Искушение чародея (сборник) Гелприн Майкл
— О любви, идиот! Представь, что ты влюбился в Эмму… Николаевну и признаешься ей в этом.
— Павлыш, что вы себе?!.
— Ради эксперимента, исключительно теоретически. Держите копье, обопритесь. А если он будет плохо петь — метните в него, разрешаю как доктор.
Миша кашлянул:
— Я без гитары…
— Не знала, что вас это может остановить, Домрачеев.
Это был аргумент — и Миша сдался. Он двинулся прямо навстречу Отцу и запел; слов Павлыш не узнал, видимо, что-то из нового репертуара.
Птицы замерли. Потом заморгали так, будто в глаза им сыпанули песком. Весь боевой задор пропал, ависы посторонились — и Миша в три недлинных шага преодолел расстояние до сцены. Поднялся, не переставая петь, и обернулся лицом к зрителям.
К зрительнице.
«Это, — подумал Павлыш, — где-то даже унизительно. Сиранодебержеракисто в некотором смысле».
Но уж по крайней мере песня была не чета той, про «стук сердец» и «полет сквозь вечность», — настоящая, искренняя.
Когда Домрачеев закончил, несколько жен даже дернулись было покивать, но опомнились и застыли истуканами.
— Хорошо, — сказал после долгой паузы Отец. — Вы явились в священнокруг, на токовище, но вы не нарушили закон. Ты спел песню, хотя у вас и нет Отца. Кому ты посвящаешь ее?
— Посвящаю?..
— Бросайте, — громко сказал Павлыш. — Как лечащий врач рекомендую. Но не в голову — она пустая, толку никакого. Он ею только поет.
— Конечно, посвящаю Эмме… Николаевне. Нашей Матери.
Птицы разом загалдели.
— Она не может летать и даже ходит с трудом. Ты уверен?
— Вне всяких сомнений, — ответил Домрачеев быстрее, чем Павлыш успел дать Эмме еще один совет.
— Ты понимаешь, что это значит? — уточнил Отец.
— Конечно, — с невозмутимым лицом соврал Миша. — «Долго, и счастливо, и…»
— Домрачеев, ваши фантазии неуместны, это священный ритуал!
— О, великая Мать, не гневайся!
— Э-э-э… друзья, я боюсь, что нам все же потребуются некоторые разъяснения. Слава, в том, что тут происходит, вы, похоже, разбираетесь больше нашего.
— Давайте досмотрим ритуал до конца, — устало сказал Павлыш. — Мы и так вмешались не вовремя. Я расскажу… потом…
Они встали у сцены и наблюдали за тем, как поют свои песни остальные ависы — и как жены кудахчут или молчат, — и Павлыш думал: как им все это рассказать?
Как объяснить, что мы с самого начала выставили себя форменными болванами? Эмма догадалась раньше, но даже она, кажется, не поняла главного. Да и я… понял ли?..
— …Меня осенило, когда Федор Мелентьевич сказал про то, что все мы «не животные», а «разумные» и «цивилизованные». Я вспомнил, каким был, когда увидел Эмму Николаевну раненой. Я тогда… ну, пожалуй, немного озверел… да, озверел.
Было чертовски странно стоять сейчас на сцене, под внимательными взглядами людей и птиц. Лампулитки светили в глаза, хуже прожекторов, и Павлыш подумал: ну вот, опять все повторяется; только падающей звезды нет… и никто не прилетит на «антоновке», чтобы меня отсюда забрать.
— Мы с детства привыкли считать, что сильно отличаемся от животных. Но если задуматься… сильно ли. Да, мы гуманны, мы способны мыслить абстрактными категориями, некоторые из нас даже готовы пожертвовать собой ради какой-нибудь идеи… но в целом в основе каждый из нас все равно — животное. И я сейчас использую это слово как биолог, поймите: в этом нет ничего унизительного. Мы агрессивны, мы подчинены социальной иерархии, мы во многом эгоисты… но слишком часто делаем вид, будто на самом деле ничего этого нет.
— Агрессивность — это нормально, — заметил Отец. Он слушал очень внимательно, чуть склонив голову набок и ни разу не пытался почистить перья, не вертел головой по сторонам. — Только агрессивные виды становятся разумными. Только агрессивные выходят в космос. Мы общались с представителями Галактического Гнездовья, мы знаем.
— Другое дело — что эту агрессивность мы учимся обуздывать, управлять ею. Но она важна в том числе как фактор социального контроля. У нас она часто проявляется помимо нашей воли, когда разум уступает место чувствам. У ависов все по-другому. Помнишь, Эдгар, ты как-то сказал мне, что они немножко «шизанутые»? Да не красней так, ведь ты и подсказал мне решение этой задачки. Иногда в разговоре с нами у них мелькало «я-древность», «я-память»… мы списывали это на несовершенство переводчиков. Но Эмма Николаевна утверждает, что представители Галактического… хм… Гнездовья — они весьма скрупулезны, когда дело касается языков. Механизмы социальной регулировки у ависов просто вынесены в бессознательное, срабатывают на уровне инстинктов. Это то, что они называют «я-древность». И механизмы эти действуют не так, как у нас, ведь и общество ависов сильно отличается от нашего. Все это время ответ был перед нами, но мы боялись задавать неудобные вопросы. Мы считали ависов не способными понять то, как устроен наш социум, но сами были ничуть не лучше! Наши семьи существуют на принципах равноправия… или условного равноправия. У них — это жесткая структура, во главе которой стоит Отец. Это не имя, это статус; уверен, на птичьем языке нашего Отца зовут иначе, сложнее. Отец не просто руководит семьей, он — единственный партнер всех жен.
— Сексуальная специализация? — уточнил академик Окунь. — Хм… а ведь вполне вероятно. Если мы обратимся к земным сообществам, у пчел, у муравьев мы найдем подобные примеры…
— Но здесь этот статус не постоянный: мы только что видели, как на турнире другие члены семьи оспаривали его. Видимо, это сезонное явление — и должно отлично работать как регуляторный механизм. Если по каким-либо причинам нынешний Отец оказывается не лучшим производителем, его смещает другой, более успешный. Или, — после паузы добавил Слава, — если вдруг Отец теряет возможность летать.
— Как я утратила возможность ходить! — кивнула Эмма. — Вот это я и поняла, когда увидела, как изумились Отец и Хранитель смыслов.
— Но при чем здесь?!.. — академик вдруг осекся и хлопнул себя ладонью по лбу — сидевшие рядом Трепотун и Проницательный даже вздрогнули. — Ах, вот-т оно что! Слушайте, ведь действительно все до элементарного просто!
— Социальный механизм, который заботится о благе вида в целом. Устраняет тех, кто понижен в статусе, но не желает признавать этого. Вы видели, как стекленеют у наших друзей глаза, какими они становятся… дикими, да? Так вот: в этот момент «я-память» уступает место «я-древности». И претендующий на статус, которого не достоин, лишается способности защищаться — видимо, его «я-древность» блокирует инстинкт самосохранения.
— Потому что так лучше для вида? Звучит дико и бесчеловечно!
— Я уверен: подобные случаи — редчайшее исключение из правил. Вот поэтому Отец и Хранитель смыслов были так удивлены. Кстати, отсюда же настороженное отношение ависов к нашим детям и агрессивное — к Борису, когда тот пытался обращаться к Отцу и другим мужчинам. У гекк-ависов, видимо, «я-древность» развивается раньше «я-памяти», я подозреваю, именно птенцы, в общем-то, и являются основными «блюстителями закона». Гекк-ависы играют эту роль до тех пор, пока не обзаводятся перьями и не начинают связно говорить. После чего их то ли выселяют в новую домопущу, то ли частично принимают в существующую семью… так или иначе, наши Эдгар с Николаем сильно сбивали ависов с толку. Выглядели почти как взрослые, только меньше ростом, вели себя как дети, но при этом разговаривали…
— Хорошо, а я чем им не угодил?
— А ты вместе со Светланой воспринимался ими как нянька. У ависов, как я понимаю, в этой роли выступают жены, которые в данный момент не сидят на кладке. Вы оба не имели права голоса. Тем более — обращаться напрямую к главе семьи и его приближенным.
— Подождите, — сказала Эмма, — так это что же, выходит, они все это время думали, что я — Мать? Что вы, Павлыш, и Борис, и Федор Мелентьевич, и даже Домрачеев?.. Ох, господи!
— Конечно, они так не думали, — соврал Павлыш. — Они же понимали, что наши семьи устроены несколько по-другому.
— Мы не понимаем, — вмешался Отец. — У вас ведь есть разделение по роду деятельности? Тогда почему в вашем обществе не был сделан следующий, вполне логический шаг?..
— Это слишком сложно. — Павлыш взмахнул руками и оглянулся на соотечественников. — Мы поясним, но в другой раз, хорошо?
— Хорошо. Есть еще вопрос. Вы красиво говорили, много объяснили. — Отец переступил с ноги на ногу, растерянно чирикнул. — В чем же тогда суть нашей битвы, испытания, дуэли? Кто победил? Кто проиграл?
Павлыш посмотрел мимо него — во тьму, что плавно клубилась между деревьями. Там стояли призраки: многолапые, с клешнями, с диковинными рогами, с мордами, похожими на африканские маски.
— «Проигравший не имеет смысла, значения, бытия», — процитировал он. — В этом поединке мы должны были найти то, что нас единит. Каждый из нас был друг для друга «отражателем» смысла: так, глядя на другого, лучше понимаешь себя. Все мы — представители агрессивных разумных видов, и нам придется каким-то образом сосуществовать. А для этого необходимо уметь понять друг друга. Иначе поубиваем друг друга же, к чертовой бабушке! Суть была в этом, а не в обмене дарами. А представители ГЦ — что ж, они присматривали за нами, наблюдали и решали. Создали для этого Muzoo, смесь зоопарка с музеем — и созерцали, так сказать. Мы постигали друг друга, они — нас. И знаете, я думаю, мы справились с испытанием!
Кто-то зааплодировал — Павлыш так и не понял, кто именно. Остальные подхватили — даже ависы принялись хлопать крыльями и кричать что-то одобрительное.
Он поклонился и выдавил из себя улыбку.
Пожалуй, в этом даже было нечто утешительное. Миг славы. Миг Славы.
Если бы еще не видеть того, как — словно невзначай — обнялись эти двое, Эмма и Домрачеев… Но в конце концов, подумал он, к этому ведь все шло. Ты знал еще тогда, когда услышал, как она всхлипнула — одна, сидя в столовой, после того, как наговорила Мишке всяких глупостей.
— Вы как хотите, — сказал им всем Павлыш, — а я лично пошел собирать вещи! Думаю, за нами скоро прибудут вергилии. Зрители, по крайней мере, уже расходятся. — Он кивнул на призраков, затем шагнул в просвет между деревьями. Облака на востоке уже были чуть подкрашены нежно-розовым, в траве стрекотали цикады.
Очень хотелось, чтобы Эмма или хотя бы счастливый сукин сын Домрачеев окликнули его, но все, кажется, были слишком увлечены попыткой осмыслить то, что рассказал им Павлыш.
Слава шагал к старой домопуще и с изумлением понял вдруг, что тоже счастлив. Счастлив и свободен. Все было правильно — ровно так, как и должно быть.
Он улыбнулся и ускорил шаг. И уже подходя к домодреву, услышал, как трезвонит наверху телефон.
Мария Ясинская. Космический стюард
— Не расстраивайся. Может, тебе еще поставят памятник на этой планете.
— Не нужен мне их памятник, — сказала Алиса. — Главное, что они остались живы и здоровы.
Кир Булычев. День рождения Алисы
Глава первая
Праздник в честь дяди Вольдемара
Когда Вольдемар Артурович принял приглашение на праздник, устроенный родителями в честь окончания Люком космошколы, эта новость вызвала в доме невиданный переполох. Если прежде мама была озабочена лишь подготовкой меню и поиском надежных компаний, сдающих напрокат робоповаров, то теперь сфера ее интересов угрожающе расширилась, а подготовка к празднику приняла пугающие масштабы.
— Эдик, убери из гаража этот свой старый пневмобиль, а то Вольдемар еще подумает, что мы на нем ездим, — распоряжалась она. — Люк, обязательно подстригись, перед дядей Вольдемаром надо выглядеть прилично.
— Мам, но мы же действительно ездим на пневмобиле, — пытался спорить Люк. — А стригся я совсем недавно…
В ответ мама награждала его строгим взглядом, чем и пресекала все дальнейшие возражения. Папа не спорил, лишь молча выполнял все мамины распоряжения. А праздник, который задумывался в честь сына, стремительно превращался в мероприятие, призванное впечатлить дядю Вольдемара.
— Люк, закачай все свои цифрограмоты на панель у себя в комнате, чтобы, если дядя Вольдемар войдет, сразу их увидел.
— Эдик, надо продумать новое меню; то, что я приготовила, для Вольдемара не подойдет. Ты не знаешь, какая кухня сейчас в моде? Фиксианская? Венерианская?
— Может, сделаем ремонт? Совсем небольшой. Косметический. Расширим гостиную, сменим двери, перекрасим стены, поменяем сантехнику, перестелем полы, нарастим веранду и купим новую мебель. Как считаешь? А то неудобно как-то перед Вольдемаром.
— Эдик, Люк, напомните мне, чтобы на время праздника я взяла напрокат домороботника последней модели, а нашего старого спрятала в гараже. Если Вольдемар увидит, что у нас робот позапрошлого поколения, что он про нас подумает?
Что подумает дядя Вольдемар? Нельзя ударить в грязь лицом перед дядей Вольдемаром! И так — без конца.
Двоюродного брата мамы дядю Вольдемара Люк не знал — первая и последняя встреча пятнадцать лет назад не в счет, — но уже его недолюбливал. Слишком уж старалась мама произвести на него впечатление. Слишком суетилась, желая выдать их за тех, кем они не являются.
— Да что вы все бегаете, как ужаленные? — не выдержал, наконец, Люк. — Что же он за птица такая важная — этот дядя Вольдемар?
— О, дядя Вольдемар — это пример для подражания, — мечтательно сообщила мама. — Человек, который сам себя сделал. Он всегда был целеустремленным и серьезным, всегда знал, чего хотел. Вместо того чтобы упаковать рюкзак и пуститься космостопом по Галактике, как это сейчас модно среди молодежи, Вольдемар нанялся младшим помощником на рейсовое торговое судно. Конечно, это далеко не так романтично, как болтаться по космосу с бездельниками, которые называют себя исследователями, но зато ты посмотри, чего он достиг! Прошел весь путь от машинного отделения до капитанской рубки! Не прошло и десяти лет, как он стал капитаном собственного торгового корабля! И ведь Вольдемар на этом не остановился, нет! Он продолжал расти, продолжал учиться! После торгового судна он получил под свое командование пассажирский лайнер, затем стал капитаном дипломатического корабля, а последние семь лет он — капитан одного из крупнейших в Солнечной системе космокруизных лайнеров! А все почему? Потому что он точно знал, чего хотел, целенаправленно шел к своей цели и не отвлекался на всякие развлечения.
В словах мамы слышался явный намек, и Люк подавил тяжелый вздох. Как и все родители, мама хотела, чтобы у ее сына сложилась благополучная, успешная жизнь. Только вот представления о том, какая жизнь — успешная, у них кардинально различались. Мамино восторженное «Не прошло и десяти лет, как он стал капитаном собственного торгового корабля» наводило на Люка уныние, а перспектива «всего» через десять лет получить под свою ответственность какое-нибудь торговое судно приводила в ужас.
Люк не мог и вспомнить, сколько раз, летая по околоземным маршрутам, он смотрел в иллюминатор на далекие, манящие звезды, полные неразгаданных тайн, сколько раз наблюдал из окна космопорта, как стартуют со взлетного поля навстречу каким-то приключениям межзвездные корабли, и с тоской думал, что вот где-то там — настоящая жизнь, где-то там — люди, которые ею живут. А он сидит в своей скучной, давно изученной Солнечной системе, где не происходит ничего интересного, и настоящая жизнь проходит мимо.
«Закончу школу — и обязательно улечу, — обещал Люк себе. — Наймусь на какое-нибудь исследовательское судно, помотаюсь по галактикам, а там посмотрим, что из этого выйдет».
Когда до выпуска осталось около месяца, Люк начал просматривать, какие экспедиции в ближайшее время набирают экипаж, и даже отправил несколько заявок. Он был не прочь полететь с кем угодно, хоть с астроштурманами, хоть с археологами, хоть даже с космобиологами из известного на всю Солнечную систему КосмоЗо.
А мама тем временем уже все за него решила.
— Нам очень повезло, что приезжает Вольдемар, — сказала она. — Я попрошу, чтобы он дал тебе работу на своем лайнере. Ну, разве не замечательно я все придумала? Ты ведь хотел в космос? Ну, вот и будет тебе космос! Да еще и на корабле такого уровня. А у Вольдемара к тому же связи — наверняка он поможет в дальнейшем продвинуться. Может, со временем даже сделает тебя помощником! Так что на празднике постарайся произвести на него наилучшее впечатление. Ну, а про остальное я ему сама тонко намекну.
Люк едва заметно поморщился. Искусством тонких намеков мать совершенно не владела, хотя сама себя считала мастером недосказанностей и изящных дипломатических ходов.
Отец молчал, и Люк, с надеждой покосившись на него, понял, что он ничего не говорит не потому, что не согласен с матерью. Напротив, согласен, просто ему нечего добавить.
Мама к тому времени была уже захвачена картиной яркого будущего сына — глаза загорелись, в голосе звучал восторг:
— Кто знает, может, ты даже повторишь успех Вольдемара. Начнешь на его лайнере, а потом — представляешь? — лет так через десять уже и сам будешь капитаном своего корабля, как и он! Ну, чем не мечта?
— Мечта, — уныло согласился Люк, так и не решившись спорить с матерью.
На миг он представил себя капитаном рейсового торгового судна, и манящие далекие звезды вдруг стали словно еще более далекими и недосягаемыми.
Глава вторая
Подарок-символ
— Миленько, — снисходительно похвалил дядя Вольдемар, входя в дом родственников и оглядывая полностью преобразившуюся стараниями родителей Люка гостиную.
— Да, ну что ты, — отмахнулась мама, довольно покраснев. — Куда уж нам, у нас тут все очень провинциальненько. Ты-то наверняка привык к совсем другому!
Свежепостриженный Люк едва заметно поморщился. У мамы была неприятная привычка принижать себя перед теми, кого она считала более успешными и состоявшимися в жизни. Пусть даже этот кто-то — ее собственный двоюродный брат.
Тем временем мама суетилась вокруг дорогого гостя. Мама усадила Вольдемара на лучшее место за столом, мама клала ему добавку в тарелку, мама занимала его беседой, мама слушала его с самозабвенным вниманием и забыла про всех остальных гостей. О поводе для этого семейного застолья — окончании Люком школы — она, похоже, тоже забыла. Но зато не забыла о главном.
— А вот сынуля у нас большой молодец, — услышал Люк голос мамы и обреченно прикрыл глаза. Ему было ужасно неловко. — Трудолюбивый, ответственный, исполнительный. Закончил школу на высшие баллы, специализировался на космонавигации и просто бредит космосом. Мечтает получить работу на каком-нибудь солидном космическом корабле… Вольдемар, а я вот что подумала — может, у тебя на лайнере найдется для него местечко?
Дядя Вольдемар, которому явно нравилось благоговейное внимание к его персоне, благодушно кивнул.
— Толковым молодым ребятам у нас всегда рады. Тем более — племянник. Конечно, устрою.
Мама просияла и, бросив на сына торжествующий взгляд, снова засуетилась вокруг Вольдемара.
Люк извинился и вышел на веранду. Многочисленные родственники прекрасно развлекали себя сами, мама развлекала дядю Вольдемара, и до виновника торжества, в общем-то, никому не было особого дела. Ну и прекрасно — Люк хотел побыть один.
Однако на веранде уже кто-то стоял. Мужчина, на вид — ровесник родителей Люка, совершенно непраздничного вида — потертая темно-серая куртка, черные штаны с многочисленными оттопыренными карманами по бокам и странная пестрая повязка на шее. Казалось, он только что вернулся из долгого путешествия и даже не успел переодеться к застолью.
Люк был уверен, что никогда раньше не видел этого мужчину. Впрочем, сегодня он уже познакомился с как минимум полудюжиной неизвестных ему родственников.
— Люк? — приветливо улыбнулся незнакомец, протягивая руку. — Я — Брюс, двоюродный брат твоего отца. Рад с тобой познакомиться!
Конечно! Отец упоминал о своем двоюродном брате! Что-то про то, что он авантюрист, не желающий взрослеть и заняться настоящим делом. А когда Люк спросил, чем же именно тот занимается, отец пренебрежительно махнул рукой:
— Сидит на своем корабле с командой бездельников и бьет баклуши.
После дальнейших расспросов выяснилось, что дядя Брюс работает на службу безопасности космических сообщений. Люку эта работа показалась более чем серьезным занятием — этакие космические спасатели, которые наблюдают за подотчетным им сектором и в случае возникновения чрезвычайных ситуаций «спасают» корабли. Однако отец почему-то придерживался другой точки зрения, и Люк оставил свое мнение при себе.
— Ну, поздравляю с окончанием школы! — продолжал тем временем дядя Брюс. — Большое событие в жизни любого человека. Как говорится, теперь и начинается настоящая жизнь!
— А как же, — с кривой усмешкой согласился Люк. Космокруизный лайнер, тысячи богатых туристов, одни и те же маршруты. Именно та настоящая жизнь, о которой он мечтал.
— А разве нет? Перед тобой впереди вся жизнь, выбирай, что хочешь.
— Угу. Но за меня уже выбрали. Только что пристроили на лайнер к дяде Вольдемару.
— Это который? — нахмурился дядя Брюс, а потом поднял брови: — Уж не капитан ли того роскошного корыта, «Титаника-5»?
— Он самый.
Дядя Брюс с недоверием посмотрел на племянника.
— И ты действительно хочешь там работать?
— Нет, — угрюмо признался Люк. — Но родители твердят мне, что это стабильно и престижно и что через десять лет я смогу стать капитаном своего корабля, как дядя Вольдемар.
Некоторое время дядя Брюс изучающе смотрел на племянника, а потом, хмыкнув, достал из кармана небольшую коробочку в подарочной упаковке.
— Держи, это тебе.
В коробке Люк обнаружил какой-то странный прибор и даже не сразу сообразил, что это такое. И только потом понял, что это — старинный коммуникатор, какой использовали для передачи сообщений в космосе, наверное, лет пятьдесят назад. С той поры прогресс ушел далеко вперед, и такими приборами давно никто не пользовался, но Люк догадывался, что это — не столько подарок-вещь, сколько подарок-символ, имеющий какое-то особое значение.
— Когда-то этот передатчик спас мне жизнь, — очень просто объяснил дядя Брюс. — Пусть он теперь будет у тебя — на удачу.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Люк. Он посмотрел на старый передатчик в руке, который наверняка видел куда больше настоящей жизни, чем он, Люк, и внезапно сказал: — А я ведь действительно не хочу на «Титаник-5». Я хочу в настоящий, малоисследованный космос. Хочу увидеть новые звезды. Хочу открыть неизвестные планеты. Хочу настоящей жизни…
Дядя Брюс одобрительно хлопнул его по плечу.
— Вот и молодец, парень, так держать! А мне уже пора, я ведь ненадолго заскочил. Еще раз поздравляю, и…
— Погодите! — воскликнул Люк. Ему почему-то очень не хотелось, чтобы дядя Брюс так быстро уходил. — Разве… Может, хотя бы попрощаетесь с родителями?
Дядя Брюс бросил взгляд сквозь окно в просторную столовую, полную гостей, на родителей Люка, сеутящихся вокруг Вольдемара Артуровича, и усмехнулся:
— Смотри, как они заняты — не надо их отвлекать. Удачи тебе, Люк. И не позволяй никому проживать за тебя твою жизнь. В конце концов, она у тебя всего одна.
Кажется, никогда еще Люк не был так сильно с чем-то согласен, как с этими словами!
Глава третья
«Титаник-5»
— Пассажир в дельта восемьсот сорок заказал пузыристое шампанское, а пассажиры из гаммы сто сорок один жалуются на освещение — проверь. Как выполнишь — доложишь, — деловито распорядился старший стюард смены, невысокий шустрый малый по имени Юнь.
Люк одернул на себе униформу, удостоверился, что на белоснежной ткани нет ни пятнышка и что значок с логотипом «Титаник-5» приколот ровно там, где положено, и отправился за бутылкой шампанского.
Самый крупный в истории космоплавания Солнечной системы круизный лайнер «Титаник-5» вот уже вторую неделю совершал неторопливый рейс по стандартному туристическому маршруту Земля — Андромеда — Орион — Эридан — Земля, с заходом в популярные порты на Сатурне, Вестере и Пенелопе.
Внутреннее убранство «Титаника-5» копировало богатые интерьеры первого, морского «Титаника», затонувшего в далеком двадцатом веке. Роскошные люстры, дорогие отделочные панели, просторные смотровые палубы с видом на космические просторы, плюш, зеркала и позолота, фарфор, хрусталь и полированное дерево. Все необходимые современные развлечения — кинотеатры, аквапарки, казино, виртуальные центры, лаунжи невесомости, вакуумные спа и прочее — продуманно вписали в интерьер, не нарушая его атмосферы. И, наконец, последний штрих исторической достоверности — обслуживающий персонал из людей, а не роботов.
Разумеется, удовольствие провести отдых на таком корабле было по карману далеко не каждому. И, тем не менее, вот уже восьмой год самый дорогой космокруизный лайнер Солнечной системы курсировал между звездами, и ни одна из двух тысяч кают для пассажиров не пустовала.
Однако сам Люк едва ли замечал все красоты корабля. Работа младшим стюардом отнимала у него все время, а когда и выдавалась свободная минутка, сил на что-то еще уже не оставалось. Люк падал на узкую койку в крохотной каюте и тут же проваливался в глубокий сон.
Но иногда, несмотря на усталость, сон к нему не шел, и тогда Люк подолгу смотрел на низкий потолок каюты и размышлял, как же все-таки его угораздило здесь оказаться?
Через неделю после праздника в честь выпуска из школы Люк получил официальное приглашение присоединиться к экспедиции астрогеологов, собиравшихся провести разведку потенциальных месторождений полезных ископаемых на нескольких отдаленных планетах и астероидах, и заявил родителям, что не пойдет на лайнер к дяде Вольдемару. Родители были в шоке, а Люк был счастлив, ведь он отправится в самую Настоящую Космическую Экспедицию!
На следующий день с корабля астрогеологов пришла инструкция о том, как добраться до планеты Урамар — именно там был назначен пункт сбора для всех новых членов команды.
И вот тут-то мечта внезапно стала слишком реальной.
Пугающе реальной.
Оказалось, что на пути к мечте необходимо совершить сотни разных действий, которые Люк никогда раньше не совершал, и принять сотни разных решений, которые он никогда раньше не принимал.
На Урамар нет прямых рейсов, надо лететь с пересадкой на Седне, одной из планет пояса Койпера. Седна — планета ограниченного посещения, нужно получить разрешение на транзит. Где и как его получать? Сколько времени это занимает? На Седне рейса на Урамар придется ждать почти сутки — что ему делать все это время? Оставаться в космопорту? Или снять номер в гостинице? А гостиницы в порту есть? Если есть, нужно ли бронировать номер? Как это сделать? А если гостиницы нет, и придется остаться в космопорту — там же должны быть какие-то кафе, где можно перекусить? Или нет? Или лучше взять еду с собой? А так можно? А когда он прибудет на Урамар, ему нужно будет пройти таможенный контроль — как его проходят? Заполняют какие-то документы? Платят пошлину? Как ее высчитать? А кому платить? А чем?
И все это — только на пути к кораблю астрогеологов! А что будет потом, когда начнется сама экспедиция?
Наверное, было смешно беспокоиться о подобных мелочах, ведь каждая из них — совсем незначительная и более чем решаемая. Но только по отдельности. Собранные все вместе в таком количестве, они вдруг выстраивались в высокую, пугающую своими размерами башню неразрешенных проблем.
Слишком уж много переменных, слишком уж много неизвестных… Слишком уж Люк привык к размеренной, распланированной и спокойной жизни в глубинке Солнечной системы. Тут все так хорошо известно, тут все так спокойно. Так комфортно. И терять этот комфорт отчаянно не хотелось!
Конечно же, Люк предполагал, что для похода за мечтой придется оставить привычное и знакомое и с головой броситься в страшную неизвестность. Чего он не предполагал, так это того, как, оказывается, страшно будет сделать первый шаг.
Вот так и оказался Люк вместо волнующей разведэкспедиции в глубины космоса на «Титанике-5», где все было просто и знакомо.
Конечно, Люк найти пытался хоть что-то хорошее в плохом решении. «Ну, это же все равно космос, полеты, навигация. Как раз то, на чем я специализировался в школе».
Однако хоть и был Люк на борту космолайнера, но космос оставался для него таким же недосягаемым, как и дома у родителей.
— Нужно начинать с самых низов, иначе что подумают другие? Что я родственника своего продвигаю? — заявил дядя Вольдемар и назначил Люка стюардом. Младшим стюардом.
C капитаном корабля не спорят. Даже если капитан — твой дядя.
Поэтому Люк послушно выполнял свои обязанности и лишь надеялся на то, что в будущем ему еще выпадет возможность ухватить за хвост мечту, и у него хватит храбрости это сделать.
Глава четвертая
Космослалом
Если для пассажиров на «Титанике-5» была предусмотрена масса развлечений, то у Люка каждый день как две капли воды походил на предыдущий. Работа, работа и еще раз работа.
«И ради этого я четыре года специализировался на космонавигации? — задавался он вопросом, разнося стопки чистого белья и собирая мусор в роскошных каютах. — Ради этого окончил курсы экстремальных космических ситуаций и классы по борьбе с пиратами? Ради этого сдал на отлично основы первой механической и электронной помощи судам?»
Все изменилось в тот день, когда лайнер притормозил у плотного метеоритного потока, чтобы скучающие туристы могли развлечься космослаломом.
Космослалом — опасный спорт. Участники гонок рассаживались по маленьким скоростным флаерам, оснащенным жизнекапсулами с автоэджекторами, приближались к метеоритному потоку, по сигналу вливались в него и неслись внутри, маневрируя среди метеоритов. Выигрывал гонку тот, кто мог продержаться внутри метеоритного потока дольше всего.
Люк, у которого как раз выдался редкий выходной, стоял в толпе зрителей на одной из смотровых палуб и с интересом наблюдал за слаломистами. Сумасшедшие гонщики, рискнувшие участвовать в этой экстремальной эскападе, явно не были новичками — блестящие капсулы флаеров мастерски лавировали в плотном потоке метеоритов, успешно уворачиваясь от, казалось бы, неминуемых столкновений и ловко уходя от ударов гигантских глыб.
Вдруг стоявшая рядом с Люком девушка испуганно вскрикнула — один из флаеров столкнулся с метеоритом, и эджектор катапультировал за пределы потока крохотную сверкающую жизнекапсулу. Караулившая неподалеку служба охраны лайнера тут же бросилась подбирать выбывшего из гонки водителя.
— Ну зачем они так рискуют? — прошептала девушка, ни к кому конкретно не обращаясь. Но поскольку Люк стоял рядом, он почувствовал себя обязанным сказать что-то в ответ.
— Видимо, им нравится адреналин и они получают от этого удовольствие.
— Тоже мне удовольствие — разбиться насмерть!
Люк едва не ляпнул: «У богатых свои причуды», но вовремя прикусил язык — девушка была одной из пассажирок лайнера, а значит, одной их тех самых «богатых с причудами».
Еще один флаер оказался зажат между двумя огромными глыбами, и девушка, испуганно вскрикнув, непроизвольно схватила Люка за рукав. Действительно, казалось, еще чуть-чуть — и маленький кораблик будет просто раздавлен!
— Почему он не катапультируется? — воскликнула она. — Сумасшедший, почему он не запустит эджектор?
— Похоже, ему очень хочется выиграть, — пробормотал Люк.
Один за другим участники выныривали из метеоритного потока, завершая гонку, но зажатый между двумя метеоритами водитель по-прежнему несся вместе с потоком, каждую секунду рискуя быть раздавленным.
Наконец, глыбы разлетелись в стороны, и метеоритный поток буквально выплюнул маленький искореженный флаер. Катера службы охраны рванули на перехват.
Девушка облегченно выдохнула и обернулась к Люку, отпуская его рукав.
— Вот сумасшедшие! — с нервным смешком сказала она.
Наконец-то Люку представился шанс более пристально рассмотреть свою спутницу, и он почувствовал себя словно оглушенным — такой красивой она ему показалась.
— Точно, — согласился он, не отводя глаз от лица девушки. Сейчас он согласился бы с чем угодно.
— Спасибо за компанию… — девушка не закончила фразу, вопросительно глядя на Люка.
— Люк, — спохватился он.
— Очень приятно, Люк. Я — Ники, — ответила девушка и дружелюбно улыбнулась.
— И мне очень приятно, — неловко пробормотал он, с ужасом чувствуя, что краснеет.
Ники легко рассмеялась, видимо, его смущение показалось ей забавным.
— Надеюсь, мы еще увидимся, Люк, — сказала девушка на прощание и ушла, оставив оглушенного Люка смотреть ей вслед.
Глава пятая
Искореженный флаер
Спустившись на обслуживающие уровни «Титаника –5», Люк обнаружил, что все куда-то целенаправленно спешат.
— Что случилось? — Люк схватил за рукав проносившегося мимо стюарда.
Тот неразборчиво что-то промямлил, и Люк просто побежал туда же, куда бежали все остальные.
У транспортного ангара стояла целая толпа. Люк приподнялся на цыпочки, стараясь рассмотреть, что происходит.
Катера службы безопасности осторожно буксировали в ангар искореженный флаер. Тот был настолько сплющен и помят, что казалось — пилот вряд ли выжил.
На посадочной площадке уже стояли наготове спасатели и медики. А два каких-то молодых парня, видимо, друзья сумасшедшего пилота, снимали все происходящее на видео.
Едва флаер коснулся пола, как спасатели принялись осторожно отжимать люк. Несколько минут спустя из глубины расплющенной машины извлекли гонщика. Молодой парень, похоже, получил серьезные травмы, потому что не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Но, тем не менее, с лица его не сходила восторженная улыбка.
— Вы видели? — возбужденно выкрикивал он. — Нет, вы это видели?
— Видели, видели, — пробурчал осматривавший его врач.
— Видео сделали, да? — обратился парень к своим приятелям. — Засняли, как меня вынимают? А флаер засняли? Хорошо засняли, видно, что он всмятку?
Раненого осторожно уложили на каталку и медленно повезли в медчасть. Наблюдавшая за происходящим толпа расступилась, пропуская их.
Около сплющенного флаера суетились механики; один из них поцокал языком и сказал:
— Не поверил, если б сам не увидел. Корпус всмятку, а основные механизмы все еще исправны. Да на нем еще и летать, наверное, можно…
Тем временем лежавший на каталке раненый все никак не унимался.
— Доктор, скажите, вы когда-нибудь видели такой же искореженный флаер, а?
Шагавший рядом с ним врач вдруг нахмурился и остановился. Замерла и каталка.
— Видел, — глухо ответил он.
— Я вам не верю! Где это? — вызывающе выкрикнул парень.
— В битве за кольцо Сириуса. Мы подбили вражеский крейсер, и тогда он пошел на таран нашего линкора, решив, что если уж он погибнет, то заберет нас с собой. Видя это, один из наших флаеров разогнался до предельной скорости и врезался в крейсер, чтобы взорвать его прежде, чем он столкнется с нашим кораблем… У него получилось. Крейсер взорвался, наш линкор не пострадал, и две с половиной тысячи экипажа остались в живых… Все, кроме того пилота. Так вот, когда мы нашли останки того флаера, они были искорежены сильнее твоего.
Врач еще несколько мгновений пристально смотрел на раненого, а потом молча зашагал дальше.
Притихший парень на каталке молчал. А когда увидел, что его приятели идут за ними и по-прежнему все снимают, раздраженно буркнул:
— Да уберите вы эту камеру!
Глава шестая
«Мы знакомы?»
Читать бесплатно другие книги:
