Инквизитор и нимфа Зонис Юлия
— В этом весь, как говорит наш друг Либович, цимес.
Лаури не помнила, кто такой Либович и почему он был «нашим другом», но идея ее взволновала.
— Значит, вы все — плохие?
— Девочке больше не наливать, — тихо сказал Стентон.
— Молчи, убийца с глазами медузы, — парировала Лаури, и Стентон поперхнулся своим бурбоном. — Ты, — она ткнула пальцем в Фреду, — отвечай: вы плохие или хорошие?
Фреда зевнула, показав острый язычок. Кошка кошкой.
— Мы невинны. Невинны, как боги, звери и дети, и в этом-то и весь ужас.
— Объясни.
— Сначала надо выпить.
Выпили.
— Ну?
— Так вот. Та Хеспер, как известно, являлся неоднократно в годину бедствий и в последний час, бла-бла. Но примечательно не это, а то, откуда он вообще взялся.
— Откуда?
Геодка ощерила в гримасе мелкие острые зубы:
— Был когда-то, в давние времена и не в нашем мире, один удачливый полководец… — Рассказывая, она вновь запустила руку в шевелюру Шеймаса и накручивала на палец его жесткие вихры; ирландец одновременно хмурился от боли и блаженно ухмылялся.
— Один, говорю, полководец, и пуля его не брала, и лучемет не жег. И узнал он от некоего прорицателя, мошенника не из последних, о долине Смертной Тени. Любой, кто пересечет эту долину, достигнет бессмертия и божественной власти. Одна беда — каждый шаг по дну долины стоит ровно одну человеческую жизнь. Ну, полководец тоже не дурак был — собрал всю свою армию, десять тысяч бойцов…
— Маловата армия, — заметил страдающий Шеймас.
— Да и долина недлинная. Короче, собрал эту орду, схватил жену с маленьким ребенком и айда в долину.
— А жену-то с ребенком зачем? — спросил внимательный Вигн.
— А на фиг бессмертие, если не с кем его разделить? — резонно заметила Фреда. — Так вот. Маршируют они через долину, на каждом шагу верный боец падает замертво, но полководцу, понятно, начхать. Идут. Уже выход виден. В ста шагах. А солдат мало осталось, совсем уже мало. В десяти. Всего несколько человек. В пяти. В двух. Опа! Нету больше солдат, все сдохли.
— И что? — разволновалась Лаури.
— И то. Сначала козел драный свою жену шагнуть заставил. Ну она мертвой — брык. А затем шагнул сам и, подыхая, кинул к выходу из долины ребенка. Сынка своего.
— И?
— И вот. Младенчик тот и стал Та Хеспер. Разрушителем.
Лаури тряхнула головой. В голове тихо и настойчиво звенело, словно и на нее начала действовать «заглушка».
— Не понимаю. А смысл какой?
— Смысл? А смысл простой, — осклабилась геодка и дернула Шеймаса за вихор так, что тот ойкнул. — Очень простой смысл, лапочка моя. Если тебе могущество задарма досталось, ничем ты за него не заплатил и никак не пострадал — станешь полным уродом.
Лаури нахмурилась. Что-то в этом рассказе было неправильно… Ах да.
— Ничего себе задарма! У него родители умерли.
— Мало ли у кого родители умерли, — фыркнула Фреда, потягиваясь.
И почудился в этом какой-то нехороший намек, поэтому Лаури, ощетинившись, спросила:
— И у кого же? У тебя, что ли?
— Да у меня их и не было, — равнодушно сообщила геодка. — Клон я. Обыкновенный клон.
— Необыкновенный, — поправил разомлевший Шеймас.
— Ладно, — легко согласилась девица. — Не обыкновенный. Порченый. Я, понимаешь ли, шестнадцатая в помете…
— Фи, Фредди, как грубо…
— А что? Самая маленькая и несчастная. — Тут Фреда жалобно сморщилась. — Братцы и сестрицы меня бросили. Сиротинушку. Вот вы подобрали, и ладно.
И за это, конечно, немедленно выпили. Дальше пошло что-то мутное. Пили и за прекрасных дам, и за то, чтобы все сдохли, Шеймас уже совсем откровенно лапал Фреду, а та лишь томно постанывала — и в какой-то момент Лаури поняла, что говорят о ней. Она попыталась восстановить то, что прозвучало раньше. Речь шла о каком-то клипере, а может, и не о клипере, а о крейсере или не о крейсере, а о целой барже с оружием, которая вроде бы затонула у берега еще в те времена, когда колонисты не знали ничего об особенностях Пушистых островов и хотели построить там военную базу. Вздор. Или не вздор? Шеймас сказал, что не вздор, а скептично настроенный Лукас — что вздор, а Стентон предложил проверить, а Шеймас сказал, что водолазное оборудование, если Стентон хочет, пусть сам и снимает. А Фреда сказала: зачем водолазное оборудование, ведь у них есть своя русалка. И все уставились на Лаури.
— Не буду я нырять, — выдохнула она.
— Конечно, не будешь, — подтвердил Вигн. — Шеймас, утихомирь свою подружку.
— Спорим, что я ее уговорю? — промурлыкала Фреда.
— На что спорим? — прищурился Стентон.
— На бутылку двадцативосьмилетнего «Джеймисона». Шеймас ее прячет для нашей свадьбы.
Ирландец зарычал. Фреда хрипло расхохоталась. Лаури пожала плечами:
— Не уговоришь.
— Уговорю, еще как!
Стентон, клейко блестя глазами, уставился прямо в вырез кофточки Лаури.
— А на Магнитной косе, говорят, мертвецы водятся, — ни к кому не обращаясь, сообщил он. — Страшно?
Бутылка бурбона перед ним почти опустела, но у Лаури было мерзкое ощущение, что Стентон вовсе не пьян. На пол он, что ли, лил свое пойло? Да и остальные казались трезвыми, и только она расклеилась, как последняя дура.
Наверное, это все и решило, потому что Лаури, пошатнувшись, встала. Перегнувшись через стол, девушка выдохнула в лицо Стентону:
— Спорим. Если она меня не уговорит, нырять будешь ты. Без костюма и без баллонов.
— Браво! — снова заорала чуткая на ухо геодка. — И добавила: — Пошли, подруга, курнем. Оставим этих катангов, пусть решают, у кого эго длиннее. Крутые тут все равно мы.
Снаружи было удушливо жарко, хотя день только начинался. Солнце плавило спутниковую антенну, торчащую над угловым домом. Ветер гнал пыль по пустой улице, но над центром, дальше к востоку, уже что-то клубилось, вспыхивая медными искрами. Хлопали под ветром пластиковые, расшившиеся листы крыши, гремели в недалеком порту краны, и над всем этим неслось пронзительное «няняняня» водосборщиков.
Сигаретный дым драл горло. Курить ее тоже приучила Фреда, и это было глупо, дурацкое какое-то лихачество, но Фреда умела втягивать в авантюры. Может, и уговорит. Тогда же уговорила: «Да наплюй. После лемурийского коктейльчика рак отменяется. Будешь жить триста лет, подруга. Пользуйся, пока можешь». И вот сейчас стояла рядом, длинноногая, самоуверенная красотка, и выдыхала сизые дымные струйки.
— Уговаривай, — сказала Лаура, оборачиваясь к подруге.
И окаменела, потому что встретила ее такой ненавидящий, такой горящий серебряной злобой взгляд, какого не видела никогда и ни у кого.
— Сладенькая сучка, — процедила геодка. — Как же я тебе завидую, если бы ты могла знать. Была бы я его любовницей…
— Лукас…
— Да при чем тут твой драный Лукас? Лукаса я хоть завтра получу. Но ничего, ничего. Я его трахну, и, обещаю, ему это понравится больше, чем твои раздвинутые тощие коленки.
— Да что ты меле…
— Мутабор, — без всякого выражения произнесла Фреда.
Колючее солнце, сорвавшись с антенны, рухнуло прямо в глаза Лаури.
В детстве Борис Либович зачитывался сказками Гауфа, а позже, как и многие викторианцы, обзавелся специфическим чувством юмора.
…Лаури не могла понять, как Фреда уговорила ее на поиски затонувшей баржи, но как-то, похоже, уговорила — иначе почему бы вся компания очутилась в тряском, воняющем навхусом и пивом джипе, который пылил по раздолбанной дороге? Более того, на сиденье рядом с Лаури валялся пояс, с которым она обычно ныряла. К поясу крепились ножны с узким и легким ножом — таким удобно разрезать сети — и еще маленький, но мощный фонарик.
Солнце уже набралось силы, налилось злобой. Хорошо, что его скрывали пыльные облака. Желтые полосы протянулись от горизонта до горизонта. Желтая полоса — море. Желтая полоса — небо. Сверкающая стена позади — оставленный ими город.
На Магнитной косе валялись разбитые бочки из-под горючего. В сетке, на песке, запутался белый шар поплавка. Водосборщики, здесь особенно жирные и наглые, ссорились из-за куска дохлятины, и заунывно гудела выходящая из порта бесконечная баржа.
Все подошли к морю, которое недобро и лаково блестело на солнце. В ярком дневном свете мужчины выглядели помятыми и странно смущенными, даже противный Стентон. Шеймас ожесточенно вытряхивал из шевелюры пыль. Вигн вообще отделился от компании и расхаживал по кромке прибоя, пиная пучки водорослей. Только Фреда казалась, как всегда, невозмутимой.
— Слушайте, — выдавил Стентон, — это какая-то чепуха. Баржа в двух километрах от берега. Девчонка потонет.
— Не потону, — резко бросила Лаури, поражаясь собственной уверенности.
Пояс, который до этого несла в руке, она обернула вокруг бедер и застегнула магнитной пряжкой. Разбрасывая песок, подошла к воде. Вдоль берега тянулись нефтяные размывы, но дальше море было чистым, зеленовато-сиреневым. Вдруг нестерпимо захотелось окунуться в эту прохладную зелень.
Кто-то тронул ее сзади за локоть. Шеймас. Он протягивал старинный планшет, обернутый зачем-то прозрачным пластиком. На экране за изломанной чертой береговой линии и длинным языком косы вспыхивала красная точка.
— Вот. Точно доплывешь?
Лаури молча взяла планшет и прикрепила к поясу. Скинула майку и шорты, оставшись в бюстгальтере и трусиках. Сзади хмыкнули. Стентон? Ничего, пусть смотрит. Она уже не та бледная немочь, что пряталась от солнца под кремами и зонтиками: кожу покрывает ровный золотистый загар.
Девушка медленно пошла на глубину. Первое прикосновение воды ошарашило холодом, но уже через минуту море казалось теплым, даже слишком теплым. Суп, а не море. Суп с кладами, русалками и утопленниками.
Лаури захотелось оглянуться, но вместо этого она выдохнула воздух и рыбкой ушла под воду.
Боль по сторонам шеи была уже привычная и нестрашная.
Иногда ей хотелось остаться на глубине. В зеленой прохладе, ласкающей кожу, в укромном шепоте пузырьков. Ниже плыли столбчатые нити и розетки водорослей, напоминавших земные хвощи. В водорослях жили падальщики-крабы и хитрые маленькие ракоскорпионы, там вили гнезда рыба-удод и рыба-апельсин, чью оранжевую кожу утыкали миниатюрные купола икринок. Ниже обитали совсем уже непонятные твари, ленты и щупальца, но все они были одинаково безразличны к парящей над ними русалке.
В бухте валялось много мертвого железа, и Лаури однажды, резвясь, подобрала острый осколок и процарапала на ржавчине непечатное слово. Но это случилось севернее. Здесь она еще не бывала. По слухам, Магнитная коса навевала странные галлюцинации. Лаури сосредоточилась на пении воды в ушах, ожидая уловить нездешние голоса, хор сестер-русалок или скрежет утопленников, но вода оставалась водой и шептала настойчиво и мягко. Тогда девушка ускорилась: сжала ноги, отчего из них получилось подобие русалочьего хвоста и, загребая руками, поплыла туда, куда указывала красная стрелка на планшете. Спустя некоторое время впереди выросла ржавая, облепленная водорослями стена. Корпус баржи.
Когда Лаури выбралась на берег, обстановка изменилась. Коса больше не пустовала. На дальнем ее конце мельтешили какие-то люди, слышалась музыка. Оттуда же неслись запах горящего навхуса, который пришельцы поджигали в больших черных бочках, и зазывный аромат шашлыка.
Увидев Лаури, Стентон и Шеймас ринулись в воду, как будто девушка не могла обойтись без их помощи. Впрочем, она действительно пробыла на глубине слишком долго. В ушах звенело, и мир как-то странно качался. Шеймас подхватил Лаури на руки прежде, чем отступающее — начинался отлив — море забрало ее себе.
— Ну ты паршивка! — заорал ирландец. — Мы думали: всё, утонула. Вигн, главное, спокойный как сволочь, тычет в комм и говорит — планшет подает сигнал, значит, она обратно плывет. Зачем тебе такой парень, а? Я чуть сам в воду не полез.
Лаури слабо улыбнулась, представив, как Шеймас рвется ее спасать. Заглянув за плечо ирландца, она увидела Лукаса. Тот сидел на подножке джипа и прутиком рисовал на песке. Рядом стояла Фреда и что-то ему втолковывала. Психик бросил прут, поднялся и зашагал к воде.
— Не надо, — сказала Лаури.
— Чего не надо? — не понял Шеймас.
— Держать меня не надо. — Она высвободилась из рук ирландца и сама выбралась на пляж.
— Так что с баржей? — прокричал ей вслед Стентон.
Лаури ответила не оборачиваясь:
— Есть там баржа. На палубе сидят два скелета, дуются в кости и ждут третьего. Говорят — тебя.
Фреда уже стояла рядом с Вигном и улыбалась во весь рот:
— Класс, подруга. «Джейми» наш.
Лаури смотрела на Лукаса. Выражение лица у психика было такое, будто ему в спину вогнали нож и медленно, медленно проворачивали лезвие. Девушка швырнула ему под ноги планшет. А потом все собрались и пошли на вечеринку, шум которой вспугнул водосборщиков и закружил в воздухе маленьких белых чуйков. Лаури не стала одеваться. Зачем? Танцующие там, на дальней оконечности косы, через одного были и вовсе голыми. Так и шагала, взбивая босыми ступнями ржавый песок.
Откуда взялась эта женщина? Эта старуха… нет, не старуха, хотя из-за резких морщин, исчертивших ее лицо, она и казалась старой. Эта безумная, потому что безумным было пламя, горевшее в ее зрачках. А может, там всего лишь отражался горящий навхус: рыжий, беспокойный огонь на потемневшем пляже. Но почему тогда двое здоровенных мужчин сжимали в руках цепи, тянувшиеся от запястий женщины и железного кольца на ее поясе? Когда юродивая появилась в толпе, сразу стало понятно, что собрались здесь из-за нее, а не из-за пива и плясок с «буйками» — хотя, конечно, приходу женщины предшествовали и пиво, и пляски, и даже какие-то воскурения. Горько-смолистый и сладкий до одури запах.
— Одержимая, — шепнул кто-то у уха Лаури и, оглянувшись, девушка увидела ярко блестевшие глаза Фреды. До этого геодка выплясывала в самом центре толпы, и непонятно, как успела очутиться рядом.
— Что?
— Одержимая, предсказательница. Женщина-психик.
— Женщин-психиков не бывает.
— Конечно, не бывает. На Земле. Орден с ними быстренько разбирается. Очищение, слышала про такое? Юлианцы и викторианцы. Ведьмы и инквизиторы. В сущности, одна шайка.
Женщина в цепях не была похожа на психика. Она походила на сумасшедшую. Наверное, два здоровяка заботились о ней, как владельцы зверинца заботятся об экзотическом хищнике. По крайней мере, одежда одержимой выглядела аккуратно: широкая темная юбка и теплая не по погоде безрукавка. Голые худые руки женщины покрывали синяки и следы укусов… Сама она себя грызла, что ли?
— Бабы-психики сходят с ума, — шепнула на ухо Фреда. — Слишком сильный дар… или проклятье, кто как считает. О-Ди.
— Что?
— Передозировка, глупышка. Они же гомозиготы.
Знакомство Фреды с генетической терминологией отчего-то неприятно поразило.
Толпа раздалась и замерла. Из-за Фрединого шепотка Лаури не заметила, как очутилась в первом ряду, на границе пустого круга. В центре стояли нахохлившаяся бесноватая и два ее поводыря. Будто цыгане с медведем на старинной картинке. Пламя навхуса окрашивало лица мужчин в красный, но женщина оставалась бледна и в этом тревожном свете.
Близость одержимой тяготила. Лаури попятилась, но геодка когтями впилась ей в локоть.
— Смотри. Будет интересно.
Одержимая повела по толпе мутным взглядом и медленно, приседая на каждом шагу, двинулась вдоль окружившего ее кольца. Крадущаяся походка одержимой напомнила Лаури самые черные из сказок ее детства. Про Скока-Подскока, ворующего непослушных детей, и заглядывающую в окна длинномордую Люпинеллу. Чуть слышно шуршал песок под ногами крадущейся, и волны неподалеку шлепали о берег. Лаури оглянулась. Где же Вигн? Где остальные? Но сплошная и плотная стена людей сзади, людей с неразличимыми лицами, не шелохнулась, а позвать Лаури почему-то не могла.
«…на кого падет на кого падет накогопадет…»
— Чистая!
Вопль взвился над толпой, и Лаури шарахнулась прочь, потому что одержимая распростерлась на песке перед ней. Раскинув широкую юбку, метя песок пепельными космами, женщина извивалась и накатывалась, накатывалась, подползала ближе. Так движется глубоководная тварь, почуявшая добычу: медленное сокращение мантии и быстрый рывок.
— Чистая-а!
Тварь ринулась в атаку, но русалка не была беззащитна. Русалка выхватила нож, которым резала предательские рыбачьи сети. Черное брюхо твари надвинулось, распахнулся маленький хищный рот… Русалка ударила быстро и точно, метя в двухкамерное сердце. Лезвие вошло легко, слишком легко, словно перед ней было хлипкое тело медузы. Толпа позади ахнула… Толпа?
Лаури отшатнулась, чувствуя, как по руке течет что-то теплое.
— Га-а! — выдохнула толпа.
— Хр-р, — сказала лежащая на песке женщина, выхаркивая кровь.
Державшие цепь поводыри потащили женщину по песку. Почему они не сделали этого раньше? Одержимая распахивала рот, как выкинутая на берег рыба, силилась что-то сказать. Лаури выронила нож, упала на четвереньки и быстро-быстро поползла следом за женщиной. Достаточно быстро — как ей показалось, — чтобы услышать, что та говорит. Но одержимая уже ничего не говорила, только пучила глаза. Лаури вцепилась в ее охваченные железными браслетами запястья, наклонилась так близко, что разглядела красное навхусное пламя в глубине зрачков умирающей. И провалилась.
…Это горел не навхус.
Это горели — красным, багряным, алым и лиловато-сиреневым — тяжелые облака над равниной. Облака закрыли небо сплошной пеленой, не оставив ни щелки. Вверх по склону голого, как череп, холма вела тропинка. По тропинке шел человек. Он шел неспешно, пока разгоралось над ним в облаках кровавого цвета пламя. Склон вскоре кончился, но человек, кажется, этого не заметил. Он продолжал шагать по воздуху, как по земле, поднимаясь все выше и выше, и тучи над его головой свивались в пасмурную воронку. Из туч ударили стебли вихрей, черные с багрянцем колонны. Они выстроились по сторонам той невидимой лестницы, по которой шагал человек.
Лаури уже поверила, что подъем никогда не закончится, но идущий остановился. Он поднял голову и посмотрел вверх. Облака раздались, прорвались нарывом, из которого хлынул багряный гной. Недобрый свет огромной звезды пульсировал, набирая силу. Звезда занимала все небо. Она была больше неба, больше всего, что когда-либо видела Лаури, больше и ужаснее. Звезда нетерпеливо сокращалась. Тело ее корчилось в родовых схватках, выбрасывая кровавые протуберанцы. Человек поднял руку, как будто желая помочь звезде…
В эту секунду Лаури наконец обрела голос и закричала:
— Марк!
Человек обернулся. Это действительно был Марк в какой-то темной хламиде. Он казался старше, чем при их последней встрече, хотя и ненамного. Лицо его еще больше похудело, а на щеках появилось несколько оспинок. Но испугали Лаури глаза. В их светлой заводи пульсировали маленькие черные звезды. Пульсация повторяла ритм родовых схваток огромной звезды.
— Марк!
Он улыбнулся. Губы его шевельнулись, но слова не успели долететь до Лаури, ведь свет движется быстрее звука. Огромная звезда полыхнула ослепительно белым, наконец-то свободная разродиться — и умереть. Пламя стеной понеслось вперед. Человеческий силуэт четко выступил на его фоне, и на секунду Лаури показалось, что рядом с Марком стоит кто-то еще: невысокая угловатая фигурка.
— Ма…
Слово сорвалось в вой, потому что огонь добрался и до нее. Но почему-то очень важно было договорить, и девушка все же выкрикнула…
— Марк!
— Да, да, я тут. Ты чего кричишь?
Лаури торчком села в кровати. В окна били косые лучи утреннего солнца. Марк в полосатой, расстегнутой на груди рубашке сидел на одеяле и тряс Лаури за плечо. На стуле рядом с кроватью расположился поднос с кофейником и чашками. Аппетитно пахло кофе, и привидевшийся кошмар рассеивался, таял в облаке этого домашнего запаха.
— Снилось что-то нехорошее?
Лаури повела ладонью по лбу. Лоб оказался мокрым от пота.
— Да. Кажется.
— Что?
— Не помню.
«Что?» Эхо потерянных слов, что-то вроде «Я поеду к нему, с ним случится несчастье!»… С кем? Какое несчастье? Берег в пятнах гниющих водорослей и недавних кострищ, больной взгляд светловолосого человека…
— Ах да. У тебя были какие-то странные глаза. Девушка внимательно заглянула в лицо Марку и обругала себя за глупость. Конечно, самые обычные у Марка глаза: темно-карие, холодновато блестящие в резком северном свете.
Эпилог
Небо Геода
Борис Либович спал в красной опочивальне своей земной резиденции и видел приятные сны. Приятность сновидений доказывалась улыбкой, которая блуждала по его тонковатым губам. Магистр спал, и потому не мог наблюдать, как некий молодой человек остановился у ложа и некоторое время любовался спящим. Затем молодой человек развернулся и прошел в соседнюю комнату, или, скорее, альков.
Обстановочка в алькове была та еще. Начать с того, что кто-то настроил голообои на изображение беспокойного неба, затянутого слоями туч. Тучи бурлили, и цвет их менялся — от алого до багрового и лиловато-сиреневого. В этом безрадостном свете отплясывала девушка. Совсем недавно она обрила голову. Пробивающаяся короткая и жесткая щетинка была черной, но в остальном девушка как две капли воды походила на небезызвестную Фреду. На висках, на лбу и затылке Фреды темнели «буйки». С закрытыми глазами геодка извивалась в такт неслышимой музыке, а потому не сразу заметила вошедшего. Молодой человек решил обратить на себя внимание. Для этого он подошел к девушке и довольно бесцеремонно содрал «буйки» с ее висков. Танцовщица остановилась и открыла глаза. Если молодой человек надеялся на бурную реакцию, ожидания его полностью оправдались. Геодка взвизгнула и метнулась к лежащей на полу циновке. С пугающей быстротой отшвырнула циновку и выхватила из-под нее маленький, металлически блестящий предмет. Молодой человек, до этого наблюдавший за действиями Фреды бесстрастно, оживился. Когда она вскинула руку, наводя предмет на непрошеного гостя, тот поднял ладонь. Металлически блестящий предмет вырвался из пальцев геодки и влетел прямиком в раскрытую ладонь молодого человека.
— Как видишь, я тоже умею показывать фокусы, — мягко сообщил гость. — Вот так…
Тут штуковина взмыла в воздух и зависла, кружась все быстрее.
— И вот так.
Оружие вспыхнуло резким белым пламенем и исчезло. Не осталось даже пепла, но в комнате ощутимо запахло озоном, а картинка на голообоях дрогнула.
Геодку престидижитаторское искусство молодого человека совсем не обрадовало. Прижавшись к стене, она оскалила сахарной белизны зубы и прошипела:
— Та Хеспер!
— Меня зовут не так, — тихо сказал гость. — Впрочем, это не важно. Ты, кажется, любишь танцевать?
— Чтоб ты сдох!
— И это вряд ли. Попляши-ка для меня.
На сей раз молодой человек не махал руками. Он просто отступил на шаг. Геодку вздернуло в воздух. Под ее ногами заискрился диск, очень похожий на те, на которых отплясывают танцовщицы в клубах. Разница заключалась в том, что танцовщиц при каждом прикосновении к диску не шарахает током. Фреда взвизгнула и задергалась в невидимом коконе. Озоном запахло сильнее. Воздух в комнате ощутимо напитывался электричеством, картинка на голообоях сменилась сеткой помех.
— Диамагнитная левитация открыта больше семи веков назад, — поучительно заметил молодой человек. — Еще в девяностые годы двадцатого столетия ученые продемонстрировали, что магнитное поле силой в десять тесл может поднять лягушку. Человек, конечно, покрупнее лягушки, но было бы желание. Кстати, сам Тесла, по слухам, с помощью электромагнетизма телепортировал целый эсминец… хотя до квантовой телепортации так и не додумался. Но, как мы видим, и обычное магнитное поле может творить чудеса.
Пока молодой человек с видом задумчивым и даже мечтательным вел рассказ, Фреда корчилась под уколами электричества. С последним словом магнитный кокон и диск исчезли, девушка обрушилась на пол. Молодой человек подошел к ней, все еще вздрагивающей, и положил руку на коротко остриженную голову.
— Колючая. — Не отнимая руки, он присел рядом со всхлипывающей геодкой. Та попробовала отстраниться, но мужские пальцы сжались, охватывая ее затылок. — Что, — спросил мучитель, заглядывая в расширившиеся от боли серебряные глаза, — не нравится тебе плясать под чужую дудку, Шестнадцатая? Нет, я понимаю. Это ж сколько лет приходилось прикидываться… даже волосы красить. Как не воспользоваться удачным моментом? Всего-то и дел: развернуться и уйти…
Фреда перестала всхлипывать и, сузив горящие зенки, прошипела:
— Думаешь, ты все знаешь? Тогда возьми на столике мой комм и пролистай сообщения на месяц назад.
— Зачем?
— Там мессага от Лауры… Тебе будет интересно. Девчонка ждет не дождется твоей смерти. Не удивительно, если ты имеешь ее так же бездарно, как трахнул в парке меня.
Молодой человек некоторое время размышлял, а затем протянул руку, и лежащий на столике комм влетел ему в ладонь. Он встал, уронив коммуникатор рядом с Фредой:
— Покажи.
— С радостью.
Фреда помудрила над почтой, и в воздухе повисло окно голограммы. Фоновое освещение в записи было светлее, чем в комнате, но тоже отдавало краснотой. Бледная, изрядно осунувшаяся Лаури в окне зашептала:
«Фреда, мне страшно. Мне постоянно страшно с ним, и с каждым днем все страшнее. Это не Марк. Кто-то, похожий на Марка, но не Марк. Фреда, ты обещала, что убьешь только жрущую его тварь. Митчинсон сказал, что можно подобрать резонансную электромагнитную частоту для разрушения цепочки, но я, конечно, не могла прямо спросить, как это сделать…»
При этих словах молодой человек в первый раз повел себя нехладнокровно. Нет, лицо его не изменилось, но в глазах — странно прозрачных — словно взорвался фейерверк черных пятнышек. Забыв про свое умение фокусника, он нагнулся, вырвал комм из рук Фреды и уставился на данные сообщения. Что-то в них — то ли адрес, то ли время отправки и получения, изрядно удивило ночного гостя. Он присвистнул и запихнул комм в карман. Геодка, от резкого движения сжавшаяся в комок, блеснула глазами.
— Убедился? Вот кто жалкая овца. Быть любовницей Либератора — и сдать его с потрохами…
Молодой человек присел на корточки и взял девушку за подбородок.
— А ты бы, конечно, не сдала? Ты любила бы меня верно и преданно, пока бы смерть нас не разлучила?
Мрачно блестя глазами, Фреда процедила:
— Возможно.
— Возможно, что все молекулы кислорода в этой комнате соберутся в один угол и ты задохнешься. Возможно, но маловероятно. Намного более вероятно другое.
Тут некая сила как будто вырвала девушку из рук ночного гостя и, метнув через всю комнату, приложила о стенку. Глаза геодки подернулись мутью.
— Намного более вероятно, что разум Либовича окончательно повредился от слишком плотного общения с «заглушкой». Намного более вероятно, что магистр, пробудившись, обнаружит в постели труп подружки с отпечатками собственных пальцев на горле. Как полагаешь, обрадует ли это магистра? Да, нет? Думаю, да.
Если геодка и хотела ответить, у нее не получилось бы. Та же сила прочно сковала челюсти девушки, так что оставалось лишь мычать.
— Но прежде чем радовать магистра, мне бы хотелось кое-что выяснить, — продолжил молодой человек. — Мне хотелось бы выяснить, господин атлант, останетесь ли вы с ней до конца или сбежите? Даю вам пять минут на то, чтобы определиться.
Комм ночного гостя включился, и в воздухе зависла голограмма песочных часов. Красный песок из верхней их части шустро стекал в нижнюю.
Девушка завороженно следила за красной струйкой. Непонятно, в какой момент произошло изменение. Серебряные глаза налились чернотой: зрачок расширился, заполняя собой радужку. Впрочем, длилась чернота не дольше секунды. В следующую секунду глаза вновь смотрели ясно, хотя и чуть по-птичьи. Взгляд их быстро бегал по комнате, словно никак не мог сфокусироваться на одном предмете.
Когда упала последняя песчинка, рот Фреды открылся, но голос принадлежал не Фреде. Это был весьма вежливый и хорошо поставленный голос, может, чуть обеспокоенный, но никак не похожий на обычную хрипотцу геодки.
— Не убивайте девушку. Пожалуйста.
Молодой человек внимательно разглядывал циновку у себя под ногами и на просьбу не отвечал.
— Не знаю, как вы догадались и, если честно, не хочу знать, — продолжал голос. — Но мне важна ее жизнь. Я готов заплатить…
— Чем?
— Информацией. Это все, что у меня есть, но это немало.
— Кто такой Клод Ван Драавен?
— Я не знаю наверняка.
Молодой человек вскинул голову и улыбнулся. Крапинки в его глазах медленно кружились.
— Чем же вы можете мне заплатить?
— Например, я могу рассказать, как отправить письмо на несколько месяцев назад. Вас ведь удивила дата в сообщении? Даже вы, Та Хеспер, не всесильны…
Черная стая взметнулась, почти скрыв белизну.
— Вы повторяете ошибку своей носительницы. Я не Та Хеспер, не Звезда Заката и не Либератор. Я не разрушаю городов, не строю дворцов и ворон на пшеничном поле не распугиваю.
— Было бы очень приятно, если бы так.
— Нет, было бы не очень приятно, поскольку это означало бы, что вы совершенно зря пытались меня убить.
— Я не пытался вас убить. Я просто не пытался остановить Стражей. Мне нужно было узнать, в самом ли деле вы тот, за кого они вас принимают.
— И как, узнали?
— Мне кажется, да.
Молодой человек снова опустил голову и уставился в пол — словно не хотел, чтобы его собеседник заметил мельтешение черных крапинок.
— Сегодня меня что-то тянет поговорить, — сообщил любитель фокусов через некоторое время. — Порассказывать всякие забавные истории. Это со мной редко случается, так что воспользуемся случаем… — Выдержав паузу, он продолжил: — Некоторое время назад меня заинтересовало, в чем же состоит предмет торговли лемурийцев с атлантами. Понятно, что получают лемурийцы, но вот чем они расплачиваются за чипы для биокораблей и прочие милые их сердцу предметы? Надо сказать, что слухи по Приграничью ходят самые чудовищные. Один из слухов, к примеру, гласит, что лемурийцы продают атлантам людей. Будто бы при ген-тьюнинге, кроме обычного коктейля, вводят пациентам квантовый процессор, отчего часть их мозга поступает в распоряжение атлантов… Кстати, зачем это я во множественном числе? Если верить тем же слухам, нет никаких атлантов, а есть некий господин Сингулярность, единый и неделимый…
Тот, кто говорил через Фреду, попытался вставить словечко, но молодой человек остановил его движением руки:
— Так вот, господин Сингулярность якобы ничего не желает, кроме усиления, скажем так, своих мощностей, увеличения оперативной и прочей памяти. Будто бы носителям с того никакого вреда нет — подумаешь, жалкие пять процентов мозга будут работать на его величество Сингулярность! Большинство эти пять процентов все равно не использует. Правда, все те же зловредные сплетники утверждают, что не пять, а намного больше, а если господину Сингулярности приспичит, то и все сто, и человек — или лемур — станет просто-напросто бездумной марионеткой. Но ведь это досужие слухи, не будем им верить. — Молодой человек даже возмущенно тряхнул головой, как бы показывая, до какой степени он не доверяет слухам и сплетням. — Интересны, в общем, не эти ксенофобские сказки, а вполне реальные события, случившиеся на Земле около двухсот лет назад. Я говорю о «кровавой пятнице». Согласитесь, это довольно странно. Посольство охраняло около пятидесяти отлично подготовленных сотрудников спецслужб, да и сами лемурийцы не лыком шиты — но убийцы перерезали всех за считаные минуты, а потом ушли невредимыми. Напрашивается вывод, что акцию как раз и провели сотрудники СОН, и это вполне вероятно. Однако зачем бы им убивать своих? Не легче ли уничтожить лемурийцев во время одной из обзорных экскурсий, когда жертв среди землян было бы намного меньше? Либо лемурийцев убрали конкуренты «Атлантико», но опять же — где тогда убитые с их стороны? Очень любопытно. К сожалению, в тот день в посольстве отчего-то отказали все камеры, и информация с дисков оказалась начисто стертой. Однако лемурийцы были популярным развлечением. У посольства круглосуточно дежурили толпы зевак, и вот от них полиция получила крайне странные свидетельства. Все очевидцы как один утверждали, что в здание промаршировала компания молодых людей, то ли пятнадцать человек, то ли шестнадцать. И — примечательная деталь — волосы у этих молодых людей были серебряного цвета. Охрана на входе не пыталась их задержать и тревогу не подняла. К зевакам юные террористы не проявили ни малейшего интереса. Вышли запросто, как и вошли, а потом исчезли. Будто сквозь землю провалились. Вам это ничего не напоминает?
Ответа не последовало, и потому рассказчик продолжил:
— Сама по себе эта история увлекательна, но еще увлекательней выводы, к которым она приводит. Итак: лемурийцы открыли золотую жилу. Двадцать миллиардов на одной Земле, два на Марсе, пятьсот миллионов жителей Венеры и еще около десяти миллиардов — на планетах Периферии. Сколько прекрасного свежего теста, прямо требующего, чтобы в него запихнули атлантскую начинку. Господин Сингулярность должен быть на седьмом небе от счастья. Но зачем-то те же атланты или кто-то, ловко под них маскирующийся и даже не постеснявшийся дать новенькому концерну их имя, убивает лемурийцев и срывает такую чудесную сделку. Парадоксально, не так ли? — Молодой человек оторвал наконец взгляд от циновки и прямо посмотрел на лежащую у стены девушку. — Разрешите мои сомнения, господин атлант, — предложил любитель веселых историй, — и я подумаю над тем, чтобы не убивать вашу оболочку.
Губы девушки шевельнулись и чуть слышно произнесли:
— Вы ошибаетесь.
Читать бесплатно другие книги:
