Одна минута и вся жизнь Полянская Алла

— Повторяйте за мной: клянемся уничтожить нашего врага. Клянемся не говорить об этом никому никогда, и если нарушим клятву, пусть упадут на нас все беды, какие только есть на свете.

Они тихо повторяют за Виталькой слова клятвы. Потом Цыба заливает всем раны перекисью и бинтует ладони.

— Ну что, пошли?

Уже совсем стемнело, когда они добрались до «бункера». Оттуда слышались голоса. Виталька проскользнул к самому лазу, но быстро вернулся.

— Он там. Они скоро будут расходиться, подождем.

Ребята молча сидят за кустами сирени. Дана уткнулась в Виталькино плечо, ей спокойно и уютно. Виталькины пальцы в темноте перебирают ее волосы.

— Болит рука? — Он обнимает Дану за плечи.

— Болит…

— Потерпи. Через пару дней все пройдет.

Дана молча кивает. Она надеется, что маме не взбредет в голову позвонить.

«Скажу, что отключила телефон», — думает Дана.

— Вот он. — Цыба предостерегающе поднял руку.

Они насторожились. В скудном освещении Дана различает фигурку Крата. Он идет, пошатываясь, бормоча ругательства. Она прислушалась. Крат живописал, что он когда-нибудь проделает с Даной и куда при этом пойдут Виталька и Вадик. Досталось и Тане — за компанию. Дана всегда удивлялась, откуда в этом тщедушном тельце такие запасы злобы и ненависти ко всем на свете. Смутно она уже догадывалась, что некоторые люди просто такими рождаются — на горе и слезы остальным.

— Пошли. — Виталька подал знак. — Держаться в тени, фонари скоро закончатся.

— Куда он идет? Он не там живет! — Таня зябко поводит плечами.

— А черт его знает. Клея нанюхался и прет, не разбирая дороги.

Между тем Крат переходит шоссе и идет в сторону заводского забора. Это хорошо освещенное место, поэтому четверка мстителей минует его стороной, стараясь не потерять из вида качающуюся фигурку Крата.

— Он идет в сторону садов! — Дана первой поняла, куда держит путь их враг.

— Вот и хорошо. — Цыба удовлетворенно хмыкает. — Своим ходом дойдет туда, куда нам и надо.

— Смотрите, с кем это он? — Дана указывает вперед.

Их враг уже не один. С ним рядом стоит кто-то высокий, или он на фоне Крата кажется высоким?

— Он говорил, что у него есть знакомый охранник на проходной. — Таня приглядывается. — Ну, так и есть, смотрите, дядька в форме охраны завода. Они всегда в это время патрулируют вокруг стены.

— Зачем?

— Черт их знает, зачем. Положено им.

— Ну и хорошо, что положено. — Виталька хмуро усмехается. — Если станут расследовать, этот мужик и скажет: Крат был нанюхавшись, шел один, никого вокруг не было — место освещенное, далеко видать.

— Точно. — Вадик сплевывает. — Это называется алиби.

— Нет, алиби — не то. Но Виталька прав, этот охранник нам только на руку.

Наконец охранник пошел своей дорогой, а Крат поплелся дальше. Дорога в сады проходила мимо заводского забора, с другой стороны стеной стояла посадка. Ребята осторожно пересекли шоссе и ринулись в посадку. Вот уже виден Крат, он идет медленно, как будто нехотя. Они замерли. Слышны шаги.

— Привет, Витек! Куда собрался на ночь глядя?

Голос принадлежит молодому парню из охраны. Дана видит его в свете прожекторов, натыканных по периметру стены.

— В сад, к Михею.

— Он сегодня там, ты прав. Бывай!

— Ага, пока.

Охранник продолжает свой путь, а Крат стоит, словно раздумывая, потом опять плетется вперед.

— Так мы до утра будем ползти. — Дана устала.

— Нам бы только до садов добраться, а там темень, и до рельсов совсем близко. — Цыба раздраженно сопит. — И правда, плетется, будто не своими ногами.

— Так он, поди, нанюхался. Или обкурился. — Таня хихикает. — У Витальки драп никогда не покупает, гордый, типа.

— Не гордый, а боится. — Виталька презрительно щурится. — Злопамятный, зараза! Помнишь, Данка, как мы его тогда отделали в общаге?

— Это когда переезжали? У меня шрам под коленом так и остался.

— А он помнит до сих пор, гнида такая. — Виталька снова обнимает Дану за плечи. — Ты замерзла?

— Нет. Просто как-то не по себе немного.

Виталька зарывается лицом в волосы Даны. Когда он услышал о том, что на нее напали, он решил, что сам убьет Крата, но природная осторожность взяла верх. Виталька ненавидел маленького ублюдка всей душой, только ему не хотелось в тюрьму. Он решил все обдумать. И вот теперь они это сделают. Единственное, о чем жалеет Виталька, — так это о том, что Данка уперлась и пошла с ними. Но спорить с ней бесполезно, он это знает. Они все знают.

Наконец Крат достигает границы света и тени. Вот он делает несколько шагов и вступает в темноту лесопосадки. Осталось пройти совсем немного, каких-нибудь триста метров, но идти приходится вслепую по узкой тропинке. Крат спотыкается, падает и грязно ругается.

— Помочь?

Голос из темноты звучит знакомо и ненавистно. Крат знает этот голос, но не может вспомнить, кому он принадлежит.

— Иди ты на…

— Зря ты. А у меня выпивка есть.

— Михей? Ты? Темно, как у негра в жо…. — Крат решает, что перед ним Михей.

— А ты и там успел побывать? Говорят, ты что-то особенное придумал?

— Я эту Кошку во все дыры поимею, а потом…

Крат снова спотыкается. Его поднимают заботливые руки.

— А Цыба тебе за это…

— Насрать на Цыбу. И на Танкера, ублюдка. Цыган он боится. Так и станут цыгане за Кошку подписываться.

— За Кошку не станут, а за Витальку подпишутся.

— Я с Виталькой разберусь по-своему. Стукну на него ментам — и сядет он.

— Ну и будешь сукой. На вот, выпей.

В руки Крата ложится бутылка.

— Пей, не сомневайся.

— Сколько?

— Сколько сможешь.

Крат икает от удивления. На какой-то миг в его сознании проскальзывает сомнение: а Михей ли это? Голос, который с ним говорит, совсем другой. Этот голос Крат ненавидит почти так же сильно, как и Кошку.

— Михей, это ты?

— А кто тут еще может быть?

— Не знаю.

— Пей, сейчас узнаешь.

Вожделенная емкость у него в руках, и Крат прикладывается к горлышку. Он не чувствует вкуса напитка, потому что привык к самогону, а эта бутылка куплена в магазине.

— Что за дерьмо?

— «Столичная», пей.

Крат глотает, боясь, что Михей передумает и отберет бутылку. Чьи-то руки удерживают его от падения, но Крат не задумывается, сколько этих рук. Ему уже все равно. Захлебываясь, он пытается рассказывать о своих огорчениях. Но рядом с ним тихо. Скоро бутылка пустеет, и Крата клонит в сон. Ему кажется, что он лежит в сторожке у Михея.

— Я эту Кошку…

— Точно, Крат. Но когда-нибудь потом.

И этот голос Крат ненавидит. Кто это? Данка? Но откуда бы ей здесь взяться? И что там так гремит?

Ни о чем больше он подумать не успевает. Налетевший поезд сминает его, как бумажную куклу. Но никто этого не видит. За несколько минут до наезда Виталька повел их назад. Он почти несет Дану, но ему не тяжело. Он думает о том, что никогда не посмеет прикоснуться к ней так, как к Таньке. Но он хочет этого, очень хочет. И он осторожно целует ее волосы. Так можно. Она не заметит.

— Хорошо, что мы помыли посуду. — Голос у Даны совсем сонный. — Я страшно хочу спать. Как бы мне в школу завтра не опоздать…

— Я останусь у тебя ночевать. — Таня более вынослива, сказывается привычка шляться по ночам. — Не бойся, не проспишь.

Остаток пути они проделали молча. Смерть Крата посчитали несчастным случаем. То, что осталось от Крата, собрали в пакет с рельсов. В его крови был обнаружен алкоголь. Много алкоголя. Вот так бывает: напиваются и укладываются отдохнуть на путях.

Среди ребят на Третьем о смерти Крата ходило множество самых невероятных слухов. Но Виталька оказался прав. Следствие установило свидетелей, охранники подтвердили версию. Откуда взялась бутылка? Может, под курткой нес, мало ли… Милиции делать больше нечего, как копаться в обстоятельствах смерти Крата. Умер — и ладно. Туда ему и дорога.

Единственный, кто не поверил в случайность, был Танкер. Умный и хитрый, он сразу призадумался, кое-что сопоставил и однажды вечером появился на «точке».

— Привет всем. — Танкер улыбается, ни дать ни взять — приличный мальчик из обеспеченной семьи. Так оно и есть, но имеется маленькое «но» — мальчик с младенчества усвоил правила двойной жизни.

— Чего надо, Танкер?

Виталька и Вадик смотрят на него без всякого интереса, Таня — настороженно, а Дана только на минуту подняла глаза от книжки и снова углубилась в чтение.

— Ничего особенного. — Танкер мягко улыбается. — Дружественный визит. От имени и по поручению… в общем, это было лихо и очень умно. Я вас явно недооценивал.

— Ты обкурился? — Таня смотрит на него испытующе.

— Танкер, ты чего? — Цыба даже привстал. — Или от большого ума заговариваться начал?

— Ладно вам темнить. — Танкер стал серьезным. — Вы знаете, о чем я. Крат получил то, что заработал. Провернули вы это дело на пять баллов. Никто вас не видел, не слышал.

— По-моему, я начинаю понимать. — Дана отложила толстенный том. — Он имеет в виду, что мы убили Крата. Ты это хочешь сказать, Валера?

— Именно. И пришел выразить вам свое восхищение и признательность. Этот тормоз только мешал.

— Танкер, у тебя ум за разум заехал. — Виталька следит за Соколовым, но без видимого интереса. — Крат уснул на рельсах, его видели охранники, мы-то здесь при чем?

— А откуда «Столичная»? У Крата такой роскоши отродясь не было.

— Чего тебе надо, Танкер? — Дана смотрит холодно и пристально. Танкер отмечает, что она сейчас действительно похожа на кошку, изготовившуюся к прыжку.

— Вот, я слышу разумные речи! — Он становится серьезным. — Ты права, я кое-чего от вас хочу. Так вот. Если не хотите, чтобы о моих выводах узнали все — милиция не в счет, они дело закрыли, но наш закон вам известен, вас не простят. Если не хотите, чтобы я рассказал, будете делать для меня кое-что, а не то…

Танкер не успел договорить. Дана прыгнула на него и сбила с ног. Он сильно ударился затылком и, почти теряя сознание, понял, что ему не уйти. Животный страх сковал его. До него разом дошло, что все его дела на Третьем были просто детской игрой «в войнушку», а эти четверо перешли некую грань, реально убрав с дороги мешавшего им человека. И они вполне способны повторить это.

— Ты слишком грамотный, Танкер. — Виталька наступает на его руку, и боль пронзает тело. — Подумал, пошнырял — и решил, что прижал нас?

— Нет, парень, это все детский лепет. — Дана отряхивает брючки. — Из-за тебя измазалась, урод. Что же нам с тобой делать, а, Танкер?

— Не надо. — Танкер никогда в жизни так не боялся. Он привык, что должность отца обеспечивает ему неприкосновенность. Но не здесь. — Я никому не скажу.

— Конечно, не скажешь. — Таня присаживается рядом. — Потому что и говорить-то нечего. Напился Крат и попал под поезд. А что ты там придумываешь, так это твои фантазии.

— Я… понял. Учту.

— Нет, парень. Ты не понял. — Дана смотрит на него свысока. — В один прекрасный день и ты тоже можешь попасть под поезд, понимаешь? Кто угодно может. Несчастный случай. А сколько людей вот так просто уходят из дома и не возвращаются?

— Я понял, понял. Отпустите.

Танкеру захотелось оказаться в своей комнате, он вдруг подумал, что не ценил домашний уют. Если ему удастся вырваться отсюда, он никогда больше не выйдет из дома.

— Знаешь, Танкер, несчастные случаи часто происходят с фантазерами. — В голосе Даны звучит издевка. Ему кажется, что он видит клыки в ее улыбающемся рту. — Ты понимаешь?

— Я понял, понял! Пожалуйста, отпустите!

Он уже не контролирует себя. Это взрослый мир, эти четверо смотрят на него так страшно, только бы отпустили, больше ему ничего не надо! Как он мог свалять такого дурака! Ведь если они сумели достать Крата так, что никто ничего даже не заподозрил, что им стоит убрать и его? Теперь они знают, что он подозревает их. Теперь они убьют его.

— Отпустите ребенка, он описался. — Данка смотрит на него со странным выражением. — Вставай, Танкер.

Он поднимается. Штаны липнут к телу. Четыре пары глаз смотрят на него изучающе.

— Канай домой, Танкер. — Виталька усмехается. — Мы никому не скажем, что у тебя энурез. Мы не болтуны.

— Только больше не мелькай. — Цыба сплевывает. — Кишка у тебя тонковата.

Танкер медленно пятится. Потом поворачивается и бежит. Скорее домой.

— Что будем с ним делать? — Таня снова залезает на перила беседки.

— А ничего. — Виталька устраивается рядом с Даной. — Он не дурак и все правильно понял. Данка, ты как думаешь?

— Я согласна. Да у него и нет ничего. Дело закрыли, слухи скоро прекратятся, а Танкер… Он не дурак, поэтому не станет трепаться. Вадик прав, кишка у него тонка. Ладно, пора мне.

— Мы проводим тебя. — Таня спрыгивает на землю. — Не знаю, Данка, как ты можешь читать эти толстые книжки?

— В них совсем другая жизнь, понимаешь? Я начинаю жить там, знакомлюсь с другими людьми. Это интересно!

— По-моему, Данка, тебя надо доктору показать.

— Перестань, Танька. — Цыба шумно вздыхает. — Каждому свое.

— Дана, мы уезжаем. — Вячеслав Петрович уже все для себя решил. — Один мой друг организует в Белгороде кооператив и предлагает нам с мамой… В общем, мы уезжаем отсюда, собери вещи.

— А ребята будут приезжать к тебе в гости. — Мама ласково улыбается. — Я поставила ящики, тебе помочь упаковаться?

— Таньку позову.

Вячеслав Петрович сделал над собой усилие и не поморщился. Дана убежала вниз к Тане.

— Я не потерплю их…

— Славик, тебе должно быть стыдно. Они хорошие дети. К тому же я не думаю, что они будут часто приезжать.

7

Но они приезжали часто. Так часто, как только было возможно. Вячеслав Петрович смирился с их присутствием, а когда вся теплая компания обосновалась в Белгороде, он, подавив досаду, устроил их в кулинарное училище, где давали общежитие. К этому времени бизнес Вячеслава Петровича расцвел, появились деньги и связи. Компанию дочери он теперь воспринимал как некую данность, осознав, что жена была права, ребята неплохие, просто не повезло им.

Виталька и Цыба отлично прижились в девичьем коллективе, Таньке оказалось сложнее, но тоже вполне сносно. Они были рады уехать из дома, это Данка отлично придумала, а тетя Катя всех подкармливала и давала одежду, которую шили в их кооперативе. И все шло вполне хорошо. Лучшего и не пожелаешь.

Особняк, построенный Вячеславом Петровичем, стал и их домом. Они часто там ночевали, у них были общие родители и Кошка. Эта серая независимая особа иногда позволяла себя гладить, но признавала только Дану. Но они все любили ее.

Они вместе ходили на Остров, вместе гуляли, а если приходилось, то дрались с местными. Только Белгород — не Торинск, здесь все сложнее. Виталька быстро нашел для себя приработок — цыган и тут хватало, язык он знал, а наркота — она и в Африке наркота. И спрос на нее всегда есть. Виталька умел не попадаться, и его за это очень скоро стали ценить. Иногда они с Цыбой уезжали на несколько дней, но потом появлялись, вели девчонок в кафе или на базар покупать шмотки.

— Данка, тебе что привезти? — Виталька собрался в Москву. — Что скажешь, то и будет.

— Привези мне Барби.

Таня с Цыбой переглянулись и спрятали улыбки. Ну, Данка в своем репертуаре. Как она собирается на свете жить? Впрочем, с таким папой, как Вячеслав Петрович, это не проблема. Барби! Девке скоро семнадцать, а она куклу просит.

Дана казалась инородным телом в любой толпе. Она никогда не пыталась привлечь к себе внимание, но так складывалось, что именно ее всегда выделяли. Она была красива, но красота ее была несколько странного свойства. Высокий лоб, немного удлиненное лицо скандинавского типа, приглушенные тона, ничего яркого, но что-то в ее лице, в ее осанке сразу приковывало к ней взгляд. Никто не знал Дану до конца. И даже родители понимали, насколько их дочь отличается от них самих и остальных людей, и старались беречь ее.

Любой стресс выводил Дану из состояния равновесия и разбивал тот хрупкий мир, который она вокруг себя создавала. Грубое слово, подлость или несправедливость больно ранили ее, хотя лицо Даны оставалось безмятежным. Она чувствовала себя несчастной — и ненавидела это чувство. И обидчик очень скоро понимал, что невозмутимый взгляд дымчатых глаз — штука обманчивая.

— Ты поедешь учиться в Питер. — Вячеслав Петрович уже все для себя решил. — Я сниму квартиру, у тебя будет все, что нужно, мы станем тебя навещать.

— А ребята смогут приезжать к тебе в гости. — Мать встревоженно смотрит на дочь. — Дана, ты же понимаешь, это Питер.

— Хорошо. — Дане хочется поехать, но друзья…

— Парням я нашел работу, впрочем, Виталию скоро в армию. Вадик вряд ли что-то еще осилит, а Виталий сможет потом выучиться, я помогу. Татьяна… Пока возьму ее к себе в контору, а там посмотрим.

— А ты будешь приезжать на каникулы и видеться с ними. — Мама, как всегда, пытается ее утешить.

— Хорошо. Я пойду расскажу им.

— Они сами зайдут, Виталик звонил.

Дана идет к себе. Это ее комната, здесь все устроено так, как она хотела. Вот низенькая удобная тахта, обитая коричневым флоком. Тяжелые занавески песочного цвета с крупными симпатичными букетами, желто-коричневый ковер на полу, золотистые обои, светлая мебельная «стенка». И красная бархатная шкатулка в виде сердечка. Ее как-то привез Цыба, и шкатулка прижилась в ее золотисто-коричневой уютной комнате, где всегда стоял запах духов и книг.

В кресле раньше спала Кошка. Иногда Дане казалось, что у них с Кошкой на двоих одна душа, часто они подолгу смотрели друг другу в глаза, и золотистые круглые луны Кошкиных глаз поселились на дне зрачков Даны. Или они там были всегда?

— А ты поступишь? — Таня смотрит на Дану немного испуганно. — Виданное ли дело — Питер! Там небось конкурс огромный!

— Должна. По крайней мере, очень хочется.

— Так когда тебе ехать? — Виталий тщательно скрывает боль, которая нарастает в груди.

— Через неделю. Папа снимет для меня квартиру, если поступлю — там и останусь. А вы будете ко мне приезжать?

— Будем, само собой. — Цыба еще не осознал происходящего. — Только чего тебе ехать, никак не пойму? У нас тоже есть институт… Раз уж пришла тебе охота сушить мозги.

— Ну, там больше перспектив. — Виталий не глядит на Дану. — Ничего, пробьемся.

— Само собой. — Дана смотрит на друзей. — Только я буду скучать.

Таня всхлипывает и утыкается в подушку. Плечи ее мелко вздрагивают. Она не хочет, чтобы Дана уезжала. Она хочет, чтобы все оставалось так, как есть. Эти три последних года были такими счастливыми! Уехать сюда, подальше от матери, жить, как нравится, а иногда можно представить, что все они — большая семья и тетя Катя и дядя Слава — их общие родители. А теперь Данка уезжает. И все вдребезги. Потому что это она, странная и чудаковатая Данка, объединяла их всех и тянула за собой наверх. Таня вдруг четко осознала, что, не будь Даны, ее ждала бы точно такая же судьба, как у матери.

— Не плачь, Танька. Мне тоже плакать хочется. — Дана прикусила губу, но это почти не помогает. — Папа сказал, что для всех будет работа, а если есть желание — то и учеба.

— Не, я учиться больше не хочу. — Цыба лениво потягивается. — Да мне и не надо, пойду работать, там видно будет.

— Точно. — Виталька вздыхает. — Сейчас много способов пробиться, только не ленись.

Вадика Цыбина не взяли в армию. Он так сумел «закосить», что его признали непригодным и выдали белый билет. Злые языки судачили, что Цыбе, дескать, и «косить» не надо, и так дурак дураком, но такие разговоры велись шепотом и с оглядкой, потому что его побаивались. Он был, в общем, вполне мирным человеком, но злить его опасались. Вредно для здоровья.

— Ну, чего носы повесили? — Вячеслав Петрович ворошит Виталькины волосы. — Ничего, ребята, все будет нормально. Дана ведь не на Марс улетает. Да и вы у нас в доме по-прежнему желанные гости.

— Мы уезжаем, ужин в холодильнике.

— Катя, в этой комнате трое поваров. — Вячеслав Петрович смеется.

— Ой, и правда. Дана, угощай ребят. До встречи, ведите себя хорошо.

Хлопнула входная дверь, во дворе завелась машина.

— Куда это они? — Цыба выглядывает в окно.

— Да в Питер же! Папа любит ездить ночью. У него там дела, а мама квартиру посмотрит. Послезавтра назад. Переночуете у меня? Только, чур, готовить я не буду.

— И не мечтай. Тебе придется учиться готовить. В Питере мамы не будет, что тогда станешь делать? — Таня настроена решительно. — Виталька, скажи!

— Точно. Курс молодого бойца ты у нас пройдешь, не сомневайся. Пошли разогреем ужин.

Дана поплелась за Виталькой на кухню. Мама не учила ее готовить, а Дане и не хотелось. Зачем? Но она понимала, что это нужно. Ладно, пускай. Все равно ничего уже не будет по-прежнему. А как будет? Интересно. Но уже без ребят, они останутся здесь. И Дане стало тоскливо.

— Данка…

— Не надо, Виталик… Не надо. Чего уж теперь.

— Данка! Я люблю тебя.

Она утыкается в его плечо. Она всегда это знала и принимала как нечто само собой разумеющееся. Виталька постоянно был рядом. Он никуда не мог исчезнуть из ее жизни. От него пахло сигаретами и одеколоном, а его губы были такие горячие и настойчивые. Он впервые поцеловал Дану, и она с удивлением осознала, что это ей нравится. Только… нет, все равно нравится.

— Виталька, ты с ума сошел!

— Я знаю. Я люблю тебя.

Потом они ужинали, Дана доставала для всех постельное белье и подушки, они по очереди зависали в ванной, смеялись и шутили, Таня изображала статую Свободы, а Вадик жевал блинчики с вареньем. А потом были горячие Виталькины поцелуи и его настойчивые и нежные ласки. Он давно знал женщин, но это ничего не значило теперь. Потому что с ним — Дана. И он понимал, что в его жизни больше нет места другой женщине. Никого больше не будет в его душе.

— Я не хочу уезжать.

— Ты должна. Но я всегда буду любить тебя.

— Я буду скучать там без тебя. Без вас всех.

— Мы приедем к тебе. Я так люблю тебя, Данка. Я что хочешь сделаю для тебя.

— Знаешь, о чем я думаю?

— Нет, скажи.

— Я думаю, что мы — я, ты, Танька и Вадик — не случайно так связаны. Я читала, что есть такая штука — фатум, судьба. И ничто в жизни не бывает просто так. Мы все для чего-то родились. И мы должны стать не просто обычными людьми, а кем-то…

— Кем-то великим?

— Ну, в общем, да. Пусть не кем-то великим, но не такими, как все в нашем общежитии.

— Ты имеешь в виду моего папашу?

— Не только.

— Это само собой. — Виталий целует Дану. — Я попробую. Ты права, как всегда. Мы должны ловить свой шанс. Я все сделаю для этого. Я так люблю тебя…

— Я буду скучать там одна.

Утром ни Вадик, ни Таня и виду не подали, что знают о произошедшем. Дана сидела задумчивая, а Виталька не сводил с нее влюбленных глаз. Тане было немного смешно видеть его таким. Она лучше Даны знала его жизнь, ей было известно, чем он частенько зарабатывает и что иногда им с Цыбой приходится делать, но Тане и в голову не приходило рассказать об этом подруге. И теперь, глядя на Дану и Витальку, Таня прятала улыбку, склонившись над тарелкой.

— Данка моет посуду. — Таня смеется. — А потом мы поедем на Остров, как вам такой план?

— Хороший план, только посуду помоем вместе.

— А мы с Виталькой сходим купим пивка, — предлагает Цыба.

Парни уходят, а Дана с Таней начинают убирать со стола.

— Ты чего, Данка?

— Ничего.

— Да ладно тебе, что я, по-твоему, слепая? Чего ты дуешься? Ты жалеешь?

— Не знаю… Не в этом дело.

— Тогда в чем? Он же всю жизнь любит тебя!

— Да, я знаю.

— Тогда чего дуешься?

— Я не дуюсь. Просто немного стыдно.

— Ну, ты и дура! Я думала, таких уже нет, а вот гляжу — остались. Запомни: ничего в этом стыдного нет, ясно? Он любит тебя. А ты любишь его.

— Да, я понимаю.

Но она не понимает. Она не знает, любит ли Витальку так. И то, что случилось ночью, Дана еще не осознала полностью. Виталькина любовь захлестнула ее, а ей надо подумать, понять.

«Потом разберусь, — думает Дана. — Мне скоро уезжать. У меня будет время».

А времени почти не было. Было полтора дня до приезда родителей, и Дана с Виталькой провели их вместе. Только и всего. Дана видела умоляющий Виталькин взгляд, но что она могла ему сказать? Она любила его, как любила Таню и Вадика, но это была не та любовь. Или нет? Она не знала этого, и Виталий понял. Он решил дать ей время. Он знал: если Дана примет решение, то вилять не станет. Время еще есть.

Страницы: «« « 12345678 » ... »»