Театр смерти Робертс Нора

1

Убийство всегда обладает некой притягательной силой. Примитивное или изощренное, полное черного юмора или печальной скорби – это самое тяжкое преступление испокон века является предметом пристальных исследований как в жизни, так и в искусстве.

На протяжении всей истории человечества демонстрация убийства неизменно собирала людские толпы. Римляне давились при входе в Колизей, желая насладиться кровавым зрелищем того, как гладиаторы мечами и трезубцами превращают друг друга в отвратительные ошметки мяса. А чтобы отвлечься от будничных дел и взбодриться, шли поглядеть, как несчастных христиан скармливают голодным львам на потеху беснующейся публике.

Вряд ли подобное зрелище вызывало бы такой интерес, если бы хоть на миг можно было допустить, что в неравной схватке люди смогут победить хищников. Убийство зверя – совсем другое дело. Оно не дает того дикого азарта, того кратковременного помешательства, которое предлагает зрителю настоящее убийство – убийство себе подобного. И люди расходились по домам, довольные тем, что их деньги не пропали даром, а еще – тем, что сами они живы и здоровы. Наблюдать узаконенное убийство – прекрасный способ доказать себе, что, в конце концов, у тебя самого, несмотря на жизненные невзгоды, дела обстоят не так уж и плохо.

За последние два тысячелетия человеческая природа мало изменилась. Пожирание христиан львами, возможно, осталось в прошлом, но и в двадцать первом веке убийство имело неизменно высокий рейтинг в средствах массовой информации. Разумеется, обличье его теперь стало куда более цивилизованным. Целые семьи, влюбленные парочки, яйцеголовые умники и их неотесанные провинциальные родственники выстраиваются в длинные очереди и отпихивают друг друга локтями, желая, чтобы их развлекли созерцанием убийства.

Лейтенант Ева Даллас имела дело с преступлением и наказанием в силу своих профессиональных обязанностей: она работала в отделе по расследованию убийств. Однако сегодня вечером она сидела в удобном кресле переполненного театрального зала и смотрела спектакль, главную интригу которого составляло именно убийство.

– Это он! Голову даю на отсечение, убийца – он!

Рорк усмехнулся, но ничего не сказал. Реакция жены была интересна ему не меньше, чем происходящее на сцене. Ева подалась вперед, вцепившись руками в хромированные перила директорской ложи, и буквально ощупывала взглядом сцену. Но в этот момент занавес пошел вниз, и наступил антракт.

– Это Воул, – безапелляционно заявила Ева. – Именно он убил женщину. Размозжил ей голову, чтобы захапать ее денежки.

Рорк разлил по бокалам шампанское из бутылки, охлаждавшейся в серебряном ведерке со льдом. Приглашая жену на открытие первого сезона в своем новом театре, он не знал, какова будет ее реакция на пьесу об убийстве. И теперь был весьма доволен тем, что пьеса ее захватила.

– Может, ты и права.

– Не «может», а права. Уж я-то в этом разбираюсь!

Ева взяла высокий изящный бокал и посмотрела на мужа. Боже, что у него за лицо! Казалось, оно вырезано резцом какого-то гениального скульптора, которому подвластны сокровенные тайны мастерства. Его невероятная красота заставляла учащенно биться сердце любой женщины. Темная копна длинных волос, тонкие черты, идеально очерченные губы, которые теперь были изогнуты в подобии улыбки… Он протянул руку и прикоснулся к волосам жены. При взгляде в его глаза – горящие, пронзительно синего цвета – у Евы до сих пор замирало сердце. Она не переставала удивляться, как мужчина одним только взглядом может довести ее до такого состояния.

– На что ты смотришь? – спросила она.

– На тебя. – В этих простых словах, произнесенных с легким ирландским акцентом, все звуки были волшебными. – Я люблю на тебя смотреть.

– Правда? – Ева склонила голову набок. Она наслаждалась, думая о том, что впереди – беззаботный вечер, который они проведут вдвоем. – Значит, ты не против того, чтобы подурачиться?

Рорк поставил бокал с шампанским и пробежался пальцами вверх по стройной ноге жены – до того места на бедре, где заканчивалось ее короткое платье.

– Прекрати, извращенец!

– Но ты же сама попросила.

Ева засмеялась и подала мужу его бокал.

– Половина зрителей в этом твоем театре и без того смотрят в бинокли не на сцену, а на нашу ложу. Им интересен Рорк, а уж потом – все остальное.

– Нет, они смотрят на мою красавицу жену – лучшего в городе сыщика, которому удалось положить меня на обе лопатки.

Как и ожидал Рорк, Ева фыркнула, а он, воспользовавшись этим, подался вперед и на мгновение прижался губами к ее губам.

– Держи себя в руках! – с притворной строгостью предупредила она. – Иначе нам придется уйти, не дождавшись окончания спектакля.

– Но мы же фактически молодожены! А молодоженам ничуть не стыдно целоваться на глазах у посторонних.

– Можно подумать, тебя волнует, что стыдно, а что не стыдно! – Ева положила руку на грудь мужа и отодвинула его на безопасное расстояние. Затем она отвернулась и стала рассматривать зал.

Ева плохо разбиралась в архитектуре и дизайнерском искусстве, но это помещение буквально дышало роскошью. Наверняка Рорк привлек лучших специалистов, чтобы вернуть старому зданию его былое величие и славу. Пока продолжался антракт, сотни зрителей входили и выходили из огромного зала, и их голоса сливались в глухой непрекращающийся гул. Некоторые были одеты роскошно, другие вполне естественно чувствовали себя в обычных кроссовках и безразмерных пиджаках в стиле ретро – писк моды нынешней зимы.

Расписанные потолки, словно парящие на недосягаемой высоте, мили красного коврового покрытия, акры позолоты – театр был отделан в соответствии с пожеланиями Рорка. Впрочем, вообще все, чем он владел, было сделано в соответствии с его желаниями, а владел он, похоже, чуть ли не всем, что можно купить за деньги. Так, по крайней мере, часто казалось Еве. Она до сих пор не могла к этому привыкнуть, и каждый раз при мысли о том, что ее мужу принадлежит едва ли не вся планета, ей становилось не по себе. Но куда деваться! В конце концов, это был Рорк, ее муж, с которым она поклялась быть вместе «и в горе, и в радости». Кстати, за год, в течение которого Рорк и Ева были вместе, они испытали достаточно и того и другого…

– Да, ну и наворотил ты здесь всего, дружок, – произнесла Ева, снова обводя глазами зал. – Я, конечно, видела фотографии театра, но такой роскоши даже представить себе не могла.

– Роскошь – это еще не все, – ответил Рорк. – В театре главное люди: и те, что на сцене, и те, что в зале.

– Поверю тебе на слово. Но почему для открытия сезона ты выбрал эту пьесу?

– Потому что это великолепно скроенная история. В ней есть и любовь, и предательство, и убийство. Да и актерский состав поистине звездный.

– И на всем – отпечаток твоей титанической личности! Но Леонард Воул все равно виновен. Это он совершил убийство. – Ева Даллас, прищурив глаза, снова стала смотреть на сцену, будто ее взгляд мог проникнуть за тяжелый красный с позолотой занавес. – Его жена – классная женщина, она еще наверняка себя проявит. Адвокат тоже хороший мужик.

– Не адвокат, а барристер, – поправил жену Рорк. – Действие пьесы происходит в Англии в середине двадцатого века. Там адвокаты по уголовным делам называются барристерами.

– Какая разница! А костюмы просто великолепные!

– Они – подлинные. Кстати, в 1952 году по этой пьесе был поставлен фильм «Свидетель обвинения». Он имел оглушительный успех. В нем тоже играли звезды первой величины.

«Наверняка у Рорка есть диск с записью этого фильма», – подумала Ева. Ее муж вообще питал необъяснимую слабость к черно-белым картинам середины прошлого века. В отличие от многих он умел находить в черно-белых фильмах большую глубину и хотел, чтобы и Ева постигла их прелесть.

– Режиссер и его помощники постарались на славу – подобрали артистов, которые и внешне похожи на киношных исполнителей, но при этом обладают яркой индивидуальностью. Как-нибудь мы обязательно посмотрим этот фильм, и ты поймешь, что я имею в виду.

Рорк тоже обвел глазами огромный зал. Как бы ни было ему приятно проводить вечер в обществе любимой жены, все же он оставался бизнесменом, а постановка этой пьесы была для него прежде всего выгодным финансовым проектом.

– Все же не зря я затеял все это! Вот увидишь: спектакль будет идти долго и с большим успехом.

– Ой, смотри, вон доктор Мира! – воскликнула Ева, привстав с кресла и указывая на полицейского психолога – элегантную женщину, затянутую в длинное белоснежное платье. – С мужем пришла. Его сегодня просто не узнать!

– Хочешь, пошлем им записку и пригласим куда-нибудь после окончания спектакля? – предложил Рорк.

Ева уже открыла было рот, чтобы согласиться, но затем пристально посмотрела на Рорка и мотнула головой:

– Нет, не надо. У меня на сегодняшний вечер другие планы.

– Правда?

– Да. А ты что, против?

– Вовсе нет. – Рорк долил в бокалы шампанского. – А теперь, пока у нас есть несколько минут перед началом второго действия, расскажи мне, почему ты так уверена, что убийца – Леонард Воул?

– Слишком он гладенький, слишком лощеный. Но не так, как ты, – добавила Ева, вызвав у Рорка усмешку. – У тебя лоск идет изнутри, а он будто маслом намазан.

– Дорогая, ты мне льстишь…

– Как бы то ни было, он скользкий тип. Умело разыгрывает из себя честного, трудолюбивого, доверчивого человека, которому в какой-то момент не повезло. Но такие «отличники», да еще имеющие жен-красавиц, не связываются с несимпатичными дамами преклонного возраста, если только у них нет какой-то тайной цели. А у этого цель гораздо более масштабная, нежели всучить дурацкую кухню, которую он соорудил.

Ева отпила из своего бокала, и тут в зале чуть пригасли огни, возвещая о том, что антракт окончился.

– Жена знает, что убийство совершил он. Кстати, основное действующее лицо – вовсе не он, а она. Эта женщина – умница. Если бы я расследовала это дело, то главное внимание обратила бы именно на нее. Да уж, я бы поговорила по душам с Кристиной Воул!

– Значит, пьеса тебе понравилась?

– Умная вещь.

Занавес поднялся, но вместо того, чтобы следить за действием на сцене, Рорк продолжал любоваться Евой, думая о том, что она, наверное, самая удивительная женщина на свете. Совсем недавно она вернулась домой в одежде, запачканной кровью. К счастью, чужой. Оказалось, что она расследовала дело, раскрытие которого заняло у нее всего один час – с того момента, как было совершено убийство, и до того, как арестованный сознался в его совершении.

К сожалению, не часто все происходило с такой потрясающей простотой. Рорк нередко наблюдал, как Ева доводит себя буквально до изнеможения, отчаянно рискует жизнью – и все для того, чтобы правосудие восторжествовало. И это было лишь одно из многих ее прекрасных качеств, которыми Рорк неподдельно восхищался.

А теперь она здесь, рядом с ним, в элегантно обтягивающем черном платье. Из драгоценностей на ней был лишь редкостной красоты бриллиант в форме капли, который подарил ей Рорк. Он лежал, словно сияющая застывшая слеза, в ложбинке между грудями Евы. И только прическа ее была, как всегда, небрежной – шапка коротких каштановых волос. Губы Евы были не накрашены – она редко пользовалась губной помадой. Ее красивое волевое лицо вообще не нуждалось в косметике.

Она смотрела спектакль холодными глазами полицейского: пыталась уяснить мотив преступления, найти улики, чтобы в итоге вычислить убийцу – точно так же, как она делала бы это, занимаясь настоящим расследованием. Рорк видел, как сжались губы Евы и сузились ее глаза, когда она наблюдала за действием. Кристина Воул как раз заняла свидетельское место – и начала предавать мужчину, которого называла своим мужем.

– Она что-то задумала! Я же тебе говорила, что она непростая штучка!

Рорк сжал руку жены.

– Говорила, говорила…

– Она лжет, – пробормотала Ева. – Вернее, ловко перемежает ложь с правдой. При чем тут кухонный нож? Ну, порезался он им – это не так важно. Отвлекающий момент. Это не орудие убийства, которое, кстати, даже не присутствует среди улик. Но если он просто порезался этим кухонным ножом, когда резал хлеб, – и все с этим согласятся, – на кой черт он тут нужен?!

– Воул утверждает, что порезался случайно, – заметил Рорк. – Но он мог сделать это намеренно, чтобы объяснить кровь на рукавах.

– Не имеет значения. Это все дымовая завеса. – Ева нахмурила брови. – А он хорош! Смотри, как держится. Делает вид, будто потрясен, подавлен ее показаниями.

– А разве нет?

– Тут что-то не так. Чего-то не хватает… Но я выясню, чего именно.

Еве нравилось тренировать свой ум при каждом удобном случае, рассматривая вещи под разными углами, анализируя и пытаясь найти ключики к самым мудреным замочкам. До того, как они с Рорком поженились, Ева ни разу не была в театре, очень редко смотрела видео и еще реже позволяла своей подруге Мэвис затащить ее в кино. И сейчас живая игра актеров захватила ее. Сидя в темном зале и наблюдая за развитием событий на сцене, она начинала чувствовать себя участницей происходящего. Причем без всякой ответственности. Глупая богатая вдова, которая позволила проходимцу размозжить ей голову, не ждала помощи от лейтенанта Евы Даллас, поэтому теперешнее «расследование» превращалось в захватывающую игру.

Если все сложится так, как хочется Рорку, – а иначе просто не бывает, – эта богатая вдова будет умирать шесть раз в неделю по вечерам и два – во время утренних спектаклей. Причем продолжаться это будет несколько месяцев – на потеху «детективам», сидящим в креслах согласно купленным билетам.

– Не стоит он того, – пробормотала Ева. Пьеса настолько захватила ее, что она искренне негодовала на персонажей, которые были ей не по душе. – Кристина жертвует собой, разыгрывает перед присяжными спектакль, чтобы они увидели в ней хищницу, бессердечную суку. И все для того, чтобы выгородить его. Потому что она его любит. А он просто дешевка!

– Но ты же сама сказала, что она предала его, – откликнулся Рорк.

– Это только кажется, – отмахнулась Ева. – На самом деле, прикинувшись злодейкой, она перевела все стрелки на себя. На кого смотрят сейчас присяжные? На нее. Она оказалась в центре внимания, а о нем все уже забыли. Здорово у нее голова работает! Только вот ради кого? Ради этого ничтожества? Неужели она сама еще этого не поняла?

– Подождем – увидим.

– Ну скажи, я права?

Рорк наклонился и поцеловал жену в щеку.

– Нет.

– Нет? Я не права?!

– Нет, я не скажу тебе. А ты помолчи, иначе пропустишь что-нибудь важное.

Ева бросила на мужа сердитый взгляд, но все же послушалась и продолжала смотреть спектакль молча. Когда присяжные признали подсудимого невиновным, она возмущенно закатила глаза. Ну и олухи! Значит, присяжные – дураки не только в реальной жизни, но и в пьесах. Если бы вместо этих двенадцати простофиль в жюри присяжных посадить двенадцать полицейских, они прищучили бы этого мерзавца в два счета!

Только Ева хотела высказать все это Рорку, как вдруг заметила, что на сцене Кристина Воул пробирается через толпу «зрителей», жаждавших ее крови, обратно – в почти уже опустевший зал суда. Ева удовлетворенно кивнула, когда Кристина призналась барристеру в том, что солгала суду.

– Она знала, что он виновен! Я так и думала. Знала и лгала, чтобы выгородить его. Дурочка! А он теперь почистит перышки и снова начнет доить ее, вот увидишь.

Услышав смех Рорка, Ева с негодованием повернулась к нему.

– Что тут смешного?

– Просто я подумал, что вы с Агатой Кристи составили бы прекрасный тандем.

– Тихо! Вот он идет! Гляди, как злорадствует…

Леонард Воул пересек ту часть сцены, где декорации изображали зал суда, держа под руку худенькую брюнетку. Он откровенно торжествовал по поводу своего освобождения. «Уже нашел себе новую бабу, – подумала Ева. – Что ж, ничего удивительного». Кристина кинулась к Леонарду, по-видимому намереваясь его обнять, и Ева испытала по отношению к ней одновременно раздражение и жалость.

Леонард вел себя высокомерно и нагло, Кристина была в отчаянии, сэр Уилфред – в гневе. Пока все шло именно так, как и ожидала Ева. Но внезапно она вскочила с кресла и вскрикнула:

– Черт побери!

– Садись, девочка.

Рорк усадил жену обратно в кресло. А тем временем на сцене Кристина Воул схватила со стола улик кухонный нож и пронзила им черное сердце своего супруга.

– Вот этого я не ожидала! – снова воскликнула Ева. – Она казнила его!

«Да, – подумал Рорк, – моя Ева на самом деле понравилась бы Агате Кристи».

Между тем сэр Уилфред как ошпаренный подскочил к поверженному телу, остальные актеры последовали его примеру. Кристину Воул оттащили от «убитого».

– Постой-ка, там что-то не так, – проговорила Ева. Она снова вскочила на ноги, но теперь ее сердце билось уже совсем в ином ритме, чем минуту назад. – Что-то не так… Как спуститься туда, вниз?

– Ева, это же спектакль!

– Нет. По-моему, кто-то решил играть всерьез.

Она откинула стул со своего пути и выскочила из ложи. Рорк успел заметить, как кто-то из актеров, стоявших возле Воула на коленях, поднялся на ноги и теперь рассматривал кровь на своих руках. Не медля больше ни секунды, он догнал Еву и схватил ее за руку.

– Сюда! Там – лифт. Если мы спустимся на нем, то окажемся прямо за кулисами.

Он набрал комбинацию на кодовом замке, и в этот момент откуда-то снизу донесся пронзительный женский крик.

– Это тоже было в пьесе? – спросила Ева, когда они с Рорком вошли в лифт.

– Нет.

– Понятно. – Ева достала из сумочки сотовый телефон и набрала номер. – Говорит лейтенант Ева Даллас. Пришлите «Скорую помощь» в театр «Новый Глобус» на пересечении Бродвея и 38-й улицы. Состояние потерпевшего и серьезность ранения пока неизвестны.

Как только она спрятала телефон, двери лифта открылись и они оказались в самой гуще хаоса.

– Убери отсюда всех этих людей, и пусть за ними присматривают. Никто из актеров, технического состава и обслуживающего персонала не должен покидать здание. Ты можешь предоставить мне список всех работающих в театре?

– Постараюсь…

Они с Рорком расстались, и Ева стала проталкиваться к середине сцены. К счастью, у кого-то хватило ума опустить занавес, но за ним на сцене творилось нечто невообразимое. Казалось, половина зала находится в состоянии истерики.

– Расступитесь! – скомандовала она.

– Нужно вызвать доктора! – Блондинка, игравшая Кристину Воул, стояла над телом, прижав руки к груди. И они, и ее платье были вымазаны кровью. – О господи, ну вызовите же доктора!..

Ева склонилась над мужчиной, лежавшим вниз лицом на сцене. Перевернув его на спину, она сразу поняла, что никакие доктора ему уже не помогут. Она выпрямилась и достала свой полицейский жетон.

– Я лейтенант Даллас из Управления полиции Нью-Йорка. Я требую, чтобы все покинули сцену. Ни к чему не прикасаться и ничего не убирать!

– Это несчастный случай. – Актер, игравший сэра Уилфреда, стащил с головы парик барристера с жесткими седыми буклями. С его лица ручейками стекал пот, размывая театральный грим. – Какое ужасное несчастье!

Ева посмотрела на лужицу крови и обагренный по самую рукоять кухонный нож.

– Это место преступления, и я хочу, чтобы вы его очистили. Где, черт побери, служба безопасности? – Она положила руку на плечо актрисы, которую про себя до сих пор называла Кристиной Воул, и произнесла: – Пожалуйста, отойдите в сторону.

Ева заметила Рорка, который вышел из боковой кулисы в сопровождении трех широкоплечих мужчин, и подала им знак.

– Уведите всех этих людей со сцены и изолируйте их. Есть же у вас здесь всякие гримерные или что-то там еще. Заприте их и приставьте охрану. То же самое относится и к техническому персоналу.

– Он мертв?

– Либо да, либо он – лучший артист столетия.

– Нужно вывести из театра зрителей, чтобы, упаси бог, не началась паника. Пойду займусь этим.

– Давай. И попробуй найти Миру, если она еще не ушла. Возможно, она мне понадобится.

– Я убила его. – Блондинка, шатаясь, сделала два шага назад, по-прежнему прижимая к груди окровавленные руки и глядя на Еву с Рорком. – Я убила его…

Внезапно глаза ее закатились, и она упала без чувств.

– Великолепно, только этого нам не хватало! Рорк!

– Я позабочусь о ней.

– Вы, – Ева указала на одного из охранников, – начинайте выводить людей и распределите их по гримуборным. Вы, – указала она на второго охранника, – соберите технический и обслуживающий персонал и также изолируйте их. Все двери должны быть заперты. Никто не входит, никто не выходит.

Какая-то женщина начала всхлипывать, несколько мужчин принялись громко возмущаться. Ева досчитала до пяти, затем подняла руку со своим полицейским значком и крикнула:

– Внимание! Идет полицейское расследование. Любой, кто откажется выполнять приказы и станет мешать следствию, будет немедленно доставлен в ближайший полицейский участок и заключен под стражу. А теперь я требую очистить место преступления!

– Пойдемте, – обратилась к своим коллегам миловидная брюнетка, игравшая новую любовницу Воула, и грациозно двинулась со сцены. – Эй вы, большие сильные мужчины! Возьмите вашу примадонну. А мне нужно выпить. Надеюсь, это не помешает расследованию, лейтенант? – обратилась она к Еве, посмотрев на нее холодным взглядом зеленых глаз.

– Хоть залейтесь! Только не на месте преступления.

Ева вновь достала из сумочки сотовый телефон и набрала номер.

– Это опять лейтенант Ева Даллас. Немедленно пришлите ко мне бригаду экспертов.

– Ева! – Через сцену торопливо шла доктор Мира. – Рорк сказал мне… – Увидев лежащее тело, она осеклась. – Боже правый! – Она перевела взгляд на Еву. – Чем я могу помочь?

– Сюда уже едет Пибоди. Кроме того, я вызвала бригаду врачей и оперативную группу экспертов. Ну а пока их нет, вы – и врач, и представитель полиции. Извините, что я испортила вам вечер.

Мира покачала головой, давая понять, что извинения ни к чему, и уже собралась встать на колени возле трупа, но Ева остановила ее:

– Не надо! Здесь кровь. Вы испортите мне место преступления, а себе – платье.

– Как это случилось?

– Это вы мне расскажите. Вы ведь тоже смотрели спектакль. Пока я знаю только, что орудием убийства стал нож. У меня с собой нет набора нужных инструментов и приборов. Где же эта Пибоди, черт побери?!

Расстроенная тем, что не может приступить к расследованию немедленно, Ева круто развернулась и увидела Рорка.

– Доктор Мира, вы не могли бы некоторое время побыть здесь вместо меня? – Не дожидаясь ответа, она пошла в левую часть сцены, где стоял Рорк. – Расскажи мне о ноже, который фигурирует в последней сцене.

Рорк пожал плечами:

– Обычный бутафорский нож. Когда прижимаешь лезвие к твердой поверхности, оно уходит в рукоятку.

– На сей раз не ушло, – пробормотала Ева. – Как зовут убитого?

– Ричард Драко. Очень талантливый актер. Был… – добавил Рорк.

– Ты хорошо его знал?

– Нет, не очень. Встречались несколько раз на приемах. Но с его творчеством я был знаком хорошо. – Рорк засунул руки в карманы и принялся раскачиваться на каблуках, глядя в ту сторону, где, теперь уже лицом вверх, лежал Драко с широко открытыми остекленевшими глазами. – Он получил кучу премий, о нем взахлеб писали газеты… Драко на протяжении многих лет считался признанной звездой сцены и кино, но пользовался репутацией человека высокомерного, со сложным характером. Волочился за женщинами, баловался наркотиками…

– А женщина, которая его убила, – кто она?

– Айрин Мэнсфилд. Блистательная актриса. Редкий тип: очень уравновешенна и фанатично предана искусству. В театральных кругах ее чрезвычайно уважают. Она живет и работает преимущественно в Лондоне, но ее убедили переехать в Нью-Йорк, чтобы играть в этом спектакле.

– Кто убедил?

– Частично – я. Мы знакомы уже несколько лет. Нет, – добавил Рорк, снова сунув руки в карманы, – я с ней никогда не спал.

– Я об этом не спрашивала.

– Нет, ты спросила. Взглядом.

– Ну хорошо, если так, давай поговорим на эту тему. Почему же ты с ней не спал?

Губы Рорка изогнулись в насмешливой улыбке.

– Сначала она была замужем. А потом, когда освободилась она, женился я. – Рорк прикоснулся пальцем к ямочке на подбородке Евы. – А моя жена не простит мне, если я буду спать с другими женщинами. Она на этот счет очень сурова.

– Учту. – Немного подумав, Ева добавила: – Ты знаком с большинством этих людей – или, по крайней мере, имеешь достаточно ясное представление о том, что они собой представляют. Поэтому чуть позже я хочу с тобой поговорить. – Она вздохнула. – Официально.

– Конечно, лейтенант, – шутливо козырнул Рорк. – Как, по-твоему, есть вероятность того, что это был несчастный случай?

– Всякое может быть. Мне нужно осмотреть нож, но я не могу прикоснуться к нему, пока не приедет Пибоди с набором инструментов. Может, пойдешь туда, посмотришь, как там дела, и проконтролируешь своих людей? И будь внимателен.

– Ты просишь меня помочь тебе в официальном полицейском расследовании?

– Нет, не прошу. – Несмотря на печальные обстоятельства, Ева не смогла удержаться от улыбки. – Я просто посоветовала тебе быть внимательным. – Она уперлась пальцем в грудь Рорка. – Не вздумай вмешиваться в мои дела. С этой минуты я на службе.

Ева обернулась, услышав тяжелый топот, который могли издавать только полицейские ботинки. Даже отсюда, с противоположной стороны сцены, было заметно, что Пибоди являет собой образец служаки: зимняя шинель застегнута до самого горла, фуражка на темных прямых волосах сидит идеально – именно под тем углом, который прописан в уставе.

Направившись навстречу друг другу с разных концов сцены, они встретились в самом центре площадки.

– Добрый вечер, лейтенант. Здравствуйте, доктор Мира. – Посмотрев на труп, Пибоди сложила губы трубочкой. – Да, неприятный подарок к открытию театра.

Ева взяла набор с инструментами, который принесла Пибоди, и покрыла руки специальным составом, чтобы не оставлять отпечатков.

– Начинай запись, Пибоди, – скомандовала она.

– Есть, шеф.

От театральных юпитеров исходил жар, поэтому Пибоди сняла шинель, аккуратно сложила ее и повесила на спинку ближайшего стула, а затем достала диктофон и включила его.

Ева начала диктовать:

– Отчет об осмотре места преступления лейтенантом Евой Даллас. Сцена театра «Новый Глобус». Присутствуют также сержант Делия Пибоди и доктор Шарлотта Мира. Убитый – Ричард Драко, белый, возраст – около пятидесяти лет. Причина смерти – ножевое ранение. Визуальный осмотр и минимальное количество крови показывают, что ранение нанесено в сердце.

Наклонившись, Ева подняла с пола нож.

– Орудие убийства с виду напоминает кухонный нож для резки хлеба. Лезвие зубчатое, примерно восьми дюймов в длину.

– Я измерю и упакую его, лейтенант.

– Не сейчас, – пробормотала Ева. Она самым внимательным образом осмотрела нож – от кончика лезвия до рукоятки. – Осмотр показал, что устройство для утапливания лезвия в рукоятку отсутствует. Это не бутафорский нож. А следовательно, произошедшее не является несчастным случаем. Это убийство.

С этими словами она передала нож Пибоди.

2

– Я рассчитываю на вашу помощь, – сказала Ева доктору Мире, когда тело Драко было упаковано в пластиковый мешок и отправлено в морг.

– Что я могу для вас сделать?

– У меня тут два десятка полицейских собирают имена и адреса зрителей, которые могут дать свидетельские показания. – Ева поморщилась. Ей даже думать не хотелось о том, что за этим последует: допросы сотен человек, горы бумаг, бессонные часы… – Но мне хотелось бы допросить главных действующих лиц этой драмы прямо сейчас. Что называется, по горячим следам – пока они не успели опомниться и созвониться со своими адвокатами.

Занавес уже подняли, и Ева обвела глазами казавшиеся бесконечными ряды кресел, обитых красным бархатом. Совсем недавно здесь сидели тысячи восторженно рукоплещущих зрителей. И кто-то один – хладнокровный и жестокий. И очень умный…

– В вашем присутствии люди чувствуют себя раскованно, – добавила она. – А мне сейчас очень нужно, чтобы Айрин Мэнсфилд не замкнулась в себе.

– Я сделаю все, что смогу.

– Буду вам очень благодарна. Пошли, Пибоди.

Все трое пересекли сцену и прошли за кулисы. Там повсюду рыскали люди в полицейской форме, а штатские либо попрятались за закрытыми дверями, либо испуганно, как овцы, сбились в маленькие кучки.

– Как ты полагаешь, каковы шансы на то, что пресса не пронюхает об убийстве до завтрашнего утра?

Пибоди сочувственно взглянула на Еву.

– Мне кажется, нулевые. Но, боюсь, и это чересчур оптимистичный прогноз.

– Да, похоже, ты права. Офицер! – окликнула она одного из полицейских. – Поставьте постовых у каждой двери, у каждого выхода.

– Уже сделано, лейтенант.

– Из здания не имеет права выйти никто, даже полицейский. И внутрь никого не впускать, особенно репортеров. Ясно?

– Так точно, лейтенант.

Коридор сузился. Ева с любопытством рассматривала таблички с именами на дверях. Найдя табличку с именем Айрин Мэнсфилд, она постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.

Первым, кого она увидела, был Рорк, сидевший на небесно-голубой кушетке и державший за руку Айрин Мэнсфилд. Актриса еще не успела разгримироваться, но даже размазанный от слез грим не мог испортить ее неземную красоту.

Взгляд Айрин метнулся к Еве, и глаза ее наполнились ужасом.

– О боже! О господи! Меня арестуют?

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, мисс Мэнсфилд.

– Мне не разрешают переодеться! Говорят, что нельзя! Но на мне его кровь… – Она прижала дрожащие руки к груди; ее театральный костюм действительно был испачкан кровью. – Я этого не вынесу!

– Приношу извинения. Доктор Мира, не поможете ли вы мисс Мэнсфилд переодеться? А сержант возьмет костюм и упакует его.

– Разумеется.

– Рорк, выйди отсюда, пожалуйста. – Ева отступила к двери и распахнула ее.

– Не волнуйся, Айрин, лейтенант во всем разберется.

Ободряюще пожав актрисе руку, Рорк поднялся и пошел к выходу. Когда он поравнялся с Евой, она вполголоса сказала:

– Я просила тебя быть внимательным, а не любезничать с подозреваемой!

– Успокаивать женщину, которая находится в состоянии истерики, не значит любезничать. – Он тяжело вздохнул: – Мечтаю выпить большую порцию бренди.