Подземелья Хейвена Грин Саймон

Изабель кивнула и с обнаженным мечом подошла к двери. Чуть-чуть приоткрыв ее, она выглянула в коридор, затем, обернувшись к Хоку, отрицательно покачала головой. Тот со вздохом облегчения рухнул в ближайшее кресло.

– Господи, как я устал!

– Не смей даже думать об этом! Здесь не место для отдыха, – безжалостно заявила Изабель. – У нас нет времени. Дело еще далеко не закончено. Наш первоначальный план основывался на внезапности, но мы проиграли. Что же остается делать? Убраться отсюда к дьяволу, явиться в городской Совет и сообщить о провале? А может, осмотримся и подумаем, нельзя ли прикончить террористов одного за другим?

– Нет, – отрезал Хок, – Мы не пойдем на такой риск. Если они испугаются, то перебьют всех заложников. Это в обычае террористов. Однако, с другой стороны, нам надо проскорее выяснить, что тут творится. – Он нахмурился и задумчиво потер подбородок. – Знаешь, похоже, мы последние из Дружины Молота. Барбер и Макреди мертвы. Винтер куда-то удрала, а Шторм сидит где-то далеко, и помощи от него лучше не ждать. Обстоятельства явно не в нашу пользу.

– Как обычно, – улыбнулась Изабель. – К тому же, где-то поблизости находится Саксон, как я полагаю. Он ведь исчез во время схватки.

– Да, – фыркнул Хок. – Саксон очень не помешал бы нам, если дело дойдет до драки. Совсем как я в мои лучшие годы. Видимо, для него не прошло даром время, проведенное в Портрете Мессермана. Надеюсь, он больше не будет бросаться на людей, отрывая от них куски мяса, и вообще, не вернется к прежнему состоянию. Иначе плохо придется всем.

– Не знаю, не знаю, – усмехнулась Изабель. – Кровожадный маньяк-людоед, шляющийся по коридорам, немногим лучше террористов.

Хок выразительно взглянул на жену, и она рассмеялась.

– Понимаю. Не стоит искушать судьбу, хочешь ты сказать. Ладно, поднимайся и пойдем.

Хок, страдальчески морщась и охая, выбрался из кресла. Стражи, держа оружие наготове, открыли дверь и бесшумно выскользнули в удивительно пустой и тихий коридор. Такая же тишина царила и на четвертом этаже. Хок хмурился, его пугало и настораживало отсутствие патрулей. Мэдиган слишком опытен, чтоб пренебречь элементарными мерами предосторожности. Уже не скрываясь, они бежали по коридорам, охваченные внезапным предчувствием опасности, и эхо их шагов гулко отдавалось в безмолвном здании. Повернув за угол, Изабель чуть не упала, споткнувшись о тело наемника. Труп лежал на спине, рука откинулась в сторону, пустые глаза неподвижно смотрели в потолок. Хок быстро опустился на колени перед телом, а Изабель тревожно поглядывала по сторонам.

– Это работа Саксона? – спросила она.

– Не похоже, – покачал головой Хок, поднимаясь на ноги, – я не вижу ни одной раны, никаких следов насилия. Тут поработала магия.

– Наверное, Шторм пробился сквозь защиту Дворца и решил нам помочь?

– Нет, тогда он сперва обратился бы к нам. Единственный маг, который мог сделать это, работает на Мэдигана.

– Ты полагаешь, – удивленно проговорила Изабель, – что он внезапно раскаялся и решил выйти из игры?

– Может быть, – вздохнул Хок, – думаю, нам надо заглянуть в Главную Палату, посмотреть, какие дела творятся там. У меня очень скверные предчувствия на этот счет.

Они со всех ног бросились дальше по коридору. На пути им все чаще встречались неподвижные тела. Подбегая к Главной Палате, Стражи уже не опасались, что их кто-то услышит. Трупы наемников усеяли пол, и им приходилось выбирать место, куда поставить ногу. Дверь в зал была распахнута настежь, и казалось, оттуда вязким потоком разливается по Дворцу мертвая тишина. Проникнув в Палату, Хок и Изабель замерли, пораженные открывшимся зрелищем. Мертвецы распластались на ковре, заложники вперемежку с наемниками, переплетя руки в последнем предсмертном объятии. Ни один шорох не оскорблял мрачное безмолвие зала. Хок осмотрел несколько тел, никто не подавал признаков жизни, не было и следов, по которым Хок мог бы догадаться о причине их гибели. Среди трупов им не удалось найти Мэдигана и его людей. Неожиданно Хок почувствовал легкое прикосновение к плечу и, обернувшись, увидел Изабель, молча указывающую в дальний угол комнаты. Там лежали оба Короля, бессильно свешиваясь через подлокотники тронов.

– Теперь будет война, – деревянным голосом произнесла Изабель. – Мы проиграли, Хок. Мы сделали все, что могли – и все впустую. Зачем они так поступили? Зачем убили всех?

– Не знаю, – проронил Хок. – Ясно одно: дело принимает совершенно непонятный оборот. Мэдиган никогда не интересовался деньгами, которые он потребовал за освобождение заложников. Очевидно, у него имелись свои тайные планы, заложники были лишь ширмой, чтобы мы не догадались о его истинных намерениях.

– Но зачем же была убивать всех? – снова спросила Изабель, – ведь они погубили даже своих. Это бессмысленно!

– Мэдиган ничего не делает зря, он не дурак и не сумасшедший. Просто…

«Хок! Фишер! – голос Шторма взорвался у них в голове, словно удар грома, – слушайте меня! Немедленно бегите в подвал! Там что-то происходит. Нечто ужасное».

– Хуже не будет, – ответил Хок, – нам хватает собственных проблем. Короли и заложники мертвы.

«Забудьте о них! Там внизу Жрец приступает к совершению древнего забытого ритуала. Теперь я понял, зачем он понадобился Мэдигану: Жрец не только чародей, но и шаман».

Изабель взглянула на Хока:

– Что такое шаман?

– Особый род колдунов. Кажется они возятся с заклинаниями духов, общением с животными, с умершими и так далее. Шторм, да объясни ты толком, что именно происходит в подвале? Это часть задуманного Мэдиганом плана?

«Да. Он собирается открыть дверь в Неведомое».

– Что?

«Бегите же, черт вас возьми! Скорее в подвал, пока не поздно. Там на небесных полях, начинается буря, и звери воют, воют…»

Внизу в подвале Жрец, стоя на коленях, вычерчивал мелом на полу голубую пентаграмму. Глен и Элеонора Тодд с интересом следили за ним, в то время как Мэдиган, стоя несколько в отдалении, изучал сырые стены подземелья. Горн нервно расхаживал взад вперед у лестницы, нетерпеливо хмурясь. Он не очень-то доверял Жрецу с его заклинаниями. Мэдиган несколько раз объяснял Горну свой план, но наемник так и не смог уяснить его до конца. Вообще он с подозрением относился к магии. Плохо, что они зависят от маловразумительного колдовского бормотания, которое якобы способно разрушить Хейвен, но еще хуже то, что они зависят от Жреца, этого прожорливого детоубийцы с бегающими глазками. Шаману можно верить, лишь пока он находится на расстоянии, равном длине меча.

В Главной Палате все было по-другому. Тогда их всех переполняла радость, уверенность в своих силах и в правильности плана Даниеля. Но здесь, в мрачном подвале, освещенном лишь тусклой лампой, душу террориста разъедала ржавчина сомнений. Горн не любил подземелий, а эта дыра ему особенно не нравилась. Наемник изо всех сил гнал подальше подобные мысли, но они возвращались, как бумеранг. Надо приободриться! Все идет великолепно! Так сказал Даниель, а уж он то понимает, что делает. Горн верил Мэдигану. Иного ему не оставалось, ведь иначе вся жизнь Горна не имела бы ни малейшего смысла.

Горн отвернулся от колдуна и неторопливо побрел вверх по ступенькам. Там, где непроницаемая темнота наседала на тусклый свет лампы, что-то пошевелилось, он был в этом уверен. Черт!

Здесь нет ни одной живой души, кроме них. Проклятые нервы расходились. Ведь Жрец умертвил всех во Дворце, начиная с Королей и кончая крысами в кухонном погребе. На миг в его голове мелькнула леденящая мысль: а вдруг мертвецы, переполнившие Дворец, поднялись и медленно идут на негнущихся ногах к подвалу, чтобы отомстить своим убийцам. Горн потряс головой. Басни, дурацкие сказки! На своем веку ему довелось отправить к праотцам не один десяток людей, и никто из них не приставал к нему после этого. Чтоб оживить труп, нужна сильная магия, а кроме Жреца, колдунов во Дворце нет. Горн глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Еще немного, и ритуал начнется, а там уж никакая сила не остановит вырвавшихся на свободу исчадий ада. Тогда-то свершится его долгожданная месть Аутремеру. Горн злобно взглянул на Жреца, который, скрипя суставами, поднимался на ноги.

– Все готово? – быстро спросил Горн, – Сейчас начнется?

– Почти, – ответил Мэдиган, ласково улыбнувшись, – Горн, сколько ты служишь мне?

Наемник от неожиданности изумленно моргнул.

– Шесть лет. А что?

– Ты всегда исполнял мои приказы, никогда не допускал промахов. Ты принес клятву – все во имя Дела, помнишь?

– Конечно помню, – Горн недоуменно пожал плечами. Ему все меньше и меньше нравились эти вопросы. – От меня требуется еще что-то? Говори.

– Да, друг мой. Я хочу, чтобы ты умер. Прямо здесь и сейчас. Ритуал требует человеческой жертвы.

Горн побледнел, отступил назад, а потом в глазах его загорелся недобрый огонь. Губы сжались в узкую полоску.

– Подожди-ка минутку…

– Все во имя Дела, вспомни!

– Так это совсем другое. Я пошел с тобой, чтоб отомстить за семью; а как я отомщу, если отброшу копыта? Для жертвы вполне сойдет наша девчоночка Глен, он еще учился самостоятельно вытирать нос, когда я сражался за тебя, Даниель!

Мэдиган молча продолжал смотреть на Горна. Наемник попятился назад, переведя глаза на Элеонору Тодд. Она со спокойным презрением выдержала его умоляющий взгляд. Глен казался смущенным. Совершенно по-волчьи оскалившись, Горн резким движением выхватил меч.

– Почему я, Мэдиган? Ведь я служил тебе как собака. Вместе мы прошли через войны, кровь, гонения. Я был готов умереть за тебя.

– Так умри за меня сейчас! – повелительно произнес Мэдиган. – Поверь мне, твоя смерть в этот миг важнее всего для нашего Дела.

– В задницу твое Дело!

Горн повернулся и бросился бежать к лестнице. Мэдиган вопросительно взглянул на Жреца. Колдун улыбнулся и протянул вперед левую руку. В ту же секунду наемник, как подкошенный, рухнул на пол.

Меч, выскользнул из разжавшихся пальцев, зазвенел по каменным плитам. Горн изо всех сил пытался подняться, но словно невидимый капкан мертвой хваткой удерживал его за щиколотки. Шаман сжал руку в кулак, и Горна медленно потащило туда, где синела меловая пентаграмма. Наемник почувствовал внезапную слабость и, взглянув на лицо колдуна, вокруг которого вновь появилось слабое сияние, понял, что Жрец высасывает из него жизнь. Горн забился, закричал, отчаянно дергая ногами, силясь вырваться из невидимых оков. Перед его глазами вновь предстало видение огромного зала, заваленного трупами. Наемник громко завизжал, пытаясь вцепиться ногтями в каменные плиты, но пальцы лишь скользили по шероховатому полу, оставляя чуть заметные царапины. Со стоном Горн извлек из-за голенища кинжал и, извернувшись, метнул его в шамана. Жрец успел пригнуться, и нож, тускло сверкнув в свете лампы, просвистел у самого его уха. Отскочив в сторону, колдун поднял руки, и жизнь Горна, покинув тело наемника, перешла к Жрецу. Крик быстро умолк, заглушенный мрачными стенами подземелья, грудь наемника в последний раз поднялась, с губ сорвался долгий вздох. Труп остался лежать у самого края пентаграммы.

Глен расширенными от ужаса глазами посмотрел на тело, а потом на Мэдигана.

– Я не понимаю. Почему он умер? Он нас предал?

– Нет, – мягко сказал Мэдиган, – Ты же слышал, Элис. Его смерть являлась необходимой частью ритуала. Так же, как твоя и Элеоноры.

– Нет! – неожиданно закричал Глен, – оставь Элеонору! Не знаю, о чем ты говоришь, только прежде я не слышал от тебя ни одного слова об этом. А если бы услышал, знай, я никогда бы не принял участия в твоем проклятом ритуале. Ты с ума сошел, Мэдиган! Пойдем отсюда, Элеонора, спасемся из этого кровавого бедлама. Мэдиган, я ненавижу тебя! Когда-то я верил тебе и думал, будто ты веришь мне.

– Успокойся, Элис! Ни ты, ни Элеонора никуда не уйдете.

Он повернулся к Тодд, и Глен, мгновенно выхватив меч, сделал молниеносный выпад, направленный в сердце Мэдигана. Даниель даже не успел дотронуться до своего меча. Жрец взмахнул рукой, прекрасно понимая, что, пока магия подействует на Глена, тот успеет нанести с десяток ударов. Но почти одновременно с выпадом молодого убийцы в полумраке сверкнул еще один клинок. Тодд, отбив удар Элиса, перерезала ему горло. Глен упал на колени, схватившись руками за шею, словно пытаясь зажать широкую рану, из которой фонтаном брызнула кровь. Его взгляд остановился на Элеоноре, держащей в руке окровавленный меч, и с последним вздохом Глен хрипло прошептал:

– За что?

– Все во имя Дела, Элис, – твердо произнесла Тодд.

Глен свалился на пол лицом вперед. Глядя на распростертое тело, Элеонора покачала головой.

– Я надеялся избежать этого, милая, – вздохнул Мэдиган, обнажая меч, – но ты ему слишком нравилась.

– Да, я знаю, – Тодд вложила клинок в ножны. – Теперь моя очередь, любимый.

– Ты готова?

– Я ждала этого с того самого дня, когда мы впервые заговорили с тобой о Деле. – Она глубоко вздохнула. – Наконец-то мои родители будут отомщены. Начинай, шаман!-велела Элеонора, улыбнувшись Мэдигану. – Не отступай, Даниель, и не грусти. Ты же… никогда не любил меня по-настоящему. Я все понимаю.

Жрец поднял руку, легкое сияние вокруг него вспыхнуло и погасло. Подхватив безжизненное тело Элеоноры на руки, Мэдиган бережно уложил ее на пол.

– Теперь ты, наконец, знаешь. Прости, но в моей жизни не оставалось места для любви к тебе, Нора. – Он взглянул на колдуна. – Для ритуала нужны две добровольные жертвы, не так ли?

– Да, – осторожно ответил Жрец, – она будет считаться первой. Но нужна и вторая, иначе мы старались впустую.

– Не волнуйся, шаман. Я не собираюсь отступать. Просто мне хочется посмотреть на начало ритуала. Слишком долго я ждал этого момента, чтоб не насладиться им. Начинай, а я скажу тебе, когда буду готов.

Жрец пожал плечами и отвернулся. Он занял позицию в центре пентаграммы и быстро забормотал, сопровождая заклинания короткими пассами. Неожиданно его левый висок пронзила резкая боль, лицо вспыхнуло и покрылось холодным потом. Возможно, причиной был спертый воздух подвала. Шаман боялся замкнутых пространств. Он попытался полностью сосредоточиться на сплетении магического кружева заклятий, но знакомые слова древних языков складывались сами собой, не отвлекая сознания.

Синие линии пентаграммы озарились бледно-голубым светом. Воздух над нею сгустился и засиял; казалось, будто пентаграмма окружена полупрозрачными стенками из толстого стекла. Тело жреца сотрясла легкая судорога. Пентаграмма, словно воронка, засасывала в себя чудовищную силу подземелья. Шаман давно изучил эти заклинания, еще с юных лет, когда, будучи мальчишкой, случайно обнаружил в крысином углу старой библиотеки древний полусгнивший фолиант, полный адских тайн, и за это в свое время преданный сожжению. Тот единственный экземпляр уцелел чудом. Прочесть его было практически невозможно, но жрец несколько страниц смог разобрать ценой многодневных усилий. После он многократно повторял их, замирая от открывающихся перед ним перспектив, пока не заучил наизусть, но никогда и подумать не мог, что эти заклинания обретут когда-нибудь плоть и кровь. Впрочем, все пока впереди. Если Мэдиган сыграет в ящик…

Шаман бросил быстрый взгляд на террориста. Даниель, привалившись спиной к стене, неподвижно сидел неподалеку, наблюдая за действиями колдуна. Черт, он действительно решил идти до конца: такие люди, вбив себе что-нибудь в голову, выполняют задуманное полностью. Жрец улыбнулся. Запомнят-то имя его, а не Мэдигана. Когда кошмар кончится и он благополучно выберется с хейвенского пепелища, то станет богат, счастлив и знаменит, как чародей, впервые открывший дверь в Неведомое. Мэдиган стряхнул пот, обильно выступавший на лбу. Тело словно налилось чугуном, и Даниелю пришлось сесть, поскольку ноги уже отказывались служить ему. Яд начинал действовать. Признаки появились несколько раньше, чем ожидалось, но это можно было предугадать. Той дозы вина, которой он потчевал шамана, вполне хватило бы, чтоб отравить десяток человек! Вот почему Мэдиган угостил Жреца благородным напитком. Не мог же он допустить, чтоб чародей остался живым и невредимым, присвоив себе плоды его долгой и упорной работы. Все дальнейшие события станут величайшим триумфом Мэдигана. Его, и только его!

Мэдиган пожертвовал жизнью ради своего Дела, ради разрушения Аутремера, но он понимал, что взвалил на себя непосильное бремя. Когда-то имя террориста было легендарным, но время шло, и прежних кумиров сменяли новые. Славу Мэдигана наперебой оспаривали ловкие, умные, дерзкие соперники. Никто не сомневался в преданности Даниеля Делу, однако вокруг начинали шептаться, будто он стареет, становится медлительным и чересчур осторожным. Но теперь недосягаемая высота для его имени обеспечена. Тысячеустая молва разнесет весть об этом подвиге по всему свету, и перед ним поблекнут величайшие деяния прошлого и современности. Конечно, вспоминать Мэдигана будут как величайшего злодея, чудовищного негодяя. Правительства обоих государств обвинят друг друга в том, что Даниель действовал по их указке, и война станет неизбежной.

Почувствовав на себе быстрый взгляд чародея, Мэдиган усмехнулся. Наверное, шаман думает, что он струсил или оставил себе какую-то лазейку напоследок. Дурак. Мэдиган не боялся смерти. Нет ничего прекраснее смерти в зените славы, а медленно стариться, слабеть, видеть, как от недостатка желания, умения или денег рушатся лучшие планы – что может быть ужаснее! Дело продолжится без него, а это самое главное. Бедная Элеонора так и не поняла, что для него Дело стало другом и женой, настоящей религией, вытеснившей из его души все остальные чувства.

Мэдиган расслабленно наблюдал за действиями шамана. Он не надеялся дожить до момента, когда откроется дверь в Неведомое, но ему хватало и сознания того, что его добровольная смерть поможет разорвать грань между мирами. Жрец проживет лишь немногим дольше. Когда перед шаманом предстанет кошмар, которому он сам помог родиться, колдун даже обрадуется, что не сможет увидеть его полностью. Открывшись раз, дверь в Неведомое останется открытой навсегда, и никто в мире не сможет вновь захлопнуть ее. Никто. Мэдиган улыбнулся и закрыл глаза…

Хок и Изабель бежали по бесконечным коридорам Дворца. Мертвые наемники, разбросанные повсюду, казалось, провожали их взглядом навеки остановившихся глаз. Хок начал было считать трупы, но вскоре сбился со счета. Он яростно хмурился, прыгая по лестнице через три ступеньки на шаг впереди Изабель. Какого черта Мэдигану понадобилось уничтожать и своих и чужих? Хок неплохо знал своеобразные правила чести, существующие среди террористов, но хладнокровное убийство десятков собственных соратников говорило о решительности Мэдигана и необычности его планов, а это пугало Хока гораздо больше, чем горы трупов. Неужели террористу не нужна защита? Хотя бы для того, чтобы избежать постороннего вмешательства в неподходящий момент?

Если так, то Мэдиган и его шаман занимаются в подвале чем-то таким, что уже нельзя остановить после того как начало действию положено.

Подобные мысли не очень-то нравились Хоку. С каждой минутой становилась яснее обдуманность всего плана, точный расчет Мэдигана. Выходит, массовое убийство тоже предусматривалось заранее.

Но зачем? Какую пользу могло принести Мэдигану грандиозное жертвоприношение? Силу? Вполне возможно. Некоторые колдуны для своих заклятий используют похищенную у других жизненную энергию. Но тогда что за ритуал совершает в подвале Жрец, если для него потребовались жизни стольких человек? «Немедленно бегите в подвал! Там происходит нечто ужасное».

Хок и Изабель были уже на втором этаже, когда Изабель неожиданно остановилась и, тяжело дыша, перегнулась через перила. Хок беспокойно взглянул на нее. Обычно он первый сдавался, когда дело доходило до бега на длинные дистанции. К тому же Изабель прекрасно понимала недопустимость малейшей задержки.

– Что с тобой, девочка? – спросил Хок.

– Со мной все в порядке, – бросила через плечо Изабель. – Ты лучше смотри не на меня, а по сторонам. Там, на первом этаже, я заметила какие-то движения у лестницы. Видимо, Мэдиган выставил караул у дверей подвала.

– Ну что ж, – усмехнулся Хок, – тем хуже для них. Мне давно хочется разрубить кого-нибудь надвое.

– Не могу припомнить, когда вас покидало это благородное желание, капитан Хок, – сказала Джессика, выходя из тени. – Как вам удалось спастись? Я жду вас тут целую вечность. Надеюсь, Шторм уже связался с вами? Хорошо, значит вы уже ознакомлены с ситуацией. Все понятно, кроме того, что же, черт побери, все-таки происходит в подвале! Вперед, за мной!

Она повернулась и побежала по коридору, не оглядываясь, чтобы убедиться, следуют ли они за ней. Хок и Изабель, обменявшись быстрыми взглядами, поспешили за Винтер. Хок понимал, что должен что-нибудь сказать, но совершенно не представлял себе, что именно. Когда он в последний раз видел предводительницу Дружины Молота, она со всех ног удирала от преследующих ее наемников. Капитан не осуждал Винтер. Перевес был явно на стороне противника. Джессика сама видела, как лучшего бойца Дружины проткнули насквозь, словно рябчика. Хок тоже был бы не против скрыться с поля боя, но его и Изабель отрезали от двери наемники.

Джессику мучительно терзал не столько пережитый ею страх, сколько то, что другие видели, как она испугалась. Это могло в дальнейшем повлечь крупные осложнения. Люди, презирающие опасность, острее прочих переживают внезапно проявленную слабость. Винтер всегда гордилась своим спокойствием, расчетливой отвагой, и подобная пощечина самоуважению жгла ее точно огнем. Хоку и прежде приходилось встречать людей с похожим характером. Постоянные успехи выработали у Джессики особый вид отваги, характерный для людей, которым нечего бояться. Оказавшись действительно в невероятном положении, она пала духом и растерялась, утратив свою внешнюю невозмутимость. В Главной Палате Винтер впервые за долгое время потеряла контроль над событиями, превратившись из наступающей стороны в сторону разбитую и гонимую. Чтобы избавиться от гнетущего чувства, Джессика начала говорить с Хоком и Изабель, даже на оглядываясь на них.

– Я думала, что только мне удалось остаться в живых из всей Дружины. Мне удалось оторваться от преследователей лишь на первом этаже, и они еще долго искали меня. Я придумала план, чтобы благополучно выбраться из Дворца. Я обязана была сообщить в городской Совет, что наша миссия провалилась и на нас больше нечего рассчитывать. А потом… произошли очень странные вещи. После нашего чудесного спасения из Преисподней я из чисто суеверных побуждений надела на себя талисман, выданный мне как командиру Дружины. Я подумала, что, возможно, потребуется защита от магического воздействия, а такие талисманы отлично помогают в подобных случаях. Когда я уже выбиралась из Дворца, талисман почему-то засиял, и все здание словно содрогнулось. Каким бы сильным ни было колдовство, со мной ничего не произошло. Вскоре сияние погасло, но я решила немного подождать и обдумать свои дальнейшие действия. Неожиданно ко мне обратился Шторм и передал что Макреди уже мертв, вы еще живы, а наша миссия далеко не закончена.

– А Шторм не объяснил тебе, чем именно занимается Мэдиган в подвале? – спросила Изабель.

– Нет. Сказал, будто Жрец там совершает какой-то ритуал. Но это не важно. Мы остановим их. Пусть даже Короли мертвы, мы должны отомстить за них.

– Думаю, дело гораздо сложнее, – задыхаясь, выговорил на бегу Хок, – Шторм предупредил, что планы Мэдигана угрожают всему городу.

– Шторм любит преувеличивать, – бросила Джессика, – в Хейвене полно могущественных магов, помимо обитателей Улицы Богов. Каждый из них обладает в десять раз большей властью, чем Жрец, недоучка и шарлатан. Неужели он сможет создать нечто, с чем не справятся все маги города?

– Хороший вопрос, – произнесла Изабель, – но если мы не окажемся в подвале вовремя, боюсь, не получим ответ на него.

Винтер лишь фыркнула, однако ускорила шаги. Хок и Изабель с трудом поспевали за ней. Джессика бежала впереди, потому что боялась, как бы эти Стражи не увидели ее лица, на котором еще не исчезли следы слез. Предводительницу Дружины Молота терзали стыд и досада на себя. Ей и раньше доводилось испытывать страх, но такого, какой накатил на нее во время бегства из Главной Палаты… Дело было не в количестве гнавшихся за ней наемников, хотя и это сыграло свою роль. Нет, сильнее всего ее поразило то, как неожиданно быстро убили Барбера, лучшего бойца в Дружине, который владел оружием намного лучше самой Винтер. А потом куда-то исчез Саксон. Хока и Изабель прижали к стене, Макреди глупо топтался в углу. В ту минуту Джессикой владела одна мысль – бежать, спастись, скрыться отсюда, выжить!

Она спряталась от преследователей в старой кладовой и зарылась в кучу тряпья. Винтер постоянно твердила себе, что должна остаться целой и невредимой, чтобы потом рассказать все городскому Совету. Но когда наемники удалились, Джессика не смогла заставить себя выбраться из безопасного укрытия. Долго лежала она в темноте, сжавшись в комок, теребя в руках спасительный талисман. Только спустя какое-то время Шторм вызвал ее и сообщил, что Хок и Изабель живы, наемники мертвы и ей уже можно покинуть убежище. Винтер поняла: теперь она не одна, теперь появился шанс отомстить. К чертям Жреца и Мэдигана, совершающих свой глупый обряд, она убьет обоих! Эти мерзавцы заплатят за смерть Королей и за пощечину, нанесенную ее чувству самоуважения и уверенности.

Джессика мчалась, глядя прямо перед собой, крепко стиснув зубы. Никто не должен видеть страх на ее лице. Она – командир отряда, и она должна приказывать.

Обнажив меч, Винтер быстро и бесшумно скользнула вниз по лестнице, ведущей в подвал. Хок и Изабель осторожно крались за нею. Хоку казалось странным, что Джессика не спешит поделиться с ними своим планом атаки. Обычно она шага не могла ступить, не выработав ту или иную хитроумную комбинацию. Наверное, теперь у нее наконец-то нет никакого плана, но Хока вовсе не огорчал подобный пробел. Капитан не очень-то любил педантов, загоняющих жизнь в окостеневшие схемы и пытающихся подчинить реальность тупым инструкциям. К тому же в подвале, по словам Шторма, оставался только один боец – Мэдиган. Выходит, у них тройной перевес в силах. Но с другой стороны, боевое искусство Мэдигана славилось в обоих Королевствах, а рядом с Даниелем находился маг, с пополненной, благодаря украденным жизням, колдовской энергией огромной мощи. В таких условиях лобовая атака представлялась сомнительной. Хок предпочел бы подкрасться к голубчикам сзади и угостить их ударом топора, до того как те успеют опомниться, иначе можно нарваться на неприятные сюрпризы.

Там, где лестница поворачивала перед входом в подвал, Винтер остановилась. Хок и Изабель замерли у нее за спиной. Из подвала не доносилось ни звука, лишь странное голубоватое сияние играло на последних ступеньках. Джессика, задумчиво взглянув на мерцающий свет, медленно двинулась вперед, прижимаясь спиной к стене и ловко прячась в густой тени. Стражи, безмолвные словно призраки, последовали за ней. Осторожно высунув голову из-за угла, Хок заглянул в подвал, и, когда глаза его привыкли к полумраку, он в удивлении застыл как статуя. Жрец стоял в центре сияющей пентаграммы. Они опоздали, ритуал уже начался. Голубой свет пентаграммы, падая на кожу Жреца, придавал ему совершенно мертвенный вид. Между лестницей и пентаграммой лежали мертвые тела Глена и Элеоноры. Мэдиган сидел на полу, привалившись к стене, устало закрыв глаза. Хок на секунду подумал, будто террорист тоже мертв, однако в следующую секунду заметил, как у того чуть заметно вздымается и опускается грудь. Жаль, подумал Хок, так было бы проще. Изабель, увидев Мэдигана, недоуменно взглянула на мужа. Хок пожал плечами. Возможно, негодяй просто уснул. Денек сегодня выдался не из легких. Воздух в подвале был настолько тяжелым и неподвижным, что казалось, малейшее движение или звук разобьют его как стекло. Голубоватые блики перебегали по стенам, и они словно шевелились, угрожающе надвигались на горящую посередине пентаграмму. Всюду играли причудливые тени, возникающие ниоткуда, похожие на чудовищно искаженные тени животных. Жрец начал говорить на неизвестном языке, но голос его раздавался глухо, точно издалека. Шаман медленно поворачивался в круге справа налево, против движения солнца, от света к тьме. Хок разглядел, что глаза его были плотно закрыты. Возможно, маг сделал это, чтобы сосредоточиться, а возможно, чтобы не увидеть открывающегося ему зрелища. Хок сделал шаг вперед и вдруг почувствовал, как волосы шевелятся у него на голове. Подземелье наполнилось зыбкой дрожащей дымкой, стены изгибались и вытягивались, фигуры Жреца и Мэдигана отодвигались куда-то в бесконечность. Изабель схватила Хока за руку и потянула назад. В последний раз оглянувшись на подвал, Хок вернулся за Джессикой и Изабель в спасительную тень у двери.

Там, укрывшись за угол стены, он наклонился к Винтер и произнес, снизив голос до едва различимого шепота:

– Нам надо срочно что-то предпринять. Здесь происходит нечто ужасное, и работают эти двое весьма быстро.

– Открываю совещание, капитан, – торопливо ответила Джессика. – Чтобы помешать ритуалу, необходимо обезвредить Жреца, но пока он в центре пентаграммы, нам до него не добраться. Окружающая его магия отшвырнет нас, если мы попробуем приблизиться к нему.

– А твой талисман? – спросил Хок.

– Его, к сожалению, можно использовать лишь один раз.

– Ерунда, – возразила Изабель, – Хок неплохо умеет бросать топор. Он может за двадцать шагов отсечь крыло мухе. Верно, Хок?

– Почти, – вяло согласился капитан, – на мой топор наложено заклятье, позволяющее пробить любую магическую защиту, но я должен подойти поближе. Для такой дистанции топор слишком тяжел. И можешь быть уверена, стоит сунуть нос в подвал, Мэдиган мгновенно окажется на ногах и изрубит нас как капусту. Он сильный боец, Джессика. Очень сильный.

– Мы справимся и с этим, – уверенно заявила Винтер, – ты подойдешь поближе к Жрецу, а мы вдвоем задержим Мэдигана.

– Верно, – подтвердила Изабель, – мы убьем Мэдигана, убьем колдуна и уберемся отсюда. По-моему, все очень просто.

– Боюсь, что нет, – раздался спокойный голос Мэдигана. – Хороший план, он мог бы сработать. Вы действительно должны прикончить Жреца, иначе, я даже думать боюсь, что произойдет с городом, если ему не помешать. Но сначала вам надо перешагнуть через меня. Однако знайте, никто из вас не способен на это.

Мэдиган твердо стоял на ногах, глядя на Винтер с улыбкой, напоминающей оскал трупа. Лицо его было смертельно бледным, но рука террориста, сжимавшая длинный тяжелый меч, совсем не дрожала.

Хок и Изабель бросились на Мэдигана с двух сторон, и в следующую секунду он мягко отскочил назад, чтоб не попасть сразу под два удара. Словно все силы этого необыкновенного человека вселились в него в последние минуты жизни, и Мэдиган, ощутив прилив энергии, тихо рассмеялся. Смех террориста, холодный и безжалостный, жутко отразился от старых стен. Глаза Даниеля горели лихорадочным блеском, движения были быстрыми и порывистыми. Ни одна черточка его поведения не выдавала признаков слабости или неуверенности.

«Похоже, он считает, что нам его не победить, – мелькнуло в голове Хока, – а значит, он уже победил».

Дикая волна ярости накатила на него. Этот негодяй хочет погубить город, уничтожить мирных граждан, защите которых Хок отдал всю свою жизнь, и он еще насмехается им в лицо. Подняв топор, Хок ринулся вперед.

Мэдиган стоял между Стражами и Жрецом. В конце концов, как бы ловок ни был Мэдиган, он всего лишь человек. Капитану приходилось и прежде встречаться с весьма опасными противниками.

Сделав обманное движение, Хок нанес молниеносный удар, но лезвие его топора со звоном столкнулось с мечом террориста. Ответный выпад Хок едва успел отразить, и Изабель поспешила прийти мужу на помощь. Мэдиган мгновенно обернулся и обрушил на нее град смертоносных ударов, которые Изабель, отступая, едва могла отбивать. Хок попытался напасть сзади, однако Даниель, словно шестым чувством почуяв опасность, в последний момент встретил его стремительной контратакой. Хок и Изабель дружно наседали на Мэдигана, но не могли нанести врагу даже пустяковой царапины. Он был похож на туго сжатую пружину, разворачивающуюся с огромной, неослабевающей силой. Мэдиган, даже не задыхаясь, в течение секунды успевал отбить удар, сделать выпад и увернуться от второго противника, двигаясь при этом с почти нечеловеческой быстротой. Даниель сражался хладнокровно, обдуманно, со смертоносной грацией мастера, уверенного в своем искусстве. Защищаясь, он всегда словно ставил между собой и противником непроницаемую стену, а нападая, безошибочно находил уязвимые места врага. Хок уже был задет раз десять, но в горячке боя даже не замечал этого, хотя кровь крупными каплями стекала по его лицу. Капитан сознавал, что, сражайся они с Изабель поодиночке, террорист давно зарезал бы их, словно кур. Меч Мэдигана сверкал в полумраке подобно молнии, с каждой новой атакой подбираясь к противникам все ближе, как змея, опутывая жертву множеством колец до тех пор, пока не обернется вокруг шеи. Хок и Изабель дрались с отчаянной яростью, задыхаясь от напряжения и стиснув зубы, но Мэдиган лишь смеялся над ними. Здесь, в подвале Королевского Дворца, он снова стал легендой, непобедимым бойцом, против которого бессильны клинки лучших фехтовальщиков. Время словно пошло вспять, и Даниель в последние минуты жизни обрел силу своей молодости.

Бормотание Жреца зазвучало громче, шаман все быстрее и быстрее кружился в центре пентаграммы, плотно зажмурив глаза, как бы защищаясь от невидимого слепящего света. Воздух в подземелье неожиданно сделался горячим, в нем явно чувствовался запах крови. То, чье присутствие незримо ощущалось в зловещем молчании каменных стен, ожило и бешено рвалось в реальный мир из-за границы мрака.

Джессика, глядя на схватку, застыла на нижней ступеньке лестницы, не в силах сдвинуться с места. Она ничем не могла помочь Хоку и Изабель. Мэдиган один уверенно справлялся со Стражами, которые владели оружием намного лучше самой Винтер. Стоит ей вступить в бой, и террорист проткнет ее, прежде чем она успеет замахнуться мечом. Джессика хотела было подкрасться к Жрецу, но быстро убедилась, что с Мэдиганом этот номер не пройдет. Оставалось только стоять и в бессмысленном отчаянии наблюдать за происходящим, сознавая, что ничего нельзя сделать. Ничего.

«Думай, черт тебя побери, думай! Ты же всегда хвалилась, будто умеешь найти выход из любого положения. Так найди же его сейчас!»

И она нашла выход. Идея осенила ее как вспышка молнии, высветив великолепный и простой план. Только исполнить его нужно немедленно. Если она промедлит хоть секунду, то сумеет найти тысячу важнейших причин, чтобы не делать этого. Выхватив меч, Джессика стремительно бросилась на Мэдигана. Реакция террориста была мгновенной, мягким кошачьим движением отскочив в сторону, он вонзил свой клинок в грудь Винтер. Пошатнувшись, Джессика отбросила бесполезное теперь оружие и схватилась за лезвие меча Мэдигана обеими руками. Даниель с проклятием дернул меч назад, но Винтер крепко держала острую сталь и презрительно улыбнулась Мэдигану в лицо.

– Не ты один готов умереть за то, во что веришь.

Изо рта у нее текла кровь, сбегая по подбородку. Мэдиган обернулся и иступленно закричал от отчаяния. Сверху, со свистом рассекая воздух, неумолимо падал топор Хока, сильнейший удар поверг террориста на колени. В последний момент Даниель успел чуть отклонить голову, и секира, которая должны была рассадить ему череп, обрушилась на правое плечо. Хрустнула перерубленная ключица. Мэдиган упал рядом с Винтер, обливаясь кровью. Джессика, все еще улыбаясь, слегка повернулась, и их взгляды на мгновение встретились: один глубокий и спокойный, другой исполненный боли и ярости. В следующую секунду огонь в глазах Джессики погас, и веки ее навсегда сомкнулись.

Топор Хока снова взлетел над террористом, сверкая, как звезда, но Мэдиган с невероятной быстротой успел подхватить левой рукой меч Винтер и вскочить на ноги, увернувшись от роковой секиры. Отразив неистовую атаку Изабель, Мэдиган бросился бежать к лестнице, оставляя за собой кровавый след из глубокой раны. Смерть его была близка, и он это знал. Возбуждение, поддерживающее Даниеля, стало слабеть, и яд, словно сбросив гнет подавляющей его воли, начал сковывать ледяными цепями его руки. Ноги наливались свинцом. Сильная боль даже радовала Мэдигана, благодаря ей голова оставалась ясной, сонное оцепенение куда-то отступало. Даниель оглянулся через плечо, услышав за спиной тяжелый топот: Хок и Изабель гнались за ним.

Он тихо рассмеялся, но сразу закашлялся, отхаркивая кровь. Этого он и добивался. Пусть два дурака добивают его, полумертвого. А тем временем Жрец успеет завершить ритуал. Значит, ему надо попытаться отвлекать на себя Стражей как можно дольше. Теперь Даниель даже радовался тому, что не убил их раньше. Хорошо, если бы они увидели, как откроется дверь в Неведомое, увидели, что именно он выпустит на проклятый город. Пусть поймут: все их усилия оказались напрасными. Поймут прежде, чем закорчатся в предсмертной агонии. Мэдиган злорадно захохотал, разбрызгивая кровь, переполнявшую рот, хохотал и тогда, когда перед ним появился Вульф Саксон. Террорист, забыв о боли, сделал мгновенный выпад, но Саксон, уклонившись от смертельного клинка, ударил Мэдигана в лицо. Даниель отлетел назад и с грохотом покатился вниз по лестнице, едва не сбив с ног Хока и Изабель. Стражи вовремя отскочили в сторону, и Мэдиган бессильно распластался на полу. Около его головы быстро растекалась красная лужица.

Подойдя к террористу, Хок пнул неподвижное тело сапогом. Глаза Мэдигана медленно открылись, и сердце Хока подпрыгнуло в груди. Изабель сразу выхватила меч и встала рядом с мужем, готовая поразить страшного врага. С трудом приподнявшись, Мэдиган посмотрел на них, и губы его искривились в ужасной усмешке.

– Вы ничего не добились… Ничего… Я бы и так умер. Но я победил вас… вас всех. Ваш город обратится в руины… Все полетит в Тартар… Вы проиграли, мои храбрецы… Проиграли!

Взмахнув топором, Хок изо всех сил опустил его на преступника. Лезвие перерубило шею и глубоко врезалось в пол. Голова Мэдигана с деревянным стуком покатилась по каменным плитам, продолжая улыбаться посиневшими губами. Хок выдернул секиру и снова занес ее над корчившимся телом, но Изабель схватила его за руку.

– Оставь, Хок. Главное сейчас – колдун. Негодяй для того и сдох, чтоб мы не остановили Жреца.

Оба взглянули на шамана, неподвижно застывшего в центре сияющей пентаграммы. По щекам его струилась кровь, текущая из пустых глазниц.

«Наверное, он все-таки открыл глаза», – машинально подумал Хок.

Сзади к ним подошел Вульф Саксон. Вульф хотел спросить, что происходит, но слова замерли у него на языке. Магия переливалась в воздухе, словно в подвале била крыльями чудовищная птица. Над ними пронесся порыв ледяного ветра. Час приближался. Бесчисленные слепые глаза алчно взирали на них из-за грани реального, пылая древней жаждой неутоленной мести.

Жрец в пентаграмме тяжело рухнул на колени. Голубое сияние сделалось почти ослепляющим. Подсознательно Хок понял, что похищенная у убитых жизненная сила теперь перелетает из колдуна в другой мир, где ее жадно поглощают ненасытные, ждущие рты. Он попытался поднять секиру, но рука словно не принадлежала ему, в голове взрывался монотонный гул, мысли путались. Саксон медленно, словно двигаясь в воде, шагнул вперед. Хок и Изабель не шелохнулись, хотя от усилий пот выступал у них на лбу, а по телу пробегали судороги. Вульф, напрягая все мышцы, тянулся к шаману, мучительно отвоевывая шаг за шагом, забыв обо всем, кроме скорченной фигуры в центре голубого сияющего столба. Где-то раздавались пронзительные крики, леденящий душу вой. Добравшись до пентаграммы, Саксон ударил в нее кулаком. Послышался жуткий треск, подземелье содрогнулось, но пентаграмма устояла. Тщетно Вульф бил вновь и вновь, изо всех своих чудовищных сил. Голубоватое сияние обрело упругость сжатой пружины, оно колыхалось, мерцало, однако ничего не пропускало сквозь себя.

Мрак разорвала ослепительная вспышка. Жрец повалился вперед. Из его спины между лопатками торчал топор Хока. Мертвая рука потянулась к рукоятке, но бессильно опала на полпути, высунувшись за пределы сияющего круга. Саксон могучим рывком вытащил похолодевшее тело, и неожиданно шаман, повернув голову, взглянул ему в лицо окровавленными глазницами.

– Слушай. Ты понимаешь? Уже началось… Чудовища здесь.

Он умолк. Жрец умер, и эта смерть завершила магический ритуал. Дверь в Неведомое широко распахнулась, ломая границы пространства и времени, границы жизни и смерти. Те, кто столетиями жаждал мести, ринулись в реальный мир.

Из прошлого старой скотобойни, из времени боли, крови и ужаса, возвращались животные. Тысячи и тысячи тварей, зарезанных, разрубленных на части в проклятом подвале людьми, которые смеялись и шутили, убивая свои жертвы. Каждый стон, каждая смерть, многие годы страданий, запечатленные стенами древнего здания, руины которого лежали под фундаментом боен, теперь вновь вернулись в наш мир; вернулись во имя мести. Крохотные души сливались в одно, в нечто огромное и могущественное, не знающее покоя, терпеливо ожидающее на границе двух миров, когда настанет срок воздать кровью за кровь. Забытый ритуал, совершенный Жрецом и тысячекратно усиленный темной магией стен подвала, распахнул дверь в Неведомое, и животные, насытившись жизненной силой, украденной шаманом у несчастных заложников и наемников, ринулись туда, откуда их безжалостно изгнали топоры мясников. Они жаждали мести и только мести.

Королевский Дворец содрогался до основания. С потолка посыпалась пыль, куски лепнины, балки, по стенам зазмеились извилистые трещины. Защитные заклинания были сметены в один момент, и души животных, опять обретя плоть, устремились в город. По булыжной мостовой загрохотали копыта, превращая в кровавую кашу тела прохожих. Кровь рекой текла в сточных канавах, но животным было этого недостаточно. Отовсюду их поражали стрелы, копья, мечи, но оружие не могло причинить им боль или ранить. Они давно умерли и навсегда избавились от страданий мира сего.

Не было такой силы, которая могла бы выдержать бешеный напор тварей. Повсюду валялись изуродованные трупы мужчин и женщин, раздавленные, растоптанные, изорванные рогами. Кровь стекала с изогнутых рогов в огромные раны, которые столетия назад прорубил топор мясника. Впереди неслись быки, словно могучие тараны, а за ними, добивая падших, погружая морды в еще трепещущие тела, следовали овцы, козы, телята. Не было самой маленькой твари, которая не попробовала бы на вкус еще теплую человеческую плоть.

Крики, вопли, стоны боли и отчаяния сливались в безумный рев, наполнивший весь город. Грехи мясников столетия спустя пали на головы их отдаленных потомков, и люди, словно помешанные, метались по улицам, почти потеряв от страха человеческий облик. Многие в исступлении убивали себя или друг друга, чтоб через несколько минут самим погибнуть под окровавленными копытами. В этом океане хаоса уцелели лишь маленькие островки, где до последнего сопротивлялись обитатели Улицы Богов, но их было слишком мало.

В Чертовой Яме кровь текла по сорванным с петель дверям и выбитым решеткам. Сама смерть носилась по мрачным коридорам тюрьмы, не щадя ни заключенных, ни тюремщиков, не обращая внимания на тяжелые затворы, в камерах бесновались сошедшие с ума узники, дрались, впиваясь в горло врагу, пускали в ход зубы и ногти.

В казармах городской Стражи кипела битва. Солдаты сражались с храбростью обреченных, отстаивая каждую ступеньку, каждый дюйм. Но тщетно поражали они тварей мечами, напрасно чародеи бормотали свои заклинания. Животных было слишком много, и сила их была слишком велика.

По роскошным залам и приемным городского Совета носились черные демоны в образе лошадей, ударами копыт разрушая все на своем пути. Здание дрожало от грохота, дикого ржания, душераздирающих предсмертных воплей. Красные глаза исчадий ада пылали словно костры, как будто впитав в себя потоки пролитой ими крови. Среди обломков мебели, битого стекла, изорванной бумаги валялись, как сломанные куклы, тела владык города, некогда важных и самоуверенных, а теперь изувеченных и жалких. В устремленных в потолок глазах навеки застыл бескрайний ужас.

У Северной окраины вода неожиданно вскипела, и на берег полезли чудовища, превращенные столетиями ожидания за чертой смерти в существ из ночного кошмара. Они неуклюже ползли по улицам, переставляя огромные членистые ноги, щелкая исполинскими клешнями.

Где-то в Хейвене жившие там маги лихорадочно плели сеть заклинаний, отлично понимая, что рано или поздно тонкая преграда, отделяющая их от бестий, неминуемо падет.

Тысячи бегущих заполнили Улицу Богов, куда еще не могли прорваться адские создания. Тщетно ее обитатели взывали к своим покровителям. Боги отвернулись на время от людей. Они не хотели вмешиваться в земные дела, ибо понимали толк в мести.

Внизу, в подвале Королевского Дворца, Хок, Изабель и Вульф Саксон стояли в центре пентаграммы, с замирающим сердцем глядя на тени, толпящиеся у сияющей голубой черты. Голос Шторма приказал им встать в пентаграмму и научил, как снова зажечь ее спасительное сияние, однако сразу же после этого пропал. Они еще не знали, сколько прошло времени. Время умерло. Здесь не умолкая раздавались крики умирающих животных. Лязгали стальные цепи и крючья, возникшие откуда-то из прошлого. На них висели разделанные туши и головы, судорожно дергающиеся, ибо не могли снова умереть, но продолжали страдать. Кровь алым потоком стекала в дренажное отверстие.

Хок закрывал глаза, чтоб не видеть ужасной картины, и тогда перед ним вставало еще более ужасное зрелище гибнущего Хейвена. Там рушились пылающие дома, люди, которых Хок поклялся защищать, гибли в муках и отчаянии. А ему приходилось стоять в пентаграмме, сжимая топор в бессильном гневе. Капитан взглянул на Изабель. Ее лицо превратилось в застывшую маску немой боли. Хок взял руку жены и тихо пожал.

Позади них, уткнув голову в колени, сидел Вульф Саксон. За все это время Вульф не произнес ни слова, даже когда Стражи обращались к нему. Неожиданно прозвучал голос Шторма:

– Вы слышите меня? С вами все в порядке?

– Смотря что понимать под словом «порядок», – мрачно отозвался Хок. – Мы сидим в пентаграмме, как в ловушке, среди самых невероятных чудовищ. Саксон словно впал в тихое помешательство и не говорит ни слова. Это, по-твоему, порядок?

– Поверьте мне, капитан, там, где сижу я, еще хуже. Хейвен разрушается, люди гибнут тысячами. Мы пока держимся, но сил у нас хватит ненадолго, месть, неутоляемая столетиями, царит на улицах города. Такого я даже представить не мог.

– Ты хочешь сказать, – вмешалась Изабель, – что ничего нельзя поделать?

– Нет, есть одно средство. Если только вы решитесь.

– Конечно, решимся! – воскликнул Хок. – Не станем же мы торчать тут, пока там умирают люди. Скорее говори, что нам делать. Пентаграмма сияет ярко, как никогда.

– Выход один, капитан. Животные должны успокоиться, а дверь в Неведомое снова закрыться. Чтобы открыть ее, два человека принесли себя в жертву. Нужны еще две добровольные смерти, чтоб восстановить мир и порядок.

Хок и Изабель переглянулись.

– Подожди-ка, – пробормотал Хок, – то есть мы должны…

– Да. Ваши души пройдут сквозь дверь туда, где обитают души животных. Вы обратитесь к душам, которые не могут обрести покой, и уговорите их вернуться в свой мир. Возможно, это вам удастся, и тогда дверь в Неведомое опять закроется за вами.

– Возможно? – переспросила Изабель. – Я не ослышалась, ты сказал возможно? Ты хочешь, чтобы мы умерли, не будучи уверен в успехе?

– Уверенности нет. Есть только предположение.

– Тогда почему ты сам?…

– Я не могу. Ритуал должен завершиться там же, где начался. Я не могу попасть в Королевский Дворец. Вы – последняя надежда города.

– Хорошо, – спокойно кивнул Хок, – кости опять упали не в нашу пользу. Скажи хоть, на что похожи места, где обитают души животных? Нам придется остаться там, или мы последуем в… дальше?

– Не знаю. Оттуда еще никто не возвращался и не рассказывал об увиденном.

– Минутку, – вмешалась Изабель. – Шторм, ты сказал свое слово, а теперь заткнись и дай нам подумать.

Наступило тяжелое молчание. Хок и Изабель смотрели друг на друга. Темные силуэты еще теснее обступили сияющий голубой круг, от запаха крови становится трудно дышать.

– Никогда не предполагал, что придется умереть именно так, – наконец сказал Хок. – Конечно, я не надеялся мирно испустить дух в постели, но я хотел бы встретить смерть несколько позже, с оружием в руках, сражаясь во имя чего-то стоящего.

– Для тебя имеет цену только город, – печально улыбнулась Изабель, – и его граждане. В том числе и я. В конце концов, мы умрем вместе. Я бы не хотела оставить тебя, Хок, ты же пропадешь без меня, несчастный неумеха!

– И я бы ни за что не расстался с тобой, – Хок глубоко вздохнул, положил на пол свой топор и погладил его, как старого верного пса. – У нас была короткая, но интересная жизнь, правда?

– Да, милый. Все эти недолгие годы мы честно делили любовь и приключения. В сущности, нам не на что жаловаться. Сколько раз мы считали себя покойниками тогда в Лесном Королевстве за одну только ночь! После этого все казалось мне скучноватым.

– Да, наверное. И все-таки не хочется умирать, девочка!

– Никто и никогда не хотел, но люди умирают ежеминутно.

– Сколько еще осталось здесь недоделанных дел. Я очень многое собирался сказать тебе, но почему-то не говорил.

Изабель быстро прижала палец к его губам.

– Я и так все знаю.

– Я люблю тебя, Изабель.

– Я люблю тебя, Хок.

Они крепко обнялись. На них снизошло чувство умиротворения, и словно тяжелая ноша свалилась с их плеч.

– Как же нам быть? – спокойно спросил Хок. – Я не могу видеть, как ты страдаешь. Я… убью тебя быстро и сразу брошусь на твой меч.

– Я не в силах просить тебя об этом, – произнесла Изабель чуть дрогнувшим голосом. – Пусть нам поможет маг. Он конечно же знает немало способов умерщвлять на расстоянии.

– Да, верно, – Хок бросил взгляд в темноту. – Рай для животных… Никогда не думал, что у животных есть душа.

– Ты доволно циничен. В детстве у меня была собака. Она случайно погибла, когда мне исполнилось двенадцать лет. Обыкновенная дворняжка, но я всегда верила, что после смерти встречусь с ней. Я дружила с ней, как с человеком, и не считала ее ниже себя. Даже ела с ней из одной миски.

– Погодите, – внезапно раздался сзади голос Саксона, – уж не собираетесь ли вы уйти и оставить меня здесь?

– Не болтай ерунды, – отрезал Хок, – тебе совсем не надо умирать. Нужны только две жертвы, то есть мы.

– Кажется, ваш маг говорил, будто животных надо успокоить, а они, как я понял, вырвались оттуда в прескверном настроении. Значит, разговор получится нелегкий. Не в обиду вам будет сказано, друзья, но вы ничего не смыслите в дипломатических тонкостях. А я несколько лет занимался политикой и кое-чему научился. Я могу убедить слона, что он умеет летать, и он замашет ушами и поднимется в воздух. Я нужен вам и пойду с вами.

– Прекрати молоть чушь! – воскликнула Изабель. – Одно дело умереть нам. Наша смерть никого не огорчит. А ты? Неужели у тебя нет ни семьи, ни друзей?

– Моя семья давно умерла, – спокойно возразил Саксон, – а с друзьями я разошелся во взглядах. Мне тоже некого огорчить своей смертью. Город слишком изменился в мое отсутствие. Он и раньше не был райским местечком, но не был и помойной ямой, как сейчас.

– Но служить ему все-таки стоит, – заметил Хок. – Согласен, мошенники и негодяи кишат на каждом углу, но громадное большинство граждан – честные люди, которые хотят лишь достойно пройти жизненный путь, защитить родных и близких, найти любовь и маленькое местечко под солнцем.

– Я знаю, – кивнул Вульф, – вот почему я иду с вами.

– Но мы исполняем наш долг, – сказала Изабель, – Хок и я… Такова жизнь истинного слуги закона. Мы просто делаем свое дело.

Саксон покачал головой.

– Это также и мой город. Мой дом. Хоть я его и поругивал время от времени, я его люблю и не стану спокойно смотреть, как он гибнет. Смерти я боюсь не меньше вас. Я был мертв двадцать три года, а теперь отпуск закончен. Я ни о чем не жалею, так как умру ради стоящего дела. Перестанем препираться и, как вы говорите, исполним наш долг.

– Хорошо, – согласился Хок. – Эй, маг, ты слышишь нас?

– Да, я здесь.

– Тогда приступай.

– Прощайте, друзья мои. Память о вас никогда не умрет.

Где-то в городе Шторм произнес несколько заклинаний, и три человека в пентаграмме, пошатнувшись, рухнули на пол. В ту же секунду голубой свет в подвале мигнул и погас. Все окутала непроглядная тьма.

Густой туман, заливающий поля, клубился, тек к бескрайнему горизонту, словно огромная белая река. На одном берегу города возвышались великолепные леса, полные солнечного света и благоуханной тени. Вдоль опушки, журча и искрясь, бежал ручей с кристально чистой водой. По лазурному небу неторопливо ползли редкие белые облачка, обещая к вечеру небольшой теплый дождик. Яркое солнце светило, но не обжигало. Воздух был напоен ароматной летней негой, навевающей покой и умиротворенность и заставляющей позабыть о том, что на свете существуют холода. Словно ожившие цветки порхали бабочки, слышалось мелодичное стрекотание кузнечиков и цикад. Легкий ветерок ласкал мягкую изумрудную траву. И повсюду резвились звери: они играли, прыгали, катались по земле, гонялись друг за другом, позабыв о хищниках и жертвах, о дне и ночи. В этом краю земля принадлежала им, и никто не мог посягнуть на их покой.

Хок, Изабель и Вульф Саксон стояли у ручья. С лица Хока исчезли уродливые шрамы, и он снова смотрел на мир двумя глазами. Черты Изабель разгладились, стали мягче и женственнее. Внешность Саксона совершенно преобразилась: впервые с тех пор как Дружина Молота вынесла его из пылающей тюрьмы, Вульф выглядел счастливым и спокойным.

– Я словно вернулся домой, – тихо произнес Хок.

– Похоже на Лесное Королевство, – улыбнулась Изабель, – только гораздо красивее. Мы же начинали там, пока не перебрались в город. Ведь мы провели свое детство в лесу.

– Никогда не думал, что загробная жизнь напоминает сельскую идиллию, – сказал Саксон, – я-то прирожденный горожанин.

– Здесь небеса для животных, – заметил Хок, – здесь все устроено для них, а не для людей.

– Небеса, – медленно проговорила Изабель. – Неужели мы умерли? Я вовсе не ощущаю себя мертвой.