Подземелья Хейвена Грин Саймон

2

ВОЗВРАЩЕНИЕ В НИКУДА

Тот, кто не видел дождя в Хейвене, не видел ничего. Тугие струи безжалостно стегали по лицу, тяжелые капли бешено бились о стены домов и крыш, наполняя воздух тончайшей водяной пылью; шум дождя сливался со свистом ветра, создавая неистовую и зловещую симфонию стихий. Жрец – лесной чародей, бывший узник Чертовой Ямы – с восторгом вслушивался в звуки этой симфонии, следуя за Горном, своим неразговорчивым провожатым. Заклинание чародея защищало их от дождя, но все остальные прохожие, жмущиеся по краям улиц, напоминали жалких вымокших крыс. Жрец вспомнил, что когда его сажали в тюрьму, то дожди только начинались. Теперь они набрали силу, став неотвратимыми, как смерть или уплата налогов. На мостовой стояли лужи глубиной до трех дюймов. Жрец с каким-то ребяческим восторгом топал прямо по воде, весело улыбаясь людям, которых обрызгивал. Он не обращал внимания на их сердитые взгляды и глухие ругательства, чувствуя себя в безопасности под надежной защитой Горна.

Он снова на улицах Северной окраины… Ему было все равно, куда они идут, ведь узник опять дышал воздухом свободы. Даже кривые, мрачные закоулки окраины казались бывшему заключенному широкими светлыми бульварами после грязной дыры, в которую его затолкали в Секторе Колдунов вместе с тремя другими чародеями. Счастье так переполняло Жреца, что он готов был убить любого из этой равнодушной толпы, не желающей разделить радость освобожденного преступника. Впрочем, для этого еще найдется время.

Жрец изучающе взглянул на своего спутника. Горн почти ничего не произнес за все время с того момента, когда двое молчаливых, но расторопных парней, воспользовавшись суматохой бунта, вытащили чародея из Чертовой Ямы. Видимо, Горн считает себя замкнутым, крутым типом. Слов нет, так и есть. Жрец с наслаждением провел ладонью по мокрому лицу. Тем легче будет им управлять. Но об этом колдун сейчас не думал. Горн вел его к Даниелю Мэдигану, а убивать курицу, несущую золотые яйца, глупо, по крайней мере, пока яичко еще не у вас в руках.

Уже не в первый раз Жрец слышал о Мэдигане. Даниель вполне мог считаться третьим королем, королем преступного мира. В обоих Королевствах ему служили сотни вассалов. Но что же потребовалось столь могущественному человеку от вполне заурядного волшебника? На этот вопрос Жрец ответить пока не мог. Бунт в тюрьме наверняка обошелся Мэдигану в кругленькую сумму, и взамен Даниель потребует от него нечто большее, чем возмещение расходов. Жрец передернул плечами. О чем волноваться, ведь иного выбора нет. Жрец попал в тюрьму как дурак, за неуплату налогов, над ним висел суд; а на суде могла всплыть правда об экспериментах, которые он проводил над людьми, словно над подопытными кроликами. За подобные вещи неминуемо полагалась виселица, пусть даже Жрецу удалось бы убедить суд, что опыты ставились исключительно в научных целях. Да, Мэдиган спас его в последний момент, возможно, сам того не зная.

Мысли чародея обратились к другому предмету. От имени Мэдигана Горн обещал ему много денег, если Жрец согласится принять участие в одной затее знаменитого преступника. А денег Жрецу всегда не хватало. Непосвященные даже не догадывались, как дорого обходятся научные исследования магов, особенно если подопытные слишком часто умирают. Но в глубине души Жрец чувствовал, что Даниель не тот человек, с которым ему хотелось бы иметь дело. Мэдиган – террорист, фанатик разрушения, враг любого государственного порядка. Он умен, решителен, абсолютно безжалостен; убийство и насилие возведены у него в степень искусства. Жрец вздохнул. Что же нужно Мэдигану от него? Хорошо бы задание оказалось безопасным, пусть даже и не совсем приятным. В любом случае, большую часть денег надо потребовать вперед, на случай, если придется поспешно скрыться.

Внезапно Горн остановился у небольшой таверны с крохотным боковым двориком. Жрец машинально оглянулся, вокруг никого не было. Такое приятное уединение возможно в Северной окраине лишь для избранных, но оно обеспечивает безопасность лишь немногим счастливчикам. Как раз в подобном местечке и следовало искать Мэдигана.

Горн распахнул низкую дверь, пропустил Жреца и нырнул за ним в мягкий полумрак таверны. Люди сидели за столами маленькими группками, о чем-то шушукаясь между собой. Никто даже не взглянул на новоприбывших. Горн прошел между столами к узкой винтовой лестнице, прятавшейся в дальнем углу зала, и стал подниматься по ней. На втором этаже перед ними возник длинный коридор; Горн подошел к двери, не имевшей номера, но зато украшенной глазком. Он трижды постучал, выждал несколько секунд, а потом прибавил еще два удара. Жрец слегка улыбнулся: ну конечно же, условный стук. Эти террористы любят разнообразить свою жизнь всевозможными ритуалами. Жрец приготовился услышать пароль, но внезапно дверь открылась так быстро, будто за гостями уже давно наблюдали в глазок. Горн вошел в комнату, и чародею оставалось только последовать за ним. Дверь позади мгновенно захлопнулась, послышался лязг закрываемых засовов. Жрец даже не оглянулся, изобразил самую дружелюбную улыбку и огляделся по сторонам.

Комната была удивительно большой для такого маленького домика, к тому же великолепно обставленной. Очевидно, Мэдиган считал, что голова лучше всего работает в атмосфере комфорта. Жрец и сам так думал, и эта общность взглядов порадовала его. Большинство фанатиков, с которыми колдуну приходилось встречаться, твердо верили в благородную бедность и довольствовались лишь самым необходимым, оставляя роскошь богатым выродкам. Каждое утро они принимали ледяной душ, а чувства юмора у них не было и в помине. Жрец никогда бы не стал связываться с этими аскетами, если бы его опыты не требовали свежего человеческого материала. Он не мог просто хватать прохожих на улицах и тащить их в лабораторию. Люди заметили бы его.

В дальнем конце комнаты стоял стол, за которым сидели высокий юноша и привлекательная молодая женщина, пристально разглядывавшие гостя. Жрец послал даме свою чарующую улыбку. У двери, скрестив руки на груди, стоял угрюмый великан, на две головы выше отнюдь не низкорослого Жреца. Чародей вежливо кивнул ему, с неудовольствием ощущая у себя за спиной присутствие Горна. Жрецу не надо было объяснять, что случится, если Мэдиган переменит решение относительно его персоны. Или, точнее, что может случиться. Жрец, хотя и казался безоружным, отнюдь не чувствовал себя беспомощным. У него всегда были спрятаны в рукаве маленькие сюрпризы специально для таких случаев. Ведь жизнь колдуна зачастую протекает весьма бурно.

Высокий мужчина с холодным властным выражением лица стоял у камина, и Жрец инстинктивно догадался, что это и есть Даниель Мэдиган. От него исходили сила и уверенность, парализующие чужую волю, взгляд его больших серых глаз словно завораживал. Неожиданно Даниель пошевелился, и Жрец почувствовал, как сердце в его груди внезапно сжалось. Он не мог отделаться от страха перед человеком, для которого убивать так же привычно, как дышать. Жрецу захотелось вернуться в маленькую уютную камеру в Чертовой Яме, но, призвав на помощь все свое нахальство, он сумел овладеть собой. Краем глаза колдун видел, что все остальные взирают на Мэдигана с почтительным уважением, смешанным с некоторой опаской. Даниель протянул руку, и чародей пожал ее, гордо отметив про себя, что его рука не дрожит. Ладонь Мэдигана была холодной и тяжелой, как у статуи. В этом рукопожатии не чувствовалось тепла встречи, так что Жрец не старался затягивать церемонию. Усмехнувшись, Мэдиган указал на два кресла перед камином.

– Рады приветствовать вас здесь, господин кудесник. Присаживайтесь, пожалуйста, будьте как дома. Мы посидим и побеседуем.

– Благодарю вас, – Жрец говорил спокойно, но мысли его лихорадочно метались. «Если ты в скверном положении, – думал он, – постарайся перехватить инициативу».

– Но простите, могу ли я попросить кусочек съестного и стакан вина? Мне хочется смыть вкус тюремной баланды, который до сих пор держится во рту.

Несколько секунд Мэдиган недовольно взирал на бедного колдуна, и Жрецу опять захотелось очутиться подальше отсюда. Все в комнате застыли, как манекены. Наконец, Мэдиган слегка кивнул, и присутствующие позволили себе немного расслабиться. Юноша выскользнул из-за стола и куда-то исчез. Жрец почтительно дождался, пока Даниель не сядет первым, а потом уселся сам. За креслом Мэдигана вырос Горн.

– Разрешите представить вам моих славных помощников, -медленно произнес король преступников. – Вы уже видели Горна, хотя, я не сомневаюсь, он не очень-то много рассказывал вам о себе. Это боевой кулак нашей команды, самый храбрый воин и опытнейший убийца. Его семья была изгнана из Аутремера несколько поколений назад, лишена титулов, земель и имущества. Горн поклялся отомстить прежней родине за старую обиду.

– Молодая леди, на которую вы так нежно смотрите, – продолжал Мэдиган с усмешкой, – Элеонора Тодд, мой верный помощник. В мое отсутствие я передаю ей всю власть. Ее родители умерли в аутремерской тюрьме. Несколько лет Элеонора служила в армиях обоих Королевств, но сейчас, когда с Аутремером ведутся мирные переговоры, девочка присоединилась ко мне, чтоб свести в Хейвене кое-какие личные счеты.

– Высокий господин у дверей зовется Бейли. Если у него есть другое имя, он это тщательно скрывает, Бейли уже давно практикуется в нашем ремесле. Несмотря на долгую беспорочную службу в армиях и Аутремера, и Королевств, богатства сколотить ему не удалось. Я пообещал ему много денег за много крови.

В дверь постучали. Бейли заглянул в глазок, отодвинул засовы и открыл дверь. Юноша, исчезнувший несколько минут назад, вошел в комнату, неся на подносе тарелку с холодным бифштексом и стакан вина. Он опустил поднос Жрецу на колени и улыбнулся, продемонстрировав великолепные белые зубы, которые показались колдуну слишком длинными и острыми. Жрец ласковым кивком поблагодарил юношу, и тот сразу же взглянул на Мэдигана, ожидая одобрения от своего повелителя.

– А этот молодой джентльмен – Элис Глен, – почти отцовским тоном произнес Даниель. – Самый дикий и безжалостный убийца из всех, кого я встречал. Он обязательно покажет вам свое ожерелье из человеческих зубов. Впечатляющая штучка. Когда-то я поднял Элиса из грязи, и теперь он предан мне во всем. Я возлагаю на него большие надежды.

Он чуть кивнул, отпуская Глена, и юноша скользнул на прежнее месте за столом. Его лицо расцвело, словно у девушки, которой сделали удачный комплимент. Мэдиган откинулся на спинку кресла и жестом предложил гостю приступить к еде. Колдун занялся едой аккуратно и неторопливо, будто присутствовал на королевском обеде. В нем росла уверенность, что перед этими людьми нельзя показывать свою слабость. Мэдиган с непроницаемым лицом смотрел на огонь. Жрец чувствовал на себе изучающий взгляд четырех пар глаз, но и сам не терял даром времени и, пережевывая жесткое мясо, пытался составить представление о каждом из присутствующих.

Кряжистый Горн обладал силой дикого быка и, видимо, такими же мозгами. В любой таверне Северной окраины можно отыскать дюжину подобных громил, готовых на все ради денег. На его широком мясистом лице виднелись следы бесчисленных схваток и потасовок. Горн смотрел на Жреца, нахмурив брови, но тот уже догадался, что мрачное выражение лица никогда не покидало наемника. Однако всей душой колдун чувствовал, что Горн относится к тому типу слуг, которые считают себя рабами хозяина, как бы он ни обращался с ними, и хранят верность до самой смерти – господина или своей.

Жрец поежился и перевел взгляд на Элеонору. Смотреть на нее было гораздо приятнее, чем на Горна. Жрец опять чарующе улыбнулся ей, но девушка, казалось, не заметила этого, хотя все время следила за колдуном. Элеонора имела потрясающую фигуру – длинноногая, широкоплечая, с высокой грудью. Под нежной кожей играли тренированные мускулы. На ней была кожаная куртка с пришитыми стальными пластинками, совершенно не скрывающая ее прелестные формы. Толстая черная коса и огромные темные глаза делали ее похожей на дикую кошку, ждущую лишь приказа, чтоб броситься на свою жертву и вонзить длинные острые когти в беззащитное тело. На миг Элеонора встретилась взглядом с колдуном, и мрачная улыбка появилась на ее лице. Жрец почувствовал, будто живот его разом наполнился ледяной водой. Передние зубы Элеоноры были остро заточены, наподобие кинжалов. Жрец кивнул девушке и поспешно отвернулся, твердо решив про себя в дальнейшем не поворачиваться к ней спиной.

Бейли, огромный воин, просто подавлял своими размерами. Ему было лет сорок пять – сорок восемь, а то и все пятьдесят, но возраст словно не коснулся этого могучего тела. Мощные узловатые руки, богатырская грудь, настолько широкие плечи, что Бейли мог только боком протискиваться в дверь. Горн рядом с ним выглядел просто мальчишкой. Вокруг красноватых глаз воина залегли глубокие тени, словно гигант нередко проводил ночи без сна. Новая загадка, – подумал Жрец, – любой наемник в возрасте Бейли давно бы уже сколотил капиталец, будь он хоть тощим замухрышкой. Как же такой великан не смог добиться успеха? Колдун внимательно изучал лицо воина, надеясь хоть что-то прочитать на нем. Обыкновенная внешность: поседевшие волосы, подстриженные на военный манер, водянистые голубые глаза, словно две льдинки, маленький рот с такими узкими губами, что казался прорезью. Жрец разбирался в лицах, но проникнуть в эту холодную маску не смог. Про себя он решил, что тоже не подставит Бейли спину.

Вопреки похвалам Мэдигана, колдун не составил высокого мнения о юноше Элисе Глене. Тому едва исполнилось двадцать, высокий, худощавый, еще не превратившийся в мужчину. Простое открытое лицо, в Глене так и кипела энергия, и ему трудно было усидеть за столом спокойно, наблюдая за трапезой Жреца. Видимо, Элис здесь на побегушках или выполняет черную работу, до которой никто не хочет унижаться. В деле Глену, вероятно, отводят роль живой приманки, когда Мэдиган чует ловушку – или засаду.

Наконец, сам Даниель. Достаточно одного взгляда, чтоб признать в нем лидера. Мэдиган приковывал к себе внимание самим своим присутствием, легко подчиняя чужую волю. Было в нем что-то от волка или еще какого-нибудь хищного зверя. Внешне Даниель ничем не выделялся: чуть повыше среднего роста, сухощавый, со светлыми, чуть вьющимися волосами. Но Жрец знал, что из всех присутствующих Мэдиган самый опасный; взгляд грозного хозяина давил на колдуна подобно могильной плите, и лишь усилием воли он заставил себя продолжать трапезу, иногда посматривая на Даниеля.

С каждой минутой Жрец все больше убеждался, что невозмутимое спокойствие хозяина – только тонкая корка, под которой кипят и клокочут неистовые страсти, неукротимая энергия, безумные замыслы. И при этом в лице Мэдигана не было ничего выдающегося. Жрец слышал, будто Даниель умеет менять свой облик в нужный момент, и тогда ему ничего не стоит затеряться в городской толпе. Такой талант не раз выручал Мэдигана из, казалось бы, безвыходных ситуаций и опаснейших ловушек. Жрец исподтишка взглянул на террориста. Обыкновенное лицо, похожее на лицо политика, холодное и невыразительное, обрамленное короткой ухоженной бородкой, темные, немигающие глаза. Мэдиган редко улыбался, и улыбка всегда моментально исчезала, словно молния, сверкнувшая среди туч. На вид Мэдигану можно было дать лет тридцать, но Жрец знал, что ему не меньше сорока, если только Даниель не начал карьеры убийцы и террориста с самого детства. Однако Жрец пришел к заключению, что Даниель Мэдиган с рождения был предназначен для насилия, заговоров и убийств. Никто не знал, сколько человек погибло от его руки, сколько городов и деревень затопил он кровью и огнем, сколько преступлений совершил во имя задуманного Дела.

Свою жизнь Мэдиган посвятил тому, чтоб разрушить и уничтожить Аутремер. Почему – об этом никто не догадывался. Ходили слухи, связанные с таинственной судьбой его семьи, но Жрец не доверял слухам. Нижние Королевства решительно отказывались от Мэдигана и его деяний. Слишком опасными, слишком жестокими были они, чтобы взять на себя хоть часть ответственности за них, хотя политики Королевств извлекли немало пользы из несчастий Аутремера. Но Мэдиган об этом не думал. Он шел своей дорогой, к успеху великого Дела, сметая все на пути.

А сейчас Даниель сидит рядом со Жрецом, холодно ожидая конца трапезы. Колдун глубоко вздохнул, отложил тарелку и посмотрел на Мэдигана сквозь стакан вина, набираясь уверенности для будущего разговора. Наконец он осторожно поставил стакан на ручку кресла и устроился поудобнее, с удовлетворением отметив, что все с нетерпением смотрят на него.

– Как вы находите наше вино? – спросил Мэдиган.

– Оно великолепно, – улыбнулся Жрец. На самом деле он даже не ощутил вкуса напитка, настолько был занят своими мыслями. Жрец покрепче сжал подлокотники и твердо взглянул в глаза Мэдигана.

– Что вам от меня надо? Я не могущественный маг, мы оба это знаем. Таких, как я, среди колдунов Хейвена тринадцать на дюжину. Объясните, ради Бога, что вы нашли во мне такого? Неужели я столь важная птица, что вы решили устроить бунт ради моего освобождения?

– Не скромничайте, – отозвался Мэдиган, – вы не простой кудесник. Вы колдун, знающий тайны жизни и смерти животных… и людей. Это мне и нужно. Меня крайне заинтересовали ваши опыты. Да, мой друг, я знаю все о вашей лаборатории. Я не смог бы преуспеть в моей профессии, если бы не умел раскрывать чужие тайны. Но успокойтесь, об этом больше никто не узнает. Главное – вы сможете помочь мне в одном маленьком дельце.

– Каком? – спросил Жрец. – Что вам от меня нужно?

Мэдиган со зловещей улыбкой наклонился вперед.

– Мы вдвоем, вы и я, перепишем историю. Мы убьем Короля Аутремера и Короля Нижних Королевств.

Жрец тупо уставился на пустой стакан, стараясь вникнуть в смысл прозвучавших слов. Он знал о прибытии Королей в Хейвен, слухи об этом проникли даже за толстые стены Чертовой Ямы. Но от безумной дерзости замысла Мэдигана просто перехватывало дыхание. Неожиданно Жрец осознал, что у него отвисает челюсть, и поспешно закрыл рот.

– Простите, я, кажется, чего-то не понял, – пробормотал он наконец, – вы хотите убить обоих Королей? Но почему обоих? Я слышал, у вас счеты только с Аутремером.

– Верно. Цель моей жизни – уничтожить эту страну.

– Так какого черта?… – Жрец заметил, как Горн быстро взглянул на Мэдигана, стараясь уловить на его лице признаки гнева, и прикусил язык. – Я хотел спросить, зачем убивать нашего Короля?

– Потому что парламент Нижних Королевств предает нас, заключая Мирный Договор. Из-за никчемного клочка бумаги земли, испокон веков принадлежавшие нам по праву, передаются врагу в вечное владение. Я не допущу этого. С Аутремером не может быть мира. Своим существоанием мерзкая страна оскорбляет Господа. Ее территория принадлежит нам и будет принадлежать впредь. Аутремер необходимо разрушить любой ценой. Оба Короля должны умереть, и если это случится, виноватых не найдет никто. Парламенты сразу свалят все друг на друга, начнут отрицать свою причастность к заговору, и дело кончится войной. В обеих странах народ потребует этого. И Аутремер исчезнет с лица земли.

– Как же вы собираетесь добиться успеха? – спросил Жрец, оправляясь от потрясения. – С помощью шести человек?

– В моем распоряжении двести вооруженных головорезов, которых я подобрал специально для такого дела. Но, если все пойдет по плану, они нам не понадобятся, разве что постоят на страже, пока мы будем захватывать Королевский Дворец. Вам надо научиться доверять мне, господин чародей, как доверяют мне мои славные товарищи. Они поклялись отдать жизни ради нашего Дела.

– Прекрасно, – осторожно заметил Жрец, – но я-то не клялся. Я здесь потому, что мне пообещали деньги, много денег. А разговоры о смерти во имя Дела меня смешат. Мертвецу деньги не нужны.

Мэдиган рассмеялся. Смех его неприятно резал ухо.

– Не волнуйтесь, друг мой, свое вы получите. Ваша награда полежит в надежном месте, пока работа не закончится. А теперь я отвечаю на вопрос, который вы не задали: нет, вам не придется умирать во имя нашего Дела. Как только вы справитесь со своей задачей, я сразу же отпущу вас.

Его прервал стук в дверь, не условный, а самый обыкновенный. Все повернулись к двери, сверкнули обнаженные мечи. Бейли заглянул в глазок и махнул рукой.

– Все в порядке. Это наш шпион.

Он отодвинул засовы и впустил молодого человека, судя по одежде, придворного, который двигался так уверенно, словно находился в своей спальне.

Юноша был высок, строен, с такой бледной и нежной кожей, будто ее никогда не обдувал ветер и не касались солнечные лучи. Его вытянутое лицо могло бы быть красивым, если бы не выражение крайнего презрения, портившее приятные черты. Он был одет по последней моде: узкие панталоны в обтяжку и свободный камзол с высоким стоячим воротником. Вся внешность придворного дышала той уверенной самонадеянностью, которая усваивается лишь долгим воспитанием с младенческих лет. Он сумел поклониться так, что его небрежный поклон адресовался исключительно Мэдигану. Сбросив мокрый плащ, молодой человек швырнул его Бейли, даже не взглянув на гиганта. Старый волк брезгливо подхватил плащ двумя пальцами, и казалось, с его губ вот-вот сорвутся не слишком приятные для гостя слова, но одного взгляда Мэдигана было достаточно, чтоб укротить богатыря, и Бейли аккуратно повесил плащ на крючок. Придворный бесцеремонно подошел к камину и протянул руки к огню.

– Какая отвратительная погода! Будь я проклят, если ваши заклинатели дождя не даром едят свой хлеб. Мои новые туфли совсем развалились. – Он сердито посмотрел на Жреца, будто именно на нем лежала ответственность за плохую погоду. Тот улыбнулся и постарался запомнить новое лицо. Придворный громко фыркнул и повернулся к Мэдигану. – Это ваш чародей? Вы уверены, что он годится в дело? Одет он совсем неважно.

– Я взял его не в портняжную мастерскую, – спокойно возразил Мэдиган. – А вы все принесли, сэр Роланд?

– Конечно. Уж не думаете ли вы, что я вышел бы под такой дождь без крайней нужды?

Он вытащил из-за пазухи свитки бумаг и расправил их на столе. Подчиняясь взгляду Даниеля, Тодд и Глен поднялись и отошли в сторону. Жрец, напротив, приблизился к Роланду. Юноша вызывал у колдуна большой интерес – либо у парня стальные нервы, либо сэр Роланд даже не подозревает, как опасно шутить с подобного сорта людьми. Придворный прижал край свитка стаканом и жестом пригласил Мэдигана к столу.

– Перед вами план Королевского Дворца, – небрежно объяснил сэр Роланд. – Здесь все, что нужно для нашей интрижки, включая защитные заклинания. Я даже обозначил маршруты патрулей и указал, сколько охранников вы встретите на каждом месте. Подробности, вроде времени смены постов, вы найдете в другой бумаге. Сейчас мне некогда обсуждать такие мелочи. Как вы просили, я принес план подземелья, хотя мне трудно понять, зачем он вам нужен. В этой дыре уже лет сто никто не был, там все заросло мхом и кишит крысами. Если вы собираетесь проникнуть во Дворец оттуда, ваши надежды не оправдаются. Подземелье заложено толстыми каменными плитами, да еще колдуны из охраны на всякий случай наложили на него несколько заклятий. Сэр Роланд взял другой свиток. – Здесь все про каждого из Королей – описание их комнат, места прогулок, принимаемые меры безопасности. Вы в любой момент сможете сказать, где находятся Их Величества. Правда, время от времени кое-что меняется, но, если будет нужно, я немедленно сообщу вам об этом. Теперь все страшно боятся покушений, крепыши из охраны снуют повсюду, нельзя даже спокойно пройти. Можно подумать, они о чем-то догадываются. Наконец, в этом свитке имена тех, на кого мы можем положиться в нашем деле. Обратите внимание, здесь есть представители обеих стран, – сэр Роланд презрительно усмехнулся. – Конечно, им ничего не надо говорить до поры до времени. Я поддерживаю с ними связь через лакеев, охлаждая их чрезмерный пыл. Ну что ж, я думаю, это все, что требовалось. Потеха выйдет славная. Хотел бы я видеть лица Их Величеств, когда вы объявите их пленниками и потребуете выкуп. А сейчас мне пора. Надо вернуться прежде, чем мое отсутствие заметят. Мэдиган, если вы пожелаете видеть меня, соблюдайте предельную осторожность. Ведь вы не хотите, чтобы наш план сорвался в последнюю минуту?

Сэр Роланд повернулся к Бейли и повелительно указал ему на плащ. Великан, взглянув на Мэдигана, подал одежду, и сэр Роланд облачился с поистине королевским величием. Жрецу очень хотелось зааплодировать талантливому актеру, но он сдержался. Придворный коротко поклонился Мэдигану, по-прежнему решительно не замечая остальных, и вышел. Бейли с сердитым лязгом задвинул за ним засовы. Жрец в упор посмотрел на Даниеля.

– Несравненный сэр Роланд не догадывается о ваших истинных намерениях.

На лице Мэдигана сверкнула зловещая улыбка.

– Он и его дружки уверены, что участвуют в заговоре с целью похищения Королей. Они думают, будто подписание Договора отложат, и они выиграют время, чтоб посеять семена недоверия в обеих странах. Сэр Роланд также надеется получить от нас деньги. Но, боюсь, ему придется кое в чем разочароваться. Хотел бы я видеть его лицо, когда мы у него на глазах прикончим Королей.

– Потеха выйдет славная, – добавила Элеонора. Все рассмеялись.

– Да, вот еще что, – заметил Жрец, взяв в руки список заговорщиков, – насчет этих предателей. Кажется, вы считаете, что все они, особенно сэр Роланд, должны умереть? Вместе со всеми, кто может указать на нас?

– Вы правы, – кивнул Мэдиган, – поверьте мне, господин чародей, никто из тех, кто в состоянии навести на наш след ищеек, не останется в живых. Впрочем, я не ожидаю серьезного расследования. У Хейвена будет достаточно своих… проблем.

Жрец осмотрелся, и неожиданно ледяная рука страха сжала его сердце.

– В чем заключается ваш план, Мэдиган? Что вы хотите от меня?

– Садитесь, – предложил Даниель, – от вас потребуется…

Никто не узнавал Вульфа Саксона, пока он шел по своему родному кварталу. Когда он в последний раз проходил здесь, примерно двадцать три года назад, люди улыбались, махали руками, радостно приветствовали его. Все хотели поздороваться с Вульфом – лучшим парнем Северной окраины, самым молодым и самым популярным Городским Советником. А сейчас Вульф не видел ни одного знакомого лица и радовался этому. Этот район всегда был грубым и недоверчивым, доведенным до отчаяния бедностью и нуждой, но никогда не казался таким мрачным. С улиц исчезли веселые компании, люди торопливо шагали, не глядя друг на друга, сутулясь под проливным дождем. Некогда яркие и нарядные дома, покрывшись толстым слоем грязи и копоти, стали серыми и безликими. Верзилы с тупыми рыбьими глазами задирали прохожих, но никто даже не отвечал им. Саксон понимал, что за время его отсутствия многое должно было измениться, но такого никак не ожидал. В его памяти родная окраина осталась злым, мстительным и опасным районом города, но в людях тогда горела искра жизни, поднимавшая их над грязью повседневности и побуждавшая бросать вызов равнодушному миру и побеждать. Теперь эта искра погасла. Саксон плелся по улицам, углубляясь все дальше в кварталы окраины, не замечая, куда несут его ноги. От усталости он даже не чувствовал гнева или огорчения. Уже несколько часов потратил Вульф на поиски знакомых, но все они умерли или покинули Хейвен. Некоторые имена просто никто не знал. С каждой неудачей Саксон все сильнее ощущал, как много изменилось здесь за двадцать три года.

Он остановился перед кабачком с игривым названием «Мартышка с бубном», и решил подкрепиться. Толкнул дверь и вошел в комнату, щурясь от неожиданно яркого света. Снял плащ, встряхнул его, чтоб вода не натекла на пол, и повесил на ближайший крючок. Затем притворил дверь и окинул помещение критическим взглядом.

В таверне было удивительно чисто, несколько завсегдатаев сидели за столиками, тихо разговаривая. Некоторые из них коротко взглянув в сторону Вульфа, убеждались, что это не Страж, и сразу же отворачивались. Горько улыбнувшись, Саксон прошел к стойке. Кое-что все-таки осталось прежним. В «Мартышке» всегда можно было неплохо перекусить. Вульф заказал бренди и, услышав цену, широко раскрыл глаза, но заплатил не торгуясь. За двадцать три года цены здорово выросли, так что деньги, спрятанные им в тайнике, порядком похудели.

– Двадцать три года, – пробормотал Вульф, – двадцать три года, – повторил он, будто находя облегчение в этом повторении. Саксон ощущал себя человеком, который, заснув в одном мире, проснулся совершенно в другом, похожем на прежний не больше, чем ночной кошмар похож на дневную реальность. Двадцать три года… Слишком большой срок за попытку украсть какой-то портрет.

Он ударил по стойке кулаком. Деятельность Городского Советника требовала больших расходов, а жалованье, выплачиваемое из казны, было смехотворно малым. Вульф ненавидел бедность и решил ненадолго вернуться к старому ремеслу рыцаря удачи, к профессии ночного взломщика. Еще днем он облюбовал дом какого-то чародея, о котором говорили, будто ему пришлось поспешно уехать из города. В полночь Саксон проник в дом, ловко миновал охранные заклинания и… был поглощен дьявольским портретом. Наказание оказалось слишком суровым.

Вульф облокотился на стойку и стал смотреть по сторонам, прихлебывая бренди. Что же делать дальше? Здесь оставаться нельзя, а идти некуда. Можно попытаться найти бывшую жену, но Вульф не хотел ее видеть. Он любил ее, она называла его «милым» и «единственным», но, как показали несколько лет совместной жизни, слова эти ровно ничего не значили. Луиза не любила его. Значит, встреча с ней не имеет смысла. К тому же он не платил ей алименты уже двадцать три года. Неожиданно Саксон выпрямился. Неужели ему удалось встретить знакомого? Время не пощадило лица, но Саксон безошибочно узнал этого человека. Вульф подошел к отдельному столику, притаившемуся в тени, и склонился над толстяком, жадно поглощавшим пенистое пиво.

– Городская казна, Вильям Дойл. Я – аудитор налогового управления. Сколько недоимок числится за вами за последние четыре года?

Толстяк поперхнулся пивом, закашлялся и побагровел. Заискивающе улыбаясь, он старался выдавить из себя слова: «Я же… Ну если так… Послушайте, я вам сейчас все объясню…»

– Успокойся, Билли, – рассмеялся Саксон, опускаясь на противоположный стул, – вечно ты пугался из-за пустяков, потому что всегда чувствовал за собой грешки, маленький плутишка. Ну что ж, неужели у нас не найдутся несколько теплых слов, чтобы поприветствовать старого друга?

Билли Дойл какое-то время непонимающе смотрел на него, а затем недоумение, изумление, испуг промелькнули в маленьких глазках. Он узнал.

– Вульф… Вульф Саксон, черт меня дери. Вот уж кого я не надеялся увидеть. Сколько лет мы не виделись?

– Слишком много, Билли, – вздохнул Вульф.

– Хорошо выглядишь, Вульф. Ты ничуть не изменился.

– Хотел бы я то же самое сказать о тебе. Годы не прошли для тебя даром, малыш Билли.

Дойл пожал плечами и допил пиво. Саксон задумчиво глядел на него. Он помнил Билли худощавым двенадцатилетним парнишкой, подвижным как ртуть. Мускулы у него были небольшие, но выносливость Билли поражала всех. Он продолжал идти, когда крепкие мужчины ломались и падали. Билли не сдавался никогда. А сейчас он превратился в завсегдатая кабачка, лет сорока пяти, обросшего слоем доброго жирка в три пальца толщиной и весившего вдвое больше, чем надо бы. Редеющие волосы по-прежнему были черны, как вороново крыло, но их маслянистый блеск сразу наводил на мысль о краске. Некогда худое скуластое лицо расплылось, округлилось, стало почти поросячьим. Нынешний Билли до смешного похож на своего папашу, пьяницу и бездельника, дни и ночи проводившего за выпивкой и жратвой… если, конечно, появлялись деньги. Одет Дойл, на первый взгляд, неплохо; но менее поверхностный обзор сразу выявлял выцветшую материю, манжеты, обтрепанные от бесчисленных стирок, искусно зашитые прорехи. Вульф грустно отметил про себя, что, видимо, Билли редко улыбается удача.

Тем временем Дойл, хмурясь, косился на старого друга, вынырнувшего из прошлого.

– А ты совсем не изменился, Саксон, ни капельки. Что-то тут не так. Может, ты нашел мага, открывшего секрет омолаживания?

– Да, что-то в этом роде. Но поговорим о другом. Как ты поживал, Билли? Что поделывал все эти годы?

– Жил помаленьку. Ни шатко, ни валко. Знаешь, как бывает с нашим братом…

– Да, понимаю, – Саксон опустил голову, – но пока меня не было, многое изменилось. – Когда я пришел к своему дому, на его месте оказался уродливый особняк. Люди, живущие в нем, даже не слышали обо мне. Я двинулся по старым местам, но никто не мог сказать, где можно отыскать мою семью. Наверное, все уже умерли или уехали отсюда прочь. Ты – первый знакомый, которого я встретил за день.

Дойл осмотрелся, заерзал на стуле и забарабанил пальцами по столу.

– Послушай, – пробормотал он, не глядя на Вульфа, – я бы с удовольствием посидел с тобой и поболтал про старые времена, но сейчас ко мне должны подойти. Дела, понимаешь ли…

– Ты боишься, Билли? – удивленно сказал Саксон. – Но чего? Ведь я твой старый друг. Ты никогда не имел от меня секретов. Или ты уверен, что мне не по душе придутся дела, которыми ты теперь занимаешься?

– Послушай, Вульф…

– Многие вещи здесь мне не нравятся. Я и сам не был святым, совесть даже не мучила меня, когда я обчищал богатый дом. Но есть особый род занятий, который я презирал всей душой, и годы этого не изменили. Билли, скажи, неужели ты якшаешься с похитителями детей?

– Откуда ты взялся, чтобы читать мне проповеди? – рассвирепел Дойл. – Ты даже не догадываешься, что произошло за эти годы. Мир изменился. Здесь всегда было трудно выжить, но сейчас урвать кусок в сто раз сложнее, чем раньше. Надо драться когтями и зубами за каждую монетку и постоянно оборачиваться, нет ли кого за спиной. Попробуй-ка, расслабься, и твое место сразу займет дюжина таких же мерзавцев. Да, у нас торгуют детьми! Их с удовольствием берут бордели, бродячие цирки и… чародеи, слышишь, чародеи! Кто откажется от лишнего заработка, если всего-то нужно утащить с улицы жалкого щенка? А родители только обрадуются тому, что в доме стало одним ртом меньше. Гордость, знаешь ли, довольно дорогая вещь, я не могу себе ее позволить. Денежки идут, а большего мне и не нужно.

– Ты раньше думал иначе, – сказал Саксон.

– Это было давно. Не лезь в мои дела, Вульф, иначе пожалеешь.

– Уж не угрожаешь ли ты мне, Билли?

– А ты подумай сам.

– Ты не поднимешь на меня руку, малыш Билли. Слишком многое мы с тобой пережили вместе.

– Ты меня с кем-то путаешь. Убирайся отсюда, Вульф, ты уже не из наших. Времена изменились, а ты остался прежним… слишком честным.

Он глянул поверх головы Саксона и быстро поднялся. Вульф тоже вскочил и сжал кулаки, приготовившись к бою. Рядом со столиком, подозрительно осматривая его, стояли двое громил. Один из них крепко держал за руку мальчика лет девяти-десяти. Глаза ребенка были мутными, как это бывает у людей, опоенных дурманом. Саксон угрюмо посмотрел на громил – тупые здоровенные гориллы. Он повернулся к Дойлу.

– Не надо, Билли, не опускайся до этого.

– Такова теперь моя работа, Вульф. Не лезь, куда не просят.

– Мы были друзьями.

– Ты сейчас не друг, а ненужный свидетель, – Дойл неожиданно завизжал, указывая на Саксона: – Что вы пялитесь? Перережьте мерзавцу глотку и уберите падаль с глаз долой. За это плачу отдельно!

Один из костоломов выпустил руку мальчика, и тот остался стоять, невидяще глядя в стену. Оба громилы, угрюмо оскалясь, угрожающе надвигались на Саксона. В полумраке таверны блеснули клинки коротких мечей, столь популярных у хейвенских головорезов. Вульф, безоружный шагнул им навстречу. В глазах убийц мелькнуло тупое недоумение – на что рассчитывает этот парень?

– Убейте его! – снова взвизгнул Дойл.

На лице Вульфа появилась странная улыбка. Громила с перебитым носом замахнулся, чтоб разрубить бедного кретина надвое, но Саксон, развернувшись всем телом, ударил кулаком в щетинистую морду. Убийца перелетел через столик и с грохотом влип в стену. Безжизненное тело распласталось по полу, под затылком быстро расплывалась красная лужица. Саксон уже слышал, как свистит, рассекая воздух, меч за его спиной, и едва успел пригнуться. Клинок промелькнул в полудюйме от головы, но прежде, чем громила успел нанести второй удар, Вульф схватил его за руку. Здоровенный костолом напрягал все силы, жилы вздулись на его лбу, однако он не мог сдвинуть меч ни на дюйм. Саксон сжал пальцы, и раздался жуткий хруст, словно переломили сухую ветку. Меч со звоном упал на пол. Лицо громилы залилось мертвенной бледностью. Вульф опустил его, громила, пошатнувшись, отступил назад и вдруг левой рукой выхватил из-за пояса кинжал. Глаза Саксона превратились в узкие щелочки. Страшный удар его кулака был направлен в горло бандита. Вульф почувствовал, как рука погружается в мягкую теплую массу, похожую на тесто. Изо рта убийцы фонтаном брызнула кровь. Несколько секунд труп еще продолжал стоять, а затем тяжело рухнул лицом вперед. Сзади послышался шорох, и Саксон оглянулся. Билли Дойл подкрадывался к нему с обнаженным мечом в руке. Встретившись взглядом с Вульфом, он застыл и выронил оружие. Руки Дойла мелко затряслись.

– Кто ты? – хрипло прошептал он. – Ты Вульф Саксон или бес в его облике?

– Да, я Саксон, и я вернулся. Как видишь, годы и для меня не прошли даром. Я стал быстрее и сильнее. Только вот терпения у меня не прибавилось, скорее, наоборот. И характер остался прежним. Ты бросишь эту работу, Билли. Мальчика я передам Стражам. А тебе лучше уйти.

Дойл слушал Вульфа, окаменев. Кровь отхлынула от его лица. Он облизал слипшиеся губы и со свистом втянул в себя воздух.

– Ты не выдашь меня Стражам, Саксон. Мы же старые друзья, вспомни. Ты не из тех, кто предает товарищей.

– Ты меня с кем-то путаешь, – жестко повторил его фразу Саксон. – Еще один вопрос к тебе, и ты можешь сматываться. Если скажешь правду, получишь полчаса форы, если соврешь – я убью тебя на месте. Где моя сестра, Билли? Где Аннатея?

На бледном лице Дойла появилась нагловатая улыбка.

– Долго бы тебе пришлось ее искать. Она уже не носит это имя. Ищи Дженни Гроув с Громовой улицы. Гроув – такой была фамилия ее муженька, сбежавшего несколько лет назад. Грязный подонок…

– Как пройти на Громовую улицу? Где искать Анну?

– Ты только спроси. Дженни Гроув знают все. Но ты вряд ли обрадуешься встрече. Не я один стал другим за двадцать три года, Вульф. Твоей сестренке очень не везло с тех пор, как ты покинул ее.

– Беги, Билли! У тебя в запасе полчаса. И в будущем тщательней выбирай слова, Вульф Саксон вернулся, и настроение у него неважное.

Дойл, почуяв металл в голосе Саксона, заглянул ему в глаза, и словно невидимая рука разом стерла улыбку с толстых губ. Он понял, что еще никогда не был так близок к смерти, как сейчас. Сорвав с крючка плащ, Билли опрометью кинулся к выходу и лишь на пороге оглянулся назад.

– Ты пожалеешь об этом, Вульф. У меня найдутся друзья, важные люди со связями. Им не понравится твое поведение. Хейвен здорово изменился за время твоего отсутствия. Найдутся люди, которые с удовольствием сожрут тебя живьем.

– Так пришли их ко мне, – усмехнулся Саксон – Я всех приму. Осталось двадцать восемь минут, малыш Билли.

Дверь за Дойлом с грохотом захлопнулась. Вульф обвел взглядом таверну. Завсегдатаи с выпученными глазами молча смотрели на него. Вульф взял мальчика за руку и повел его между столиками. Сняв свой плащ, он набросил его на хрупкие плечи ребенка и посмотрел в окно. По стеклу бежали струйки дождя. Саксон еще раз оглядел таверну и вежливо поклонился всем присутствующим.

– У вас пять минут, господа, чтобы выйти через заднюю дверь. Потом я поджигаю дом.

Он передал мальчика констеблю, наблюдавшему за работой пожарной бригады, пытавшейся сбить пламя. Дождь не давал огню распространиться, но «Мартышка» была обречена. Время от времени что-то рвалось внутри, и вверх взлетали ревущие красные языки. Вульф наслаждался этим спектаклем, пока не рухнула крыша, а затем, не оглядываясь, пошел в направлении Громовой улицы.

Он ничего не знал об этой части Северной окраины, только слышал, что репутация у нее неважная даже по здешним меркам. Минуло двадцать три года, и Саксон уже не мог доверять своему опыту. Но голос крови звал его, и Вульф упрямо углублялся в самое сердце трущоб. Чем дальше, тем грязнее и уже становились улицы, неопрятные и дряхлые дома, и Саксон был почти рад, что густая пелена дождя скрывает от него эту неприглядную картину. Сердце терзали сомнения: о чем хотел сказать Дойл, намекая на перемены, произошедшие с Аннатеей? Почему она, выходя замуж, сменила не только фамилию, но и имя? Неужели ей приходится скрываться?

Лишь много позже Вульф понял, что Аннатея скрывалась от него.

Громовая улица проходила через Чертов Крюк, рабочий квартал, выросший вокруг доков. Для тех, кто катится по наклонной плоскости, Чертов Крюк представлял собой последнее пристанище перед могилой. К нужде и нищете здесь привыкли так же, как к пыльному воздуху и зловонным кучам отбросов на улицах. На Громовой улице приходилось смотреть в оба, и Саксон подозрительно косился на каждого, кто слишком близко подходил к нему. Он без труда нашел нужный дом – убогую, ветхую развалюху, покрытую грязными потеками. В таких домах обычно ютятся целыми семьями в одной комнате, и никому не приходит в голову жаловаться. Но как здесь могла очутиться Аннатея? Он спрашивал у случайных прохожих, называл имя Дженни Гроув, и ему указали этот дом и комнату в конце коридора на втором этаже.

Войдя в заплеванную прихожую, Вульф наткнулся на четырех парней, сидевших на лестничных ступеньках и загораживающих путь. Молодые крепкие бездельники, чьим любимым занятием было отравлять жизнь другим. Весь район они рассматривали как свою вотчину, и горе чужаку, случайно попавшему к ним в лапы. В лучшем случае его могли сильно избить. Но сегодня этим ребятам не повезло – Саксон не был расположен к такого рода играм. Он шел прямо на них, спокойно улыбаясь, и все четверо зашевелились. Самый старший, которому едва исполнилось двадцать лет, нагло ухмыльнулся Вульфу. На пальце у него тускло поблескивал дешевенький желтый перстень, и он чистил ногти кончиком длинного острого ножа.

– Как ты думаешь, приятель, где ты находишься?

– Я здесь, чтоб повидать свою сестру, – ответил Саксон. – А в чем дело?

– Вот оно что? Впрочем, это не имеет значения. Ты не здешний, приятель, наши не носят такого прикида. Ты чужак. А здесь территория Змеенышей. Мы – Змееныши. Если хочешь шляться там, где мы живем, заплати за удовольствие. Считай это особым местным налогом.

– И сколько надо платить?

– Все что у тебя есть, приятель, а больше нам и не надо.

Парень лениво поднялся на ноги, поигрывая ножом. Вульф схватил его одной рукой за горло и поднял в воздух. У Змееныша глаза вылезли из орбит, ноги беспомощно заболтались над полом. Он попытался взмахнуть ножом, но Вульф швырнул его, как котенка, через всю прихожую. Парень врезался в стену и остался лежать без движения. Остальные Змееныши мгновенно вскочили с лестницы.

Но, как только Саксон начал подниматься, один из них выхватил длинную цепь и замахнулся на Вульфа, целясь ему между глаз. Двое других вытащили ножи. Саксон уклонился от удара и пнул нападавшего в живот. Тот кувырком полетел на пол и уже не поднялся. Из его рта сочилась струйка крови.

Повернувшись, Вульф схватил левой рукой третьего противника за кисть, сжимавшую нож, а правой врезал четвертому в грудь. Ребра глухо хрустнули, и парень с криком боли покатился по полу. Неожиданно тот, кого Саксон удерживал за руку, вцепился ему зубами в плечо. Резким движением Вульф сломал ему шею и отбросил обмякшее тело прочь.

Последний из Змеенышей с громкими стонами пытался отползти в сторону. Саксон наклонился, сгреб его за шиворот и легко поднял в воздух так, что их лица оказались друг напротив друга. На лбу у мальчишки выступил пот, зубы застучали.

– Кто ты?

– Я Саксон. Вульф Саксон. Меня не было, но сейчас я вернулся и хочу видеть мою сестру. Если кто-то попытается подняться и помешать нашей встрече, ручаюсь, я смогу убедить его, что это не самая удачная мысль. Тому, кто рискнет побеспокоить нас, сильно не поздоровится.

Он отпустил Змееныша и, не оглядываясь, пошел наверх. На втором этаже царил полумрак. Свет с трудом пробивался сквозь невыразимо грязные окна. На дверях, покрытых старой шелушащейся краской, были вырезаны номера. Когда-то номерки здесь привинчивались, но неизвестные воришки давно ободрали их, надеясь выручить хоть жалкие гроши. Если какая-нибудь вещь в Чертовом Крюке не прикреплялась намертво к своему месту или не охранялась, она считалась ничьей.

Вульф подошел к нужной двери и вдруг замер в нерешительности. Полно, да хочет ли он увидеть, в кого превратилась за эти годы, маленькая Анна? Каким замечательным парнем был Билл Дойл – смелым, надежным, гордым. Саксон опустил голову. Его сестру зовут Аннатея, а не Дженни Гроув. Лучше всего повернуться и уйти, чтобы не осквернить хранящийся в памяти светлый образ. Вульф сжал кулаки, отгоняя искушение. Нет, он должен знать! Что бы ни случилось, это его семья, возможно, он сможет чем-нибудь помочь. Саксон настойчиво постучал в дверь. В комнате послышались неуверенные шаги.

– Кто там? – спросил испуганный голос. Ледяная рука сжала сердце Вульфа. Голос явно принадлежал пожилой женщине.

– Это я, Анна, – неожиданно хрипло ответил Саксон. – Это я, твой давно исчезнувший братик Вульф.

За дверью наступила тишина. Затем заскрипели отодвигаемые засовы, и перед Саксоном появилась женщина средних лет с изможденным лицом, одетая в грязный рваный халат. Седеющие волосы были собраны в тугой пучок на затылке. Никогда прежде Вульф не встречал ее. Внезапно волна радости нахлынула на Саксона. Конечно, он ошибся. Надо поскорее извиниться перед старой леди за беспокойство и уйти. Но готовые сорваться с языка слова застряли у него в горле. Женщина наклонилась вперед и дрожащей рукой дотронулась до Вульфа. Лицо ее выражало неописуемое изумление.

– Господи, Вульф, неужели это ты?

– Аннатея?

Женщина печально улыбнулась.

– Уже много лет никто не называл меня так. Войди, Вульф. Войди и расскажи, зачем ты покинул нас когда-то?

Она отступила в сторону, приглашая Саксона, пытающегося найти хоть какие-то слова в ответ, и закрыла за ним два тяжелых засова. Стоя посреди комнаты, Саксон растерянно озирался по сторонам. Вокруг было чисто, насколько вообще чистота возможна рядом с доками; мебель, хотя и обшарпанная, все же казалась слишком респектабельной для Громовой улицы.

Женщина указала на один из дряхлых стульев, стоящих у стены, а когда Вульф уселся, опустилась в стоящее рядом кресло. В тишине было слышно, как потрескивают ее суставы, словно сырые дрова в огне. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Саксон искал и не находил в старом морщинистом лице знакомых черт его сестрички.

– Я слышал, ты вышла замуж, – произнес он наконец.

– Да, за милого Робби. Помнишь, такого веселого, непоседливого, полного великих планов. Порой мне кажется, я вышла за него замуж, потому что он напоминал тебя. Мне не следовало так поступать, но я была совсем одинока, а он слишком настойчив. Робби сбежал через двенадцать месяцев. Как-то утром я проснулась, а его уже нет рядом. Оставил мне только коротенькую записку, в которой благодарил за все. Я больше никогда не видела муженька, да и не очень хотела этого. Деньги у меня кончились, а после Робби мне пришлось выплатить за него много долгов. Но я рассчиталась со всеми.

– Подожди, – прервал ее Саксон, – почему семья не помогла тебе?

Дженни Гроув мрачно покачала головой.

– Я думала, ты знаешь. Все умерли, Вульф. Ты разбил сердце мамы, когда исчез, не сказав нам ни слова. Отец потратил много денег на твои поиски, но все оказалось напрасным. Вскоре мама умерла. Она никогда не отличалась здоровьем. Папа таял на глазах и через год последовал за ней. Георг и Курт ушли в солдаты. Георг вступил в армию, а Курт стал наемником. Помнишь, они вечно спорили друг с другом. Пятнадцать лет назад братья погибли в бою, сражаясь один против другого. Я осталась одна. Долгое время меня поддерживала надежда, что ты вернешься, а потом и она угасла. Наступило отчаяние. Зачем ты это сделал, Вульф? Как ты мог так поступить? Мы все гордились тобой. Как ты мог покинуть нас?

– Я не виноват, – пробормотал Саксон, – я угодил в колдовскую ловушку. Лишь сегодня мне удалось освободиться. Вот почему я не постарел. Для меня двадцать три года проскользнули, как один день.

– Зачем ты пошел воровать? – спросила Дженни. – Ты же бросил это дело. Ты обладал здоровьем, властью, общественным положением. Зачем тебе понадобились несчастные гроши?

– Прости меня.

Она устало посмотрела на него, и Вульф не смог выдержать ее взгляда и отвернулся. Повисло тяжелое каменное молчание.

– Почему… ты Дженни Гроув? – спросил Саксон, чтобы хоть что-нибудь сказать. Женщина пожала плечами.

– Ты вытащил нас из Северной окраины, показал лучшую жизнь. Теперь я жалею об этом. Трудно возвращаться в грязь, если ты повидал прекрасный мир. Аннатея, счастливая и жизнерадостная, превратилась в призрак, который следовало побыстрее забыть, чтобы не сойти с ума. Так я стала Дженни Гроув, жалкой тварью, которой не о чем вспомнить.

– А друзья? Неужели они не могли помочь?

– Друзья? Ты бы удивился, как быстро исчезают друзья, когда нет денег. После тебя осталось также немало врагов, готовых отыграться на нас за то, что вытерпели от тебя. Те, кого мы считали почти членами семьи, перестали даже разговаривать с нами. Их трудно винить за это, из-за твоего исчезновения и они оказались в тяжелом положении. Но не все отвернулись от нас. Билли Дойл – ты помнишь Билли? – помог мне выплатить долги Робби и начать жить заново. Но я его в конце концов прогнала. Он был частицей прошлого, которое я хотела забыть. Милый Билли, кажется, он любил меня. Помнишь ли ты Билли?

– Помню, – вздохнул Саксон. – Это он направил меня сюда.

– Как мило с его стороны.

– Да, очень. Он сказал, будто… все знают тебя. Чем ты занимаешься теперь?

– Я гадаю на картах, предсказываю будущее… и так далее. Папа бы меня не одобрил, но на жизнь хватает. Я просто говорю людям то, что они хотят услышать, и все уходят довольные. У меня даже есть постоянные клиенты.

Саксон невольно улыбнулся.

– Странное занятие, но не самое плохое. Из слов Билли мне показалось, будто ты… ну…

– Сделалась ночной пташкой? Да, я зарабатывала и этим, пока не стала слишком старой. Тогда я решила, что провожу слишком много времени в постели, и взялась за карты. Что тебя так потрясло, Вульф? Почему у тебя такой убитый вид? Не огорчайся, в Северной окраине найдутся профессии и похуже. Зачем ты пришел, Вульф? Что тебе от меня нужно?

Саксон поднял голову.

– Ты моя сестра.

– Я Дженни Гроув. Аннатея Саксон умерла много лет назад. Уходи, Вульф. Нам не о чем больше разговаривать. Лучше всего просто забыть друг друга. Уходи, Вульф, прошу тебя.

Саксон медленно поднялся. Он чувствовал себя словно заживо погребенным.

– Я добуду денег и принесу тебе. Я еще вернусь, Анна. До свиданья.

– Прощай, Вульф.

Больше ничего не было сказано. Саксон, не оборачиваясь, пошел по коридору, а Дженни захлопнула дверь и, прижавшись лбом к дубовым доскам, зарыдала.

Спускаясь по лестнице, Вульф не слышал ее рыданий. Брови его тяжело сошлись к переносице. Должен же найтись хоть кто-то, кто обрадуется возвращению друга. Надо поискать среди тех, с кем когда-то начинали путь к успеху. Неожиданно он улыбнулся. Конечно же, Ричард Андерсон. Молодой Ричард вступил в Партию Реформ двадцать три года назад и кроме Вульфа в него не верил никто. Саксон поддерживал пылкого честолюбивого юношу, стремящегося перевернуть мир, помогал ему деньгами и советом. В самом деле, в политических играх Андерсон выказал смекалку, интуицию, мертвую хватку. Если кто-то и мог добиться успеха за время отсутствия Вульфа, то только Ричард. Теперь он, должно быть, важная фигура, так что найти его не составит труда.

Подойдя к повороту ступенек, Саксон посмотрел вниз и замер. В прихожей угрюмо сидели человек одиннадцать, одетые в такие же лохмотья, какие он видел у тех Змеенышей. Все-таки последний из четверки созвал своих дружков для расправы. Что ж, тем хуже для них! В руках у бандитов были ножи, дубинки, цепи. Змееныши, словно стая голодных волков, следили за каждым движением Саксона. Вульф зловеще улыбнулся.

– Ладно, ребятки. Сегодня мне не повезло, но кое-кому из вас не повезет еще больше.

Он сбежал по ступенькам и бросился на толпу, как разъяренный лев набрасывается на обнаглевшую свору шакалов. Двое Змеенышей, не издав ни звука, упали под его страшными ударами, лицо третьего мгновенно превратилось в кровавую кашу, четвертый корчился на полу, выхаркивая кровь. Вокруг Саксона свистели цепи, сверкали кинжалы, но Вульф был словно заколдован. Он двигался с невероятной быстротой, и каждый его удар разил насмерть. Саксон мелькал в толпе Змеенышей, подобно злому духу, неуязвимому для оружия смертных. Упоенный яростным боем, Вульф схватил одного из нападавших за ноги и принялся молотить этой живой дубиной направо и налево. Тот некоторое время вопил, а затем умолк. Пол стал скользким, под ногами хрустели обломки костей, стены были густо забрызганы кровью. По всей прихожей валялись изуродованные, обезображенные тела. Трое оставшихся Змеенышей в ужасе пустились прочь. Вульф швырнул им вдогонку тело их товарища и, тяжело дыша, осмотрелся вокруг. Он был один среди хаоса боли и смерти, который посеял сам. Саксона охватила бешеная жажда излить на кого-нибудь всю свою боль и ярость, накопившиеся за этот день. С удивлением Вульф обнаружил, что даже не устал. Пребывание в Портрете изменило его человеческую природу. Сражаясь, Саксон терял рассудок, превращался в безжалостную, совершенную машину убийства, равнодушно перемалывающую кости своих жертв. Словно силы, накопленные за двадцать три года, жадно стремились вырваться наружу. Теперь ни один человек не смог бы сравниться с Вульфом в бою. С трудом овладев собой, Саксон посмотрел на окровавленные тела, усеявшие прихожую, и угрюмо улыбнулся. С возвращением, милый Вульф, добро пожаловать в родной город! За время его отсутствия Хейвен скатился в преисподнюю, но он пинками загонит жителей в нормальную жизнь.

Саксон вышел из дома и отправился на поиски Ричарда Андерсона.

– Здорово, Ричард, – произнес Вульф, – извините, господин Советник Андерсон. Ты в самом деле пошел в гору.

Он откинулся в кресле и отхлебнул из хрустального бокала. Вино издавало великолепный аромат, почти перебивавший резкий запах крови, пропитавшей одежду Саксона. Но Андерсон, казалось, не замечал расплывшихся темных пятен на плаще. Вульф внимательно осматривал кабинет, когда-то принадлежащий ему, лидеру Партии Реформ, одному из главнейших Советников. Теперь обновленный, заново обставленный и окрашенный кабинет смотрелся в сто раз лучше. Даже картины появились на стенах. Вульф вспомнил, что при нем здесь был только портрет лидера Консервативной партии, служивший ему мишенью для метания ножей. Саксон вздохнул. Гляди-ка, тут теперь даже пушистый ковер. Он перевел взгляд на своего собеседника и нахмурился.

Перед ним сидел не старина Ричард, а Старший Советник Андерсон, высокий, красивый мужчина лет сорока пяти, одетый с неброской роскошью, присущей истинному аристократу. В этом кабинете Саксон особенно остро ощутил, что его наряд вышел из моды почти четверть века назад. Лицо Андерсона выражало вежливое равнодушие, типичное для политика; невозможно было догадаться, о чем он думает, встречая старого друга и соратника, вернувшегося из-за грани небытия через столько лет. Только легкое беспокойство иногда мелькало в холодных серых глазах.

– Что с тобой случилось, Ричард? – спросил Вульф наконец. – Зачем ты примкнул к Консервативной партии? Ведь ты был даже большим реформатором, чем я. Мне вечно приходилось охлаждать твою горячую голову; ты кричал, что мы губим дело своей медлительностью. Что же с тобой произошло?

– Я повзрослел, – спокойно возразил Андерсон. – А что случилось с тобой?

– Долго объяснять. Расскажи мне, как дела у наших? Не все же сделались консерваторами? Как поживает Каррера?

– Теперь он старик, ему уже шестьдесят один, кажется. За двадцать лет дважды подряд проиграл на выборах и оставил политику. Теперь держит лавчонку в Истсайде.

– А Говард Килронан?

– Открыл таверну на постоялом дворе у Черных Грузчиков.

– А Аарон Куни? Патрик?