Искушение чародея (сборник) Гелприн Майкл
— Да, — согласился Йенсен.
Алиса собралась с мыслями. И решила, что про живодеров уточнять пока не будет. Что она просто не хочет этого.
— Я не та Алиса, которую вы знаете, — сказала она.
К ее удивлению, Смит рассмеялся в ответ на ее слова.
— Мы здесь все уже совсем не те, кем были раньше, — сказал он.
— Не в этом смысле, — сказала Алиса. — Есть множество параллельных, почти одинаковых миров.
Она запнулась, припоминая объяснения профессора, и вдруг с ужасом подумала, что ей никто не поверит. Но перед ней, в полумраке пещеры, все-таки сидели лучшие умы планеты — точнее, те из них, кто еще выжил.
— А, так у вас там то же, что и у нас, — догадалась Брюнгильд. — Ты хотела спастись, девочка? Вы думали, что у нас тут лучше?
На этот раз засмеялся не только Смит, но и Ошуга.
— Перестаньте, — одернул их Йенсен. — Это невежливо.
— Нет, — сказала Алиса. — Вы движетесь во времени немного впереди нас. Профессор Минц был уверен, что он или… кто-нибудь другой… успеет создать противоядие от вируса ненависти. И он послал меня за формулами.
На этот раз никто не смеялся.
— Мы бы очень хотели помочь тебе, Алиса-из-параллельного-мира. Ты славная девочка, и в нашем мире ты была такой, — очень мягко сказала Брюнгильд. — Но…
— Я уже поняла, — печально ответила Алиса.
— Минц не успел, — сказал Смит. — Никто не успел. И теперь они сидят в крепости, и…
— Не надо, — перебил его Йенсен. — Девочка и так уже всяких ужасов насмотрелась.
— Ничего! — возразил Смит с неожиданной яростью. — У себя дома она еще и не такое увидит! Пусть привыкает!
— Что делают те, кто остался в крепости? — сама не зная зачем, спросила Алиса.
— Минц не успел изобрести противоядие, — сказал Ошуга. — Но он снабдил нас фильтрами. Мы не заразились, когда лиловый шар взорвался. А некоторые ученые не успели воспользоваться фильтрами.
— Хватит ее щадить! — взорвался Смит. — Не «не успели», а «не захотели»! Это все Вернер! Я всегда подозревал в нем социопатические наклонности! Он говорил, что естественная агрессия в нашем мире слишком репрессирована воспитанием, что эти пришельцы с Бродяги, сами того не зная, не гибель несли нам, а освобождение! Что мы слишком скучно, слишком сладко, слишком безопасно живем! Что в нас убивают естественный дух конкуренции, что…
— В общем, он говорил многое, — перебила его Брюнгильд.
Алиса молчала, втянув голову в плечи. А ведь она сама недавно думала так же, как Вернер. Это будет весело — вот что она думала. Бегать, стрелять… И ни о чем не думать. И только кишки веером!
Чужие. Всегда чужие кишки веером. Не свои и не кишки друзей. Алиса непроизвольно посмотрела в ту сторону, где лежало то, что еще недавно было профессором Минцем. Его тело было какой-то странной формы и слишком маленьким для того, чтобы принадлежать человеку. «Ноги, — вдруг поняла Алиса. — У него нет ног, и…»
Она запретила себе вглядываться в полумрак дальше.
— Но когда половина из этих горе-ученых поубивала вторую половину, выжившие поняли, что ошиблись, — продолжал Ошуга. — Сыворотки нет и в нашем мире, ни у Вернера, ни у Тубаи. И они принялись ловить нас, тех, кто не заразился.
— Зачем? — тупо спросила Алиса.
Это было слишком много для нее.
— Они переливают себе чистую кровь, — просто ответил Ошуга. — Они думают так спасти себя.
Алиса припомнила все, что знала о вирусе ненависти. Он был неизлечим в первую очередь потому, что необратимо менял клетки организма. Смысл сыворотки, которую придумал Тубаи, как раз и заключался в том, что она должна была блокировать эту способность вируса, и он должен был оставаться только в крови. Лейкоциты должны были рано или поздно убить вирус в крови, оптимистично предположил Тубаи, и человек должен был выздороветь.
— Но им это не поможет, — в тон ее мыслям произнес Йенсен. — Мое последнее дело было аналогичным. Вирус уже повредил клетки их мозга, всего тела… Они просто оттягивают свой неотвратимый и мучительный конец. Но при этом губят еще и нас.
— Понятно, — сказала Алиса.
Она поднялась на ноги.
— Спасибо вам, — сказала она. — Я, пожалуй, пойду.
Девочка направилась к выходу из пещеры. Сзади выжившие негромко обменялись какими-то фразами.
— Алиса, подожди, мы тебя проводим, — окликнула ее Брюнгильд.
— Если это недалеко, — сказал Смит нервно.
— Мы здесь сидели только из-за… в общем, мы теперь можем идти, — добавил Ошуга.
— Да и нам надо сменить место дислокации, пока нас не выследили, — сказал Йенсен.
— Спасибо, — сказала Алиса.
Группка ученых, которым удалось избежать заражения, не любила передвигаться по земной поверхности, по крайней мере днем; пещера, в которой они обосновались, была одним из разветвленных подземных ходов, начинавшихся в крепости. Раньше или позже оставшиеся в лаборатории обезумевшие ученые должны были сообразить, что беглецы скрываются если у них не под самым носом, то прямо под ногами. Насколько поняла Алиса из обрывков разговоров, Йенсен и другие с самого начала собирались пробраться на космодром, сесть в «Чумарозу», забытую в карантине, и улететь с Земли. Однако профессор Минц был тяжело ранен, и друзья скрывались в подземельях, ожидая, пока он поправится… или пока он не поправится.
Систему переходов обнаружил Ошуга, задолго до того, как лиловый шар взорвался. Теперь Джон вел своих товарищей сквозь затхлый мрак залов и нестерпимую вонь полузатопленных коридоров. Ошуга, хоть и работал диспетчером космодрома, с детства увлекался спелеотуризмом и выучил все подземные коридоры как свои пять пальцев еще до того, как в развалинах разместили лабораторию. «А ведь здесь теперь так будут говорить, — подумала Алиса, осторожно ступая среди грязи вслед за психиатром Смитом. — До Взрыва Лилового Шара, три года спустя после Взрыва Лилового Шара… Как раньше археологи говорили — „третий век до нашей эры“. Да и у нас, наверное, будет так же…» Алиса неожиданно поняла, что ее мысль означает и то, что будет кому отсчитывать время от случившейся катастрофы, и приободрилась.
Небольшая группка, состоявшая из Йенсена, Смита, Ошуги, Алисы и Брюнгильд Тарт, долго шла по коридорам. Они изгибались и вливались друг в друга — черные коридоры, узкие желобы, по которым приходилось скатываться, как с детской горки, лестницы, приводившие в комнаты и залы, по углам которых валялись ржавые остатки еще французских доспехов.
— Так где эти колонизаторы собирались жить — в крепости или под ней? — отдуваясь, спросила Алиса.
— Тогда так строили, — ответил Йенсен.
Узкая лестница привела их на поверхность. Снаружи выход из подземелья скрывали буйно разросшиеся кусты. Осторожно раздвинув ветки перед лицом, Йенсен внимательно осмотрел поляну.
— Вроде чисто, — сказал капитан. — Выходим.
И первым вышел в сияющий, душный тропический полдень. Остальные последовали за ним. Вскоре небольшая группка оказалась на дороге к космодрому. Алиса огляделась и поняла, что до точки перехода минут пять пути. Путешественники двинулись через джунгли. Шли молча, чтобы не привлекать излишнего внимания, и только бесшумные вспышки бластеров, которыми люди снимали кровожадных колибри и сжигали хищные деревья, отмечали их путь. Вскоре Алиса заметила две серебристые метки на деревьях, которые сама же и нанесла. Она тихонько стукнула капитана Йенсена по плечу, привлекая внимание, указала на метки и помахала рукой в том смысле, что я, мол, пойду. Капитан кивнул, Брюнгильд обняла Алису на прощание.
— Удачи тебе, — сказала она. — Может, вашему миру повезет больше нашего.
Алиса сошла с дороги и направилась к отмеченным деревьям. Она уже видела серебристые головки ограничителей, выглядывающие из травы, как глаза какого-нибудь чудовищного паука, когда земля у нее под ногами зашевелилась. Алиса закричала, стремительно поехала куда-то вниз на спине. Во все стороны взметнулись зеленые обрывки лиан.
Это были не ограничители. Это и были глаза огромного паука, закопавшегося в стороне от дороги и терпеливо ожидавшего добычу. Паук поднялся из своего тайника, могучий и грозный, как ночной кошмар первых — и, судя по всему, и последних — людей. Его острые зазубренные жвалы источали мутный яд. Засверкали вспышки бластеров, Йенсен отрывисто выкрикивал какие-то команды. Паук загорелся. Удушливый вонючий дым пополз на Алису, она закашлялась.
К уже знакомым голосам Йенсена, Ошуги и Тарт тем временем присоединились какие-то чужие. Грубые и торжествующие.
— Алиса, уходи оттуда! — в ужасе закричал Смит.
Алиса пыталась выкарабкаться из ямы-ловушки, которую паук успел вырыть за время ее краткого отсутствия и даже замаскировать сверху ветвями и листьями. Но влажная, рыхлая почва осыпалась у нее под руками, и Алису неумолимо тащило все ниже, к пауку — он уже не горел, но все еще дымился. Девочка вцепилась в торчащий из земли корень, попробовала вскарабкаться вверх, но он изогнулся под тяжестью ее тела.
В этот момент раздался пронзительный свист. За краткий миг он перешел в вой, а затем на Алису обрушился грохот, горящие ветки, комья земли и ошметки паука. Девочку подбросило в воздух, а затем, что удивительно, уронило обратно на землю. Алиса ударилась так сильно, что на мгновение задохнулась от боли. У нее потемнело в глазах. Когда она проморгалась, то увидела, что лежит рядом с поваленным деревом, а с другой стороны ствола на нее лезет огромная, уродливая тварь — восемь щупальцев, слоновьи лапы, оранжево-черная пятнистая шкура, три бластера и один меч. С обнаженных акульих зубов твари хлопьями падала слюна. Алиса поняла, что погибла. Но без сопротивления, без боя она не сдастся. Она вскинула бластер и выстрелила. Раздался короткий рев, и огромная туша тяжело повалилась прямо на девочку со ствола. Алиса едва успела откатиться в сторону.
Она вскочила на ноги, дрожа, все еще держа тварь на мушке…
И поняла, что подстрелила Громозеку.
Алиса опустила бластер, губы ее задрожали. Из покореженных джунглей выбрался Йенсен, встал рядом с Алисой. На и без того запачканной форме капитана прибавилось дыр и черных пятен.
— Но так нельзя! — всхлипывая, простонала Алиса. — Нельзя убивать! Уговаривать надо, объяснять, убеждать! Не стрелять же!
Йенсен пожал плечами. Из разорванных, оскверненных зарослей с разных сторон появились Ошуга и Брюнгильд Тарт. Они двинулись к Алисе и капитану, осторожно обходя трупы в разноцветных комбинезонах. Алиса узнала Вернера в теле, у которого не хватало правой половины; из разрыва свисали обугленные ошметки кишок.
— Они рыскали в джунглях, как гончие смерти, — сказала Брюнгильд. — И, услышав крики Алисы и наши, тут же прибежали.
Алиса была не в силах отвести взгляда от Громозеки. Милый, добрый, вспыльчивый Громозека! Старый друг и товарищ! «И я убила его, — твердила Алиса, и слова скатывались бессмысленным перезвоном звуков. — Я убила Громозеку».
— Громозека заразился одним из первых, — сочувствуя, сказал Йенсен. — Он не стал бы тебя слушать, даже если бы ты попыталась поговорить с ним. Он превратился в хищную, злобную тварь, которая ненавидит землян. Видимо, какие-то очень древние инстинкты, биологическая программа уничтожения тех, кто выглядит иначе, всех чужих… Громозека бы посмеялся над тобой. Ты нашла самый лучший способ убеждения, — Йенсен кивнул на бластер в руках Алисы. — Самый лучший и эффективный аргумент, одинаково действенный во все времена.
— Нет, — обливаясь слезами, простонала Алиса. — Нет! Я так хотела… я думала так, как вы… но больше не хочу!
Йенсен положил руку ей на плечо:
— Но теперь ты вернешься домой, где у вас все по-другому.
Алиса вытерла слезы:
— Не вернусь.
— Почему? — удивился Йенсен.
— Точка перехода была здесь, — сказала Алиса.
Она махнула рукой вперед и вниз — в пасть воронки, из которой курилась к небесам струйка черного дыма.
Подошли Ошуга и Брюнгильд.
— Что это было? — глядя на воронку, спросила Брюнгильд.
— Ручная противопехотная ракетная установка, видимо, — ответил Йенсен.
Ошуга вздрогнул, покачал головой:
— Этой дряни еще не хватало. Она же очень тяжелая, как…
Ошуга осекся и посмотрел на поверженного Громозеку — триста двадцать килограммов мощных мышц и навсегда уже усмиренной ярости.
— Откуда они ее взяли? — спросил Ошуга.
— На биостанции остались лучшие умы Земли, — заметила Брюнгильд. — Они изобрели ее заново, подумаешь, делов-то.
Йенсен задумчиво глядел туда, куда показала Алиса, и словно и не слышал разговора товарищей. Нечего было и думать лезть под завал и искать там место соприкосновения двух миров среди обугленных зазубренных жвал, обломков стволов — и, кто знает, кто уже успел подкопаться к этой воронке из-под земли?
— Может, стоит попробовать в каком-нибудь другом месте? — спросил капитан.
Алиса отрицательно покачала головой:
— Точка перехода в наш мир существует только одна. Существовала, то есть.
— Ну и ладно, — сказала Брюнгильд миролюбиво. — Оставайся с нами.
— Придется, — сказала Алиса.
Оглушенная взрывом и убийством, она испытывала странное безразличие ко всему. Если бы не спутники, она бы сейчас села, наверное, на землю, и вряд ли заметила бы даже, как особо шустрое дерево принялось бы ее пожирать.
Йенсен вопросительно посмотрел на Брюнгильд. Она чуть заметно отрицательно качнула головой.
— Надо двигаться дальше, — сказал Йенсен. — А то мы не успеем добраться на космодром до темноты.
Люди двинулись через джунгли. Йенсен очень быстро понял, что главную ошибку они совершили тогда, когда сошли с дороги, чтобы помочь Алисе в ее неравной схватке с пауком. Казалось бы, всего-то метров пятьдесят, но обратного пути на дорогу друзья уже не смогли найти. Проплутав некоторое время по джунглям, компания совершенно неожиданно для себя вышла на берег лагуны. Солнце уже коснулось своим краем океана и воспламенило его. Это означало, что ночь вот-вот рухнет на Землю как самодельный снаряд из заново изобретенной ракетной установки.
Алиса без сил опустилась на песок. Рядом с ней присела Брюнгильд Тарт. Ошуга принялся собирать плавник для костра. Йенсен достал из своей сумки банку консервов.
— Идти ночью по джунглям — это очень большой и бессмысленный риск, — сказал капитан. — Заночуем здесь. Тоже риск, но меньший.
Алиса только теперь заметила, что психиатра Смита с ними нет. А ведь это его голос крикнул ей: «Спасайся!», перед тем как Громозека выстрелил из своей ручной ракетной установки. Алиса не могла уже даже плакать. Она прислонилась головой к груди Брюнгильд, и та обняла ее.
Ошуга развел костер. Йенсен согрел на нем единственную оставшуюся банку консервов, и ее разделили по-братски. Алиса очень проголодалась во время этой беготни по джунглям. Пережевывая тушенку, девочка внезапно подумала, что если бы Смит остался жив, ее доля еды была бы меньше. Эта мысль была очень спокойная, черная, чужая и словно бы попала в голову Алисы по ошибке. Но в то же время Алиса понимала, что теперь к ней часто будут приходить такие мысли. Пора было привыкать.
На темном небе появились звезды — крупные, яркие, как и всегда вблизи экватора. Однако вскоре в западной части неба появилась еще одна звезда, которая быстро затмила все остальные. Она двигалась. Алиса машинально следила за источником холодного, зловещего голубого сияния.
— А что с моим папой? — спросила она.
— Профессор Селезнев тоже остался на станции, — осторожно ответил Йенсен.
— Понятно, — сказала Алиса. — Я почему-то так и подумала. И отлично себя там чувствует, наверное.
Она вздохнула:
— Жаль все-таки, что не удалось поговорить с профессором Минцем.
— Ты была последней, кого он видел, — заметила Брюнгильд. — Я тогда держала ему голову, и мне показалось, что сначала он обрадовался, а потом… — Она потерла висок, пытаясь унять головную боль. — Потом он сказал…
— Что он сказал? — переспросила Алиса.
— «Я ошибся», — вспомнила Брюнгильд. — Да. «Я ошибся» — вот что он сказал.
У Алисы почему-то закололо ноги. Так бывает, когда долго посидишь. Она встала, чтобы размяться, сделала несколько шагов по песку. Рядом сонно дышал океан.
— Брюнгильд, — сказала она. — А что случилось с моим двойником? С Алисой вашего мира?
— Ну, — сказала Брюнгильд. — Твой отец вызвался помочь Тубаи опробовать сыворотку — еще до того, как это все началось. Он специально заразился.
— Да, Тубаи был против, — вставил Ошуга. — Он был еще не до конца уверен…
— Сыворотка не помогла, — продолжала Брюнгильд. — Наша Алиса очень расстраивалась, а через некоторое время она уехала домой, к маме. Я не знаю, где она живет, да теперь это уже и неважно.
— А кто, — очень ровным голосом спросила Алиса, — кто сказал, что я уехала домой, к маме?
— Профессор Минц, — ответил Ошуга. — Я видел, они с нашей Алисой незадолго до ее отъезда о чем-то шептались на лестнице.
Алиса расхохоталась.
— Нет! — закричала она. — Нет! Я так не могу. Пусть я никогда не вернусь домой! Но знать, что я убила моего Громозеку, что вот это все и есть… — конец фразы потонул в сбивчивом шепоте.
Алиса вытащила фильтры из носа.
Алиса вдохнула соленый, тяжелый от влажности морской воздух. У нее слегка закружилась голова. Она закрыла глаза, ожидая, как черный водоворот ненависти подхватит ее, закружит и унесет, утопив в своих пылающих глубинах все горести и печали Алисы — и ее саму…
— А девочка права, — раздался голос Йенсена. — Как же мы забыли!
Алиса открыла глаза. Йенсен уже вытащил фильтры из носа, как и Брюнгильд. А вот Ошуга все еще возился со своими.
— В чем я права? — спросила Алиса.
— Это — Бродяга, — подняв к серебристой звезде грязный палец с обгрызенным ногтем, сказал Ошуга. — Минц как-то рассчитал, что когда она появится в небе, фильтры можно будет снять. Ну, они будут больше уже не нужны.
Бывший диспетчер космодрома бросил свои фильтры в костер. Пламя ответило ему россыпью искорок.
— Мы пережили это, — сказал Ошуга. — Даже не верится. Как, интересно, это назовут потом? Неделя Мрака? Час Затмения?
— Я тут книжку читал, — сказал Йенсен. — Еще до того, как это все началось. Там очень похожее описано. Она называется…
Алиса легла на песок рядом с Брюнгильд, прижалась к ее теплому боку и тут же, словно в ее голове кто-то выключил свет, заснула. Перед тем как окончательно провалиться в теплую черноту, она вдруг в безумной надежде подумала, что это все был сон, жуткий и нелепый, и когда она проснется, все будет по-прежнему, папа будет здоровым и веселым, и Громозека будет живым…
Но она знала, что этому не суждено случиться. И что когда она откроет глаза, рядом с ней будут Брюнгильд, Ошуга, Йенсен. И океан, безразличный, изменчивый, вечный.
Максим Хорсун. Папа навсегда!
…наша мама строит дома, и притом часто на других планетах.
Кир Булычев. Девочка, с которой ничего не случится
Алиса была на кухне: возилась с тестом под трансляцию футбольного матча на кубок Галактического сектора. Старенький космовизор надрывался на предельной громкости, и Алиса не услышала, что я вернулся домой.
— Муки маловато, — заметил я, бросив взгляд на клейкую биомассу, расползающуюся по столешнице.
— Все делаю по рецепту, — сухо отозвалась Алиса, и я понял, что настроение у нее прескверное.
— А что это будет?
— Вареники.
— С чем?
Алиса бросила тесто, вытерла руки о передник, повернулась ко мне. Лоб, нос и подбородок — в муке. Губы сжаты, глаза блестят. Кулаки уперты в бока.
— Почему мама остановилась у Бригитты?
Я потянулся к космовизору и прикрутил громкость.
— Ты же знаешь, что мама и тетя Бригитта — лучшие подруги. Они не виделись больше года.
— Немного странно, что женщина, вернувшись из космоса, первым делом спешит к подруге, а не к мужу и не к ребенку. Ты не находишь?
Безусловно, Алиса была права. В другое время я бы отшутился, мол, с каких это пор ты называешь себя ребенком, а окрестности Сатурна — космосом? Но на душе у меня скребли кошки, и благодушие, на которое я себя настраивал несколько дней кряду, вдруг стало стремительно улетучиваться.
— Ты готовишь ужин для мамы?
— Да.
— Мама не будет есть вареники на ночь. Ей дорога фигура.
Алиса кивнула.
— Я это упустила. Что ж, так даже проще. Подай, пожалуйста, пакет для мусора. Соберу в него тесто, пока оно не затопило кухню и мы не захлебнулись в нем, как в гринпинской трясине.
Зазвонил видеофон, на экране высветился британский номер. А вот и Кира…
— Селезнев! — моя супруга выглядела взволнованной и экзальтированной. Она нервозно улыбалась, ее щечки трогательно розовели, как бывало всегда, когда Кира позволяла себе бокал-другой красного игристого мускадора. — Небритый! — укорила она меня. — А кто это там? — Она прищурилась. — Алиска!
— Мам, привет, — Алиса подошла к видеофону, помахала перед камерой испачканной мукой ладошкой.
— А я думаю, что это за барышня орудует на моей кухне! Алиска! — Кира прыснула. — А почему на тебе эта мальчиковая рубашка… Эти джинсы… Алиска! У тебя ведь точь-в-точь моя фигура! Ты не имеешь права скрывать ее под бесформенной одеждой!
— Мне так удобно, мам, — отозвалась Алиса.
— Удобно ей… — снова усмехнулась Кира. — Слишком мало времени я проводила с тобой. И вообще, — что ты в этот час делаешь на кухне? Почему ты не на танцах с ребятами? Ну, да ничего: скоро все изменится!
— Меняться начнет уже сегодня? — поинтересовался я.
— Что? — Кира нахмурилась. — Нет, не сегодня. Я останусь у Бригитты, у меня здесь свои планы, к тому же над Ла-Маншем гроза, прямые рейсы в Москву отменили…
Рядом с Кирой рассмеялись. Чуть осипший от крепких сигарет хохот писательницы Бригитты Гейл я узнал сразу; ему вторил гулкий, басовитый смех мужчины, несомненно, обладающего богатырским объемом грудной клетки.
Кира оглянулась, сделала неопределенный жест, затем снова перевела взгляд на нас.
— Так, друзья мои. Мне говорить не с руки. Всех целую, не скучайте!
Экран погас. Мы с Алисой переглянулись.
— Друзья? — Алиса подняла брови. — Мило.
На следующий день я работал дома: писал статью для «Вестника космозоологии». Но дело шло ни шатко ни валко. Перед внутренним взором была не мышечная механика склиссов, а письмо заместителя главного архитектора «Титанстроя», моей жены, которое пришло по космонету дней десять назад.
«Игорь! — написала она. — Так дальше продолжаться не может. Надо что-то решать. Все, что происходит с нами, превратилось в вялотекущую болезнь. Пора выздороветь и позволить себе жить полной жизнью. Я покупаю билеты, чтобы быть в следующую среду на Земле. Нас ждет серьезный разговор».
Клацнул дверной замок. В прихожую вошла Кира. Я поспешил ее встретить.
— Что за запах у вас здесь, Селезнев… — она поморщилась, тряхнула плечами, скидывая красную курточку из кожзаменителя. — Ты хоть иногда проветриваешь квартиру?
— Иногда, — я решил держать дистанцию. — Не метан. Не аммиак. Непривычно в первое время, да?
Кира заглянула на кухню.
— А где Поля? — спросила она строго.
— Поля сломался, — мне не очень хотелось вдаваться в подробности и рассказывать о том, как мой совсем сбрендивший с годами домашний робот устроил переполох и чуть было не угнал машину времени. Поля вбил в голову, что, вернувшись в прошлое, он сможет устранить мнимые недоработки в собственной конструкции, которые якобы мешают ему сегодня стать человеком, и заодно — почетным членом клуба нумизматов. Бедолагу пришлось деактивировать, но я сохранил Полин жесткий диск, ведь на нем хранилось множество рецептов, полезных советов по ведению домашнего хозяйства, и еще его можно было использовать вместо пресс-папье.
— Как сломался? — опешила Кира. — Это был мамин подарок на нашу свадьбу! Сломался! — она притопнула. — И что, отремонтировать — никак?
Я развел руками. Дескать, никак.
— Вот поэтому, — Кира наставила на меня указательный палец; блеснуло новенькое кольцо из солнечного янтаря: вещества, которым по весне сочатся ядра тяжелых звезд, — я от тебя ухожу… Ну, точнее, не только поэтому, — поправилась она. — Просто так не может продолжаться дальше, понимаешь?
Я понимал. Но у меня в тот момент все еще была иная точка зрения.
— Может, ты прописала нам неверное лекарство? И вместо того, чтобы уйти от меня, тебе следует прийти ко мне? Пожить со мной и дочерью хотя бы какое-то время, не срываясь с места. Хотя бы месяц.
Кира вздохнула.
— Помнишь, когда мы только поженились… Ты пропадал в далеком космосе. Ты занимался своей карьерой космозоолога, ты жил работой и скакал, как кузнечик, с планеты на планету. А я сидела с маленькой Алиской на руках в душной квартире в компании Поли и тряслась, что тебя на Эвридике мог сожрать какой-нибудь Малый дракончик. Помнишь, ты обещал: придет время, и я смогу заняться собой? Кажется, все справедливо. Сейчас — мое время. Вселенная любит равновесие.
— То, что ты говоришь, не лишено смысла… — положа для убедительности руку на сердце, начал я.
Кира перебила:
— Потому что я права. И не стоит забывать обо всех твоих аспирантках, студентках, ассистентках. Не жил же ты эти годы монахом… — она подошла к зеркалу, поправила прическу. — Как, собственно, и я никогда не жила монахиней.
Я зашел в свой кабинет, посмотрел на недописанную статью, бездумно поправил занавески. Затем вернулся в прихожую, где до сих пор стояла, не разуваясь и не проходя в комнаты, Кира.
— Похоже, время обмена нотами и упреками прошло. Значит, хочешь развестись?
— Да, — ответила она, глядя в зеркало. — Так будет лучше. Для нас с тобой и для Алисы. Ты только посмотри, во что ты ее превратил. Ее не отличить от мальчика.
А вот это было неожиданно.
— Что ты имеешь в виду — лучше для Алисы?
— Я заберу ее на Титан, — Кира повернулась ко мне, с легкой опаской заглянула в глаза, словно ожидала бурю негодования, и договорила: — Понимаю, что вы довольно близки, но дочь должна жить с матерью.
— Я воспитываю Алису с пяти лет… ты называешь это — «довольно близки»?
— Не цепляйся к словам, — Кира прошлась по прихожей туда-сюда. — Я подготовила справку, Алису готова принять Первая гимназия имени Гагарина, это лучшая школа в окрестностях Сатурна. Вот, — Кира достала из сумочки старомодный бланк. Протянула сначала мне, но, передумав, положила на полочку возле зеркала.
— Гм… я бы предпочел, чтобы Алиса осталась со мной.
— А вот это исключено! — глаза Киры сверкнули.
— Но почему? Пусть все остается по-прежнему! Подправим себе семейное положение и будет. Зачем срывать с места Алису?
— Странное предложение! Мы не склиссы, мы — люди, дорогой профессор. Алиса — моя дочь, и я хочу, чтоб она жила со мной. Неоправданно долго я полагалась в ее воспитании на тебя. Даже не знаю, возможно ли что-то еще исправить…
— Чем же ты недовольна? — изумился я. — Алиса — прекрасная спортсменка, она отважная, решительная. Учится хорошо, и у нее много друзей во всей Галактике.
— Вчера на кухне я видела зверька с мальчишеской стрижкой, в мальчишеской рубашонке и с запачканной мукой физиономией. Алиса — девушка, а ты растишь межзвездного авантюриста. Зачем? Чтоб она сгинула на какой-нибудь неисследованной планете? В очередном никому не нужном приключении?
— Что ж… — я отступил; я всегда отступал под напором Киры, такая вот у меня слабость. — Алиса скоро вернется, у нее семь уроков сегодня. И наша принцесса со вчерашнего дня не в духе. Я, конечно, не синоптик, но берусь предсказать, что будут гром и молнии.
— Вот, я так и предполагала. Поэтому знаешь что? Сделай-ка одолжение, введи ее в курс дела сам, — Кира отступила к дверям. — А я вернусь, когда перестанет штормить, и поговорю с ней, как женщина с женщиной.
Я хмыкнул.
— Не лучше ли будет, если мы побеседуем с дочерью вместе?
— Не-а, — Кира опустила взгляд. — Во-первых, я не одна, как ты понимаешь, приехала в Москву, и человек уже заждался во флаере, — Кира быстро взглянула на меня из-под ресниц. — Во-вторых, ты же — мужчина и справишься с таким сложным делом, как разговор с ребенком, прожившим с тобой под одной крышей восемь лет.
— Девять, — машинально поправил я.
— Тем более.
Она потянулась к дверной ручке.
— Как ты вообще? — запоздало спросил я. — Здоровье? Работа?
— Нормально, — бросила Кира. — Сдали новый терминал для сжиженных газов.
— А что случилось с мечтой возводить дворцы?
— Дворцов в Солнечной системе больше, чем общественных туалетов. Мы давно построили светлое настоящее, но чтобы его сияние не угасло, нам нужны нефть, газ, радиоактивные руды и все остальное по списку! — сказала Кира и выскользнула за порог.
В прихожей остался сладковатый запах ее духов.
Незнакомых духов уже чужой женщины.
Алиса выросла.