Ты найдешь – я расправлюсь Чейз Джеймс
— Что ж, садитесь, — произнес я, кивнув Карлотти на кресло. — Мы только что немного выпили. Присоединитесь к нам?
— Нет, спасибо.
Он обошел комнату, держа руки в карманах. Подойдя к окну, он выглянул наружу, потом повернулся, подошел к тому месту, где я стоял, и сел рядом со мной. Я тоже сел. Джина устроилась на подлокотнике кресла.
— Я так понимаю, что вы сегодня утром забрали у лейтенанта Гранди кинокамеру синьорины Чалмерс? — спросил Карлотти.
Удивленный, я ответил:
— Да, совершенно верно. Гранди сказал, что она вам больше не нужна.
— Я так думал, но продолжал о ней размышлять. — Карлотти достал пачку сигарет и закурил, прекрасно зная, что сперва надо было предложить сигарету мне и Джине. — Я чувствую, что немного поспешил избавиться от камеры. Вы не возражаете против того, чтобы ее вернуть?
— Нет, конечно. Я привезу ее вам завтра утром. Идет?
— Здесь ее нет?
— Она у меня дома.
— А не будет неудобным, если мы ее заберем сегодня вечером?
— Что ж, пожалуйста. — Я закурил сигарету и наполнил свой стакан. Мне надо было выпить. — Отчего такой внезапный интерес к камере, лейтенант?
— Мне вдруг показалось странным, что в ней не было пленки.
— Поздновато это пришло вам в голову, а?
Он пожал плечами:
— Сначала я подумал, что синьорина забыла зарядить пленку, но потом поговорил с экспертами. Счетчик на камере показывал, что отснято двенадцать футов, следовательно, можно предположить, что пленка была, но потом ее вытащили. У вас нет никаких соображений по поводу того, кто мог вытащить пленку?
— Нет, если не считать самой синьорины.
— Очевидно, пленку вытащили, не освободив от захвата. Синьорина вряд ли бы так сделала, правда ведь?
— Конечно. — Я откинулся назад в кресле. — Мне казалось, что с этим делом все ясно, лейтенант. А теперь, похоже, у вас появились сомнения.
— У меня все время были сомнения, — сказал Карлотти. — Синьорина купила десять коробок с пленкой. Они исчезли. Пленка из камеры тоже исчезла. Я осмотрел эту квартиру сегодня утром. Здесь не осталось никаких личных бумаг с какими-нибудь записями. Если учесть, что синьорина прожила здесь около тринадцати недель, кажется очень странным, что не осталось ни писем, ни счетов, ни ежедневника; это странно, если, конечно, кто-то уже здесь не побывал и не забрал все бумаги.
— Я сам это заметил, — произнес я, ставя стакан на стол. — Хотя, конечно, перед отъездом она могла все убрать.
— Это возможно, но маловероятно. Вы сюда приехали, чтобы освободить квартиру?
— Да. Чалмерс велел мне избавиться от всех ее вещей.
Карлотти посмотрел на свои безукоризненные ногти, а потом взглянул прямо на меня.
— Простите, что помешал вашим занятиям, но вынужден попросить вас на время их прервать. Я хочу опечатать квартиру до окончания дознания.
Я не мог с этим не согласиться, хотя теперь уже почти точно знал, что у него на уме.
— В чем дело, лейтенант?
— Это обычный порядок, — снисходительно заметил Карлотти. — Возможно, после дознания будет проведено новое расследование.
— Но со слов Чалмерса я понял, что судья согласился вынести вердикт о смерти в результате несчастного случая?
Карлотти улыбнулся:
— Возможно, обнаружатся новые обстоятельства, которые прольют свет на это дело.
— Чалмерсу это не понравится.
— К сожалению.
Было ясно, что он больше не испытывает страха перед Чалмерсом.
— Вы говорили с вашим начальником? — спросил я. — Полагаю, Чалмерс перемолвился с ним словечком.
Карлотти стряхнул пепел на ковер.
— Мой начальник со мной согласен. То, что синьорина погибла в результате несчастного случая, по-прежнему не исключается, но пропажа пленок, этот американец, которого видели в Сорренто, исчезновение из квартиры личных бумаг — все это заставляет сделать вывод, что есть основания для проведения тщательного расследования. — Он выпустил в мою сторону струю дыма. — Меня озадачивает еще одно обстоятельство. Я слышал от банковского служащего синьорины, что ее содержание составляло шестьдесят долларов в неделю. Когда она приехала в Рим, у нее были только небольшой чемоданчик и сумка. Возможно, вы уже увидели содержимое шкафов и тумб в соседней комнате. Удивительно, откуда взялись деньги на все это.
Было ясно, что он только начинает копаться в прошлом Хелен, и я вспомнил испуганный взгляд Джун, когда она умоляла меня этим не заниматься.
— Насколько я понимаю, вы озабочены несколькими проблемами, — произнес я по возможности спокойно.
— Может быть, мы сейчас проедем к вам домой и заберем кинокамеру? — спросил Карлотти, поднимаясь на ноги. — И у меня не будет необходимости встречаться с вами еще раз.
— О'кей. — Я встал. — Поехали с нами, Джина. Я отдам камеру лейтенанту, и после мы с тобой поужинаем.
Я отдал ему ключ, а он передал его Анони.
Мы вышли в коридор. Анони с нами не было, он остался в квартире.
Когда мы втроем вошли в лифт, Карлотти сказал:
— Этот номер машины, которым вы интересовались… Он не имеет никакого отношения к синьорине?
— Я уже вам говорил: этот парень чуть меня не зацепил. Он не остановился. Я думал, что запомнил его номер правильно, но, наверное, это было не так.
Я почувствовал его взгляд. Мы молча дошли до моей машины и сели в нее.
— Вы не можете дать мне имена каких-нибудь друзей синьорины? — вдруг спросил Карлотти.
— К сожалению, не могу. Я же вам уже говорил: мы были едва знакомы.
— Но вы с ней разговаривали?
Его вкрадчивый тон заставил меня насторожиться.
— Конечно, но она ничего мне не рассказывала о своей жизни в Риме. Кроме того, она дочь моего босса, и мне не приходило в голову о чем-нибудь ее расспрашивать.
— А вы не ужинали с ней в ресторане «Треви» около четырех недель назад?
Я почувствовал себя так, будто кто-то нанес мне сильный удар под дых. Как много ему известно? Кто-то мог нас видеть. Я знал, что лучше его не обманывать.
— Полагаю, что ужинал, если подумать. Мне случалось с ней встречаться, и в тот раз, собираясь поужинать, я пригласил ее.
— Понимаю, — сказал Карлотти, немного помолчав.
Я доехал до улицы, где жил, и остановил машину у своего отдельного входа.
— Это был единственный раз, когда вы брали ее с собой? — спросил Карлотти.
Я задумался. Мы два раза ходили в кино и два или три раза вместе ужинали. Чтобы выиграть время, я спросил:
— Так ли это важно?
Я открыл дверцу машины и вышел. Карлотти вылез за мной на тротуар.
Настойчиво, но без особой надежды в голосе он повторил свой вопрос.
— Насколько я могу вспомнить, мы ужинали вместе один раз. — Я заглянул в машину. — Я на секундочку, — сказал я Джине. — Подожди меня.
Карлотти поднялся за мной по винтовой лестнице. Он тяжело дышал, и я чувствовал на своем затылке его взгляд.
Мы направились по коридору, который вел прямо в мою квартиру. Я прошел полпути, когда увидел, что дверь приоткрыта, и остановился как вкопанный.
— Привет… это интересно, — произнес я.
— Вы закрывали ее перед уходом? — спросил Карлотти, подходя ко мне.
— Конечно.
Мы вместе подошли к двери.
— О, проклятье! Похоже, здесь были взломщики, — сказал я и показал на сломанный замок. Я сделал движение, чтобы войти в прихожую, но Карлотти оттащил меня назад.
— Пожалуйста… дайте мне зайти первым, — резко сказал он и, осторожно ступая, вошел в прихожую и распахнул дверь в гостиную. Я следовал за ним по пятам.
Все лампы были включены. Мы стояли в дверях и смотрели на комнату, которая выглядела так, будто по ней пронесся ураган. Шкафы стояли открытыми, два кресла были перевернуты, все ящики из столов вынуты, а мои бумаги валялись на полу.
Карлотти осторожно прошел в спальню. Потом я услышал, как он идет по коридору в ванную.
Я подошел к столу и заглянул в нижний ящик, в который положил кинокамеру. Замок был сломан, и камеры, конечно, не было.
Глава 7
1
Я только в десять минут двенадцатого избавился от Карлотти и толпы его детективов, которые осматривали мою квартиру, все облазили в поисках отпечатков пальцев, совали свои носы во все углы и щели, фотографировали взломанную дверь и вообще вытворяли черт-те что.
Перед этим я спустился к Джине, объяснил ей ситуацию и сказал, чтобы она меня не ждала. Она хотела остаться, но я ей не позволил. У меня было слишком много своих забот, чтобы заниматься ею вдобавок к полиции.
Бросив на меня беспокойный взгляд, она пообещала позвонить утром и уехала на такси.
Карлотти выслушал мои объяснения относительно кинокамеры. Я показал ему, где ее положил, и он осмотрел сломанный замок ящика.
У меня не было уверенности в том, что он мне поверил. Его лицо было невозмутимым, но у меня возникла мысль, что он только большим усилием сохраняет обычную вежливость.
— Странное совпадение, мистер Доусон, — произнес он. — Кинокамера была у вас всего несколько часов, и к вам ворвался вор и ее украл.
— Да? — саркастически заметил я. — Но он украл не только камеру, но и всю мою одежду, мои сигареты, мое спиртное и мои наличные деньги. Это трудно назвать простым совпадением.
Подошел один из людей Карлотти и сказал, что никаких отпечатков пальцев, кроме моих, не найдено.
Карлотти бросил на меня задумчивый взгляд и пожал плечами.
— Я должен доложить об этом своему начальству, — проговорил он.
— Докладывайте об этом хоть президенту, если вам угодно, — разозлился я. — Как только вернете мне все мои вещи.
— Кинокамера — это серьезная утрата, синьор.
— Я не мог лучше спрятать эту камеру. Это вы должны были о ней побеспокоиться. Вы не вправе обвинять меня в том, что она украдена, если сами только сейчас поняли, как она для вас важна. Гранди дал мне камеру, и я за нее расписался. Он сказал, что ни ему, ни вам она не нужна. Так что не надо на меня смотреть так, будто я сам себя ограбил только для того, чтобы доставить вам неприятности.
Карлотти примирительно заметил, что мне нет необходимости так злиться в связи с происшествием, которое не может не вызывать сожаления.
— О'кей, я и не злюсь. Вы не возьмете на себя труд убрать отсюда всех своих людей, чтобы я мог навести порядок и приготовить ужин?
После этих моих слов они провели у меня еще полчаса. Лишь окончательно убедившись, что вор не оставил никаких следов, они наконец убрались.
Карлотти вышел последним.
— Возникла очень неловкая ситуация, — посетовал он, остановившись на пороге. — Вам ни в коем случае не следовало брать камеру.
— Знаю. Теперь я это понимаю. Сердцем я всецело с вами, но камеру мне дали ваши люди и взяли с меня расписку. Вы не вправе обвинять меня в случившемся. Сожалею, но не собираюсь больше тратить на это время своего сна.
Он хотел что-то возразить, но передумал, пожал плечами и ушел.
Я не обольщался. Было ясно, что, несмотря на пропажу моей одежды, сигарет, трех бутылок виски и нескольких тысяч лир, вор проник сюда только с одной целью — взять кинокамеру.
Пытаясь навести хоть какой-то порядок в спальне и гостиной, я размышлял над происшедшим. Перед моим мысленным взором стоял широкоплечий пришелец, которого я видел на вилле в Сорренто. Я был готов побиться об заклад, что это именно он проник в мою квартиру и похитил камеру.
Как только я закончил прибираться в гостиной, раздался звонок в дверь.
Я прошел в прихожую, думая, что это вернулся Карлотти с новой порцией вопросов. Я отодвинул задвижку и открыл дверь. Передо мной стоял Максвелл.
— Привет, — поздоровался он. — Я слышал, у тебя побывали воры.
— Да. Заходи.
Он с большим любопытством посмотрел на сломанный замок двери и прошел за мной в гостиную.
— Много пропало?
— Только обычные вещи. Все было застраховано, так что о чем беспокоиться? — Я подошел к бару. — Выпьешь?
— Не отказался бы от бренди. — Он упал в кресло. — Как старику понравилась информация, которую я дал в прессу о Хелен?
— Кажется, ничего. У тебя было много проблем?
— Один или два парня пытались задавать лишние вопросы, но я посоветовал им поговорить с Чалмерсом. Они сказали, что лучше поцелуют больного оспой. Старик у них, похоже, первый любимчик на свете. — Он взял у меня рюмку с бренди. — Чалмерс уехал или все еще здесь?
— Улетел рейсом в три тридцать из Неаполя. — Я сделал себе виски со льдом. — Погоди минутку. Хочу чего-нибудь поесть. У меня крошки во рту не было с обеда.
— Что ж, дело за мной. Пойду куплю тебе чего-нибудь.
— Сейчас уже слишком поздно. — Я позвонил по телефону портье и попросил его принести мне немедленно сандвич с цыпленком.
— Ладно, давай пока еще по рюмашке, — сказал Максвелл, когда я положил трубку. — А ты не выяснил, что она там делала одна? Как она погибла?
Я постарался не рассказывать ему лишнего. Сказал, что вроде там замешан какой-то мужчина и что полиция не вполне удовлетворена версией о смерти Хелен в результате несчастного случая, а Чалмерс велел мне заняться этим делом и представлять его интересы.
Он внимательно слушал, прихлебывая бренди.
— Так что, ты пока не едешь в Америку?
— Пока нет.
— Я же тебе говорил, что этот старый сукин сын захочет провести расследование! Ну, слава богу, я в это не замешан.
Я сказал, что ему повезло.
— А чего еще надо полиции? Что им не нравится?
— Карлотти любит всякие головоломки. Он всегда из мухи делает слона.
— А Чалмерс думает, что это несчастный случай?
— Он пока не пришел ни к какому выводу.
— А ты?
— Не знаю.
— Эта девочка была созревшая сучка. А ты не думаешь, что это ее скинул со скалы ее бой-френд, а?
— Надеюсь, что нет. Чалмерсу бы такая ситуация пришлась не по душе.
— В этом еще кто-то замешан, Эд. Она бы никогда не сняла такую виллу в Сорренто, если бы ей кто-то не помог. Не догадываешься, кто бы это мог быть?
— Ничего определенного, но это и не так важно, Джек. Скажи мне вот что: кто такая эта Джун Чалмерс?
Он удивленно на меня посмотрел и ухмыльнулся:
— Красотка, правда? Но если у тебя вертятся какие-то мыслишки насчет нее, забудь их. Она тебе не по зубам.
— Ни о чем таком не думаю. Я просто хочу узнать, кто она такая. Откуда она взялась? Тебе что-нибудь о ней известно?
— Она была певичкой в одном из ночных клубов Менотти.
Я призадумался. Опять Менотти.
— А не там ли она и Хелен встретились? Она сказала мне, что знала Хелен несколько лет.
— Вот как? Мне это было неизвестно. Я слышал, что Чалмерс встретил ее на вечеринке и сразу влюбился и женился. Ей здорово повезло. Ночной клуб, где она выступала, после смерти Менотти закрылся. Хотя у нее и хорошая фигурка, она не могла все время петь за гроши.
Нас прервал портье, принесший сандвич. Максвелл поднялся на ноги.
— Ну, вот и твоя провизия. Я пойду. Когда закончится дознание?
— В понедельник.
— Ты, полагаю, пойдешь?
— Думаю, да.
— Лучше ты, чем я. Ну, до свидания. Заглянешь завтра в офис?
— Может быть. Все остается на тебе. Официально я в отпуске.
— И неплохо проводишь время. — Он усмехнулся и ушел.
Я сел и начал жевать сандвич, размышляя, что делать дальше. Я должен был найти кого-нибудь из друзей Хелен. Единственной ниточкой оставался телефон Карло. Я знал одну женщину, которая работала на телефонной станции. Когда-то она однажды выиграла конкурс красоты, и я написал об этом в газете. Одно время мы с ней были больше чем друзьями. Я решил позвонить ей утром и попросить, чтобы она нашла мне адрес Карло.
Я напряг память, чтобы вспомнить, не говорила ли Хелен во время наших встреч что-то насчет своих друзей, и уже собирался лечь спать, когда вдруг вспомнил, что однажды она упоминала Джузеппе Френзи, который вел колонку политики в «Л'Италиа дель Пополо» и был моим хорошим приятелем.
Когда Френзи не писал свои политические статьи, он занимался амурными делами. Он утверждал, что близость с симпатичными женщинами — единственный настоящий смысл жизни. Сейчас Френзи мог оказаться мне полезным.
Я посмотрел на часы. Было без двадцати двенадцать: для Френзи самое начало дня — он никогда не ложился спать раньше одиннадцати утра и не вставал раньше четырех часов пополудни.
Я позвонил ему домой. Была небольшая вероятность, что он еще никуда не ушел.
Мне ответили незамедлительно.
— Эд? Ну, это кое-что, — сказал Джузеппе. Он гордился своими американскими словечками. — А я как раз хотел тебе звонить. Только что прочитал новости о Хелен. Это правда? Она действительно умерла?
— Она точно умерла. Я хочу с тобой поговорить, Джузеппе. Можно, я к тебе заеду?
— Конечно. Буду тебя ждать.
— Приеду прямо сейчас, — сказал я и положил трубку.
Я спустился по лестнице и подошел к тому месту, где оставил «линкольн».
Дожди в Риме всегда начинаются внезапно, и на улице лило вовсю. Я забрался в машину, включил «дворники», завел двигатель и выехал со стоянки.
Френзи жил на виа Клаудиа рядом с Колизеем. Мне понадобилось всего шесть минут, чтобы доехать до его дома.
Улицы были почти пусты, и, отъезжая, я увидел боковым зрением, что на стоявшей неподалеку машине вдруг зажглись фары. Секундой позже она вырулила на дорогу и пристроилась за мной.
Выехав на ярко освещенную улицу, я увидел, что это «рено».
2
Я решил во что бы то ни стало узнать, кто водитель и что ему надо. Для этого нужно было как-то пропустить его вперед, и тогда я мог бы вынудить его остановиться.
Я огибал Колизей, а «рено» следовал в пятидесяти ярдах позади. Оказавшись на темном участке дороги, я ударил по тормозам, бросил машину к тротуару и остановился.
Для водителя «рено» это оказалось сюрпризом. Он не успел затормозить и проехал мимо меня. Было слишком темно, чтобы разглядеть, мужчина или женщина сидит за рулем. Когда мой преследователь проскочил мимо, я отжал сцепление и, надавив изо всей силы на педаль газа, послал свой «линкольн» вперед.
Водитель «рено» сразу разгадал мои намерения. Его реакция была более быстрой, чем я ожидал. Он в свою очередь тоже дал газу, и «рено» рванулся вперед, полетев по виа дель Фори Империали, как пуля, выпущенная из ружья.
Мы двигались на скорости около восьмидесяти миль в час. Я слышал у себя за спиной пронзительные свистки полицейских. Впереди, за мчащимся «рено», показалась площадь Венеции. По ней неторопливо двигались машины, и моя решимость ослабла. Я знал, что не смогу проехать по площади с такой скоростью, не сбив кого-нибудь или не врезавшись в какую-нибудь машину. Моя нога надавила на педаль тормоза, и «линкольн» сбавил ход.
«Рено» быстро удалялся. Он издал протяжный предупреждающий гудок, выскочил на площадь и растворился в темноте.
Мне снова стали слышны свистки полицейских. Не имея никакого желания вступать в дискуссию с представителями закона, я повернул на виа Каву, сбавил скорость до приемлемой и стал по большой дуге возвращаться к Колизею.
Мне было досадно, что «рено» от меня удрал, хотя неизвестно, чем бы кончились наши гонки при его манере езды. Наконец, вызывало удовлетворение то, что мне удалось его напугать.
Я подъехал к дому, где жил Френзи, припарковал «линкольн» и направился к входной двери. Квартира была на первом этаже.
Френзи немедленно открыл, как только я позвонил.
— Заходи, — сказал он. — Рад снова тебя видеть.
Я прошел в его симпатично обставленную гостиную.
— Выпьешь? — спросил он.
— Наверное, нет, спасибо.
Я сел на подлокотник кресла и посмотрел на него.
Френзи был среднего роста, крепко сложен. Его умный цепкий взгляд остановился на моем лице, и он беспокойно нахмурился.
— Ты должен хоть как-то составить мне компанию, — произнес он. — Давай выпьем бренди.
— Что ж, о'кей.
— Очень плохие дела, Эд, — проговорил он, когда наливал бренди. — В газетных отчетах сказано только, что она упала со скалы. Ты не знаешь подробностей? Что она делала в Сорренто?
— Она там была на каникулах.
Он взял стаканы и, подав мне мой, начал взад-вперед ходить по комнате.
— Слушай, а если откровенно, а? — спросил он, не глядя на меня.
Его слова меня насторожили.
— Между нами, по этому поводу есть некоторые сомнения, — сказал я. — Чалмерс считает, что это было убийство.
Френзи пожал плечами и еще сильнее нахмурился.
— А полиция — что она думает?
— Они склоняются к тому же. Этим делом занимается Карлотти. Сначала он был уверен, что произошел несчастный случай, но сейчас переменил свое мнение.
Френзи посмотрел на меня.
— Готов побиться об заклад, что это убийство, — промолвил он.
Я закурил сигарету и уселся в кресло.
— Что заставляет тебя так говорить, Джузеппе?
— Рано или поздно у кого-то должна была появиться потребность избавиться от нее. Она напрашивалась на неприятности.
— А что тебе о ней известно?
Он немного постоял в нерешительности, потом подошел ко мне и сел напротив.
— Мы с тобой хорошие друзья, Эд. Мне нужен твой совет. Я как раз собирался с тобой связаться, когда ты сам мне позвонил. Мы можем побеседовать так, чтобы это осталось между нами?
— Конечно, говори.
— Я встретил ее на вечеринке дней через пять после того, как она прилетела в Рим. У меня хватило глупости провести с ней четыре или пять дней — или скорее ночей. — Он посмотрел на меня и пожал плечами. — Ты знаешь, как это со мной бывает. Я начал за ней ухаживать, и она не стала оказывать сопротивления… — Он замолчал и скривился.
— Ну и что?
— После того как мы провели вместе четыре ночи, она завела речь о деньгах.
Я уставился на него:
— Ты хочешь сказать, что она попросила у тебя в долг?