Рожденная в грехе Робертс Нора
– Не задерживайся, прошу тебя. И не забывай, что у любого начальства короткая память.
– Учту это. Пока.
Вешая трубку, она обнаружила, что шнур совсем запутался у нее между пальцами. Его пришлось разматывать.
– Это из Нью-Йорка, – смущенно сказала она, не оборачиваясь к Брианне и Мерфи. – Приятель с работы. – Прежде чем повернуться, она проверила, все ли у нее в порядке с выражением лица, и попыталась изобразить на нем улыбку. – Ну, как новый рецепт?
– Попробуй сама. Лучше с чаем. – Брианна поставила перед ней кружку. Ей хотелось чем-то утешить Шаннон, она чувствовала, что телефонный разговор вывел ее из равновесия, но совершенно не представляла, как это сделать. И тут до нее донесся детский крик. Или ей показалось? – По-моему, это Кейла, – обеспокоенно сказала она.
И поспешила к дочери, оставив Мерфи одного на поле битвы.
Шаннон не притронулась к рулету, у нее пропал всякий аппетит.
– В бюро ждут не дождутся моего возвращения, – сказала она с усмешкой, не поднимая глаз от стола.
– Он ждет вас, – поправил ее Мерфи и уточнил,
когда она взглянула на него: – Тод хочет, чтобы вы скорее вернулись.
– Он взял на себя часть моей работы, пока я в отъезде. У него и своей хватает.
– Он ждет вас как манны небесной, – повторил Мерфи.
Вместо ответа Шаннон усердно занялась рулетом. Потом небрежно произнесла:
– Он говорил, что накопилась масса дел. И не все вопросы решены. У нас с ним перед моим отъездом было жаркое обсуждение.
– Обсуждение, – подхватил Мерфи. – Уж скажите лучше «ссора». Разлад. Она чуть улыбнулась.
– Нет. Тод не из тех, кто ссорится. Он обсуждает. Он очень цивилизованный человек.
– И сейчас, по телефону, тоже пустился в обсуждение? Потому вы так взволнованы?
– Нет, он просто говорил, что меня ждут на работе. Как можно скорее. И совсем я не взволнована.
Мерфи осторожно взял ее беспокойные руки в свои, слегка стиснул, заставив взглянуть ему прямо в лицо.
– Вы предложили мне быть вашим другом, – мягко сказал он. – Я пытаюсь, хочу им быть. Но я… мне нужно больше знать о вас.
Она молчала – казалось, думала, взвешивала, что говорить и говорить ли вообще. Потом медленно произнесла:
– Меня многое тревожит. Чем дальше, тем больше. Такого раньше не было, и это смущает. Раньше я знала, чего хочу и как этого добиться. В этом смысле я в своего отца – он умел хорошо анализировать. Хотя, боже, что я говорю! Какого отца! – Она отняла свою руку у Мерфи, заговорила более возбужденно: – У меня все сложилось неплохо, я сама всего добилась. Работа в престижной рекламной фирме, квартира в хорошем районе Нью-Йорка, членство в популярном клубе. И в самое последнее время… общение с привлекательным человеком, моим коллегой. Свободное, ни к чему не обязывающее общение. – Она смотрела на крышку стола, не на собеседника, произнося все это. – С человеком, который разделял мои интересы. А потом… – Она снова задумалась. – Потом все как будто рухнуло, уплыло куда-то. И нет сил восстанавливать…
– Но вы хотите это сделать? – настойчиво спросил он, потому что она долго молчала.
– Не знаю. У меня какой-то провал. Я потеряла почву под ногами. Этот телефонный звонок напомнил мне о том, кто я и где живу. Но я уже не там, а сама не знаю где. И я не могу не думать о родителях. Они со мной. Хотя я никогда уже не скажу им «доброе утро» или «спокойной ночи». Никогда.
Он молча обнял ее, она прижалась лбом к его плечу, ее слезы падали ему на рубашку.
– Хочу, чтобы они были со мной, – всхлипнула она. – Зачем люди умирают? Я даже не смогла с ними попрощаться. Отец умер, когда меня не было, а мать… Я повысила на нее голос, а она уже умирала. А я…
– Они не уходят насовсем, – заговорил наконец Мерфи. – Они остаются с нами, в наших сердцах. Разве не слышите вы порою их голоса, не видите улыбки, движения рук? Не пьете с ними вместе чай?
Ее рыдания стали затихать. Она подняла заплаканное лицо.
Как хорошо, пришло ей в голову, что она решилась выплакаться. Не стесняясь, вволю. Глупо столько времени сдерживать слезы, носить в себе, копить.
– Да, – губы ее дрогнули в подобии улыбки, – я недавно завтракала с ними, с моими покойными родителями. И все было так хорошо.
– Вот видите. Они не покидают нас навеки.
Она устало прикрыла глаза, ее голова склонилась ему на грудь. Ее успокаивало равномерное биение его сердца, которое стучало ей в ухо. Как все-таки хорошо, когда можно вот так прислониться и ощутить надежность, умиротворение, и тебе передается уверенность другого существа.
– Перед заупокойной мессой, – тихо заговорила она, – когда хоронили мать, рядом со мной был священник. Тот же, кто незадолго перед этим хоронил отца. Мужа моей матери. Священник был полон сочувствия, он утешал меня, говорил, как всегда в таких случаях, о вечной жизни, о вознаграждении, которое получат мои родители на небесах, поскольку были настоящими католиками и хорошими людьми.
Она крепче прижалась к Мерфи, как бы в последний раз, затем отстранилась.
– Он хотел, конечно, утешить меня, тот священник, и это ему удалось, наверное. Но совсем ненадолго. То, что сказали вы, – она опять слегка улыбнулась, – почему-то помогло больше.
Мерфи ответил с полной серьезностью:
– По-моему, вера – это когда умеешь помнить. И воспоминания должны приносить облегчение душе, а не ранить ее еще сильнее. – Он осторожно вытер большим пальцем остатки слез на ее щеке. – Вам лучше? Я могу еще побыть с вами. Или схожу за Брианной.
– Нет, все в порядке. Спасибо. Он поцеловал ее в лоб.
– Тогда пейте чай. Я подолью горячего. И не тревожьте себя мыслями о Нью-Йорке, пока не почувствуете, что готовы к нему.
– Неплохой совет. Я рада, что вы появились, Мерфи. Не исчезайте опять надолго. Ладно?
– Буду все время поблизости. – Он снял шапку с вешалки. – Вы придете снова на поле? Хочу увидеть ваши картины при ярком солнечном свете.
– Приду. – Он был уже в дверях, когда Шаннон его окликнула. Мерфи остановился.
– Нет, ничего…
– Лучше сказать сразу, – посоветовал он с усмешкой, – чем ходить вокруг да около.
– Я хотела… Я вижу, как вы все здесь дружны. Сначала казалось, даже слишком. Меня раздражали такие отношения, они выглядели чересчур навязчивыми. Но потом, потом я поняла. Если бы то, что случилось у меня, произошло не в Америке, а здесь… Там я себя ощущала такой одинокой. Хотя у меня немало знакомых. Но тут, я знаю, было бы по-другому.
– Мы были бы с вами, – заверил Мерфи. – Как же иначе? Это обязанность друзей. Даже не обязанность, не то слово, а, как бы это сказать, необходимость.
– Так я и думаю.
Эти слова она сказала как бы себе и потом посмотрела на Мерфи долгим взглядом – таким долгим, что он почувствовал неловкость и даже вытер рукой подбородок: уж не осталось ли на нем следов от рулета?
– Что? – спросил он наконец.
– Ничего. Так… – Она рассмеялась. – Куча всяких мыслей.
Несколько озадаченный, он вернул ей улыбку и сказал:
– Значит, скоро увидимся. Да, вы придете все-таки на наше сейли? На вечеринку?
– Неужели думаете, пропущу ее?! Не надейтесь!
Глава 15
Из дома Мерфи слышалась музыка, когда Шаннон подъехала туда с Брианной и ее семейством. Понадобилась машина, потому что Брианна набрала неимоверное количество еды и еще был ребенок, так что пешком они всего бы не дотащили.
Что сразу поразило Шаннон возле дома, это обилие всех видов транспорта, уставленного в один ряд вдоль дороги.
– Дом набит битком, – удивилась она, помогая Брианне вынимать из машины сумки и пакеты.
– О, на машинах только те, кто издалека. Многие прибыли на своих двоих. Грей, осторожней с кастрюлей! Ты прольешь бульон.
– Если б у меня было три руки… – проворчал он.
Они вошли в дом, и Шаннон удивилась еще больше: казалось, население всего графства Клер заполнило помещение. Прежде чем она сделала несколько шагов, ее уже познакомили с десятком людей и еще столько же, если не больше, приветствовали ее издали.
Из гостиной неслись звуки флейт и скрипок, там уже танцевали. Тарелки с едой плыли в поднятых руках идущих, стояли на коленях у сидящих. Стаканы с напитками передавались из рук в руки.
Еще больше народа набилось в кухню, где кувшины, тарелки, блюда, стаканы теснились на столах и шкафчиках. Здесь уже начала хозяйничать Брианна, а ее малышкой занимались по очереди опытные мамаши и бабушки.
– Сюда, Шаннон! – Брианна помогла ей разгрузиться от сумок, объяснила присутствующим, что они видят перед собой человека, не знающего, что такое «сейли», и никогда не бывавшего на нем.
– Держи крепче, девушка, – одна из женщин протянула Шаннон тарелку с закусками. – Будешь прохлаждаться – останешься без еды. Все умнут до крошки.
– Дайте ей пива!
– И вина!
– Вся деревня сейчас тут. Тим О'Малли закрыл пивную и сам пожаловал сюда! Верно мы говорим, Элис? Твой парень отбил всех посетителей у Тима!
Шаннон посмотрела на женщину, к которой только что обратились. У нее была молодая фигура, кофейного цвета волосы, глаза – точь-в-точь как у Мерфи.
– Мой парень, боюсь, умрет от голода, – сказала она со смехом. – Сунули в руки скрипку и не отпускают. Дайте ему хоть кусочек хлеба. – Увидев Брианну, она спросила: – А где же ваш ангелочек? Мы столько о ней говорим.
– Он здесь, этот ангел, – вмешался Грей. – Совсем недалеко. Пойдемте, отведу вас. Только сначала познакомьтесь с нашей гостьей из Америки. Мисс Шаннон Бодин. Миссис Бреннан.
– Рада видеть вас, миссис Бреннан, – Шаннон торопливо проглотила кусок пирога. Надо бы еще что-го сказать? Но что? – Мерфи много говорил о вас. Он вас очень любит.
– Спасибо. Я сама чувствую это. А вы живете в Нью-Йорке и зарабатываете на жизнь как художник?
–Да.
На более пространный ответ Шаннон была неспособна. Вместо слов она отпила пива из бутылки, которую ей вручили вместе с едой.
И тут на кухню с шумом ворвалась Мегги, и Шаннон готова была расцеловать ее как свою спасительницу.
– Мы опоздали, – энергично объявила Мегги, – и Роган будет во всем винить меня. Поэтому говорю заранее: я не выбирала туалеты, а должна была окончить работу. Пока печь не остыла. – Она плюхнула Лайама на свободный стул. – Голодна как зверь! О, миссис Бреннан, вас я хотела увидеть в первую очередь!
Мать Мерфи прорвалась навстречу Мегги из гущи гостей с распростертыми объятиями.
– Господи, такая же шумная, как в детстве! Дай я тебя поцелую!
– Сделаете это после того, как вручу вам подарок. Роган, неси его сюда.
С кружкой пива в одной руке и большим пакетом в другой к ним подходил Роган. Шаннон, воспользовавшись суматохой, решила ретироваться, чтобы не беседовать с матерью Мерфи. Зачем? И о чем? Им обеим нечего сказать друг другу.
Но невесть откуда взявшийся Грей преградил ей путь.
– Куда ты, трусиха?
– Пусти меня.
– Ни за что!
Шаннон увидела, как Элис Бреннан начала разворачивать темно-коричневую бумагу, в которую Мегги завернула свой «сюрприз». Окружавшие разразились криками одобрения, когда перед их глазами предстала картина, изображавшая Мерфи.
– Ну точно как в жизни! – восхищенно воскликнула миссис Бреннан. – И, глядите, как повернул голову! Вылитый Мерфи! Лучшего подарка мне и не надо, Мегги. Не знаю, как и благодарить тебя.
– Благодарите только за то, что передала его вам. А рисовала не я, а Шаннон. Вон она стоит!
Все головы как по команде повернулись в указанном направлении.
– Как у вас хорошо получилось, милая! – с чувством произнесла Элис. – Вы так верно его изобразили! А лошади какие! Как настоящие!
Пока Шаннон думала, что ответить, в круг ворвалась невысокая черноволосая женщина.
– Что там у тебя, ма? Покажи! – крикнула она. – Ух ты! Это наш Мерфи со своими лошадками!
– Их всех нарисовала вот она. Шаннон Бодин. Женщина тут же повернулась к ней.
– А, вот вы какая! А меня зовут Кейт, я его сестра и рада с вами познакомиться. Знаете, вы ведь первая, за кем он по-настоящему стал ухаживать.
Если бы Грей снова не удержал ее, Шаннон наверняка убежала куда глаза глядят. Но этого не получилось, и она ответила, запинаясь от растерянности и раздражения:
– Вы… Это совсем не так… – Под безжалостно-доброжелательными взглядами присутствующих она закончила тоном полной безнадежности: – Мы просто друзья!
– Самое безопасное, когда за тобой очень ухлестывают, это подружиться, – глубокомысленно изрекла Кейт. – По себе знаю. А вы не могли бы как-нибудь на днях нарисовать моих детей? Прошу Мегги, но она не хочет.
– Я уже объясняла тебе сто раз – я художник по стеклу, – сказала та. – И вообще не приставай к человеку. Она все свои картины подрядилась отдавать Рогану.
– Ничего я не подрядилась! – в отчаянии воскликнула Шаннон. Господи, что они все к ней пристали!
– Вот видишь! – Кейт торжествующе взглянула на Мегги. – Значит, она не будет задаваться, как некоторые, и нарисует, что просят. – Она снова обратилась к Шаннон: – Я приведу их всех, когда и куда скажете.
– Отстань от девушки, Кейт, – вмешалась мать. – Лучше признайся, какую новость ты принесла нам всем. Я сразу увидела по твоему лицу!
– Верно! Совсем забыла. Знаете, кто там сейчас у входа? Никогда не догадаетесь. Мейв Конкеннан собственной персоной!
Послышались удивленные возгласы:
– Вот это да!
– Она не бывала на наших сейли лет двадцать!
– Наверно, это к снегу!
– Или к землетрясению!
Брианна и Мегги обменялись взглядами и дружно двинулись к выходу.
– Надо найти для нее тарелку, – деловито сказала Брианна.
– И присмотреть, чтобы она ни с кем не затеяла свары, – добавила Мегги. – Пошли с нами, Шаннон, ты так благотворно повлияла на нее прошлый раз.
– Ну… я не знаю… зачем?
Но Мегги схватила ее за руку и потащила за собой. Что это ее сегодня, словно какой-нибудь манекен, переставляют с места на место?
– Удивительно, что музыка не перестала играть, – говорила Мегги, пока они шли. – Значит, наша мать не добралась еще до музыкантов.
– Мегги! – одернула ее Брианна. – Зачем ты так? – Они уже входили в гостиную. – Боже! – воскликнула Брианна.
Это был возглас крайнего и радостного удивления, потому что она увидела: их мать сидит на стуле у стены с Лайамом на коленях, и что самое удивительное – ее нога отбивает ритм в такт веселой музыке! Весьма возможно, эти движения совершались бессознательно, но важен сам факт. И что на лице не написано отвращение или хотя бы неприятие. Сплошные чудеса, да и только!
Лотти Салливан тоже была здесь – кружилась в танце с таким же пожилым и полноватым кавалером, как она сама.
Однако на Шаннон появление Мейв Конкеннан не произвело такого ошеломляющего впечатления, как на остальных. Она вообще сразу же забыла о ней, потому что увидела Мерфи. Тот стоял на другом конце комнаты со скрипкой, прижатой к плечу, глаза полузакрыты, быстрые пальцы левой руки движутся по струнам.
Он тоже заметил Шаннон, расплылся в улыбке и подмигнул, а потом с новой силой принялся водить смычком, а игроки на волынке и аккордеоне усердно помогали ему.
– Что они играют? – спросила Шаннон у Бри-анны.
– Называется рил святого Стивена, – ответила та, – наш хороводный танец. Невозможно устоять, верно? У меня ноги сами собой танцуют!
– Вот и давай удовлетворим их желание, – сказал внезапно появившийся, как джинн из бутылки, Грей. – Пошли.
И он увлек ее на середину комнаты.
– Как легко и красиво она танцует, – не могла не восхититься Шаннон, наблюдая за Брианной.
– Могла бы стать танцовщицей, обернись все по-другому, – сказала Мегги. – Ну, молитесь за меня, я пошла!
Она направилась туда, где сидела мать.
– Ну и дела! – услышала Шаннон голос рядом с собой. Это произнесла мать Мерфи. – Мейв Конкеннан сидит рядышком с Мегги на вечеринке, держит на коленях внука, и нога у нее танцует! И даже вроде улыбается, если меня глаза не подводят.
– Вы, наверное, давно с ней знакомы, миссис Бреннан?
– Чуть не с пеленок! Во всяком случае, много лет. И знаю – чего уж теперь скрывать! – как она испортила всем жизнь. И Тому, и себе, и девочкам. Но, кажется, сейчас успокоилась немножко. Дай-то бог!
Шаннон молча кивнула. Она по-прежнему чувствовала стеснение в обществе этой женщины.
– Вы уж простите мою дочку, – продолжала миссис Бреннан, – за ее болтовню на кухне. Она всегда сначала ляпнет, а потом думать начинает.
– Ну, что вы, все в порядке, – пробормотала Шаннон. – Просто, что услышала, то и сказала.
– Значит, простили? – улыбнулась миссис Бреннан. – А вот и другая моя дочь, Эйлин, и ее муж Джек. Вы познакомитесь с ними?
Шаннон познакомилась не только с ними, но и с другими сестрами Мерфи, с его братом, а также с многочисленными племянниками, племянницами и двоюродными братьями. У нее распухла голова от обилия имен и от добрых пожеланий, а рука онемела от пожатий.
И почти каждый из этой семьи считал своим долгом принести ей что-нибудь на тарелке или в бутылке, а Кейт, ни на секунду не умолкая, щебетала ей прямо в ухо.
Время летело быстро, музыка делалась – или ей казалось? – все громче, воздух все жарче. Взрослые ели, пили, бродили, танцевали. Дети с гиканьем носились между ними; те, что помладше, постепенно засыпали у кого-то на руках.
Царила атмосфера неподдельного веселья, благодушного флирта, полной отдачи танцам и музыке. И все это – естественно, непринужденно, раскованно. Люди чувствовали себя как рыба в воде – это сразу было видно. Они, не задумываясь и не мудрствуя лукаво, щедро отдавали дань традициям.
«Это бы все запечатлеть на холсте, – подумала Шаннон. – Только как лучше – в ярких, броских тонах или в мягких, пастельных? И как быть с голосами, с музыкой? Каким образом их выразить? А без них картина будет неполной».
Ох, как чудесно спела старинную балладу о любви древняя миссис Конрой! И ничего, что у нее такой надтреснутый голос – зато сколько подлинного чувства!
Шаннон смеялась вместе со всеми над разудалой пьяной песенкой, спетой веселым пожилым толстяком; с замиранием сердца следила, как Брианна и Кейт исполнили какой-то, как ей показалось, немыслимо сложный танец. И вместе со всеми хлопала так, что покраснели ладони, когда музыка прекратилась и музыканты объявили, что намерены отдохнуть.
К ней подошел Мерфи.
– Не очень скучно?
– Наоборот! Так здорово! Угощайтесь. – Она протянула ему свою тарелку. – У вас не было ни минуты, чтобы поесть. Все для народа!
Он усмехнулся.
– Зато честно заработал сандвич с ветчиной.
– На чем вы еще умеете играть, кроме скрипки и концертины?
– На всем понемножку… Видел, вас крепко атаковала моя семья?
– Как их много! И все вращаются вокруг Мерфи, как планеты вокруг солнца, да?
Он засмеялся, затем подмигнул и сказал:
– Пришло время и для нас с вами потанцевать. Видите, другие музыканты уже спешат на смену? Он взял ее за руку, но она покачала головой.
– Нет, Мерфи, я уже объясняла нескольким любезным джентльменам, что с удовольствием наблюдаю за танцующими, но сама так не умею. Все эти жиги, рилы, они не для меня.
– Ничего, научитесь. – Он настойчиво вел ее в центр зала. – Сейчас они заиграют обычный вальс, я попросил их.
Она в ужасе взглянула на него.
– Вальс? В жизни его не танцевала. Он захохотал.
– Вы шутите.
– Ни капельки! Его почти не танцуют в тех клубах, где я бываю. Лучше я посижу, а вы идите.
– Не бойтесь. Я покажу вам. – Его рука обняла ее за талию. – Положите руку мне на плечо. Вот так.
– Я знаю позу, – сказала она с обидой. – Не совсем же я идиотка. Но что касается шагов, всех этих па…
Он уже повел ее в танце, и она, невольно опустив голову, стала смотреть на ноги.
– Счет тоже знаете, надеюсь?
– Мерфи! Не издевайтесь!
– Тогда – раз, два, три. Раз, два, три. На два и три быстрее. Ага, уже пошло! Молодчина!
Ей нравилось все больше – сам танец, объятия. Однако она не приняла поощрения:
– Не хвалите меня. Я довольно тупая ученица. Со мной надо много заниматься.
– Мне совсем не трудно обнимать вас.
– Мерфи! Мы же договорились. И не глазейте на меня так!
– Я не могу иначе, когда танцую вальс. Так полагается. – Он несколько раз прокрутил ее вокруг их общей невидимой оси. – Чтоб вы знали: самое первое правило в вальсе – смотреть друг другу прямо в глаза. Тогда голова не закружится.
«Может, оно и правда так, – подумала Шаннон, – но только в том случае, если глаза, в которые смотришь, не такие глубокие, абсолютно синие и не с такими длинными ресницами».
– У вас ресницы совсем как у девчонок! – не удержалась она.
– Да, помню, мы с сестрами в детстве спорили, у кого длиннее, и мерили их школьной линейкой.
У нее кружилась голова – от танца, от выпитого пива, от его рук, от его глаз. Шаннон была как в полусне.
– Какие удивительные глаза. – Кто-то словно говорил это вместо нее. – Я вижу их, когда сплю. И не могу не думать о вас, Мерфи. Почему так? Стараюсь – и не могу.
Внутри у него все застыло, он как будто перестал слышать. Тишина. Потом снова прорвались звуки музыки, голоса. Он ощутил свое тело и прижатое к нему другое… ее – всю, от головы до ног.
Она, вероятно, тоже не могла не почувствовать его состояние. Как он весь напрягся.
– Дорогая, – сказал он с беспомощной усмешкой, – честное слово, я делаю все, чтобы выполнить обещание, которое вам дал, но…
– Знаю. – Кажется, она произнесла это довольно громко. Но разве есть сейчас кто-то в этой комнате, помимо них двоих? И разве музыка играет не исключительно для нее и для него? – И, что касается вас, вы никогда не нарушите вашего слова, верно?
Показалось ли ему, что она искушает его, или так оно и было? Он прижал ее еще крепче. Если такое было возможно.
– Раньше за мною подобное не водилось, – ответил он на ее вопрос. – Но не вводите меня в грех. Уж не хотите ли сами, чтобы я не сдержал обещания?
– Не знаю… ничего не знаю. – Она закрыла глаза, ее голова упала ему на плечо. – Я не отвечаю за свои слова, за то, что делаю. Мне нужно сесть, подумать. Я не могу нормально думать, когда вы прикасаетесь ко мне!
Опять последние слова она почти выкрикнула, забыв, что они здесь совсем не одни.
– Вы уже сделали свое дело, Шаннон, – ответил он ей тихо. – Свели меня с ума. – Он перестал танцевать, ослабил объятия. – И я скажу вам вот что. – Он уже вывел ее из круга танцующих и шел с ней вдоль одной из стен комнаты в поисках свободного места. – Вот что я скажу. Теперь дело за вами. Я не буду ни о чем больше спрашивать вас. Ни о чем просить. И причина тут не в гордости. Просто теперь ваша очередь решать.
Да, тут не гордость – Шаннон была мысленно согласна с ним. Тут скорее честь. Такое же старинное слово, как «ухаживание». Если не старше.
– Хватит тебе увиваться за девушкой! – Толстяк О'Малли хлопнул Мерфи по плечу. – Спой что-нибудь для нас.
– Я занят, Тим.
– Совсем он не занят! – Шаннон постаралась улыбнуться как можно непринужденней. – Правда, Мерфи, спойте. Я никогда не слышала, как вы поете.
Поддерживая просьбу, она положила руку на его плечо.
– Ну, раз публика настаивает. Что бы вы хотели?
– Вашу любимую. Которая для вас больше всего значит.
– Ладно. Только не исчезайте.
– Куда же я исчезну?
В ее тоне была какая-то смиренная безнадежность. Или ему почудилось?
Мерфи отошел от нее, и вскоре рядом появилась Брианна.
– Ну, как тебе твое первое сейли? – спросила она.
– Прекрасно.
– У нас не было такого вечера с того времени, как мы поженились с Греем. А когда возвратились после нашего медового месяца, нам устроили «бейкакс».
– Это еще что такое?
– Старый ирландский обычай. Люди после наступления темноты переодеваются в разные необычные одежды и заходят к вам в дом. О, Мерфи сейчас будет петь! Интересно, какую…
– Свою самую любимую.
– Значит, «Четыре зеленых поля».
Мерфи уже начал, и все сразу стихли. Он пел в сопровождении простой свирели.
И снова Шаннон не могла не удивиться. Она и не представляла, что в этой груди, в этом горле может жить такой голос – чистый, как ручей, естественный, как небо.
Он пел песню о печали и о надежде, об утратах и о рождении вновь. И в помещении стояла тишина, как в церкви, а все глаза были устремлены на певца.