Идеальные любовники Карпович Ольга

Андрею удалось побороть притяжение этого эмоционального отрывка, который он все-таки прочитал.

«Ведь знаешь, что все это – ловкая, продуманная до мелочей игра, а ведешься, как мальчишка. К черту! – думал он, лежа без сна на широкой кровати. Одеяло сбилось в ногах, подушка казалась слишком горячей. Андрей перевернул ее и несколько раз ударил кулаком, пытаясь взбить. – Ни одна женщина не заставит меня потерять сон. К черту!»

На следующее утро была назначена выписка Гордеевой. Андрей постучался в палату к актрисе и услышал ее звонкий голос:

– Войдите!

Нина стояла у зеркала и, подняв тонкие руки, закручивала темные волосы в тугой узел. Она обернулась к Донскому, и в зрачках ее дрогнул солнечный свет. Лицо было чистым и свежим, о перенесенной операции напоминали лишь небольшие лоскутки пластыря под глазами.

– Доброе утро. В этот раз я не доставлю вам хлопот, чувствую себя прекрасно.

– Вот и отлично, – ответил Донской.

Справившись с волосами, Нина подошла к нему. Он быстро осмотрел ее, стараясь подавить волнение, которое вызывал запах ее гладкой, нетронутой загаром кожи.

«Да, эта съест кого угодно и не подавится, – пытался он воскресить собственную ярость. – Серый волк в овечьей шкуре!»

– Нина, вам часто говорят, что вы очень красивая?

– Бывает… – пожала она плечами.

– Да, наверное, часто. Вот ведь даже доктора сходят по вас с ума. – Донской вытащил из кармана специально заготовленную фотографию. – Я хочу вам кое-что подарить. Возьмите это от меня на долгую память.

Со снимка на Нину смотрели улыбающиеся физиономии Пашки, Пашкиной жены и двух маленьких Пашкиных детей. На плечах у счастливого папаши висла Катька в костюме обезьянки.

– Чудесные детки. Но… Я не совсем поняла, вы хотите пригласить меня на Новый год?

– Ну что вы, как я смею? – расшаркался Донской. – Я думал, вам будет приятно смотреть на эту фотографию и понимать, что даже самого примерного семьянина вы можете заманить в свои сети.

– Андрей Александрович, вы неверно обо мне думаете.

– Я думаю о вас очень верно, – не успокаивался Донской. Обида за весь когда-либо обманутый мужской род заставляла его ерничать дальше. – Возьмите, вам пригодится очередной трофей, повесите на стену. Вы ведь за этим сюда пришли, для этого разыграли комедию? Вы еще в первый свой визит вычислили, что я случайно наткнулся на ваш анонимный дневник, и принялись писать откровенности. Рассчитали, что я заинтересуюсь, увлекусь, а сами заигрывали с Пашкой. Веселое было зрелище, а? Что молчите, Нина?

Он хотел засунуть снимок в карман пиджака Гордеевой. Она отступила, и рука Донского скользнула по ее телу.

Дверь позади скрипнула. Андрей резко обернулся и отступил от Нины. В дверях стоял Пашка, сжимавший обеими руками сверток с колбасой. Отлученный от семьи, он шел перекусить и, услышав шум в палате, решил узнать, в чем дело. Он растерянно переводил взгляд с Андрея на Нину и неслышно шевелил губами.

– Извините, – наконец выдавил Пашка, – я помешал…

– Павел, вы не так поняли, – шагнула к нему Нина.

– Извините, – повторил Пашка и вышел, тихо притворив за собой дверь.

«Говорил же ему, стучаться надо. Теперь черт-те что себе вообразит, влюбленный болван! С другой стороны, так даже лучше! Пускай наша фам фаталь ищет другую жертву», – подумал с досадой Андрей.

Он обернулся к Нине и посмотрел ей в глаза.

– Ты ничего не понял. Господи, до чего же ты глупый. Воображаешь себе какой-то немыслимый ад, не понимая, что он находится здесь. – Нина дотронулась пальцами до его лихорадочно горевшего лба.

Донской почувствовал вдруг, как волна желания накатывает на него, дурманя голову.

«Почему в самом деле я решил, что эта женщина – безжалостная хищница, которая так и норовит зажевать очередную дичь? А что, если… если она и в самом деле полюбила меня. Вот так, просто, после нескольких коротких встреч…»

Он схватил ее, привлек к себе. Рука Нины, прохладная, нежная, скользнула по его лицу, по набрякшим векам, по губам. Ничего больше не соображая, Андрей поцеловал ее в полураскрытые губы.

Ночь была необыкновенной, не похожей ни на какую другую. В квартире Нины, в просторной спальне, где занавески вздымались парусами, а на низком столике трепетали огоньки множества свечей, он ласкал ее гибкое податливое тело, снова и снова припадая к нежным губам, как к живительному источнику, чувствуя, как постепенно иссякает горечь, наполнявшая его душу, и остается лишь свежесть, искренность первого человека, ступившего на землю на шестой день сотворения мира. Она не просто обнимала его, она словно хотела впитать его всего каждой клеточкой своего естества, раскрывалась доверчиво и бесстрашно, в полной мере осознавая, что ничем теперь не защищена от его возможной грубости и предательства. Однако и помыслить сейчас о чем-то подобном он не мог, впервые добровольно смиряя себя, подчиняясь женщине, понимая, что только ей теперь посвящена будет вся его жизнь.

– Люблю тебя! Люблю! – хрипло шептал он, не отрывая губ от ее рта.

– И я. С самого начала. С первого дня, – вторила она, ловя его горячее дыхание.

Снова и снова схлестывались и распадались их тела, сплетались руки, путались волосы. И темные судороги, пронзавшие плоть, делали их еще ближе, хотя, казалось, ближе уже невозможно.

Он приехал домой под утро, открыл дверь своим ключом, не зная еще, что скажет Галине, осознавая лишь, что то, что произошло с ним ночью, не обычная ни к чему не обязывающая интрижка, никак не мешающая его многолетнему браку. Нужно будет объясниться, что-то решить, договориться о разводе.

«Да какая разница, потом, потом…»

Странная тишина поразила его. Пройдя по комнатам, он не обнаружил ни жены, ни дочери. И лишь найдя на письменном столе в кабинете записку от Галины, понял, что жена наконец ушла от него.

Андрей скомкал листок и плеснул в стакан виски. Все еще оглушенный этой волшебной ночью, он ничего не чувствовал: ни досады, ни облегчения. Казалось, все это: жена, дочь, работа, друзья – детали какого-то другого мира, в котором он пребывал раньше и из которого неожиданно вырвался. И его новая неведомая жизнь настолько разительно отличалась от былого, что он все еще не мог отдышаться, судорожно хватая воздух и ощущая жжение в легких.

В дверь позвонили. Андрей пошел открывать, не удивившись даже, что кто-то решил навестить его в семь утра. Возможно, в этой новой реальности такое было в порядке вещей. Он увидел Пашку, который стоял, прислонившись к дверному косяку и вжимая большой палец в кнопку звонка.

– Привет, – поздоровался Донской.

Пашка, отодвинув его, ввалился в квартиру, обдав Донского алкогольными парами. Андрей присвистнул. Пашка, пошатываясь, прошел в гостиную и остановился посреди комнаты.

– Ты что же это, друг, вытворяешь? – со смехом спросил Донской. – Напился как скотина…

Пашка вдруг обернулся и ткнул в Андрея указательным пальцем:

– Ты! Ты мне не друг! Я с негодяями не джу… не дурж…

– Вы что это, Павел, охренели совсем? – все еще не мог вникнуть в ситуацию Донской.

Пашка прошелся по комнате, оставляя на паркете мокрые следы.

«Где его носило-то? – удивился Андрей. – За город, что ли, ездил? Все ботинки в земле…»

– Я пришел, чтобы сказать тебе, что ты подлец. Но я на тебя не злюсь, нет. Много чести. Ты конченый человек, ты мертвый, ты ни во что не веришь и никого не любишь, не ув… – Он запнулся. – Не уважаешь!

– Погоди…

– Сейчас! Ты несчастный человек… Мне жаль тебя… Ты не можешь, не можешь ничего чувствовать, все тебе скучно, надоело, достало…

«Крепко заучил, – оценил Донской. – Почти не сбивается. Неужели на него так подействовало то, что он увидел? Или он все эти годы копил все это внутри?»

– Послушай… Если ты по поводу того, что видел сегодня в палате, то ты все не так понял. Я просто разговаривал с ней. Я не собирался… черт… – Андрей сбился, понимая, что не может сказать правду.

Пашка поморщился, как от зубной боли, и запустил пальцы в растрепанные волосы. Потом замахал руками, останавливая Донского, и продолжил свою речь с того момента, на котором прервал ее:

– Ты играешь людьми… Ты опыты ставишь, вивисектор! Но тебе недолго осталось… Когда-нибудь кто-то поступит так же и с тобой.

Заготовка, видимо, закончилась. Он мгновенно сник, вся его коренастая фигура обмякла. Он махнул рукой и пошел к двери.

– Стой! Я вызову тебе такси. Поезжай домой, Вера там наверняка с ума сходит.

– Оставь меня в покое! Что ты лезешь ко мне? Лезешь в мою жизнь? Интересно, да, как нормальные люди живут? Увлекательно? – И, театрально взмахнув руками, он выскочил из квартиры.

Сработал будильник, и Донской подскочил с дивана, где уснул уже утром, одетым. Часто моргая, он не понимал, отчего так светло и радостно у него на душе, но память вдруг высветила яркие буквы: Нина!

«Господи, неужели это в самом деле произошло со мной? Такое небывалое, незаслуженное счастье…»

Еще не успев принять душ, он схватил телефон и набрал номер Гордеевой. Механический голос сообщил, что абонент недоступен.

«Спит, наверное, а телефон отключила. Милая…» – улыбнулся Андрей, представив себе сомкнутые Нинины веки и тяжелые волосы, рассыпанные по подушке.

Решив, что созвонится с ней позже, он наскоро позавтракал и поехал в клинику. Там выяснилось, что Пашка, пропавший вчера посреди рабочего дня, сорвавший две операции и вызвавший бурю негодования Петрова, так и не появлялся. Вместо него пришел какой-то тощий мужик с лицом порочного подростка, облаченный в длинное черное пальто со стоячим воротником от Victor & Rolf. Донской столкнулся с ним в холле и с удивлением смотрел, как мистер Гламур по-хозяйски прошествовал в гардероб для сотрудников.

– Это наш новый анестезиолог, – сообщила гардеробщица Таня, провожая нового коллегу влюбленными глазами.

«Ого! Оперативно!» – оценил Донской и на всякий случай уточнил:

– А Павел Борисович как же?

– Не знаю, – равнодушно протянула Таня. – Директор сказал, что теперь он у нас будет…

Андрей рассеянно покивал.

«Вот так Петров, быстро он слил Пашку. Тоже, наверное, метался по кабинету и орал: «Здесь все сделано моими руками, я не могу терпеть убытки!»

Вспомнив свой разговор с директором, он машинально нашарил в кармане повестку в суд, недавно полученную по почте, вытащил и перечитал. До суда оставалась неделя.

Донской потер руками лоб:

«Надо что-то придумать… Обратиться к адвокату? Но все это такая ерунда, такая скука… Какой-то чужой человек будет выспрашивать о разговорах с Полянским, которые я давным-давно выбросил из головы. Ладно! К черту адвокатов! Сориентируюсь на месте. Надо, однако, все-таки узнать, что там с Пашкой».

Он решил подняться к Петрову и все выяснить. Увидев Донского, директор занервничал и принялся перебирать бумаги. Эту его уловку Андрей хорошо знал и, не обращая внимания, уселся в кресло напротив.

– Что это за Эдуард Леонидович трется у нас в клинике? А как же Пашка?

– Что – Пашка? – Петров стукнул кулаком по столу. – Твой драгоценный Пашка позвонил вчера и заявил, что работать у нас больше не намерен. Прямо так и сказал: больше туда ни ногой. И ему наплевать, что по ТК он должен предупредить меня за две недели как минимум.

– Когда он звонил? Вечером? Так он пьян был в лоскуты…

– Мне-то что? – заорал Петров. – У меня тут не благотворительное учреждение! Я нянчится ни с кем не буду! – Он перевел дух, снова пошелестел бумагами. – Иди, Андрей, иди работай. У меня дел по горло.

Донской молча пошел к выходу. В этот момент в кабинет заглянула секретарша Петрова:

– Алексей Степанович, вам Полянский звонит. По поводу вашей договоренности…

Андрей вопросительно повернулся к Петрову. Тот все так же сидел за столом и как загипнотизированный смотрел в лежавший перед ним чистый лист бумаги.

– Это что же получается? Что за договоренность такая? Ты ему заплатил? Или… – Донской даже растерялся от мгновенной догадки. – Или ты согласился подтвердить, что я брал фотографии из архива?

– Я ничего не знаю, не знаю… – замотал головой Петров. – Что ты себе вообразил… Иди работай. У меня дела…

– Что ж, счастливо! – Андрей вышел.

Он ворвался к себе, на ходу бросив секретарше:

– Меня нет!

Едва переводя дыхание от гнева, Донской сгреб в портфель все бумаги со стола. Но голова была удивительно ясной.

«Значит, продал меня? Коллега, друг, однокурсник… Продал! К чертовой матери, достало все! Пусть катятся: один – со своей дружбой, другой – со своей клиникой. У меня одно теперь осталось – Нина. Нина!»

Он снова набрал номер Гордеевой, однако аппарат все еще был выключен.

Погруженный в свои мысли, он не сразу услышал шум.

Дверь кабинета распахнулась, и влетела Валерия.

«Это уже слишком для меня сегодня», – ужаснулся Андрей.

Секретарша тянула девушку обратно в приемную, однако та грубо прошипела:

– Исчезни, дура! Я же говорила, я ЗНАЮ, что он здесь.

– Откуда такая осведомленность? – холодно поинтересовался Донской.

Он решил уже, если Валерия не уймется, вызвать охрану и выдворить ее. В конце концов, заботиться о клиентах «Галатеи» он больше не обязан.

– Я все про тебя знаю, все… Я знаю, во сколько ты ложишься и когда встаешь, что ты ешь на завтрак и что любишь в постели. Я ведь твоя любимая девочка, ты забыл? Твоя маленькая милая девочка… – Она сложила губы в обиженную гримаску и тут же истерически закричала: – А ты меня бросил. Предал! Ты был ночью у этой мерзкой бабы, Гордеевой. Я все знаю!

– Ты что, следила за мной? – Андрей сделал секретарше знак выйти.

– Следила. – Валерия кинулась к Донскому и схватила его за локоть. – Вот до чего ты меня довел! Я не могу без тебя… Я же люблю, люблю тебя. Я брежу тобой, как ты не понимаешь? Я должна знать, чем ты живешь…

– О боже! – Андрей отошел к окну.

Лил дождь, превращая золотой лиственный покров в темную гниль. Голые деревья стали похожи на рыбьи скелеты. Донской видел отраженную в стекле Валерию. Она оседлала стул и покачивалась взад-вперед, воображая, видимо, что выглядит эротично.

«Да она помешалась! Я же предвидел, что так будет», – подумал он.

– Дорогая, – осторожно начал Андрей. – Давно надо было тебе сказать… Ты не хочешь поговорить с психоаналитиком? Мне кажется, ты переутомилась, перенервничала. Подумай, я могу посоветовать хорошего специалиста…

– Ты что же, думаешь, я чокнутая? – Лера вскочила со стула и ринулась прямо на Андрея. Тот невольно поежился. – Пойми же, я люблю тебя. Я должна быть с тобой, должна…

– Но… Вспомни, я ведь женат, – мягко сказал Андрей.

– Ты меня не обманешь, – затрясла головой Валерия. – Она ушла от тебя, твоя ненаглядная Галина. Не удивляйся, я же говорила, что все про тебя знаю. Все! И твоя актрисулька тебя кинет. Уже кинула! Вся Москва знает, что у этой бляди роман с французским ресторатором. У них свадьба назначена на будущую весну. Но ты же у нас светской хроникой не интересуешься, вот и повелся как школьник.

– Благодарю за информацию, – с иронией сказал Донской и все же почувствовал неприятный холодок сомнения. – Я думаю, тебе пора.

– Нет! Не прогоняй меня… – Валерия ухватилась за лацканы его пиджака.

Она повалилась на стол, таща за собой Андрея, и он ощутил неестественную упругость ее грудей, подумав про себя: «Какая гадость!» Донской попытался высвободиться, но Валерия закинула на него ногу, юбка ее задралась, и Андрей увидел, что на женщине нет нижнего белья.

– Люба! Зовите охрану! – заорал он.

– Не надо охрану, – выла Валерия. – Ты же понял теперь, что она – ничтожество. Или ты не поверил мне? Проверь! Поезжай к ней! Она наверняка уже улетела во Францию хвастаться перед женихом твоей работой. Она недостойна тебя. А я… Я…

Влетели два охранника и, отцепив Валерию от Донского, потащили ее к выходу.

– Оставьте меня! Не трогайте! Андрей! Андрей, ты должен…

– Уходи! Уходи и не появляйся здесь больше. Я попрошу не впускать тебя.

– Пойми же, я богата, – не унималась она. – Я навсегда богата! Я могу сделать для тебя все! Верь мне… Она не стоит…

Уже из коридора она еще раз крикнула:

– Ты еще пожалеешь!

Воцарилась тишина. Донской посидел немного, приходя в себя, затем снял телефонную трубку:

– Алексей, я увольняюсь. Сейчас. Будь здоров.

Петров пытался что-то кричать, но Донской не стал слушать.

Такси примчало его к дому Гордеевой. Благообразный портье запомнил Андрея со вчерашнего вечера и пропустил. Донской бегом бросился к лифту: увидеть ее, прикоснуться к ней, чтобы убедиться, что вчерашняя ночь не сон, не мираж.

Чувствуя, как сердце глухо колотится в груди, он позвонил в дверь. Но на пороге появилась незнакомая немолодая женщина в тренировочном костюме.

– Здравствуйте, я к Нине…

– Вы Андрей Александрович, – кивнула женщина. – Нина Сергеевна говорила, что вы, наверное, зайдете. Я ее домработница Валя. Нины сейчас, к сожалению, нет, она утром улетела.

– В Париж? – глухо выговорил Донской.

– Да, в Париж, – заулыбалась Валя. – Значит, она все-таки успела вам позвонить. А не хотела тревожить вас слишком рано.

– Она… она просила мне что-нибудь передать? – Он чувствовал, как в груди разливается чугунная тяжесть.

– Просила извиниться… Она скоро вернется.

Такси все еще стояло во дворе.

– Теперь домой, – бросил Андрей, влезая на заднее сиденье. – И пусть все это провалится в тартарары!

Тело ломило от неудобной позы. Андрей пошевелился, попробовал вытянуть ноги, но, не найдя опоры, снова подобрал их под себя.

Донской открыл глаза. Оказалось, спал он на коротком кухонном диванчике. Было сильно накурено, на столе валялись бутылки, консервные банки и вилки.

Настенные часы показывали восемь. За окном было темно.

«Утро сейчас или вечер? – не мог понять Андрей. – И какой день недели? Сколько уже времени я не выходил из дома?»

Уволившись из клиники, Донской заперся дома. Несколько раз звонили в дверь: приходила Лера – умоляла впустить ее; приходил судебный пристав – сообщить, что, поскольку Андрей пропустил суд, заседание переносится на две недели. Он никому не открывал и никак не реагировал на голоса. Только один раз поговорил по телефону с Галиной: она сообщила, что подала на развод.

– Галя, неужели ничего не осталось? – спросил Донской. – После всех этих лет… Я виноват перед тобой, но… Скажи, ты и в самом деле все это время была несчастна со мной?

– Андрей, эти вопросы стоило бы задать мне на много лет раньше. Уже ничего не исправить, – устало отозвалась Галина.

– Дай мне по крайней мере поговорить с дочерью, – не сдавался Андрей. – Или ты запретишь ей со мной видеться?

– Конечно, нет, можешь встречаться с ней сколько угодно. Если только она сама захочет.

Трубку взяла Катерина:

– Ну конечно, папуля, я захочу с тобой встречаться. Ты, кстати, не мог бы дать мне двести баксов, мне так понравилась одна курточка в Mango…

Больше Донской на звонки не отвечал.

От Нины не было никаких известий. Да Андрей уже и не надеялся услышать что-то о ней.

Он тяжело поднялся, открыл балконную дверь. Повеяло холодом, у Донского закружилась голова. Он постоял немного, привыкая к свежему воздуху.

Сыпался мелкий снег. «Зима», – написал Андрей на перилах и подышал на замерзший палец.

Мобильный зазвонил неожиданно, Донской даже вздрогнул и не поверил своим глазам, увидев номер Нины:

– Алло!

– Андрей, здравствуй! Я только что прилетела. Алло! Ты меня слышишь?

– Слышу, – отозвался он, с удивлением отмечая, какую боль вызывает внутри этот чистый глубокий голос. – Очень рад за тебя.

– Ты какой-то странный… Что-то случилось? Ты обиделся, что я улетела без предупреждения? Но у меня был уже билет, я не могла отменить поездку. И не успела тебе сказать…

– Нет, что ты, я страшно рад за тебя. Как будущий муж? Он ведь, кажется, владеет ресторанами? Не боишься потерять форму с таким-то семейным бизнесом? Впрочем, если решишься на липосакцию, я тебе скидку сделаю по старой дружбе, – едко говорил он.

– Ты знаешь… – протянула Нина.

– Твоя личная жизнь принадлежит народу. Ты этого не учла, дорогая, когда планировала свою маленькую победоносную авантюру. Ну да ладно, какая разница. Желаю вам с женихом – извини, не имею чести знать его имени – большого человеческого счастья.

– Андрей, погоди, – перебила Нина. – Нет никакого жениха. Больше нет. Я летала во Францию, чтобы разорвать отношения с ним. Но пришлось задержаться, у нас были кое-какие общие дела. Теперь все, его нет больше в моей жизни. Никого нет. Только ты!

Он молчал. Смотрел на скапливающуюся у балконной двери горку снега и не мог выговорить ни слова.

– Андрей, мне очень нужно тебя увидеть. Давай встретимся сегодня! В десять часов на Крымском мосту, ты сможешь? Я буду там поблизости в офисе одного кинопродюсера и освобожусь как раз к десяти. Приедешь?

– Да, – неслушающимся голосом произнес он. – Да, Нина, я буду. Сегодня в десять!

Донской гнал по ярко освещенному огнями проспекту в сторону Крымского моста. Волосы были еще влажными после душа, врывающийся в приоткрытое окно ветер приятно щекотал гладко выбритое лицо. Впервые за последние дни Андрей чувствовал волю к жизни.

Он нетерпеливо поглядывая на часы. Как назло, несмотря на поздний час, движение было оживленным. Да еще какой-то тонированный джип буквально приклеился к заднему бамперу, и Донской несколько раз мигнул ему фарами. На Крымском Валу машины встали мертво. Видимо, впереди была авария. Ну кто мог предположить такое? Андрей с глухим стоном уронил голову на руки. Прошло несколько минут – пробка не двигалась. Лишь промчалась по встречной полосе патрульная машина ГИБДД. Донской вырубил зажигание, включил аварийные сигналы и выскочил из машины.

– Эй, куда? – заорали сзади. – Ты что, чувак, офигел? Мы-то как проедем?

Андрей бежал в сторону Крымского моста. Было жарко. Он распахнул пальто и старался дышать как можно глубже. Из машин на него смотрели разные люди: кто-то усмехался, кто-то крутил пальцем у виска.

Наконец Андрей добежал до ведущих на мост ступенек и стал быстро подниматься. Дыхание сбилось, ботинки скользили… Он на секунду потерял равновесие, ухватился рукой за перила и выругался.

«Не хватало еще свернуть шею, – подумал Андрей. – За десять шагов до назначенного места!»

Сзади ему почудилось какое-то движение. Донской резко обернулся, но за ним никто не шел, только промелькнул у подножия лестницы белый плащ.

«Она? Тоже опаздывает? – насторожился он. – Нет, случайный прохожий».

Андрей поднялся на мост и, осматриваясь по сторонам, двинулся к середине. На громоздкие цепи, соединявшие пилоны моста, налипал снег. Впереди возвышался памятник Петру Первому, едва различимый в снежной полутьме. По берегам уже покрывшейся тонким льдом реки светились разноцветными окнами дома. Андрей не мог отделаться от ощущения, что все вокруг было ненастоящим, бутафорским. Дрожавшие во влажном воздухе огни, тревожные гудки машин, его одинокая фигура на фоне светлых конструкций моста – все это напоминало финальные кадры какого-нибудь голливудского фильма. Вот сейчас он сделает шаг – темнота расступится, и перед ним возникнет любимая женщина…

Донской увидел серебристую иномарку. Он еще не мог разглядеть номер, но автомобиль показался ему знакомым. Он прибавил шагу:

«Это она! Уже ждет. Сейчас я ее увижу!»

Андрею казалось, что все его движения слишком плавны, как в замедленной съемке: он делает шаг, поднимает над головой руку, машет, дверь машины открывается, он видит ступивший на асфальт женский сапог.

– Андрей! – послышался высокий срывающийся голос сзади.

Донской обернулся. В нескольких шагах от него стояло некое существо, завернутое в белый плащ. Голова существа была гладко выбрита и бликовала в неярком свете уличного фонаря. На бледном лице огненно-красным пятном выделялись неестественно выпуклые губы. Руки что-то судорожно сжимали под плащом.

«Господи, как в моем кошмаре!» – отшатнулся Андрей.

– Что же ты, Андрюша? Думал избавиться от меня? Я же говорила, я всегда буду с тобой, а ты не верил… – слезливо произнес отвратительный призрак и шагнул к Донскому.

Андрей смог разглядеть реальные, хоть и искаженные до неузнаваемости черты Валерии. Ее воспаленные глаза лихорадночно бегали, губы растягивались в клоунской улыбке, тело сотрясал озноб.

«Вот оно! – осознал Андрей. – Она помешалась, я ведь знал, что так будет».

– Я любила тебя, – произнесла Валерия, вскидывая руку.

И он увидел направленный на него пистолет.

– Что ты… – начал Донской.

– Прощай, – улыбнувшись светло сказала Валерия и нажала на курок.

Андрей судорожно прижал руку к груди и с недоумением смотрел на сочившуюся сквозь пальцы темную жидкость. Он видел еще, как победно рассмеялась Валерия и, покачиваясь, пошла прочь, сверкая лысым черепом. Фонарь над головой мигнул и поплыл куда-то вбок и вверх. Донской ощутил спиной твердую, неровную поверхность асфальта, зачерпнул пальцами горсть окрасившегося в багровый цвет снега.

«Вот и все, – подумал он с непонятным облегчением. – Вот и конец. Я прожил такую интересную жизнь, и почему ее должен оборвать какой-то безумный призрак? Господи, как нелепо!»

Он успел увидеть, как выскочила из серебристой иномарки Нина Гордеева, как подбежала к нему и опустилась на колени. А потом наступила чернота.

И снилась бесконечная ширь серебряного моря. Андрей шел по кромке прибоя, омывавшего прохладной волной его босые ступни. Красное солнце медленно опускалось в жемчужную воду, и небо постепенно окрашивалось в темные тона.

– Где я? – спросил Андрей, и вопрос его на разные лады повторило эхо.

Он обернулся и увидел голые островерхие скалы. Все вокруг было словно припорошено слоем вековой пыли или пепла.

– Я умер? – снова крикнул Андрей в пустоту.

– Умер, умер, умер… – засмеялось эхо.

«Господи, мука какая!» – подумал он и осознал, что все позади, все прошло. Закончилась его жизнь, как казалось теперь, такая бессмысленная… Он знал, что проиграл. Но знание это не потревожило его души. Он уходил, оставляя позади женщин, которых никогда не любил; бесчисленных пациентов, которые всегда чего-то хотели от него; не понимая, что доктор смертельно устал.

«Все кончено, кончено. Господи, не оставь меня!» – мелькало в его угасающем сознании.

Где-то там, вдали, ждали дивные сады, извечная тишина и покой. И женщины… Совсем других женщин увидит он – первозданно красивых, бесконечно добрых. Он был готов. Только одно не давало освободиться – нелепая мысль, что здесь кто-то держит его. Кто-то упрямо цепляется за его проткнутую капельницей руку, не дает попрощаться, тянет назад. Тот, кто любит его безмерно, кто-то, возможно, самый главный, готовый слиться с ним плотью и кровью.

Стараясь освободиться от сковывающих его пут, Донской разбежался и прыгнул в воду, ласково принявшую его усталое тело. Он быстро поплыл к горизонту, туда, где тонул в волнах алый диск солнца. Он не знал, куда и зачем плывет, но почему-то понял, что нужно грести изо всех сил, не останавливаясь и не отдыхая. Воздух вокруг был спокоен и недвижим, море тихо плескалось. Обернувшись, Андрей осознал, что и на метр не удалился от берега.

Он заработал руками сильнее, но через несколько минут понял, что это бесполезно. Тем временем солнце уже утонуло в водной глади, и наступила полная темнота.

– Эй! – позвал Донской. – Эй, кто-нибудь!

Ответа не было. Над морем медленно всходила бледно-желтая луна. Она поднялась над водной гладью и ослепила Донского. Он поморгал и увидел, что плывет по сверкающей лунной дорожке. Луна манила к себе, Андрей поплыл быстрее и через некоторое время почувствовал, что воды вокруг нет. Море осталось далеко внизу, он же медленно летел вверх. Луна все ближе и ближе – глаза слезились от яркого света, и он почувствовал, что плачет. Андрей сделал последний рывок и ощутил, как его ладони коснулась нежная тонкая рука.

С немыслимой силой она потянула его за собой, и он босыми ногами наступил на раскаленный песок. Вокруг простиралась безжизненная пустыня, окутанная изумрудным маревом. Все тело прониклось иссушающей жаждой. В лицо дохнуло жаром. Какая-то женщина, облаченная в развевающиеся на горячем ветру светлые одежды, вела его за руку. Боль во всем теле нарастала. Хотелось вырваться из жаркого морока и вернуться в прохладные волны, но женщина крепко держала его.

– Нина! – позвал он. – Нина!

И знакомый мягкий грудной голос неожиданно отозвался:

– Я здесь, здесь…

Донской услышал, как запищало над ухом. Этот нарастающий звук выворачивал все нутро наизнанку. Что-то толкнуло Андрея изнутри, он с хрипом вдохнул, ощутив жгучую боль в груди, и открыл глаза.

Он увидел склонившуюся над ним Нину Гордееву. Встретившись с ним взглядом, она вздрогнула. И заплакала.