Санаториум (сборник) Петрушевская Людмила

МИЛА. Можешь прекрасно. Если твоего Николку на твоих глазах будут насиловать… Пьяные подростки из деревни Трухановка… как сейчас недалеко отсюда… (Смотрит в компьютер, ищет.) Так, так… (Набирает номер.) Алло! Скорая психиатрическая? Тут одна женщина пошла в душ вешаться. Заперлась там на щеколду. Сорок с лишним лет. Лина Николаевна… Фамилию не знаю, я случайный человек, приехала к ней покупать кота… У нее кошачья ферма тут, кошками торгует… И вторая женщина приняла большую дозу наркотиков и алкоголя. Коллективное самоубийство. Я улетаю в Америку срочно. Адрес? У них фирма по продаже кошек… Деревня Трухановка, их тут все знают. Кошкин дом два, фирма называется. Она взяла нож, типа всех зарежу, схватила веревку, мыло и в душе заперлась, я посмотрела в окно… Нож с ней, будьте осторожны! Душ слева от дома, как войдете в калитку. Меня как зовут? Неважно. Это благотворительный фонд «Свет во тьме». Записали вызов фонда?

Кладет трубку, долго, минуты три, смотрит в окно. Пожимает плечами. Смотрит на часы, кивает. Берет со стола небольшой нож, осматривает его, берет сковороду, загораживается ею, как щитом, подхватывает сумку и осторожно выходит. За порогом с силой швыряет сковороду обратно в комнату. Грохот. Заглядывает на террасу. Смотрит на Дашу. Та неподвижна. Исчезает. Звучит и замолкает сирена скорой помощи, затем стук, бряканье, топот, крики «Что такое?», «Что такое? Помогите!», «Боже мой, помогите!».

Из двери высовываются головы, скрываются, снова появляются – и как муравьи по своей тропе, осторожно уходят рабочие с узелками, лопатой, ведром и полиэтиленом.

Звучит музыка, над сценой вспыхивают каскады света. Голос, объявляющий: «Это конкурс „Талант“!» Аплодисменты.

Те же декорации. ЛИНА за компьютерным столом в стороне.

ДАША сидит на диване. Горит свеча.

ВАДИМ входит, каменеет.

ВАДИМ. Ооо! (Останавливается, стоит как вкопанный.) А почему света нет? Во всем поселке нет, я ехал… Кто это тут? Кто? Вы две? Вы две живы? Вы живые? А я-то беспокоился… Ехал сюда как на казнь… А вы обе две живы. Спасибо тебе, спасибо тебе сан теянархос отк гоб шан, что несовершенное теалед совершенным. (Складывает пальцы как Мила, опускается на локти, подняв зад.) Как в адову пропасть спустился…

ДАША (загробным голосом). Ты догадался заранее. Нас нет. Мы умерли. Нехристь, ты попал в чистилище вместе с нами.

ВАДИМ. Так что буквально с плеч долой. Как я рад вас видеть! Ооо! Какая приятная неожиданность! Ооо! Здравствуйте вы все обе! А до меня докатывались сведения, что это… Что это самое… Какое приятное это… А это… Оказалось… Что сидите тут… Это… Свет отключили? Еду по поселку, ничего не горит… А я все думал, что то, что моя подруга по жизни повесилась из-за любви ко мне, это мы прощаем, потому что это акт высокого самоухода, самопожертвования по типу тиваносс-сосчияая.

ДАША. Да нет, мы мертвые. Ты на тот свет попал. Сначала мы попали в чистилище, а потом нам всем прямая дорога в ад.

ВАДИМ. Ты тут брось здесь разводить ахинею… Что, так сказать, мелешь. (Складывает пальцы.)

ДАША. Это пока тут преддверие, нам еще десять дней ждать, а потом нас ввергнут в пекло. Твой самолет ведь взорвался, ты не заметил, спал, наверно. И ты тоже взорвался. Мы знаем это тут, мы всё объемлем разумом. И твоя сожительница тоже возбухла от огня, вздулась, зажарилась, лопнула, почернела и понеслась горелыми лоскутьями наземь в ледяной атмосфере десяти километров над землей. И все дальнейшее тебе кажется. Прилет, аэропорт, приезд сюда. Ты же не знал при жизни, что тебя ожидает потом. Что после своей смерти ты попадаешь в чистилище, через сорок дней мытарств тебя с нетерпением ждет дьявол, в которого вы никто не верили при жизни, а если есть Господь, есть и он, и он верил в вас, хохотал от радости каждый раз, когда вы совершали предательство, гнусность, когда вы воровали, развратничали, совращали пенсионерок, проявляли безжалостность и скупость, когда вы охотились за душами, увлекали их в свои сети, толкали на суицид и получали от них все, и он тебя дождался. И мы тебя дождались. Ты на том свете. Приветствуем тебя. Это преддверие ада. Мы сюда попали, она как самоубийца, я как распутница, ты как еретик и сектант, развратник, убийца, вор и изменник. Но мы сорок дней не можем отсюда никуда уйти, и ты будешь с нами здесь еще наши десять дней. А потом один будешь тут торчать еще месяц. Без света, без солнца, никакой еды, будешь мучиться от жажды и голода. И только потом тебя сунут в котел, и ты будешь кипеть в котле навеки. За то, что изменил Господу нашему Иисусу Христу.

ВАДИМ. Ну хватит, это… Бред говорить. Значит, вы живы. Слава тебе, Господи. А Милка мне призналась, что вы покончили с собой прямо после моего отъезда. А то я звоню, действительно, никто не откликается. Ни Линка, ни Вероника.

ДАША. Ты взорван.

ВАДИМ. Ну вот, вы живы.

ДАША. Да нет же, говорю тебе. Мы умерли благодаря твоей Милке. Она сразу прямиком провалилась в адскую щель, без чистилища. В вечный лед. Она убила меня и толкнула Лину на смерть.

ВАДИМ. Нет, она поехала домой, к нам на квартиру. Она ждет, что я ей позвоню, что тут здесь на даче. Боится сюда как бы ехать. Но велела привезти овощей свежих.

ДАША. Нет, она в аду, в аду.

ВАДИМ. Да. Дорогая родина нас встречает. Слава богу, возвращаемся на круги своя. Гуд-бай, Америка.

Вадим подходит к холодильнику.

ДАША. Не прикасайся! Тут нам запрещено пожирать пищу, а то прямо сейчас тебя будут рвать крючьями. За схваченный кусок ты покроешься жгучими волдырями еще до ада, и кожа у тебя слезет клочьями.

Вадим останавливается, скрещивает пальцы.

А вот это бесовское сложение перстов толкнет тебя прямиком на дыбу, и кости твои с хрустом перевернутся.

Вадим сует руки в карманы.

ВАДИМ. Давно света нет? Лина?

ДАША. Мы в аду, тут нет света.

ВАДИМ. Лина?

ДАША. Она тебя не простила.

ВАДИМ. Лина, ну извини.

ДАША. Твоя Милка сказала, что ты с ней сожительствуешь уже десять лет.

ВАДИМ. Не слушайте ее, она врет. Ее, так сказать, видения. Поехал сюда специально, так хотелось с огорода травы, огурчиков, помидорчиков! В Америке все искусственное. Кормили вообще из рук вон плохо. Мясо одни кости. Помидоры зеленые. Макароны полусырые. И мы ничего не понимаем, что они говорят. Переводчика русского мы заказали по Интернету, так и не привезли. Сэкономили, что ли. Жили на ранчо где-то, жара нечеловеческая. Прямо Караганда, Гулаг. А ночью холод ледяной. Мы таскали какие-то физические вещи, они там то ли что строют, роют, то ли ликвидируют. Спали в палатках. У них у всех спальные мешки. Но мы не взяли с собой ничего! Откуда мы знали, что у них это лагерь? Я говорю, ай донт ту лав это – и показывал на мясо. Не ем мясо. Не понимают. Они не на английском говорят. И я не знал, как по-ихнему язва, в русско-английском разговорнике нету. Я делал бумс (делает как бы удар кулаком в желудок и ухватывает за это место, щиплет) ин май это. Они таращились, меня по животу хлопали и ржали. Вообще над нами смеялись, что за прием вообще! Они там и на луну смеялись, причем всю ночь. Мы на луну безотрывно смотрим, это я понимаю, а они сидят и хохочут… Дикие какие-то. Жалко, базар тут здесь уже закрыт, взял бы колбаски, мяска, курицу, ряженку, творожку.

ДАША. Оставь надежду на еду всяк сюда входящий.

ВАДИМ. Линочка, сходи к соседке за яйцом, сваргань мне омлетик на три яйца. На четыре. Лука зеленого нарежь. Помидоры есть?

ЛИНА. Мы на том свете, идиот.

ВАДИМ. Огурчика найди там, салата срежь. Травы побольше. Тархуна, душицы, мяты. Как я люблю, ну ты знаешь. Соскучился по органической пище там, в пустыне.

ДАША. Кончилась твоя жизнь, лживый червь, прокуда, прохан, проханжист и прохиндей! Бросил ребенка на рельсах, не стал искать!

ВАДИМ. Я искал мальчика, ждал, я не сразу поехал домой. Даже Милку в машину не взял. Но я же не мог опаздывать, не мог отказаться от семинара в этой пустыне. Мы готовили его полгода! А они там на луну глядят, морду скривили и хохочут, прям заливаются. Милка быстро научилась, прямо в истерике была. Говорит, луна (кривит лицо) такая. А я не мог. Ну чего смешного? Луна. От Милки, кстати, тебе большой привет и вот (роется, что-то разглядывает, перебирает, достает из дорожной сумки чашку) с эмблемой нашего семинара как раз. И тут еще мелочи, ручка, блокнот с символикой, ну это потом. Видишь, окно с настольной лампой наверху как логотип. Мы везли это в США на подарки, но они ничего не взяли. И вам, Даша, тоже комплект. Передать Милке ваше спасибо?

ЛИНА. Она в аду. Увидишь, передай.

ВАДИМ. Вот и ладушки. А то она, когда примчалась тогда в аэропорт, прямо места себе не находила, спасли – не спасли, успели – не успели. Да что с котами, что с твоим домом… Всю ночь в самолете спать не могла. Вот когда ты днем повесилась, Милка ведь отсюда с дачи прямиком на поезде домой за вещами и в аэропорт еле успела. Из аэропорта звоним, Милка переживает…

ЛИНА. Вы даже не намекнули, что уезжаете вместе.

ВАДИМ. Мы не хотели, чтобы кто-нибудь знал до отлета. Много завистников. И вот звоним, как дела и что мы почти что в небесах, а твой телефон не отвечает. Вероникин отключен.

ДАША. А вы не догадались, что Лину могли увезти в морг?

ВАДИМ. Думали и то и се, волновались.

ДАША, Так. А откуда Милка знала, что случилось с Линой?

ВАДИМ. То есть?

ДАША. Ну откуда она узнала, что Лина повесилась?

ВАДИМ. Она же предполагала только! Она же не видела ничего окончательного! Опаздывала!

ДАША. Нет, ты сказал, что она не находила себе места в аэропорту и ночью в самолете, не знала, спасли или не спасли. Ведь ты из-за этого звонил на дачу из аэропорта? Видимо, вы боялись, что кошки остались одни?.

ВАДИМ. Да! Это был бы такой страшный удар! А где они, кстати? Проходил мимо, ничего в вольере… И если бы не общая атмосфера на семинаре…

ЛИНА. Их нет, и нас нет. Мы в аду.

ВАДИМ (машет рукой). И если бы не испытания, не голод и холод… Не знаю, что бы с Милкой было. Она плакала как безумная по дороге. А потом, когда приехали через двадцать четыре часа, тут уж было не до слез. Спать не давали, все ночи на луну смеялись как дураки. В палатке – утром приходим, ничего, ни простынок, ни одеяла, днем печет и все копают, роют что-то, а мы понять ничего не можем, в прямом смысле ушли в ретрит, ни слова не понимаем, еды нет.

ДАША. То есть она в самолете плакала?

ВАДИМ. Да. Не мог ее остановить. Я прощаюсь со своей прежней жизнью, сказала.

ДАША. Ну да, у нее началась другая жизнь, без основного препятствия, без Лины.

ВАДИМ. Опять-таки, не выливай на нее свою злобу. Это только твои проблемы, твоя черная аура, которая принесла столько горя твоему мужу и сыну! Милка ведь ничего не подозревала даже, чем кончилось!

ДАША. Ну тогда объясни, почему она, ты говоришь, в аэропорту и в самолете плакала?

ВАДИМ. Милка святая. У нее дар предвидения. Все больше убеждаюсь.

ДАША. А я тебе скажу: никакого предвидения. Милка видела, что Лина вешается, и спокойно уехала с дачи.

ВАДИМ. Нет, вот тут ты очень ошибаешься. Неспокойно уехала, ой как неспокойно. Но я ведь уже ждал ее в аэропорту, кругом пассажиры, надо было держаться, она не могла меня подводить. Наше дело для нее на первом месте! На тантрических практиках левой руки, это очень опасные практики, надо полностью открыться перед партнерами, а она никак не могла достичь себя, все время возвращалась к этому вопросу, рыдала. Входит в контакт, но сквозь слезы. Я это единственный понимал и ценил.

ДАША. А что это, полностью открыться перед партнерами?

ВАДИМ. Это предельная открытость.

ДАША. Но ведь говорить вы не умеете… Откровенность в каком смысле?

Вадим разводит руками, Даша повторяет его жест и разводит ногами.

ВАДИМ. Ну приблизительно. (Повторяет позу Даши иначе.) А ты способная. Приходи к нам на практики.

ЛИНА. Даш, хватит об этом. Ну их всех. Если бы не это, я никогда бы не узнала счастья.

ВАДИМ. Какого счастья?

ЛИНА. Простого счастья под названием жизнь.

ВАДИМ. Как верно! Как правильно! На наших семинарах, на практиках я ведь именно этому и учу. (Хочет вынуть сложить пальцы, но прячет руки в карманы.)

ДАША. Учил.

ВАДИМ (засовывает ладони поглубже в карманы). Руки-ноги у вас есть, не слепые, не парализованные, не идиотки. Как эти. (Корчит рожу.) Что же вы не цените своего счастья? Тратите его на уныние, на дурные склонности! Линочка, ты должна сделать доклад о своем исцелении на семинаре у нас. О своем прозрении. Милка будет очень-очень рада. Она переживала, что ты вот повесилась.

ДАША. Пусть бы тоже повесилась.

ВАДИМ. Я тобою озабочен, твоим состоянием обвинительства всех и вся. У нас семинар будет в следующее воскресенье вечером. В пансионате в Рузе. Приедешь?

ДАША. Ничего у вас не будет. Милка обугленная плавает в океане, ее даже акулы не едят. Так вот. Я ведь все видела и слышала, что делается, но не могла двигаться. Милка в меня влила вино после таблетки, а это вызывает кому. Лина ведь предупреждала, я слышала! Двигаться не могла, но я все понимала.

ВАДИМ. Она ото всей души хотела, чтобы ты успокоилась, потеряв мужа и сына.

ДАША. Никого я не потеряла. Сына я нашла. Мужа подобрали, обогрели добрые люди, он жив и здоров. Я что говорю: что Лина пошла в душ с веревкой, а Милка взяла и уехала. Не удержала, не стала выхватывать веревку. Но перед выходом спокойно так она позвонила в скорую помощь, что Лина повесилась. Когда Лина еще только шла в душ. Я все слышала.

ВАДИМ. Так это она ее спасла? Господи, как я рад.

ДАША. Расчет был простой. Когда скорая наконец приедет, а на это уходит всегда больше двух часов, Лина уже давно повиснет. А в субботу скорую здесь в Трухановке всегда вызывают на свадьбы, на поножовщину, наркашей тут много. Свадьба не без топора. Это все знают. Что ее вызывать бессмысленно, скорая на свадьбе или на поминках через неделю.

ВАДИМ. Так вот оно что, Милка вызвала скорую, и по милости Всевышнего произошло чудо, врачи приехали и успели! Милка из скромности все это скрывала! Что именно она призвала на помощь врачей!

ДАША. Милка не знала, и никто не знал, что гучковская психоперевозка была вызвана именно в Трухановку на свадьбу, там один сумасшедший кого-то срубил заточкой, но, пока скорая ехала, этого дядю с заточкой, он как раз был со стороны невесты, родня жениха коллективно придушила. Врачам там было делать нечего уже, полиция ехала, а тут им поступил вызов от Милки. Врачи стали спрашивать свадебных гостей, где Кошкин дом-два. Им тут же показали дорогу. В Трухановке все знали Лину и Кошкин дом. Ехать сюда три минуты. Митя нам все рассказал. В своих молитвах передал.

ВАДИМ. Вот это и есть настоящее Провидение. Рука Господа. Чудо, одним словом. (Хочет сделать знак пальцами, внимает руки из карманов, но убирает их обратно.) Милка позвонила, и тут, как по мановению руки Господа, произошло спасение. Кого-то зарезали, придушили, и это было спасение для Лины! Все оказались в нужное время в нужном месте. Это особенность Милки! Она так устраивает дела, она даже в пробке может внушить всем машинам расступиться!

ДАША. В нужное время и в нужном месте скорая оказалась, правда, не совсем вовремя. Лина не повесилась. Она просто стояла у душа. Он был занят.

ВАДИМ. Это и есть то самое чудо Господне. Еще ничего не повредила себе.

ДАША. Лин, расскажи то, что ты мне говорила.

ВАДИМ. Ладно, Даш. Всё.

ДАША. Санитары подбежали к душу, когда она только входила в дверку, накинулись на Лину, она стала сопротивляться, не понимая, что происходит. Она думала, что на нее напали бандиты. Кричала «помогите». Они скрутили ее и связали ее же веревкой. И доставили в буйное отделение психушки. И что там дальше было? Как над тобой издевались? Ее привязали к голой сетке кровати. Рот заткнули полотенцем. И пришли ночью санитары и ее унесли…

ЛИНА. Ну ладно, хватит.

ВАДИМ. Но это все мелочи по сравнению с человеческой жизнью… Ты ведь понимаешь? Лина! Ты не в могиле. Ты жива.

ЛИНА. Мы в аду.

ВАДИМ. И мы все не преступники, не убийцы, покрытые позором, мы с Милкой обычные люди.

ЛИНА. Да, да, да… Все, все в аду.

ВАДИМ. Нет уж, погоди. На что ты нас обрекала, во что ты нас ввергала, Господь не допустил! Над нами не висит обвинение в том, что мы тебя подтолкнули к петле. Это суровая правда, что мы бы были безвинно виноватые. Как у Достоевского, только наоборот. Не преступление – и не наказание.

ЛИНА. Да, да. Кто вас обвиняет. Кроме того, что ты, как я понимаю, и не искал Николку, а сел в машину и уехал в Москву, вы же улетали той ночью.

ВАДИМ. Нет, я искал. Я доехал до Совкино и рассчитал, что он туда придет через полчаса, как раз три километра. Сидел в машине и смотрел на железнодорожное полотно. А он не вышел к расчетному времени. Значит, я подумал, он пошел через Трухановку на шоссе.

ДАША. Все дачные дети боятся ходить через Трухановку, еще три года назад Лина ему при мне сказала, что налево нельзя, там бьют наших. Только на станцию.

ЛИНА. С такой скоростью, километр за десять минут, да по шпалам, это ребенок не допрыгает. Ты бы мог его перехватить, расчет был верный, но его скорость ты рассчитал какая тебе выгоднее. Мальчишка добрел до Гучков ночью и сидел там дрожал, а утром побрел дальше. Его нашли на вторые сутки умирающим, с пневмонией. И он даже имени своего назвать не мог, поэтому его долго не находили.

ДАША (машет рукой). Ладно, живой, спасибо.

ВАДИМ. Спасибо – это спаси тебя Бог в укороченном виде.

ДАША. Провались ты пропадом в укороченном виде.

ВАДИМ. Мы сами создаем себе врагов. Да. Но вот что! Отвлечемся-ка от злобы сего дня. Как я прибыл, то поговорил с культурным атташе Ганделупы, она сказала, что наведет справки и, возможно, даст бумагу о родителях принцессы Грейс. У них же этих кошек три единицы живут. Мила нашла контактный телефон. Господи, что бы я делал без нее!

ЛИНА. Но я опять тебе хочу сказать… Кошек тут уже нет. Они ведь неживые, как мы, они на том свете. Ничего не было такого. Я не собиралась вешаться. Стояла у душа.

ВАДИМ. Ну я знаю, знаю твою версию самозащиты, хорошо. Ты не хочешь огласки. Ее нет. Никто не знает о самоубийстве.

ЛИНА. Не было никакого самоубийства. Я пошла принять душ.

ВАДИМ. Хорошо, хорошо. Пошла в холодную погоду принять ледяной душ с веревкой в руках.

ЛИНА. А кого это касается? Мне надо было повесить выстиранное белье под крышей душа, я давно наметила. Собирался ведь дождь. Я хотела там натянуть веревку.

ВАДИМ. Хорошо, хорошо. Мылила ты веревку тоже чтобы вешать белье?

ЛИНА. Кто сказал, что я мылила веревку? Мыло там всегда лежит на полочке, душ ведь. Оно почему-то валялось на земле перед душем, когда я подошла, я его подобрала, оно было у меня в руке. Не успела положить обратно. Душ был занят Мишкой и его девушкой.

ВАДИМ. Ну не будем больше, ладно? А кто петлю сделал? Врачи свидетели.

ЛИНА. Что они могли видеть, в душе были Мишка и его девушка, я подняла с земли мыло. Санитары окружили, и вот зачем меня связали и понесли в скорую помощь? Что я такого сделала?

ДАША. Лина потом врачам объясняла все обстоятельства, но у них честь мундира, то, что с ней сделали в буйном отделении, это ее бред.

ВАДИМ. Да хорошо, что они вообще приехали, они заодно и Дашу подобрали. Она лежала без сознания вообще.

ЛИНА. Ее Мила насильно напоила вином. После очень сильной таблетки.

ВАДИМ. Да кто кого может насильно напоить? Не говори мне этого. Во всяком случае, не Милка.

ДАША. Нет, я не была без сознания. Я все слышала и видела, только не могла шевелиться. Милка стояла и глядела в окно, как Лина идет в душ, и потом позвонила в скорую, и я слышала, что она говорила. Что не знает адреса, она сказала! Вот что я вспомнила. Адреса, сказала, не знаю, я приехала, меня встречали на станции! Фирма Кошкин дом. То есть скорая бы не нашла Лину! Милка позвонила и мгновенно исчезла. А потом гул мотора, машина, крики Лины, как она кричала! Помогите, спасите! А я не могу подняться… Драка, стуки, шум. Вошли. Громыхая ногами, в дом, меня перевернули, щупали пульс… И тоже увезли в психушку в состоянии комы… Митя прибежал, а меня несут. Говорят, эта сейчас склеит ласты, запойная. Хотя это меня напоила Милка насильно. Отпустили только через двое суток. Я просила, объясняла, что у меня ребенок пропал, в лесу заблудился.

ВАДИМ. Ну как можно насильно напоить! Человек не станет пить, если он не хочет!

ЛИНА. Даша была под влиянием психотропной таблетки, я ей перед этим дала, чтобы она успокоилась, воля ее была заторможена. Мила запрокинула ей голову. За волосы взяв. Всунула ей в губы край чашки. Я видела. Я шла мимо как раз в душ.

ВАДИМ. И что же ты не вмешалась?

ЛИНА. А мне уже в тот момент все было безразлично. Как будто шли кадры из кино.

ВАДИМ. Ты монстр в таком случае. Думаешь только о себе. Милка вот – она всегда заботится о других. А в твоем воспаленном воображении как раз неповинная Милка выглядит как чудовище. Ты очень изменилась. Ты всех обвиняешь. Это ведет к озлоблению. Тебе надо с нами начать заниматься.

ЛИНА. А вино в сочетании с той таблеткой вообще может убить.

ВАДИМ. Ты обвиняешь Милу, которая столько для тебя сделала. Если бы не она, ты бы сейчас лежала в земле!

ЛИНА. Так оно и получилось.

ДАША. Если бы не она, ничего бы с Линой не стало.

ВАДИМ. Ты была не такая. Я не узнаю тебя.

ДАША. Посиди в психушке, еще и не то будет.

ВАДИМ. Ты вот что, Лина, ты не бросай лекарства, которые тебе прописали там, в психиатрической клинике. Смотри у меня. Дорогушка моя. Я так волновался! С ума сходил. (Тянется к Лине губами. Она отклоняется.) Напрасно ты отвергаешь мое теплое отношение к тебе. Всегда надо с благодарностью принимать. Это дорогого стоит. Мой порыв. Давно такого у меня не было. Все восстало! Я узнал и оценил, насколько ты меня любишь. Эта потеря меня лишила тебя воли к жизни. И я благодарен тебе за такую сильнейшую любовь. Ты будешь ходить к нам на практики. Ты познаешь свободу и любовь ко всему миру. Не только к отдельному человеку, даже такому как я. Ты познаешь наконец себя. Надо просто тренировать гениталии.

Зажигается свет.

А! Так вы меня обманули! (Вынимает руки из карманов.) Никакого ада, я так и подумал. Но я вас не проклял за эту ложь. (Идет к холодильнику.) Лина, нарежь мне травы, лучку зеленого, помидоры уже есть, наверно, огурчиков набери, килограмма два, повезу домой, Милка ждет.

ЛИНА. Прости. Но ничего и нету, я все что было отвезла Веронике. Навестил бы ее, денег бы принес.

ВАДИМ. Милка вышла на связь там, прямо в пустыне, перед всем миром, и ей точно сообщили, что Вероника не моя. Не моя вообще дочь. И перед тобой у меня тоже тогда обязательств нету, ей сказали оттуда!

Даша с Линой переглядываются.

ДАША. Оттуда это откуда?

ВАДИМ. Она ловит эту связь, недостижимую для многих. На моих практиках еще и не то бывает! (Тихо посмеивается.) Некоторые знают. Выход в астрал!

ДАША. А вот Вероника выйдет в астрал, все поймает оттуда, что и как, и поселится с ребенком в твою квартиру, половина которой принадлежит ей.

ВАДИМ. А мы сделаем генетическую экспертизу, что она мне не родня.

ЛИНА. Она твоя дочь. Ничего не поделать.

ВАДИМ. Там железная дверь уже, в квартире, Милка поставила, четыре замка.

ДАША. Да… Лин, отравит она твою Вероничку в случае чего.

ВАДИМ. Ну это всё ваши свойства характера, подозревать других, это твоя вялотекущая шизофрения. Мания преследования. А где коты все, не пойму положения?

ЛИНА. Митя взял к себе наших кошек и кормил их. Надо ему заплатить за корм.

ВАДИМ. Что ты! Он же по-соседски! Лишать его радости от добросердечного поступка! Он обидится и денег не возьмет.

ДАША. Но он ведь не Лина, чтобы бесплатно работать.

ВАДИМ. Обсудим позже, это уже наши внутренние дела. Он сделал благое дело! А благотворители денег не берут! Они дают!

ЛИНА. Он действительно денег не возьмет, но его мама да. Она же его кормит на свою пенсию.

ВАДИМ. У них там в хозяйстве полно всего растет и мычит. Она молоко продает козиное, и недешево. Денег у них достаточно. А парень один наследник. Вон мотоцикл купили ему.

ЛИНА. Мотоцикл старый, продавал один мужик за сотню долларов. Митя его всю весну восстанавливал. Они работают от зари до зари. В другой раз посмотри на руки его мамы.

ВАДИМ. Ну что мы будем капиталы считать в чужом кармане. Эта семья не бедная! Творогом торгуют знаешь почем?

ЛИНА. Он меня через день навещал, это ведь тоже ему стоило денег.

Звонок.

Алло! Кошкин дом два. А! Привет, ну как ты? А… Какое? Какое-какое? Говори яснее. Что-то ты бормочешь. Так. Ну ляг. Ты приняла все? Ну подожди еще немножко… Позвони Ольге Петровне… Что? Какой? Эстонский? Да я их не знаю… Три? (Даше.) Эстонский композитор, три буквы.

Даша пожимает плечами.

Погоди, я посмотрю в Интернете… не клади трубку…

ВАДИМ. Твой любовный порыв меня просто потряс. Мало кто способен пожертвовать жизнью для обожаемого человечка.

ЛИНА (в телефон). Ты легла? Голову повыше. Сейчас я найду.

ВАДИМ. Даже я, всегда окруженный любящими людьми, не избалован такими последствиями. Ты первая, кто решил положить свою жизнь на алтарь любви ко мне… И эта любовь – она прольется на все наше собрание… Я посвящу семинар жертвенности любви… Когда самое дорогое, жизнь, складывают к ногам любимого… Когда все посвящено ему.

ЛИНА. А! Вот, нашла. Эстонский композитор. Три буквы. Аав. А-ав. Подходит? Ну вот, прекрасно. Ты ела? Что? (Долго слушает.)

ВАДИМ (не обращая внимания на Лину). Самое пламенное доказательство любви – это петля на шее.

ЛИНА. Тише! Я разговариваю с мамой.

ВАДИМ. Привет ей большой от меня.

ДАША. Ее сейчас вырвет от твоих приветов. Козел.

ЛИНА. Ма! Ты ешь-ка творог. Который я тебе привезла. Там все необходимое для работы сердца и от давления. И молоко козиное подогрей и выпей чашку! Это молоко от хорошей козы. Принцесса в порядке. Она кормит котят. Такое зрелище! У них лапочки ярко-розовые. Я тебя одного привезу. Котята хорошо снижают давление. Ну отдыхай. Целую. (Вадиму.) Что было орать-то?

ВАДИМ. Да. Кстати, котят не раздавай. Поняла? Это собственность нашего фонда. Они основа основ!

ЛИНА. Ну ты действительно козел. Мам, это не тебе.

ВАДИМ. Я тебя прощаю. Это в тебе говорит твоя попранная любовь.

ЛИНА. О! Спасибо. Ну все, пока. Звони!

ВАДИМ. Бог жив. Все умерли, а Он жив через нас. Бог ждет вас. Господь дал нам силу наступать на зло. Иисус Христос велел наступать на змей и скорпионов, не мириться со злом. Когда человек вооружен этим, он счастлив. Бог протягивает нам руку помощи. Он хочет коренным образом улучшить нашу жизнь, если мы будем вместе. Человек начинает смотреть на вещи положительно, если его окружают единомышленники, братья и сестры. Потому что он живет согласно слову Божьему. Бог изменит вашу жизнь. Сколько можно страдать! Хватит! Будем счастливы вместе!

ДАША. Че-го?

ЛИНА. Он на службе, не видишь? Проповедует.

ВАДИМ. А возвращаясь к принцессе Грейс, если ганделупская атташе нам даст бумагу с печатью, что это была их потерянная кошка, можно считать, что это победа наших котят. То есть зарегистрирована новая порода ганделупская синеглазка. Я их продам!

ЛИНА. Синеглазка – это сорт картошки.

ВАДИМ. Ну хорошо, назовем ее… (Думает.) Милка решит. Кстати, передать от тебя привет Милке?

ЛИНА. Делай что знаешь. Мне безразлично.

ВАДИМ. Я ей передам. Она очень тебя любит и желает тебе добра. Хочет тебя видеть.

ЛИНА. Она?

ВАДИМ. Она молодец, ты ведь еще не знаешь! Наконец она нашла спонсора на операцию нашему Вове. Вову повезут в Южную Корею на пересадку костного мозга.

ЛИНА. И сколько она взяла отката из этой суммы от спонсора? И сколько дошло до бедных родителей? Я ведь всё слышу, все ваши переговоры.

ВАДИМ. Ты сошла с ума! Действительно сошла! Нападаешь на невинных! Мы же содержим офис. Аренда помещения, свет, телефон, зарплата нам. Двадцать пять процентов от сумм отчисляются нашему благотворительному фонду. Так во всем мире.

ЛИНА. Есть проценты, а есть откат из кармана в карман.

ВАДИМ. Не надо злиться на Милку. Она все время порывалась увидеть тебя сейчас. Она очень тоскует о тебе. Я не понимаю, почему вместо благодарности ты о ней говоришь клеветнические вещи.

Звонок.

ЛИНА. Алло! Кошкин дом два. А! Привет, ну как ты? А… Какое слово? Так. сколько букв? (Даше.) Домашнее животное из пяти букв.

ВАДИМ. Кошка!

ДАША. Козел.

ЛИНА. На букву «с»? Что-то не приходит в голову. Сука нет. Свинья нет. Собака нет. А. Мам, мне тут надо продолжать совещание, созвон! Пока.

ВАДИМ. Не могу подобрать домашнее животное на «с» из пяти букв. Теперь буду маяться. Я такой человек, не могу успокоиться, пока не найдено решение. Все должно быть на своем месте. Поэтому у меня все получается, все находит свое место. И я хочу сказать про Милку, что нельзя выкидывать человека из жизни после десяти лет самоотверженного служения нашему делу.

ЛИНА. Вашем делу.

ВАДИМ. И ведь это Милка нашла Николу, ее люди разослали его фотографии по детским комнатам полиции.

ЛИНА. Николу нашла старшая дочь Даши.

ДАША. Лизка моя, да.

ВАДИМ. Но благодаря Миле! Это у нас налаживается работа по нахождению пропавших. Мы рассылаем под нашим грифом фотографии и данные по факсу. Нас знают.

ЛИНА. У Милы вообще фото этого не было. Попроси ее показать фото Николы. Ну? Нет у нее ничего. Да и некогда ей было, вы же улетали. Это Митя, который у меня работает, в день пропажи Николы взял у Даши его единственную фотографию, отсканировал и послал ее своему дяде, а он капитан полиции в Гучках.

ВАДИМ. Капитан полиции в этой нашей дыре! Алкоголик местный. Кто теперь скажет, чья тут победа? Общее дело ведь.

ЛИНА. Повторяю, у Милы фотографии не было. Фото Митя отправил в Гучки в полицию. У Мити там все знакомые, его дядька брал в школу полиции, но наш парень не пошел. Тутошние ребята после армии или в организованную преступность идут, в банду, или в полицию. И тут и там это стоит кусок баксов, Митя говорил.

ВАДИМ. Если он не пошел в полицию, стало быть, он в банде? Ты подумай. Прежде чем его сюда пускать!

ЛИНА. Да. Он не в банде, а со мной работает с утра до вечера. Бесплатно, как и я. А Мила все тебе врет. Она не могла звонить. Николу нашли в больнице Старофоминска, а не в полиции. Нашла его Лиза, его старшая сестра. Когда Даша вот стала совсем умирать, лежала здесь, только звонила в Питер, потому что ее уволили с работы, тогда ее дочка Лизонька примчалась к матери, стала обзванивать справочные ближайших от железной дороги детских больниц и нашла братика. Никола сказал свое имя и фамилию, когда пришел в себя. Николу обнаружила обходчица на насыпи, он лежал без сознания, его на скорой отвезли в больницу. Он очнулся только через неделю, сказал, что круглый сирота, ни папи ни мами, и едет к сестре в Питер, ему врачи даже собирали на дорогу деньги, и тут Лиза, которая звонила по справочным больниц, узнала, где он лежит, и приехала к нему. Слез было! И Даша сидит у него в палате третий день. И никакая не Милка.

ВАДИМ. Ты, прости, сейчас себя показываешь не с лучшей стороны. Откуда столько злости? Я просто говорю с другим человеком. Почему ты отметаешь труд Милки?

ЛИНА. Да нет. Не было труда. Как всегда показуха и понты.

ВАДИМ. Это не она виновата, это твои проблемы, что ты с ней не хочешь видеться. Это результат изменений в тебе. Она тут ни при чем. Всё ведь внутри человека! Ты ее возненавидела, и это следствие твоей болезненной психики. Ты что, сумасшедшая так озлобляться? Я начинаю подозревать, что ты сумасшедшая.

ЛИНА. Она тебе что-нибудь обо мне говорила?

ВАДИМ. Все время только о тебе и говорила.