Идеальные любовники Карпович Ольга

Всего тридцать! Когда ей было чуть за двадцать, Алиса считала, что к тридцати годам с ней должно свершиться все самое главное. Наверняка к этому времени она станет знаменитой актрисой, любящей женой и счастливой матерью. В общем, что уж там, жизнь будет прожита, и можно будет подыскивать место на кладбище. И вот теперь ей тридцать, и за плечами одна великая любовь, две несостоявшихся семьи, несколько ролей в кино… А также длинный шлейф пережитых предательств, обманов, выброшенных иллюзий, несбывшихся надежд. И вдруг появляется этот странный мальчик и заявляет, что нельзя быть такой серьезной и рассудительной, ведь ей всего-навсего тридцать.

– Ладно, уговорил! – неожиданно тряхнула она головой.

Джон издал ликующий клич, притянул ее к себе и поцеловал:

– Вот увидишь, ты еще не захочешь меня прогонять!

– Четыре дня! – Алиса прижала ладонь к его губам. – И я прогоню тебя.

– Ладно, – кивнул Джон. – Я уйду, как только ты скажешь.

– С трудом в это верится, – рассмеялась Алиса и прижала к себе его вихрастую голову.

Золотистый день тянулся без конца. Они валялись у бассейна – Алиса заставила Джона забраться под зонтик, – болтали обо всем на свете, смеялись.

– Может, и обед приготовишь? Ты случайно поваром никогда не работал? – спросила Алиса.

– Нет, яичница – предел моих возможностей, – развел руками Джон.

– Ладно, я закажу пиццу, – Алиса направилась к дому за телефоном.

– А может, не надо? – засомневался Джон. Он сидел на краю бассейна, болтая ногой в воде.

– Думаешь, в городе только одна пиццерия? И к нам непременно заявится повар, которого ты обокрал? – засмеялась она.

– Кто его знает…

– А мы тебя спрячем. – Алиса прижалась к его нагретой солнцем спине. – Мне ведь тоже не улыбается, чтобы тебя здесь видели.

Она быстро поцеловала юношу и вдруг резко толкнула его. Джон с криком полетел в бассейн. Алиса хохотала, глядя, как он барахтается в воде.

– Ты ведь говорил, что мне не хватает спонтанности! – крикнула она.

– Дай руку! Я не умею плавать! – Джон, отфыркиваясь, неумело бил ладонями по воде.

– О господи! – Алиса легла на живот у самого края бассейна и протянула Джону руку.

Он вылез и лег на спину, тяжело дыша.

– Прости, – склонилась над ним Алиса. – Ты ведь сказал, что служил матросом на корабле?

– Мм… Что?

– Ты сказал мне вчера, что был матросом, – повторила Алиса. – А теперь оказывается, что ты не умеешь плавать.

Джон обнял ее, и у Алисы перехватило дыхание.

– Ты мне наврал? – не отступала она.

– Конечно, наврал, – прошептал Джон, опрокидывая ее на нагретые солнцем плитки.

Когда стемнело, они вышли за ворота виллы и спустились на пляж. Было безлюдно. Воздух пах солью и йодом. Джон заставил Алису разуться, и она с наслаждением ощутила, как ласкают подошвы мельчайшие песчинки. Джон пошел рядом, неся ее сандалии в руках.

Луна высвечивала на поверхности воды мерцающую дорожку. Волны накатывали на берег, будто переговариваясь о чем-то, бранясь и мирясь одновременно…

– Так хорошо… – Алиса раскинула руки, запрокинула голову и медленно закружилась на месте, глядя на волшебный танец мелких серебряных звезд. – Я сто лет не была на пляже ночью.

– А я только ночью и бываю, – улыбнулся Джон.

– Почему? А, понимаю. Прячешься от людей, как обычно? Ты не любишь людей? Боишься их? – Алиса взяла его под руку, прижалась всем телом, чуть дрожа от морского бриза.

– Наверное. Люди часто бывают жестоки, бесцеремонны, не понимают, что человек имеет право на личное пространство.

– Это близкие люди. А в толпе как раз легко затеряться. Толпе нет до тебя никакого дела.

– Вот уж нет! – покачал головой Джон. – Толпы я боюсь больше всего.

– Ты странный…

Алиса пожала плечами и медленно пошла вдоль пляжа к дороге.

«Интересно, который час? И почему до сих пор не позвонил Рамис?» – Она сунула руку в карман брюк, но мобильного не обнаружила.

– Черт возьми! – выругалась Алиса. – Забыла телефон.

– Ну и что? – не понял Джон.

– Как – что? Даже время не могу посмотреть.

– А какая разница? Разве нам здесь плохо?

– Неплохо, но… Я так не могу. Мне неуютно. А ты не надел часы?

– Нет…

– Счастливые часов не наблюдают, – пробормотала Алиса по-русски.

– Что?

Алиса перевела, и Джон неожиданно пришел в восторг:

– Именно так! И ты не научишься быть счастливой, пока не перестанешь беспокоиться о времени и о всякой ерунде.

– Что-то ты слишком часто меня поучаешь, малыш, – язвительно заметила Алиса. – Есть у тебя мобильный?

– Есть, только я его выключил еще в первый вечер. – Джон вынул из кармана телефон и передал ей.

Алиса уже не удивилась, что аппарат дорогой.

«Тоже краденый, конечно. Ох, ну и любовничка я себе нашла!»

Девушка включила мобильник, и он тут же завибрировал в ее руке.

– Тебе звонят!

Джон несколько секунд вглядывался в экран, затем резко выбросил телефон в море:

– Не хочу ни с кем разговаривать.

– Ты сумасшедший! Чокнутый! Откуда ты свалился на мою голову?

– С Луны. – Он обнял ее, прижал к себе. – Пойдем домой?

– Пойдем, – Алиса крепче прижалась к нему.

Они двинулись к белеющей вдалеке вилле. Редкие машины ослепляли их, проносясь мимо. Впереди ярко горел рекламный щит. «Полнолуние-3» – самая долгожданная премьера сезона!» – возвещали неоновые буквы, и над ними блестел изумрудными глазами и обнажал в улыбке белоснежные зубы само совершенство Дерек Форкс.

– Смотри! На тебя похож чувак.

– Этот? Ну так это я и есть. – Он рассмеялся.

– Так ты еще и в кино снимаешься? В перерывах между кражами… – Алиса легко щелкнула его по лбу. – Может, скажешь все-таки, кто ты на самом деле?

– На самом деле я просто безумно влюбленный! – Он неожиданно легко подхватил ее на руки и закружил.

Серебряные звезды замелькали перед глазами Алисы как в калейдоскопе. Девушка счастливо засмеялась, Джон крепче обнял ее и осторожно понес в дом.

Следующий день был пронзительно-синим, как раскинувшееся над виллой высокое небо. Они долго нежились в постели, потом вместе принимали душ и готовили завтрак. Джон настолько заполнил собой дни Алисы, что непонятно было, как она жила раньше, без него.

– Что сегодня будем делать? Мы совершенно отрезаны от мира. Ни один телевизор в доме не работает. И Интернет тоже. Наверное, что-то с антенной, а я, как назло, ничего не понимаю в технике. И мастера не вызовешь…

– Да зачем нам телевизор… Разве так плохо?

– Ну надо же что-то делать. Или предлагаешь крестиком вышивать? – усмехнулась Алиса.

– Давай просто общаться.

– Да как же с тобой общаться, когда ты одни небылицы рассказываешь. – Алиса рассмеялась.

– Ну давай поиграем во что-нибудь, – не отступал Джон.

– Угу, в покер. Был у меня один любитель азартных игр. Это плохо кончилось.

– Да нет, не в карты. Во что-нибудь смешное. Ну, знаешь, как дети играют…

– В догонялки. Отлично придумано! Как ты себе это представляешь?

– Не будь такой серьезной. – Джон принялся весело тормошить ее, щекотать.

Алиса со смехом отбивалась:

– Ладно, ладно. Я придумала кое-что. Есть такая игра, мы в детстве в пионерском лагере играли.

– Что такое пионерский лагерь?

– Это… Ну как тебе объяснить? Такое место, куда привозят много детей, и они там все вместе живут.

– Детская тюрьма? – ужаснулся Джон.

– Нет! Я всегда чтила Уголовный кодекс в отличие от тебя. Это такое место отдыха, где дети проводят каникулы.

– А, каникулы. Как мы с тобой…

– Ну почти… Так вот, игра такая. Ты загадываешь какое-нибудь понятие. Ну, не знаю, например «ограбление», а потом объясняешь его жестами. Говорить ничего нельзя, понял?

– Понял.

– Тогда начинай. Ты первый.

Джон несколько минут задумчиво расхаживал по террасе, затем остановился перед Алисой, сгорбился, пригнулся и принялся крадучись приближаться к окну дома, сжимая в руках какой-то массивный воображаемый предмет. Затем вбежал в дом и через секунду появился в дверях, мгновенно перевоплотившись. Теперь он выпрямился во весь рост, лицо его приняло надменно-брезгливое выражение, он поправил невидимые темные очки, оглянулся по сторонам… Тут же отскочил, выставил перед собой тот самый невидимый предмет – теперь Алиса поняла, что это фотокамера, – и принялся забегать вперед, ловя удачный ракурс, и отпрыгивать, уворачиваясь от ударов воображаемой знаменитости.

– Я поняла, я поняла, – захлопала в ладоши Алиса. – Это журналист. Папарацци!

– Правильно. – Джон опустился в плетеное кресло.

– У тебя отлично получилось. Ты никогда не брал уроки актерского мастерства?

– Ты смеешься? – Джон покачал головой.

– Значит, ты от природы очень талантлив… Хотя, конечно, странно, что…

На столике завибрировал мобильный, на экране высветился номер Рамиса. Джон помрачнел и отвернулся. Алиса, зажав аппарат в руке, прошла в дом.

Вечером, когда жара спала и над садом нависли голубоватые сумерки, Джон оттащил один из шезлонгов в заросли жимолости. Он и Алиса уютно устроились среди разросшихся зеленых кустов. Отсюда не было видно ни белого дома, ни бассейна, ни дорожки, ведущей к воротам. Словно они одни во всем мире и ни до кого им нет дела.

Джон растянулся на шезлонге, Алиса устроилась у него под боком, прижалась головой к его плечу. Он напевал старинную шотландскую песню, которую ему пела в детстве мать. Со стороны океана дул прохладный ветерок, темнота постепенно окутывала сад. Алиса крепче прижалась к Джону и не заметила, как задремала.

Проснулась она от собственного крика. Все тело сотрясала крупная дрожь, в глазах стояли непролившиеся слезы. Она не помнила, что ей снилось. В памяти осталось лишь ощущение одиночества, покинутости, предательства.

– Что ты? Что такое? – Джон усадил ее к себе на колени, прижал к груди и принялся тихонько укачивать, нашептывая какие-то милые, нежные слова. Алиса доверчиво прижалась к нему и почувствовала, как улетучивается страх и развеивается смутная тоска.

– Расскажи, что с тобой случилось. Почему ты плачешь во сне? Почему не хочешь никому верить? Кто тебя обидел?

– Все вместе так сошлось, понимаешь? – Алиса всхлипнула. – Неудачная жизнь, нелепая, дурацкая…

И вдруг принялась сбивчиво рассказывать… Она поведала ему и о Великой Первой Любви, и об обоих замужествах, завершившихся в общем-то одинаково, с той лишь разницей, что первого мужа, преуспевающего банкира с уголовным прошлым, Алиса бросила сама, а второй, актер, тот самый, ради которого она отказалась от налаженной и обеспеченной жизни, бросил ее, предварительно проиграв оставленную ей первым супругом квартиру в американский покер. И исчез, даже не удостоив прощальным разговором.

У него, соколика, уже наклевывалась новая пассия. Не красавица, конечно, зато квартира в центре города на Неве – раз, постоянный источник дохода – два, лошадиное здоровье – три. Алисе же он оставил напоминание о себе в виде четырехмесячной беременности.

Ошеломленная его предательством, она долго плакала, мучилась. Алиса очень хотела ребенка, уже придумала ему имя, но стать детоубийцей все-таки пришлось. И она осталась одна, неожиданно став слепоглухонемой ко всему, что раньше волновало или приводило в трепет, ко всему, что делало ее живой и настоящей.

Джон слушал, не прерывая, никак не выражая ни сочувствия, ни порицания. Лишь гладил ее волосы и крепче прижимал к себе. Алиса, замолчав, уже недоумевала, с чего это она вдруг разоткровенничалась.

– Ты замерзла, – тихо сказал он. – Пойдем в дом.

Алиса была благодарна, что он не говорит глупых сочувственных фраз, не убеждает, что все это ерунда и жизнь только начинается, а просто идет рядом, поддерживая ее сильной рукой. И вдруг подумала:

«Удивительно спокойно и хорошо с ним».

– А ну вставай! – Джон подскочил от резкого окрика, захлопал глазами на разъяренную Алису.

– Это что такое? – Она швырнула ему горсть батареек. – А это? – Вслед за ними полетел перерезанный кабель от компьютера.

Алиса старалась держать себя в руках, но ярость так и бурлила внутри. Девушка совершенно случайно нашла в щели между матрасом и спинкой кровати батарейки от пульта телевизора и решила проверить остальную технику…

– Я все объясню! – Джон быстро натянул джинсы.

– Да уж, будь добр, объясни мне все… Гордон!

– Почему… Гордон? – Парень растерялся.

– Вот и объясни мне, почему ты Гордон Диксон, гражданин Великобритании. – Она потрясла перед его носом водительскими правами. – Кто ты такой, мать твою? Может, ты в международном розыске?

– Да нет же… Я просто… – Он медлил с ответом. – Я вытащил батарейки, потому что хотел, чтобы мы остались вдвоем, совсем вдвоем, понимаешь?

Алиса язвительно улыбнулась:

– А имя зачем изменил? Оно тоже могло бы нам помешать?

– Имя? Да я просто тогда, на дороге, сказал тебе первое попавшееся имя. Я же не знал, как все обернется… А потом было уже поздно, ты думала, что меня зовут Джон…

– Замолчи! Мне надоело слушать эту муть. Как я не додумалась в первый же день посмотреть твои документы! Ты врешь с самой первой минуты. Ты больной, чокнутый? Или преступник?

– А ты? – резко спросил Гордон.

И Алиса невольно отшатнулась: всегда ласковый, теперь парень стоял перед ней побледневший, злой, кулаки его судорожно сжимались.

– Что – я?

– А ты чокнутая или преступница? Разве ты не врешь? Разве не врешь ты своему так называемому мужу каждый день, когда он звонит? Или ты решила все честно рассказать ему о нас?

– Какое тебе дело до моих отношений с Рамисом?

– А какое тебе дело до моего настоящего имени? – парировал Гордон. – Мы договорились провести вместе четыре дня, а потом не вспоминать друг о друге никогда. Так почему я должен исповедоваться перед тобой? Кто ты мне – жена, невеста? Ты не впускаешь меня в свою жизнь, почему я должен пускать тебя в свою?

– Ты в моем доме, между прочим, – едва сдерживая гнев, прошептала Алиса.

– Ну да, твой дом, – расхохотался он. – Привезла, как вещь из магазина. Занятное украшение интерьера, да? Тебе нет никакого дела до моих чувств. Пока нравлюсь – я здесь, надоем – выкинешь в два счета.

– Знаешь что? – проорала Алиса. – Ты прав. Ты уже мне осточертел. Давай-ка катись отсюда! Еще не хватало, чтобы ты читал мне мораль!

– С удовольствием!

Джон-Гордон схватил плащ, в котором пришел сюда два дня назад, и выбежал из спальни. Алиса последовала за ним. Она не ожидала, что он так просто уйдет. А он легко сбежал по лестнице и ни разу не обернулся! Словно и не он, смеясь, опрокидывал ее навзничь у бассейна, не он кружил ее на руках на пустынном ночном пляже, не он успокаивал, когда она просыпалась в слезах.

Алиса замерла на белых ступеньках террасы, прижав руки к груди. Что-то надсадно дрожало внутри, сжимало горло. И неожиданно для самой себя она отчаянно крикнула:

– Стой!

Гордон остановился и медленно развернулся.

– Вернись! – И добавила мягче: – Вернись… пожалуйста.

Он направился к ней, а Алиса пошла ему навстречу. Гордон остановился перед девушкой.

– Давай не будем ссориться, – шепнула она. – Ведь осталось только два дня.

Изумрудные глаза смотрели на нее с обидой. Алиса, словно прося прощения, потерлась лбом о плечо Гордона.

– Это неправда, что мне нет дела до твоих чувств. Просто я не ожидала, что все зайдет так далеко. Я не готова, понимаешь?..

– Понимаю. Ты этого не планировала, – едко заметил Гордон.

– И мне, честное слово, все равно, как тебя зовут. Хоть Педро, – со смехом добавила она.

Гордон, не говоря ни слова, обнял ее и бережно прижал к себе. Алиса поняла, что парень больше не сердится. Она взяла его под руку и повлекла к дому.

– Отец хотел, чтобы я стал юристом, – рассказывал Гордон.

Они сидели на террасе. Голова юноши покоилась у Алисы на коленях, и девушка перебирала пальцами отливающие медью пряди. Столик с остатками ужина был отодвинут, в высоких бокалах вспыхивало искрами темно-бордовое французское вино. Из гостиной доносилась тихая медленная мелодия. Этот последний ужин они решили обставить красиво. Алиса даже облачилась в вечернее платье – узкое, золотисто-зеленое, с открытыми плечами. Только неизменные джинсы и майка Гордона портили картинку для глянцевого журнала: юная, прекрасная и, что немаловажно, богатая чета наслаждается ужином на собственной вилле на берегу океана.

– Он адвокат, – продолжал Гордон. – Очень известный в Лондоне. Ни один великосветский развод без него не обходится. Только он умеет так талантливо перетрясти грязное белье и оставить несговорчивого супруга без штанов. Представляешь, такой типичный диккенсовский тип – сухой, черствый, чопорный и хитрый, как змея.

Парень вскочил, сгорбился, сморщился и, мгновенно превратившись в согбенного старика, проскрипел:

– Сын мой, твой долг – продолжить славную юридическую династию Диксонов.

Алиса расхохоталась – таким забавным получился Диксон-старший в исполнении Гордона.

– А ты что же?

– Что я? Я поначалу пытался оправдать его надежды, поступил на юридический… Но там была такая тоска, ты себе не представляешь. Я засыпал на лекциях, пропускал занятия… В общем, меня вытурили, и мне пришлось признаться, что я не чувствую никакого влечения к юриспруденции.

– А он?

– Выгнал из дому и лишил наследства, – улыбнулся Гордон. – Я же говорю, диккенсовский персонаж.

– И ты в поисках счастья приехал сюда?

– Угу.

– А знаешь, я кое-что поняла про тебя… – Алисе показалось, что парень напрягся.

– Что? – Он быстро отпил вино и пролил несколько капель.

– Ты приехал сюда, чтобы стать актером, – победно объявила Алиса. – Я сразу поняла, еще когда ты папарацци изображал. А теперь тем более. Ты наверняка занимался сам или на курсах… И тебе сказали, что есть задатки. Вот ты и думал, что здесь тебя сразу на главную роль в блокбастер возьмут. Я права?

– Ну… в общем…

– Погоди, погоди. Я дальше буду угадывать. У тебя ничего не вышло, и ты завис здесь: ассистентом работал, кофе подавал на площадке и в конце концов остался совсем без денег. А вернуться к строгому папочке стыдно. Верно?

– Примерно так… – Гордон принялся собирать грязную посуду со стола.

Алиса смотрела на него и по едва заметным движениям плеч, рук, по наклону головы догадалась, что Гордон расстроен.

«И дернул же черт угадывать его неудачи. Бедняга! Должно быть, это сильно ударило по его самолюбию. Поэтому, наверное, он и врет все время – пытается сочинить другую судьбу, спрятаться от невезения». В гостиной заиграла нежная переливчатая мелодия.

– Я думаю, ты не должен сдаваться, – убежденно сказала она. – У тебя на самом деле талант, я ведь в этом кое-что понимаю. Тебя обязательно заметят, иначе и быть не может.

Гордон, будто не слыша заверений Алисы, нежно привлек ее к себе:

– Давай потанцуем?

– Давай. – Они медленно закружились под тихую музыку.

Незаметно стемнело. Запахли уже по-ночному, влажно и сочно, цветы в саду, зашелестели тронутые океанским бризом листья жимолости. Луна осветила танцующих своим серебристым негреющим светом.

Гордон прижался горячими губами к виску Алисы, к уху и шее. Девушка почувствовала приятную дрожь, тело ее сделалось гибким и податливым. Он легко подхватил ее на руки и понес в дом. Удивительно, но Алиса не чувствовала испуга, растерянности, обычно охватывавших ее, когда она оказывалась в темноте. На руках у этого парня ей было спокойно и светло, словно она под самой надежной защитой.

Гордон опустил ее на кровать в спальне, стянул узкое платье. Все его движения были нежными, осторожными. Словно, дотрагиваясь до нее, он давал обет любить и оберегать вверенную ему судьбой женщину, пока смерть не разлучит их.

Слезы потекли по щекам Алисы.

«Это несправедливо, несправедливо! Почему судьба столкнула нас именно сейчас, когда я навсегда вычеркнула все, что было в душе светлого, чистого, когда научилась быть безжалостной… Почему именно теперь, когда изменить свою жизнь я уже не смогу? Когда попросту не осталось времени на то, чтобы что-то изменить?»

Благодаря темноте Гордон ничего не увидел, и девушка порывисто прижалась к нему.

Солнце вкатилось в окно кухни, словно оповещая, что день будет жарким. Жарче, чем все предыдущие. Раскаленный воздух замер – ни ветерка. В доме повисла вязкая духота. Где-то вдалеке тяжело громыхнуло.

– Будет гроза, – рассеянно заметила Алиса.

Они пили кофе. Гордон смотрел в чашку и хмурился. Она же не решалась поднять глаза – непонятная скованность нашла на нее в эти последние минуты. В душе Алиса уже попрощалась с Гордоном, оплакала и пережила расставание, и теперь он раздражал ее, словно своим видом напоминал, что самое трудное еще впереди.

– Ладно, – он поднялся. – Мне пора убираться наконец. Ты так долго этого добивалась.

– Да уж, от тебя оказалось нелегко избавиться. – Она вяло поддержала шутку.

Гордон прошел в гостиную, взял плащ, перебросил его через руку. Алисе казалось, что каждое его движение отдается набатом в голове.

– Оставь мне свой телефон, – не выдержала она. – Вдруг что-нибудь понадобится. Подстричь кусты, например…

– Будешь звонить всякий раз, как захочешь устроить каникулы?

– Нет, но… Ладно, дурацкая идея, забудь…

Гордон топтался посреди гостиной. Алиса в изнеможении опустилась на край дивана, сжала руками лоб.

– Уходи, пожалуйста, – прошептала она. – Уходи…

Но он шагнул к ней, присел на корточки и заглянул в глаза:

– Давай уйдем вместе. К черту эту виллу, деньги… К черту Рамиса. Ты же не любишь его! Неужели все это стоит твоей жизни?

– Я не могу, не могу… – Она закрыла лицо руками, пытаясь удержать подступающие слезы.

– Но почему? Зачем мучиться? Почему просто не уехать вместе?

– Куда мы поедем? – всхлипнула Алиса. – У меня ничего нет, мне даже за отель нечем заплатить. Ты сам без работы, хочешь, чтобы еще я села тебе на шею?

– Если дело только в этом… Я давно собирался сказать тебе… – Гордон потупился.

Алиса уже взяла себя в руки:

«Черт, надо было выставлять его сразу. Все эти сцены слишком вредны для моей расшатанной психики».

– Я не хотел говорить… И даже вчера, когда ты сказала, что догадалась, а я подтвердил… В общем, на самом деле это неправда, я соврал.

– О господи, опять… – выдохнула Алиса.

– Да нет же! Я сейчас объясню… Помнишь, мы шли с пляжа и ты заметила рекламный щит? Я еще тогда пошутил…

Заверещал мобильный. Алиса, не обращая больше внимания на Гордона, схватила телефон:

– Да, дорогой. Уже в аэропорту? Чудесно! Конечно, жду…

Парень осекся, несколько секунд молча смотрел, как она щебечет в трубку, затем развернулся и вышел.

Машинально отвечая Рамису, Алиса видела через окно, как Гордон быстро, не оглядываясь, скрылся за воротами.

«Что ж, так лучше. Конечно, лучше. Для всех. Сейчас придет вышколенная горничная, и к приезду Рамиса в доме не останется ни малейшего следа пребывания гостя».

Удушливая жара не отступила и под вечер. Алиса, вежливо извинившись, выскользнула из гостиной, в ванную, намочила полотенце и с наслаждением прижала его ко лбу. Было нелегко непринужденно порхать, развлекая благодушно развалившегося в кресле Рамиса и нагрянувших отмечать заключение сделки друзей – мучила духота. Вдалеке над океаном вспыхивали зарницы, перекатывался глухой гром, но сюда, на побережье, гроза приходить никак не желала.

Алиса опустилась на прохладный кафель, не отдавая себе отчета, что сидит в той же позе, что и Гордон, когда его хватил солнечный удар. С полотенца стекали мелкие капли, и Алисе казалось, что она плачет.

«Какая самонадеянность! Думала, что ко всему уже привыкла, ничем тебя не проймешь. Не ожидала, что так тяжело бросаться на шею благоверному, мило щебетать, расточать улыбки его гостям, в то время как хочется забиться в угол и завыть от тоски…»

В ванную ввалился Рамис – приземистый, пузатый, с проседью в черных волосах. Он был в светлых шортах и сетчатой майке, сквозь которую виднелся волосатый живот.