Адский огонь Робертс Нора

— Я вас не помню. Я много лет не бывала в Балтиморе.

— Вы меня помните, — мягко возразила Рина. — Может быть, есть более удобное место, где мы могли бы поговорить?

— Я на работе. Из-за вас я могу потерять работу. Я вряд ли могу быть вам полезной. Почему вы не можете оставить нас в покое?

О’Доннелл подошел ко второму служащему, пухлощекому молодому человеку, который прислушивался к их разговору, не скрывая своего любопытства. Судя по значку у него на комбинезоне, его звали Дэннисом.

— Дэннис, почему бы тебе не постоять пару минут за прилавком? А миссис Пасторелли возьмет небольшой перерыв.

— Мне надо делать инвентаризацию.

— У тебя почасовая оплата, верно? Вот и постой за прилавком. — О’Доннелл вернулся обратно. — Почему бы нам не выйти на воздух, миссис Пасторелли? Сегодня хорошая погода.

— Вы не можете меня заставить. Вы не имеете права.

— Будет хуже, если нам придется вернуться, — тихо сказала Рина. — Не вынуждайте нас говорить с хозяином магазина. Мы вовсе не хотим осложнять вам жизнь.

Лора молча обогнула прилавок и вышла из магазина, низко наклонив голову.

— Он заплатил. Джо заплатил за то, что случилось. Это была случайность. Он тогда был пьян, и это была случайность. Ваш отец его на это толкнул. Он наговорил неправды про Джоуи, из-за него Джо напился, вот и все. Никто не пострадал. Страховка все покрыла, не так ли? А вот нам пришлось переехать. — Она вскинула голову, в глазах у нее блестели слезы. — Нам пришлось переехать, и Джо попал в тюрьму. Неужели он мало наказан?

— Джоуи был страшно расстроен, не так ли? — заметила Рина.

— Они забрали его отца. В наручниках. На глазах у всех соседей. Он же тогда был маленьким мальчиком. Ему нужен был отец.

— Это было трудное время для вашей семьи.

— Трудное? Это разрушило мою семью. Вы… Ваш отец говорил ужасные вещи про моего Джоуи. Люди слышали, что он сказал. То, что сделал Джо… Это было неправильно. «Мне отмщение, и Аз воздам», — говорит Господь. Но это была не его вина. Он был пьян.

— Ему набавили срок. Он не раз попадал в переделки, пока сидел в тюрьме, — напомнил О’Доннелл.

— Он же должен был защищаться, разве нет? Тюрьма изуродовала его душу. Выйдя на волю, он так и не стал прежним.

— Ваша семья озлоблена на мою. На меня.

Лора нахмурилась.

— Вы тогда были ребенком. Нельзя винить ребенка.

— Не все так думают. Вы не знаете, ваш муж или ваш сын не были недавно в Балтиморе?

— Я же вам говорила, Джо в Нью-Йорке.

— Не такая уж это долгая поездка. Может, он хотел навестить вас.

— Он со мной не разговаривает. Он отступился от церкви. Я молюсь за него каждый вечер.

— Он, должно быть, до сих пор видится с Джоуи.

Лора пожала плечами. Казалось, этот сдержанный жест стоил ей немыслимых усилий.

— Джоуи редко со мной видится. Он занят. У него много работы.

— Когда Джоуи навещал вас в последний раз?

— Несколько месяцев назад. Он занят. — В ее голосе зазвучали плаксивые нотки. Рина вспомнила, как она рыдала, закрывшись желтым посудным полотенцем. — Вечно вы к нему придираетесь. Забрали его отца, потом его самого забрали. Ну да, у него бывали неприятности, он делал нехорошие вещи. Но теперь он исправился. У него есть работа.

— Что за работа?

— Он механик. Он много узнал об автомобилях, пока был в тюрьме. Об автомобилях, о компьютерах, о разных вещах. У него есть образование. И у него хорошая постоянная работа в Нью-Йорке.

— В авторемонтной мастерской? — подсказал О’Доннелл. — А как она называется, вы не знаете?

— Кажется, «Авторайт». В Бруклине. Что вам от него нужно?

— Она меня не сразу узнала, — заметила Рина, когда они снова сели в машину. — Но как только узнала, она не удивилась, что я полицейский. Кто-то держит ее в курсе событий.

О’Доннелл кивнул в знак согласия, одновременно набирая по телефону городскую справочную Нью-Йорка. Он записал номер.

— Есть «Авторайт» в Бруклине. — После минутного колебания он протянул листок из блокнота Рине. — Ты займись младшим, я возьму на себя старшего.

Вновь оказавшись за своим столом в участке, Рина позвонила в нью-йоркскую автомастерскую и под лязг металла провела краткий разговор с владельцем.

— Джоуи действительно работал в этом гараже, — сказала она О’Доннеллу. — Пару месяцев, и было это год назад. За эти два месяца в мастерскую дважды вламывались, крали инструменты и оборудование. При втором ограблении кто-то уехал на «Лексусе». Один из механиков утверждал, что слышал, как Джоуи бахвалится легкой добычей. Владелец информировал копов, они провели дознание. Его вина не была доказана, но его уволили. Еще через пять месяцев было новое вторжение со взломом, на этот раз все выглядело как вандализм. Машины были разбиты к чертям, все стены исписаны непристойностями, мусорная корзина подожжена.

— И где был наш мальчик во время этой вечеринки?

— По его утверждению, в Атлантик-Сити [45]. Трое свидетелей. Но его свидетели — люди мафии, Карбионелли. Семейство из Нью-Джерси.

— Мучитель твоего детства связан с мафией?

— Стоит это проверить. Я прогоню по компьютеру имена тех, кто дал ему алиби.

— Тем временем старший в настоящий момент не работает, — заметил О’Доннелл. — Подметал полы в двух барах, потерял работу, потому что слишком часто угощался выпивкой за счет заведения. Это было шесть недель назад.

— Один или оба, — добавила Рина, — находятся в Балтиморе.

— Точно. А почему бы нам не позвонить нашим нью-йоркским друзьям? Пусть проверят.

Желудок Рины словно стянуло узлом. Она старалась отвлечься от неприятного ощущения, сосредоточившись на работе. Здесь был свой регламент, и его надо было соблюдать. Собирать данные, систематизировать их, записывать, готовить отчет для напарника и капитана.

Уголовное дело. Надо думать об этом как об обычном уголовном деле, смотреть объективно, со стороны. Держать дистанцию. Поскольку она не могла официально расследовать поджог машины, Рина позвала с собой Янгера и Триппли, когда они с О’Доннеллом пошли к капитану.

— Вам двоим будет полезно послушать, что мы накопали, — сказала им Рина.

Капитан Брант пригласил их к себе в кабинет.

— Разрабатываем версию, — начал О’Доннелл и кивнул Рине, чтобы она говорила первая.

Рина изложила факты, начиная с пожара в «Сирико» в то лето, когда ей было одиннадцать лет, и кончая уничтожением грузовика Бо предыдущей ночью.

— Нам стало известно, что Пасторелли-младший закорешился с тремя членами семейства Карбионелли из Нью-Джерси. Он отбывал срок в тюрьме Райкерс одновременно с неким Джино Борини, кузеном Ника Карбионелли. Именно Карбионелли, Борини и еще один тип из их клана дали алиби Джоуи Пасторелли на ту ночь, когда был совершен налет на автомастерскую.

— Это произошло через пять месяцев после его увольнения и выглядело как детский вандализм, — продолжала Рина. — Как будто банда подростков вломилась в помещение, все кругом разгромила, кое-что украла по мелочи и устроила любительский пожар в мусорной корзинке для прикрытия. Они не слишком придирчиво изучали алиби Пасторелли.

— Мы задействовали местных коллег, пусть побегают, — добавил О’Доннелл. — Для них это не приоритетное дело, но они пошлют пару детективов по последним известным адресам.

— Есть много общего между поджогом машины Люка Чамберса несколько лет назад и тем, что было вчера. — Рина взглянула на Триппли. — Может, он использовал то же устройство в бензобаке.

— Мы это проверим.

— Капитан, я хочу заново открыть дело Джошуа Болтона.

— Янгер возьмет его. Свежий глаз, детектив, — пояснил он специально для Рины. — Вы годами изучали это дело. Давайте поставим на прослушку ваш телефон, телефон Гуднайта. Еще раз расспросите Лору Пасторелли.

Смена Лоры Пасторелли закончилась, поэтому они поехали к ней домой. Она жила в маленьком аккуратном домике на узкой улочке. Возле дома стояла старая «Тойота Камри». Проходя мимо, Рина заметила на приборном щитке круглый магнит в виде медали святого Христофора, к которому крепилась безделушка — так называемый «парковочный ангел».

Когда они постучали, дверь открыла женщина примерно одного возраста с Лорой, но выглядевшая куда лучше. Ее круглое лицо было безукоризненно подкрашено, темные волосы подстрижены и уложены в модную прическу. На ней была белая рубашка, аккуратно заправленная в темно-синие брюки.

У ее ног сидел пушистый рыжий шпиц и тявкал во все легкие.

— Замолчи, Мисси, ты старая дура. Она любит хватать за лодыжки, — сказала женщина. — Честно предупреждаю.

— Да, мэм. — Рина показала свой жетон. — Мы хотели бы поговорить с Лорой Пасторелли.

— Она в церкви. Каждый день ходит после работы. В магазине что-то случилось?

— Нет, мэм. В какую церковь она ходит?

— Святого Михаила, на Першинг-стрит. — Ее глаза прищурились. — Если не было ничего в магазине, значит, это либо из-за ее никчемного мужа, либо из-за ее никчемного сына.

— Вы не знаете, она виделась с мужем или сыном?

— Ну, если виделась, мне бы не сказала. Я жена ее брата. Патриция Адзи. Миссис Фрэнк Адзи. Почему бы вам не войти?

О’Доннелл с сомнением покосился на все еще тявкающий клубок пушистой шерсти. Патриция усмехнулась.

— Дайте мне минутку. Бога ради, Мисси, заткнись.

Она подхватила собачку и унесла ее. Они услышали, как где-то в доме хлопнула дверь. Потом Патриция вернулась.

— Мой муж обожает эту идиотскую собачонку. Она прожила у нас одиннадцать лет, а ума так и не нажила. Заходите. Хотите поговорить с Лорой? Она снимет власяницу и стряхнет с головы пепел где-то через полчаса. — Патриция с тяжелым вздохом провела их в уютную маленькую гостиную. — Извините за откровенность, но нелегко жить в одном доме с мученицей.

Прощупывая почву, Рина ответила ей сочувственной улыбкой:

— Моя бабушка всегда говорила, что две женщины не могут ужиться в одном доме, как бы хорошо они ни относились друг к другу. В кухне должна быть только одна хозяйка.

— Не могу сказать, что она очень сильно мешает, и потом, она не может себе позволить иметь собственный дом. Место у нас есть. Дети выросли. И она вкалывает как каторжная, непременно хочет платить за проживание. Можете вы мне сказать, о чем идет речь?

— Ее муж и сын могут располагать информацией по делу, которое мы расследуем, — начала Рина. — Когда мы беседовали с миссис Пасторелли сегодня днем, она заявила, что у нее уже продолжительное время не было контактов ни с одним из них. Нам нужно задать ей несколько уточняющих вопросов.

— Ну, как я уже сказала, со мной она не поделилась бы, если бы виделась или говорила с кем-то из них. И Фрэнку не сказала бы, с тех пор как он установил свои правила.

В искусство быть полицейским входит умение подхватить ритм разговора и поддержать его. Поэтому Рина лишь улыбнулась и спросила:

— Вот как?

— В прошлом году он появился перед самым Рождеством, как снег на голову свалился. Лора, как обычно, пролила море слез, как будто он явился ей в ответ на молитву. — Патриция выразительно возвела глаза к потолку.

— Я уверена, что она была рада снова увидеть сына.

— Когда у тебя в башмаке гвоздь, умнее его вытащить раньше, чем охромеешь.

— Вы не ладите со своим племянником, — заметил О’Доннелл.

— Я вам прямо скажу: он меня пугает. Хуже отца: пронырливее и, мне кажется, гораздо умнее.

— Он когда-нибудь угрожал вам, миссис Адзи?

— Не напрямую. Просто у него взгляд нехороший. Вы же наверняка знаете: он несколько раз сидел в тюрьме. Лора придумывает для него всякие оправдания, а правда в том, что он просто негодяй. И вот он к нам пожаловал. Нам с Фрэнком это не понравилось, но не прогонять же родственника. Так не полагается. Простите, я вам даже кофе не предложила.

— Все в порядке, — заверила ее Рина. — Джоуи приехал навестить свою мать перед праздником?

— Может быть. Он только и говорил, что о себе. Приехал на шикарной машине, сам в дорогом костюме. Подарил ей дорогие часы, серьги бриллиантовые. Я бы не удивилась, окажись они крадеными, но я промолчала. Уверял, что у него раскручивается большое дело, какой-то клуб, который он со своими партнерами, — Патриция произнесла это слово с язвительной интонацией, — собирается открыть в Нью-Йорке. Якобы огребет на этом кучу денег. Мой муж спросил его, как он будет открывать клуб и получать лицензию на продажу спиртного, если у него есть судимости. Я сразу заметила, что Джоуи разозлился, но он только ухмыльнулся наглой такой ухмылочкой и сказал, что есть способы. Но суть не в этом.

Патриция взволнованно взмахнула руками.

— Он остался на ужин, сказал, что снял для себя номер люкс в отеле, и целый час хвастал своими подвигами. Но всякий раз, как Фрэнк задавал ему прямой вопрос об этом его новом бизнесе, он уходил от ответа и все больше злился. Разгорелся спор, и что сделал Джоуи? Смахнул все со стола, побил посуду, забросал едой все стены. Орал и ругался на Фрэнка, ну, правда, Фрэнк его достал. Мой Фрэнк не из тех, кто отступает, и уж такого поведения в своем доме не стал бы терпеть, можете не сомневаться. — С решительным кивком Патриция обвела взглядом Рину и О’Доннелла. — Он имеет право задавать вопросы и говорить все, что он думает, в своем собственном доме. Ну, Лора, конечно, вступилась за Джоуи, уцепилась за его рукав, и что сделал Джоуи, как вы думаете? Он ее ударил. Ударил родную мать по лицу!

Патриция схватилась за грудь, покраснев от возмущения.

— У нас в семье нравы крутые, не спорю, — продолжала она, — но такого я в жизни не видела. Никогда. Чтобы сын бил собственную мать? Назвал ее визгливой сукой, или что-то в этом роде. — Она покраснела. — Он сказал и кое-что похуже, если уж говорить всю правду. Я уже пошла к телефону, чтобы вызвать полицию, но Лора умолила меня не звонить. Представляете, стоит передо мной, из носа кровища хлещет, и умоляет не вызывать полицию! Ну, я и не вызвала. Он уже выходил за дверь, жалкий трус. Мой Фрэнк крупнее его: конечно, куда проще ударить слабую женщину, чем двухсотфунтового мужчину. Фрэнк вышел прямо за ним, велел ему никогда больше сюда не возвращаться. Сказал, что, если он вернется, в следующий раз Фрэнк вышвырнет его никчемную задницу обратно в Нью-Йорк.

Патриции пришлось перевести дух после столь длинной речи.

— Могу вам прямо сказать, я гордилась мужем в ту минуту. Когда Лора прекратила истерику, Фрэнк ей сказал, что, пока она живет под его крышей, ей запрещено открывать дверь для Джоуи. А если она это сделает, пусть идет на все четыре стороны и живет как знает. — Она вздохнула. — У меня свои дети есть и внуки тоже, у меня бы сердце разбилось, если б я не могла с ними видеться. Но Фрэнк поступил правильно. Человек, который бьет свою мать, — самая худшая мразь.

— После этого вы его не видели? — спросила Рина.

— Больше я его не видела, и, насколько мне известно, Лора тоже его больше не видела. Все праздники нам испортил, но мы это пережили. Все успокоилось, как обычно и бывает. С тех пор самое большое волнение мы пережили, когда случился пожар в доме, который мой сын строит в округе Фредерик.

— Пожар? — Рина переглянулась с О’Доннеллом. — Когда это было?

— В середине марта. Только-только подвел под крышу. Какие-то юнцы вломились в дом, устроили вечеринку, притащили керосиновые обогреватели, чтоб холод разогнать. Один из них опрокинулся, кто-то уронил спичку, и дом наполовину сгорел, прежде чем пожарные потушили огонь.

— Юнцов поймали? — осведомился О’Доннелл.

— Нет, и это просто возмутительно. Месяцы работы пошли прахом.

Когда дверь открылась, Патриция оглянулась на Рину и встала.

— Лора…

— Что они здесь делают? — Глаза Лоры покраснели и вспухли от слез. Рина поняла, что в церкви она больше плакала, чем молилась. — Я же вам сказала, я не видела ни Джо, ни Джоуи.

— Мы не смогли связаться с вашим сыном, миссис Пасторелли. Он больше не работает в автомастерской.

— Значит, нашел кое-что получше.

— Возможно. Миссис Пасторелли, у вас есть часы и серьги, подаренные вам вашим сыном в декабре прошлого года?

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Миссис Пасторелли! — Рина старалась говорить как можно мягче, но не сводила глаз с Лоры. — Вы только что вернулись из церкви. Не усугубляйте свое горе ложью об этих вещах.

— Это были подарки. — Слезы, стоявшие у нее в глазах, выплеснулись и покатились по щекам.

— Сейчас мы поднимемся наверх и возьмем эти вещи, — сказала Рина, обняв Лору за плечи. — Я выдам вам квитанцию на них. Мы все выясним.

— Вы думаете, он их украл? Почему все всегда подозревают моего мальчика в самом худшем?

— Просто нужно все досконально прояснить, — продолжала Рина, ведя Лору вверх по лестнице.

— Он точно их украл, — проворчала Патриция. — Я так и знала.

— «Пьяже», — сказала Рина, осмотрев часы в машине. — Сорок бриллиантов по ободку циферблата. Золото семьсот пятидесятой пробы. В розничной продаже стоят тысяч шесть-семь.

— Откуда ты знаешь все это?

— Я женщина, любящая разглядывать витрины, особенно с вещами, которые я не могу себе позволить. Так, серьги… Бриллианты. Чистые, четырехгранной формы, в классической оправе. Наш мальчик не поскупился на рождественские подарки маме.

— Проверим, не было ли в Нью-Йорке ограблений ювелирных магазинов или богатых домов, где фигурируют сходные предметы.

— Обязательно. — Рина поднесла бриллианты к свету. — У меня такое чувство, что какая-то милая женщина не дождалась заслуженного подарка от Санты в прошлом году. — Она опустила клапан с зеркальцем и поднесла серьгу к уху. — Очень мило.

— О черт, ты действительно девчонка.

— Верно подмечено. Итак, он приехал пофорсить перед матерью, показать дяде, что он тоже не пальцем деланный. Дорогая машина, костюм, подарки. Ни за что не поверю, что он выиграл в лотерею. Но дядя, вместо того чтобы позавидовать, устроил ему допрос с пристрастием, и он разозлился. Большой скандал, его выставили за дверь. Он решил, что так этого не оставит.

— Он терпелив. Никогда не видел второго такого терпеливого ублюдка.

— Вот тут он превзошел своего папашу. Выжидает, рассчитывает, готовится. К тому же он знает семью. Как отомстить отцу? Достать его через сына.

— Возьмем в округе Фредерик дело о пожаре.

— Тот же почерк, что и в начальной школе, и в нью-йоркской автомастерской. Пусть это выглядит как дело рук подростков или любителей. Ничего сверхсложного — по крайней мере, на поверхности. Он в этом поднаторел, О’Доннелл. Это его конек.

Умно, умно. Не зря дал маманьке сотовый. Номерок на тот самый случай, если вдруг. Тупая сука. По сто раз приходится ей показывать, как этой гребаной штукой пользоваться. Наш маленький секрет, мамуля. Мы с тобой против всего дерьмового мира.

Проглотила сразу, как всегда.

Но это окупается. Маленькая шлюшка наконец-то кое-что скумекала! До чего же приятно было заставить ее вспоминать! До чего же сладко!

Теперь все повернется в другую сторону. Все невезенье, все неудачи, все обломы. Теперь все будет по-другому.

Все сгорит, включая маленькую шлюшку. С нее все началось.

Голова у Рины раскалывалась от сведений, теорий и сомнений, когда она вошла в «Сирико». «Сирико»… Для нее это было лучшее лекарство от забот трудного дня. А в этот вечер ее ждал дополнительный приз: встреча с Бо.

Она не увидела его, окинув взглядом зал, зато сразу заметила рыженькую… как ее… Мэнди, вспомнила Рина, сидевшую в кабинке с мужчиной лет тридцати. Его светло-каштановые волосы были подстрижены армейским ежиком. Мэнди сделала себе прическу-ретро в стиле хиппи.

Они пили красное вино и сидели рядом, приклеившись друг к другу бедрами, как сиамские близнецы.

Рина также заметила Джона Мингера за одним из двухместных столиков и направилась к нему, на ходу здороваясь со знакомыми.

— Ты именно тот, кого я хотела видеть.

— Удался сегодня креветочный соус.

— Буду иметь в виду. — Рина села напротив него и взмахом руки отослала направившуюся к ней официантку. — У меня есть подвижки.

Он набрал на вилку новую порцию «язычков».

— Мне так и сказали.

Рина на минуту опешила.

— Папа тебе позвонил.

— А ты думала, не позвонит? Почему ты сама не позвонила?

— Я собиралась. Мне нужны ваши уши, ваши мозги, но не здесь и не сейчас. Не могли бы мы встретиться утром? Может, позавтракаем вместе? Нет, лучше приходите прямо ко мне домой. Я приготовлю вам завтрак.

— В котором часу?

— Можете пораньше? В семь?

— Попробую вставить в свое расписание. Ну а пока, может, дашь мне что-нибудь пожевать?

Рина начала было рассказывать, но сразу остановилась. Стоит ей начать, он захочет услышать все. Да она и сама захочет рассказать ему все.

— Пусть поварится эту ночь у меня в котелке, тогда я изложу вам все по порядку.

— Ну, тогда в семь.

— Спасибо.

— Рина. — Джон положил ладонь на ее руку, когда она начала подниматься. — Я должен напоминать тебе, чтобы ты была осторожна?

— Нет. — Рина встала, наклонилась и поцеловала его в щеку. — Нет, не должен.

Она прошла в кухню, чмокнула воздух в сторону Джека, поливавшего сырую лепешку теста томатным соусом, и спросила:

— Ты не видел Бо? Мы с ним должны здесь встретиться.

— Он в разделочной.

Заинтригованная, Рина обогнула прилавок и вошла в разделочную. И замерла на пороге, глядя, как ее отец дает Бо урок по искусству создания пиццы.

— Тесто должно быть эластичным, а то не будет растягиваться, как надо. Дергать нельзя, а то враз дырами пойдет.

— Ясно. Значит, я просто…

Бо взял с одного из смазанных оливковым маслом подносов в охладителе ком теста и начал его месить, а потом раскатывать, вытягивать.

— Так, теперь давай кулаками, как я тебе показывал. Начинай делать форму.

Бо подвел оба кулака под расплющенное тесто, поднял его и начал бережно подбивать снизу, поворачиваясь на месте. «Для первого раза неплохо», — подумала Рина.

— А можно мне его подбросить?

— Уронишь — заплатишь, — предупредил его Гиб.

— Договорились.

Расставив ноги, сосредоточенно прищурившись, с видом человека, собирающегося жонглировать зажженными факелами, решила Рина, Бо подбросил тесто в воздух. Высоковато, по мнению Рины, но он сумел его поймать и, продолжая поворачиваться, снова подбросить.

Такая простодушная улыбка радости расплылась по его лицу, что Рина еле удержалась от смеха. Ей не хотелось прерывать его. Он был похож на мальчишку, только что научившегося кататься на двухколесном велосипеде.

— Это так здорово! Но что мне теперь с ним делать?

— А глаза у тебя на что? — спросил Гиб. — Как, по-твоему, большая лепеха получилась?

— Вроде да. По-моему, нормальная.

— На доску.

— Есть! — Бо шлепнул тесто на доску и рассеянно вытер руки о короткий фартук, завязанный на спине. — Только я бы не сказал, что это лепешка. Она не совсем круглая.

— Но в общем и целом она совсем не плоха. Подравняй ее немного. Обрезки отдай мне.

— Сколько он вывалял на полу, прежде чем сумел вылепить эту? — спросила Рина, входя в разделочную.

Бо, улыбаясь, оглянулся на нее через плечо.

— Я разучил процесс. Две испортил, но ни одной не уронил.

— Он быстро учится, — заметил Гиб, обмениваясь поцелуем с дочерью.

— Кто бы мог подумать, что делать пиццу так сложно? Вот взять хотя бы этот здоровенный миксер. — Бо кивком указал на стоящий в углу промышленный смеситель из нержавеющей стали, используемый для перемешивания муки, дрожжей и воды в больших количествах. — Чтобы поднять этот чан с тестом на прилавок, требуются два здоровых мужика.

— Извини, я много раз его поднимала, хотя я ни капельки не похожа на здорового мужика.

— Вот уж это святая правда. Потом это тесто надо делить, взвешивать, ставить на подносах в охладитель, потом резать, когда оно поднимется. И все это еще до того, как начнешь делать саму пиццу. Никогда больше не буду принимать пиццу как нечто само собой разумеющееся.

— Можешь закончить эту прямо там, в кухне. — Гиб взял доску и вынес ее туда, где Джек освободил место на рабочем столе.

— Только не смотри на меня, — попросил Бо, повернувшись к Рине. — А то меня заклинит. Пойди лучше посиди с Мэнди и Брэдом.

— Ладно. — Она схватила банку содовой из холодильника и ушла в зал.

— Эй! Привет, Рина, это Брэд. Брэд, это Рина. Я с ней познакомилась в один из самых постыдных моментов моей жизни.

— Ну, тогда я буду вести себя солидно для равновесия. Очень рад тебя видеть, Рина. Во плоти после стольких лет рассказов о Девушке Его Мечты.

— Я тоже рада. — Рина отпила содовой и улыбнулась Мэнди. — Когда мне было пятнадцать, я как-то раз бежала в класс и уронила тетрадь. Тетрадь раскрылась, и один парень по имени Чак — высокий, широкоплечий, светлые волосы с выгоревшими прядками, голубые глаза — поднял ее раньше, чем я сама успела. А там половина страниц была исписана нашими именами, или инициалами в сердечке, или просто его именем. Ну, знаешь, как девчонки делают.

— О боже, и он увидел?

— Трудно было не заметить.

— Да, это было ужасно неловко.

— Я думаю, мое лицо вернуло себе нормальный цвет только через месяц. Так что теперь мы на равных.