Талисман моей любви Робертс Нора
—Я расскажу ей, когда она приедет днем.
—Чем раньше, тем лучше. — Фокс щедро полил свою горку французских тостов сиропом. — По дороге в контору мы с Лейлой будем проезжать мимо дома.
—Сибил все равно захочет, чтобы я рассказал ей сам.
—И все же. — Фокс попробовал тост и улыбнулся Лейле. — Потрясающе.
—Но не «Поп-тартс».
—Лучше. Ты уверена, что мне не нужно идти с тобой в банк? Зная тебя, я не сомневаюсь, что все бумаги в порядке, но...
—Я прекрасно справлюсь сама. У тебя сегодня напряженный день. Кроме того, с двумя моими инвесторами ссуда не будет слишком велика. Скорее, маленькая и эффективная.
Любопытный переход от призраков к процентным ставкам, подумал Гейдж. Он перестал прислушиваться и развернул газету, которую стянул у Фокса. Затем уловил несколько фраз.
—Сибил и Куин вкладывают деньги в твой магазин?
—Да. — Лейла широко улыбнулась. — Это здорово. Надеюсь, и для них тоже — я постараюсь. Так чудесно, что они в меня верят. Ты знаешь, как это бывает. Вы с Кэлом и Фоксом всегда верили друг другу.
Наверное, так и есть, и наверное, это самая осязаемая причина тесной связи всех шестерых. Энн сказала, что он не одинок. Никто из них не одинок, понял Гейдж. Может быть, именно это и склонит чашу весов на их сторону.
Оставшись в доме один, он целый час потратил на электронные письма. В Европе у него был знакомый, профессор Линц, специалист по демонологии и фольклору. Несмотря на изобилие теорий и многословную риторику, от него, как считал Гейдж, можно было получить полезную информацию.
А чем больше исходных данных, тем выше вероятность вытащить из шляпы счастливый билетик. Пусть Линц проверит новую гипотезу Сибил — вреда не будет. Неужели гелиотроп — их гелиотроп — является фрагментом чего-то большего, некоего источника мифической волшебной силы?
Печатая письмо, он качал головой. Если бы кто-то за пределами круга близких друзей узнал, что большую часть времени он проводит в охоте за демонами, он бы умер со смеху. Хотя нужно признать: те, кто не входил в круг близких друзей, видели лишь то, что Гейдж позволял им видеть. И никого из них он не мог назвать другом.
Знакомые, игроки, любовницы. Иногда они выигрывали у него деньги, иногда он у них. Гейдж мог угостить их выпивкой, а они его. Что касается женщин — не за игровым столом, — то они дарили друг другу несколько часов или даже дней, если так им обоим хотелось.
Что легко достается, то легко тратится.
Интересно, почему вдруг все это показалось ему еще более жалким, чем взрослый мужчина, желающий получить на завтрак «Поп-тартс»?
Разозлившись на самого себя, Гейдж взъерошил волосы и откинулся на спинку стула. Он делал то, что ему нравится, жил так, как хотел. Даже приехать сюда, противостоять демону — его собственный выбор. И плохо, черт возьми, если первая неделя июля станет для него последней. Но жаловаться грех. Ему тридцать один год, и он успел повидать мир. Время от времени он вел довольно-таки роскошную жизнь. И не прочь еще несколько раз вернуться к той роскоши. Еще несколько бросков игральных костей, еще несколько сдач. Если нет, придется зафиксировать убытки.
Он уже добился главной цели в жизни. Уехал из Холлоу. И уже пятнадцать лет на удар отвечал ударом, еще более сильным.
В ту ночь старик напился, вспоминал Гейдж. Напился в стельку после воздержания, которое длилось насколько месяцев. В такие периоды было еще хуже, чем когда он просто пил.
Лето, подумал Гейдж. Августовская ночь, когда казалось, что сам воздух пропитан потом. В квартире было чисто, потому что старик держался с апреля. Но на третий этаж над боулинг-центром все поднимался и поднимался пропитанный потом воздух и скапливался здесь, словно насмехаясь над неумолчным гудением кондиционера. Даже после полуночи в квартире было влажно, и, едва переступив порог, Гейдж пожалел, что не отправился к Кэлу или Фоксу.
Но он вернулся со свидания — того рода, когда парню нужно отделиться от друзей, чтобы иметь шансы на успех.
Полагая, что отец в постели — спит или пытается заснуть, — он снял туфли и прошел на кухню. Там стоял кувшин, наполовину заполненный чаем со льдом, растворимой дрянью, которая всегда казалась слишком сладкой или слишком горькой, как ее ни разводи. Но Гейдж выпил два стакана и принялся искать еду, чтобы утолить разыгравшийся аппетит.
Ему хотелось пиццы. Боулинг и гриль-бар уже закрылись, так что с этой мыслью пришлось расстаться. Он нашел половину сэндвича с тефтелями, явно двухдневной давности. Но на такие мелочи подростки не обращают внимания.
Он съел сэндвич стоя, прямо над раковиной.
Потом убрал за собой. Гейдж слишком хорошо знал, как пахнет в доме во время запоев отца. Прокисшая еда, мусор, пот, выдохшийся виски и дым. Хорошо, что, несмотря на жару, в квартире был нормальный запах. Не такой приятный, как в доме Кэла или Фокса. Там всегда были цветы, свечи или девчачьи вазочки с лепестками, а также особый аромат. Женский, как считал Гейдж, — от лосьонов для кожи и духов.
По сравнению с домами друзей его квартира была настоящей дырой, куда не захочется привести девушку, подумал он, оглядываясь. Но в данный момент не так уж плохо. Мебель старая и потертая, стены не мешает покрасить. Может, осенью, когда станет прохладнее, они со стариком займутся ремонтом.
И купят новый телевизор, из тех, что не старше десяти лет. Летом, когда они оба работали на полную ставку, дела пошли на лад. Часть заработка он откладывал на новые наушники, но для такого дела можно выделить половину отложенного. До начала занятий в школе остается пара недель — то есть еще две зарплаты. Да, новый телевизор — это неплохо.
Он убрал стакан, закрыл буфет. На лестнице послышались шаги отца. Гейдж все понял.
Оптимизм вытек, подобно струйке воды. Осталась лишь тяжесть в душе. Глупо, подумал он. Глупо надеяться, что старик останется трезвым. Глупо верить, что в этой квартире, похожей на крысоловку, может появиться что-нибудь приличное.
Гейдж вошел к себе в комнату, закрыл дверь. Потом подумал: какого черта? Посмотрим, что этот пьяный сукин сын скажет в свое оправдание.
Он вышел в коридор и стоял, разозленный, зацепив большие пальцы рук за карманы джинсов, готовый взмахнуть красной тряпкой перед носом быка. Отец распахнул дверь.
Билл Тернер покачнулся и ухватился за дверной косяк. Лицо его раскраснелось от подъема по лестнице, жары и спиртного. Даже с противоположного конца комнаты Гейдж чувствовал запах пропитанного виски пота, выступавшего из всех пор на теле отца. Футболка была влажной под мышками и на груди. В мутных глазах, остановившихся на Гейдже, плескалась злоба.
—Что вылупился?
—Да вот, смотрю на пьяницу.
—Пара бутылок пива с друзьями не делают меня пьяницей.
—Похоже, я ошибся. Ты пьяный лгун.
Злоба в его взгляде сгустилась. Гейдж подумал, что это похоже на приготовившуюся к броску змею.
—Попридержи язык, парень.
—Я должен был знать, что ты не выдержишь. — Хотя отец держался целых пять месяцев. Не напился даже на день рождения Гейджа, и именно тогда у него появилась надежда. Впервые с тех пор, как он начал пить, отец умел удержаться на день рождения сына.
Разочарование, обида от того, что его предали, оставляли более глубокие раны, чем удары ремня. Убивали последние капли надежды.
—Не твое дело, — огрызнулся Билл. — Это мой дом, не указывай, что мне делать в собственном доме.
—Это дом Джима Хоукинса, а я плачу за квартиру наравне с тобой. Опять пропил всю зарплату?
—Я перед тобой не отчитываюсь. Заткни пасть, или...
—Что? — с вызовом произнес Гейдж. — Ты пьян и на ногах не держишься. Что ты можешь сделать, черт возьми? Хотя мне плевать, — с отвращением бросил он, повернулся и шагнул к двери в свою комнату. — Хорошо бы ты сдох от пьянства, и дело с концом.
Билл был пьян, но быстр. Он метнулся к сыну и прижал спиной к стене.
—Паршивец. Ты всегда был паршивцем. Лучше бы ты вообще не родился.
—Ты тоже. А теперь убери от меня свои лапы.
Два быстрых удара, и у Гейджа зазвенело в ушах, на губе выступила кровь.
—Пора бы тебе научиться уважению, черт возьми.
Гейдж помнил первый удар, помнил, как его кулак врезается в лицо старика, помнил удивление в глазах отца. Что-то — старый торшер — с грохотом упало на пол, кто-то ругался на чем свет стоит. Он сам?
Следующая отчетливая картина: он стоит над распростертым на полу отцом, лицо которого все в синяках и кровоподтеках. Кулаки болят — от ударов и от заживления распухших, окровавленных суставов. Воздух со свистом вырывается из легких, по всему телу ручьями течет пот.
Сколько он избивал отца? Ярость, кровавой пеленой застившая глаза, теперь рассеялась, оставив ледяное спокойствие.
—Если ты еще хоть раз в жизни прикоснешься ко мне, попробуешь поднять на меня руку, я тебя убью. — Гейдж присел на корточки, чтобы убедиться, что старик его слышит. — Клянусь. Через три года я уеду. И если за это время ты сдохнешь от пьянства, мне плевать. Теперь плевать. Все эти три года я буду жить тут. Свою часть арендной платы отдаю прямо мистеру Хоукинсу. Ты не получишь ни цента. Я сам буду покупать себе еду и одежду. От тебя мне ничего не нужно. Но как бы ты ни напивался, постарайся не забывать одну вещь. Только попробуй меня ударить, козел, и ты мертвец.
Гейдж встал, прошел в свою комнату и закрыл дверь. Завтра нужно купить замок. Нечего этому ублюдку тут делать.
Он может уйти. Обессиленный, Гейдж сел на край кровати и закрыл лицо руками. Собрать свои вещи и заявиться к Кэлу или на ферму Фокса. Они его всегда примут.
Такие уж они люди.
Нет, нельзя. Он должен доказать старику и самому себе, что не отступит. Три года до совершеннолетия, а потом свобода.
Не совсем точно, подумал теперь Гейдж. Он выдержал, и старик больше не посмел поднять на него руку. А по прошествии трех лет уехал. Но свобода? Это совсем другая история.
Ты не расстаешься с прошлым, размышлял он, тащишь его за собой на толстой, прочной цепи, как бы ни старался заглядывать вперед. Можно его довольно долго игнорировать, но избавиться все равно не удастся. Эта цепь могла растянуться на десять тысяч миль, но Холлоу, люди, которых он любил, и судьба все время тянули его назад.
Оторвавшись от компьютера, Гейдж спустился на кухню за очередной порцией кофе. Устроившись за кухонным столом, он принялся раскладывать пасьянс. Карты — цвет, форма, звук, с которым они ложились на стол, — успокаивали его. Услышав стук в дверь, он взглянул на часы. Для Сибил рановато. Гейдж оставил карты на столе, радуясь, что это простое занятие отвлекло его мысли от прошлого. И от женщины.
Распахнув дверь, он увидел стоявшую на террасе Джоанну Барри.
—Привет.
Она молча смотрела на него. Ее темные волосы были заплетены в косу. Ясные глаза на миловидном лице, стройное тело, обтянутое джинсами и хлопковой рубашкой. Она погладила его по щеке и расцеловала в лоб, щеки и губы — так Джо всегда приветствовала тех, кого любила.
—Спасибо за орхидею.
—Пожалуйста. Жаль, что не застал тебя. Зайдешь? Ты не торопишься?
—Зайду, но на пару минут.
—Наверное, там найдется, чем тебя угостить. — Гейдж повел ее на кухню.
—У Кэла замечательный дом. Я не перестаю удивляться.
—Чему?
—Тому, что он — все вы — взрослые мужчины. Что Кэл взрослый мужчина, у которого собственный красивый дом с чудесным садом. Иногда — довольно часто — я просыпаюсь с мыслью, что мне пора будить детей и собирать в школу. Потом я вспоминаю: дети выросли и разъехались. И чувствую облегчение и грусть одновременно. Я скучаю по своим маленьким мальчикам.
—Вам от нас не избавиться. — Зная вкусы Джо, Гейдж отверг все разновидности газированной воды. — Могу предложить тебе воду или нечто похожее на грейпфрутовый сок.
—Я не хочу, Гейдж. Не беспокойся.
—Могу заварить чай — или сами заварите. Наверное... — Он умолк, заметив слезу, скатившуюся у нее по щеке.
—Что? В чем дело?
—В записке, которую ты мне оставил вместе с орхидеей.
—Я хотел с вами поговорить. Заехал сначала к матери Гейджа, а...
—Знаю. Мне Франни рассказала. Ты написал: «Потому что вы никогда меня не бросали. И я точно знаю — не бросите».
—Все так.
Вздохнув, Джо обняла его, уткнулась головой в плечо.
—Как только у тебя появляются дети, вместе с ними приходят тревоги и сомнения. Правильно ли ты поступил? Нужно ли было делать то или говорить это? А потом вдруг обнаруживается, что дети выросли. Но ты не перестаешь тревожиться и сомневаться. Что я могла еще сделать, не забыла ли это сказать? И если повезет, однажды кто-нибудь из детей... — Она отстранилась и посмотрела Гейджу в глаза. — Я всегда считала тебя своим сыном, и Франни тоже. Кто-то из детей пишет записку, слова которой проникают тебе прямо в сердце. И тревога проходит. — Всхлипнув, она улыбнулась. — Хотя все лишь на мгновение. Спасибо тебе за это мгновение, малыш.
—Без вас с Франни я бы не справился.
—Мне кажется, тут ты ошибаешься. Но мы здорово помогли. — Теперь она рассмеялась и крепко обняла его. — Мне нужно идти. Приезжай, мы тебя всегда ждем.
—Обязательно. Я вас провожу.
—Не говори глупостей. Я знаю дорогу. — Джо шагнула к двери, затем оглянулась. — Я молюсь за вас. Всем — ты же меня знаешь. Иисусу, Богоматери, Будде, Аллаху и так далее. На всякий случай. Хочу, чтобы ты знал: не проходит и дня, чтобы я не молилась за всех вас. Донимаю все высшие силы, какие только есть. С вами все будет хорошо — со всеми. Другого ответа я не приму.
6
Ему следовало знать, что Сибил явится вовремя. Не раньше и не позже, а минута в минуту. Точность — отличительная черта ее характера. На Сибил была блузка цвета сочного персика, темно-коричневые брюки, оканчивающиеся на пару дюймов выше щиколоток, и сандалии на двух тонких ремешках, открывавшие великолепные узкие ступни с ногтями под цвет блузки. Густые черные волосы прихвачены заколками на висках, так что взору Гейджа открывались три крошечных колечка в левом ухе и два в правом.
С собой у нее была коричневая сумка размером с бультерьера.
—Слышала, у тебя был гость. Ты должен мне рассказать — я хочу убедиться, что при пересказе ничего не потерялось.
Прямо к делу, подумал он.
—Отлично. — Гейдж двинулся на кухню. Если придется повторить историю еще раз, лучше делать это с чашкой кофе.
—Не возражаешь, если я поищу чего-нибудь холодного?
—Пожалуйста.
Гейдж смотрел, как она достает из холодильника грейпфрутовый сок и диетический имбирный эль.
—Я немного обижена, что Энн еще не говорила со мной. — Сибил насыпала в стакан лед, затем одновременно стала лить туда напитки, смешивая их. — Но я стараюсь быть великодушной. — Обернувшись, она вопросительно вскинула бровь. — Хочешь?
—Ни в коем случае.
—Если бы я весь день пила кофе, как ты, то ходила бы колесом по потолку. — Она бросила взгляд на карты, разложенные на столе. — Я тебе помешала.
—Просто убивал время.
—Ага. — Сибил внимательно изучала расклад. Во Франции пасьянс часто называют Reussite, что значит «успех»; часть историков придерживаются мнения, что его придумали именно в этой стране. В английском языке его обозначают словом «терпение» — видимо, именно это качество тебя привлекает. Самая интересная теория, с которой я сталкивалась, утверждает, что в основе пасьянса лежит гадание на картах. Ты возражаешь? — спросила она, постучав по столу, и Гейдж пожал плечами.
Сибил открыла карту и продолжила раскладывать пасьянс.
—В последние лет двадцать стали популярными игры через компьютер. Ты не играешь онлайн?
—Никогда. Предпочитаю сидеть в одной комнате с противниками. Анонимный выигрыш не приносит такого удовольствия.
—Я однажды попробовала. Люблю пробовать почти все.
Гейдж попытался представить, что это значит — почти все.
—И как успехи?
—Неплохо. Но, как и ты, я обнаружила, что это не настоящее. Ладно, где мы устроимся? — Из недр огромной сумки она извлекла блокнот. — Давай начнем с того, что ты расскажешь подробности утреннего визита, потом...
—Ты мне снилась.
—Да? — Она склонила голову набок.
—Учитывая категорию X[4], можешь поделиться с остальными, если сочтешь необходимым, а можешь оставить при себе.
—Сначала я должна услышать. — Ее губы дрогнули в улыбке. — В мельчайших подробностях.
—Ты пришла ко мне в спальню. Голая.
Сибил открыла блокнот, начала записывать.
—Какое бесстыдство.
—В комнату проникал лунный свет, и все было похоже на черно-белый, очень сексуальный фильм. У меня сложилось впечатление, что это не в первый раз; ласки были знакомыми. Как говорится, возможно, немного другие па, возможно, чуть-чуть изменился ритм, но этот танец мы уже танцевали.
—Мы разговаривали?
—Нет. — Ее глаза светились любопытством, отметил Гейдж, и удивлением — бесстрастным. И ни намека на смущение. — Мне был знаком вкус твоих губ и звуки, которые с них слетали, когда я прикасался к тебе. Я знал, где тебя ласкать и как. Когда мы... соединились и любили друг друга, комната начала кровоточить и гореть. — Любопытство усилилось, удивление погасло. — Они обрушились на нас, пламя и кровь. И ты заговорила. На пике оргазма, в ту секунду, когда огонь поглотил нас, ты крикнула: бестиа.
—Секс и смерть. Больше похоже на эротический или страшный сон, чем на пророчество.
—Наверное. Но я подумал, что нужно его рассказать. — Он постучал пальцем по блокноту. — Для твоих заметок.
—Трудно отвлечься от мыслей о сексе и смерти — с учетом всего, что происходит. Но...
—У тебя есть татуировка? — Он увидел, как задумчиво прищурились глаза Сибил. — Примерно вот такого размера. — Гейдж раздвинул большой и указательный пальцы на пару дюймов. — На пояснице. Похоже на тройку с тонкой волнистой линией, отходящей от нижнего завитка, а сверху еще один символ, завиток с точкой в центре.
—На санскрите это индуистская мантра «ом». Четыре части обозначают четыре ступени сосредоточения: бодрствование, сон, видения и трансцендентное состояние.
—А я подумал, что это просто сексуально.
—Конечно, сексуально. — Повернувшись, Сибил приподняла блузку на несколько дюймов и продемонстрировала татуировку на пояснице. — Но в этих символах заложен глубокий смысл. А поскольку ты их видел, придется сделать вывод, что в твоем сне тоже заложен смысл.
Она опустила блузку, вновь повернулась к Гейджу лицом.
—Нам обоим прекрасно известно: мы видим потенциал, а не абсолют. Кроме того, очень часто увиденное нами насыщено символами. Так что, судя по твоему сну, у нас есть шанс стать любовниками.
—Можно было догадаться и без всякого сна.
—И как любовники мы рискуем заплатить за удовольствие высокую цену. — Она твердо посмотрела ему в глаза. — Можно предположить, что тебя влечет ко мне на физическом уровне, но не на эмоциональном и ментальном. Мысль о возможной женитьбе вызывает у тебя отторжение, поскольку получается, что ты следуешь примеру друзей. А ты привык быть самостоятельным. Не могу тебя винить — я тоже. Раздражает также — и я разделяю это раздражение — идея, что наше разделение на пары является частью общего плана, составленного сотни лет назад. Правильно?
—В основном.
—Тогда прибавим твою пессимистическую — в отличие от моей — натуру, которая ослабляет подсознание, или твой дар, который создает нечто вроде мертвой зоны.
—Понятно, — усмехнулся Гейдж.
—Что до меня, я не отвергаю любовников только на том основании, что во время оргазма меня могут уничтожить силы зла. Это убивает всю романтику.
—Ты ищешь романтики, Сибил?
—Как все. Только у каждого свое представление о ней. Давай выйдем на свежий воздух, на веранду? Я люблю весну, а она так коротка. Насладимся ею, пока есть такая возможность.
—Хорошо. — Гейдж взял кофе, открыл дверь на веранду. — Тебе страшно? — спросил он, пропуская Сибил вперед.
—Все время, с тех пор как приехала сюда. А тебе?
Он оставил дверь открытой.
—Я привык. Привык всю жизнь бояться, но не подавать виду. Потом наступила стадия «да пошло оно все». Теперь осталось одно раздражение. Но тебя это не раздражает.
—Мне интересно. — Она извлекла из сумки солнцезащитные очки, водрузила на нос. — Наверное, хорошо, что у всех у нас разная реакция. Шире охват. — Сибил села за один из столиков, с веранды открывался вид на сад и окаймлявший его лес. — Расскажи об Энн Хоукинс.
Гейдж рассказывал об утренней встрече, а она делала пометки в блокноте.
—Трое, — сказала Сибил, выслушав рассказ. — Три мальчика, потомки Энн и Джайлза Дента. Вера — это по части Кэла. Он верит не только в себя, в вас, в город, но готов принять то, что не может видеть сам. Прошлое — то, что произошло до него. Надежду олицетворяет Фокс. Он оптимист и считает, что способен что-то изменить и обязательно изменит. Значит, на твою долю, хорошо это или плохо, остается предвидение — то, что будет. Вторая тройка — Куин, Лейла и я — укладывается в ту же схему, образуя пары. Кэл и Куин, Фокс и Лейла, а теперь мы с тобой. Три в одном — трое мужчин, три женщины, три пары, объединенные в одно целое. И это наша заслуга, точно так же, как соединение трех осколков гелиотропа.
—Что не помогло выяснить, как им пользоваться.
—Но Энн ясно, по крайней мере для меня, дала понять, что у нас есть все необходимое. Материальных элементов больше не будет. Что-то другое. Слезы. — Нахмурившись, Сибил забарабанила пальцами по блокноту. — Она плакала о тебе, и, если я ее правильно поняла, мне тоже предстоит плакать. С удовольствием пролью пару слезинок, если они отправят Большого Злого Ублюдка в ад. Слезы, — повторила она и закрыла глаза. — Этот ингредиент часто используется в магии. Как правило, женские. Слезы девственницы, беременной женщины, матери, старухи и все такое прочее, в зависимости от обстоятельств. Я в этом плохо разбираюсь.
—Неужели есть такое?
Усмехнувшись, Сибил сдвинула очки на кончик носа и посмотрела поверх них на Гейджа.
—Кое-чего я, конечно, не знаю, но практически во всем могу разобраться. Нужно выяснить. Похоже, Энн говорит, что хотя остальным парам тоже придется кое-что сделать в своих областях, основную часть работы они уже выполнили. Пришло время смотреть вперед, а это наша с тобой задача, приятель.
—Я не могу вызывать видения по собственному желанию.
—Конечно, можешь. Нужна практика, концентрация и внимание. Все это у тебя есть — в противном случае ты не смог бы зарабатывать на жизнь картами. А вот проблемой может стать другое: нам потребуется вызвать свой дар одновременно и сосредоточиться на одном и том же событии.
Сибил снова запустила руку в свою вместительную сумку и достала колоду карт Таро.
—Шутишь?
—Инструменты, — ответила она и принялась довольно ловко тасовать большие карты. — У меня есть еще руны, несколько разновидностей хрустальных шаров, магическое зеркало. Когда-то я серьезно увлекалась колдовством, пыталась найти корни своего дара. Но, как и во всякой религии или организации, у них куча правил. Эти правила начали душить меня. В какой-то момент я примирилась с тем, что обладаю даром предвидения, и расширила поле деятельности.
—Когда ты впервые поняла?
—Что могу видеть будущее? Точно не знаю. Но это не была ослепительная вспышка, как у тебя. Мне всегда снились яркие сны. В детстве я рассказывала их родителям. Или с плачем просыпалась среди ночи, если сон оказывался страшным. Мне часто снились страшные сны. Или то, что можно назвать дежавю, хотя тогда я, конечно, не знала такого слова. Бабушка со стороны отца, в жилах которой текла цыганская кровь, сказала, что у меня дар предвидения. Я изо всех сил старалась развить свой дар, научиться управлять им. Сны не прекратились — иногда хорошие, иногда плохие. Мне часто снился огонь. Я шла сквозь него, умирала в нем или вызывала его.
Она быстро разложила карты. Привлеченный яркими картинками, Гейдж придвинулся к столу.
—Кажется, я видела тебя во сне, — сказала Сибил. — Задолго до нашей встречи.
—Кажется?
—Я ни разу не видела твоего лица. Или не могла вспомнить, когда просыпалась. Но во снах или видениях точно знала, что меня кто-то ждет. Вроде любовника. Первый оргазм я испытала лет в четырнадцать во время одного из таких снов. После них я просыпалась возбужденная или удовлетворенная. Или дрожащая от страха. Потому что иногда это был не любовник — и вообще не человек. Его лица я тоже не видела, даже когда он сжигал меня заживо. — Теперь она смотрела прямо на него. — Поэтому я училась всему, училась управлять разумом и телом при помощи йоги, медитации, трав, транса — всего, что могло дать отпор зверю из моих снов. По большей части помогает, вернее, помогало.
—Здесь, в Холлоу, труднее сосредоточиться?
—Да.
Гейдж сел за стол, ткнул пальцем в карты.
—Итак, что сулит нам будущее?
—Тут ответы на кое-какие личные вопросы. Что касается остального... — Сибил собрала карты, снова перетасовала. — Сейчас выясним.
Собрав колоду, она протянула ее Гейджу.
—Сними. — Он снял, и Сибил разложила карты рубашкой верх. — Попробуем случайный выбор. Ты первый.
Включившись в игру, Гейдж выбрал карту и, дождавшись кивка Сибил, перевернул. На карте была изображена застывшая в объятии пара; черные волосы женщины ниспадали на обнаженные тела.
—«Любовники», — объявила Сибил. — Показывает, о чем ты думаешь.
—Это твои карты, дорогуша.
—Угу. — Она взяла карту. — «Колесо Фортуны». Это больше по твоей части, если понимать буквально. Означает перемены, шанс — неважно, на радость или на беду. Бери следующую.
Перевернутой картой оказался «Маг».
—Старшие Арканы, три из трех. — Между бровей Сибил пролегла маленькая складка. — Одна из моих любимых карт, означает не только искусство, но также воображение, творческие способности и, конечно, магию. В данном случае можно утверждать, что она относится к Джайлзу Денту, твоему предку. — Она выбрала карту и медленно перевернула ее. — А у меня «Дьявол». Жадность, разрушение, мания, жестокость. Давай еще.
Гейдж вытащил «Жрицу». Сибил «Повешенного».
—Наши предки по материнской линии, хотя на моей карте мужчина. Знание и мудрость у тебя, мученичество у меня. По-прежнему Старшие Арканы, что довольно любопытно. Еще раз.
Он вытащил «Башню», она «Смерть».
—Изменения, возможная катастрофа, но с учетом других твоих карт шанс на изменения к лучшему, на восстановление. У меня — явный конец, причем не столь радостный, если принять во внимание остальные. Эта карта редко указывает на реальную смерть, но явно символизирует конец чего-то. Сибил взяла стакан.
—Хочу еще. Опередив ее, Гейдж встал.
—Я приготовлю. Видел, как ты это делаешь. Ей нужно прийти в себя, подумал Гейдж. Каким бы увлекательным ни выглядел процесс, результат явно ошеломил ее. Гейдж кое-что знал о картах Таро — за годы поиска ответов он познакомился со всеми разновидностями оккультизма. И если бы ему предложили пари, он никогда бы не сделал ставку, что два человека вытащат из колоды восемь Старших Арканов подряд.
Он приготовил напиток, взял себе воду вместо кофе. Сибил стояла у перил веранды, глядя в сторону леса.
—Я заново перетасовала колоду, сняла. Вытащила наугад восемь карт. Только две оказались из Старших Арканов, но, что самое странное, опять «Дьявол» и «Смерть». — Сибил повернулась, и Гейдж понял, что она взяла себя в руки. — Правда, интересно? Вместе мы вытаскивали самые могущественные и символичные карты. Это знак, или просто интуиция подсказывала нам их расположение и мы инстинктивно выбирали их?
—Может, попробуем другой способ? В твоем вещмешке не найдется хрустального шара?
—Нет. А что касается вещмешка, это «Прадо». А ты не хочешь попытаться заглянуть в будущее, объединить наши способности и посмотреть, что из этого выйдет?
—Что у тебя на уме?
—Признать нашу связь и использовать ее. Я лучше фокусируюсь во время медитации или после нее, но...
—Я умею медитировать.
—После такого количества кофеина?
—Лучше вернуться в дом. — Он глотнул воды из бутылки.
—Вообще-то я имела в виду лужайку. Сад, лес, свежий воздух. — Сибил сняла очки, положила на перила и стала спускаться по ступенькам. — Как ты расслабляешься, психологически и физически?
—Карты, секс. Мы можем сыграть в покер на раздевание, а после того, как ты проиграешь, я постараюсь, чтобы мы оба расслабились.
—Интересно, но я имела в виду йогу. — Она сбросила обувь и приняла позу молящегося. Потом грациозным движением перешла к позе поклонения солнцу.
—Это не для меня. — Гейдж тоже спустился во двор. — Но посмотрю с удовольствием.
—Всего минутку. А ты сам? У нас уговор. Никакого секса.
—Мы условились, что я не пытаюсь тебя соблазнить. На секс запрета не было.
—Выкручиваешься.
—Просто уточняю.
Приняв позу собаки, Сибил повернула голову и пристально посмотрела на него.
—Пожалуй, ты прав. И все же. — Закончив упражнения, она села на траву в позе лотоса.
—Это тоже не для меня, — сказал Гейдж, но все же опустился на землю напротив нее.
Ладони должны были лежать на коленях, но Сибил взяла руки Гейджа в свои.
—Так ты сможешь сосредоточиться?
—Да, но вместе с тобой.
—Ладно. — Она улыбнулась. — Все, что угодно, кроме карт и секса.
Гейдж не возражал, чтобы майским утром немного посидеть на траве рядом с красивой женщиной. Ничего особенного он не ждал. Думал, она закроет глаза и отключится, повторяя какую-нибудь мантру (например, «ом», вытатуированный у нее на пояснице, на золотистой коже в маленькой ямочке, после которой начинаются ягодицы).
Читать бесплатно другие книги:
