Искушение чародея (сборник) Гелприн Майкл

Как-то раз Гриша спросил у изобретателя: «Зачем?» Зачем вы все это придумываете, создаете? Журналист, он ждал дежурного ответа. Мол, чтобы людям стало удобней жить. Чтобы помочь справиться с главными проблемами человечества, такими как разрушение экологии. Экология тогда его заботила особенно, он и интервью затеял потому, что Станислав Аркадьевич изобрел молекулярный очиститель для автомобилей. Эта штука размером со спичечный коробок вставлялась в выхлопную трубу, и все — никакой грязи в воздух не вылетает. И хозяину не накладно, и природе хорошо. Несколько опытных образцов уже пару лет прекрасно работают в автомобилях соседей. Но ни одна серьезная фирма изобретением не заинтересовалась. Потому что «это антинаучно, а следовательно, это махинация».

Станислав Аркадьевич смутился. Долго думал, потом все же ответил: «Я делаю что-то, потому что мне это интересно. Это мой ребус, Штука, Которая Работает… у вас, Гриша, тоже, наверное, есть что-то подобное; кто-то стихи пишет, кто-то играет на скрипке, а я — вот…»

Самой главной «Штукой, Которая Работает» и была Машинка. Она стояла в углу, неотличимая от швейной машинки «Зингер» с ножным приводом. На той машинке эпоху назад строчила простыни и наволочки бабушка Станислава Аркадьевича.

Машинка сломалась в шестидесятые, тогда ее никто не смог починить. В таком неработающем виде она и досталась внуку.

Что немаловажно, дело было зимой. Зимой теплоход «Заря» стоял в затоне на речке Грязнухе, ожидая навигации. В тот год Станислав Аркадьевич не нашел сезонной работы на берегу — время было кризисное, переломное. Именно тогда он и обратил внимание на старенький «Зингер». Машинку следовало почистить, отремонтировать и продать.

Вот только ремонт затянулся, постепенно переродившись в модернизацию. И как это часто бывает с изобретателями, в результате получилось совсем не то, что планировалось. Машинка не разучилась сшивать между собой кусочки ткани. Но обрела новую способность, про которую Гришка, захлебываясь от восторга, рассказывал приятелям:

— Она у него миры сшивает, как простые тряпки. На раз. Ровными стежками!

— Это как?

— Как-как… не знаю как. Побежали, посмотрим!

Машину крутили редко. Во-первых, сквозь пробитую иголкой ткань миров в по-морскому чистую квартиру Станислава Аркадьевича залетал чужеродный ветер и наводил свой порядок. А во-вторых, иногда пришивался мир, полностью скрытый водой. И тогда с ведрами и тряпками и хозяин, и гости убирали с паркета лужи, а с мебели — конденсат.

Но сегодня, Гриша чувствовал это, сразу после чая и разговоров об инертности и консервативности современных провинциальных ученых придет время и для нее.

Не успели нарезать хлеб, как в дверь позвонили. Пришла первая гостья — девочка Таня из соседнего подъезда. Гриша девочку хорошо знал, она тоже любила здесь бывать. Хотя Станислав Аркадьевич не запрещал брать книжки домой, девочка предпочитала читать здесь, под уютное тиканье часов.

Таня принесла печенья и карамели. Пока рассаживались, заглянула соседка Алевтина Георгиевна, учительница на пенсии. Посмотрела, какая компания подобралась, да и осталась.

Гости быстро уловили, что настроение у хозяина нерадостное, и как могли, пытались его поднять. Станислав Аркадьевич улыбался на шутки, но оставался задумчивым.

Гриша не утерпел:

— Интересно, что им не понравилось? Ведь вы же… вы показали камень?

— Это была глупая затея. Что они могли мне сказать? Сказали, что живой воды не бывает.

— Так вот же… — журналист недоуменно постучал по чашке.

— Шарлатанство, — проворчал Станислав Аркадьевич, подражая кому-то из профессоров-биологов.

— Но…

— Объект является обычной водой. Аш два о. Так показали анализы. А приборы врать не могут.

— А камень? — Гриша даже приподнялся от возмущения. — Он же настоящий… таких трудов стоило его добыть!

— И не говори.

Камень был, как нетрудно догадаться, из параллельной реальности. Еще летом крутили машинку, и Татьяна первая углядела, что возле темных скал — где-то в районе буфета — что-то блестит. Она, конечно, возомнила, что это настоящие алмазы, и захотела добыть один. «Просто посмотреть».

Станислав Аркадьевич решил, что такое возможно: ведь каким-то образом ветер и брызги оттуда проникают сюда? Да и сам он в своих изобретениях частенько пользовался анизотропностью пространственных переходов. Например, выхлопы автомобилей резво и жизнерадостно улетали в один из метановых миров, а вечные батарейки работали исключительно на принципах второго закона термодинамики, черпая энергию из какой-то случайно пришитой планеты-гиганта.

И вот, после пары десятков неудачных опытов, несколько блестящих камней было перенесено в наш мир. Разумеется, со всеми предосторожностями. Станислав Аркадьевич их даже подержал несколько минут в крутом растворе марганцовки.

После недельного карантина один камень достался Тане. Другой облюбовал Ярд: откатил в сторону и начал деятельно вылизывать, словно собственного котенка. До сих пор отнять игрушку у зверя так никому и не удалось.

Другими камнями занялся сам хозяин. Его любопытство подогревало то, что ни в одном каталоге ничего, даже близкого по описанию, не значилось. Даже в Интернете.

И все-таки чудесные свойства камней из другого мира так и остались бы нераскрытыми, если б не случайность.

Случайность — это такая хитрая штука, которая происходит тогда, когда она нужней всего.

Вот почему Станислав Аркадьевич, не большой любитель рыбы, вдруг взял да и купил в магазине живого карпа? Купил, принес домой, но по дороге «кулинарное» настроение улетучилось, и он выпустил рыбину поплавать в ванне. Через какое-то время бедняга-карп скончался, перевернулся кверху брюхом и перестал шевелить жабрами.

Выловить бы, да и положить в холодильник. Но Станислав Аркадьевич забегался и забыл.

А уж когда шаловливые ручонки младшего внука Алевтины Георгиевны высыпали в ванну взятые без спросу инопланетные камушки — того никто кроме него не знает. Мальчик решил, что хозяин устроил у себя такой аквариум. Ну, правильно, какой аквариум без камушков?

Карп ожил. Да и сама вода утратила запах хлорки и легкий оттенок ржавчины, стала голубоватой и искристой.

С тех пор один из камней обосновался в кувшине с питьевой водой, а остальные разбрелись по соседям.

Однако мысль о том, что «живые камни» могли бы принести куда больше пользы в больницах, и что чистить ими воду для питья куда менее рационально, чем даже забивать гвозди микроскопом, не давала Станиславу Аркадьевичу покоя.

Живая вода умела оживлять. Но — только это.

Человек дотошный и принципиальный, Станислав Аркадьевич сначала провел испытания дома, погружая в нее последовательно — свой порезанный палец (результат нулевой — еще бы, палец-то вполне живой и так), замороженную курицу (голова у нее не отросла, и вообще никаких положительных изменений), курицу, охлажденную и с головой (даже не нагрелась), и еще одну только что уснувшую рыбу. С рыбой все снова получилось.

Выводов напрашивалось два. Первый — самый простой, но нежелательный. Вода действует только на рыб. Второй — это что важно не только от чего наступила смерть, но и когда она наступила.

После опытов с курицей у Станислава Аркадьевича даже от сердца отлегло. А то ведь, спасибо кинематографу, нетрудно представить, что будет, если такой водой полить городское кладбище.

Или вдруг кому-нибудь захочется оживить вождя мирового пролетариата?

И вот приезжает такой деятель в Мавзолей. В руках у него трехлитровая банка, а на устах — коварная улыбка…

Брр…

Станислав Аркадьевич чуть улыбнулся, вспоминая.

Сентябрь радовал последними теплыми днями. Желтых листьев в кронах было еще мало, до завершения навигации оставалось несколько недель. Механик с теплохода «Заря» неспешно шагал домой по улице Пушкина, мимо бывшего клуба речников, в котором сейчас кафе и парикмахерская, через дворы, в которых царят футбол и дочки-матери. Мимо спортплощадки с велосипедистами и скейтбордистами. Мимо пивного киоска и магазина «Гастроном» на улице Речной. В гастрономе он прикупил для Ярда мороженой рыбы и был горд, что не забыл этого сделать: наглый котяра презирал «Китикэт».

У подъезда его встретили донельзя расстроенные ребята — Таня и еще один мальчик, незнакомый. Таня издалека замахала рукой и побежала навстречу.

— Станислав Аркадич! Помогите!

— Что случилось?

У незнакомого первоклассника щеки были покрыты частыми дорожками слез.

— Кешка… у… у-умер… — пробормотал он тихо.

— Кто?

Изобретатель заоглядывался. Кешкой мог быть кто угодно. Начиная от щенка, заканчивая человеком.

— Кешка — это попугай, — объяснила Татьяна. — Он, наверное, склевал что-то не то…

— Он из клетки вчера… — подтвердил мальчик. — Я ловил… а он… он на улицу хотел…

— Когда это случилось?

— Что? — мальчик нахмурился.

— Когда попугай умер?

— Не з-знаю…

Таня перехватила инициативу:

— Да только что. Болел все утро. Ветеринар приезжал, сказал — сдохнет. Он вот только что… сидел-сидел… и упал. Честно.

На только что сдохшего попугая Кешку живая вода подействовала. Правда, окунать его пришлось трижды: склеванная по дурости мышиная отрава продолжала действовать и на оживший организм. И все же птичка выжила, первоклассник остался доволен, а у Станислава Аркадьевича появилась проблема морального выбора, которая вылилась в поездку в Вологду, в университет, на кафедру биологии, и закономерно окончилась публичным осмеянием «открытия».

— А что, друзья, не покрутить ли нам машинку? — задумчиво спросил Станислав Аркадьевич. Вопрос это риторический. Конечно, всем хотелось «покрутить».

— А куда сегодня? — уточнила Таня, догрызая печеньку. Получилось невнятно, но все поняли.

«Зингер» сшивает миры не просто так. Почему-то важно, кто именно крутит ручку.

Да-да, с электроприводом машинка отказалась работать вовсе, и теперь вечная батарейка питала лишь немногие детали прибора (автор изобретения ворчал: ох уж эта электроника!.. Костыли технологии!).

Самому Станиславу Аркадьевичу неизменно открывался пустынный берег моря с ветром, скалами и живыми камнями. Жаль, что с расстоянием контуры побережья становились все более размытыми, теряясь за границами обоев.

Татьяна «накрутила» странный мир с розовым небом и белыми деревьями, похожими на морские кораллы. Воздух там не подходит для дыхания, потому стежки приходилось делать крупные, чтобы было поменьше дырок. И все равно через минуту все присутствующие начинали чихать.

Гриша открыл очень полезный мир, но успел только опустить иглу — миг, и в квартире стало жарко, а воздух наполнился неприятным кислым запахом. Пришлось срочно распускать начатую стяжку…

— К морю? — почти одновременно с девочкой спросил Гриша.

— Ну почему? — Станислав Аркадьевич улыбнулся. — Вот пусть Алевтина Георгиевна попробует. Она еще ни разу…

— Что это я ни разу? — нахмурилась пожилая учительница.

— Ни разу не крутили Машину, — объяснила Таня.

— Это… ту самую, да?

Ей уступили место подле ручки и пристроились рядом — смотреть. Чем ближе к машине, тем материальней чужое пространство.

— Только аккуратней, — посоветовал Станислав Аркадьевич. — Не спешите.

— Не в первый раз шью, — обиделась Алевтина Георгиевна. Но совету вняла.

По ту сторону как раз разгоралась заря. Ее отсветы ложились на отломы льда у дальнего берега, развешивали на воде и на песке розовые блики.

— Какая-то большая река, — предположил Гриша. Открытие нового мира вещь волнительная. Руки сами тянутся записать впечатления. А лучше — сфотографировать.

Фотографировать, к слову, пытались. Но снимки на пленке получались такие, словно кто-то просто забыл ее перемотать, и два кадра наложились друг на друга. А цифровой фотоаппарат сбоил, засвечивал кадры.

— Или морской залив, — согласилась Таня. — А это что еще такое?

Из воды выползло нечто, напоминающее гигантского рака или краба.

— Ого, первый обитаемый мир! Может, там еще кто-нибудь водится!

— А воздухом дышать можно… только он холодный какой-то, — вздохнула девочка.

Действительно, за минуту в комнате сильно похолодало.

В этот момент в дверь позвонили.

— Я открою.

Таня побежала в прихожую. Она решила заодно набросить на плечи куртку.

Если мы чего-то не знаем, совершенно не значит, что «этого» не может быть. На самом деле — может. Более того, это «что-то» подспудно происходит прямо сейчас, до времени ничем не омрачая нашего существования.

И если вы трубите на каждом перекрестке о своем эпохальном открытии, то не удивляйтесь, когда окажется, что вас услышали.

А если вы рассказываете о живой воде и чудесных камнях группе лиц с ученой степенью и опытом работы, это еще не значит, что к опыту работы и ученой степени одного из них не прилагаются такие качества, как коммерческая хватка и склонность к авантюрам. Таким был доцент Горошкин, которого на демонстрацию живой воды пригласил знакомый преподаватель.

Горошкин был практичным человеком. Он подумал так: даже если карп оживает благодаря розыгрышу, то что за беда, если этот розыгрыш поможет заработать немного денег человеку, который давно заслужил это честным трудом на благо родной страны?

Кроме того, Горошкин был человеком прозорливым и догадался, что действовать надо либо хитростью, либо напором. Подозревая аферу, он хотел всего лишь попасть в долю. И предложить ему было что. Например, он мог бы состряпать наукообразное объяснение феномена — куда там Чумаку с его заряженной водой. Или помочь со знакомствами в научной среде. Или даже организовать встречи на телевидении.

Однако — и это доцент понял очень хорошо — пожилой изобретатель мог отказаться. Да, двигать проект в одиночку ему будет труднее, но при известном упорстве вся прибыль достанется ему одному. Зачем в этом случае не слишком-то надежные компаньоны?

Так что нужно либо подловить афериста на чем-нибудь криминальном, либо действовать решительно и дерзко, чтобы у того не осталось никаких сомнений.

Подловить — надежней. Но как его подловишь? Человек с прозрачной биографией. Никакого криминала.

Оставалась разведка боем. Ее-то Горошкин и предпринял.

— Здравствуйте! — сказала русоголовая девочка лет двенадцати и сразу впустила в квартиру. — Вы к Станиславу Аркадьевичу?

Такое легкомыслие пробудило в доценте гражданский долг и педагогические принципы.

— Совершенно верно. А тебе, девочка, никто не говорил, что впускать в дом посторонних людей опасно?

Девочка только фыркнула.

— Закрывайте дверь, а то кот выскочит.

Ярд уже сунул нос в прихожую.

— Вот это зверь у вас…

— Ярд ласковый, не бойтесь. Вы в первый раз, да?

— В первый.

— Проходите. Да не снимайте плащ, там холодно!

В помещении действительно было холодно и людно. Надо же. А говорили, один живет, бобылем.

— Ух, ты, — восхитилась девочка, — на буфете-то иней!

И верно, черные доски покрыла изморозь. Все предполагаемые домочадцы Станислава Аркадьевича стояли возле старинной швейной машинки. Пожилая дама дышала в замерзшие ладони и улыбалась. Хозяин тоже был здесь и тоже улыбался.

Но больше всего заинтересовал Горошкина высокий парень, нос которого украшали очки в тонкой оправе. И компьютер планшетный у него под мышкой… и куртка с логотипом «Гуслярский Сплетник»…

Журналист! Дело еще хуже, чем могло показаться. Значит, работа с прессой уже ведется. А тут недолго и до телевидения…

Надо быть осторожным вдвойне!

— Добрый вечер, — сказал он вежливо.

— Добрый, Антон…

— Савельевич.

— Да-да. Знакомьтесь… — Станислав Аркадьевич не ожидал увидеть такого гостя и немного смутился. — Вот… Антон Савельевич Горошкин, ученый, приехал к нам из областного центра. А это мои соседи и друзья…

Все представились. Горошкин, правда, сразу забыл имена гостей. Ему было не до того.

— Понимаете, — сказал он, скорей для окружающих, чем для хозяина, — после совещания мне подумалось, не рубим ли мы сплеча? Возможно, нам открылись не все факты? И тогда я решил: прежде чем что-то отрицать, нужно проверить… Вы со мной согласны?

— Согласны, — ответил за всех журналист Корецкий. — Только что ж вы там-то молчали? На совещании?

— Ну, вы же понимаете инертность системы? Большинство из нас, ученых, материалисты, и в потусторонние силы мы не верим. Кроме того… в нашем мире, в мире науки, посторонних людей не бывает. Все знакомы, как же иначе? Как вести научную деятельность без контакта, так сказать, с другими специалистами… опять же… лаборатории. Их не так много. Разумеется, когда приходит человек с улицы … извините, Станислав Абрамович…

— …Аркадьевич…

— Неважно! Человек приходит и говорит, что он совершил эпохальное открытие… это вызывает некоторые сомнения… Тем более что у вас даже нет высшего образования! Что серьезные люди могли подумать?

Горошкин выдержал паузу, за которую успел обвести аудиторию изучающим взором.

— Что с ними хотят проконсультироваться? — спросила Таня.

— Или что их хотят обмануть. А тут еще этот карп. Это же несерьезно. Какая-то оживающая рыбина… она у вас с самого начала, между прочим, плавниками шевелила…

— Не к тем людям вы пошли, — вздохнул Гриша. — Надо было сразу к медикам!

— Нет, что вы! Люди, которые занимаются медициной, не поверили бы вам точно так же. Но… знаете… — тон Горошкина стал доверительным. — Мне вы показались человеком честным. И я решил еще раз поговорить с вами, поговорить подробней. Возможно, в ваших идеях есть рациональное зерно.

Татьяна удивилась:

— Конечно, есть! Самое рациональное. Можем доказать… Станислав Аркадьевич, ведь можем?

Чем дальше, тем меньше Станиславу Аркадьевичу нравился доцент Горошкин. И совсем не хотелось ничего ему доказывать.

— Конечно. Но в другой раз.

Алевтина Георгиевна верно истолковала интонацию и засобиралась: ей еще за младшим внуком идти в детский сад. Остальные тоже почувствовали — пора. И у каждого нашлись неотложные дела.

— Нам бы поговорить… — у выхода попросил Антон Савельевич.

— Давайте завтра. Что-то самочувствие у меня неважное.

— Конечно. Поправляйтесь!

И разговор действительно состоялся на следующее утро. Но ничего, кроме разочарования, не принес. Более того, бедному Горошкину волей-неволей пришлось сделать для себя два важных вывода. Первый: теперь этот изобретатель точно не захочет иметь с ним никакого дела. Ну кто просил так быстро и нагло высказывать резоны? Кто тянул за язык? Финансовой стороны дела вообще не стоило касаться. Да как только тот услышал про телепрограмму и торговую точку в будущем, сразу стало ясно: все. Фатальная ошибка совершена, теперь не исправишь. Нет, изобретатель слова не сказал поперек. Нахмурился, дал высказаться, да и ответил:

— Знаете, это для меня слишком сложно. Я не буду этим заниматься.

Антон Савельевич дураком не был, понял — дело не в деньгах. В принципе.

И был второй вывод, не менее, а возможно, более важный. Камни. С ними что-то действительно не так.

…А всего и надо-то, оказалось, погулять по двору, порасспросить людей. Он даже на пристань съездил, чтобы поговорить с коллегами и начальством Станислава Аркадьевича.

Таня считала Горошкина уже знакомым человеком. Потому и не заподозрила ничего странного в его расспросах.

— Какой обман? Настоящие камни, инопланетянские. Они из обычной воды делают живую. Я откуда знаю? Из-за Кешки. Кешка — это попугай…

Гриша удивился:

— Вы же говорили, что поверили. А, научный подход… ну, судите сами. Камни он, конечно, не сам вырастил. Они из другого мира. Нет-нет, никаких тарелочек и пришельцев! Станислав Аркадьевич изобрел Машинку, вот с помощью ее и… да вы видели. Как не видели? Вы же около нее стояли. Ах, не видели в действии… ну, это понятно. Он действительно ее редко крутит. Говорит, может быть опасно…

Алевтина Георгиевна улыбнулась:

— Ну что вы все пристали с этой машинкой?! Машинка как машинка. «Зингер», двадцать третьего года. Еще с узким челноком… хотя, знаете, нет там никакого челнока. Одна видимость… у него там какие-то совсем хитрые детали стоят. Я таких слов-то не знаю… Что машинка? Машин вон сколько… Люди-то намного интересней…

Все прочие мало добавили к сложившейся картине мира. А картина рисовалась такая.

У судового механика с теплохода «Заря» дома находится рабочая модель портала в иные миры, замаскированная под швейную машинку «Зингер». С помощью нее можно проникать в означенные миры и притаскивать оттуда разные вещи.

И это гораздо интересней и важней (для науки! разумеется, для науки!), чем какие-то там камни и какая-то живая вода!

Осталось решить вопрос, как добраться до Машинки.

— Я думаю, — сказал Гриша Корецкий, задумчиво разглядывая чашку, — что для местных обитателей вода эта совсем и не живая, а самая обыкновенная. Иначе нам пришлось бы сделать вывод, что в том мире не бывает смерти.

— Так может, там и жизни нет! — хитро заметил Станислав Аркадьевич.

— А это тоже косвенное доказательство! Если нет жизни, то зачем живая вода? А если жизнь все-таки есть, то, значит, и смерть есть…

— Детерминист. Объясни, почему.

— А из-за энтропии. Нет смерти — нарушается закон энтропии…

— И какой вывод ты делаешь?

— Я думаю, что объекты нашего мира, попав туда, тоже приобретут новые, неожиданные свойства.

— Недоказуемо.

— Это почему?

— Так переходы у нас получаются только в одну сторону. Или только туда, или только оттуда. Вспомни, как пришлось ухищряться, чтобы добыть камни? Двусторонняя проницаемость для нас пока — несбыточная мечта.

— Жалко. Представляете, попал бы я туда… настоящим, может, волшебником стал!..

— Скорее всего, — вздохнул Станислав Аркадьевич, — там никто не живет. Разве только в мире Алевтины Георгиевны. И для кого ты там будешь колдовать? Для местных ракообразных?

На этом спор и закончился. Но идея усовершенствовать Машинку накрепко засела в голове изобретателя, и он занялся изучением вопроса.

Меж тем наступила настоящая зима, с морозами. Даже снег выпал.

Жизнь доцента Горошкина шла своим чередом. Но подспудно все равно теплилась, не отпускала мысль: вот я живу, делаю что-то, дергаюсь, а на самом деле просто прожигаю время. Время, которое мог бы потратить на что-то большое и настоящее. И ведь это настоящее все время рядом: стоит без дела в доме номер шесть по Речной улице районного центра Великий Гусляр. Каких-то шесть часов на автобусе от областного центра, да потом еще от автовокзала до Речной пятнадцать минут пешком. А если на личном транспорте, то можно и за три часа доехать. Дорогу на Гусляр совсем недавно отремонтировали.

Ах, как многого можно было бы достичь посредством чудесной швейной машинки! Куда там живым камням!

А новые курорты в неведомых краях — не хотите? А добыча цветных металлов в открытых выработках необитаемых планет, а перенос вредного производства подальше от городов?

И все это может оказаться у одного человека.

Но начать придется с малого. С той самой живой воды, например (уж больно Горошкина впечатлил трюк с оживающим карпом). А для этого нужны еще люди. Кто-то, кто поверит в коммерческую ценность проекта и не побоится рискнуть…

В криминальном мире у Горошкина знакомств не было. Не считать же таковым чету алкоголиков Перепеловых, живущих этажом выше. А вот в мире фармакологии подходящее знакомство нашлось прямо в самом Гусляре.

В далеком детстве был у Горошкина приятель — Жорик Лебедев. Во взрослой жизни их пути незаметным образом разошлись, а пару лет назад судьба снова свела их вместе. Оказалось, что Жорик теперь живет в Гусляре и там заведует всеми тремя аптеками.

План действий сложился быстро, и вот в кафе «Мороженое», что неподалеку от городского универмага, Горошкин встретился с потенциальным подельником. Специально приехал в Гусляр в выходной день, не пожалел времени.

Жорик, несмотря на свои почти пятьдесят, был легкомыслен и преувеличенно жизнерадостен. Это раздражало доцента, но, с другой стороны, Лебедев таким был всегда, даже в младших классах.

Выслушав аргументы Горошкина, Жорик хмыкнул:

— Что-то тебя к старости потянуло искать приключений? Камни какие-то… разливай себе потихоньку воду в бутылочки да и продавай, как особую заряженную… зачем для этого чужие квартиры взламывать?

— Ничего ты не понял, Георгий Викторович. Вода на самом деле будет живая. Никакого подвоха. Надо лишь добыть камни. А камни можно добыть только в той квартире…

— Погоди. Вода — из-под крана. Так?

— Да. Но у тебя из крана вода обыкновенная. А в моей воде карпы оживать будут! То есть уже оживают, я сам видел.

— Так. Какие карпы?

— Снулые.

— А ты часом на почве высоких интеллектуальных нагрузок не… какие снулые карпы, Антон Савельевич? Или ты хочешь при моей аптеке открыть магазин живой рыбы?

— При чем здесь рыба? Я собираюсь торговать живой водой. Которая получается, если особым образом, при помощи активных минералов инопланетного происхождения обработать простую воду.

Жорик откинулся на спинку кресла:

— Во-первых, это дело нужно как-то легализовать. Вот ты ученый, аж в самой Москве работал. Ты мне сертификат сделаешь? Надежную, качественную бумагу, к которой никто не прицепится?

— Не проблема. У меня найдутся нужные связи.

— Хорошо. А гарантия? Что ты меня не подставишь с этой водой. Извини, но со стороны все выглядит как-то…

— Гарантия — карп. Машина стоит в квартире обычного горожанина. Что с ней делать — он толком не знает, но зато научился оживлять карпа. Очень эффектно. Кроме меня это еще куча народу видела, у нас на кафедре. Ну, как, по рукам?

— Не нравится мне… Давай еще по пиву и домой. А то моя уже икру мечет… А об этом деле потом поговорим.

В область Горошкин возвращался в задумчивом настроении. Все пытался придумать неотразимые аргументы, которые наверняка бы пробили ослиное Жориково упрямство. И даже придумал парочку… но что толку? К сожалению, так часто бывает, что самые лучшие, самые правильные мысли приходят в голову, когда уже непоправимо поздно что-то делать…

Гриша Корецкий мрачно поддел носком туфли темную пластиковую бутылку, та улетела в кусты. Подумал: и что я скажу Станиславу Аркадьевичу? Столько надежд было на эту статью. Столько раз переписывали, старались сделать максимально информативно и наукообразно. И что же? «Вы, Гриша, молодой специалист. Вы талантливы, вы умеете интересно писать. Но любовь к нездоровым сенсациям вас погубит…»

Не приняли статью. Как Гриша ни доказывал, как ни предлагал устроить демонстрацию прямо в редакции, его словам не внял ни заведующий отделом новостей, ни сам редактор.

«Сплетнику» нездоровые сенсации оказались не нужны — слишком уж неправдоподобно звучит! Интересно. Про летающую тарелочку над деревней Протасовка — это правдоподобно. А живая вода — нонсенс и выдумка!

Главный редактор «Сплетника» так и сказал: «Ну что ты как маленький. Тарелочки у нас каждый тракторист хотя бы раз в жизни видел. А живую воду и без вас производят — на нашем спиртзаводе. Пол-литра за пятьдесят рублей».

Гриша обиделся, но ругаться не стал.

Станислава Аркадьевича, спешащего к автобусной остановке, он увидел издалека и подумал: все к одному. Придется признаваться.

Но тот к новости отнесся ровно. Сказал:

— На «Зарю» вызвали. Говорят, надолго. Ты зайди ко мне вечерком. Ярда покорми… и я Татьяне книжку обещал. Реферат писать. О, вон моя пятерка! Пошел…

Жорику и раньше приходилось слышать про изобретателя с Речной улицы. Не все рассказы о нем вызывали доверие, но ведь не зря говорят: шила в мешке не утаишь. А из этого мешка шило торчало таких размеров, что впору сравнивать с вязальной спицей.

Ну, знал и знал. Подумаешь, изобретатель, мало их, что ли, в мире? Да история одного только Великого Гусляра знает их немало! Но рассказ Горошкина его зацепил. Именно простотой решения и тем, что никакого обмана не предвидится. В авантюру с обманом сограждан Жорик не ввязался бы ни за какие посулы — имел печальный опыт. Даже как-то провел две ночи в следственном изоляторе.

А камень, что камень: штука маленькая. Сунул в карман и унес. Тем более что хозяин, говорят, их просто так раздавал соседям. Чем Жорик Лебедев хуже каких-то там соседей? К тому же вдруг у изобретателя есть лишний и он согласится продать?