Темное сердце Лондона Грин Саймон

Меня зовут Джон Тейлор.

Я частный детектив и работаю преимущественно в самых жутких уголках сумеречной зоны.

Темная Сторона — мрачное, таинственное, скрытое от посторонних глаз сердце Лондона, где боги и демоны вершат свои темные дела и наслаждаются удовольствиями, которые невозможно получить ни в каком ином месте.

А я нахожу вещи. Таков мой дар. Иногда, однако, они сами находят меня…

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВОТ И ДЕНЬГИ ПРИШЛИ

Частные сыщики бывают самые разные, но обычно они не похожи на телезвезд. Некоторые из них работают на страховые компании, другие ошиваются с видеокамерой в дешевых отелях в надежде собрать доказательства по делу о разводе, редкие единицы могут похвастаться расследованием запутанного таинственного убийства. Еще кое-кто гоняется за тем, чего нет или быть не может. А я разыскиваю то, что потерялось. Бывает, что лучше бы все это и не находилось вовсе, но что поделаешь — такая у меня работа.

В те времена, о которых пойдет речь, на моей двери красовалась треснувшая табличка с надписью: «Тейлор. Расследования».

Тейлор — это я. Высокий, темноволосый, не особенно красивый, зато щеголяющий шрамами, полученными при этих самых расследованиях. Еще я могу похвалиться тем, что никогда не подвожу клиента. Если только клиент заплатил аванс наличными.

Доброжелательные посетители, заглядывавшие в мою контору, находили ее уютной, придирчивые — слишком тесной. Я много времени проводил на работе; по крайней мере, контора никогда не простаивала, хоть и находилась в дешевом районе. Все более-менее успешные фирмы спешили съехать оттуда, тем больше места оставалось нам, работающим в сумеречной зоне между законным и незаконным. Даже крысы здесь не задерживались, уходили в более обжитые места. Моими соседями были дантист и бухгалтер, оба имели клиентов, и оба зарабатывали больше меня.

В ту ночь, когда ко мне явилась Джоанна Барретт, шел проливной дождь. Холодный, густой, затяжной — в такую погоду приятно сидеть дома. Мне следовало бы понять, что дождь — это предзнаменование, но я никогда не умел замечать предзнаменования. Было поздно, день перешел в вечер, все остальные работавшие в этом здании служащие уже давно разошлись по домам. А я все сидел за столом, лениво пялясь на экран маленького телевизора и слушая вопли в телефонной трубке.

Этот придурок хотел денег. Я сочувственно хмыкал в нужных местах, размышляя, когда же ему надоест и он даст отбой. И вдруг насторожился, услышав тихие шаги в приемной — уверенные, неторопливые… явно женские. Кто-то направлялся к моей двери.

Интересно. Женщины — самые лучшие клиенты: обычно они говорят, что им нужна информация, а на самом деле просто хотят отомстить, потому не скупятся, когда речь заходит об оплате их истинных желаний.

Шаги смолкли, высокая тень за матовым дверным стеклом замерла: должно быть, женщина увидела отверстие от пули. Можно было бы заделать эту дырку, но тогда пропала бы прекрасная тема для беседы. Клиенты любят привкус романтики и опасности в жизни частного сыщика, даже если нанимают его всего лишь для того, чтобы выправить официальные бумаги.

Наконец дверь открылась и женщина вошла. Высокая, привлекательная блондинка. От ее облика так и веяло большими деньгами и шикарной жизнью. Моя контора с потрепанной мебелью и облупившимися стенами была для нее самым неподходящим местом.

Да, от этой элегантно, со вкусом одетой женщины пахло серьезными деньгами. И когда посетительница поздоровалась, ее голос прозвучал резко, уверенно, аристократично. То ли она успела поучиться в лучших частных школах, то ли долго и упорно брала уроки ораторского искусства. На мой вкус она была слишком сухощава, на худом лице — почти никакой косметики; такую скорее можно назвать обаятельной, чем хорошенькой. Судя по осанке, манере держаться, она обладала отменной выдержкой, а форма и изгиб ее безупречно подкрашенных губ говорили, что моя посетительница привыкла повелевать.

Я всегда замечаю подобные вещи. Это часть моей работы.

Я как можно небрежней кивнул ей и указал на единственный свободный стул у стола. Она села, даже не попытавшись протереть сиденье носовым платком, как иногда поступают люди ее круга, и я по достоинству оценил подобное бесстрашие.

Я наблюдал за ней, пока она осматривалась по сторонам, а голос в трубке тем временем орал все истеричней, требуя денег и сыпля угрозами. Весьма специфическими угрозами.

Лицо женщины оставалось спокойным, даже бесстрастным, но, окинув беглым взглядом свой офис, я понял, как он должен выглядеть в глазах этой дамы.

Кроме облупленного стола, на котором стояли держалка с двумя-тремя документами да старенький ящик с картотекой, комната могла похвалиться лишь ветхим диванчиком у стены. Скомканная простыня и смятая подушка красноречиво свидетельствовали о том, что диванчик — мое спальное место. Единственное окно было забрано решеткой, стекло позванивало на ветру. На потертом ковре красовались дыры, маленький телевизор на столе был черно-белым, и единственным цветным пятном в комнате был висящий на стене дешевый календарь со стандартными красотками. В углу валялись коробки из-под пиццы… Словом, не стоило обладать большим умом, чтобы догадаться: здесь не только офис, но и обиталище того, чьи дела отнюдь не идут в гору.

Когда я выбрал жизнь в реальном мире, это казалось мне правильным поступком, но потом выяснилось, что жить здесь очень и очень нелегко.

Наконец мне надоело слушать вопли в трубке.

— Послушайте, — сказал я спокойным деловым тоном (ведь именно такой тон может довести собеседника до белого каления). — Будь у меня деньги, я бы вам заплатил. Но денег у меня нет. Значит, вам остается запастись терпением. Вы, конечно, имеете право подать иск, в таком случае могу порекомендовать вам моего соседа, он адвокат. Ему как раз нужна работа, поэтому он не расхохочется вам в лицо, услышав, с кого вы хотите получить деньги. А может, потерпите еще немного? Деньги, кажется, только что вошли в мой офис. К тому же подобная истерика плохо отражается на кровяном давлении. Могу порекомендовать дыхательную гимнастику и отдых на море. По-моему, море хорошо успокаивает нервы. Я вам как-нибудь перезвоню.

Решительно повесив трубку, я вежливо улыбнулся посетительнице. Та не ответила улыбкой, и все же я чувствовал — мы с ней обязательно поладим. Женщина демонстративно смотрела на экран бормочущего телевизора, поэтому я его выключил.

— Держу его просто для компании, — пояснил я. — Вместо собаки, ведь в отличие от собаки с ним не надо гулять.

— Вы что, совсем не уходите отсюда домой?

По ее голосу чувствовалось, что она спрашивает просто так, до меня ей нет никакого дела.

— Я сейчас как раз переезжаю. Из одного роскошного дома в другой. К тому же мне здесь нравится — все под рукой, и по вечерам никто не беспокоит.

— Да, знаю, уже поздно, но я не хотела, чтобы кто-нибудь заметил, как я сюда вхожу.

— Понимаю.

Она фыркнула.

— У вас на двери дыра от пули, мистер Тейлор.

— Моль проела, — пояснил я.

Уголки ее губ поползли вниз, я уж подумал — она сейчас встанет и уйдет. Так я действую на людей. Но она взяла себя в руки и сурово посмотрела на меня.

— Я — Джоанна Барретт.

Я озадаченно кивнул:

— Вы произнесли свое имя так, будто оно должно для меня что-то значить.

— Для любого другого оно значит очень многое, — довольно язвительно заметила женщина. — Вижу, вы не читаете деловых газет. Так?

Она шевельнулась на стуле, прижав к груди объемистую сумку из белой кожи, словно хотела заслониться ею, как щитом. Ей вовсе не хотелось сидеть здесь и разговаривать с таким типом, как я. Наверняка для подобных поручений у нее имеются специальные люди, но теперь случилось нечто настолько личное, что она не может довериться никому. Я позарез ей нужен, не сомневаюсь. Черт, кажется, я уже начинаю считать деньги.

— Мне нужен частный сыщик, — бросила она. — Мне вас… порекомендовали.

Я понимающе кивнул:

— Значит, вы уже обращались в полицию, во все большие сыскные агентства, но никто не сумел вам помочь. Стало быть, у вас необычная проблема.

Она пояснила:

— Они меня подвели. Все до единого. Взяли деньги и ничего, кроме извинений, взамен не предложили. Паразиты. Тогда я обратилась во все места, где у меня были связи, потянула за все ниточки. И вот один из моих должников дал мне ваш адрес. Я так понимаю, вы разыскиваете пропавших людей.

— Я могу разыскать все, что угодно и кого угодно. Это мой дар. Я настойчивый, непреклонный… и все прочее в том же духе на букву «н»; я никогда не сдаюсь, пока на мой счет поступают денежки. Но я не занимаюсь страховыми делами, не занимаюсь разводами и не расследую преступлений. Я бы не заметил улику, даже если бы споткнулся о нее. Я всего лишь разыскиваю пропажи. Не важно, хочет ли пропажа быть найденной или нет.

Джоанна Барретт устремила на меня холодный, крайне неодобрительный взгляд.

— Ненавижу, когда мне читают лекции.

Я непринужденно улыбнулся.

— Лекции входят в стоимость услуг.

— Такие услуги мне не нужны!

— А большинство людей от них не отказываются.

Теперь она снова прикидывала — не уйти ли ей. Я совершенно спокойно наблюдал, как она борется с собой. Ясно было, что положение этой женщины просто отчаянное, иначе она не рискнула бы сюда явиться.

— Моя дочь… пропала, — наконец выдавила Джоанна Барретт. — Я хочу, чтобы вы ее нашли.

Она вытащила из своей объемистой сумки глянцевую фотографию восемь на десять и легким щелчком послала ее через стол ко мне. Я рассмотрел снимок, не беря в руки. С фотографии, мрачно щурясь сквозь копну светлых, длинных, спутанных волос, на меня смотрела хмурая девочка-подросток. Ее можно было бы назвать симпатичной, если бы не угрюмый вид. Похоже, она злилась на весь распроклятый мир и считала, что любой, кто думает иначе, просто недоумок. Иными словами, она была достойной дочерью своей мамочки.

— Ее зовут Катрин, мистер Тейлор. — Голос женщины зазвучал тише и мягче. — Отзывается только на Кэти, если вообще отзывается. Ей пятнадцать, скоро будет шестнадцать, и я очень хочу ее найти.

Я кивнул. Теперь мы ступили на привычную для меня почву.

— Как давно она пропала?

— Уже больше месяца.

Потом посетительница добавила:

— И это не в первый раз.

Я снова кивнул. Когда я киваю, я выгляжу более глубокомысленным.

— Случилось ли что-то такое, что могло расстроить вашу дочь?

— Мы поссорились. Ничего особенного, все как обычно. Я не знаю, почему она то и дело убегает. У нее ведь есть все, что душе угодно. Абсолютно все.

Она снова полезла в сумку и на этот раз достала сигареты и зажигалку. Сигареты оказались французскими, зажигалка — золотой, с монограммой. Мое мнение о Джоанне Барретт возросло соответственно стоимости этих вещиц. Джоанна твердой рукой зажгла сигарету и принялась нервно выпускать колечки дыма, поплывшие по кабинету. В таких ситуациях лучше не курить, чтобы не выдать, как сильно ты беспокоишься.

Я пододвинул к посетительнице свою единственную пепельницу в форме женской груди и снова принялся рассматривать фотографию. Меня не слишком волновала судьба Кэти Барретт — судя по виду девчонки, та вполне могла разобраться со своими проблемами, а заодно и с теми, кто осмелится к ней приставать. Я решил, что пора задавать вопросы.

— А кто отец Катрин? Как ваша дочь к нему относится?

— Никак. Он ушел от нас, когда ей было два года. Единственный хороший поступок этого подонка. Его адвокаты добились для него права видеть дочь, но он этим правом совсем не пользуется. Мне каждый раз приходится разыскивать его, чтобы получить с него алименты. Его деньги нам, конечно, не нужны, но тут дело принципа. Предупреждая ваш следующий вопрос, скажу, что у Кэти никогда не было проблем с наркотиками, алкоголем, деньгами и неподходящими дружками. Я позаботилась об этом. Я всегда защищала ее и ни разу не подняла на нее руку. Она просто мрачная, неблагодарная маленькая дрянь.

На миг в глазах Джоанны Барретт блеснуло что-то похожее на слезы, но тут же исчезло.

Я откинулся на стуле, делая вид, что обдумываю услышанное, хотя у меня не было сомнений в ее правдивости. Поиск сбежавших не представляет трудности, а сейчас у меня не было ни заказов, ни денег, зато накопилось много счетов, требующих срочной оплаты. У меня был неудачный год.

Снова подавшись вперед, я с серьезным, озабоченным видом уперся локтями в стол.

— Итак, миссис Барретт, вот что мы имеем: несчастную богатую маленькую девочку, которая вообразила, будто у нее есть все. Все, кроме любви. Возможно, сейчас она клянчит мелочь в метро, ест черствый хлеб, спит на скамейках в парке, шляется со всяким сбродом и воображает, что переживает большое приключение, живет настоящей жизнью с настоящими людьми. При этом она уверена, что в итоге получит полное нераздельное внимание матери. Я не стал бы слишком о ней беспокоиться. Она вернется, как только ночи станут холодными.

Джоанна Барретт яростно затрясла своей аккуратно уложенной прической.

— Только не на этот раз. Опытные люди разыскивают ее уже несколько недель, и никаких следов. Никто из прежних… приятелей ее не видел, хотя я предлагала более чем щедрое вознаграждение за информацию. Она как будто исчезла с лица земли. Мне всегда удавалось ее найти, у моих людей везде есть помощники. Но на сей раз я сумела выудить всего лишь одно название, которое ни о чем мне не говорит. Я узнала его от человека, порекомендовавшего мне обратиться к вам. Он сказал, что я найду свою дочь… на Темной Стороне.

Мое сердце сжала ледяная рука, я выпрямился на стуле. Мог бы и сам догадаться! Прошлое никогда не оставляет нас в покое, как бы далеко мы от него ни сбежали.

Я пристально посмотрел в глаза Джоанне Барретт.

— Что вы знаете о Темной Стороне?

Она даже не моргнула, но мне показалось — это стоило ей немалых усилий. Когда нужно, я могу выглядеть опасным.

Женщина попыталась сгладить неловкость, принявшись гасить недокуренную сигарету в пепельнице с таким видом, словно полностью поглощена этим делом. Теперь ей не нужно было смотреть на меня.

— Ничего, — наконец ответила она. — Ровным счетом ничего. Раньше я никогда не слышала этого названия, а те из моих людей, которые что-то знают, отказываются говорить. Я пыталась на них нажать, но тогда они начинали яриться и даже просили расчет. Они отворачивались от таких денег, каких не видели ни разу в жизни, лишь бы не рассказывать о Темной Стороне. И смотрели на меня как на… как на больную, потому что я пыталась что-нибудь о ней разузнать.

— Меня это не удивляет. — Я опять говорил спокойно и серьезно, и женщина решилась поднять на меня глаза. — Темная Сторона — тайное, скрытое, темное сердце города, — тщательно подбирал я слова. — Злобный двойник Лондона. Там творятся жуткие вещи, и, если ваша дочь нашла туда дорогу, ей угрожает опасность.

— Поэтому я к вам и пришла, — ответила Джоанна. — Если я правильно поняла, вы работаете и на Темной Стороне тоже.

— Нет. По крайней мере, давно уже не работал: я поклялся больше туда не ходить. Очень дурное место.

Она улыбнулась. Вот такой разговор был ей понятен и знаком.

— Я готова очень щедро заплатить, мистер Тейлор. Сколько вы хотите?

Я задумался. Сколько попросить за возвращение на Темную Сторону? Сколько может стоить моя душа? А рассудок? А самоуважение? Но уже довольно давно мне никто не предлагал работы, и я отчаянно нуждался в деньгах. На этой стороне тоже много скверных людей, и я задолжал им больше, чем полезно для здоровья.

Я размышлял. Вряд ли будет трудно найти сбежавшего подростка. Быстренько зайду на Темную Сторону и так же быстро выйду. Возможно, проверну все так споро, что никто и не заметит, что я появлялся там. Конечно, если мне повезет.

Я оценивающе смотрел на Джоанну Барретт и думал, стоит ли задать ей еще один вопрос.

— Я беру плату за каждый день работы плюс накладные расходы.

— Это большие деньги, — автоматически ответила она.

— А сколько стоит ваша дочь?

Посетительница кивнула, признав весомость довода. На самом деле ей было все равно, во сколько обойдутся поиски. Для нее любая сумма была бы сущей мелочью.

— Найдите мою дочь, мистер Тейлор, найдите любой ценой.

— Без проблем.

— И верните ее мне.

— Если она сама того захочет. Я не потащу ее домой силой. Я не занимаюсь похищением детей.

Теперь Джоанна Барретт облокотилась о стол, подавшись вперед, и попыталась выглядеть опасной. Взгляд ее стал пронзительным, слова зазвенели, как льдинки.

— Если вы берете мои деньги, вы делаете то, что я от вас требую. Вы находите эту маленькую испорченную девчонку, вытаскиваете из передряги, в которую она угодила на сей раз, и приводите домой. Только после этого вы получаете плату. Ясно?

Я сидел и, улыбаясь, смотрел на нее, словно ее слова не произвели на меня ни малейшего впечатления. Я видал людей и пострашнее Джоанны Барретт. А в сравнении с тем, что ожидало меня на Темной Стороне, ее гнев и угрозы казались детским лепетом. Кроме того, я был ее последней надеждой, мы оба прекрасно это знали.

Никто не приходит в первую очередь ко мне, и вовсе не потому, что я беру слишком большую плату. У меня сложилась репутация человека, который пускает в ход любые средства, чтобы добраться до истины, и которому все равно, кого он при этом может задеть. Иногда под ударом оказываются сами клиенты. Все люди говорят, что хотят знать правду, всю правду и ничего, кроме правды, но далеко не все и в самом деле этого хотят. Мои клиенты вовсе не возражают против небольшой лжи, если она им на руку. Но я не хочу лгать. Вот потому я и не смог заработать денег, которые ввели бы меня в круг людей, подобных миссис Барретт. Люди приходят ко мне только тогда, когда перепробованы все остальные способы, включая молитвы и визиты к предсказателям судьбы. Джоанне Барретт просто не к кому было больше обратиться.

Женщина пыталась смотреть на меня в упор, но не выдержала — и приняла решение. Она порылась в сумочке, вытащила уже заполненный чек и подвинула его ко мне. Похоже, пришла пора переходить к плану Б.

— Пятьдесят тысяч фунтов, мистер Тейлор. Вы получите еще один такой же чек по окончании дела.

Я сохранял серьезное выражение лица, но в душе широко улыбнулся. За сто тысяч я готов отыскать всю команду «Марии Селесты». Возвращение на Темную Сторону стало для меня почти оправданным… почти.

— Однако у меня есть одно условие.

Я улыбнулся открыто.

— Так я и думал.

— Мы отправимся туда вместе.

Я снова выпрямился на стуле.

— Нет. Ни за что!

— Моей дочери нет уже целый месяц! Она никогда не исчезала надолго. За это время с ней могло случиться все, что угодно! Я должна быть с вами, когда вы ее найдете.

Я отрицательно покачал головой, заранее зная, что проиграю этот раунд.

Если дело касалось семейных уз, я всегда давал слабину — видимо, потому, что никогда не имел своей семьи. Джоанна по-прежнему не плакала, но ее глаза блестели слишком ярко, и впервые у нее срывался голос.

— Я вас очень прошу. — Ей явно было нелегко произнести эти слова, и все же она их произнесла — не ради себя, ради дочери. — Я должна пойти с вами. Я должна знать. Я не могу больше сидеть дома и ждать телефонного звонка. Вы знаете Темную Сторону. Отведите меня туда.

Мы довольно долго смотрели друг на друга, и каждый из нас, похоже, увидел в другом нечто обычно скрытое от посторонних глаз. В конце концов я кивнул — мы оба заранее знали, что я сдамся. И все же ради ее собственного блага я еще раз попытался ее отговорить.

— Позвольте рассказать вам про Темную Сторону, Джоанна. Лондон называют Дымом, а мы все знаем, что нет дыма без огня. Темная Сторона — это квадратная миля узких улочек и переулков в центре города, квадратная миля трущоб и доходных домов, которые были дряхлыми уже в начале века. Миля — это если верить официальным картам. На самом деле Темная Сторона куда больше, словно само пространство там раздвинулось, чтобы вместить в себя всю тьму, все зло, всю жуть, со стародавних пор поселившиеся в тех местах. Поговаривают, что на самом деле Темная Сторона даже больше, чем город вокруг нее. Если вдуматься, это говорит о беспокойности и жадности человеческой натуры… Не говоря уже о натуре нечеловеческой. Темная Сторона всегда была интернациональной. Там всегда царит ночь и никогда не наступает рассвет. Люди приходят туда и уходят, скрывая свои имена, потому что ищут удовольствий и услуг, которые считаются неприемлемыми в нормальном, светлом мире. На Темной Стороне все можно продать и все купить. Никто не задает там вопросов, потому что там никому ни до чего нет дела. На Темной Стороне можно за деньги увидеть ангела, вечно горящего в пентаграмме, начерченной кровью невинного младенца. Можно увидеть отрубленную голову козла — она предсказывает будущее загадочными стихами, безупречным ямбом. Еще там есть комната, где царит полная тишина и все абсолютно бесцветно, а в другом местечке мертвая монашенка покажет вам за хорошие деньги свои увечья. После этого она не оживет, зато вы, если пожелаете, сможете погрузить пальцы в ее кровоточащие раны. Все, чего вы когда-либо боялись или видели в кошмарных снах, есть на улицах Темной Стороны или поджидает вас в дорогом номере одного из тамошних закрытых клубов. На Темной Стороне можно найти все, если раньше оно не найдет вас. Это нездоровое, колдовское, опасное место. Вы все равно хотите туда пойти?

— Вы снова читаете мне лекцию.

— Просто ответьте на вопрос.

— Как может в самом центре Лондона существовать подобное место, да еще так, чтобы никто о нем не знал?

— Оно существует, потому что было там всегда. А не знают о нем потому, что сильные мира сего, настоящие сильные, хотят сохранить его в тайне. Вы можете там погибнуть. Я тоже могу погибнуть, хотя неплохо знаю Темную Сторону. По крайней мере, раньше знал, но уже много лет не бывал там. Итак, вы все еще хотите туда пойти?

— Я пойду туда, где моя дочь, — твердо заявила Джоанна. — Не могу сказать, что мы были с ней очень близки, но я пойду хоть в ад, чтобы ее вернуть.

Я улыбнулся моей клиентке, правда не очень весело.

— Возможно, вам придется отправиться именно в ад. Раз вы просто не можете поступить по-другому.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ПУТЬ ТУДА

Меня зовут Джон Тейлор. Любому на Темной Стороне известно это имя.

Раньше я был обычным человеком и жил в обычном мире, и в награду за это никто не пытался меня убить. Мне нравилось быть незаметным. Ничто меня не тревожило. Никто меня не узнавал, от меня ничего не ждали, мне ничто не грозило…

А, ладно, не буду сейчас объяснять. Мне недавно исполнилось тридцать, но это меня не огорчает. Когда человеку выпадает столько неудач, сколько выпало в свое время мне, он привыкает не расстраиваться по пустякам. Но даже мои мелкие проблемы имеют привычку превращаться в крупные.

И вот я снова возвращаюсь на Темную Сторону, хотя и не хочу. Я покинул Темную Сторону пять лет назад, спасаясь от нависшей надо мной смерти и от предательства друзей. Мои запекшиеся кровью губы дали клятву, что я больше никогда сюда не вернусь, ни за что! Мне уже давно стоило бы усвоить, что Бог любит, когда люди нарушают свои клятвы.

То ли Бог, то ли Некто Другой.

Я возвращаюсь туда, где все меня знают — или думают, что знают. Я мог бы стать знаменитым, если б захотел. И если бы меня не волновали маленькие люди, через которых мне пришлось бы в таком случае переступить. Должен признаться в том, в чем я редко признаюсь при свидетелях: я не честолюбив. И никогда не был душой общества. Поэтому жил сам по себе, пытаясь следовать собственному кодексу чести. То, что я наломал столько дров, вовсе не моя вина. Я чувствовал себя странствующим рыцарем… но девица, которую я спасал, пырнула меня в спину, мой меч отскочил от шкуры дракона, а моя чаша Святого Грааля превратилась в полупустую бутылку с виски…

Я возвращаюсь к прежним знакомым, в старые места, к полузабытым обидам. И хочу верить, что делаю это не напрасно.

Я не надеюсь остаться незамеченным. Имя Джон Тейлор многим известно на Темной Стороне, и его наверняка не забыли за мое пятилетнее отсутствие. Это вовсе не означает, что все знают меня настоящего: спросите обо мне в дюжине разных мест, и вы получите разные ответы. Меня называют магом и колдуном, мошенником и ловкачом, а еще честным негодяем. Все, кто так говорят, конечно же, ошибаются. Я никого не подпускаю к себе близко. Для одних я герой, для других мошенник, а на самом деле во мне есть всего понемножку. Я умею еще кое-что, кроме розыска пропавших, и мои способности весьма впечатляют. Если я задаю вопрос, люди, как правило, дают на него ответ.

Я всегда был опасным человеком, даже на Темной Стороне; правда, это было пять лет назад, до того, как судьба поймала меня в сети любви. Я не знал, по-прежнему ли я опасен, но надеялся, что да. Если человека сбивают с велосипеда бейсбольной битой, он не теряет навыков езды. Вот почему я никогда не ношу с собой пистолета, он мне просто ни к чему.

Мой отец умер от пьянства. Он так и не смог смириться с тем, что его жена оказалась нечеловеком. Я совсем не знал своей матери; соседи по очереди присматривали за мной, кто охотно, кто словно против воли. В результате я нигде не чувствовал себя дома.

Я не все знаю про самого себя, хотя желал бы получить ответы на многие вопросы. Поэтому, наверное, я и выбрал профессию частного сыщика. Мне нравится находить ответы на вопросы, мучающие других, раз уж я не могу сделать то же самое для себя.

На работе я ношу длинный белый плащ. С одной стороны — потому, что от меня этого ждут, с другой стороны — такая одежда практична, поскольку создает стандартный образ, за которым можно прятать свое истинное «я». Я люблю вводить людей в заблуждение и никого не подпускаю слишком близко. Не только ради собственной безопасности, но и ради безопасности других.

Я сплю один, ем все, что вредно для здоровья, сам себя обстирываю — когда вспоминаю о стирке. Для меня важно чувствовать себя самостоятельным и независимым. Мне не везет с женщинами, но вина в этом целиком лежит на мне. Несмотря на свой образ жизни, я по-прежнему романтик — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Моей самой близкой подругой была наемная убийца, работавшая исключительно на Темной Стороне. Однажды она попыталась меня убить… Никаких обид, ведь то была ее работа!

Я пью слишком много, но меня это не огорчает: выпивка дает приятное расслабление и забвение. А мне так много хочется забыть…

И вот теперь, благодаря Джоанне Барретт и ее сбежавшей дочурке, я возвращаюсь в ад. Туда, где меня пытались убить с тех пор, как я себя помню, а почему — мне так и не удалось узнать. Я возвращаюсь туда, где чувствую себя по-настоящему живым. На Темной Стороне я не просто один из частных детективов… Вот почему я оттуда сбежал. Мне очень не нравилось то, во что я начал превращаться.

Но когда в компании с Джоанной Барретт я спускался в метро, раскинувшее сеть туннелей под лондонскими улочками, будь я проклят, если не чувствовал, что возвращаюсь домой.

Совершенно не важно, какую станцию или какую линию выбрать, — все они ведут на Темную Сторону. Все станции метро выглядят абсолютно одинаковыми: одинаковые плитки, одинаковые уродливые механизмы, слишком яркий свет и огромные рекламные экраны и плакаты. Только наивные туристы могут полагать, будто пыльные автоматы, продающие всякую всячину, и в самом деле что-то продают. На грязных одеялах сидят бездомные, выпрашивая монетки или просто прячась здесь от ветра и дождя.

И конечно, здесь непрерывно звучат шаги. Торговцы, служащие, туристы, бизнесмены, журналисты — все куда-то спешат. Лондон еще не достиг того уровня перенаселения, от которого страдает Токио, где специальные служащие заталкивают пассажиров в переполненные вагоны, чтобы двери могли закрыться, но мы постепенно приближаемся к тому же.

Джоанна старалась держаться поближе ко мне, пока мы пробирались по туннелям. Было видно, что ее не волнуют ни убогая обстановка, ни толчея, хотя она наверняка привыкла к лучшим условиям: к длинным лимузинам с шофером в униформе, к охлажденному шампанскому в любое время суток. Я старался не улыбаться, глядя, как она пробирается сквозь толпу. Выяснилось, что у нее нет мелочи, поэтому мне пришлось оплатить оба билета. Мне даже пришлось объяснять ей, как пользоваться автоматами при входе.

Все эскалаторы работали, и мы спустились на нижний уровень. Я выбирал направление наугад, надеясь, что старые инстинкты выведут меня в нужную сторону, и наконец увидел указатель, который искал. Только владеющий инокианским языком смог бы его прочесть и понять. Этот язык, если хотите знать, был создан очень давно, чтобы смертные могли разговаривать с ангелами. Вообще-то я встречал всего одного человека, который умел правильно произносить слова на инокианском языке.

Схватив Джоанну за руку, я потащил ее в туннель под указателем. Она раздраженно высвободилась, но не сопротивлялась, когда я подтолкнул ее к двери с надписью «Служебный вход». Мы оказались в каморке, заставленной чучелами в форме сотрудников Британской железной дороги (не спрашивайте, зачем они там стояли), я закрыл дверь, и наступил миг полного блаженства — мы больше не слышали шума толпы.

На стене висел телефон, я поднял трубку и, хотя не услышал гудка, произнес всего два слова: «Темная Сторона».

Положив трубку на место, я выжидательно уставился в стену, а Джоанна озадаченно смотрела на меня. И вдруг в серой стене появился разлом и стал медленно расширяться, явив нашим глазам длинный узкий проход. Кроваво-красный туннель не был облицован, зато озарялся льющимся непонятно откуда тусклым неровным светом и напоминал открытую рану. Из туннеля пахнуло прогорклыми духами и увядшими цветами; донесся гул множества голосов, то затихающих, то усиливающихся; долетели обрывки музыки, словно одновременно работали несколько радиостанций; вдалеке зазвенел монастырский колокол, слабый, печальный, одинокий.

— И вы хотите, чтобы я туда пошла? — Джоанна не сразу обрела дар речи. — Это похоже на дорогу в ад!

— Почти, — спокойно согласился я. — Это дорога на Темную Сторону. Поверьте, эта часть пути вполне безопасна.

— Скверное место, — тихо заметила Джоанна, зачарованно глядя в туннель, словно птица в глаза змеи. — Очень… странное.

— И странное, и скверное, что правда, то правда. Но это — путь к вашей дочери. Если боитесь, лучше вернитесь прямо сейчас. Потому что впереди будет еще хуже.

Она вскинула голову и упрямо сжала губы.

— Указывайте путь.

— Как знаете!

Я шагнул вперед, Джоанна — за мной.

Мы покинули обычный мир.

Туннель вывел нас на платформу, которая на первый взгляд выглядела так, как и должна была выглядеть обычная платформа. Джоанна с облегчением вздохнула, и я не стал ничего ей говорить — пусть лучше сама увидит. Стена за нашими спинами успела сомкнуться, когда я повел Джоанну по платформе.

Последний раз я был здесь пять лет тому назад, но с тех пор ничего не изменилось. Стены, покрытые кремовой плиткой, кое-где забрызганные кровью, на них — царапины, скорее всего следы чьих-то когтей, и всевозможные граффити. Как всегда, слово «Ктулху» было написано с ошибками.

Список станций на стене тоже не изменился: «Водопад теней», «Темная Сторона», «Гасельдама», «Улица Богов». Плакаты рядом с перечнем станций были странными, неприятными, как сны, которые лучше не вспоминать. Известные субъекты рекламировали фильмы, поездки и услуги, о которых в нормальной жизни говорят только шепотом. Люди, толпившиеся на платформе, тоже представляли собой впечатляющее зрелище, и я с удовольствием наблюдал за реакцией Джоанны. Было ясно, что, будь моя клиентка одна, она надолго застыла бы с разинутым ртом и широко распахнутыми глазами. Но она не собиралась доставлять мне удовольствие, демонстрируя свою растерянность, поэтому брела по платформе, бросая быстрый взгляд то на одно диво, то на другое.

Нам часто попадались музыканты, наигрывавшие незнакомые мелодии; в шапках перед ними поблескивали монеты из самых разных мест, порой уже несуществующих, а то и никогда не существовавших. Некий певец исполнял на вульгарной латыни канцону тринадцатого века о неразделенной любви, а рядом другой субъект пел песню Боба Дилана, исполняя куплеты шиворот-навыворот и подыгрывая себе на акустической гитаре из рук вон плохо настроенной. Я бросил по нескольку монет в шапки обоим певцам — никогда не знаешь, когда тебе пригодится кредит в отделе кармы.

Чуть поодаль неандерталец в деловом костюме оживленно разговаривал со скучающим карликом в форме СС, а рядом с ними дама в декольтированном платье с гофрированным воротником времен королевы Елизаветы мило беседовала с потрясающим трансвеститом шести футов ростом, в наряде хористки; невозможно было сказать, кто из собеседников выглядел более экстравагантно. Женщина в футуристическом космическом облачении и голый татуированный мужчина, весь в разводах синей краски, ели что-то извивающееся, насаженное на палочки.

Поравнявшись с ними, Джоанна не выдержала и остановилась, а когда я похлопал ее по плечу, чуть не выпрыгнула из туфель.

— Вы не на экскурсии, — сухо заметил я.

— Что за… — начала было она, но голос ее сорвался. — Что это за место? Куда вы меня привели? И кто, черт возьми, эти люди?

Я пожал плечами.

— Это кратчайший путь на Темную Сторону. Есть и другие пути — официальные и неофициальные. Любой рискует случайно пойти не по той улице, открыть не ту дверь и оказаться на Темной Стороне. Правда, такое случается нечасто. Лондон и Темная Сторона так давно трутся друг о друга, что границы между ними стали опасно тонкими. Когда-нибудь барьеры просто рухнут, и тогда вся мерзость, скопившаяся на Темной Стороне, хлынет во внешний мир. Надеюсь, к тому времени я уже буду в могиле. Как бы то ни было, этот проход самый безопасный.

— А эти люди?

— Люди как люди. Они видят ту часть мира, о существовании которой вы и не подозревали. Оборотную сторону, скрытые пути, где таинственные личности, о чьих целях и заданиях можно только догадываться, шныряют по своим тайным делам. На самом деле миров гораздо больше, чем мы думаем или хотим думать, и большинство из них время от времени посылают своих представителей на Темную Сторону. Кого только не встретишь здесь, в метро, но в этом нет ничего страшного, пока действует старинный договор о перемирии. На Темную Сторону являются персонажи мифов и легенд, путешественники и исследователи, посетители из высших и низших измерений. Бессмертные. Живые мертвецы. Психонавты. Постарайтесь не разглядывать здешнюю публику в упор.

Я повел Джоанну по платформе, и, надо сказать, она больше не проронила ни слова. Теперь она даже не возражала против того, чтобы я взял ее за руку. Не оглядываясь, не прерывая разговоров, ничем не показывая, что они меня замечают, люди расступались, чтобы нас пропустить. Некоторые складывали пальцы в замок, когда думали, что я этого не вижу, или делали другие знаки защиты от зла. Похоже, меня здесь не забыли.

Викарий с серой повязкой на глазах, облаченный в потертый серый наряд со свежим белым воротничком, демонстрировал прохожим товар, разложенный в старом чемодане.

— Вороньи лапы! — выкрикивал он резким хриплым голосом. — Святая вода! Обереги от сглаза! Деревянные колья и серебряные пули! Это то, что вам нужно! Потом не жалуйтесь, если приплететесь домой с чужой селезенкой вместо своей!

Едва мы с Джоанной поравнялись с ним, он замолчал и подозрительно принюхался, наклонив голову к плечу. Пальцы викария быстро забегали по четкам, сделанным из костяшек человеческих пальцев, и вдруг он преградил нам дорогу, ткнув в меня пальцем.

— Джон Тейлор! — бросил он, словно выплюнул ругательство. — Дитя порока! Отродье дьявола и мерзости! Проклятье всех избранных! Изыди! Изыди!

— Привет, Пью, — непринужденно поздоровался я. — Рад снова тебя видеть. Ломаешь прежнюю комедию, да? Как идут дела?

— Спасибо, неплохо, Джон, — вяло улыбнулся Пью, заговорив уже нормальным голосом. — Мои товары — все равно что страховка для путешественника: человек не верит, что ему это нужно, пока не становится слишком поздно. Все говорят, что с ними ничего не может случиться. Но на Темной Стороне может произойти все, что угодно, — и происходит. Совершенно неожиданно, и последствия бывают просто ужасны. Я могу спасти множество жизней, вот только болваны не слушают меня. Ну-с, и зачем ты сюда вернулся, Джон? Я думал, ты умнее. Ты же знаешь, Темная Сторона не для тебя.

— Не волнуйся, я просто расследую одно дело и долго здесь не задержусь.

— Все так говорят, — проворчал Пью, передергивая плечами. — Но все мы делаем не то, что хочется, а то, что приходится. И кого же на этот раз ты разыскиваешь?

— Сбежавшую из дома девочку. Подростка по имени Катрин Барретт. Вряд ли ее имя тебе что-то говорит.

— Нет, не знаю такой. Я ведь отошел от дел, осточертело мне все это, к тому же грядут трудные времена. Хочу дать тебе хороший совет. Я слышал скверные новости: на Темной Стороне появилось нечто новое. И люди снова стали поговаривать о тебе. Будь осторожен, малыш. Если уж кто-то должен тебя убить, я бы предпочел сделать это сам.

Он вдруг отошел в сторону и завел свою прежнюю песню. Нет никого ближе и роднее, чем старые враги.

Платформу внезапно затрясло, пронесся порыв ветра, из туннеля с ревом вылетел поезд, затормозил и остановился. Локомотив походил на длинную серебряную пулю, окон в нем не было. Вагоны представляли собой блестящие толстые стальные трубы, почти монолитные — за исключением стыков мощных бронированных дверей. Двери с шипением открылись, одни пассажиры вышли, другие зашли. Я уже хотел взять Джоанну за руку, но она без колебаний, с гордо поднятой головой сама вошла в вагон. Я последовал за ней и опустился на сиденье рядом.

Вагон оказался почти пустым, чему я был весьма рад. Я не люблю толпы, в ней может таиться все, что угодно. Радовало еще и то, что в вагоне было безупречно чисто.

Сидящий напротив мужчина с огромным интересом читал русскую газету, под названием газеты стояла дата — будущая неделя. Чуть дальше молодая женщина, щеголявшая всевозможными атрибутами панка — от многочисленных пирсингов на лице до ядовито-зеленого «ирокеза» посреди выбритой головы, читала пухлую Библию в кожаном переплете. Но страницы книги были чистыми, и по особой белизне белков девицы я узнал в ней выпускницу Глубинной школы. Для нее, и только для нее, книга содержала бездну мудрости.

Джоанна осматривалась по сторонам, и я попытался взглянуть на окружающее ее глазами. Поскольку тут не было окон, вагон скорее походил на полутемный подвал, а запах дезинфицирующей жидкости заставлял вспомнить приемную дантиста. Ни на одной из стен не было схемы метрополитена. Пассажиры этого поезда и так прекрасно знали, куда им нужно.

— А почему здесь нет окон? — вскоре спросила Джоанна.

— Потому что лучше не видеть то, что снаружи, — ответил я. — Дорога на Темную Сторону пролегает через странные, малоприятные места. Опасные и жуткие. При взгляде на некоторые из них можно ослепнуть или лишиться рассудка. Так, во всяком случае, говорят. Сам я никогда не испытывал желания проверить это на практике.

— А как же машинист? Разве ему не приходится смотреть, куда он едет?

— Сомневаюсь, что там вообще есть машинист, — подумав, ответил я. — По-моему, никто никогда в глаза не видел никакого машиниста. Думаю, эти поезда ездят так давно, что вполне могут проделать весь путь самостоятельно.

— Вы хотите сказать, нашим поездом никто не управляет?

— Ну, может, так даже лучше. Возможности людей более ограниченны, чем возможности машин. — Я улыбнулся при виде ее ошарашенного лица. — Уже жалеете, что сюда явились?

— Нет.

— Ничего, скоро пожалеете.

Не успел я это сказать, как снаружи что-то врезалось в вагон прямо напротив места, где мы сидели. Русского сбросило на пол; он встал, аккуратно подобрал свою газету и пересел на другое место. Толстая металлическая стена прогибалась, вдавливаясь внутрь, медленно поддаваясь натиску снаружи. Девушка-панк даже не подняла головы от Библии, правда, теперь она читала уже вслух. Вмятина в стене увеличивалась, потом появилась еще одна, и вскоре уже целый отсек был смят под напором невиданной силы.

Джоанна осела на сиденье.

— Не волнуйтесь, — успокоил я. — Оно не сможет сюда забраться. Поезд хорошо защищен.

Она посмотрела на меня широко раскрытыми, но не слишком безумными глазами. То был шок от столкновения с чем-то совершенно невиданным; мне уже приходилось встречаться с такой реакцией.

— Защищен? — с трудом выдавила она.

— Старые договоры, соглашения… Можете поверить мне на слово. Вряд ли вы захотите услышать подробности, особенно если недавно ели.

Снаружи кто-то взревел с безысходной яростью. Рев был абсолютно нечеловеческим; постепенно он начал стихать, а поезд мчался все дальше и дальше. Металлическая стена медленно выпрямлялась, вмятины на ней исчезали одна за другой.

Но вскоре некое существо или несколько существ пробежали по стене вагона на крышу. Шаги были легкими, семенящими, словно вверх спешило множество насекомых. Лампы в вагоне мигнули, теперь, похоже, взад и вперед по крыше носилась целая стая. Сверху раздались голоса, пронзительные, высокие, сливающиеся друг с другом — казалось, один и тот же голос рассыпается на много отголосков. В гласных слышалось металлическое звяканье, от которого у меня по спине невольно пополз холодок. Хрупкие сестрицы из Улья снова рыскали в поисках добычи.

— Выходите, выходите, кто бы вы ни были, — потребовали голоса, слившись в единый хор. — Или впустите нас, впустите, мы будем играть с вами до тех пор, пока у вас хватит сил. Мы хотим погрузить свои липкие пальцы в ваши гены, хотим вырезать вашу матку живыми скальпелями…

— Пускай они заткнутся! — бросила Джоанна. — Что за отвратительные голоса! Мне как будто царапают мозги, пытаясь пробраться внутрь.