Адский огонь Робертс Нора

— Возможно. Давай выйдем во двор. Хочу тебе кое-что показать.

— Ты хочешь показать мне это непременно во дворе? — засмеялась Рина, пока Бо тянул ее за собой. — Вот дитя природы!

— Секс, секс, секс — вот все, о чем способны думать женщины. И за это хвала тебе, господи!

Бо вытащил ее через заднюю дверь на двор.

Полумесяц заливал маленький дворик ярким белым светом. Наспех посаженные Риной цветы взошли и расцвели в горшках. Теплый, немного душноватый воздух был напоен зеленым запахом лета.

И тут она увидела. Под раскидистым кленом висели качели.

— Качели? Ты купил мне качели?

— Купил? Ты меня обижаешь. Надо было мне надеть пояс с инструментами, чтобы ты вспомнила, кто я.

— Ты их сделал?! — Глаза Рины увлажнились, теперь уже она тянула его вперед. — Ты сделал мне качели? Когда же ты успел? Какие красивые! Ой, какие гладкие! — Она провела пальцами по древесине. — Прямо как шелк.

— Сегодня закончил. Это помогло мне отвлечься. Хочешь попробовать?

— Спрашиваешь! — Рина села, раскинула руки на спинке и привела качели в движение. — Это замечательно, это потрясающе! Ты сразу снял еще десять фунтов стресса с моих плеч, Бо! — Она протянула руку. — Ты мой милый.

Он сел рядом с ней.

— Я рад, что тебе понравилось.

— Супер! — Рина опустила голову ему на плечо. — Это сказка. Мой собственный дом, мой собственный двор, теплая июньская ночь. И жутко сексуальный парень сидит рядом со мной на качелях, сделанных его собственными руками. Все, что случилось вчера ночью, кажется каким-то нереальным.

— Наверно, нам обоим надо было от этого отвлечься на несколько часов.

— И ты провел эти часы, делая для меня качели.

— Когда тебе нравится то, что ты делаешь, это не работа.

— Знаю, — кивнула Рина. — Это удовольствие.

— Верно. И, черт побери, похоже, завтра у меня будет новый грузовик. — Его пальцы играли ее волосами. — Твоя мама поедет со мной. Ее брат — представитель фирмы «Додж».

— Хочешь совет? Предоставь действовать ей. — Какие-то из посаженных ею цветов сильно и сладко благоухали ванилью. — Она обгложет цену дяди Сэла до кости. Оттащи ее назад, когда увидишь слезы в его глазах, но не раньше.

— Есть!

— Ты принял потерю с удивительным самообладанием.

— А что же еще мне остается делать?

— Много чего. Ты мог бы закатить скандал, пробить кулаком стену…

— Так потом пришлось бы снова ее заделывать.

Рина весело рассмеялась.

— Ты умеешь владеть собой, Боуэн. Я знаю, что в душе ты огорчен, потрясен, взбешен, но виду не подаешь. Ты не спросил меня, есть ли что-то новое по делу.

— Я решил, что ты сама мне скажешь.

— Обязательно скажу. Сначала мне надо поговорить кое с кем еще, но потом я расскажу тебе все, что смогу. Ты облегчаешь мне жизнь.

— У нас же с тобой роман. А с какой стати я должен усложнять тебе жизнь?

На минуту Рина прижалась лицом к его плечу, вдыхая, впитывая всем телом его волнующее присутствие. Ей стало даже немного страшно: как сильно она его полюбила, как быстро эта любовь угнездилась в ее сердце и захватила все ее существо. Вот и сейчас она чувствовала, как любовь пульсирует в кончиках ее пальцев.

— Судьба, — прошептала она, и ее губы скользнули по его подбородку. — Я думаю, ты моя судьба, Бо. Иначе быть не может.

Повернувшись на качелях, Рина приподнялась и оседлала его, обвила руками его шею.

— Меня это даже немного пугает, — призналась она. — Совсем чуть-чуть. Придает приятную остроту нежному и сладкому чувству. У меня такое ощущение, будто я ждала… — Рина запрокинула голову назад и взглянула на чистый серп луны и россыпь звезд на небе. — Но не так, как ждешь, допустим, автобуса, — продолжала она, снова взглянув ему в лицо. — Не так, как ждешь, что вот автобус придет и отвезет тебя, куда тебе нужно ехать. Нет, мне казалось, будто я сама за рулем, знаю, куда еду, делаю, что хочу. А потом я будто бы подумала: эй, а почему бы не свернуть на эту дорогу? Мне хотелось бы по ней поехать. И тут появился ты.

Бо наклонился и поцеловал ее в ложбинку на шее.

— Я голосовал на дороге?

— Я думаю, ты шел вдоль дороги, и ты тоже знал, куда идешь. Мы решили ехать вместе, сменяя друг друга за рулем. — Рина обхватила ладонями его лицо. — Всего этого не случилось бы, если бы ты увидел только девушку в розовой кофточке, когда увидел меня на другом конце комнаты на той вечеринке.

— Я до сих пор ее вижу, ту девушку. И я вижу, какой она стала. Я с ума схожу по той, какой она стала теперь.

Не отрывая ладоней от его лица, Рина поцеловала его в губы. Поцелуй был глубокий, горячий и влажный.

— Ты сделал пиццу, — мечтательно прошептала она.

— И она оказалась вкусной, несмотря на все шуточки Брэда про несварение и отравление.

— Ты сделал пиццу, — повторила Рина, покрывая поцелуями его виски, щеки, губы и горло. — И ты сделал мне качели. — Она зажала его нижнюю губу зубами, потянула, потом скользнула языком ему в рот, вложив всю себя в этот долгий поцелуй. — Я как раз собираюсь выразить мою искреннюю благодарность.

— А я как раз готов ее принять. — Его голос стал хриплым, руки нетерпеливо скользили по ее телу. — Пойдем в дом.

— М-м-м… нет. Я хочу посмотреть, хорошо ли сколочены эти качели. — Рина стянула с него рубашку через голову и бросила за спину.

— Рина, мы не можем…

Ее губы замерли, руки скользнули между ними и расстегнули пуговицу его джинсов.

— А вот и можем.

Рина укусила его за плечо и одновременно потянула вниз «молнию» джинсов. Чувствуя, как он напрягся, она ухватилась одной рукой за спинку качелей, чтобы не дать ему подняться вместе с ней. Ее глаза возбужденно горели в темноте.

— Успокойся, здесь никого, кроме нас, нет. — Она легонько укусила его за подбородок, упиваясь его вкусом, пока ее губы блуждали по его лицу. — Мы — весь мир. Давай качаться, — прошептала она, подтягивая его руки к своей груди. — Держи меня. Трогай меня.

Теперь Бо уже не смог бы остановиться, даже если бы она его попросила. Он просунул руки ей под рубашку, но этого ему было мало. Он начал сражаться с пуговицами. Ему хотелось взять больше. Он обхватил ее, упиваясь ее сладким вкусом. А качели тем временем тихонько покачивались.

Что-то было колдовское в этом душном воздухе, в движении, в запахе травы, цветов и женщины, натянутой, как струна, готовой и ждущей под его руками.

В этот момент они были целым миром в этой звездной темноте, в напоенном запахами лета воздухе.

Ее кожа, посеребренная луной, вся в ажурных пятнах света и тени, отбрасываемой листвой клена, как будто обволакивала его. Он задрожал всем телом от желания, когда она приподнялась и снова опустилась, окружая его собой.

Тихий, протяжный стон вырвался из груди Рины. Их глаза были полузакрыты, она следила за ним из-под опущенных ресниц, и Бо тоже следил за ней. Они следили друг за другом, пока их губы встречались, и дыхание смешивалось. Наслаждение и возбуждение нарастали, смешивались. Она использовала мягкое покачивание, чтобы довести и его, и себя до вершины. Это был медленный подъем, неспешный и нежный, нежный и неспешный, и спуск с вершины оказался таким же медленным и плавным, они как будто скользили по шелку.

— Ты хорошо работаешь, — прошептала она.

— Честно говоря, большую часть работы проделала ты.

Рина тихонько засмеялась и потерлась носом о его щеку.

— Я имела в виду качели.

К семи утра Рина уже разогревала в духовке хрустящий бекон и варила кофе. На столе уже лежали нарезанные бублики и все, что нужно для омлета.

Она чувствовала себя виноватой, но ей пришлось выставить Бо за дверь в половине седьмого, не дав ему ничего, кроме наспех поджаренного бублика. Но ей необходимо было поговорить с Джоном наедине.

Она уже была полностью одета, даже кобуру нацепила, чтобы бежать на работу сразу по окончании разговора.

Он пришел ровно в семь. Рина знала, что в этом на него можно положиться, впрочем, как и во всем остальном.

— Спасибо. — Она поцеловала его в щеку. — Я знаю, час ранний, но у меня смена с восьми до четырех. О’Доннелл прикроет меня, если я немного опоздаю. Сейчас угощу вас первоклассным омлетом за ваши труды.

— Не стоило так стараться. Мы можем обойтись одним кофе.

— Ни в коем случае. — Рина провела его в кухню. — Я еще раз прокрутила все в голове за ночь, и теперь мне хочется просто выплеснуть все это на вас. — Она налила ему кофе. — Хорошо?

— Выплескивай.

— Это уходит глубоко в прошлое, Джон.

Она рассказывала и готовила омлет. Он не перебивал, дал ей высказать все, как вспомнилось.

«Она движется, как ее мать, — думал Джон. — Плавно, текуче, с грациозными жестами, подчеркивающими речь. А думает, как коп». Он заметил это в ней, когда она еще была ребенком. Логику и наблюдательность.

— Мы проверяем драгоценности. — Рина поставила перед ним тарелку с омлетом и села напротив. Себе она взяла только половинку бублика и одну полоску бекона. — Возможно, они и не из Нью-Йорка, но мы найдем, где он их взял. Было бы здорово, если бы удалось получить под это дело ордер на его арест. Это был глупый ход, и хотя он не глуп, это очень похоже на него. Ему необходимо хвастать, надуваться сознанием собственной значительности. Поджигательство — одно из таких проявлений, — добавила она. — У любого поджигателя частью внутренней мотивации является стремление громко заявить о себе. Для него это дело принципа. «Мой отец это сделал, и я могу. Только еще грандиознее».

— Это еще не все?

— Да. Все эти пожары он устраивал из мести. Если я права. А я верю, что я права, Джон, я верю, что это он. Может быть, он работает вместе с отцом, а может, и в одиночку. Это их месть мне и моей семье, потому что в его глазах мы в ответе за то, что случилось с его отцом.

— Вряд ли он работал только здесь, против тебя. Уж больно он хорош, — заметил Джон. — Слишком хорошо подготовлен, организован, целеустремлен.

— Согласна. Может, он работает на «семью» из Нью-Джерси, а может, он «свободный художник». Он не боится ждать. Конечно, некоторые перерывы объясняются тем, что он отбывал тюремные сроки, но он не боится выжидать, выбирать нужный момент. Он ждал три месяца, когда дядя вышвырнул его из дома, прежде чем в отместку поджечь дом своего двоюродного брата. Это наверняка был он.

— С этим делом я могу тебе помочь. Я знаю людей в округе Фредерик.

— Я на вас рассчитывала. Впрочем, я в вас никогда не сомневалась. Мы заново открываем дело Джоша Болтона. — Рина отпила глоток диетической пепси. — Я уверена, что это опять окажется он. И я должна пригвоздить его хотя бы за это. За Джоша.

— Только не давай воли чувствам, Рина. Не позволяй себе этого. Иначе ты сыграешь ему на руку.

— Я знаю. Я над этим работаю. Он хочет, чтоб я знала, что это он. Как бы он ни устраивал поджоги, как бы ни маскировал их, как бы ни заметал следы, он хочет, чтобы я знала. Но почему именно сейчас? Зачем он ждал столько лет, почему начал действовать открыто только сейчас? Что-то произошло. Что-то подожгло его запал.

Джон кивнул, отламывая вилкой новый кусок омлета.

— Он держал тебя на своем радаре все это время, он сумел подобраться к тебе незамеченным и стал наносить удары. Может быть, ты сама как-то на него повлияла. Может быть, все дело в том, что ты купила этот дом. Завела роман с соседом.

— Может быть, может быть. — Но Рина покачала головой. — У меня были поворотные моменты в жизни и до сегодняшнего дня. Окончила колледж… а он получил школьный аттестат в тюрьме. Я получила полицейский жетон, а он, насколько нам известно, менял одно случайное место работы на другое. У меня и раньше бывали мужчины, а у него мы не можем найти никаких следов серьезной привязанности. Он не может залезть ко мне в голову и узнать, насколько серьезны были мои чувства к мужчинам, с которыми у меня была связь. Если смотреть со стороны, мои отношения с Люком выглядели серьезно. Да-да, — заторопилась она, опережая Джона, — он взорвал этот чертов «Мерседес», но он тогда мне не позвонил. Он не начал диалога.

— Может быть, все дело во времени. Прошло двадцать лет со времени пожара в «Сирико». Что ни говори, а круглая годовщина — это веха. Надо найти его мотив, это поможет тебе найти его самого. Мы должны его посадить до того, как ему надоест играть в прятки, и он придет за тобой. А ты ведь знаешь, что он за тобой придет, Рина. Ты знаешь, насколько он опасен.

— Я знаю, что он опасен. Я знаю, что он буйный социопат с женоненавистническими склонностями. Он никогда, ни за что не оставит ни одной обиды — реальной или воображаемой — не отомщенной. Но он еще не скоро придет за мной. Игра его слишком сильно возбуждает, делает его исключительным в собственных глазах. Но я допускаю, что он может нанести удар людям, которые мне дороги. И это приводит меня в ужас, Джон. Я боюсь за свою семью, за вас, за Бо.

— И опять ты играешь ему на руку.

— И это я тоже понимаю. Я хороший полицейский. Ведь я хороший полицейский, Джон?

— Ты хороший полицейский.

— За время работы в полиции я большую часть своего времени посвятила расследованию поджогов. Работе с уликами, деталями, наблюдению, психологии, физиологии. Я не уличный коп. — Рина вздохнула. — Могу сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз мне приходилось обнажать оружие по служебной надобности. Мне ни разу не пришлось из него стрелять. Мне приходилось подавлять сопротивление, но только раз я имела дело с вооруженным подозреваемым. Это было в прошлом месяце. И всю дорогу у меня тряслись руки. У меня был мой девятимиллиметровый, у него — жалкий ножик, но у меня тряслись руки.

— Тебе удалось с ним справится?

— Да. — Рина провела рукой по волосам. — Да, я взяла его. — Она закрыла глаза. — Ладно, я все поняла.

День прошел в рутинных делах. Чтение отчетов, составление отчетов, телефонные звонки, ожидание ответных звонков.

Потом пришло время поработать ногами. Рина отправилась в свой родной район допросить одного из старых дружков Джоуи.

Тони Борелли когда-то был тощим угрюмым юнцом, учился в школе классом старше ее. Его мать, вспомнила Рина, была скандалисткой. Ее излюбленным занятием было, стоя на ступеньках крыльца или высовываясь из окна, орать на своих детей, на соседей, на мужа, иногда на совершенно незнакомых людей, проходивших мимо.

Она умерла от осложнений после инсульта, когда ей было всего сорок восемь лет.

Тони тоже имел немало столкновений с законом. Магазинные кражи, угоны машин без цели присвоения, хранение наркотиков. Когда ему было чуть за двадцать, он отбыл небольшой срок за работу в подпольной мастерской, разбиравшей угнанные машины на запчасти в южном Балтиморе.

Он и сейчас остался тощим — настоящий мешок костей в засаленных джинсах и выцветшей красной футболке. На голове у него сидела серая фирменная кепка с надписью «Автомастерская Стенсона».

Он копался в моторе «Хонды» и вытирал руки большим носовым платком, который когда-то мог быть синим.

— Джоуи Пасторелли? Господи, да я его не видел с тех пор, как мы были детьми.

— В то время вы с ним были неразлучны, Тони.

— Мы были детьми. — Он пожал плечами, продолжая сливать масло из «Хонды». — Да, мы с ним корешились. Считали себя крутой шпаной.

— Вы и были шпаной.

Тони бросил на нее взгляд и криво усмехнулся.

— Да, наверно, были. Это было давно, Рина. — Он покосился на О’Доннелла, который ходил вдоль верстака, словно зачарованный разложенными на нем запчастями и инструментами. — Когда-то же надо взрослеть.

— Я до сих пор дружу со многими одноклассниками. Даже с теми, кто уехал из нашего района. Мы поддерживаем связь.

— Ну, может, у девочек все по-другому. Джоуи уехал в Нью-Йорк, когда нам было… сколько? Лет двенадцать, не больше. Давным-давно.

За разговором Тони продолжал работать, время от времени бросая нервные взгляды на О’Доннелла, заметила Рина.

— У тебя были неприятности с законом, Тони?

— Да, были. Были у меня неприятности! Я даже отсидел. Если ты один раз попал, некоторые люди думают, что ты уже никогда не отмоешься. У меня теперь есть жена. У меня есть ребенок. Есть эта работа. Я хороший механик.

— Профессия, которая помогла тебе найти работу по разборке ворованных машин на запчасти.

— Ради всего святого, мне тогда было двадцать лет! Я заплатил свой долг обществу. Чего тебе от меня надо?

— Я хочу знать, когда ты в последний раз виделся или говорил с Джоуи Пасторелли. Он несколько раз возвращался в Балтимор, Тони. Когда парень возвращается на старое место, он навещает старых друзей. Если ты что-то от меня скрываешь, Тони, если будешь упорствовать, я обещаю тебе неприятности. Мне бы этого не хотелось, но я могу это сделать.

— Это все из-за того, что он тебе надавал, когда мы были детьми. — Тони наставил на нее вымазанный машинным маслом палец. — Я в этом не участвовал. Ничего общего не имею. Я не бью девок… женщин. Ты видала в моем досье, чтоб я когда-нибудь бил женщин?

— Нет. Я ничего не видела в твоем досье насчет насильственных действий, точка. Но я увидела, что ты держал рот на замке, когда тебя взяли за разделку угнанных машин. Ты никого не назвал. Думаешь, это благородство? Думаешь, это верность дружбе, Тони? Мы ищем Джоуи в связи с делом об убийстве. Хочешь стать пособником? Тебе это надо?

— Эй, притормози. Погоди. — Он отступил на шаг, не выпуская из рук разводной ключ. — Убийство? Я не знаю, о чем ты говоришь. Жизнью клянусь.

— Расскажи мне о Джоуи.

— Ну ладно, может, он и заглядывал пару раз. Может, мы попили пивка. Это законом не запрещено.

—Когда? Где?

— Черт! — Тони стянул с себя кепку, и Рина увидела, что волосы у него сильно редеют, образуя на лбу две глубокие залысины и узкий, длинный «вдовий мысок» между ними. — Первый раз, когда он дал о себе знать после пожара, после всей этой чертовни… это было как раз перед тем, как я связался с подпольной мастерской. Он появился, сказал, что у него тут какие-то дела. Сказал, что знает этих парней, если я хочу срубить деньжат. Вот так я с ними и связался.

— Тебя арестовали в девяносто третьем.

— Ну да. Курочил машины примерно с год, потом меня арестовали.

Рина почувствовала, как у нее сжалось сердце.

— Значит, Джоуи втянул тебя в это в девяносто втором?

— Выходит, что так.

— Когда? Весной, летом, зимой?

— О черт, как я могу это помнить?

— А ты вспомни картинку, Тони. Какая погода стояла? Джоуи появляется, столько лет прошло, вы заходите в бар, а может, и не в один. Вы идете пешком? Снег лежит?

— Нет, погода была хорошая, я помню. Я курил травку, слушал по радио какой-то матч. Теперь я вспомнил. В самом начале сезона, но погода была хорошая. Наверно, апрель или май.

В мастерской было жарко, жарко и душно, но пот, выступивший на лице у Тони, был вызван не тяжелыми рабочими условиями.

— Слушай, если он кого-то убил, мне он об этом не говорил. Не скажу, что я сильно удивлюсь, если он это сделал, от него всего можно ждать, но мне он ничего не говорил. — Тони облизнул губы. — Он говорил о тебе.

— Да ну? А что говорил?

— Просто чушь. Спросил, не видел ли я тебя в последнее время. Спросил, не перепадало ли мне от тебя… ну, ты понимаешь.

— Что еще?

— Рина, я был под кайфом. Помню только, что мы несли обычную чушь, и он втравил меня в это подпольное дело. Я отсидел три года, и теперь я чист. С тех пор работаю здесь. Он опять проявился через несколько лет после того, как я вышел.

— В девяносто девятом?

— Да. Я с ним выпил ради старой дружбы. Он мне сказал, что у него закинуто много удочек и он может мне помочь. Но я сказал ему, что мне это не нужно. Он разозлился, и мы немного поцапались. Он меня в бар привез, а тут сел в свою машину и уехал, оставил меня без колес. Я чуть задницу себе не отморозил, пока искал такси, чтоб добраться до дома.

— Было холодно?

— Чертовски холодно. Я поскользнулся на льду, весь зад себе отбил. Но мне повезло: через несколько недель я встретил Трейси. Она еще больше прочистила мне мозги. Она никакой уголовщины не терпит.

— Ей повезло.

— Нет, это мне повезло. И поверь, Рина, я это понимаю. И ценю. В следующий раз, когда увидел Джоуи, я ему прямо сказал, что завязал.

— Когда это было?

Тони стал переминаться с ноги на ногу.

— Пару недель назад. Может, три. Он пришел ко мне в дом. Не знаю, как он узнал мой новый адрес. Было уже около полуночи. Он напугал Трейси. Разбудил малышку. Он был пьян, хотел, чтоб я составил ему компанию. Я не пустил его и велел уходить. Ему это не понравилось.

— Он был без машины?

— Нет. Гм… Я постоял на пороге, проследил. Хотел убедиться, что он не вернется. Увидел, как он садится в «Чероки». Черный джип «Чероки».

— Номер не запомнил?

— Извини. Даже не смотрел. — Теперь он мял в руках кепку, но Рина видела, что это не нервная реакция человека с нечистой совестью. Это был страх. — Он напугал мою жену и ребенка. У меня теперь все по-другому. У меня есть семья. Если он убийца, я не хочу, чтобы он приближался к нашему дому.

— Если он опять с тобой свяжется, я хочу об этом знать. Не говори ему, что у нас был с тобой этот разговор. Если сможешь, попробуй узнать, где он остановился, но не нажимай.

— Ты меня пугаешь, Рина.

— Вот и хорошо. Потому что он страшный человек. Если он на тебя разозлится, он будет мстить. Я не шучу, Тони, это чистая правда.

Рина вышла из мастерской вместе с О’Доннеллом, но они остановились и обернулись, когда Тони окликнул ее.

— Есть кое-что еще. Это личное.

— Да, конечно. Я сейчас вернусь, — сказала она О’Доннеллу и вернулась к Тони.

— Он вправду кого-то убил? — встревоженно спросил Тони.

— Мы это расследуем.

— И ты думаешь, он может попытаться что-то сделать Трейси или малышке?

— Месть — его специальность, Тони. Сейчас он, пожалуй, слишком занят, ему не до тебя. Но если мы его не достанем, он сможет найти время. Держись от него подальше, Тони, и свяжись со мной, если он появится.

— Да, я понял. Мне повезло, когда Трейси решила дать мне шанс. Этим я не стану рисковать ни за что на свете. Слушай! — Он опять снял кепку, провел рукой по лысине. — Э-э-э… когда мы были детьми… ну, еще до того, как началась вся эта чертовня с пожаром и все такое… он тебя выслеживал.

— Выслеживал?

— Наблюдал за тобой в школе и на улице. Иногда он по ночам удирал потихоньку из дома и смотрел на твои окна. Иногда даже влезал на дерево у вас на заднем дворе, пытался заглянуть к тебе в спальню. Я иногда ходил с ним.

— Видел что-нибудь интересное, Тони?

Он опустил глаза и уставился на носки своих башмаков.

— Он собирался тебя изнасиловать. Он это не так называл, и я тебе прямо говорю, Рина, я тоже так об этом не думал. Мне было двенадцать лет. Он говорил, что собирается тебя поиметь, хотел, чтоб я тоже поучаствовал. Я ему сказал, что мне это не нужно, и вообще я думал, он просто свистит. А главное, мне казалось, что у него кишка тонка. Но потом, когда все узнали, как он тебя сшиб, я понял, что он задумал. Но я никому ничего не сказал.

— Зато теперь сказал.

Он снова посмотрел на нее.

— У меня маленькая дочка. Как подумаю… Прости. Прости, что я никому ничего не сказал… Надо было давно рассказать, что он тогда задумал. Но я хочу, чтоб ты знала: если он опять здесь появится, я ему не скажу, что ты его ищешь. И я тебе сразу позвоню.

— Ладно, Тони. — Чтобы скрепить уговор, Рина пожала ему руку. — Я рада, что у тебя теперь есть семья.

— Это ведь совсем другое дело, когда есть семья.

— Точно. Это совсем другое дело. Рада, что ты это понимаешь.

— У нас есть подтверждение того, что Джоуи Пасторелли был в этом районе, когда погиб Джош, как и тогда, когда подожгли машину Люка. У нас есть подтверждение того, что он был в Балтиморе две-три недели назад.

Рина проводила брифинг для детективов из отдела поджогов и экспертов-криминалистов, Стив тоже присутствовал в качестве пожарного инспектора.

— По показаниям свидетеля, он был за рулем черного джипа «Чероки», когда в последний раз приезжал к Тони Борелли. На имя Джозефа Пасторелли, старшего или младшего, никакой автомобиль не зарегистрирован. Его мать не водит машину. Возможно, он одолжил «Чероки» у кого-то из знакомых, но, скорее всего, джип краденый. Мы сейчас проверяем все отчеты по угнанным «Чероки». Янгер?

Он заерзал на стуле.

— Мы все еще сопоставляем данные, но, похоже, устройство, помещенное в бензобак Гуднайта, идентично тому, которым был взорван «Мерседес» Чамберса шесть лет назад. Петарда, плавающая в чашке, фитиль из тряпок, смоченных бензином. Мы ищем схожий почерк, изымаем дела из Нью-Йорка, Нью-Джерси, Коннектикута и Пенсильвании. Кроме того, мы вернулись к делу об убийстве Хью Фицджеральда и поджогу его машины в Северной Каролине. А следствие по делу Джошуа Болтона, считавшемуся смертью в результате несчастного случая, открыто заново.

Другой детектив кивком указал на доску, к которой были прикреплены увеличенные портреты из уголовных дел обоих Пасторелли, а также снимки с различных мест преступления.

— Мы исходим из предположения, что этот парень совершал поджоги в течение десяти или больше лет, убил, по меньшей мере, двух человек и ни разу не засветился?

— Совершенно верно, — подтвердила Рина. — Он осторожен, и он свое дело знает. Весьма вероятно, что Карбионелли дают ему крышу в обмен на поджоги по их заказу. И мы считаем — это тоже только предположение, — что до настоящего момента у него не было причин давать мне знать о себе. Что же его сейчас подвигло? Причина до сих пор известна лишь ему одному. Но он постоянно возвращается сюда. Его тянет обратно в Балтимор.

— Причина в тебе, — предположил Стив.

— Пожалуй, — согласилась Рина, — а еще в его отце и в том, что случилось в августе восемьдесят пятого. Он злопамятен и готов ждать сколько угодно долго. До сих пор, как мы знаем, он приезжал, делал свое дело и скрывался. На этот раз он остался и вышел из тени. Он еще позвонит. Он еще что-нибудь подожжет. — Она оглянулась на снимок из уголовного дела. — На этот раз он намерен довести дело до конца.

В конце смены Рина собрала все сделанные по делу записи. Она намеревалась еще поработать, но решила сделать это дома, чтобы ее не отвлекал постоянный шум. И еще она хотела быть дома, когда он опять позвонит.

Удерживая папки одной рукой, она схватила телефон.

— Отдел поджогов, Хейл. Да, спасибо, что перезвонили. Нью-Йорк, — шепнула она О’Доннеллу и положила папки на стол, чтобы освободить руки и записывать. — Да, да, записываю. У вас есть имена пожарного инспектора и следователя по поджогам? Детектива по делу об ограблении? Буду вам очень признательна. Я с вами свяжусь.

Рина повесила трубку и повернулась к О’Доннеллу.

— Часы, серьги, масса другого добра украдены из квартиры в Верхнем Ист-Сайде пятнадцатого декабря прошлого года. Жильцов из здания пришлось эвакуировать: начался пожар в одной из квартир. Хозяев в тот момент не было дома. Когда огонь потушили и все жильцы вернулись в здание, эти люди обнаружили, что их квартира ограблена. Наличные, драгоценности, коллекция монет.

— Все компактное, портативное.

— В доме есть швейцар, но в одной из квартир была вечеринка. Был приглашен обслуживающий персонал. Люди входили и выходили: гости, официанты и так далее. Можно было запросто проскользнуть незамеченным, пройти в нужную квартиру, устроить поджог.

— Причина пожара установлена?

— Они обещали завтра прислать копии дел, но суть изложили. Множественные точки возгорания. Хозяйственный шкаф с запасами бытовой химии, диван, кровать.

— Кто поджег, тот и взял.

— Пока никто не арестован, похищенные ценности не найдены. Департамент полиции Нью-Йорка будет признателен за любую помощь в раскрытии дела.

— Услуга за услугу, — сказал О’Доннелл.