Ритуал смерти Робертс Нора
– Чез умеет лечить, – улыбнулась Исида. – Сочтите это за демонстрацию его возможностей. Ведь вы хотели нас изучить, не так ли? А на вашем друге – оберег.
Ева, в кармане у которой лежал пистолет, подумала, что и у нее есть свой оберег.
– Ну хорошо, демонстрируйте. – Она подняла подбородок, позволяя Чезу осмотреть царапины.
Пальцы его оказались на удивление нежными и прохладными. Она не сводила с него глаз и заметила, как сосредоточенно он смотрел на рану.
– Вам повезло. Намерение превосходило результат, – сказал он тихо. Голос у него был очень мелодичный. – Вы не могли бы расслабиться? Ведь тело и разум неразрывно связаны. Одно ведет за собой другое, одно другое лечит. Позвольте мне вам помочь.
Ева почувствовала, что на нее волной накатило тепло, оно шло от его пальцев к ее голове, потом разлилось по всему телу. Ей показалось, что ее вот-вот сморит сон. Она вздрогнула и увидела, что он улыбнулся.
– Не бойтесь, я не причиню вам вреда.
Чез взял со стола янтарный флакон, открыл его и налил себе на ладонь какой-то жидкости с цветочным запахом.
– Это бальзам, изготовленный по старинному рецепту. – Чез начал легонько втирать его в царапины, оставленные ногтями Селины. – Он все залечит. Больше болеть не будет.
– Вы хорошо разбираетесь в лекарствах, да?
– Этот бальзам приготовлен на травах. – Он достал из кармана платок и вытер руки. – Но в лекарствах я действительно разбираюсь.
– Я бы хотела поговорить с вами именно об этом. – Ева выдержала небольшую паузу и добавила: – И о вашем отце.
Она заметила, как сузились на мгновение его зрачки, и поняла, что попала в яблочко. И тут между ними встала Исида. Лицо ее пылало гневом.
– Вас сюда пригласили! Это священное место, вы не имеете права…
– Исида! – Чез коснулся ее руки. – У нее свое дело. Как и у каждого из нас. – Он очень серьезно взглянул на Еву. – Да, я поговорю с вами, когда вы пожелаете. Но здесь не место для бесед на подобные темы. Скоро начнется церемония.
– Мы не хотим вам мешать.
– Вам будет удобно встретиться завтра в девять часов в «Пути души»?
– Вполне.
– Очень хорошо.
– Вы всегда за добро платите злом? – шепотом спросила Исида, когда Чез отошел. Потом, горестно покачав головой, она перевела взгляд на Рорка. – Вы приглашены наблюдать за церемонией, и мы надеемся, что вы и ваши спутники отнесетесь к происходящему с должным уважением. Просим вас не входить в магический круг.
Когда она удалилась, Ева сунула руки в карманы.
– Так, теперь на меня злятся две колдуньи…
Оглянувшись, она увидела подошедшую к ней Пибоди.
– Это обряд инициации, – шепнула Пибоди. – Так мне сказал вон тот роскошный колдун в итальянском костюме. – Она кивнула на красавца с бронзовыми волосами, одарившего ее ослепительной улыбкой. – Бог мой, да ради такого можно обратиться в любую веру.
– Держите себя в руках, Пибоди, – нахмурилась Ева.
– Если бы моя матушка знала, где я сегодня, она бы ночь напролет молилась за меня. – Фини улыбнулся. – Престранное местечко, доложу я вам.
Рорк вздохнул и обнял Еву за талию.
– Все одним миром мазаны, – прошептал он.
И тут обряд начался.
Молодая женщина, которую Исида называла Мириам, вышла в круг. Двое мужчин завязали ей глаза. Все, за исключением наблюдающих, уже сбросили одежду; обнаженные тела, казалось, светились в лунном свете. Где-то в лесу перекликались ночные птицы.
Ева нащупала лежавший в кармане пистолет.
Девушку связали красными шнурами, которые Ева уже видела. Когда дело дошло до лодыжек, заговорил Чез:
– Ноги не связаны и не свободны! – В голосе его звенела неподдельная радость.
Ева с любопытством наблюдала за обрядом. Настроение участников церемонии было приподнятым. Высоко в небе плыла луна, серебрившая листву на деревьях. Ухали совы, и от этих странных звуков у Евы почему-то стыла кровь в жилах. Никто, казалось, не обращал внимания на наготу друг друга, никто не бросал на соседа похотливых взглядов, которые были вполне уместны в секс-клубах.
Чез взял атам. Когда он поднес его к сердцу девушки, Ева инстинктивно сжала рукоять пистолета.
– Я знаю два слова, открывающие двери, – любовь и доверие! – произнесла Мириам, голос ее звенел в ночной тиши.
– И те, кто обладает этим, приветствуются с удвоенным радушием, – улыбнулся Чез. – Я дам тебе третье, которое и проведет тебя через эту дверь.
Он передал нож стоявшему рядом человеку и поцеловал Мириам. «Так отец целует дитя», – подумала Ева. Потом Чез обошел вокруг девушки и подтолкнул ее к центру круга. Человек, державший атам, провел им по воздуху, словно замыкая за ними круг.
Чез вел Мириам по кругу, все пели, и каждый раскручивал Мириам, словно собирался играть с ней в жмурки. Трижды прозвонил колокол. Чез опустился на колени, поцеловал ноги девушки, затем ее колени, живот, груди, губы.
«Выглядит даже не эротично, – подумала Ева. – В этом чересчур много любви».
– Ну, как впечатление? – прошептала она, взглянув на Рорка.
– Замечательно. Очень религиозно. – Он накрыл ладонью ее руку, все еще сжимавшую пистолет. – И вполне безобидно. Пожалуй, это эротично, но в самом… благородном смысле слова. Кстати, двоих из присутствующих я узнал.
– Когда все это кончится, скажешь мне.
Обряд продолжался. Ева машинально поднесла руку к шее – и вдруг поняла, что царапины исчезли, кожа снова стала гладкой.
Она опустила руку. В этот момент Чез взглянул на нее и улыбнулся.
16
Когда Ева с Пибоди приехали в «Путь души», магазин был еще закрыт, но Чез поджидал их на тротуаре у двери. Он пил что-то горячее из бумажного стаканчика.
– Доброе утро! – Утро было довольно прохладное, и на щеках у него играл румянец. – Может быть, мы побеседуем не в магазине, а наверху, в квартире?
– А что, полицейские приносят неудачи в торговле? – усмехнулась Ева.
– Нет. Просто через полчаса мы открываемся, и не хочется пугать ранних посетителей. Вам ведь Исида не понадобится?
– Пока нет.
– Ценю вашу деликатность. Извините, не могли бы вы подождать еще минутку? Исида не признает кофе, а я слаб, – добавил он, делая очередной глоток. – Она знает, что я каждое утро предаюсь своей маленькой страсти, но делает вид, что этого не замечает. Смешно, но так нам удобнее.
– Не торопитесь. Вы берете кофе в заведении напротив?
– Оно слишком близко от дома. И, откровенно говоря, кофе там скверный. Неплохой кофе варят вон там, на углу. – Он с удовольствием сделал еще один глоток. – Курить я бросил несколько лет назад, но без чашки кофе обойтись не могу. Вам вчера понравилась наша церемония?
– Было очень интересно, – сдержанно ответила Ева. Утро действительно выдалось довольно прохладное, и она засунула руки поглубже в карманы. Час пик заканчивался, и движение было уже не столь оживленным. – Вам не холодно бегать голышом по лесу?
– Осенью становится холодновато, вы правы. Думаю, мы в этом году больше не будем устраивать службы на свежем воздухе. Но Мириам мечтала пройти обряд посвящения до Самайна.
– До Самайна? – спросила Ева.
– Это праздник, Хэллоуин, – в один голос ответили Чез и Пибоди.
Чез улыбнулся, а Пибоди, смутившись, пробормотала:
– Я немного этим интересуюсь…
– А-а-а, понятно… – Он допил кофе и бросил стаканчик в урну. – Вы простудились, сержант?
– Да, сэр, – ответила Пибоди, с трудом сдержавшись, чтобы не чихнуть.
– У меня есть кое-что… Вам поможет. Кстати, одна из женщин нашей общины вас узнала, лейтенант. Она сказала, что недавно гадала вам по руке. В день гибели Алисы.
– Да, помню.
– Кассандра – опытная гадалка, – сказал Чез и повел их вверх по лестнице. – Она винит себя за то, что не была достаточно внимательна, что не сообщила вам об опасности, грозившей Алисе. Она считает, что сейчас опасность грозит вам. – Он оглянулся на Еву. – Кассандра надеется, что вы носите камень, который она вам дала.
– Не помню, куда его положила, – пробормотала Ева.
Чез вздохнул и покачал головой.
– Как ваша шея?
– Как новенькая.
– Да, даже следов не видно.
– И так быстро все прошло… Чем вы меня намазали?
Чез, к удивлению Евы, ответил не без юмора:
– В состав входят язык летучей мыши и глаз гадюки. – Он открыл дверь, и тут же зазвенели колокольцы. – Чувствуйте себя как дома. Я приготовлю вам чай. Вы, наверное, замерзли.
– Не беспокойтесь.
– Никакого беспокойства. Одну минуту.
Он вышел, и Ева стала осматривать его жилище.
Квартира оказалась весьма необычной. Очевидно, многие из вещей, продававшихся внизу, перекочевали сюда. На овальном столе лежали массивные кристаллы, в углу стояла медная ваза с цветами. На стене, над огромным синим диваном, висел великолепный гобелен, на котором были изображены мужчины и женщины, луна, солнце и крепость с языками пламени, вырывавшимися из бойниц.
– Большой аркан, – пояснила Пибоди, когда Ева подошла поближе, чтобы рассмотреть гобелен. Она оглушительно чихнула и полезла за носовым платком. – Похоже, это старинная вещь.
– Наверное, дорогая, – решила Ева.
Повсюду стояли вырезанные из камня статуэтки – волшебники, драконы, собаки о двух головах, женщины с крыльями. На другой стене висел еще один гобелен с какими-то яркими непонятными знаками.
– Это из «Евангелия из Келлса». – Заметив удивленный взгляд Евы, Пибоди пожала плечами. – Моя мама любит вышивать такое на подушках и покрывалах. Они хорошо смотрятся… Вообще, здесь очень мило. – Пибоди была рада, что у нее не бегают по спине мурашки, как в доме у Селины. – Эксцентрично, но мило.
– Наверное, у них неплохо идет торговля, если они могут позволить себе держать дома антиквариат, – заметила Ева.
– Торговля идет довольно бойко, – сказал Чез, вошедший с подносом, на котором стояли керамический чайник и чашки. – Кроме того, у меня имелись личные сбережения.
– Наследство?
– Нет. – Он поставил поднос на круглый столик. – Накопил. Инженерам-химикам неплохо платят.
– Но вы, кажется, решили вместо химии заняться торговлей?
– Да, решил, – ответил он. – Работа не давала мне удовлетворения. Жизнь вообще не приносила мне счастья.
– Психотерапия не помогла?
Чез снова посмотрел ей прямо в глаза.
– Но и не помешала. Прошу вас, садитесь. Я готов ответить на ваши вопросы.
– Чез, она не имеет права заставлять тебя. Ты вовсе не должен все снова вспоминать, – сказала неслышно вошедшая Исида. На сей раз на ней было свободное платье цвета грозовых туч. – Закон стоит на страже твоих прав.
– Я расследую убийство, – возразила Ева. – И имею право потребовать, чтобы на мои вопросы отвечали. Но Чез, естественно, может воспользоваться услугами адвоката.
– Не адвокат ему нужен, а мир и покой, – нахмурилась Исида.
Чез взял ее руки в свои, поднес к губам, а потом прижался к ним щекой.
– Не беспокойся, у меня в душе мир, – сказал он. – У меня есть ты. Не волнуйся так. Тебе пора идти вниз открывать магазин, а мне надо пройти через это.
– Позволь мне остаться!
Чез покачал головой, и Ева, увидев взгляды, которыми они обменялись, была поражена. Чувствовалось, что эти люди не просто находятся в близких отношениях, но любят друг друга – любят нежно и преданно.
– Тебе достаточно позвать меня, – сказала Исида. – Только пожелай – и я появлюсь.
– Знаю.
Он потрепал ее по плечу и легонько подтолкнул к двери. Исида бросила на Еву взгляд, в котором ясно читалась с трудом сдерживаемая ярость, и удалилась.
– Едва ли я выжил бы без нее, – сказал Чез, глядя вслед Исиде. – Вы сильная женщина, лейтенант. Вам, очевидно, трудно представить, что бывает такая нужда в другом человеке, такая зависимость…
Ева подумала, что раньше, возможно, она бы с этим согласилась. Теперь – вряд ли.
– Я бы хотела записать нашу беседу, мистер Форт.
– Да, конечно.
Чез сел и, пока Пибоди доставала магнитофон, налил в чашки чаю. Ева произнесла все полагающиеся в начале допроса фразы, которые он выслушал, не поднимая глаз.
– Вы поняли, каковы ваши права и обязанности?
– Да. Вы пьете сладкий чай?
Она подозрительно взглянула на чашки. Странный запах…
– Да, спасибо.
– Вам я положил немного меда, сержант. – Чез улыбнулся Пибоди. – И… кое-что еще. Думаю, вам поможет.
– Пахнет замечательно! – Пибоди осторожно пригубила из чашки и улыбнулась.
– Когда вы в последний раз виделись с отцом? – спросила Ева.
Чез, которого этот вопрос застиг врасплох, тотчас же поднял голову. Рука его, державшая чашку, дрогнула.
– В тот день, когда объявили приговор. Я находился в зале суда и видел, как его уводили. Он не имеет права на свидания.
– И как вы отнеслись к произошедшему?
– Мне было стыдно. Но я почувствовал облегчение. И еще – отчаянную тоску, вернее – просто отчаяние. Это же был мой отец! – Чез отставил чашку. – Я ненавидел его всей душой.
– Потому что он убийца?
– Потому что он был моим отцом. Я очень обидел мать тем, что решил присутствовать на суде. Но она не могла остановить меня. Она и его не могла остановить. Хотя в какой-то момент она от него ушла – взяла меня и ушла, что оказалось полной неожиданностью для всех. – Чез некоторое время молчал, напряженно глядя прямо перед собой. – Мать я тоже долго ненавидел. А ненависть меняет человека, не так ли, лейтенант? Уродует его душу.
– С вами это произошло?
– Почти произошло. У нас был несчастливый дом. Но разве можно было ожидать чего-то иного? Ведь главным в доме был мой отец. Вы подозреваете, что я похож на него?
Чез говорил ровным голосом, но взгляд выдавал его чувства. «Во время допроса очень важно смотреть в глаза, – подумала Ева. – Слова часто ничего не значат».
– А это не так? – спросила она.
– «Кровь скажет». Кажется, так у Шекспира? – Чез ненадолго задумался. – С этим ведь живет каждый ребенок. Независимо от того, кто его родители, он боится: что скажет кровь?
Ева тоже жила с этим и тоже боялась. Но она боролась, не позволяя этому себя сломить.
– Насколько сильное влияние отец оказывал на вашу жизнь?
– Чрезвычайно сильное. Вы умеете вести расследование, лейтенант, и я уверен, что вы просмотрели все дела внимательно. Вы наверняка поняли, что он был харизматической личностью. Страшным человеком. Человеком, поставившим себя выше всех законов. В подобной непробиваемой наглости даже есть какая-то привлекательность…
– Да, для некоторых зло привлекательно.
– Совершенно верно. – Чез усмехнулся. – Вы это прекрасно понимаете, поскольку вынуждены постоянно сталкиваться с этим. Мой отец был человеком, с которым невозможно бороться – ни на физическом, ни на психологическом уровне. Он был сильным. Очень сильным.
Чез прикрыл на мгновение глаза, вызывая в памяти то, что так старался забыть.
– Я боялся, что могу стать таким же, и даже подумывал о том, чтобы отказаться от самого ценного дара – от собственной жизни.
– Вы пытались покончить с собой?
– До попыток дело не доходило. Но я об этом думал. Впервые – когда мне было десять лет… – Он отхлебнул чаю, пытаясь успокоиться. – Вы можете представить себе десятилетнего ребенка, думающего о самоубийстве?
Ева могла себе такое представить. Когда она сама замышляла самоубийство, ей было и того меньше.
– Он издевался над вами?
– Издевался? Можно сказать и так. Он бил меня. Причем делал это не в гневе. Просто неожиданно поднимал руку и наносил удар с равнодушием человека, пришибающего муху.
Чез сжал руку в кулак и с трудом заставил себя разжать пальцы.
– Он нападал… как акула – молча, в полной тишине. Всегда – без предупреждения. Моя жизнь целиком зависела от того, что ему взбредет в голову. Мне кажется, я уже побывал в аду.
– И никто вам не помог? Никто не пытался вмешаться?
– Мы никогда не жили в одном месте подолгу. Нам не разрешалось заводить знакомства. Он избивал меня, а потом сам отвозил в больницу. Заботливый отец.
– И вы никому ничего не рассказывали?
– Он был моим отцом, и это была моя жизнь. – Чез поднял руки и уронил их на колени. – Кому я мог об этом рассказать?
Ева тоже никому не рассказывала – считала, что невозможно говорить о таких вещах.
– Долгое время я ему свято верил – тому, что это справедливо и что если я кому-то расскажу, то наказание будет ужасным. Мне было тринадцать, когда он впервые меня изнасиловал. Он сказал мне, что таков обряд, ритуал посвящения. Секс – это жизнь, необходимо смириться. Он сказал, что его долг и право поставить меня на этот путь. Связал мне руки. Я плакал.
Чез взял чайник и налил себе еще чаю.
– Не знаю даже, можно ли назвать это изнасилованием. Ведь я не сопротивлялся. Просто тихонько плакал и покорялся его воле.
– Это было изнасилование, – тихо проговорила Пибоди.
– Не знаю… – Чез понял, что не может пить чай, который только что налил. – Я никому не говорил об этом. Даже когда его посадили за решетку, я ничего не рассказал полиции: просто не верил, что им удастся долго продержать его в тюрьме. Он был слишком силен и могуществен, и кровь на его руках только придавала ему силы. Странно, но моя мать бежала, забрав меня с собой, именно из-за секса. Не из-за насилия, не из-за того, что он ломал руки маленькому мальчику, не из-за смертей, в которых он был повинен. Это случилось после того, как она увидела его, склонившегося надо мной, стоявшим на коленях. Он ее не видел, а я видел. Я видел ее лицо, когда она зашла в комнату. Она оставила меня там, дала ему закончить то, что он начал, но ночью, когда он ушел, мы бежали.
– Но она и тогда не обратилась в полицию?
– Нет. – Чез взглянул на Еву. – Я знаю, о чем вы думаете. Что, если бы она все рассказала, многие жизни были бы спасены. Но страх – очень сильное чувство. Она хотела лишь одного – выжить. Когда начался суд, я ходил на заседания каждый день. И был уверен, что очень скоро он каким-то образом исчезнет из зала суда. Даже когда сказали, что его посадят в тюрьму, я не верил. Ну а потом сменил имя, попытался жить нормальной жизнью. Стал заниматься тем, что было мне интересно, к чему меня влекло. Но я не позволял себе с кем-либо сближаться. Во мне жила неутолимая ярость. Я мог взглянуть на человека и возненавидеть его только потому, что он казался счастливым. Или грустным. Я ненавидел людей за их безоблачное существование! И так же, как отец, не мог подолгу жить на одном месте. Когда я понял, что снова думаю о самоубийстве – причем думаю спокойно, серьезно, – я испугался и стал искать помощи у психиатров.
Он наконец снова улыбнулся.
– Тогда я не догадывался, что я сделал первый шаг к новой жизни. Я сумел понять, что ни в чем не виноват, сумел простить мать. Но ярость все еще жила во мне, таилась в глубине души. И тогда я встретился с Исидой.
– Потому что заинтересовались оккультизмом? – подсказала Ева.
– Потому что начал изучать его. Это входило в программу психотерапии. – Чез задумался и покачал головой. – Вы не представляете, каким я был в то время злым и грубым. Любая религия казалась мне отвратительной, я ненавидел все то, во что верила Исида. А она была так прекрасна, так светла… И я ненавидел ее за это! Однажды она уговорила меня прийти на службу, посмотреть на то, что вы видели вчера вечером. Я считал себя ученым. И решил, что пойду туда, чтобы доказать, что все это – лишь замшелые слова, повторяемые легковерными дураками. Так же как и то, что исповедовал мой отец, – лишь оправдание желания причинять боль и властвовать.
– И вы пошли туда?
– Да. Я стоял в стороне и молча злился. Я ненавидел присутствующих за их простоту и преданность. Ведь такие же взгляды были у людей, собиравшихся послушать моего отца. Я не хотел иметь ничего общего ни с ними, ни с их верой, но что-то влекло меня туда снова и снова. Трижды я возвращался туда и наблюдал за происходившим, и тогда-то я, сам того еще не зная, начал выздоравливать. В ночь весеннего равноденствия Исида пригласила меня к себе домой. Когда мы остались вдвоем, она сказала, что узнала меня. Меня охватила паника: я так старался похоронить все, что было связано с отцом. Правда, она сказала, что имеет в виду прошлую жизнь, но по ее глазам я понял: она все знает. Она знала, кто я и откуда. И сказала, что у меня дар врачевания, но что я открою его в себе, как только вылечусь сам. А потом она соблазнила меня.
Чез рассмеялся, тепло и искренне.
– Представьте, как я был удивлен, когда эта красавица повела меня в спальню! Я шел за ней, как щенок, снедаемый одновременно желанием и страхом. Она была моей первой женщиной. И единственной. В ночь весеннего равноденствия ярость, с которой я жил, начала уходить.
Чез снова задумался и некоторое время молчал.
– В какой-то момент я понял, что она любит меня. И это чудо заставило меня поверить в другие чудеса. Я стал викканином, вошел в общину. Научился лечить себя и других. Единственный человек, которому я когда-либо причинял вред, это я сам. Но я лучше, чем Исида, обладающая даром прозрения, понимаю искушения – такие, как насилие, себялюбие, власть…
Ева чувствовала, что верит ему. Но в его прошлом так много совпадало с тем, что выпало ей, что она боялась доверять своей интуиции.
– Вы приложили немало усилий, чтобы скрыть, кто ваш отец, – заметила она.
– А вы бы как поступили?
– Алиса знала, кто вы?
– О нет. Алиса была сама невинность, и в ее жизни не было Дэвида Бейнза Конроя. Пока она не встретила Селину Кросс.
– Но Кросс умна и мстительна. Как вы думаете, если бы она узнала вашу тайну, то могла бы, используя Алису, вас шантажировать? Если бы члены вашей общины знали вашу историю, стали бы они вам доверять?
– Поскольку это никогда не проверялось, ответа у меня нет. Естественно, я предпочел бы не распространяться о своем прошлом.
– В ночь, когда была убита Алиса, вы были здесь? Вдвоем с Исидой?
– Да. И были здесь же, вдвоем, в ночь, когда убили Лобара. Вам также известно, где я находился во время последнего убийства. И еще одно, – улыбнулся он. – Я не сомневаюсь, что ради меня Исида может солгать. Но я знаю совершенно точно: хоть она и может жить с сыном убийцы, она никогда не стала бы жить с убийцей. Это противоречит ее естеству.
– Она вас любит?
– Да.
– А вы любите ее…
– Да. – Внезапно в глазах его промелькнул ужас. – Неужели вы можете подозревать Исиду? Вы же знаете, как она любила Алису, заботилась о ней, как мать о своем ребенке. Она никому не может причинить зла.
– Мистер Форт, зло может причинить любой, – твердо сказала Ева.
– Вы по-прежнему думаете, что он в этом замешан? – спросила Пибоди, когда они спускались по лестнице.
– Я обязана смотреть правде в глаза. В его семье бывали случаи неадекватного поведения. Он отлично знает химию, прекрасно разбирается в галлюциногенах и травах. У него нет алиби. Он был знаком с Алисой довольно близко. Если бы она узнала тайну, которую он хранил столько лет, это могло бы причинить общине непоправимый вред.
Ева остановилась и принялась барабанить пальцами по перилам.
– У Чеза достаточно оснований ненавидеть Селину Кросс и ее приспешников; возможно, он стремится наказать их. Стремится, поскольку не может наказать отца. Он находился рядом с Вайнбургом перед тем, как тот побежал; Чез мог побежать в обход и убить его. Итак, мотивы и возможности имеются, а также есть основания предполагать в нем склонность к насилию.
– У него было кошмарное детство, но он сумел стать порядочным человеком, – возразила Пибоди. – Вы не можете осуждать его за то, что совершил его отец.
Ева смотрела в пустоту, пытаясь отогнать от себя собственных демонов.
– Я не осуждаю его, Пибоди. Я просто рассматриваю все возможности. – Ева повернулась к подчиненной. – Вот о чем подумайте. Если бы Алиса знала о прошлом Чеза и рассказала бы все Фрэнку, он бы потребовал, чтобы она немедленно прекратила всякое общение с этими людьми. И он, скорее всего, встретился бы с Фортом и пригрозил бы: мол, если тот не оставит в покое Алису, он раскроет его тайну. Когда арестовали Конроя, Фрэнк работал в отделе по расследованию убийств, а память у него была уникальная.
– Да, но…
– Меня беспокоит еще одно. Незадолго до гибели Алиса переехала в свою квартиру. Она продолжала работать у Исиды, но больше не жила здесь. Почему она уехала отсюда, если была так напугана?
– Не знаю, – вынуждена была ответить Пибоди.
– Ее мы спросить, увы, не можем. – Ева взглянула в окно и увидела у своей машины знакомую фигуру. – Черт возьми!
Она помчалась вниз, прямо к Джеми.
– Ну-ка отойди немедленно! Это машина полиции!
– Это не машина, а развалюха, – поправил он, усмехнувшись. – Город отдает своим защитникам лучшее дерьмо со своих помоек! Мне кажется, детектив вашего уровня заслуживает чего-нибудь получше.
– Когда я в следующий раз буду общаться с начальником полиции, я сообщу ему твое мнение. Что ты здесь делаешь?
– Просто гуляю. – Он снова усмехнулся. – Да, спасибо за парня, которого вы ко мне приставили. Он очень хорош. – Джеми сунул руки в карманы. – Но я лучше.
– Почему ты не в школе?
– Лейтенант, не трудитесь сообщать об этом в комиссию по делам несовершеннолетних. Сегодня суббота.
Черт, ну когда она научится следить за календарем?
– А почему же ты тогда не шастаешь вместе со своими приятелями по торговым центрам?
– Терпеть не могу торговых центров. Все это – вчерашний день. Кстати, я видел вас по ящику.
– Хочешь попросить автограф?
– Если вы поставите его на чеке. – Он взглянул на магазин. – А колдунья сегодня очень активна. Что, распродажу решила устроить?
Ева оглянулась и заметила входивших в магазин посетителей.
– Ты видел ее раньше?
– Да, несколько раз, когда следил за Алисой.
– Что-нибудь интересное замечал?