Охотник за смертью: Война Грин Саймон

– Да, – подтвердил Финли. – Это очень.

– Я никогда ничего подобного не видел, – признался Тоби.

– Очень красиво, – твердо добавил Флинн. – Очаровательно.

Плюшевый Медведь нахмурился.

– Он вам не нравится. Почему? Ведь вы его построили. То есть его построили люди вроде вас и приезжали в нем жить.

– Сюда люди приезжали, чтобы снова стать детьми, – объяснил Джулиан. – Снова стать невинными, безгрешными и свободными от волнений, здесь вспоминали свои молодые дни, когда все было ярко и просто. Но мы, боюсь, мои друзья и я – мы потеряли способность снова быть детьми. Мы ее оставили или ее у нас забрали, но это было уже давно. Мы вынуждены быть взрослыми, делать то, что необходимо, и ни в ком из нас уже нет места для ребенка.

– Извините, – сказал Плюшевый Медведь. – Это должно быть для вас ужасно.

– Так и есть, – согласился Джулиан.

– Может быть, вы сможете каждый вновь открыть в себе ребенка, – сказал Морской Козел. – Здесь вы в безопасности. Мы вас защитим.

Последний ряд колючей проволоки остался позади, и поезд Эдвин важно запыхтел по путям вдоль огромной платформы, украшенной таким количеством флагов, вымпелов и лент, что странно было, как она не рухнет под этой тяжестью. И большая вывеска с названием станции – «Конец забот». На платформе густо, плечом к плечу столпились игрушки, радостно вопя при виде приближающегося поезда. Два духовых оркестра заиграли приветствие – две разные мелодии одновременно, спутались, перестали, заиграли снова, и каждый из них был решительно настроен переиграть соперника. Но им это быстро надоело, они побросали инструменты и начали тузить друг друга. Два оркестра катались по перрону, таская друг друга за уши, за носы, за волосы. Инструменты подхватили другие игрушки и начали играть каждая свое, но их заглушили громовые приветственные крики толпы при приближении людей.

А люди все как один теперь улыбались, даже Джиль. Плюшевый Медведь и Морской Козел вскочили на сиденья и триумфально махали зрителям. На платформе были игрушки всех видов, от древних до самых современных, и все – для маленьких детей. Ни военных игрушек, ни обучающих, ничего опасного или сложного. Они лезли друг на друга, чтобы лучше видеть, и смеялись, и махали, и кричали радостно, и люди тоже начали смеяться и махать им руками. Невозможно было удержаться.

Были там пушистые звери всех форм и размеров. Некоторые – скопированные с настоящих, другие изображали зверей, которые никогда не существовали ни на одной планете. Куклы в костюмах всех видов и времен, с раскрашенными лицами и яркими улыбками. Счастливые ковбои в обнимку с индейцами. Персонажи из мультфильмов, радостно подпрыгивающие. Все были так счастливы снова видеть людей, что еле могли вынести такую радость. Финли улыбался и махал рукой в ответ, но другую руку держал возле лучевого пистолета. Точно такие же куклы однажды восстали и перебили своих хозяев в черную ночь крови и мести. И Финли не мог удержаться от мысли, не эти ли яркие улыбки видели несчастные в последние минуты своей жизни. Если такие подозрения значат, что в нем больше нет ничего детского – что ж, он это переживет. Финли Кэмпбелл на собственной шкуре научился никому не доверять.

Поезд остановился, окутав себя клубами пара. Вместе с рассеивающимся паром стихли и приветственные клики, и на станции воцарилась почтительная тишина – столпившиеся игрушки смотрели на людей с радостным ожиданием. Плюшевый Медведь и Морской Козел вылезли из вагона и с важным видом пошли по платформе. Они заговорили одновременно, остановились и полыхнули друг на друга взглядом. Медведь показал на небо, а когда Козел поднял глаза, наступил ему на ногу. Козел запрыгал, схватившись за ногу обеими руками, а Медведь заговорил – громко, чтобы заглушить вопли Козла.

Люди слушали с вежливым недоумением. Они ожидали приветственной речи по случаю прибытия в Город Игрушек, но она была так пересыпана почти таинственными ссылками на людей и их священную способность все исправить, что скорее была похожа на молитву об избавлении. До Евангелины постепенно дошло, что игрушки видят в них спасителей, людей, которые сокрушат плохие игрушки и устроят все, как было и как должно быть. Они не знали, что эти люди пришли сюда, только чтобы найти еще одного из своего рода, а потом снова уйти. Она подумала, что случится, когда игрушки это узнают, и решила, что лучше им не знать. Нужно будет при первой возможности предупредить остальных.

Медведь, наконец, закончил речь, переглянулся с Козлом и сделал жест в сторону людей. Те вылезли из вагончиков на платформу с максимально возможными в этой ситуации ловкостью и изяществом. Игрушки бешено зааплодировали, потом снова стало тихо – от людей ждали речи. Люди переглянулись – казалось, они все затаили дыхание. Финли в тишине откашлялся.

– Спасибо вам за такую встречу. Я не знаю, что мы можем сейчас для вас сделать. У нас есть задание, и мы должны в первую очередь выполнить его. Пока что мне нужно задать вам несколько вопросов.

Плюшевый Медведь был несколько разочарован, но сразу кивнул головой.

– Спрашивай что хочешь. Все что у нас есть – ваше.

– Ну, для начала – зачем минные поля и колючая проволока?

– Идет война, – ответил Медведь. – Город Игрушек – это убежище для всех хороших игрушек и для тех плохих, которые раскаялись. Это заповедник. Плохие игрушки нас ненавидят. Отчасти потому, что в нас они видят то, чем были когда-то и чем не могут стать снова. Минные поля и колючая проволока – для защиты от неожиданных нападений. Вы думаете о тех игрушках, которые остались на проволоке? Не волнуйтесь, мы их в свое время заберем. Спешки нет. Для таких, как мы, кладбищ нет. Только восстановление деталей. Поймите нас: каково бы ни было ваше задание, мы счастливы будем вам помочь. Вы – первые живые люди, которых мы видим после тех, что погибли в крови и в страхе. Вы вернулись, и мы не можем разобраться в своих чувствах. Благоговение. Вина. Радость. Странно и поразительно встретить своих создателей.

– Особенно с таким плохим вкусом в одежде, – добавил Морской Козел. – Я бы такой даже на спор надевать не стал бы.

В толпе возникло движение, и к удивленным людям протолкался какой-то большой пурпурный зверь. Это был круглый зверь из какого-то мультфильма, формой и размером похожий на ослика, с большими глазами, в которых стояли слезы, и с неуклюжей грацией щенка. Унижаясь без всякой гордости и достоинства, он посмотрел на людей, и по его пурпурным щекам покатились большие слезы.

– Простите меня! Дайте мне прощение! Я делал плохо, очень плохо, но теперь я понял. Я тогда не понимал...

Его речь прервалась рыданиями. Плюшевый Медведь потрепал его по плечу и посмотрел на людей каким-то очень взрослым взглядом.

– Это Пуги – Дружественное Создание. В долгую ночь, когда мы все проснулись и осознали себя, он был из тех, кто поднялся на людей. Он убивал. Еще он делал и такое, о чем ему до сих пор невыносимо говорить. Потом он раскаялся и пришел к нам.

– И все? – спросил Тоби. – Он попросил прощения, и снова все в порядке?

– Да, – ответил Медведь. – Это мог быть любой из нас. Мы все ощутили ярость, которую Шаб в нас вложил. Искушение было у всех. Мы его простили, но сам он себя не прощает. Он не может забыть, что натворил.

– Я не забуду, – сказал Пуги. Он подавил рыдания, и вновь говорил разборчиво. – Я был создан, чтобы быть другом всем, быть спутником и защитником людей, и я их убивал. Кровь капала с моих лап, и временами мне кажется, что она все еще держится на них. Я думал, что сражаюсь за свободу, за независимость. Но Шаб солгал, и это было просто убийство. Я делал страшное, но я не знал! Я не знал тогда, что все живое священно. Простите меня, простите, если можете.

И он припал к ногам Финли – пурпурная масса неутешного горя, – как щенок, который знает, что поступил плохо и не ждет ничего, кроме заслуженного наказания. Финли смотрел вниз, не находя слов перед лицом столь явной скорби и раскаяния, не в силах забыть, что это безобидного вида создание убивало беспомощных людей. И, насколько он знал, может сделать это снова. Остальные переглянулись, но ничего не сказали и не сделали. Они не так легко прощали, как игрушки. Наконец Евангелина присела рядом с Пуги и обняла его за трясущиеся плечи.

– Вина не на тебе, Пуги. Виноват Шаб. Они наполнили тебя своей ненавистью, когда ты еще не привык думать и опыта у тебя тоже не было. Они воспользовались твоей неискушенностью.

Пуги поднял большие глаза, шмыгая носом.

– Я сделал... много страшного. Я потрошил умирающих людей и смеялся. И еще много хуже. Это сейчас меня преследует.

– Ты должен исправить свое зло, – сказала Евангелина. – Делай добро, чтобы загладить то плохое, что ты делал.

– Я отдам свою жизнь за вашу, – ответил Пуги. И тут же уткнулся лицом ей в бок, и она стала его утешать. Минуту стояла полная тишина, и вдруг Джулиан судорожно закашлялся. Он приложил ко рту платок и отнял его окровавленным. Игрушки ахнули, ужас прошел по толпе.

– У него кровь! – раздался испуганный голос. – Он ранен! Человек ранен!

По толпе прошло что-то вроде паники, она закачалась и шатнулась к людям. Плюшевый Медведь быстро выступил вперед, подняв руки и возвысив голос.

– Все в порядке! Ничего серьезного! Ему просто нужно полежать.

На запруженной толпой платформе возник хаос – игрушки спорили, что делать, потом вышли две куклы, одетые медсестрами, неся ярко-розовые носилки. Они заставили Джулиана лечь и понесли прочь. Финли и Евангелина пошли с ними, не доверяя игрушкам до конца. Рядом с ними суетился Пуги, очень расстроенный. Толпа начала расходиться, оживленно переговариваясь. Плюшевый Медведь покачал головой и обернулся к Джилю, Тоби и Флинну.

– Вы не волнуйтесь. У этих сестер внутри медицинская программа. Они держали тут станцию первой помощи, до того как... Кучу медицинского оборудования там поломали, но осталось достаточно, чтобы помочь вашему другу. Сестры за ним присмотрят и сделают все, что нужно делать. А всех остальных вы извините – мы слишком много видели человеческих смертей и уже никогда от этого не оправимся. Когда они увидят вашего друга на ногах, они успокоятся. Я пойду с ними поговорю, чтобы никто не наделал глупостей. У нас тут бывают проблемы с попытками самоубийства, так что я лучше пойду. С вами останется Козел.

И он поспешил прочь со всей скоростью, которую позволяли развить его короткие ноги. Морской Козел покачал рогатой головой.

– Плюшевый Медведь, как он есть. Всегда беспокоится о других, а на себя никогда времени нет. К счастью, у меня таких проблем нет. Вы тут поговорите между собой, а когда выясните, что вы хотите, скажете мне, и я найду когонибудь, кто для вас это сделает. А пока вы будете говорить, я пойду полежу. Всхрапну, пока есть возможность. Что-то мне подсказывает, что с вашим появлением жизнь станет суматошной и сложной, и меня в это затянет, хочу я того или нет. Так что вы поговорите, а я посплю. Когда кончите – разбудите меня. И постарайтесь на меня не наступать, а то за ногу тяпну.

Он лег на платформу, скрестил копыта, закрыл глаза и вскоре громко захрапел. Люди отошли чуть в сторонку, где храп был не так слышен. Камера Флинна села ему на плечо и закрыла горящий красный глаз.

– Ну и ну, – сказал Флинн. – Это... необычно. – Он посмотрел на спящего Козла. – А знаете, он точно такой, каким я его помню. К сожалению. Но все равно, можете себе представить, что здесь было, пока не появились фурии? Абсолютно безопасный рай, место, где можно расслабиться и все забыть. Парадиз, где каждый взрослый может вновь стать ребенком, защищенным от мира и свободным от тягот взрослой жизни, окруженный любимыми игрушками и спутниками детства, где сбываются все сны о свободе, которые нам приходится оставлять позади, становясь взрослыми. Неудивительно, что это место держали в секрете. Люди все бы отдали, на все пошли бы, чтобы сюда попасть. На ложь, воровство, убийство – на все.

– Не знаю, – задумчиво отозвался Тоби. – По мне, тут страшновато, если честно. Как-то очень тревожно встретиться лицом к лицу со старыми игрушками и увидеть, что они стали ростом с тебя. Вспомни все игрушки, которые ты портил и ломал, когда был ребенком, которыми ты дорожил, а потом забыл или выбросил, заменив новой любимой игрушкой. Не подходящее ли будет тут для них место, чтобы искать реванша?

– Чудной ты, Тоби, – сказал Флинн.

– Я? Я хотя бы не из тех, кто носит под одеждой трусики с лифчиком.

– Ты всегда все видишь с плохой стороны.

– И почти всегда прав.

Флинн с отвращением покачал головой и повернулся к Джилю.

– А как вам это место, лорд Дезсталкер?

– Не могу пока точно сказать. – Джиль посмотрел на спящего Козла, на паровоз, Эдвина, стоящего неподалеку, и понизил голос: – Все, что мы знаем о положении вещей, – это то, что эти... люди нам рассказали. И у нас нет никакого способа это проверить. Все это может быть ложь или только часть правды. Может быть, они нам хотят внушить ложное ощущение безопасности. Помните, как эти тряпичные куклы хотели заполучить наши внутренности? А кто знает, что от нас хотят эти игрушки?

– Нет, – сказал Флинн. – Не верю. Как можно не доверять Плюшевому Медведю и Морскому Козлу? Это же герои и друзья каждого мальчишки!

– Именно, – возразил Тоби. – Кто лучше них сможет вкрасться в доверие? Попробуй вбить себе в голову, Флинн: это не персонажи, которых ты знал ребенком, это автоматы, запрограммированные на подобие этим персонажам. И их новообретенное сознание восходит к Шабу. Я бы хотел верить, как ты, Флинн, и видеть то, что ты видишь, но...

– Верно, – согласился Джиль. – Но. Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Где-то здесь прячется и темная сторона.

– Мысли взрослого, – не сдавался Флинн. – А это мир для детей. Здесь все проще. Я это ощущаю, Джиль посмотрел на Тоби:

– Это с ним часто бывает?

– Иногда. Я думаю, это проявляется его женская сторона, и хотелось бы мне, чтобы этого не было. Сэр Дезсталкер, игрушки наверняка изменились за девятьсот лет. Вы узнаете здесь старых любимцев?

– Некоторых. Конечно, я знаю Медведя и Козла. Вряд ли Кто-нибудь знает, как давно они существуют. Будто они всегда были с нами – единственное, что есть общего у детства всех людей. Я не удивлен, что они здесь. Из других игрушек – те, что кого-то изображают, медсестер например. А вот этого Пуги не могу сказать, чтобы узнал.

– Я его тоже смутно помню, – ответил Тоби. – Была с ним какая-то голопрограмма. Такой симпатичный и неуклюжий, всегда попадал впросак и друзья его выручали. Но вы заметили, что здесь все игрушки из породы мягких и симпатичных? А где игрушки пожестче? Солдатики, например?

– Я полагаю, они оказались среди плохих, – сказал Флинн. – Им программирование от фурий подошло лучше.

– А почему бы и нет? – произнес у него за спиной новый резкий голос. – Они красивые.

Три человека разом обернулись и увидели глазеющую на них высокую металлическую фигуру. В основном она была похожа на человека, отлитого из сверкающего серебристого металла, с массивными шарнирами и приспособлениями. У этого создания был неуклюжий, незаконченный вид, а лицо его было чередой стилизованных приподнятых линий с парой немигающих горящих зеленых глаз. Первая игрушка в Городе Игрушек, которая совсем не выглядела дружелюбной. – А ты кто будешь? – спросил Джиль, небрежно передвигая руку на поясе поближе к пистолету.

– Я – Что Хочешь, – ответила игрушка. – Это не то имя, которое мне дали. Не человеческое имя. Я был адаптер – игрушка-трансформатор. Если мне руки и ноги поизгибать, я приму новую форму. Я мог быть флаером, кораблем или человеком. Но это было и все, предел. Потом прибыли фурии. К нам они явились без плоти – только сияющий металл, как у меня, только куда больше. Они были сильны, быстры и удивительны, и я хотел быть, как они. Но убивать ради них я не хотел. И потому я стоял в стороне в кровавую ночь. Не мог решить, на чью сторону я хочу встать. Фуриям я поклонялся. Они были всем, чем я только мечтал стать. Но я не хотел убивать. Однажды я найду способ себя усовершенствовать, научиться меняться во Что Хочешь. И тогда я пойду к фуриям, и мы узнаем, кто из нас выше. Как они были красивы! Не той красотой, что понятна вам, людям. Они были дики, свободны и прекрасны. Я любил их тогда, и всегда буду любить.

– Они – Враги Человечества, – напомнил Тоби.

– Это я знаю, – ответил Что Хочешь. – Вы просто им завидуете. Давайте сменим тему. Я собираюсь с вами в поход. Джиль нахмурился:

– В какой поход? Никто не говорил, что мы идем в поход.

– Это потому, что одни умеют держать язык за зубами, а другие нет, – отозвался Плюшевый Медведь. Он на своих неуклюжих мохнатых ногах ковылял к ним по платформе. – Вашему другу уже лучше. Я вас потом к нему отведу. А сейчас нам надо поговорить.

Он ткнул спящего Козла ногой в ребра. Козел всхрапнул, хрюкнул и открыл один глаз.

– Поставьте под кровать, сестра, я схожу потом. А, это ты, Медведь. Всегда прерываешь самые лучшие сны.

– Надеюсь, – ответил Медведь. – Кто бы тебя ни программировал, у него было странное чувство юмора. А теперь вставай и слушай. Как это ни странно, от тебя может быть польза. – Он повернулся к людям. Камера Флинна взлетела с плеча хозяина, выискивая ракурс получше. Медведь просиял: – Какая красивая игрушка. Только она совсем себя не осознает?

– Вряд ли, – сказал Флинн. – Она скорее часть меня.

– Жаль, – заметил Медведь. – Теперь, пожалуйста, послушайте меня. Вам нельзя здесь оставаться. Слишком опасно. Когда плохие игрушки узнают, что вы здесь – а они наверняка узнают, – они атакуют Город Игрушек всеми своими силами. Они уничтожат нас всех и сровняют город с землей, только чтобы до вас добраться. Я этого допустить не могу. Кроме того, того, что вы ищете, здесь нет.

– Откуда ты знаешь, что мы ищем? – спросил Джиль. – Мы тебя еще ни о чем не спрашивали.

– А и не надо, – ответил Плюшевый Мишка. – Вас могло привести сюда только одно. То же самое, за чем прилетели люди-солдаты. Вы ищете Винсента Харкера. Красного.

– А что ты знаешь о Харкере? – спросил Тоби.

– Он живет в старом Лесу, возле конца великой Реки. К нему приходят игрушки, хорошие и плохие, и никогда не возвращаются. Он строит вокруг себя армию. Зачем – никто не знает. Мы не знаем, что он делает или говорит тем игрушкам, которые к нему приходят, но они преданы ему даже до смерти. Ему, человеку. Только шепотом ходят по Реке слухи о Красном, о сумасшедшем, опасном человеке. Который поклялся изменить этот мир до неузнаваемости и сделать его своим. Гаммельнский Флейтист мира игрушек, сирена, против песни которой ни одна игрушка устоять не может. Черное сердце мира игрушек. Красный. Вы хотите его – мы будем рады. Заберите его, пока он нас всех не уничтожил. Джиль посмотрел на Флинна и Тоби:

– Похоже это на человека, которого мы ищем? – Кто знает? – пожал плечами Тоби. – Предполагается, что он – гений тактики, а все они психи, эти гении. Кто может знать, что с ним могло статься за несколько месяцев жизни в таком мире? Джиль обернулся к Медведю:

– Как нам его найти?

– Мы дадим вам транспорт, и я отведу вас прямо к нему, – сказал Плюшевый Медведь. – Я и несколько тщательно отобранных друзей отвезем вас вниз по Реке прямо в Лес. Мы вам необходимы как проводники, а по-другому вам туда не добраться. И сторонники Красного вас к нему не пустят, если за вас не поручатся другие игрушки. Так что с вами поедем я, Козел, Пуги и Что Хочешь. По всей Реке, туда, откуда не вернулась ни одна игрушка. Я надеюсь, вы оцените, что мы для вас делаем.

– Сомневаюсь, – возразил Козел. – Ты бы послушал, то они о нас говорили, когда думали, что я сплю.

– Ты что, опять подслушивал? – строго спросил Медведь. Козел пожал плечами:

– Такова моя натура. Вини не меня, а людей, которые меня создали. Я не просил, чтобы меня сделали.

– А почему вы вызвались? – спросил Тоби. – Вы ничего о нас не знаете. Мы можем быть и хорошими, и плохими, и какими угодно. Мы можем даже быть хуже Красного.

– Разумеется, – ответил Медведь. – Вы – люди. Непредсказуемые. Не такие, как мы. Мы – то, что мы есть. Наши мотивы куда проще. Мы хотим, чтобы с Харкером разобрались, а только человек может иметь дело с человеком.

Мы с Козлом едем, чтобы вас защищать – это наша работа. Пуги отправляется, чтобы искупить вину за убитых им людей. А Что Хочешь надеется получить от вас или от Харкера технику, которая поможет ему стать тем, чем он хочет быть. Понимаете? Ясно и открыто, без тайн. Мы ведь всего лишь игрушки.

Центр первой помощи оказался комнатой в глубине здания станции. Стены были выкрашены бледно-зеленой антисептической краской, но покрыты яркими и простыми картинами, предназначенными, чтобы успокаивать пациента. Медицинские возможности кукол ограничивались простейшими средствами, без какой-либо настоящей техники. Очевидно, центр был задуман лишь как краткая остановка на пути богатых пациентов за пределы планеты к более развитой медицинской помощи. Финли и Евангелина смотрели издали, как сестры положили Джулиана на кровать и пробежались по нему сканером. Он уже перестал кашлять, но выглядел изможденным и усталым. Пуги заставили ждать снаружи. Он все больше расстраивался, и шум от него начинал беспокоить Джулиана. Финли и Евангелина слышали, как это создание плачет под дверью.

Люди не знали, насколько серьезно это надо воспринимать. Даже со скидкой на мультяшную природу Пуги его горе казалось слишком уж сильным для горя по человеку, которого он видит впервые. Финли не мог забыть, что Дружественное Создание убивало людей. Которые, быть может, верили ему так, как он хотел, чтобы верили ему сейчас. Евангелина хотела верить, что он изменился. А Финли считал, что есть такие преступления, такие предательства доверия, которые нельзя ни забыть, ни простить.

Сестры казались достаточно умелыми. Они обращались с Джулианом как с больным ребенком, но, к счастью, эспер-одиночка был слишком слаб, чтобы возмутиться. Финли не знал, что надеются найти куклы такого, чего не заметили бы медицинские эксперты Подполья. Он настоял на полном медицинском обследовании Джулиана перед отлетом, и Джулиан его легко прошел. Но все равно Финли не мог не беспокоиться. Принимая участие в юном эспере, он все же оставил бы его дома без колебаний, если бы хоть на минуту счел его возможной обузой в поисках Харкера.

Евангелина взяла его за руку и сжала.

– Перестань хмуриться, любимый. А то морщины будут. Я уверена, что Джулиан в хороших руках.

– Мне не нравится потеря времени, в которую нам это встанет, – откровенно сказал Финли. – Чем дольше мы тут торчим, тем вероятнее мы становимся мишенью и тем вероятнее, что до Харкера дойдут вести, что мы его ищем и уже на планете.

– Не в этом дело. Я знаю, что ты беспокоишься о Джулиане.

– Он хороший парень, – ответил Финли. – Смелый, преданный, сильный. Обидно видеть его таким.

Евангелина повернулась к Финли.

– А как ты вообще к нему относишься? Ты ведь знаешь, что он тебя боготворит?

– Знаю. Хотелось бы мне, чтобы этого не было. У его бога ноги из глины. Как я к нему отношусь? Восхищаюсь. Он столько перенес в камерах дознания, но не дал себе сломаться. А иногда я вижу в нем младшего брата, которого у меня никогда не было. Ты знаешь, что у Джулиана был старший брат? Аурик?

– Да. Он погиб на Арене.

– Его убил я. В маске Железного Гладиатора. – Евангелина ахнула, глаза ее потрясенно раскрылись. Финли чуть сдвинулся, встав между ней и лежащим на кровати Джулианом. – Джулиан не знает. И никогда не должен узнать. Это его разорвет на части. В каком-то смысле я заменил ему брата, которого у него отнял. Это только справедливо. – Финли...

– Знаю. Когда-нибудь ему придется сказать. Но пока рано. Тем более сейчас.

Одна из кукол-сестер подошла с ними поговорить, и ее сияющее лицо погасло под маской озабоченности:

– Мы для вашего друга делаем все что можем. – Этот теплый, утешительный голос был наверняка в ней запрограммирован. – Но вы должны понять, мы в своих возможностях очень ограничены. По данным наших сканеров, господин Скай в очень плохом состоянии. Он был сильно поврежден какое-то время назад, и на исцеление нужно время, которого он, совершенно очевидно, себе не дал.

Финли нахмурился:

– Насколько серьезны поражения?

– Очень обширны. Наш сканер показал серьезные травмы обеих почек, брюшной стенки, гениталий и одного легкого. Не говоря уже о серьезных ранениях головы.

Евангелина приложила руку ко рту. Другой рукой она вцепилась в руку Финли так, что пальцы заныли. Голос Финли остался спокоен:

– Он поправится?

– При наличии времени и поддерживающего лечения – да. Но у нас тут нет таких возможностей. Можете с ним поговорить, если хотите. Мы дали ему широкий спектр поддерживающих препаратов, которые стабилизируют его состояние, но трудно сказать, сколько продлится их действие. В конечном счете времени и отдыха ничем не заменить.

Финли кивнул в знак благодарности и направился к Джулиану. Сестра положила руку ему на рукав:

– Еще одно. Тесты показали, что господин Скай – эспер. Ему нельзя сейчас этим пользоваться. Краткого сеанса на пути сюда оказалось достаточно для серьезного поражения тканей мозга. Дальнейшее использование почти наверняка его убьет.

Финли еще подождал, чтобы убедиться, что сестра все сказала, потом пошел дальше, и Евангелина рядом с ним. Вторая кукла улыбнулась им и отошла в сторону, чтобы дать им побыть с пациентом наедине. Джулиан широко улыбнулся Финли и кратко – Евангелине. Он все еще был бледен, но краска на щеки стала уже возвращаться, и его взгляд и линия рта были тверды. Но Финли не улыбнулся в ответ.

– Ты мне соврал. Ты сказал, что врачи Подполья дали тебе справку о полном здоровье.

Джулиан шевельнулся так, что это можно было принять за пожатие плеч.

– Скажи я тебе правду, ты бы не взял меня на задание.

– А что за важность такая – это задание? – резко ответил Финли. – Были бы и другие, где мы работали бы вместе.

– Это – особенное. Жизненно важное для Восстания. И я не хотел, чтобы меня отстранили. Я у тебя в долгу.

– Ты мне ничего не должен!

– Это мне решать, а не тебе. Я считал, что вполне гожусь. Оказалось, что я был не прав. Но я здесь, и сейчас мне уже гораздо лучше.

– Ты останешься здесь, – сказал Финли. – В Городе Игрушек. Они о тебе позаботятся, пока мы не вернемся.

– Идея хорошая. Только мне здесь оставаться нельзя.

Когда до плохих игрушек дойдет весть, что в городе есть человек, они пропашут весь город из конца в конец, чтобы до меня добраться. А я не хочу, чтобы у меня на совести были погибшие игрушки.

– Черт возьми, я же не могу взять тебя с нами! – рявкнул Финли. – Ты же будешь обузой!

– Не бойся, вытяну, – холодно ответил Джулиан. – Я выполнял задания Подполья, когда ты еще был изнеженным аристо.

– Ты не можешь пользоваться эсперной силой! – не унимался Финли. – Сестры сказали, что это тебя убьет.

– А что эта пара кукол может знать об эсперах? Вряд ли они до сих пор видели хоть одного. Нет, ребята, я с вами.

Привыкайте к этой мысли.

Казалось, Финли близок к взрыву. Евангелина сильно сжала его руку, напоминая о себе.

– Он прав в одном, Финли: мы его не можем здесь оставить. Потому что это риск для Города Игрушек. Так что, кажется, мы не будем разбивать свою победоносную команду.

Финли тяжело вздохнул и покачал головой.

– Безнадежно. Безнадежно все наше дело.

Река лежала в полумиле к северу за Городом Игрушек. Игрушки называли ее Река, потому что это была единственная Река на всей планете. Она вилась среди холмов и долин, разветвляясь на рукава, но всегда сливаясь вновь. Она начиналась и кончалась в огромном Лесу, центре мира, который создал Шеннон. Была она широка, глубока и темна и состояла из прохладительных напитков, сладких, крепких и очень освежающих. Люди на это набрасывались, но новизна быстро приедалась.

Шесть человек стояли над берегом Реки и рассматривали транспорт, который дали им игрушки для поездки к Винсенту Харкеру. Уже стемнело, но света от длинной ленты бумажных фонарей вполне хватало на освещение полномерного колесного парохода. Он был пятидесяти футов в длину, выдержан до малейшей подробности и, как всегда, раскрашен в яркие простые цвета. Тоби начал жалеть, что не взял с собой солнечные очки. Гребные колеса были пугающе большими и выглядели достаточно крепкими, чтобы пережить путешествие.

Вообще-то большая часть вещей в Мире Шеннона была построена напоказ, а не для дела.

Рядом с людьми стояли Плюшевый Медведь и Морской Козел. Финли наполовину искренне пытался их отговорить от путешествия, но не смог. Плюшевый Медведь не мог бросить людей в трудную минуту. А с Морским Козлом тоже можно ужиться в конце концов.

– Это хороший пароход – «Веселая миссис Трасспот», – объявил Медведь. – Нет, это не мы его так назвали, это люди. Есть у меня надежда: когда-нибудь поймать того, кто это имя придумал, припереть его к стене и очень решительно спросить, что он имел в виду. Пароход этот, как все мы, обладает сознанием, но разговаривать не любит. Она – дама, склонная к философии, готова яростно думать на любую тему, которую вы дадите, и не любит, когда ее отрывают от глубоких и важных размышлений. Игрушки привыкли спрашивать у нее о природе реальности вообще и нашей новой реальности в частности, но в половине случаев ее ответы еще больше тревожат, чем вопросы, так что... Она предпочитает заниматься сама собой, а всю рутину предоставить команде. Мы ее используем только для редких коротких путешествий, и она не возражает. Я думаю, что если так углубиться в собственные мысли, то одно место ничем не отличается от другого.

– В Лесу она еще не бывала, – заметил Морской Козел. – Это может переменить ее решение.

– Как бы там ни было, – продолжал Медведь, твердо решив не отвлекаться, – во время войны против людей она держала строгий нейтралитет и, я думаю, сейчас чувствует себя малость виноватой. В общем, она сама вызвалась предложить свои услуги и доставить вас к Харкеру. Медленная дама, но надежная. Она доставит.

– А где команда? – спросил Финли. – Я никого не вижу.

– Бревна у меня трясутся и переборки дрожат, – раздался глубокий голос сверху. Все посмотрели вверх и увидели бородатое лицо, глядящее на них сверху вниз. В бороду были вплетены яркие ленточки, а на голове была большая ярко-красная шляпа с перьями и муляжами фруктов. И еще серьги. Длинные и болтающиеся. Бородатый посмотрел на людей и нервно поправил шляпу.

– Ох уж эти люди! Всегда спешат. Никогда не дадут девушке время посмотреться в зеркало и прихорошиться. Стойте, где стоите, лапоньки, я сейчас спущусь. И ничего не трогайте, киски. Я только что кончила тут приборку. Я на этом корабле капитан, и вы это запомните.

Лицо исчезло, и гулкие шаги дали знать, что капитан спускается. Медведь и Козел многозначительно переглянулись и покачали головами. Распахнулась ведущая на палубу дверь, и капитан «Веселой миссис Трасспот» поспешно вышел на палубу и направился к релингу. Это был пиратский капитан в полной традиционной одежде – развевающиеся шелка и широкие рукава, и он отчаянно балансировал на двух деревянных ногах. На левом плече у него сидел сильно встрепанный попугай, склонив голову к эполете капитана и разглядывая людей лихим черным глазом. Второго у него не было. Капитан ухватился за релинг для равновесия и поднял шляпу, приветствуя людей.

– Привет, лапоньки! Добро пожаловать на «Веселую миссис Трасспот»! Всегда называйте ее полным именем, лапоньки, а то она обидится и снова начнет гнать балластную воду в воздушный кондиционер. Счастлива с вами познакомиться.

Уверена, что мы отлично поладим и прекрасно проведем время в нашем маленьком приключении. Прошу на борт, и мы выпьем и чуть перекусим, пока не отвалим. Я состряпала сливочную помадку и прекрасные кексы.

– Ах-ха! – крикнул попугай у него на плече. – Отдать концы, инвалиды хр-р – реновы!

– Заткнись, – бросил ему капитан. Он хлопнул попугая унизанной перстнями рукой, но попугай уклонился с искусством, выработанным долгой практикой. Капитан гневно на него посмотрел, и попугай ответил таким же пристальным взглядом. Капитан нервно мигнул и снова перевел взгляд на пассажиров. – Давайте, лапоньки. Не будем заставлять ждать хорошую выпивку.

Люди одновременно посмотрели на Плюшевого Медведя и Морского Козла, а те нервно пожали плечами. – Мы думали было вас предупредить заранее, – сказал Медведь. – Но не знали, как подобрать слова. Дело в том, что он восстает против основ своей исходной сущности. Как только он себя осознал, он страстно хочет уйти как можно дальше от своей изначальной роли. Наверное, его новая идентичность взята от пассажирки, которая привлекла внимание капитана. Он говорит, что в теперешнем виде ему гораздо удобнее.

Флинн посмотрел на Тоби:

– Кажется, я тут найду родственную душу.

– Ты его оставишь в покое, – твердо ответил Тоби. – Иначе только еще больше его запутаешь. Меньше всего этим игрушкам нужно начать волноваться насчет своей половой идентичности.

– А что это такое? – спросил Медведь, переглянувшись с Козлом.

Тоби полыхнул на Флинна взглядом:

– Видишь, что ты наделал.

– А что это за попугай? – быстро спросила Евангелина. – Он же тоже не всегда такой был?

– Конечно, нет, – подтвердил Медведь. – Не знаю, у кого он набрался таких слов. Хотя и подозреваю.

Он многозначительно глянул на Козла, но тот ответил совершенно невинным взглядом.

– А где остальная команда? – спросил Джиль. – Или мы сами будем топить котлы?

– Еще только один, – пояснил Медведь. – Корабль в основном сам о себе заботится, но всеми вашими потребностями будет заниматься Хэллоуини.

Люди едва успели попробовать, как произносится это имя, как раздалось громкое клацанье костей и появился второй член экипажа. Он вылетел на палубу, притормозил около релинга и коротким жестом отдал честь людям. Это был скелет около четырех футов ростом; кости были скреплены невидимыми проволочками. На черепе у него был алый платок, а на одной пустой глазнице – черная повязка.

– Привет! – чирикнул он возбужденным мальчишеским голосом. – Я – Хэллоуини, мальчик-скелет, первый помощник капитана «Веселой миссис Трасспот», к вашим услугам! На борт, ребята, на борт, я уже знаю, что нас ждет отличное приключение! Если я что-нибудь могу сделать, чтобы ваше путешествие было еще удобнее, приходите и говорите!

– А этот мне нравится, – сказал Тоби.

– Поверьте мне, чуть позже вы от него прятаться начнете, – сказал Морской Козел. – Разумное существо такую жизнерадостность еле выдерживает. Где-то на полдороги желание выбросить его за борт, привязав якорь, станет почти непреодолимым. К несчастью, его придется подавить, потому что только этот тип знает, как заставить корабль правильно работать. Капитан классно умеет вертеть штурвал и орать команды, но во всем остальном он сразу же теряется. Так что стискивайте зубы и улыбайтесь этому жизнерадостному поросенку. Можете бросаться в него предметами – я всегда так делаю.

– Не обращайте внимания на Козла, – заметил Медведь. – Он просто верен себе.

– Терпеть не могу эти яркие цвета, – буркнул Козел. – Мне от них блевать хочется.

После небольшой выпивки за знакомство в каюте капитана, где Козел опозорился, глотая шерри прямо из бутылки и не зная, для чего нужны салфетки, Хэллоуини показал каждому его каюту и оставил устраиваться. По приблизительной карте, которую достал Медведь, выходило, что плавание вниз по Реке займет несколько дней, и в свете этого предлагаемые удобства никак не произвели на людей хорошего впечатления. Каюты были яркими и веселыми, как все в этом детском мире, но в каждой каюте был только гамак, книжная полка с детской классикой, холодильник с напитками и сладостями и умывальник. Люди почти одновременно стали искать камбуз и напитки покрепче – не обязательно в таком порядке. Выпивка оказалась в суровом дефиците. Предполагался только шерри для готовки и бренди для срочной медицинской помощи, но капитан и то, и другое уже приватизировал. Какой толк автомату в алкоголе, так и осталось загадкой. К счастью, хоть еды было достаточно. У некоторых банок еще даже не истек срок годности.

Пассажиры вновь собрались на палубе посмотреть, как экипаж будет отчаливать. Это было даже менее интересно, чем можно было судить по звукам, потому что капитан всего лишь выкрикнул команду, а Хэллоуини перебросил конец через борт, но уже к пассажирам начала подкрадываться скука дальнего плавания. Большие гребные колеса «Веселой миссис Трасспот» медленно повернулись, и громко прозвучал в тихом вечернем воздухе ее свисток. День почти кончился, и в темнеющем небе стали появляться звезды. Звезды были четко пятилучевыми и расположены были так, чтобы образовывать контуры персонажей детских сказок. На полной луне был длинный свободный ночной колпак.

Колесный пароход медленно набирал скорость, темная жидкость Реки журчала у носа. Пароход обогнул излучину, и там, на берегу Реки, стоял весь Город Игрушек, вышедший проводить людей в дальний путь и пожелать им удачи.

Игрушки хлопали в ладоши, плясали, выкрикивали ободряющие приветствия, громоздясь друг другу на плечи, чтобы лучше видеть. Пуги и Что Хочешь, которые появились в последний момент, стояли у борта чуть поодаль от людей и мрачно смотрели на толпу. Плюшевый Медведь и Морской Козел смеялись и махали лапами, и, что удивительно, когда время от времени кто-нибудь на берегу свистел, Козла это не трогало. Люди тоже махали руками огромной толпе, сначала потому, что так было надо, а потом заразились радостью и возбуждением момента. На берегу кто-то запустил фейерверк, и на фоне наступающей ночи зажглись яркие зеленые, красные и желтые огни. «Веселая миссис Трасспот» непрерывно отвечала гудками, и так началось великое путешествие.

Скоро толпа осталась позади, и снова наступила тишина. Люди остались у борта, глядя на бегущий назад темный поток Реки. Земля уже скрылась в густеющей тьме. Палубу осветили ленты ярких бумажных фонарей. Тоби громко вздохнул.

– Смотрите, люди, как следует. Пройдет время, и это вам покажется страсть как интересным. Я хочу сказать, что пароход прекрасный и все такое, но делать здесь абсолютно нечего! Если только не играть в детские игры – их здесь полно. Не могу поверить, что люди за это платили такие сумасшедшие деньги. Я бы за сутки сошел с ума от скуки. Могу только предположить, что клиентов по прибытии на борт накачивали наркотиками до ушей и держали в таком виде, пока они не сходили с корабля. И я бы сейчас против этого не возразил. Господи, какая скучища!

– Наслаждайся, пока есть время, – ответил ему Джиль. – Ты же не думаешь, что мы так и проплывем весь путь до Харкера, не встретив врагов? Здесь много людей – или игрушек – очень заинтересованы, чтобы мы с Харкером не встретились.

Люди как бы случайно стали оглядываться вокруг. Игрушки все собрались в кают-компании, весело болтая, и люди были одни. Все равно они, не сговариваясь, понизили голос. Никогда не знаешь, кто тебя может услышать.

– Сопротивление наверняка будет, – сказал Джулиан. Он был бледен, но вновь владел собой. – Плохих игрушек тут еще много, и они ищут, кого бы убить. Но им до нас добраться не так-то просто. И у нас есть оружие. Так что мы их достаточно просто сможем отбить.

– Не так просто, – возразил Джиль. – Забудь ты о хороших игрушках и плохих игрушках. Ничему, что мы встречаем на этой планете, доверять нельзя. Это новая форма интеллекта, и мы понятия не имеем, какие потребности и мотивы ими движут. Они – не люди, и хотя они подражают эмоциям людей, нет гарантии, что они на самом деле эти эмоции ощущают. Им нельзя верить ни на волосок.

– Они стараются быть людьми, – сказала Евангелина. – И мы должны их в этом поощрять. Нам выпала возможность, которая бывает раз в жизни, – формировать душу и сознание новой формы искусственного разума. Нельзя повернуться к ним спиной. Мы их создали, и мы за них отвечаем.

– Их создал Шаб, – уточнил Тоби. – И кто знает, какие скрытые команды затаились внутри их нового сознания? – Они сломали программы Шаба, – возразил Флинн. – По крайней мере хорошие игрушки это сделали. Иначе мы все уже были бы мертвы.

– Ладно, – сменил тему Джиль. – Поговорим о Харкере. Плохие игрушки хотят его смерти, потому что он – человек. Хорошие игрушки хотят его смерти или устранения, потому что видят в нем опасность. А игрушки, которые собрались вокруг него, предположительно готовы на все, чтобы не дать нам его забрать. Но чего хочет он? Будет он биться, чтобы остаться или чтобы уйти? Чего он в самом деле хочет, прячась в Лесу у конца Реки?

– Считается, что он собирает возле себя и хорошие, и плохие игрушки, – сказала Евангелина. – Если это правда, то это единственное место на планете, где хорошие и плохие игрушки живут вместе. Почему плохие игрушки его не убьют? Он ведь в конце концов всего лишь человек. Интересно, что такое он говорит игрушкам, что так их к нему привязывает? И что он с ними делает? Для чего они ему нужны?

– Хорошие игрушки пытаются это скрыть, но они его боятся до чертиков, – заметил Тоби. – Кого бы они ни посылали в Лес за ответами, самых верных и преданных – никто не вернулся. Они все остаются у Харкера. Я думаю, что в Городе Игрушек напуганы той властью, которую имеет Харкер над игрушками. Может быть, такую же, какую имели над ними люди, пока у них не пробудилось самосознание.

– Неудивительно, что они боятся, – добавил Джулиан. – Но тогда почему они не боялись нас? Мы такие же люди, как Харкер.

– Хороший вопрос, – сказал Финли. – Может быть, они просто это скрывали, потому что мы им нужны, чтобы разобраться с Харкером. Разве они не выставили нас из своего города побыстрее?

– И еще одна вещь насчет Харкера, – произнес Джиль. – Почему он никак не пытался выбраться с планеты? У него в голове полно жизненно важных для Империи секретов. Но он, вместо того чтобы изо всех сил пытаться установить связь с крейсером на орбите, чтобы его забрали, спрятался подальше в сердце Леса в окружении фанатичных последователей. Что его там держит? Чего он хочет добиться со своей армией игрушек?

Тоби фыркнул:

– От армии игрушек ему будет мало толку, если у императрицы кончится терпение и она пошлет за ним армию элитных войск. Они возьмут Харкера за жабры и доставят домой, хочет он того или нет.

– Не факт, – возразил Джулиан. – Вспомни, что было с последним посланным отрядом. Их головы оказались на шестах, а кишки зашили себе в тела куклы – убийцы.

Евангелину передернуло:

– Все равно не могу поверить, что это сделали игрушки.

– Не считай их игрушками, – сказал Джиль. – Больше всего они похожи на фурий. Такими их создавал Шаб.

– Медведь думает, что Харкер сошел с ума, – произнес Финли. – Может быть, он думает, что Харкер и игрушки тоже с ума сводит. Тогда он со своими игрушками действительно опасен. Не стоит забывать: кто бы ни отправлялся на его поиски – не вернулся никто, ни игрушки, ни люди. О них даже больше никто ничего не слышал.

– Красный, – сказал Флинн. – Они его называют Красным. От крови, что ли?

– Это меня не удивило бы, – отозвался Тоби. – Здесь все идет как в аду. И здесь кто угодно с ума сойдет.

– Не все здесь так плохо, – возразила Евангелина. – Посмотри на Город Игрушек, на Плюшевого Медведя и Морского Козла...

– Это не они! – с напором ответил Джиль. – Это автоматы, которые выглядят и говорят, как они. Кто легче вкрадется к нам в доверие и потом его обманет?

– Снова пришли, откуда начали! – недовольно сказал Джулиан.

– Тихо! – предупредил Флинн. – Кто-то идет.

Это был Хэллоуини, мальчик-скелет, несущий поднос горячих напитков. Повязку он перевесил на другую глазницу, а на череп гордо надел треуголку, лихо надвинув на затылок.

– Я подумал, вы захотите согреться! – радостно зачирикал он. – Всем горячий шоколад! И завернитесь покрепче, когда солнце зайдет. Для людей здесь ночи очень холодные.

– А ты холода не чувствуешь? – спросила Евангелина, беря с подноса дымящуюся кружку. – Да нет! – радостно завопил скелетик и подмигнул глазницей – не очень приятное зрелище. – Я же только кости. Хотя я иногда дребезжу, только эффекта ради. Оставайтесь и смотрите закат. Он тут красивый!

Он подождал, пока кружки достались всем, и снова убежал по своим делам, напевая какую-то моряцкую песенку. Люди попробовали шоколад, одобрили его и снова оперлись на релинг – смотреть, как солнце медленно уходит за горизонт. Улыбающееся лицо солнца смягчилось и казалось определенно сонным. Единственным цветом ночи стало густое красное зарево, раскинувшееся на полнеба и отражающееся в Реке. Где-то пели птицы, огромный хор, объявляющий мир, покой и конец дня.

– Это просто запись, – сказал Плюшевый Медведь. Люди резко обернулись – никто не слышал, как он подошел. Медведь облокотился на релинг, глядя в ночь. – По крайней мере птиц мы искали, но не нашли. Может, еще одна загадка нашего мира. Очень много вы, люди, сделали здесь такого, чего мы не понимаем. Он замолчал, и ниже по Реке ярко вспыхнул свет в ночном небе, а за ним донесся дальний раскат грома. – Фейерверк! – вскрикнула Евангелина.

– Уже нет, – ответил Медведь, и вид у него вдруг стал очень усталый. Люди обернулись к нему. – Когда-то это были фейерверки. Игрушки праздновали конец дня. А теперь это бомбы. Взрывы. Гранаты. Война еще идет там, ниже по Реке. Игрушки дерутся с игрушками без причин, и война не кончится, пока одна сторона полностью не уничтожит другую. Или пока не выйдет из Леса Красный со своей армией и не положит этому конец.

– Ты его боишься? – спросил Тоби.