Девочки, к вам пришел ваш мальчик (сборник) Петрушевская Людмила

М. Казнь отменена. Я это тебе говорю, чтобы ты не создавала такой трогательный образ.

О. Да не буду. Не буду.

М. Такой несуществующий образ. Играть не надо. И так жизнь покатилась под откос с подросткового периода, что уж тут лишнее на себя брать. Не надо. Я верю.

О. Ну расстреляйте.

М. Ты просто забыла, что мы всё знаем.

О. Всё?

М. Буквально всё. В личном деле собраны все показания всех свидетелей и соседей.

О. Комнату мою отобрали.

М. Мы боремся.

О. Не имели права.

М. Владимир Георгиевич обещает. У него есть какие-то каналы.

О. Вечная ему благодарность. (Кланяется со стула.)

М. Так что не наваливай на себя лишнего, известно всё.

О. Нет, не всё, вы, о натуре, пар… пардон, блин, знать всего не можете.

М. Можем! Очень можем!

О. Вы не можете знать, как я не могла плакать, когда узнала, что мой друг Иван из нашего дома в больнице умер. Никто меня не видел. Я ушла и ходила с Андрюшенькой на руках по улице.

М. Соседка видела, что ты ушла с Андреем в холод, а он был плохо одетый.

О. Ничего не соображала.

М. Сама оделась, а ребеночка кое-как.

О. Да не во что одеть было. Шубки у нас не было, ребята загнали за шмаль. Когда не было денег, шли и продавали соседям.

М. Это отражено. Это было решающее, когда лишали родительских прав заочно. Показания соседей, которые говорили, что ты с ребеночком никогда не гуляла, только в тот раз зимой и с раздетым.

О. Сволочи.

М. Поэтому я за тебя боролась всеми силами.

О. Я с тех пор не плачу.

М. Я знаю, это отражено.

О. И героин мне в карман мент подложил. Героин для нас был дорогой слишком.

М. Здесь пока все неоднозначно.

О. Потому что бабушка уже была при смерти, соседка моя, и была перспектива получить всю квартиру, если меня арестуют.

М. Это все неоднозначно. Есть показания, что вы у себя на кухне варили маковую соломку.

О. Ребята? Я не в курсе.

М. Это есть в твоем деле.

О. Во как. Но у вас в деле нет, кто поселился после меня в моей квартире? А я вам могу сказать, я предполагаю, что знаю даже фамилию, Чердышкина. Ребята, мои друзья, узнали по своим каналам. А ее родной брат, им сказали, это Федягин Дмитрий, это тот мент, который меня остановил, когда я шла устраиваться на работу санитаркой, мне дали направление на бирже труда, и он привел меня в отделение милиции неизвестно с какого подпрыгу, и там они меня обыскали и нашли у меня героин в кармане. У них героин там в отделении как у нас чифирь на зоне. Вот кто мою квартиру получил?

М. Очередники какие-то.

О. Проверьте вот фамилию. Чердышкина или Чертушкина она по мужу, а так ее фамилия как у мента, Федягина. Имени я ее не знаю. Я знаю, что они из Тулы. Какие они могут быть в Москве очередники?

М. Откуда такие данные?

О. Оттуда. Мне ребята написали. Они этого Федягина знают по другим делам, он наркотой торгует. Они хотели его посадить, им сказали, что нельзя, он своему начальнику зарабатывает этим героином. Сейчас он перешел в железнодорожную милицию, они там на вокзалах отлавливают в поездах тех ремонтников гастарбайтеров, которые везут на Украину доллары. Ребята все мои знают.

М. Все письма твои отражены в личном деле. Там таких писем не было.

О. Изъяты эти были письма, скорее всего. Мент Федягин знал, где я сидела. То-то ребята все со двора уехали… Продали их родители квартиры и переехали… я не могу их адресов найти, всё… После тех писем. Я потому что быстро жалобу накатала прокурору, что как же так, в моей комнате и квартире проживает родная сестра того оперуполномоченного, который меня ни за что ни про что арестовал во дворе и якобы нашел у меня героин.

М. Копии твоей жалобы в личном деле нет.

О. То-то и оно. Вы никому не говорите, что я на свободе. А то он меня найдет.

М. Да? Но я должна проверить фамилию тех людей, которые живут в твоей квартире.

О. Они ее сразу приватизировали и продали.

М. В домовой книге должны быть фамилии.

О. Думаю, что их там не будет. Федягин был человек знающий.

М. Но ордер на кого-то выписывали?

О. Как-нибудь он подмухлевал. Что-то сделал.

М. Да.

О. У меня друзья были бедные, понимаете? Что они уж там кашеварили, из дешевой соломки, три копейки. Героин им было не поднять. Дороговато.

М. Вас угощали?

О. Это должно быть в деле. У вас все есть.

М. Я хотела бы слышать правду от тебя.

О. Все что я скажу, можете считать неправдой.

М. Вот что ты передо мной гордишься?

О. Гордишься, коль никуда не годишься, это сектантка говорила.

М. У тебя в крови нашли героин.

О. То ли еще напишут товарищи опера Федягина.

М. Ой ли.

О. Знаете, человек как я, сирота с ребенком, ищет и ищет, как оттянуться, так и напишите в отчете. Забыть обо всем.

М. Я понимаю. Когда мне сделали аборт, я потом лежала долго в больнице.

О. В психушке?

М. Сестры после аборта перестали со мной общаться, только пинали или щипали. Ну и я надела веревочный галстук.

О. Повеситься хотели?

М. Да повесилась.

О. Вынули.

М. А как же я с тобой тут разговариваю?

О. А может быть, мне все это снится. Вообще вся моя дурацкая жизнь. Я иногда так думаю. Кошмарный сон. Ты мне снишься, мама. Я хочу уснуть навсегда, пардон, блин.

М. Мать меня один раз в дурдоме навещала, и один только раз в жизни ее прорвало, что, когда она мной ходила беременная, тоже удавиться хотела, и надо было, да двое детей бы сиротами остались. И видимо, эта судьба мне передалась.

О. Да ладно! У вас квартира есть, любимое дело есть. Вы что!

М. После мамы осталась наша семейная дача, родовое гнездо. Я там все своими руками делала, кроме плотницких работ. И мать специально по завещанию все оставила только сестрам. Или они ее заставили подмахнуть. Я там развела им на даче дивный сад, посадила яблоньки, кусты, цветы, они меня туда не пускают, только весной посадить и осенью убрать. Но я и этому рада! Весенний сад и осенний сад – это что-то! Пора схода снега в апреле и пора листопада. Мне даже сентябрь перепадает. Когда они с семьями уезжают в город. А у меня свои маленькие хитрости, я сажаю не только летние цветы, но и осенние: георгины, астры, хризантемы. И когда они уезжают, сад цветет еще долго-долго, за исключением того, что они срезают уезжая. И яблоньки я посадила в свое время поздние. Они падают мне в руки. Сестры меня проклинают, но сделать ничего не могут, хотя урожай им все равно достается.

О. Бедная моя мамка!

М. Жизнь вообще такая тяжелая вещь, надо очень много трудиться, чтобы иметь хоть какой-то заслуженный покой.

О. Скажите, моя тетя и двоюродная сестра в Америке, они там хорошо живут?

М. Они не откликнулись.

О. Моя тетя по матери в Минске хорошо живет?

М. Она не откликнулась.

О. Могу к ней свободно съездить.

М. Сначала надо трудоустроиться, заработать на поездку, дожить до отпуска, и тогда можно поехать. Мы хлопочем тебе о месте в общежитии на макаронной фабрике на улице Лобачика.

О. У меня же специальность швея-мотористка. Как это я буду работать на макаронах? Снова учиться?

М. А что такого?

О. У меня уже третий разряд.

М. Таких рабочих мест нету. Уже давно идет импорт одежды из Китая, Турции, с Украины, из Белоруссии, там дешевая рабочая сила. Москва не шьет. А шьют очень задешево в Вологде, в Иванове постельное белье. На это не прожить. Я узнавала. Потом, из колоний многие выходят с этой специальностью, куда вас девать.

О. Я вернусь на зону, потому что найду и убью на вокзале Федягина.

М. Я бы тоже кое-кого охотно убила, но, к сожалению, убивать даже убийц кошек это преступление.

О. Найду, найду его. Я на зоне читала граф Монте-Кристо. Про меня.

М. Дадут пожизненное, да на зоне и убьют при попытке к бегству.

О. И хорошо. Жизнь будет прожита не напрасно.

М. Жизнь можно прожить не напрасно и другим способом. Помогая другим. Любовь.

О. В каком смысле?

М. Любить всех далеких людей. Помогать им. Ближним трудно, тогда надо любить тех, кого не видишь. Детей Африки, детдомовских. Возить им подарки.

О. И чтобы они потом прилипали, да? С любовью своей.

М. Я люблю уже своих сестер, они многому меня научили. Они ссорятся, ругаются, делят дачу все время, но, когда дело заходит обо мне, тут они объединяются, они друг за друга горой. А я ведь при этом чиста! Я ни с кем не ругаюсь, я ни на чьей стороне. Спокойная совесть. Их это бесит. Бедные. Я их обожаю. Они дают мне такую человеческую гордость, когда начинают жаловаться друг на друга и на племянников. Смешные, жалкие тетки. Их не любит никто, ни дети, ни внуки. Мужья вообще давно имеют на стороне подруг. Как я жалею их, Ленку и Ирку.

О. Семья! Семья! Когда родители да бабы с дедами, да тетки-дядья, и дети тут же, здесь и начинается самая зона. Делят всё, злятся, гадят, разводят сплетни. А как появился кто-то в стороне – всем скопом ненавидят чужого.

М. Интересно, откуда вы это знаете?

О. Моя мама переехала из Минска, где ее мама имела вторую семью, в Москву, где ее отец тоже имел вторую семью и тоже еще одну дочь. И ни там ни там мою маму не пускали в дом. Тем более со мной. Ненавидели друг друга, но против нас объединялись и даже по телефону решали, что она, то есть моя мама, решила всех доить, приводит с собой незаконнорожденную дочь и просит, чтобы она пожила. Эта фраза маму дико смешила. Она всего один раз пыталась меня оставить у своего отца, потому что надо было лечь в больницу на первую операцию. Но они меня не взяли. Подруга мамина взялась со мной пожить. Посторонний человек меня кормил, стирал с меня, держал в чистоте. Вот эта самая тетя Люба. А свой дедушка не принял. Ни бабка в Минске.

М. А я, вот что интересно, так их люблю, что завещала свою квартиру им на двоих.

О. Правильно. Чтобы никто чужой не убил или не посадил за квартиру, как Федягин. А то мало ли что. У нас сидела такая недоказанная убийца одинокого старика. Она-то сидела, а ее кореш продал тут же ее фирму и уехал за границу, всё.

М. Ну вот слушай. Один раз я тоже поехала отдохнуть, перепала бесплатная путевка от Владимира Георгиевича в дом-музей Тургенева. Этим Владимир Георгиевич вызвал гнев всего остального фонда. В разгаре лета! Чудо. Передала ключи от своей квартиры сестрам, отвезла на дачу, даю Ирке, чтобы ее сын Олег у меня пожил, цветочки бы пополивал и кота бы подкормил. Елена тут же потемнела, ревнует, а почему это Олег? Маринке тоже бы надо поготовиться к поступлению на заочный. Хорошо. Говорю, ладно: если Олег Иркин не сможет пожить у меня, раз в день Пушку менять подстилку в лотке и добавлять корм, а из крана у меня всегда течет свежая водичка – тогда пусть живет Маринка. У меня был котик, чудесный мальчик, Пушок. До сих пор не могу его забыть. Я приезжаю через десять дней отдохнувшая, с вареньем, целый рюкзак банок земляничного наварила, ходила по лесам. Грибов насушила, мяты набрала. Короче, радостная и с тяжелым грузом. Сейчас, думаю, с Олежкой варенья сестрам пошлю. Раз! Дверь закрыта на цепочку, на звонок не открывает никто. Несет табачной гарью, вонищей какой-то. Алкоголем. Пушок не выбежал навстречу, как всегда. Я в тревоге. Через час ожидания обратилась к соседу, как раз он вернулся с работы. Он топориком поддел, цепочку сорвал. Вхожу. Моя чистенькая квартирка обратилась в вокзальный сортир! Всюду грязь, грязное белье, мой диван как клоака, на моем белье спит посторонний мужчина. На кухне сидит Олежка пьяный-препьяный, там у него раскладушка, полная грязного барахла. Ну как так можно! Спрашиваю Олега, где кот Пушок, он меня матом в ответ, иди туда-то. Я ведь просила только, чтобы пожил Олег и кота постерег. Господи, какой был кошмар потом! Обе на меня вызверились, что я милицию вызвала того мужика выскребать, он не хотел уходить, а Олежка им очень дорожил, оказывается. Из-за Олежки они мне и запретили на дачу приезжать. Я все равно месяц выждала, в сентябре поехала, там ведь мои вещи на веранде. Только приехала, чайник поставила, соседка в дверь: а кто это тут? И, видимо, позвонила сестрам, приехал муж Ольги, отвратный тип, и сказал, это кража со взломом, мы тебя посадим. У нас пропали ценные вещи, какие? Спрашиваю, какие? Я только что приехала, два часа назад, вот мой билет с цифрами часа и минут, как я могла взять и увезти? Тут до Москвы сорок пять и больше минут езды, до станции пятнадцать минут да ждать поезда, глухая платформа Сорок третий километр, я и возвратиться бы сюда не успела. Главное, что у вас пропало? Деньги, говорит. Вот те на, приехали. Вы что, съехали с дачи в Москву, холодильник увезли, а деньги оставили? Он кричит: «Убирайся, мы тебя посадим. Вызову поселковую милицию». Во как. Убирайся. И вещей не разрешил своих же забрать. А я на исходе в дверях говорю: как бы вам не ошибиться, а то лишу наследства, вам не достанется все равно, я вас моложе и так и так вас переживу при вашем алкогольном образе жизни, а вот ваших детей лишу – он покраснел как свекла и начал еще хуже орать.

О. Приползут.

М. Я очень быстро сменила гнев на милость.

О. Ведь быстро убьют, чтобы не успела завещание изменить.

М. Да, я сразу же им позвонила, приезжайте обе, что вы, я вас прощаю, Пушка своего не забуду, но вы мне родные, и ваши дети тоже, но не ваши мужья, а этот Селиванов тебе, Ирка, давно изменяет, все в курсе. У него по четвергам и понедельникам другая жена, химик. Проследи. Елена стала смеяться, все давно это и без тебя знают, Маша. Открыла Америку. Ирка ей тоже кричит: а твой вообще ездит в публичный дом на Ново-Басманную улицу, причем вместе с Олегом, его там видели общие знакомые менты. Ирка с Еленой теперь не общаются. Со мной тоже не разговаривают.

О. Язык не поворачивается сказать, кто они, мама!

М. Неожиданная довольно у меня дочь.

О. Никогда вас не покину, хоть где буду. И слова «дочь» не произносите вслух, я давно уже не плакала.

М. Я уже не так молода, брать на удочерение, да мне и не дадут удочерить. И потом, впереди у нас Анджела и вереница других дочерей.

О. Мама! Я пойду на макаронную фабрику!

М. С большим трудом и это место удалось, они никто не хотят девушек с зоны. Просто это горячий цех и большая текучесть кадров.

О. Пусть будут трудности. Я буду, я буду как все! Гимнастика, душ. Обед, ужин. Книжка на ночь. Я еще молодая! Мне надо учиться! Я пробьюсь из низа вверх!

М. Сквозь тернии к звездам.

О. Да, мама. Да.

М. Надо очень много в себе преодолеть, и папиросы вот.

О. Закурю последнюю.

М. Пока что я тебе не опекун, это так, полуофициально. Мы не оформляли ничего, твоей подписи нет.

О. Я буду вас навещать, иногда, хорошо? Буду готовить вам, стирать, убирать. Принесу вам нового Пушка.

М. Это все пока что неосуществимые планы. Человек привык жить в одиночестве, и нельзя менять способ существования. Учись жить сама, не опирайся ни на кого, никаких друзей заводить не надо, это уже принесло тяжелые последствия. А завтра из другой колонии выходит еще одна девушка моя, я тоже ее почти опекун.

О. Девушка?

М. Бывшая проститутка-клофелинщица. Грабила клиентов.

О. Я знаю их – о натуре! Блин. Ой, пардон. Изображают то чего нет. Врут много о себе.

М. Ну как многие, не будем указывать.

О. Анджелка, да?

М. Ты мне поможешь, хорошо?

О. Как, как?

М. Я тебя найду при надобности.

О. Мама! Откуда вы взялись такие? Мать Тереза! Нам на зоне показывали фильм.

М. Я еще тебя не познакомила с Владимиром Георгиевичем. Он мать Тереза.

О. Всё, всё! Я замолкаю. Разрешите поцеловать твою руку!

Становится на колени и целует М. руку до локтя.

М. Ну все, милая, ну хватит. Поднимайся.

О. приникает губами к ее животу. М. резко отстраняется.

Я все о тебе знаю, и это тоже. Бедная. Ты не сможешь у меня ночевать. Я отвезу тебя со всеми документами пока в женский приют, завтра поедем рано утром на макаронку. В понедельник они обещают место в общежитии.

О. Ну прости меня, ну прости. Ну что я такая сволочь. Я тебя не трону, милая. Ты такая… я таких не видела. Я буду, буду держать себя в руках. Я тебя не затрудню. Моя любовница, практически жена, вышла на свободу уже месяц как и уехала к себе под Воронеж, у них там свой дом с матерью, она меня туда зовет. Но когда я увидела тебя, я чуть с ума не сошла. Моя любовь! Я готова ну все для тебя делать.

М. Учти, это перенос.

О. Да, да, перенос. Что? Какой перенос, когда ты одна всю жизнь, и ты ничего в этой жизни не знала, ни ласки, ни заботы, ни секса. Сделай мне ребенка!

М. Довольно! Перенос, перенос.

О. Весь мир становится другим, когда мы преданы любимым, весь мир становится другим, когда мы преданы вообще. Друзьями, стервами, любимыми, но мы вздыхаем о весне. Стихи. Я сочинила о Катьке. Я тогда ее любила. Сейчас это в прошлом, поверь! Всё!

М. Всё!

О. Да! Я согласна! Но даже на той зоне, даже там, о натуре, блин, пардон, все становится другим, когда ты любишь. Давай поженимся.

М. Перенос, перенос.

О. У меня прямо мир осветился. Когда я тебя увидела! Эти глаза, это же звезды! Доброта нечеловеческая! Чудо-руки! Можно поцеловать твои руки?

М. Я хорошо тебя понимаю, потому что я сама люблю. Я готова ноги целовать Владимиру Георгиевичу! И мы все там. Его брошюру я кладу себе под подушку. (Достает брошюру с полки, вручает О.) От нее исходит целительное тепло! Он такой человек, вот ты увидишь.

О. Хочешь, я от него рожу? Запросто!

М. И думать не смей! Какая! Упаси тебя бог даже к нему подойти близко! Тебя не допустят! Меня-то не допускают!

О. Любопытно посмотреть. Он бы был мой.

М. Все вокруг него готовы ради него на всё! (Берет из рук О. брошюру, кладет ее на место.) Но мы вокруг стоим стеной. Знаешь, мы боимся для него половых инфекций. Его жена очень ревнивая оказалась, не вынесла нашего влияния и уехала от него жить на дачу во Владимирскую область и там наняла себе проходящего бомжа, как бы в ответ. Он шел мимо калитки, попросил якобы работы. Они чуют, все паразиты чуют тепло! И он живет теперь у нее. Муж не муж… Она заявляет, что он ее плотник! Что ей все в деревне завидуют! Переманивают! Каково? Владимиру Георгиевичу путь туда закрыт теперь, в свой дом.

О. Бывает. Это семья. У меня вот нет семьи.

М. Ну вот, дорогая моя. Так что вот… Чаю ты попила, вещи не разбирала… Тут тебе я купила пряников и сыра «Дружба». На первое время в общежитие. Кипятку там попьешь, кружку тебе нужно хоть какую-то. О, я не подумала. Мисочку же нужно, кастрюлю, ложку. Ножик тупой. Сейчас я все тебе дам свое. Старенькое, но целое. Алюминиевое.

О. Ой, б… пардон, спасибо, зачем?

М. Спасибо потом будешь говорить.

О. Спасибо, не нужно мне это все… пардон.

М. (не слушая). И еще я тебе в благотворительном секонд-хенде, такой склад подержанной, но чищеной одежды, нашла немного, по-моему, скромных и неброских, но хороших вещей… Сходи в ванну, померяй.

Пауза.

О. Вот и вот. Все меня гонят. (Уходит.)

М. собирает со стола, уносит посуду на кухню. Возвращается совершенно преображенная О. Это теперь иностранная молодая женщина в хорошем деловом костюме, с сумочкой через плечо, на каблучках.

(Кричит в сторону кухни.) Да я в Воронеж поеду, я там буду с женой, которая меня ждет. Там большой сад. На воздухе. Вас на вашу дачу больше не пустят, приезжайте к нам, я вам напишу на адрес фонда. Милости просим в отпуск. Мы вас не обидим. Не бойтесь.

М. (входит не глядя, рассерженная, становится спиной к Ольге, роется на полке). Но я же тебе место приготовила в приюте. Договорилась. Это было нелегко.

О. Я себе тоже, не думайте, место приготовила. У моей Катьки есть швейная машинка, будем шить бабам. За молоко, за творог, за яйца. Бабам я всегда сошью. Они поесть дадут. Я и по выкройкам из «Бурды» могу.

М. поворачивается лицом к О., застывает.

Катька, моя жена, меня пока что ждет, но, если я не приеду, она себе другого мужа возьмет. Она оторва, долго ковыряться-прохлаждаться не будет, влюбится. Надо ехать. Там в деревне у них одни бабы, мужиков нет, только подыхающие алкаши. Дайте мне денег взаймы на общий вагон до Воронежа.

М. Слушай, что тебе делать в деревне? Пойдешь на макаронку в горячий цех, там неплохо платят, через месяц скопишь, будешь общаться с друзьями. Это Москва, музеи, театры, библиотеки.

О. А Катька-то, Катька меня не дождется, курва. Простите. Я ее кипучую натуру знаю, она на зоне с Анджелкой крутила. Я знаю! Ей-то сорок лет, баба в соку, самое бешенство матки, она говорила.

М. Так, поехали тогда, я тебе куплю билет в плацкарту, потом мне этот билет обязательно пришлешь, я отчитаюсь.

О. Там еще от Воронежа на автобусе три часа переть. И опять-таки нужно деньги на билет.

М. Ладно. Поедем, посажу тебя на поезд. Дам на автобус, помашу рукой.

О. Боитесь, что я Федягина пойду убивать? Мне уже прислали его новый адрес. Нет. У меня планы жить. Его другие убьют или уже убили, он много делов понаделал.

М. Ну все, поехали на вокзал. Приедешь туда, сходи в милицию, зарегистрируйся, надо выправлять будет паспорт. Если что не так, пиши мне, я тебе помогу. (Смотрит на нее прищурившись.) Значит так, переоденься-ка в старое. В этом наряде ты долго не протянешь. Народ тебя не примет. Моя была ошибка.

О. Поезд через три часа.

М. Вот как раз и успеем.

О. Я вами просто восхищена, о натуре. Пардон!

М. Мне надо будет увидеть проводника. Ты ведь без паспорта.

О. Спасибо вам. Справку мне дали. Спасибо. (Плачет.)

М. В твоем деле все должно быть закрыто. Никаких больше грешков там, воровства, убийств.

О. В моем деле все будет закрыто. И никто больше не узнает, как я живу. Никто. (Выходит.)

М. Узнаем, узнаем.

2007