Дуэт смерти Робертс Нора
— Даллас.
— Лейтенант Даллас, это говорит доктор Лапкофф, президент Колумбийского университета. Я говорила с вами и вашим мужем вчера вечером.
— Совершенно верно.
— Буду вам признательна, если уделите мне сегодня время по нашему делу.
— Это дело о расследовании убийства, — напомнила Ева.
— Да, мне это известно. — Лицо доктора Лапкофф на экране видеотелефона осталось спокойным. — Поскольку это расследование некоторым образом имеет отношение к университету, мне хотелось бы это обсудить. Университет будет вам во всем помогать, насколько это возможно. Но я жду того же от вас и вашего Департамента.
— Вы сейчас там?
— Да.
— Двадцать минут, — сказала Ева и отключила связь.
Она взяла полицейский коммуникатор, чтобы подключиться к Пибоди.
— Рапортуй.
— За полгода этих кроссовок было продано куда больше, чем можно предположить, учитывая их цену. Я сосредоточилась на нью-йоркских точках и продажах по Интернету.
— Ладно, продолжай копать. Я сейчас съезжу на встречу с президентом Университета Колумбии, а потом с Мирой. А потом проверим пару кандидатов. Я тебя подберу на обратном пути или скажу, где мы встретимся.
Отключившись, Ева позвонила секретарше Миры.
— Я прошу доктора встретиться со мной, но не могу подъехать к ней на работу. Буду работать на выезде.
— Доктор Мира… — начала было секретарша.
— …является ключевым членом следственной группы по данному делу. Майор придал делу приоритетный статус. Пусть доктор Мира встретится со мной в кабинете президента Колумбийского университета через час.
— Доктор Мира не сможет подъехать через час. Полтора часа.
— Полтора часа, — подтвердила Ева.
Она отправилась в Морнигсайд-Хайтс, окунулась в красоту и обаяние старины Колумбийского университета. Запарковалась как можно ближе к административному корпусу и включила знак «На дежурстве» и охранную систему.
И пусть какой-нибудь местный детектив только попробует выписать ей штраф или отправить ее машину на штраф-стоянку, он быстро поймет что к чему.
Студенты, оставшиеся в кампусе на лето, валялись на траве, сидели на барьерах фонтанов, прогуливались по дорожкам между зданиями. Студенты были самых разных возрастов: некоторые еще не вышли из подросткового возраста, другие были весьма преклонного. Из тех, кто постарше, некоторые явно были не студентами, а служащими, предположила Ева, но другие — несомненно, студенты. Одни углубляют образование, другие добиваются ученой степени, третьи записываются на курсы ради хобби.
Одежда тоже радовала глаз разнообразием: от модных костюмчиков до рабочих комбинезонов и камуфляжа. Полно бейсболок, футболок, фуфаек с университетским логотипом.
Убийца с легкостью мог бы раствориться в этой толпе. Университетский кампус с его зелеными газонами и величественными старинными зданиями простирался во все стороны, сколько хватало глаз. Как Центральный парк, подумала Ева. Государство в государстве. Здесь незнакомое лицо никого не удивит. Никто и бровью не поведет. Особенно если человек ведет себя так, будто он тут свой.
Знал куда идет. Туда и шел. Сидел на траве или на скамейке, впитывал атмосферу или делал вид, что занимается на свежем воздухе.
Наблюдал. Вот как сама Ева сейчас. Изучал живые сценки, ритм, обстановку.
Она вошла в административный корпус и предъявила охраннику свой жетон.
— У меня назначена встреча с доктором Лапкофф.
Охранник кивнул, изучая данные, снятые сканером.
— Она внесла вас в регистр, выписала пропуск.
Он пропустил Еву за турникет, дал ей точные и краткие указания, как пройти в кабинет президента.
«Тут как в музее, — подумала Ева. — Этот воздух, эта архитектура…»
Городские войны прошли стороной, не испоганив и не разрушив большинства старинных зданий. Были тут, конечно, признаки современности: камеры наблюдения, роботизированная охрана, сигнализация… Но все это было спрятано, не бросалось в глаза, поэтому вся атмосфера дышала стариной и традициями.
Не успела Ева сделать и нескольких шагов к президентской канцелярии, как ее остановил мужчина лет тридцати в стильном костюме. Он торопливо пересек вестибюль и преградил ей дорогу.
— Лейтенант Даллас? — Улыбка у него была такая же ослепительная, как и костюм, в голосе слышался еле заметный итальянский акцент. — Я ассистент доктора Лапкофф по административным вопросам. Она попросила меня сопроводить вас прямо к ней.
Красивый парень, отметила Ева, но никогда в жизни ему не сойти за девятнадцатилетнего. И кожа оливковая, никто не назвал бы его белым. Жаль, помощник президента имел все возможности подделать студенческий билет.
— Сколько людей работает в этом здании? Я имею в виду, на административных должностях?
— Летом?
— Нет, с осени до весны.
— Я, безусловно, смогу получить для вас эту информацию. У доктора Лапкофф есть ассистент по административным вопросам, исполнительный секретарь и личный помощник. У каждого из нас есть свои ассистенты. Затем есть ректор и его персонал, проректоры и так далее. Нам сюда.
Он провел Еву через приемную в президентский кабинет.
Ева думала, что обстановка будет роскошной, подчеркнуто официальной, но она ошиблась. Да, большие размеры, да, дышащая достоинством антикварная мебель, но это был кабинет очень занятой женщины. Великолепный вид на кампус, но при этом уютный уголок, обставленный мягкой мебелью с потертой обивкой, потускневшей от солнца.
Если что-то тут и было торжественно-официальным, так это дипломы и фотографии, которыми была увешана одна стена кабинета. А также женщина, поднявшаяся ей навстречу из-за большого, загроможденного бумагами письменного стола.
По росту и телосложению ее можно было назвать внушительной. Сильное, волевое лицо. Запомнившиеся Еве льдисто-голубые глаза излучали властность. Ева тут же представила себе, как эти глаза пронизывают холодом нерадивых студентов, преподавателей и скуповатых спонсоров.
— Лейтенант, спасибо, что приехали так быстро. — Доктор Лапкофф обогнула стол уверенной походкой женщины, всегда следующей к своей цели прямым курсом, и энергично пожала руку Еве. — Гарри, принесите кофе лейтенанту Даллас.
— Спасибо, не нужно.
— Нет? Ну что ж, Гарри, вы можете идти. Лейтенант, — доктор Лапкофф указала Еве на кресло и сама вернулась за стол. Заняла положение руководителя. — Как я понимаю, вчера вечером вы нанесли визит в одно из наших общежитий.
— Верно.
— Этим утром я расспросила Дэриана. Он напуган и очень расстроен случившимся. Ему кажется, у него могут быть неприятности.
— Меня ему бояться нечего. То, что случилось, и впрямь очень огорчительно.
— Да уж, — сокрушенно вздохнула доктор Лапкофф. — Дэриан прекрасно учится, всего несколько незначительных нарушений дисциплины. Я лично и очень тщательно проверила все его записи этим утром. Мне не нравится, что одного из наших студентов использовали в преступных целях, да еще для такого чудовищного преступления! Мы предоставили вам все требуемые данные.
— Ценю, — отозвалась Ева.
Доктор Лапкофф улыбнулась, откинувшись на спинку кресла. Улыбка смягчила ее черты, но глаза так и остались пронзительно-строгими.
— Понимаю, вам досадно, что вас, так сказать, вызвали сюда, да еще так поспешно. Мы с вами обе женщины влиятельные, наделенные властью, и я вас прекрасно понимаю, это раздражает, когда приходится вот так срываться и ехать…
— Меня куда больше раздражает убийство, доктор Лапкофф.
— О да. Я попросила вас приехать не только для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Хотя, не отрицаю, мне хотелось взглянуть на копа Рорка. И на копа Джеми Лингстрома. Я заинтересовалась Джеми, ведь именно он привел к нам Рорка. — Пронзительно-голубые глаза на секунду вспыхнули весельем. — Опять-таки, если можно так сказать.
— Рорк проявляет личный интерес к Джеми.
— Да, я об этом наслышана. И, насколько я поняла со слов Дэриана, Джеми тоже связан с погибшей девушкой. — Доктор Лапкофф склонила голову набок. — Я полагаю, у нас с вами есть еще кое-что общее: мы обе умеем допрашивать и получать информацию. — Она выждала секунду. — И держать информацию при себе. Я ценю ваше умение держать язык за зубами, лейтенант, но… — Она опять подалась вперед. — Речь идет не только о моей работе. Университет и все, что с ним связано, — это моя ответственность. И моя страсть. Вы же понимаете, университет может быть связан со смертью Дины Макмастерс. Меня это огорчает.
Доктор Лапкофф помолчала, нетерпеливо тряхнула головой.
— Нет, это не то слово. Меня это бесит. Если человек, убивший эту девушку, как-то связан с Колумбией, можете мне поверить, я хочу узнать правду. Хочу предложить вам любую помощь.
— Я вам признательна за сотрудничество, — кивнула Ева.
— Мой дед с отцовской стороны был копом.
Ева удивленно подняла брови.
— Это правда?
— В Сент-Поле. Я его истории слушала с открытым ртом, когда была маленькая. Он ушел на пенсию в чине детектива-инспектора. Мы очень гордились им, лейтенант. — Пич Лапкофф сложила руки на столе. — Я верю в закон и порядок… и в очень сухой мартини. Я также верю в этот университет, в то, что он символизирует. Дэриан с ума сходит от беспокойства и чувства вины. Джеми, хотя с ним я еще не говорила, наверняка без ума от горя. У вас, лейтенант, есть репутация. Вы умеете добиваться результатов. То же самое могу сказать и о себе. Этот кабинет и любое другое помещение, любой факультет университета в вашем распоряжении.
— Щедрое предложение.
Теперь Пич Лапкофф подалась вперед, и ее взгляд стал ледяным.
— Я видела репортажи об убийстве утром по телевизору.
— Значит, уже утекло, — пробормотала Ева.
— У них почти ничего не было, но хватило и этого. Показали ее фотографию.
— Я надеюсь, что к концу дня у нас будет фоторобот с изображением подозреваемого. Возможно, это приведет к установлению имени или места, но если у него нет уголовного досье, на это потребуется много времени. У вас есть программы изобразительных проекций?
— Конечно, есть.
— Возможно, он был здесь студентом или служащим. Возможно, если вы прокачаете фоторобот через изобразительную программу и сравните с вашей базой данных по студентам и персоналу, сможете получить совпадение раньше нас.
— Я это устрою, — пообещала Пич Лапкофф.
— Но эту работу нельзя поручать вашим служащим. Ее должен сделать коп. Мне потребуется ордер. Или ваше разрешение и одобрение в письменном виде.
— Получите и то и другое.
— Вот это уж точно будет кратчайший путь через дерьмо, — одобрительно заметила Ева.
На этот раз Пич Лапкофф ослепила ее улыбкой.
— Я в этом руку набила. Мое любимое занятие.
— Ну что ж, как только у нас будет фоторобот, я пришлю сюда копа из электронного отдела.
— Я дам санкцию.
— Я полагаю, — сообщила Ева, — что подозреваемый вломился в ваши студенческие файлы где-то в апреле, добавил свои данные, возможно, вымышленные, чтобы при любой проверке фигурировать в регистре как студент. Он стер эти данные в день убийства. Не исключено, что за день до или после. Хороший электронщик может найти точку взлома и следы стирания.
Пич Лапкофф вздохнула:
— Хорошо. Полагаю, это означает горы скучной работы.
— Наша работа по большей части из этого и состоит, — усмехнулась Ева. — Из скуки.
— Понятно. Что ж, это не сильно отличается от моей работы. Честно говоря, я надеялась на десант спецназа или что-то в этом роде.
— Значит, вы не слишком внимательно слушали рассказы дедушки.
Пич опять улыбнулась.
— Думаю, он нарочно снабжал их красочными подробностями. И все-таки захватывающие приключения у вас бывают. Я с нетерпением жду выхода книги Надин Ферст о деле Айконов.
Ева поднялась на ноги.
— Лейтенант. Хотя я верю в закон и порядок, в образование и в пресловутый сухой мартини, я также верю в молодость: в ее потенциал, в ее чудесный азарт. Молодость так коротка… Я глубоко скорблю о Дине Макмастерс. Мне очень, очень жаль, юность была отнята у нее… вместе с потенциалом.
— Мы все об этом сожалеем.
Пич протянула Еве карточку.
— Моя контактная информация, включая личный телефон. Если вам что-то понадобится, прошу вас звонить без колебаний.
— Спасибо, доктор Лапкофф.
— Зовите меня Пич.
10
Пересекая зеленую лужайку, Ева вытащила сотовый телефон, чтобы проверить, приехала ли доктор Мира, и вдруг увидела ее. Полицейский психиатр и лучший специалист по составлению психологических портретов сидела, купаясь в солнечных лучах, на широком выступе облицовки большого фонтана. Она была в темных очках с ярко-розовой оправой. Ева не смогла припомнить, доводилось ли ей вообще когда-нибудь видеть неизменно элегантную Миру в темных очках, не говоря уж о чем-то столь кокетливом и легкомысленном, как очки в ярко-розовой оправе. Она сидела, запрокинув голову и подставив лицо солнцу, ее волосы были зачесаны назад и лежали мягкими завитками на затылке, так что длинные серьги из разноцветных камней были хорошо видны. Мира выглядела абсолютно спокойной и явно наслаждалась праздной атмосферой летнего университетского кампуса.
Легкая улыбка озаряла ее прелестное спокойное лицо, а за спиной у нее, прыгая с одного каменного яруса на другой, вода пела свою неумолчную песню. Как всегда, доктор Мира была в костюме, на этот раз — цвета ванильного мороженого. Стройные ноги были закинуты одна на другую и закрыты юбкой только по колено. Туфли, как всегда, в цвет костюма, но по случаю лета она надела босоножки на высоком каблуке. Рядом лежала розовая сумка таких размеров, что в нее можно было бы спрятать годовалого ребенка.
«Уж не спит ли она? — подумала Ева. — И что теперь делать? Встряхнуть ее или откашляться?»
Но тут на губах у Миры расцвела улыбка, она глубоко вздохнула.
— О, какой чудесный день! Мне нечасто выпадает случай насладиться таким великолепным утром. — Мира блаженно расправила плечи. — Должна вас поблагодарить за то, что вытащили меня сюда.
— Что ж, я рада, что есть в этом деле хоть какой-то плюс. У меня не было времени возвращаться в центр, а потом опять сюда. Мы жмем на газ.
— Я понимаю. Возраст жертвы, ее родство с офицером полиции… да, это высший приоритет. Мы можем поговорить прямо здесь?
— Да. — Ева села рядом с ней. — Вы прочли файл?
— Да. — Мира коснулась руки Евы. Обе истолковали этот жест одинаково: как напоминание о страшном Евином детстве. — Вы взялись бы за это дело, если бы Макмастерс не попросил именно вас?
— Я не выбираю, за какие дела браться. — Это было сказано так резко, что Ева сама растерялась. Она как будто оправдывалась. Ева стряхнула с себя мимолетное раздражение. — Если я не могу справиться с тем, что мне поручено, — добавила она, — значит, я не заслуживаю жетона. Конец истории.
— Пожалуй, я с этим соглашусь, — кивнула Мира. — Не с философией самой по себе, а с вашей верой в нее. Дине повезло, что у нее есть вы: вы понимаете, что ей пришлось пережить в последние часы перед смертью.
— Это не одно и то же.
— Да, это не одно и то же, — согласилась Мира. — Ничто и никогда не повторяется в точности. Но прежде чем мы начнем обсуждать дело, я должна спросить вас о ваших кошмарах и воспоминаниях. Я должна спросить, — с мягкой настойчивостью повторила Мира, увидев, что лицо Евы лишилось всякого выражения. — Если это дело их усугубляет…
— Не усугубляет. Не так страшны мои кошмары. — Ева нервно взъерошила волосы, стараясь подавить в душе раздражение личными вопросами. — Они мне до сих пор снятся, но они уже не такие… серьезные. Не такие частые и… интенсивные. Мне кажется, я пришла к пониманию… не знаю… это случилось, и этого — того, что он со мной сделал, — уже не изменить никакими силами. Но я его остановила. И когда я к этому возвращаюсь — в кошмарах, — я могу опять его остановить, если придется. Он больше не имеет надо мной власти. Это я имею власть над ним.
— Да. — Улыбка Миры была такой же ослепительной, как и солнечный свет. Она снова накрыла ладонью руку Евы. — Вся власть у вас.
— Я не могу остановить кошмары, но теперь я научилась с ними справляться. Это, конечно, не прогулка по лугу, но у меня все равно прогулок по лугу не бывает, да они мне и не нужны. Чего хорошего во всей этой высокой траве? Мало ли, что в ней ползает, а я и не вижу! Да еще и жуки кругом летают! Что ж тут хорошего?
— Пожалуй, — только смогла сказать Мира.
— Я что хочу сказать? — продолжала Ева. — Конечно, я не в восторге, когда мое подсознание дергает меня во все стороны, будто я чертик на резинке. Но это уже бывает не каждую ночь, и на том спасибо.
— Я очень рада это слышать. Очень рада.
— Когда я смотрела на Дину, на то, что с ней сделали, — призналась Ева, — был у меня неприятный момент. Но я с этим справилась. Это не повлияет на ход расследования. На мою способность его вести.
— Я начала бы сомневаться в вашей способности вести расследование, если бы вас не затронуло хоть чуть-чуть то, что с ней случилось.
С минуту Ева просидела в молчании.
— И вы нарочно сейчас навязали мне этот разговор, чтобы я облегчила душу. Чтобы меня это больше не беспокоило, не ворочалось где-нибудь в затылке.
Мира похлопала Еву по руке.
— Сработало?
— Похоже, да.
— Что ж, значит, я молодец. Значит, это пошло вам на пользу и делу тоже.
— Ладно. «Проехали, — подумала Ева. — Пока по крайней мере». — Вы просмотрели видео?
— Да. Какая извращенная жестокость! Заставить девочку говорить все эти вещи специально для отца, чтобы он услышал, наглядно показать ему результат, чтобы было еще больнее.
— Это было послание для Макмастерса, тут двух мнений быть не может.
— Верно, — поддержала Еву Мира. — Все это, не только видео, было посланием для Макмастерса. Место, использование полицейских наручников, способ убийства и даже то, сколько времени понадобилось убийце. Несколько часов.
— Он на этом кайф ловил, — заметила Ева. — Ему хотелось растянуть удовольствие.
— Без всякого сомнения. Но еще в большей степени это форма хвастовства. Грубый жест прямо в лицо. Я это сделал с твой ненаглядной дочуркой в твоем доме, и я при этом никуда не спешил.
— Он заставил ее страдать, делал все, что хотел, чтобы Макмастерс знал, как она мучилась. «Я здесь хозяин», — вот что он сказал.
— Да, — кивнула Мира, — а изнасилование — всего лишь форма демонстрации власти, еще один способ послать сообщение. Я ее изнасиловал, сделал ей больно, унизил ее, привел в ужас, отнял у нее невинность, а потом и жизнь. — Мира повернулась лицом к Еве. — Но сначала он ее ослепил, очаровал, заставил в себя влюбиться и поверить, что и он к ней что-то чувствует.
— Так еще больнее. — Ева внимательно вгляделась в проходивших мимо студентов. — Ей стало еще больнее, когда она поняла, что ничего для него не значила.
— Это еще больше усиливает его власть над ней. Сначала он ее обманул, разыграл отношения, потребовавшие от него времени и усилий. Он не спешил. Ему нравилось планировать, обманывать, он наслаждался ее романтической влюбленностью не меньше, чем самим убийством.
— Он молод. Если он мог сойти за девятнадцатилетнего, значит, ему не больше тридцати. — Ева продолжала следить за проходящими мимо людьми, прикидывая их возраст по внешности, движениям, жестам, манере одеваться. — Я бы сказала, ему намного меньше тридцати. Чуть за двадцать. Но он организован, собран, терпелив. И при этом у него душа старика. Он не импульсивен, по крайней мере не в этом случае. Он выслеживал свою жертву, изучал ее, все о ней выяснил. Он точно знал, как именно с ней надо обращаться.
— Социопатические склонности плюс целеустремленность, — подтвердила Мира. — Опасное сочетание. Он сделал видео не в мгновенном порыве, но он решил себя побаловать. Ему непременно надо было дать знать Макмастерсу: «Это твоя вина». Самой жестокости, изнасилования, убийства ему было недостаточно, если Макмастерс не поймет, что все это по его вине. Он хотел не просто морально уничтожить отца, но дать тому понять, что все это — результат некой обиды, нанесенной в прошлом.
— Мы изучаем дела Макмастерса. У меня уже есть пара ниточек.
— Где-то он там похоронен. — Мира покачала головой. — Все опосредовано и неочевидно. Трудно поверить, что это его первое убийство, но может оказаться, что так оно и есть. Он целеустремлен, у него есть миссия, и вполне возможно, что эта миссия ведет его издавна. Все собранные вами доказательства указывают на то, что он знает, как приспосабливаться к окружающей среде, мимикрировать, сливаться с обстановкой, вести себя так, чтобы общество считало его своим самым обычным членом.
— Он проводил время в студенческом кампусе, и у него есть навыки компьютерной работы.
— Он образован. Убитая была умной девочкой, хорошей ученицей, но она ни на секунду не усомнилась, что ее избранник — человек образованный, он же представился студентом. Он делал все, что от него требовалось, то есть мимикрировал. У него есть работа или источник дохода. Мне кажется, у него была работа с людьми. Он умеет ладить с людьми. Ему это необходимо. Наблюдать за ними, приспосабливаться, делать то, чего от него ждут. Вероятно, он живет один, а его соседи и сослуживцы считают его милым молодым человеком. Дружелюбный, всегда готов помочь. Он терпеть не может подчиняться, но тщательно это скрывает. Делает что велено, но, когда это необходимо, находит способ отплатить за малейшую обиду. Копы — его враги, — продолжала Мира, — но вряд ли у него есть досье. Может быть, по мелочи, еще до того, как он научился самообладанию и целеустремленности. Этот коп — его враг, которого он должен уничтожить, но не напрямую. Он прекрасно понимает, что гораздо больнее отнять любимое существо.
— Потому что Макмастерс отнял у него любимое существо, — догадалась Ева.
— Да, я так думаю. Таково будет мое заключение. Если бы лично он был против Макмастерса, месть была бы более непосредственной. Но такое наказание — это твоя вина — указывает на весьма специфическую месть. Ты берешь мое, я возьму твое.
«Но кто? — подумала Ева с бессильной досадой. — Или что?»
— Макмастерс уже долгое время работает за столом, — заговорила она вслух. — Он не работает на улицах. Умеет закрывать дела и руководить копами, которые их закрывают, на этом и репутацию себе сделал. Но он не показушник! Работает честно, дотошен, и у него нет смертей. Ни разу в жизни ему не случалось положить подозреваемого при исполнении своих обязанностей.
— А разве непременно нужно кого-то положить? — возразила Мира. — Есть и другие способы отнять дорогого человека.
— Да, я тоже об этом подумала. Но неужели человек будет насиловать и убивать, проходить через все это, через всю подготовку, только потому, что некий коп засадил его брата, отца, не знаю, кого еще, за решетку? Нет, это око за око. Смерть за смерть. Вы же сами говорите — миссия.
— Я склонна с вами согласиться, но в тюрьмах, бывает, люди умирают. Или погибают от чьей-то руки, или кончают с собой. А иногда это происходит с ними уже после выхода на свободу. Иногда свидетелей убивают, чтобы они не дали показаний, а ведь это полиция убеждает их дать показания. А пострадавшие не всегда добиваются справедливости.
— Да, я тоже об этом думала. Но как нам найти, кто из близких этого ублюдка окочурился, в файлах копа с двадцатилетним стажем? — не стерпела Ева.
— Он верит или убедил себя, что этот человек был невиновен. Вот, как Дина. Она же была невиновна. Попробуйте предположить, что этот родственник или близкий человек нашего убийцы был изнасилован, избит, замучен, убит — в тюрьме или выйдя из нее. Или покончил с собой после освобождения, или умер в результате нападения. Я бы на вашем месте начала искать того, кто повесился или был задушен. Способ убийства — это тоже сигнал. Он мог забить ее до смерти, пустить в ход нож, вколоть ей передозу. Есть масса способов убить беспомощную девочку. Он выбрал этот способ.
— Верно. Да, это вы верно подметили. — Ева прищурилась, обдумывая эти слова. — Каждая деталь была спланирована. Конечно, способ убийства он тоже предусмотрел. И не только потому, что хотел видеть ее лицо, пока убивал, не только потому, что хотел убить голыми руками. Нет, главное, он хотел донести свое чертово послание. Да, это важная подсказка. Мы сможем сузить поиск под этим углом. — Она еще больше задумалась. — Они назначили панихиду по Дине на четверг.
— Нет ничего на свете мучительнее. Нет и быть не может, — вздохнула Мира. — Как держится капитан Макмастерс?
— Еле-еле, — буркнула Ева. — Готов взять вину на себя, а ведь он не знает о диске с видео. Тут убийца даром время потерял. Макмастерс меня спросил, как ему это вынести, и у меня не было ответа. Я не знаю, что это такое — иметь ребенка, но точно знаю: когда убивают ребенка — это самое страшное. Мы все это чувствуем. Не знаю, как люди выдерживают, когда это их ребенок.
— Большинство уповает на естественный порядок вещей. Дети хоронят своих родителей, а не наоборот. Но мы-то с вами знаем, что ни просто смерть, ни — тем более! — насильственная смерть не принимают во внимание естественный порядок вещей. Макмастерсу и его жене до конца своих дней придется нести это бремя. Со временем они научатся жить, работать, заниматься любовью, даже смеяться, но с этой ношей они не расстанутся никогда.
— Да. — Ева вспомнила, что сказал ей Соммерсет. — Да, мне уже говорили. Как бы то ни было, вернемся к панихиде. Я думаю, он найдет способ туда пробраться. Мне кажется, он захочет полюбоваться на дело рук своих. Ему захочется увидеть, как Макмастерс страдает. Он же должен быть абсолютно уверен, что работа выполнена на совесть, разве не так? Он, конечно, целеустремлен, но он же молод! Какой смысл ломать человеку жизнь, если потом не увидишь, как он корчится?
— Я согласна. Очень высока вероятность, что он найдет способ проникнуть на панихиду, понаблюдать за Макмастерсом. Девочка послужила орудием. Мишенью был Макмастерс.
— Вот и я так думаю, — кивнула Ева. — Спасибо, что согласились со мной встретиться.
— Я жалею лишь об одном: что не могу найти предлог и остаться здесь до конца дня. Я бы с удовольствием здесь работала. Тут чудесно. Я здесь читала курс лекций, пару раз побывала на спектаклях, но…
— Погодите. Лекции. Спектакли. В смысле… тут есть театр?
— Да, у них тут прекрасный театр.
— И широкая публика имеет доступ?
— Конечно. Они…
— Погодите, — нетерпеливо прервала Ева свою собеседницу и выхватила телефон. — Доктор Лапкофф.
— Да?
— Мне нужен список всех спектаклей, концертов, лекций, киносеансов, голографических и живых выступлений, открытых для публики, с апреля до прошедшей субботы. Перешлите на этот адрес. — Ева продиктовала адрес своей электронной почты в Центральном полицейском управлении.
— Я это устрою.
— Спасибо.
— Вы знакомы с Пич? — удивилась Мира, когда Ева дала отбой и ввела другой номер.
— А? Да, типа того. А вы ее знаете?
— Да. Мы с Деннисом — спонсоры университета. Он много лет здесь преподавал.
— Он… правда? Он здесь преподавал?
— Вы же знаете, он профессор.
Ева вспомнила Денниса Миру, его мешковатые кардиганы, вечно застегнутые не на ту пуговицу, его добрые глаза, его очаровательную рассеянность.
— Да, но я как-то не думала…
— Он до сих пор выступает с лекциями, иногда берет целый курс. Мы очень дружны с Пич и ее семьей.
— Мир тесен. Джеми, — заговорила Ева в трубку. — Ты в Колумбии ходил на спектакли, концерты, лекции и еще что-то в этом роде, начиная с апреля?
— Что? — У него был отрешенный стеклянный взгляд сумасшедшего электронщика, погруженного в чипы, платы и схемы. — А, да, я ходил на лекцию по электронным преступлениям.
— Нет, не то. Что-то такое, куда Дина захотела бы пойти.
— Ты имеешь в виду пение с танцами и всякое такое дерьмо? — Через видеоэкран он бросил на Еву свойственный юности надменно-страдальческий взгляд. — Что я там забыл?
— Я так и думала. — Ева дала отбой и позвонила Пибоди. — Вернись на место, забери любые театральные программки, плакаты, сувениры — все, что имеет отношение к театру, концертам, выступлениям, лекциям в Колумбии с момента первой встречи до прошлой субботы. Привези в Управление. Бери все, что найдешь.
— Сделаю. Да, насчет кроссовок. Я тут подумала о том, что ты сказала. Верхний Ист-Сайд — не его место. И вряд ли он ходил за покупками туда же, куда и Дина: не хотел рисковать, чтоб его не засекли даже случайно. Так что я сконцентрировалась на продажах в нижней части города. Просто интуитивно.
— Неплохо. Разработаем ее первым делом. Найди мне программки и дуй в Управление. Буду там через час. — Ева сунула телефон в карман и встала. — Спасибо. Отличную мысль вы мне подали. Надо ехать.
— Если вы едете в Управление, может, и меня подбросите?
— Но мне по дороге придется повидать одного парня насчет его мертвого брата.
Мира взяла в руки свою большую бледно-розовую сумку.
— Это так интересно! Возьмете меня с собой?
— Если хотите. Он кандидат. Не в верхней строчке рейтинга, но… В общем, если начнет выдрючиваться, можете огреть его этой торбой. Думаю, вы сумеете его оглоушить.
Мира с любовью провела ладонью по нежно-розовой коже.
— У каждого из нас свое оружие.
Когда они сели в машину, Ева провела проверку по Риссо Бэнксу, получила его рабочий и домашний адрес:
— Белый, двадцать четыре года. После ареста и злосчастной смерти брата не совал нос куда не следует. Имеет работу, приносящую доход. Кстати, это вписывается в психологический портрет. Не женат, записей о сожителях не имеется. Тоже вписывается. И в то же время нет. Его брат выпал в осадок… в буквальном смысле — нырнул вниз головой с четвертого этажа. Макмастерс — босс, не он вел следствие, и арест был произведен совместно с Особым отделом. Сесил, старший брат, толкал наркоту и обслуживал педофилов малолетками.
— Милейший парень! — усмехнулась Мира.
— Да, похоже на то. Его не насиловали, не били, не душили ни подушкой, ни руками. Он выпал из окна в попытке избежать ареста. И все-таки проверить надо.
— Это ведь сводится к вычеркиванию, не правда ли? Беготня, телефонные разговоры, уточнение деталей. — Мира устроилась поудобнее на сиденье. — Какая необычная машина! Снаружи кажется такой заурядной, а электронной начинки у нее внутри больше, чем у меня в кабинете. И она такая удобная… и ход плавный, — добавила она, пока Ева прокладывала себе путь в потоке уличного движения.
— Не бежит — летает. Кстати, взлетает она, как реактивный вертолет. Армирована, прямое попадание выдержит. Это было нечто вроде… услуги тире подарка от Рорка.
— Подарок, чтобы вам не пришлось биться головой о двери отдела снабжения. До меня дошли слухи о последней аварии.
Ева не удержалась от импульсивной реакции. Она съежилась.
— Это было не по моей вине.
— Конечно, нет, но… Он оказал вам услугу, но оформил ее как подарок, чтобы вы могли принять машину, а он при этом мог быть уверен, что вы в относительной безопасности.
— Что ж, верно подмечено, — ухмыльнулась Ева. — Недаром у вас на стене столько дипломов в рамочках понавешено.
— Дело не только в этом. Хотелось бы думать, что я неплохо изучила вас с Рорком. Превосходная услуга тире подарок. Ну, раз уж у нас есть немного времени, скажите: все готово к свадьбе? Мы ждем ее с нетерпением.