ. За две минуты шипящая холодная вода прочистила мне голову, как не смогло бы ничто другое. Я начинал контролировать ситуацию. Электрические часы на стене подсказали мне, что время двадцать минут двенадцатого. Анита Серф была застрелена в три сорок пять. Я был без сознания в течение девяти часов. Мои пальцы обследовали затылок. Он был нежным и казался немножко мягким, но насколько я мог судить, он все еще был целым, и хотя бы только за это следовало быть благодарным.
Тело исчезло. Это очевидно. Если его спрятали бы где-нибудь в хижине, то Брендон уже нашел бы его. Кто взял его и зачем? Я вдохнул жизнь в электрическую бритву и начал бриться. Зачем забирать тело? Зачем? Убийца что, сумасшедший? Если бы он оставил тело и пистолет, он мог бы быть практически уверен в том, что Брендон засадит меня за решетку. Но возможно, пистолет можно отследить. Неужели дело только в этом? Или же убийца не забрал тело? Может быть, кто-то другой это сделал? Мисс Болас? Я не мог представить мисс Болас, уносящую тело на своих хрупких молодых плечах. Хотя она могла это сделать. У нее достаточно мужества, но я не мог представить себе ее, делающей это. Тогда кто? И кто был этот парень в мягкой шляпе, ударивший меня? Убийца?
Дальше в своих раздумьях дойти я уже не мог. Состояние не позволяло. К тому же по двери забарабанил Брендон.
— Выходи оттуда, Маллой! — закричал он.
Я положил бритву, пощупал подбородок, и, решив, что он достаточно гладкий, накинул банный халат, и открыл дверь.
Брендон стоял как раз перед ней. Он выглядел таким же дружелюбным, как и тигр, но намного более свирепым.
— С меня достаточно! — неистово завопил он. — Ты либо будешь говорить здесь, либо поедешь в участок!
— Я буду говорить здесь, — согласился я, направляясь к столу, где мисс Болас поставила кофе. — В чем дело?
Я слышал, как она что-то напевает на кухне. «Она не смогла бы вот так напевать, — думал я, — если бы она видела Аниту Серф. Это не могла быть она. Тогда кто?»
Брендон спросил:
— Где Бенни?
Я не ожидал этого вопроса. Я не ожидал того, что он вообще знает Бенни. Я поднял кружку с кофе, задержал ее в нескольких дюймах от носа и посмотрел на него сквозь пар. Это был хороший, крепкий кофе. От его запаха у меня потекли слюнки.
— Ты имеешь в виду Эда Бенни?
— Да. Где он?
— Он в Сан-Франциско.
— Что он там делает?
— Какая для тебя разница? — спросил я, садясь на кровать.
— Им интересуется полицейский департамент Сан-Франциско.
— Неужели? Что ж, почему бы им не спросить его?
Безо всякой причины я почувствовал, как меня подирает мороз по коже. Я поставил кружку с кофе на столик рядом с кроватью.
— Бессмысленно спрашивать его, — резко произнес Брендон. — Он мертв.
Моя спина покрылась мурашками.
— Бенни? Мертв?
Голос звучал словно чужой.
— Да. Береговая полиция выловила его из Индийской бухты, — сообщил Брендон, не сводя глаз с моего лица. — Его руки и ноги были связаны струнами для пианино. Они подозревают, что он умер около девяти прошлым вечером.
3
Я стоял у окна и наблюдал за тем, как они уходят.
Брендон тяжело прошагал вниз по дорожке к воротам: потухшая и пожеванная сигара, зажатая между стиснутыми зубами и сомкнутыми губами, одновременно взъяренное и расстроенное выражение гладкого, упитанного лица. Полицейский в форме, открывший ему дверцу машины, отдал честь, но даже это, кажется, не доставило ему удовольствия. Он плюхнулся на сиденье и свирепо посмотрел в сторону хижины, словно хотел поджечь ее и выкинуть пепел в море.
За ним в автомобиль последовал Миффлин. Он выглядел очень задумчивым и все еще, по-видимому, размышлял о чем-то, когда машина отъехала.
Стоя у окна, я смотрел на океан и не замечал его. Дана, Ледбеттер, Анита и теперь Бенни. Мир сошел с ума: это больше не было делом об убийстве. Теперь это стало делом о резне.
Я скорее почувствовал, чем услышал мисс Болас, когда она подошла к двери. Я явственно ощутил, что она наблюдает за мной.
— Как вы сюда попали? — спросил я, не оборачиваясь.
— Я звонила тебе примерно в девять этим утром, — ответила она. — Телефонистка сказала, что трубка снята и никто не отвечает.
Она подошла ко мне.
— Мне нечем было больше заняться, поэтому я пришла. Ты лежал на полу. Свет был включен. Я переложила тебя на кровать и пыталась привести в чувство, когда услышала, как они подъехали. Я вылила на тебя виски и сказала им, что ты что-то отмечал. Я не подпускала их к тебе так долго, как могла. Я не хотела, чтобы они узнали, что тебя ударили. Мне показалось, что ты тоже не захотел бы, чтобы они знали это. По-моему, они так ни о чем не догадались, как думаешь?
— Думаю, нет.
Я достал из кармана пачку сигарет марки «Кэмел», вытряхнул две, одну дал ей, другую закурил сам.
— Виски — это была хорошая идея. Ты больше здесь никого не видела, когда зашла?
— Здесь больше никого не было. А что случилось?
— Кто-то поджидал меня. Я зашел, и — есть! Вот и все, что случилось.
Она отошла и стала поправлять постель.
— У тебя все это звучит очень просто, — заметила она.
— Быть ударенным по голове носком, полным песка, — это очень просто. В этом ничего особенного нет. Тебе тоже следует как-нибудь попробовать.
— За тобой есть кому присмотреть?
Я вспомнил о Тони, моем слуге, затем вспомнил, что сегодня воскресенье. Он не приходил по воскресеньям. Это было его выходной. Я бы не хотел, чтобы он зашел сюда и обнаружил меня лежащим на полу. Он был хорошим мальчиком. Он бы, наверно, уволился.
— Не по воскресеньям. По воскресеньям ко мне приходит прекрасная рыжеволосая, которая все делает для меня, — ответил я и пошел в гостиную.
Я стоял над кушеткой и смотрел на нее. Если бы желтая подушка была там, я бы удостоверился в том, что у меня был ночной кошмар, но желтой подушки там не было.
Кушетку было жаль. Вообще-то мне она нравится, но теперь придется избавиться от нее. Хорошо, что на ней не осталось пятен крови, но она как будто пахла смертью. По крайней мере, для меня. Вы ведь не станете заниматься любовью с девушкой на кушетке, которая пахнет смертью. Даже у Маллоя временами возникают лучшие чувства, и это как раз то самое время.
Я бродил по комнате. Все на своих местах. Не было никаких следов того, что здесь была Анита Серф. Абсолютно никаких. Я изучил ковер в том месте, где лежал кольт, — никаких масляных пятен. Я встал на четвереньки, приложил нос к ковру и понюхал. Слабый запах пороха, кажется, присутствовал, но я не мог быть уверен в том, что я не придумываю этого.
Мисс Болас стояла в дверях спальни и молча наблюдала за мной. Взгляд ее был беспокоен и хмур, брови наморщены.
— Что ты задумал? — спросила она. — Или ты всегда ведешь себя подобным образом?
Я встал, потер затылок и рассеянно произнес:
— Конечно, ты, наверное, хочешь видеть, как я себя веду, когда меня не били по голове.
— Я не думаю, что ты хорошо себя чувствуешь. Тебе не будет лучше вернуться в постель?
— Ты разве не слышала, что сказал Брендон? Мне нужно ехать в Сан-Франциско, чтобы опознать Бенни.
— Вздор, — резко возразила она. — Ты не в форме, чтобы ехать. Я могу поехать или кто-нибудь другой из твоей конторы.
Я подошел к шкафу, где хранил аспирин.
— Да, — произнес я, не обращая особого внимания на то, что она говорит.
Я вытряхнул из бутылочки четыре таблетки и одну за другой побросал в рот, потом запил их чуть теплым кофе.
— Но я говорю все о том же. Бенни был моим приятелем.
— Тебе лучше вызвать врача, чтобы он осмотрел твою голову, — посоветовала мисс Болас.
Я видел, что она обеспокоена.
— У тебя может быть сотрясение мозга.
— Семья Маллой славится своими каменными черепами, — сказал я, думая, достаточное ли количество аспирина я принял.
Моя голова до сих пор болела.
— Ничто меньше кувалды не может вызвать у меня сотрясение мозга.
Я проглотил еще две таблетки, чтобы уж совсем не сомневаться. Интересно, зачем Анита Серф пришла ко мне домой и как убийца узнал, что она здесь. Затем в мою голову закралась довольно неприятная мысль: возможно, он не знал и ждал меня. Это казалось более вероятным. Может быть, он думал, что я становился слишком любознательным, и пришел сюда, чтобы заткнуть мне рот, подобно тому как он заткнул рот Дане, а по пути шлепнул и Аниту. Ну, не совсем по пути… В общем, надо подумать. Здесь требовался один из тех мозговых штурмов, в которых я не слишком силен. Я решил приберечь проблему на будущее, когда моя голова перестанет болеть.
— Я бы очень хотела знать, какие мысли бродят в твоей голове, — с тревогой сказала мисс Болас. — Что-то произошло? Я имею в виду, помимо Бенни?
— Я рад слышать, что ты называешь это головой. Тебе следовало бы слышать, как называют ее некоторые люди. Нет, ничего не произошло помимо Бенни. Абсолютно ничего.
Дополнительные две таблетки сделали свое дело. Боль в голове начинала отступать.
— Почему ты не уходишь? — спросил я. — У тебя наверняка еще есть дела.
Она поправила платье на бедрах. У нее были прекрасные бедра: как раз нужной формы и как раз нужного размера. Это отнюдь не открытие. Я заметил это еще раньше.
— Ну, разве это не прекрасно? — с горечью сказала она. — После всего того, что я сделала для тебя. Отказ. Я не знаю, почему я вожусь с тобой. Ты можешь мне сказать, почему я вожусь с тобой?
— Не сейчас, — произнес я, не желая обидеть ее, но сильно желая того, чтобы она ушла. — Мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Я позвоню тебе через пару дней. Я должен поторопиться и переодеться. Не возражаешь, если я сейчас скажу тебе до свидания, ладно?
Я пошел в спальню и закрыл дверь.
Через пару минут я услышал звук мотора ее машины. Я не помахал из окна и забыл о ней, как только стих шум двигателя.
4
Воздушное такси коснулось длинной взлетно-посадочной полосы аэропорта Портола в Сан-Франциско в двадцать минут четвертого. Мы сели вслед за лайнером, полным кинозвезд, и когда мы достигли основных ворот аэропорта, то обнаружили там большую толпу жаждущих увидеть звезд. Пара возбужденных девочек-подростков помахали нам платочками и что-то закричали, когда мы проезжали мимо их, но мы не ответили им. Мы были не в настроении веселиться.
Керман сказал:
— Ты знаешь, это странная штука, Вик, но почему-то хороший парень умирает до того, как ты узнаешь о нем все. Я не подозревал, что у Бенни жена и пара детей. Он никогда не упоминал их. Он также никогда не говорил мне, что еще жива его мама. Он никогда не вел себя как человек, у которого жена и двое детей, разве нет? То, как он любил скакать…
— О, заткнись! — оборвал я его тираду. — Почему мы должны говорить об его жене и детях?
Керман достал носовой платок и вытер лицо:
— Наверное, ты прав.
Немного погодя он начал снова:
— Я буду рад, когда станет чуточку прохладнее. Март и тепло. Это все неправильно. Вот прошлой ночью…
— И о погоде тоже заткнись! — взорвался я.
— Конечно, — покорно согласился Керман.
Пока мы молча ехали по Маркет-стрит, я восстановил в памяти события этого утра. Приходила Паула. Брендон уже виделся с ней по поводу Бенни. Она рассказала ему ту же легенду, что и я: Бенни уехал на выходные в Сан-Франциско, не по делам — он уехал туда полюбоваться достопримечательностями. Паула попыталась убедить Брендона, что иногда Бенни так делал. Я сказал почти все то же самое. Брендон не поверил нам, но он не мог с этим ничего поделать, потому что убийство Бенни произошло далеко за пределами его участка.
Пока мы разговаривали, приехал Джек Керман. Мы поговорили о Бенни, а потом он сообщил нам, что алиби Барклея такое же непотопляемое, как субмарина: он был с Китти Хитченс и не покидал ее квартиры до трех тридцати дня, следующего после убийства Даны. Это снимало с Барклея подозрения.
Я затем рассказал им об Аните Серф. По тому, как рассеянны были Паула и Бенни, я понял, что они не верят мне. В это действительно было трудно поверить, потому что не осталось ни малейшего намека на ее пребывание в моей хижине. Но они оба вспомнили о желтой подушке. Тот факт, что ее в хижине не оказалось, окончательно убедил их в том, что я не придумал эту историю: подушка и мягкость моего затылка доказывают, что все это правда.
Паула не хотела, чтобы я ехал в Сан-Франциско, но я настоял на поездке. Около часа дня я позвонил в аэропорт Орчид-Сити и заказал воздушное такси.
Полет на самолете моей голове не принес ничего хорошего, к тому же я непрерывно думал о Бенни. Я знал его около четырех лет. Мы вместе работали и развлекались. Он был безответственным, сумасшедшим парнем, но он мне нравился. Думать о том, что он мертв, было очень больно.
Керман сказал, что нет никаких доказательств того, что смерть Эда связана с убийством Даны, Ледбеттера и Аниты. Пусть так, но я так или иначе убежден в том, что связь есть. Керман предположил, что Эд ввязался в азартную игру и выиграл, но кто-то забрал его выигрыш, а парня бросил в залив. Керман не настаивал на этой версии, но он сказал, что Эд был лихим типом и вполне мог попасть в такого рода беду.
Я был с ним совершенно не согласен. Эд работал. Может быть, он и был лихим, но только не тогда, когда работал, а в Сан-Франциско он работал. Он приехал туда вчера около четырех тридцати дня. В час ночи полиция выловила его тело из Индийской бухты. Медицинский отчет показал, что он был мертв уже четыре часа. Если этому можно верить, то его убили где-то в девять часов вечера — через четыре с половиной часа после прибытия в Сан-Франциско. Для него этого времени было вполне достаточно, чтобы начать наводить справки о частной жизни Аниты, но недостаточно, чтобы влезть в азартную игру: сначала работа, а игра потом. Мы все следовали этому правилу, и Эд не был исключением.
Следили ли за ним по дороге до Сан-Франциско? Если он был убит в девять часов, то у убийцы было время, чтобы вскочить в самолет, вернуться в Орчид-Сити и застрелить Аниту.
Керман спросил меня, не придумываю ли я фантастических идей и где мои доказательства. Может быть, я придумывал фантастические идеи, но я так не считал. У меня не было доказательств того, что именно так все и случилось, но у меня было предчувствие, что я прав, и я был готов ставить скорее именно на предчувствие, чем на доказательства.
К этому времени такси довезло нас до Третьей улицы и остановилось у полицейского управления.
— Свою болтовню оставь для меня, — предупредил я Кермана.
Мы поднялись по истертым каменным ступеням, прошли через двойные, открывающиеся в обе стороны двери и спросили у патрульного, где мы можем найти дежурного лейтенанта.
Он оказался очень милым полицейским и, несмотря на то что он шел с дежурства, повторил свой путь по проходу, чтобы показать нам дорогу.
Как только я представился дежурному лейтенанту и сообщил, по какой причине пришел, он попросил патрульного отвести нас в убойный отдел. Патрульный безропотно провел нас по пролету каменной лестницы вдоль еще одного прохода в маленькую комнату, обставленную четырьмя стульями, двумя столами, с окном, забранным решеткой, с желтыми стенами и потолком. Там стоял запах грязных тел, помоев и рвотных масс: запах, характерный для большинства полицейских участков.
Мы присели, не проронив ни слова, и стали ждать. Прошло примерно пять минут, затем дверь открылась, и вошли двое сыщиков.
Один из них, крупный, с квадратным лицом мужчина с бесхитростным твердым взглядом, неподвижным ртом и большими ногами — внешность характерного полисмена — указал нам на два стула с прямыми спинками, а другому сыщику — на один из столов.
— Я детектив Данниган, — произнес он так, словно не особенно гордился этим фактом. — Начальник окружного управления. Вы родственники погибшего?
Было странно говорить об Эде Бенни как о погибшем. У меня возникло какое-то прохладное, пугающее ощущение. Я сказал, что мы не родственники, а друзья. А когда я сказал ему наши имена, то заметил, как сжались его губы, и догадался, что Брендон рассказывал ему о нас.
— Нам нужно, чтобы вы опознали его. Дайте этому офицеру ваши имена и адреса, затем я провожу вас в морг.
Мы помогли второму полицейскому заполнить пару бланков, затем проследовали за Данниганом из комнаты вдоль по коридору, вниз по ступеням во двор, через него к приземистому кирпичному дому.
На длинной мраморной плите под простынями лежали три тела. Человек из обслуживающего персонала в длинном белом комбинезоне откинул простыню, закрывавшую тело, лежавшее посередине.
Данниган кратко спросил:
— Это он?
Это был Бенни.
— Да, — ответил я.
Он взглянул на Кермана, чье лицо стало цвета рыбьего брюха:
— Вы согласны?
Керман кивнул.
Работник морга накинул простыню обратно на лицо Бенни.
— Смотрите на вещи проще, — посоветовал Данниган. — Как это ни печально, но она приходит к каждому из нас. Он умер быстро. Его ударили по затылку мешком с песком. Воды он не почувствовал. Пойдемте отсюда.
Пока мы шли по двору, моя голова снова начала болеть.
5
Коридорный был чрезвычайно худ, с серым лицом, ему было около тридцати трех, а его форма была слишком мала для него. Он проводил нас вверх по лестнице, затем вдоль по тускло освещенному коридору. У него была своего рода танцующая походка, его пятая точка здорово выпирала — то ли потому, что его брюки были слишком узкими, то ли потому, что он был так сложен, — я никак не мог склониться к тому или к другому мнению, но в общем-то это было не важно.
Он погремел ключом в замке, открыл дверь и презрительно усмехнулся. Керман и я тоже усмехнулись. В комнате стояли две кровати, бамбуковый столик, кресло, выглядевшее так, словно в нем однажды сидел слон, ковер, у которого когда-то был ворс, но который уже давным-давно перестал им быть, местами обнажилась его холщовая основа: у кровати, у окна и кресла — именно в этих трех местах люди чаще всего шаркают ногами. Над одной из кроватей висела цветная фотография какой-то красотки, стоящей на лестнице. У подножия лестницы сидела собака и плотоядно смотрела вверх на девушку. Девушка притворялась, что смущена, но делала это неважно. Над второй кроватью висела другая фотография той же девушки. В этот раз она стояла на стуле, держа подол платья у шеи, и там на нее плотоядно смотрела мышка.
— Душевая кабинка здесь, — сообщил коридорный, указывая большим пальцем.
Он подошел к окну и резко, с грохотом опустил жалюзи.
— Все работает, если с этим правильно обращаться, — проинформировал он нас. — Будьте осторожнее с душем. Система довольно-таки старая.
Он пробежал своими крысиными глазками по потолку, вниз по стене, по нашим ногам, а потом вверх к нашим лицам.
— Здесь все, что вам нужно? — спросил он в надежде получить чаевые.
— А что у тебя еще есть? — поинтересовался Керман, входя в комнату.
— Спиртные напитки, женщины, наркотики. — Коридорный внимательно рассматривал нас. — Пока вы платите, я могу устроить все это. Я знаю блондинку, которая будет здесь через три минуты.
Мы остановились на спиртных напитках.
Когда он ушел, Керман сказал:
— Разве обязательно было селиться в заведении, подобном этому? Не мог ли наш расходный счет обеспечить нам что-нибудь немножко менее мрачное?
Я подошел к окну и сделал ему знак рукой. Когда он присоединился ко мне, я указал на здание через улицу, стоявшее как раз напротив отеля. Второй и третий этаж занимали грязно выглядевшие жилые помещения. На первом этаже располагалась фотомастерская. На вывеске черными буквами на желтом фоне было написано: «ЛУИС».
— Видишь это? — сказал я. — Это то место, где Эд начал свое расследование. Подожди минуточку. Я сейчас покажу.
Я открыл свой чемодан и извлек со дна фотокарточку Аниты Серф, которую нашел в спальне Барклея.
— Ты еще не видел вот этого. — И я рассказал ему, как достал снимок. — Эд решил, что, как только доберется сюда, первым делом проверит фотографию. Я заранее сделал для него копию. — Перевернув карточку, я показал Керману штамп с именем и адресом. — Поэтому мы здесь. — Я кивнул головой на магазин напротив. — Это здесь.
— Так себе лавочка, — резюмировал Керман, изучив вид из окна.
Я положил фотокарточку обратно в чемодан и присел на кровать. Моя голова болела теперь ужасно, нестерпимо, и поэтому мне все больше хотелось выпить. Я надеялся, что коридорный будет нести нам спиртное не всю ночь.